Перейти к содержанию

Семён Яковлевич Надсон

Материал из Викицитатника
Семён Яковлевич Надсон
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Семён Яковлевич На́дсон (26 декабря 1862 — 31 января 1887) — русский поэт.

Цитаты

[править]
  •  

Как мало прожито, как много пережито. — «Завеса сброшена».

  •  

Нет на свете мук сильнее муки слова. — Стихотворение без заглавия.

  •  

Облетели цветы, догорели огни. — «Умерла моя муза».

  •  

Поцелуй — первый шаг к охлаждению. — Парадоксы в литературных цитатах, афоризмах, фольклоре. - Москва: Изд-во АМИ/ Омск: Изд-во Наследие. Диалог-Сибирь, 2000. - 271 с. - С. 30. ISBN 5-8239-0033-3

  •  

Красота — это страшная сила. — «Дурнушка».

Из стихов

[править]
  •  

Как мало прожито, как много пережито,
Давно ли верил я, любил, негодовал —
И всё оплакано, осмеяно, забыто,
И только чувствуешь, что болен и устал.
Ещё я жив, но жизнь закрыла надо мною
Спуск в склеп — и душный мрак надвинулся кругом.
И уничтоженный могильной тишиною,
Я сплю томительным и безотрадным сном.[1]

  — «Завеса сброшена: ни новых увлечений...», 1881
  •  

Чуть останусь один — и во мне подымает
Жизнь со смертью мучительный спор,
И, как пытка, усталую душу терзает
Их старинный, немолчный раздор;
И не знает душа, чьим призывам отдаться.
Как честнее задачу решить:
То болезненно-страшно ей с жизнью расстаться.
То страшней ещё кажется жить!..[1]

  — «Чуть останусь один...», 1882
  •  

Нет на свете мук сильнее муки слова:
Тщетно с уст порой безумный рвётся крик,
Тщетно душу сжечь любовь порой готова:
Холоден и жалок нищий наш язык!..[1]

  — «Милый друг, я знаю...», 1882
  •  

Я природу тогда, как невесту, любил,
Я с природой тогда, как с сестрой, говорил,
И скорбел за неё я душой
С каждым жёлтым листом, облетавшим с ветвей
С каждым лёгким морозом осенних ночей,
С каждой с неба упавшей звездой...[1]

  — «Долго в ясную ночь я по саду бродил...», 1883
  •  

Бедный ребёнок, — она некрасива!
То-то и в школе и дома она
Так несмела, так всегда молчалива,
Так не по-детски тиха и грустна!
Зло над тобою судьба подшутила:
Острою мыслью и чуткой душой
Щедро дурнушку она наделила, —
Не наделила одним — красотой...
Ах, красота — это страшная сила!..[1]

  — «Дурнушка», 1883
  •  

Над морем раскинулась зелень садов:
Тут пальмы качались, там в иглах шипов
Желтели алоэ,
И облаком цвета дымился миндаль,
И плющ колыхал, как узорная шаль,
Шитьё кружевное.[2]

  — «Лазурное утро я встретил в горах...», 1885
  •  

Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..[1]

  — «Умерла моя муза!..», 1885
  •  

Дурнушка! Бедная, как много унижений,
Как много горьких слёз судьба тебе сулит!
Дитя, смеёшься ты... Грядущий ряд мучений
Пока твоей души беспечной не страшит.
Но он придёт, твой час... И грудь стеснят желанья,
И ласк захочется, и негой вспыхнет взгляд,
Но первые слова стыдливого признанья
Из робких уст твоих бесплодно прозвучат.
Семья, её очаг и мир её заветный
Не суждены тебе... Дорогою своей
Одна ты побредёшь с тоскою безответной
И с грустью тихою в лучах твоих очей![1]

  — «Дурнушка! Бедная, как много унижений..», 1885
  •  

Меняя каждый миг свой образ прихотливый,
Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,
Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,
Великое смешав с ничтожным и смешным.
Какой нестройный гул и как пестра картина!
Здесь — поцелуй любви, а там — удар ножом;
Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,
А там идёт пророк, согбенный под крестом.<...>
Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон её — мгновенье,
И нет среди людей такого мудреца,
Кто б мог сказать толпе — куда её движенье,
Кто мог бы уловить черты её лица.
То вся она — печаль, то вся она — приманка,
То всё в ней — блеск и свет, то всё — позор и тьма;
Жизнь — это серафим и пьяная вакханка,
Жизнь — это океан и тесная тюрьма![1]

  — «Жизнь», 1886

Цитаты из произведений

[править]
  •  

То мне казался смешон Григорий Васильевич со своим романсом, который он напевал постоянно:
Отчего я тебя
Так безумно люблю.
То казался мне смешным город Луга, то гостиница, в которой мы остановились, носящая громкое название «Дудки», то, наконец, я сам. Мне вдруг показалось, что в комнату вошла дама, тогда как это был трактирный слуга, и я от души расхохотался. Я был в очень весёлом расположении духа и, кажется, покажи мне палец кто-нибудь, я бы расхохотался.<...>
Наконец пришли Григорий Васильевич и Закревский. Они хлопотали неудачно. Григорий Васильевич спросил себе чаю. Когда мы напились, то отправились гулять по Луге.
Луга — небольшой уездный городок; если считать там каменные здания, то едва ли наберётся пять. Тротуар не вымощен, и потому весною ужасная грязь. В Луге есть две церкви, и начали теперь строить ещё собор. Главная улица Луги служит Невским проспектом для жителей: на ней выстроен Гостиный двор, и она же служит для гулянья жителям. Одна аптека, две гостиницы и трактир ― вот здания, которые бросаются в глаза по причине своих сравнительно громадных и разукрашенных вывесок.
В заключение остаётся сказать несколько слов о лужских жителях. Можно подумать, что в Луге вовсе нет стариков: я всего одного и видел, да и то приезжего крестьянина! По вечерам на главной улице Луги устраивается гулянье, если так можно выразиться, гулянье молодёжи, группами ходящей в самых ярких костюмах и преимущественно шляпках, взад и вперёд. Вот всё, что можно сказать о Луге, и ещё, виноват, позабыл было: в Луге изобилуют звери двух пород: собаки и блохи!
Возвратившись в гостиницу, Григорий Васильевич спросил чаю. (От нечего делать начали пить.) Напившись чаю, мы поужинали в вокзале и опять пришли в славные «Дудки».[3]

  — «Дневники», 1883

Источники

[править]
  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Надсон С.Я. Полное собрание стихотворений. Второе издание. Новая библиотека поэта. Большая серия. МоскваЛенинград, «Советский писатель», 1962 г.
  2. Надсон С.Я. Полное собрание стихотворений. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2001 г.
  3. Надсон С.Я. Дневники (1875-1883). Москва, «Захаров», 2003 г.