Перейти к содержанию

Ежевика

Материал из Викицитатника
Ветка ежевики

Ежеви́ка — подрод малины (лат. Rubus) семейства Розовые (лат. Rosaceae) с ягодами, как правило, чёрного цвета. В разных местах России ежевикой называют, главным образом, два вида: Ежевику сизую (лат. Rubus caesius L.) и Ежевику кустистую (лат. Rubus fruticosus L.). Некоторые авторы ежевикой называют только первый из этих видов, а второй — куманикой; иногда первый из видов именуют ожиной (на Украине) или ажиной (на Кавказе).

Кусты ежевики, как правло, более мощные, густые и колючие, чем у малины. Они представляют собой полукустарники, стебли и побеги которых усажены шипами; стеблевые побеги у них гибкие, то приподнимающиеся, то лежачие. Ежевика часто образует непроходимые заросли, бурелом. Цвет ягод тёмно-фиолетовый, у некоторых видов имеется сизый налёт.

Ежевика в определениях и коротких цитатах

[править]
  •  

Целые стаи дичи с криком полетели над курганами, где лежат старые камни, обросшие ежевикой.

  Ганс Христиан Андерсен, «Бузинная матушка», 1844
  •  

Ноги путались в высоких стеблях дикого ясминника и анемонов, дорогу преграждали цепи цветущего вьюнка и ежевики, перекинутые с одного дерева на другое.

  Ганс Христиан Андерсен, «Колокол», 1845
  •  

Везде по берегам рек и озер, по песчаным пригоркам и косогорам предпочтительно перед другими лесными ягодами растет в изобилии ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой), цепляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими ветками...[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Летом в этом лесу была постоянная влага, стояло непрерывное затишье, пахло сыростью, гнилью, болотными растениями и в сказочном изобилии росла ежевика.[2]

  Александр Эртель, «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги», 1889
  •  

...месяц выглянул из-за тучи и мы увидели саженях в пятнадцати от нас женщину. Она лежала животом на мшистой кочке и хваталась руками за колючие ветки ежевики.[3]

  Алексей Будищев, «Болото», 1901
  •  

<Лютер Бёрбанк> ставит себе идеалом воспитать растения <...>. Он настолько видоизменяет природу растений, что у него кактус и ежевика растут без шипов.[4]

  Илья Мечников, «Этюды оптимизма», 1913
  •  

Только в чаще ежевика
безмятежно хороша.[5]

  Анна Присманова, «Птицей слово наше бьется...», 1936
  •  

...на демонстрации обычно все выходили с плакатами, где была нарисована колючая рукавица. Такой обычай сложился после того, как Сталин сказал: «Ежов ― это ежовая рукавица, это ежевика»...[6]

  Никита Хрущёв, «Воспоминания», 1971
  •  

Пихты, заросшие сивыми мхами, дергали за плечи, сухие сучки лезли в глаза, ежевика опутывала ноги.[7]

  Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973
  •  

Ежевичные кисти с черными сверкающими ягодами дразнили глаза. Охотничий азарт явно спал, ежевика была спелая, и все принялись есть ее, и Сергей помогал себе ружьём пригибать ежевичные ветки. Он вдруг заметил, что Василий Маркович, набрав полную горсть ежевики, угощает его жену.[8]

  Фазиль Искандер, «Морской скорпион», 1977
  •  

А на опушке ежевичный зной...[9]

  Лидия Алексеева, «Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне...», 1977
  •  

Если животные до этого потребляли в пищу дикую ежевику (Rubus runssorensis) или напоминающие сливы плоды пигеума (Pygeum africanum), в помёте встречались семена или даже целые плоды, что помогает определить место кормежки горилл.

  Дайан Фосси, «Гориллы в тумане» (глава 3), 1983
  •  

Побеждённое солнце отступило в заросли ежевики.

  Сергей Довлатов, «Демарш энтузиастов» («Когда-то мы жили в горах»), 1985
  •  

На вырубках и пустошах прибрежной зоны особенно разрослись различные ежевики (с ботанической точки зрения ― это малина, только с чёрными плодами)...[10]

  Юрий Карпун, «Природа района Сочи», 1997
  •  

Смерть ― это кем-то обобранный куст ежевики.

  Александр Кушнер, «Первым узнал Одиссея охотничий пёс...», 2002
  •  

По типу роста куста ежевики делят на две группы: собственно ежевика (куманика) с пряморослыми стеблями и росяники ― со стелющимися побегами.[11]

  — Лидия Юрина, «Ежевичные заросли» 2003
  •  

Недостатком ежевики как культуры является невысокая зимостойкость растений, <...> поэтому она нуждается в укрытии на зиму.[11]

  — Лидия Юрина, «Ежевичные заросли» 2003
  •  

Ежевика! За ней не надо было куда-то ходить или ездить. Она была всюду. Гроздья этой ягоды висели на непролазных кустах, охватывающих с обеих сторон высокую насыпь железнодорожного полотна, пересекающего посёлок.[12]

  — Андрей Колмогоров, «Мне доставшееся», 2012
  •  

...чай из тимьяна и мяты, сладкая до черноты ежевика на трассе, где нас никто не подбирает.[13]

  — Екатерина Завершнева, «Высотка», 2012

Ежевика в научной и научно-популярной литературе

[править]
  •  

Ежевика садовая ― полукустарник с многолетним корневищем и пряморослыми, дуговидными или стелющимися однолетними и двулетними стеблями. Корневая система ежевики не такая мочковатая, как у малины, но более заглубленная, поэтому засухоустойчивость растения выше. Высота куста варьируется от 0, 5 до 3 м. Побеги имеют двухлетний цикл развития: в первый год они растут, закладывают почки, а на второй ― плодоносят и отмирают. Стебли и ветви покрыты беловатым восковым налетом и многочисленными крупными шипами. В пазухах листьев закладываются 2 ― 3 почки, самая крупная из которых дает на следующий год урожай. Цветет ежевика поздно (вторая декада июня), поэтому почти не повреждается весенними заморозками. Цветки белые, крупные, самоопыляющиеся, собраны в соцветие-кисть или метелку. Ягоды созревают в августе ― сентябре. Плод ― сложная костянка, темно-фиолетовая, черная, красная или желтая (в зависимости от сорта).[11]

  — Лидия Юрина, «Ежевичные заросли» 2003
  •  

По типу роста куста ежевики делят на две группы: собственно ежевика (куманика) с пряморослыми стеблями и росяники ― со стелющимися побегами.[11]

  — Лидия Юрина, «Ежевичные заросли» 2003
  •  

Недостатком ежевики как культуры является невысокая зимостойкость растений, которые повреждаются при морозах ―18 ―25° C, поэтому она нуждается в укрытии на зиму. Пряморослая ежевика более зимостойка, чем стелющаяся. <...> При выращивании ежевики необходима шпалера высотой до 2 м. Веерный способ формирования куста пряморослой и стелющейся ежевики предполагает раздельное размещение плодоносящих и молодых растущих стеблей. При таком формировании в первый сезон после посадки растений появившиеся молодые побеги подвязывают к шпалере наклонно в одну сторону.[11]

  — Лидия Юрина, «Ежевичные заросли» 2003

Ежевика в публицистике и документальной литературе

[править]
  •  

Лес и кусты, растущие около рек по таким местам, которые заливаются полою водою, называются уремою. Уремы бывают различны <...> Везде по берегам рек и озер, по песчаным пригоркам и косогорам предпочтительно перед другими лесными ягодами растет в изобилии ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой), цепляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими ветками; с весны зелень ее убрана маленькими белыми цветочками, а осенью чёрно-голубыми или сизыми ягодами превосходного вкуса, похожими наружным образованьем и величиною на крупную малину. Хороша такая урема: огромные деревья любят простор, растут не часто, под ними и около них, по размеру тени, нет молодых древесных побегов; и потому вся на виду величавая красота их.[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Он <Лютер Бёрбанк> ставит себе идеалом воспитать растения, выносящие засуху, усиленно размножающиеся и представляющие всякие другие выгоды. Он настолько видоизменяет природу растений, что у него кактус и ежевика растут без шипов. Сочные листья первого становятся отличной пищей для скота, а вторая приносит вкусные ягоды, которые можно без уколов легко срывать. Бербанк усовершенствовал культуру слив без косточек и так увеличил урожай клубней гладиолуса и амариллиса, что эти красивые растения стали доступными для людей с самыми скромными средствами.[4]

  Илья Мечников, «Этюды оптимизма», 1913
  •  

Наиболее резкий запах на свежей тропе горилл исходит от кучек помёта. Здоровые гориллы оставляют за собой цепочки яблок, напоминающих конские по виду и запаху. Когда гориллы не спешат, строенные кучки располагаются цепочкой и каждое яблоко в кучке скреплено с другими растительными волокнами. Если животные до этого потребляли в пищу дикую ежевику (Rubus runssorensis) или напоминающие сливы плоды пигеума (Pygeum africanum), в помёте встречались семена или даже целые плоды, что помогает определить место кормежки горилл. О свежести помёта можно судить по количеству мух, летающих вокруг него, или по числу яиц, которые они успели отложить на его поверхности. Сотни белых яичек откладываются уже через несколько минут после дефекации, а через восемь — двенадцать часов в зависимости от погодных условий из них начинают вылупляться личинки.

  Дайан Фосси, «Гориллы в тумане» (глава 3), 1983
  •  

На вырубках и пустошах прибрежной зоны особенно разрослись различные ежевики (с ботанической точки зрения ― это малина, только с чёрными плодами); в основном два вида: ежевика кавказская ― более мощная, с крупными зелёными листьями и крупными плодами, и ежевика беловатая ― с сероватыми листьями и более мелкими плодами. Концы ветвей всех ежевик обладают способностью при соприкосновении с землёй укореняться и давать начало новому кусту, чем объясняется быстрое разрастание ежевики во все стороны.[10]

  Юрий Карпун, «Природа района Сочи», 1997

Ежевика в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

[править]
  •  

С холмистого берега гляделись в нее постройки хутора ― веселый флигелек, обмазанный белою глиной, плетнёвые варки, рубленая конюшня. Со стороны острова отражались в ней высокие, непролазные камыши и густой, перепутанный жирными и цепкими травами «низовой лес». Летом в этом лесу была постоянная влага, стояло непрерывное затишье, пахло сыростью, гнилью, болотными растениями и в сказочном изобилии росла ежевика. Зимою водились волки и лисицы. Добрую половину года, с октября до первых чисел мая, хутор был почти необитаем.[2]

  Александр Эртель, «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги», 1889
  •  

Ежов по телефону вызвал Успенского в Москву и, видимо, намекнул ему, что тот будет арестован. Тогда уже самого Ежова подозревали, что и он враг народа. Невероятные вещи: враг народа ― Ежов! «Ежовые рукавицы»! «Ежевика», ― так называл его Сталин. Из Ежова сделали народного героя, острый меч революции… И вдруг Ежов ― тоже враг народа? Но в то время он еще работал. Тут же начались аресты чекистов. На Украине арестовали почти всех чекистов, которые работали с Ежовым. <...> Что до Ежова, то Сталин в конце концов предложил назначить к нему первым заместителем Берию. К той поре на демонстрации обычно все выходили с плакатами, где была нарисована колючая рукавица. Такой обычай сложился после того, как Сталин сказал: «Ежов ― это ежовая рукавица, это ежевика», ― и хорошо отозвался о деятельности Ежова. Но в том, что Сталин назвал Берию, проявился тот факт, что намечалась уже замена Ежова. Ежов-то все правильно понял. Понял, что приходит конец его деятельности и его звезда закатывается.[6]

  Никита Хрущёв, «Воспоминания», 1971
  •  

В 1950-х годах в посёлке, утопающем в зарослях буйной южной растительности, было чем поживиться полуголодным растущим подросткам. Ежевика! За ней не надо было куда-то ходить или ездить. Она была всюду. Гроздья этой ягоды висели на непролазных кустах, охватывающих с обеих сторон высокую насыпь железнодорожного полотна, пересекающего посёлок. Только ленивец не ходил сюда лакомиться крупными чёрными сладкими плодами, созревавшими в августе месяце. Наиболее предприимчивые мальчишки делали из жердей лёгкие переносные лесенки, бросали их на кусты и, лазая по ним, снимали самые крупные ягоды. До сих пор Александр Григорьевич помнит вкус пирогов с ежевикой, которые иногда пекла мать из принесённых им даров. А дикая черешня, которой уже нет и в помине![12]

  — Андрей Колмогоров, «Мне доставшееся», 2012

Ежевика в беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

Нивы волновались, точно море, во рвах пестрели красненькие и жёлтенькие полевые цветочки, по изгородям вился дикий хмель и цветущий вьюнок. А вечером высоко взошла круглая ясная луна, а с лугов понёсся сладкий аромат свежего сена! — Это не забудется никогда!
— Как чудно здесь осенью! — снова говорила девочка, и свод небесный вдруг стал вдвое выше и синее. Леса запестрели красными, жёлтыми и ещё зелёными листьями. Охотничьи собаки вырвались на волю! Целые стаи дичи с криком полетели над курганами, где лежат старые камни, обросшие ежевикой. На тёмно-синем море забелели паруса, а старухи, девушки и дети чистили хмель и бросали его в большие чаны.

  Ганс Христиан Андерсен, «Бузинная матушка», 1844
  •  

Но в ту же минуту из глубины леса донёсся такой гармоничный, торжественный звон, что четверо-пятеро из них решили углубиться в лес. А лес был густой-прегустой, трудно было и пробираться сквозь чащу деревьев и кустов. Ноги путались в высоких стеблях дикого ясминника и анемонов, дорогу преграждали цепи цветущего вьюнка и ежевики, перекинутые с одного дерева на другое.

  Ганс Христиан Андерсен, «Колокол», 1845
  •  

То кучер Левонтий въедет во двор с возом скошенной им за городом травы, и мы помогаем ему разметывать её по двору для просушки, а между тем отыскиваем в траве сочные и вкусные стволы шкерды и дягиля; то бабы вернутся из лесу с телегой, доверху наполненной груздями и рыжиками, а нас оделяют лесными гостинцами ― пучками костяники, клубники или ежевики.[14]

  Фёдор Буслаев, «Мои воспоминания», 1897
  •  

Маякин смотрел на него, внимательно слушал, и лицо его было сурово, неподвижно, точно окаменело. Над ними носился трактирный, глухой шум, проходили мимо них какие-то люди, Маякину кланялись, но он ничего не видал, упорно разглядывая взволнованное лицо крестника, улыбавшееся растерянно, радостно и в то же время жалобно…
― Э-эх, ежевика ты моя, кисла ягода! ― вздохнув, сказал он, перебивая речь Фомы. ― Заплутался ты. Плетешь ― несуразное… Надо понять ― с коньяку ты это или с глупости?[15]

  Максим Горький, «Фома Гордеев», 1899
  •  

Он очень любил Василису. Осенью должна была состояться их свадьба и оба они, и жених и невеста, зарабатывали деньги. Он ездил ямщиком, а она в будни ходила работать поденно к Илпатьеву, а в праздник собирала ягоды и продавала их. И вот, когда на, мшистых кочках болота поспела ежевика, она пошла в Лосёв куст и не возвращалась оттуда более. Вероятно, она утонула. Как же он может любить теперешнюю жену? Я слушал рассказ Никиты, смотрел на болото и думал: «Это чудовище кушает даже молодых девушек!» <...>
Между тем, месяц выглянул из-за тучи и мы увидели саженях в пятнадцати от нас женщину. Она лежала животом на мшистой кочке и хваталась руками за колючие ветки ежевики. Казалось, она пыталась вылезть на кочку из воды, хотя это стоило ей громадных усилий. Я видел ее бледное, как снег, лицо, темные брови и тонкие пальцы, судорожно хватавшиеся за колючие ветки. Она тяжело дышала и изредка испускала стоны. До пояса она была погружена в воду.
Русалка… — еле выговорил Никита. <...>
С рассветом разум вернулся к нам и, прежде чем уйти из болота, мы осмотрели все соседние кочки. На одной из них мы нашли следы человеческих пальцев, втиснутые в рыхлую почву кочки, и несколько сломанных веток ежевики.[3]

  Алексей Будищев, «Болото», 1901
  •  

Но у меня среди этих зарослей ежевики, среди этих ив, покрытых густыми рыжими волосами корней, где всё было тихо и пасмурно, сурово и серо, где одинокий бражник метался в воздухе, а деревья были тихи и строги, какая-то пыльная трава, точно умоляя, опутала мои ноги и вилась по земле, как просящая милосердия грешница. Я разорвал её нити грубыми шагами, посмотрел на неё и сказал: «И станет грубый шаг силён порвать молящийся паслён». Я шёл к себе; там моего пришествия уже ждали и знали о нём; закрывая рукой глаза, мне навстречу выходили люди. На руке у меня висела, изящно согнувшись, маленькая ручная гадюка. Я любил её.[16]

  Велимир Хлебников, «Ка», 1915
  •  

Цепь коричневых холмов раскинулась за гасиендой, словно сброшенная монашеская ряса. По холмам взбирались гнущиеся от ветра кусты ежевики. Вокруг холмов были песчаные лагуны, в которых поблескивала серая соль. Потом начиналась степь, покрытая травой и дрожащей раскалённой дымкой.

  Эрих Мария Ремарк, «Гроза в степи» (перевод: Е. А. Зись, 2002 г.), 1924
  •  

― Где это видано, чтоб в нашем холодном краю могли расти яблоки, вишни, сливы?.. Вот они! Сорвите, покушайте. А вот малина по грецкому ореху, а вот дозревающая ежевика. Особый ее сорт, я очень, очень благодарна мистеру Куку.
― В сущности не ему, а Лютеру Бёрбанку. Так, кажется? ― Да, главным образом, конечно, и ему ― этому знахарю, этому «стихийному дарвинисту», как его называют в Америке. Но, если б не мистер Кук, я о существовании Бербанка и не подозревала бы. Действительно, мистер Кук, безнадежно влюбленный в Нину, заметив в ней склонность к садоводству, еще года три тому выписал из Америки и подарил ей к именинам великолепное, в двенадцати томах, издание «Лютер Бер-банк, его методы и открытия», с полуторатысячью цветных художественно исполненных таблиц, освещающих этапы жизни этого гениального ботаника-самоучки из Калифорнии.[17]

  Вячеслав Шишков, «Угрюм-река», 1933
  •  

Поздним вечером бригада Дериглазова спустилась в долину. Опять начались буреломы, завалы, бочаги, чащобы. Пихты, заросшие сивыми мхами, дергали за плечи, сухие сучки лезли в глаза, ежевика опутывала ноги. В сыром, ноющем от мошкары воздухе плыла чадная вонь, пахло пеплом. Пылаев, нагруженный пулемётными лентами, едва передвигал ноги, а Дериглазов легко нес на плече пулемёт ― его силы хватало на пятерых.[7]

  Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973
  •  

― Где-то здесь болото, ― сказал Зураб, показывая на буйволов. Они прошли еще метров двести полем, а потом залезли в ольшаник, а оттуда вышли к болоту, одна сторона которого густо обросла камышом. Вязкий, глинистый берег был изрезан следами буйволов. Они обошли болото, но нигде никаких уток не было видно. Противоположная сторона его была непроходимо заколючена зарослями ежевики. Ежевичные кисти с черными сверкающими ягодами дразнили глаза. Охотничий азарт явно спал, ежевика была спелая, и все принялись есть ее, и Сергей помогал себе ружьём пригибать ежевичные ветки. Он вдруг заметил, что Василий Маркович, набрав полную горсть ежевики, угощает его жену. Сергей почувствовал, словно его упрекнули в недостатке внимания к собственной семье. Какого чёрта, подумал он, здесь полно ежевики, и каждый может сам набрать, сколько ему надо.[8]

  Фазиль Искандер, «Морской скорпион», 1977
  •  

Она подняла лицо, и в мире сразу же утвердилось ненастье её темных глаз. Неудержимо хлынул ливень её волос. Побеждённое солнце отступило в заросли ежевики.

  Сергей Довлатов, «Демарш энтузиастов» («Когда-то мы жили в горах»), 1985
  •  

Облака, целых два дня кроившие и перекраивавшие небо, так и не сумев его обложить, куда-то скрылись. Так кончается ничем, подумал Кязым, всякое слишком затянувшееся дело. Луны ещё не было, но белые камни верхнечегемской дороги посвечивали в темноте. Косогор над дорогой темнел зарослями бирючины, ежевики, держидерева. В темени кустов, как странные призраки допотопных животных, серели огромные валуны. Оттуда доносилась песнь цикад. Язык вселенского безмолвия и грусть вечности угадывались в покорном тиканье цикад, тогда как далекий лай собак напоминал о тепле человеческого жилья, об уюте временной радости жизни.[18]

  Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема», 1989
  •  

Исписанные листки валялись повсюду — у ее ног, на кровати. Я взял один наугад:
…ездить на пикник, спать после обеда на берегу реки, есть персики, креветки, круассаны, слипшийся рис, плавать, танцевать, покупать себе туфли, белье, духи, читать газету, глазеть на витрины, ездить на метро, следить за временем, пихать тебя в постели, чтобы ты подвинулся, стелить бельё, ходить в Оперу, съездить в Бейрут, в Вену, посещать бега, ходить за покупками в супермаркет, готовить барбекю, злиться, потому что ты забыл уголь, чистить зубы одновременно с тобой, покупать тебе трусы, стричь газон, читать газету из-за твоего плеча, отнимать у тебя арахис, ходить по погребкам на Луаре и в Хантер-Вэлли тоже, идиотничать, трепаться, познакомить тебя с Мартой и Тино, собирать ежевику, готовить еду…

  Анна Гавальда «Я её любил. Я его любила», 2003
  •  

Побудем здесь, пока не стемнеет. Обрыв. Лунная поверхность плато Караби, святой источник из водопроводной трубы, чай из тимьяна и мяты, сладкая до черноты ежевика на трассе, где нас никто не подбирает. Гарик, нам обязательно возвращаться? ну, в Москву?.. ведь и в Крыму люди живут, — значит, можно?[13]

  — Екатерина Завершнева, «Высотка», 2012

Ежевика в поэзии

[править]
  •  

Протянул я руку, уколола злючка, словно ежевика!
Кровь на пальцах проступила наподобье лала или сердолика.

  Саят-Нова (пер. с грузинского Веры Потаповой), 1770-е
  •  

И твоя могилушка
Там никак цела…
Ежевику-ягоду
Я на ней рвала.[19]

  Яков Полонский, «Помешанная», 1870-е
  •  

Когда ежевики багряные зрели,
Оне мои губы поцелуйные пропели,
И мои длинные волосы, тёплые, тёплые,
‎Как летний дождь.[20]

  Шарль Ван Лерберг (пер. К. Бальмонта), «Сад замкнутый», 1890-е
  •  

...ежевика,
Плети, плетень.
Возле люльки ― глядѝ- ка ―
Вторая тень:
Грудь кумашная, шерсть богатая:
Нянька страшная, бородатая.[21]

  Марина Цветаева, «...ежевика...» (Поэма о царской семье), 1936
  •  

Только в чаще ежевика
безмятежно хороша.
Над болотом птицы дикой
разрывается душа.[5]

  Анна Присманова, «Птицей слово наше бьется...», 1936
  •  

А на опушке ежевичный зной,
И, сенным духом сладостно полна,
Вплывает в лес горячая волна.
Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне
В бездумной и блаженной тишине,
Где, как осина легкая, шурша,
Без слов и мыслей молится душа.[9]

  Лидия Алексеева, «Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне...», 1977
  •  

Ты присела у калитки,
Где бурьян тепло притих.
Я ― упругий шар на нитке
В детских пальчиках твоих.
Я колеблю плавно-кругло
Пышно-легкую красу
Над твоей улыбкой смуглой
С белым шрамом на носу, ―
Так колюча ежевика
У дорожного плетня.
Ветер взмыл нежданно, дико,
Ветер ввысь унес меня![9]

  Лидия Алексеева, «Ты присела у калитки...» (из цикла «Детство»), 1987
  •  

Жизнь ― это море, с его белогривой волной,
Жизнь ― это дом, где в шкафу размещаются книги,
Жизнь ― это жизнь, назови ее лучше женой.
Смерть ― это кем-то обобранный куст ежевики.

  Александр Кушнер, «Первым узнал Одиссея охотничий пёс...», 2002

Источники

[править]
  1. 1 2 Аксаков С. Т. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». — Москва, «Правда», 1987 г.
  2. 1 2 Эртель А. И.. Гарденины, их дворня, приверженцы и враги. Москва: «Советская Россия», 1996. «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги» (1889)
  3. 1 2 «Разные понятия. Двадцать рассказов». — Санкт-Петербург. Типография А. С. Суворина, 1901 г.
  4. 1 2 И. И. Мечников. «Этюды оптимизма». (1907—1913) — М.: Наука, 1988 г.
  5. 1 2 А.Присманова, А.Гингер. «Туманное звено». — Томск: Водолей, 1999 г.
  6. 1 2 Никита Хрущёв. Воспоминания. — М.: «Вагриус», 1998 г.
  7. 1 2 А. И. Алдан-Семёнов, «Красные и белые». — М.: Советский писатель, 1979 г.
  8. 1 2 Искандер Ф. А. Повести. Рассказы. — Москва, «Советская Россия», 1989 г.
  9. 1 2 3 Л. Алексеева. «Горькое счастье». М.: Водолей, 2007 г.
  10. 1 2 Карпун Ю. Н. Природа района Сочи. Рельеф, климат, растительность. (Природоведческий очерк). Сочи, 1997 г., стр.16
  11. 1 2 3 4 5 Лидия Юрина. «Ежевичные заросли» — М., журнал «Сад своими руками», от 15 июля 2003 г.
  12. 1 2 А. Г. Колмогоров, «Мне доставшееся». Семейные хроники Надежды Лухмановой. — М.: Аграф, 2013 г.
  13. 1 2 Е. Завершнева. «Высотка». — М.: Время, 2012 г.
  14. Буслаев Ф.И. Мои досуги: Воспоминания. Статьи. Размышления. — М.: «Русская книга», 2003 г.
  15. Горький М. «Фома Гордеев». — М.: Правда, 1979 г.
  16. В. Хлебников. Творения. — М.: Советский писатель, 1986 г.
  17. Шишков В. Я.: «Угрюм-река». В 2 томах. — М.: «Художественная литература», 1987 г.
  18. Ф.А. Искандер. «Сандро из Чегема». Кн. 2. — М.: «Московский рабочий», 1989 г.
  19. Я. П. Полонский. Полное собрание стихотворений. — СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1896. — Т. 3. — С. 95.
  20. К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том первый. Издание четвёртое — М.: Изд. Скорпион, 1914 г.
  21. М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.

См. также

[править]