Иома יומא — талмудический трактат, пятый по порядку в отделе Моэд, обнимающий законы, касающиеся дня Всепрощения; имеется в Мишне, Тосефте, вавилонском и иерусалимском Талмудах; в последнем этот трактат — четвертый по порядку. И. означает — «этот день» или «известный день», так как день Всепрощения назывался талмудистами — יומא רנא, т. е. «Великим днем» (Рош Гашана, 21а). В кембриджской рукописи Мишны (изданной H. Löwe) и венской рукописи Тосефты этот трактат называется Киппурим, а в эрфуртской рукописи Тосефты (изд. Цукерманд.) Иом га-Киппурим. — В Мишне и Талмудах трактат содержит восемь глав, в Тосефте — пять. Трактат И. весьма интересен в историческом отношении: в нем содержится много материала, касающегося как порядков в храме, так и жизни народа вообще. В распределении материала Мишна Иома придерживается строгого хронологического порядка, т. е. трактует о действиях первосвященника именно в том порядке, в каком они в означенный день следовали одно за другим, сообразно древней галахе, гласящей: «Если первосвященник во время службы совершил какое-нибудь действие не в установленном порядке, это действие не идет в счет, и он должен его повторить» (V, 7). Кроме главной темы трактата, в Тосефте и обоих Талмудах приводится много постороннего материала, имеющего лишь отдаленное отношение к разбираемому вопросу. Почти весь трактат в Мишне (кроме восьмой гл.) выдержан в повествовательном тоне, и изложение местами достигает эпической красоты и силы. В Мишне И. встречаются три раза интерпретации агадического характера (III, 11; VI, 8; VIII, 9). Первая глава трактует о приготовлениях первосвященника к предстоящей ему службе, начинавшихся за семь дней до Иом-Киппура. Его изолировали от его семьи, заключали в особую палату «Palhedrin» и приставляли к нему ученых старцев, которые читали с ним из Священного Писания главу, относящуюся к Судному дню, и сообщали ему древние обычаи в храмовой службе. Согласно галахе, в Судный день все в храме должно исполняться исключительно первосвященником (Гор., 12б). Ввиду этого, он заранее упражнялся во всех предстоящих ему действиях. Затем наступал вечер, предшествовавший высокоторжественному дню. Все меры принимались к тому, чтобы первосвященник не засыпал всю ночь. Ему не позволяли под вечер много есть. "И старцы бет-дина передавали его старейшинам-священникам. Они отводили его в горницу Бет-Автинас, увещевали его, расставались с ним и уходили. Они говорили ему: «Государь (אישי), первосвященник! Мы посланцы от бет-дина, а ты наш посланец и посланец бет-дина. Заклинаем тебя Тем, Кто поселил Имя Свое в этом доме, не отступать ни в чем от того, что мы говорили тебе»… Он удалялся и плакал, и они удалялись и плакали… — Ночью читали пред ним исторические части Св. Писания, как наиболее развлекающие. «Пение петуха еще не раздавалось, — кончает свое повествование Мишна, — и весь храмовой двор бывал уже полон израильтян» (о последнем ср. Иосифа Флавия, Древн., XVIII, 2, 2). — По поводу «палаты Palhedrin» Талмуд замечает, что ранее она носила другое название, но с того времени, как первосвященники «начали покупать свои должности за деньги и сменять друг друга каждые 12 месяцев», она стала называться Lischkath Palhedrin, т. е. «чиновничья палата». По этому поводу Талмуд сообщает, что священническое сословие в первом храме стояло выше, чем во втором. Первый и второй храмы существовали приблизительно одинаковое время (410 и 420 лет); между тем, в первом прослужило всего 18 первосвященников, а во втором свыше 300 (последняя цифра — гиперболическая; Иерус. Талмуд, в согласии с Флав., XX, 10, — утверждается, что было не больше 85 первосвященников). По мнению талмудистов, первосвященники умирали преждевременно. Тосефта объясняет факт иначе: «Цари, получив преобладание, решили назначать первосвященников невысокого происхождения и сменять их ежегодно». — Из исторических событий, сообщаемых там же, замечателен рассказ о Пинхасе из Хабты, который был избран первосвященником, и когда послы пришли его известить об этом, его «нашли при работе в каменоломне; послы наполнили все углубление динариями и предложили ему отправиться в Иерусалим» (ср. Бабли, Иома, 8б — 11a, 18а; Тосефта, I, 6, 7; о последнем факте ср. также Флавий, Иуд. война, VI, 3, 8, Древ., VIII, 10). — Вторая гл. начинается сообщением о порядке «удаления золы» с жертвенника, הדשן תרומת. В древности всякий желавший снимал пепел с жертвенника. Когда было много желающих, все бегом направлялись к алтарю, и первый добежавший получал право на это священнодействие. Этот обычай привел однажды к большому несчастию, и он тогда был отменен. Относительно этого несчастного случая имеются два варианта. Мишна рассказывает о двух священниках, которые в описанном соревновании одновременно достигли жертвенника. Тогда один толкнул другого; тот упал и сломал себе ногу. По варианту Тосефты, дело приняло более печальный характер: когда состязавшиеся священники были уже на лестнице жертвенника в расстоянии четырех локтей от цели, один толкнул другого, тот выхватил нож и вонзил его в сердце товарищу. Тогда рабби Цадок встал на Храмовой горе и, обращаясь к собравшемуся народу, сказал: "Слушайте меня, братья, дом Израилев! Сказано в Торе: «Если… найден будет убитый на поле, то пусть выйдут старейшины твои и судьи и измерят расстояние от убитого до ближайших городов, и старейшины того города, который будет ближайшим к убитому, пусть возьмут телицу…» (Второз., 21, 1). Пойдемте и измерим, кому надлежит принести телицу, Храму или Азаре? — При этих словах весь народ разразился плачем. После этого явился отец заколотого юноши и сказал: «Мой сын еще вздрагивает, מפרפר, и следовательно, нож убийцы не осквернен». Отсюда видно, — прибавляет Тосефта, — что для них была тогда важнее ритуальная нечистота ножа, чем кровопролитие (ib., I, 12). — После этого печального случая все моменты храмовой службы стали распределяться по жребию. Жеребьевка происходила четыре раза в день и состояла в следующем: священники становились в круг с вытянутыми пальцами; распорядитель, ממונה, снимал тюрбан, םצנפת, с головы одного из них, чтобы отметить, что с него начинается счет; затем назначалось какое-нибудь число, превышающее количество присутствующих, и на ком счет останавливался, тот получал первую службу. Считали пальцы, а не людей, так как издревле у евреев господствовал мистический страх перед счетом людей (ср. II кн. Сам., 24). — В третьей главе описываются, главным образом, четыре момента дневной службы первосвященника: принесение «Тамида», утреннее воскурение, зажигание лампады (הטנת הנרות) и первая исповедь. — Первое действие первосвященник совершал лишь после того как один из священников провозглашал: נרצאי, т. е. «светает!» Мишна в этом месте сообщает о «пяти погружениях (в бассейн) и десяти омовениях», которые первосвященник совершал в течение этого дня. Пять «погружений», טנילות, соответствовали пяти переодеваниям первосвященника в течение дня. Три раза он облачался в свои обыкновенные «золотом шитые платья», נגדי זהנ, два раза — в «одежды» из виссона, נגדי נוץ. По поводу жребия между двумя козлами (см. Иом-Киппур) Мишна сообщает, что таблички для жребия сначала были из буксового дерева, впоследствии Бен-Гамла изготовлял их из золота, что ему «ставилось в заслугу». Затем рассказывается о некоторых усовершенствованиях, введенных в храме царем Монобазом и матерью его Еленой, за которые «их также поминали добром» (מזכירין אותם לשנח). В параллель к этому рассказывается о других лицах, которые хотя своим искусством тоже украшали храм, но о них «упоминают с порицанием» (אותם לגנאי מזכירין). Члены дома Автинас, напр., не хотели обучать никого из посторонних известному им только «искусству приготовления курений», и т. д. (ibid.). — В IV и V главах рассказывается, как после жеребьевки следовала вторичная исповедь: в это время служба достигала своего кульминационного пункта: первосвященник отправлялся в Святая Святых для обряда воскурения (см. Иом-Киппур). Во все время пребывания первосвященника в Святая Святых народ беспокойно ожидал его благополучного возвращения. Мишна (V, 2) сообщает: «С тех пор как ковчег был удален, на его месте находился камень от времен первых пророков»; на него он ставил кадильницу. В позднейшее время у талмудистов господствовало мнение, что ковчег был спрятан еще царем Иошией (Иома, 52б); однако согласно легенде во II книге Маккавеев (II, 4—8), после разрушения первого храма изгнанники, по предложению пророка Иеремии, взяли ковчег с собою, и по дороге пророк спрятал его в пещеру горы Небо. — Гл. VI посвящена описанию обрядов, касающихся «козла отпущения». Замечательно отношение к этой «жертве Азазелю» (см.) со стороны простого народа. По-видимому, были люди, которые понимали весь этот символический обряд в буквальном смысле. Поэтому они с нетерпением ожидали скорейшего отправления козла в пустыню и, вырывая у него клочки шерсти, кричали: «Возьми наши грехи и уходи, возьми и уходи!» Козел, приведенный в пустыню, низвергался с высокой скалы в пропасть. В этот момент красная лента, привязанная к скале, должна была побелеть в случае прощения Богом грехов Израиля. По рассказу Талмуда, это чудо из постоянного стало мало-помалу явлением редким (ср. 67а и Иерусал., VI, ad loc.). — В VII гл. описывается обряд чтения первосвященником Торы пред народом. Затем следовали еще некоторые части службы, которыми заканчивались все обязанности первосвященника в этот день. — VIII гл. посвящена посту Судного дня и покаянию. Замечательно приводимое здесь постановление — «больному дают есть по указанию врачей, если же таковых нет, то ему дают есть, сообразуясь с его желанием» (VIII, 5). В объяснение этого закона Самуил говорит: «Сказано (Лев., 18, 5): «Исполняйте уставы Мои и законы Мои, исполняя которые человек будет жив через них»; «жив», но не умрет от них» (85б). — Кроме всех изданий и переводов Талмуда, тр. И. имеется в критическом издании H. L. Straka, Берлин, 1888.
З. Крупицкий.3.