Сивер А.В. - Этико-правовые параллели адыгагэ и апсуара - универсалии и специфика (2013)
Сивер А.В. - Этико-правовые параллели адыгагэ и апсуара - универсалии и специфика (2013)
Сивер А.В. - Этико-правовые параллели адыгагэ и апсуара - универсалии и специфика (2013)
С и вер
При изучении этнографии того или иного народа отдельное внимание обра
щают на себя те элементы его культуры, которые сам этнос полагает решающими
при определении его своеобразия, т.е. максимально насыщенные этнодифферен-
цирующими функциями. А таковые функции изначально должны быть присущи
некоторым культурным явлениям. Причем, как правило, на их состав влияют об
стоятельства исторического ландшафта, в рамках которого существует этнос: на
пример, в иноверном окружении одним из доминирующих признаков при сходно
сти остальных будет религия1, в иноязычном - язык2 и т.д. При изменении условий
(например, массовой миграции, или возникновении рядом родственного по мно
гим «параметрам» соседа) номенклатура этнических маркеров может измениться.
Стабильность же определителя, его практическая независимость от окружающих
условий, придает ему дополнительную весомость и заставляет смотреть на него
как на главный (если не единственный) признак, формирующий общность.
В связи со сказанным при изучении культуры адыгской общности и ее на
грузки этнического маркера нельзя не обратить внимания на этический и обычно
правовой комплекс «а д ы га гъ э » - «адыгство».
Само определение этого явления через эндоэтноним, особенно учитывая, что
одновременно существует абхазская система «апсуара» - «абхазство» с такими
же функциями, создает соблазн увидеть исключительную этническую специфи
ку не только в содержании, но и в самом наличии подобных явлений: «Именно
правовое поле адыгэ хабз идентифицировало все адыгское население. В адыго
абхазском мире функционировали два культурно-правовых поля «адыгэ хабз»
(адыгское обычное право) и «апсуа хабз» (абхазское обычное право). Или ты был
в правовом поле «адыгэ хабз» и идентифицировал себя как адыг, или ты был в
правовом поле «апсуа хабз», и ты абхаз»3.
Некоторые делают и более радикальные выводы: «Как показывают выдержки
из исторического романа «Фараон» Б. Пруса (! - А.С.), хетт из города Харрана
Пхут обладал следующими чертами характера: сдержанность в еде, отсутствие
тяги к спиртному, наличие выдержки, терпения, скромность в одежде, проявление
видимого безразличия к интересным представлениям, чистоплотность, остроу
мие, справедливость, мужественность, доброта, уважительное отношение к гостю
и женщине. Все эти признаки у современных адыгов называются одним словом
«адыгагъ» - «адыгственность». Таким образом, адыгственность начинается с хет
тов, а еще раньше - с Ноя, Хама, Ханаана, Седона и Хета. Так что можно предпо
ложить, что корни адыгов уходят дальше в глубь веков, чем корни евреев, грузин
и других народов, претендующих на древность своей культуры и истории»4.
Из этого вытекает необходимость определить, в чем же конкретно состоит
момент уникальности - в самих элементах системы, или в той форме, в которой
они существуют. Автор задался целью установить суть и степень специфичности
обоих явлений, а также объяснить, почему же в обоих случаях определение этико
правовой системы дается через самоназвание народа.
Обширная литература на тему адыгских и абхазских обычаев носит главным
образом описательный характер, ап су а р а и а д ы га гъ э там упоминаются как обоб
172
ЭТИКО-ПРАВОВЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ АДЫГАГЭ И АПСУАРА: УНИВЕРСАЛИИ И СПЕЦИФИКА
173
А.В. СИВЕР
они все же не избегали. Причем тот феодал, который поступал согласно апсуара
со всеми, вне зависимости от социальной принадлежности, пользовался наиболь
шим уважением как среди крестьянства, так и, что интересно, среди большинства
своего собственного класса»21. Схоже было положение дел у адыгов: «Народ был
предан своим пше (князьям. - А. С.), терпеливо переносил от них побои и даже
обиды, а если он был приветлив, справедлив и в добавок храбр и красноречив,
то за такого пше всякий рисковал своей жизнью... Если пше нарушали слишком
народные правила и были строптивы в обращении, корыстны, то народ ограни
чивался тем, что переходил в зависимость другого князя или, в крайних случа
ях, жаловался на их действия народным собраниям, которые, по оригинальности
общественного строя адиге, имели право лишать недостойного пше его звания.
Такие примеры не раз случались»22.
Распространение «благородного» отношения на подданные сословия привело
к тому, что и «простолюдины» стали предъявлять себе такие же требования - вна
чале по отношению к аристократам, а затем и друг к другу. «Уэркъ хабзэ» транс
формировался в « ад ы гэ хабзэ», а слово «уэркъ» (благородный) стали применять
к любому, кто ведет себя соответствующим образом23. В русском, как и в других
языках, слова «благородство» «рыцарство», «аристократизм» также стали этиче
скими категориями, обозначая альтруизм, самоотверженность, галантность, утон
ченные манеры.
Конечно, знать оставалась главным носителем этических канонов, потому с
нее и был особый спрос. «Например, до аскетизма доходило отношение к неко
торым элементарным потребностям и желаниям: предосудительным считалось
сооружение благоустроенных жилищ, жалобы на экономические трудности, не
домогание, холод, жару, страсть к нарядам, излишнее любопытство»24. Отсюда
поговорка: «Уэркъы гъэ - ноша, подобная каменной глыбе». Уэркъыгъэ вошло в
структуру а д ы га гъ э подобно тому, как аам ст аш вара вошло в структуру ап суара,
именно как идеальный, в какой-то степени радикальный их вариант. В том числе
наличие такого общего «эталона» как свидетельства предельных требований со
стороны общества к соблюдению норм а д ы га гъ э и ап су ар а отличает обе этико
правовые системы от многих таких же у других народов.
Л ^ г ъ э /а х а ц а р а - мужество, вероятно, изначально было одной из ключевых
составляющих уэркъы гъэ и аам ст аш вара, исходя из военных обязанностей зна
ти: «Привычными занятиями высших классов считаются охота и военные упраж-
нения»25. Понятно, что исходной точкой дешифровки понятия «мужество» станет
героизм, воинская доблесть (хахуагъэ /аф ы рхац ара). Специфика военного рода
деятельности предполагает перманентную смертельную угрозу, следовательно,
главным качеством воина должна стать постоянная готовность к героической
смерти: «Ребята! не Москва ль за нами? / Умремте ж под Москвой, / Как наши
братья умирали!» / И умереть мы обещали...»26. Эту готовность, естественно, не
следует путать с простым желанием умереть - смерть воспринимается как допу
стимая альтернатива трусости: «Ды1охьэри - даук1, / Ды1уок1ри - дауб // Вступим
в бой - погибнем, / Отступим - покроем себя позором»27. Ср. в «Слове о пол
ку Игореве»: «Луце жъ потяту быти, неже полонену быти - Лучше ведь убитым
быть, чем плененным быть»28.
Исходя из сказанного, становится понятен максимализм, в частности, адыг
ских аристократов в этом вопросе: «Жить долго, вообще говоря, считалось не
приличным»29. Причем, чем выше статус аристократа, тем более жесткие требо
вания к нему предъявляются: «,,,величайшей славою для князя считается быть
в битвах впереди всех, - сообщает исследователь нравов кабардинской аристо
кратии Д.С. Кодзоков в 1873 г. - Нынешний старший Князь, как рассказывают,
приобрел славу известным удальством: он решил с тремя товарищами пробиться
175
А.В. СИВЕР
через русский отряд, в чем и успел, товарищи его убиты в столь храбром, но бес
полезно подвиге»30. У П.С. Палласа читаем о шапсугах: «У них нет князей, но они
рассматривают своим начальником того, чья фамилия самая могущественная или
наиболее прославлена грабежами»31; под «грабежами» подразумеваются набеги,
рассматривавшиеся аристократами как боевая тренировка в период между «боль
шими» конфликтами и также служившие показателем доблести и молодечества.
В «аристократических» феодальных обществах воинская служба, как правило,
считалась привилегией знати. Но в «демократических племенах» ситуация была
иная: там тоже была своя воинственная родовитая аристократия, но ее роль в об
щем войске шапсугов, натухайцев или абадзехов была не исключительной; тому
свидетельство - ход Бзиюкской битвы 1795 г., в которой крестьянское ополчение
шапсугов до вмешательства черноморских казаков эффективно противостояло со
единенному войску бжедугского и шапсугского «дворянства»32. Также и абхазы
«.. .были не только земледельцами и скотоводами, но и воинами. В их историче
ской жизни военное искусство - как сухопутное, так и морское - играло важную
роль»33. При этом простой народ занимался военным делом не профессионально,
а по необходимости, а значит и нужды в столь крайних проявлениях «мужества»
не было. Тем не менее, сама суровая природа Кавказских гор диктовала человеку
необходимость проявлять физический стоицизм, смелость и решительность без
относительно к военным действиям. К тому же, «народный» вариант мужества
был как бы более рационален: «Разум ставь впереди мужества». «Под «ахацара»
понимается поэтому не просто личная храбрость, бесстрашие, отвага, но и честь,
терпение и уважение к человеку»34.
Одновременно с проявлением отваги и стойкости истинно мужественный
человек толерантен и великодушен. Легенды адыгов и абхазов сохранили воспо
минания о проявлениях такого великодушия, которое Р.Г. Читашева определила
как «взаимоснисходительность» (апсуа еихацгылара), а Б.Х. Бгажноков как «му
жество-благородство» (л1ыф1ыгъэ). «По преданию, один убийца, скрывавшийся
от родственников убитого, однажды тайком пришел к себе домой, чтобы выку
паться и сменить одежду. Он разделся, а жена, подававшая ему воду во время
купания, выразила опасение, что мстители могут воспользоваться этим моментом
и подстрелить его. На это он ответил: «Мои враги не из тех, которые могут под
нять руку на нагого». Преследователи в это время действительно были за дверью,
но увидев врага в столь беззащитном состоянии, повернули обратно и ушли»35.
«Согласно другому преданию, знаменитый на всю Черкесию князь Мыхамат-Аш,
проявляя человечность, запретил своим воинам стрелять в несущегося на него
противника из рода Каноковых лишь только потому, что тот был слишком молод,
почти ребенок. Это стоило Мыхамат-Ашу жизни, но он погиб как подобает рыца
рю»36. Разумеется, подобные примеры можно найти и в истории других народов,
но не везде они предстают как образцы для буквального подражания.
Щ энхабзэ /ахы м ю апгщ а (этикет) как выражение почтительности (адыг. - нэ-
м ыс) должен, казалось бы, также возводиться к средневековью. Иерархичное фе
одальное общество держалось в том числе на жестком «каркасе» этикета, подчер
кивавшего статусное соотношение не только между знатью и народом, но и вну
три самого господствующего сословия. Как и любая другая, адыгская феодальная
знать представляла собой своеобразную пирамиду, на вершине которой стояли
князья (адыгск. - пщы). Владельческое сословие тлокотлешей (л1акъуэл1эш) было
подчинено им на правах вассалов, остальное «дворянство» (оркъ, уэркъ, в рус
ской литературе - «уздень») служило при тех и других дружинниками на услови
ях «уэркъ тын» - «дворянского подарка», т.е. условного владения37. Уорки-уздени
также различались между собой по степени близости господину, обязанностям в
военное и мирное время и т.п.38 Иерархична была и структура феодального со
176
ЭТИКО-ПРАВОВЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ АДЫГАГЭ И АПСУАРА: УНИВЕРСАЛИИ И СПЕЦИФИКА
В.И. Даль их даже определяет друг через друга70. И, тем не менее, существует ню
анс, отраженный в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова: совесть - это «Чувство
нравственной ответственности перед окружающими людьми, обществом»71, а
честь - «1. Достойные уважения и гордости моральные качества и этические прин
ципы личности... 2. Хорошая, незапятнанная репутация, доброе имя»72.
Таким образом, становится понятно, что русское «чест ь» предполагает мо
ральную оценку как бы «извне», со стороны общественного мнения, а «с о
вест ь» - внутреннюю самооценку. Разумеется, в идеале они совпадают, но это
получается не всегда - человек может оценивать свои поступки лучше или хуже,
чем это принято в обществе, смотря по собственным убеждениям. В случае с
а д ы га гъ э и ап суара это невозможно: общественная нравственность достаточно
жестко регламентирует поведение человека, и эти регламентации входят в инди
видуальное сознание каждого в процессе воспитания: «Формирование у человека
внутренней потребности жить согласно установленным обществом кодексом мо
рали правилам поведения, являлись главной задачей традиционного абхазского
(адыгского) воспитания»73. Самооценка будет полностью соответствовать тому,
как в этом случае оценило бы поведение человека общественное мнение (абх. ап-
хащ ара): «Каждый, умирая, уже слышал хвалебный гимн себе или порицание со
отечественников, и мысль: что скаж ут об о мне, отражалась на всех его славных
и бесславных деяниях»74.
Кстати, «напэ» буквально означает «лицо»: «В сознании адыгов «лицо - орган
чести и совести, чутко реагирующий на малейшие отклонения от морали, наи
лучшим образом представляющий различные оттенки нравственного чувства»75.
Таким образом, человек, соблюдающий этические нормы «имеет лицо» («напэ
Шэщ»), а тот, кто их нарушает, соответственно, лица не имеет («напэншэ»). Чистую
совесть означает «белое лицо» («напэ хуж ь»), а запятнанную репутацию - «чер
ное лицо» («напэ фЛгц/э»). Ср. в русском языке: «сохранить лицо», «потерять
лицо», «не ударить в грязь лицом» и т.п.
Термин «аламыс» той же этимологии, что и адыгское «нэмыс»76, и употребляет
ся в том же значении, что и «намус» у арабов - «честь», «совесть», «репутация»,
«доброе имя». При этом требование «аламысного поведения» достаточно жест
кое: «Смерть абхаза в его аламысе» (Апсуа ипсырт а иламыс ауп). Естественно,
имеется в виду не физическая смерть, а символическая. Человека, нарушающего
моральные запреты, называют не иначе как «апсы бза», т. е. «живой мертвец»77.
Тут мы и подходим к ответу на вопрос: почему же оба морально-правовых ком
плекса определяются через самоназвания? Ведь и «в осетинском им синонимич
ны слова «иронзинад» («осетинственность»), «агъдау» (закон, обычай, традиция,
поведение, дисциплина), «афсарм» (скромность, деликатность), «намыс» (слава,
доброе имя), «фаетк» (правило, обычай, порядок), «цасгом» (лицо, вид, слава),
все они несут вместе с тем понятия «честь», «совесть», «нравственность»»78. О
том, какие именно добродетели им соответствуют, можно судить по осетинским
пословицам: «благородный человек - хозяин своему слову», «иногда и молчание
красноречиво», «не торопись с порицанием, опаздывая с похвалой», «прощение -
от могущества», «коня узнают по выездке, а человека - по общению», «старший
чихнул, младшие встали», «гость - божий гость» и др.79 Такие же требования к
человеку содержит и къарачайчылыкъ - «карачаевскость»80.
Как видим, невозможно сделать вывод о том, что человек может не придер
живаться норм ад ы га гъ э, предпочитая иронзинад, ап суара или къарачайчылыкъ,
и таким образом являясь не адыгом, а осетином, абхазом или карачаевцем. На
самом деле получается, что тот, кто соблюдает один из этих моральных кодексов,
тем самым выполняет требования и остальных, и не только упомянутых. Тогда в
чем же смысл таких названий?
180
ЭТИКО-ПРАВОВЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ АДЫГАГЭ И АПСУАРА: УНИВЕРСАЛИИ И СПЕЦИФИКА
ПРИМЕЧАНИЯ
184