Никитин А.Л. ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ Мифологемы и факты

А.Л.
НИКИТИН
А.Л.НИКИТИН
/ЙГР/ЭФ
А.Л.НИКИТИН
ОСНОВАНИЯ
РУССКОЙ
ИСТОРИИ
Мифологемы и факты
# ГМОСКВА
В4Ф
2001
ББК63.3 (2)
Η 62
Текст печатается в авторской редакции.
Информационный спонсор -
> х © радиостанция «Эхо Москвы»
^«ОЕ в.»··0
Никитин A.JI.
Η 62 Основания русской истории: Мифологемы и факты. —
М.: «АГРАФ», 2001. - 768 с.
В книге рассматриваются вопросы достоверности сведений
древнейших русских летописей, используемых для реконст-
рукции событий ранних веков русской истории. Первая часть
посвящена анализу структуры, хронологии, терминологии и
стилистики "Повести временных лет", вопросам ее авторства,
количеству редакций, их объемов, датировок и вероятного
времени сложения окончательного текста. Во второй части
исследуются спорные вопросы текстологии и атрибуции
памятников русской письменности и искусства XII-XV вв.
(Ипатьевская летопись, "Слово о полку Игореве", "Задонщина",
"Троица" Андрея Рублева), а также ряда событий истории
XIV—XVI вв. (Куликовская битва, второй брак Василия III,
опричнина Ивана IV).
Книга рассчитана на специалистов по истории России,
историков литературы, преподавателей вузов, студентов, а
также на широкий круг читателей, интересующихся этими
вопросами. Рекомендуется в качестве пособия для семи-
нарских занятий.
ББК63.3 (2)
© А.Л.Никитин, 2001
ISBN 5-7784-0041-1 © Оформление - А.Ю.Никулин, 2001
3 QUO VADIMUS?
QUO VADIMUS?
В этой книге я рассматриваю вопрос о достоверности сведений

в текстах, которые являются опорными для реконструкций и ис-
толкования событий первых веков русской истории. Таковы «По-
весть временных лет» (далее - ПВЛ) в своих древнейших списках,
комплекс текстов, связанных со становлением культа Бориса и Гле-
ба («Память и похвала...», «Сказание... о Борисе и Глебе»), «Пате-
рик Киево-Печерского монастыря», «Слово о полку Игореве» и др.
Соответственно, рассмотрению подпадают такие сюжеты, как про-
исхождение Рюрика, топология руси/Руси, события второй поло-
вины IX - первой половины XI вв., сведения о персонажах русской
истории этого периода, вопрос об авторе/авторах ПВЛ, ее хроноло-
гии, объеме и редакциях, об исторической семантике лексем
"русь", "варяги", "словене" в контексте ПВЛ и многое другое.
Необходимость подобной ревизии «оснований русской исто-
рии» объясняется, с одной стороны, продолжающимися вокруг них
спорами, а с другой - тем обстоятельством, что посвященные им
специальные работы, появившиеся на протяжении последнего по-
лустолетия, при сравнении с исходным текстом или повторяют
предшествующие сочинения, или оказываются попытками пост-
роения некоей виртуальной истории, подменяющей анализ источ-
ников созданием новых мифологем.
Причиной этого я полагаю общее положение, сложившееся в
нашей исторической науке уже к середине 30-х гг., когда, вместе с
потерей ее лучших представителей, были утеряны самые принци-
пы научного исследования, требовавшие от анализа источников
беспристрастности, внимания к альтернативным взглядам и гипо-
тезам, широты охвата привлекаемого материала и объективности
(т.е. достоверности) выводов. Эти принципы были заменены «пар-
тийностью» (т.е. отражением интересов политического момента),
требованиями соответствия получаемых результатов марксистско-
ленинской идеологии и методологии, а позднее еще и обязатель-
ной «патриотичности» выводов. Всё это открывало широкий про-
стор для квазинаучных спекуляций партийных функционеров и
администраторов от науки, следствием чего явились, с одной сто-
4 QUO VADIMUS?
роны, «открытия» никогда не существовавших летописных сводов

(Остромира Аскольда2) или документов (переписка русских кня-
зей, почерпнутая из текста Ипатьевской летописи), а с другой, как
реакция на «патриотизм», - гиперкритицизм по отношению ряда
безусловно древних текстов («Слово о полку Игореве», переписка
Курбского с Грозным и др.).
Изменилось и содержание научных публикаций. Результаты
беспристрастного научного анализа, а затем и сам анализ, все чаще
стали подменяться «литературой вопроса» и ссылками на мнения
предшественников и «корифеев», как если бы истина устанавлива-
лась количеством поданных за нее большинством голосов на уче-
ном совете, а не аргументированным анализом первоисточника.
Отсюда же проистекает и столь характерное для периода коммуни-
стического режима замалчивание работ авторов, по каким-либо
причинам неугодных или «не вписывающихся» в рамки заданных
научных концепций.
Между тем, необходимость кардинальной ревизии сюжетов и
фактов русской истории, содержащихся в текстах древнейших па-
мятников русской письменности, с помощью материалов археоло-
гических, палеогеографических, лингвистических, нумизматиче-
ских, антропологических, топонимических и прочих исследований
была заявлена еще в самом начале XX в. трудами А.А. Шахматова.
Устанавливая генеалогию летописных текстов, ученый показал на-
личие в них большого количества анахронизмов и интерполяций,
«переадресовку» известий, относительность хронологии, компиля-
тивность новелл и пр. 3 , что приводило к мысли о безусловной ле-
гендарности многих известий ПВЛ и связанных с нею летописных
сводов, требуя специального рассмотрения и проверки содержа-
щихся в них фактов. Предпринятая в этом направлении работа бы-
ла сначала приостановлена октябрьским переворотом 1917 г., а к
30-м гг. окончательно свернута, чтобы в последующем возродиться
исключительно в рамках исследований «социальных движений» и
«борьбы классов». В условиях советского режима сомнения в до-
стоверности сообщений «летописца Нестора» о триумфах древне-
русских князей, как и о многих других событиях той далекой эпохи,
1
Рыбаков Б.А. «Остромирова летопись». / / Рыбаков Б.А. Из истории
культуры Древней Руси. М., 1984, с. 67-81.
* Брайчевський М. Лггопис Аскольда. / / «Кшв», 1988, № 2, с. 146-170.
См. также: Лурье Я.С. Об одном необыкновенном открытии. / / ИСССР,
1988, № 5 , с. 169-171.
3
Шахматов А.А. О Начальном киевском летописном своде. М., 1897;
он же. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908;
он же. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг.,
1916; и др.
5 QUO VADIMUS?
мягко говоря, не поощрялись, поэтому не случайно в одном из сво-

их выступлений академик Б.А.Рыбаков обрушивался на «критиков
Нестора», призывая «не критиковать, а шире использовать его дан-
ные», тем самым возвращая историков на позиции В.Н.Татищева,
Н.М.Карамзина или, в лучшем случае, С.М.Соловьева.
Следствием такой поддержки «патриотического направления в
истории» явились многочисленные сочинения на тему «языческой
Руси», в которых отсутствие фактов восполняется изобретательно-
стью их авторов, подменяющих анализ увлекательностью домыс-
лов, исследования об «узелковом письме» древних славян, их «пра-
родине» и «праславянской письменности», вместе с возрождением
норманизма, причем сама Киевская Русь IX-X вв. в некоторых ака-
демических монографиях предстает в виде развитого европейского
государства XV-XVI вв. со своими дипломатическими службами и
бюрократическим аппаратом.
Другой причиной появления в исторической науке малообос-
нованных, а зачастую и просто неверных выводов явилось широкое
развитие комплексных работ, потребовавших привлечения специа-
листов из других областей знания, не ограничившихся выполнени-
ем своих профессиональных задач и выступивших затем уже в роли
собственно историков, не понимающих, что они имеют дело не с
«историей вообще», а со специфической наукой, обладающей сво-
ими законами изучения, обработки и интерпретации источников.
К чему приводит такое вторжение в исторические исследования
специалистов иных областей знания, в первую очередь, филоло-
гов-литературоведов, показывает возмутительная, на мой взгляд,
попытка Д.С.Лихачева представить ужас опричного террора Ивана
IV всего лишь проявлением «традиционной смеховой культуры древ-
ней Руси» с «шутовским опричным монастырем», в Александровой
слободе.4 Не берусь утверждать, что в данном случае мы имеем де-
ло с результатом некоего «социального заказа», который был с бле-
4
«Затеянная Грозным опричнина имела игровой, скомороший ха-
рактер. Опричнина организовывалась как своего рода антимонастырь с
монашескими одеждами опричников как антиодеждами, с пьянством как
антипостом, со смеховым богослужением, со смеховым чтением самим
Грозным отцов церкви о воздержании и посте во время трапез-оргий, со
смеховыми разговорами о законе и незаконности во время пыток и т.д.»
(Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984,
с. 61 и др.). Между тем, автор не мог не знать, как обстояло дело в действи-
тельности, и что созданный им образ «скоморошьего веселья» не имел ни-
чего общего с железной дисциплиной «ордена кромешников» в той же
Александровой слободе, как об этом свидетельствуют очевидцы-иностран-
цы.
6 QUO VADIMUS?
ском выполнен академиком. Скорее всего, так произошло потому,

что, будучи филологом и литературоведом, т.е. привыкнув рассма-
тривать литературные сюжеты, абстрагируясь от судеб реальных
людей, он и в данном случае трагедию России низвёл до некоей аб-
стракции, освобождающей его, как «игрока в бисер», от моральных
постулатов, которыми не имеет права пренебрегать подлинный ис-
торик в своих реконструкциях и оценках прошлого.
Другим примером несоблюдения этих правил могут служить ра-
боты группы специалистов в области древних языков, которые в
начале 70-х гг. были приняты на работу в Институт истории АН
СССР для перевода и подготовки к изданию соответствующих тек-
стов, исходя из общепризнанного факта, что специалист в области
русской истории, как правило, не может (и не обязан) быть столь
же полноценным специалистом в области древних и восточных
языков. Насколько подобный тандем (переводчик и историк) пра-
вомерен и полезен, когда каждый из них выполняет свою работу, не
пытаясь подменять друг друга, в свое время отметил блестящий
филолог и востоковед В.Р.Розен:
«При существовании надежных переводов и комментариев исто-

рик, даже не знающий ни единой буквы данного языка, имеет полное и
неотъемлемое право и даже обязанность судить о достоинстве этих
переведенных исторических памятников. Сделанные на основании
этого материала обобщения могут впоследствии, по открытии новых
памятников, оказаться не вполне верными, но воздерживаться от
всяких обобщений до приведения в известность всех сохранившихся
памятников, тоже невозможно.
Во избежание вредных последствий от присущего всякому челове-
ку, а следовательно и филологу, пристрастия к излюбленному им пред-
мету занятий, даже желательно, чтобы исторические результаты,
добытые филологами-специалистами, от времени до времени прове-
рялись и обсуждались историками с другой, более широкой точки зре-
ния. И если подобная проверка, подобный разбор сделаны будут с
должной осмотрительностью и внимательностью, то они не только
не вызовут ничьей улыбки, но даже заслужат полной благодарности.
За примерами ходить приходится недалеко: достоинство и значение
некоторых арабских источников были гораздо лучше освещены исто-
риками, не знающими по-арабски, чем арабистами»5.
5
Памяти академика В.Р.Розена. Статьи и материалы к сорокалетию
со дня его смерти (1908-1948). M.-JI., 1947, с. 35-36.
7 QUO VADIMUS?
К сожалению, упомянутые мною лингвисты и литературоведы,

как можно полагать, достаточно хорошо подготовленные в своей
области, однако плохо представляющие методы и задачи историче-
ской науки, и, судя по всему, не читавшие В.Р.Розена6, восприняли
свое появление в среде историков в качестве некоторой, данной им
«на откуп» монополии не только перевода, но и толкования древ-
них текстов. Более того, они сочли для себя возможным судить ис-
ториков, рассуждая об исторических событиях или географии, не
имея отчетливого представления о той исторической и физико-гео-
графической реальности, в которую они вторгаются. Высокомерно
отказываясь принимать во внимание работы «не филологов»1, они
забыли ту непреложную истину, что выводы филологии поверяют-
ся историей, но отнюдь не наоборот. Особенно показательны в
этом плане, как я покажу в соответствующем месте, попытки уко-
ренения на территории России «Биармии/Бьярмаланда» филолога-
ми-скандинавистами, подменяющими исторический анализ более
привычным и понятным для них анализом литературоведческим,
как то и раньше делали их предшественники.
Стоит ли после этого удивляться, что именно история (и в первую
очередь - история российская) с ее специфическими методами ис-
следования за последние десятилетия стала объектом манипуляций
6
Впрочем, порой у них можно обнаружить такие очаровательные от-
крытия, как «моржи в 20-25 м. длиной» [«Там они (т.е. моржи. — А.Н.) бы-
вают сорока восьми локтей длиной, а самый большой - пятидесяти лок-
тей» (Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979, с.
24)] или сообщение, что на корабле викингов «вращались штурвалы»
(Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник по истории
Древней Руси и ее соседей X-XIII вв. / / ДГ, М., 1991, с. 103), которые, как
известно, на судах появляются только несколько веков спустя.
7
Напр.: Джаксон Т.Н. Бьярмия, Древняя Русь и «земля незнаемая».
/ / СС, XXIV, Таллин, 1979, с. 133-138; Мельникова Е.А. Древнескандинав-
ские географические сочинения. М., 1986, с. 197; Мельникова Е.А., Петру-
хин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории древнерусского госу-
дарства (IX-X вв.). / / ВИ, 1989, № 8, с. 25, прим. 6. Замечательно, что еще в
1882 г. Д.И.Иловайский писал по этому поводу: «Некоторые из норманис-
тов уже высказали мысль, что вопрос о происхождении Руси есть вопрос не
исторический, а филологический, как будто история может расходиться с
филологией. Мы думаем, что там, где филологические выводы противоре-
чат историческим обстоятельствам, виновата не наука филология, а те фи-
лологи, которые прибегают к натяжкам на заданную тему. Если выходит
несогласие с историей, значит филологические приемы были не научны,
исследования произведены не точно, данные осмотрены односторонне, а
потому и выводы не верны» (Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси.
М., 1882, с. 113-114).
8 QUO VADIMUS?
со стороны всех, кому не лень, в том числе со стороны профессио-

нальных математиков. Для начала ими были реанимированы взгляды
шлиссельбуржца Н.А.Морозова на античность, якобы сфабрикован-
ную гуманистами средневековья (М.М.Постников), которые затем, к
восторгу ничего не понимающего массового читателя, жаждущего
лишь «разоблачений», в еще более вызывающей и откровенно глум-
ливой форме теперь распространены массовыми тиражами на всю
средневековую историю России (Г.В.Носовский и А.Т.Фоменко).
Подводя итоги всем этим печальным явлениям, следует при-
знать, что они обусловлены как положением исторической науки в
советскую эпоху, так и наличием до сих пор не решенных вопросов
истории древней Руси, тех мифологем, с которыми сознание обще-
ства уже не может мириться, и, не находя их научного решения, го-
тово заменить его любыми, пусть даже более фантастическими
вариантами. Такой протест против исторических догм, существова-
ние которых связывается общественным сознанием с идеологичес-
кой цензурой недавнего режима, достаточно симптоматичен. Он
свидетельствует как о желании освободиться от остатков идеологии
прошлого, так и о том, что наше общество почувствовало себя
включенным в общемировой исторический процесс в качестве не
только объекта, но уже и субъекта истории, стремящегося найти от-
веты на коренные вопросы, определяющие одинаково самосозна-
ние личности и общества: кто мы, откуда мы и куда мы идём?
Можно сколько угодно возмущаться современными квазиисто-
рическими поделками, согласно которым украинцы оказываются
«потомками атлантов», половцы (или варяги, чудь, норманны) — со-
здателями древнерусского государства, казахи — наследниками языка
древних шумеров, а «Слово о полку Игореве» написано на смеси ка-
захского языка с древнерусским или является подделкой неизвестно-
го крепостного в конце XVIII в., во «Влесовой книге» сокрыта «под-
линная история руси», происходящей «от ариев», из былин
извлекаются космогонические мифы древних славян, однако появ-
ление каждого такого увлекающего (с пути научного познания) сочи-
нения указывает на зияющие бреши в нашем образовании, а, стало
быть, и в отечественной науке, на которой это образование зиждется.
Изменить ситуацию в одночасье нельзя, это требует труда, мо-
жет быть, даже не одного поколения историков, однако начинать
проверку обоснованности традиционных взглядов на события древ-
нейших веков истории Русского государства, используя весь ком-
плекс знаний о прошлом человеческих сообществ, Земли, природ-
ной среды, эволюции биосферы, различных вспомогательных
дисциплин от дендрологии до нумизматики и сфрагистики, совер-
шенно необходимо. Вот почему, упорствуя в доверии к «летописцу
Нестору» и закрывая глаза на внутренние противоречия повество-
9 QUO VADIMUS?
вания ПВЛ о первых веках русской истории и на несоответствие её

известий тем фактам, которые открываются при сопоставлении
текстов с материалами археологических исследований (как я пока-
зываю в случае с росами/русами в Крыму или при сопоставлении
легенды о Борисе и Глебе с данными Титмара из Мерзебурга, а их, в
свою очередь, с данными эмиссий древнейших русских монет), мы
обречены и далее существовать в мифологизированном простран-
стве виртуальной истории, дезориентирующей в отношении наше-
го прошлого, национальных ценностей и, в конечном счете, нас са-
мих.
Отсюда проистекает и основная направленность этой книги -
рассмотрение достоверности текстов, лежащих в основании собст-
венно русской истории, и тех фактов, которые используются для
той или иной реконструкции событий.
Представленные в ее первой части очерки, исследования и за-
метки, посвященные отдельным вопросам и сюжетам ПВЛ, возни-
кали в результате встречи их автора с противоречием или загадкой в
процессе работы, а потому требовали своего разрешения или объяс-
нения. Далеко не всегда это завершалось успехом. Случалось, что
проходили годы, прежде чем удавалось наметить направление, на
котором следовало искать возможный ответ. И хотя многие подня-
тые здесь вопросы текстологии, происхождения сюжетов и авторст-
ва ПВЛ так и не получили своего однозначного разрешения, мне
представляется небесполезным изложение достигнутых результа-
тов, которыми смогут воспользоваться другие исследователи,
столкнувшиеся в своей работе с этими же вопросами.
С большей уверенностью в результате я могу говорить о матери-
алах второй части книги, где рассматриваются отдельные произве-
дения древнерусской письменности с точки зрения хронологии и
текстологии, памятники искусства средневековой Руси, события
XVI в., связанные с опричниной, а также сюжеты, обусловленные
отмеченными выше тенденциями современной историографии.
Некоторые из этих работ публиковались в периодической печати и
в научных сборниках, однако сейчас они появляются в перерабо-
танном или дополненном виде, рассматривая те же вопросы досто-
верности информации, заключенной в историко-литературных
произведениях средневековой Руси. Моей задачей и в этом случае
было не примирять противоречия текстов, а выставить их возможно
рельефнее, чтобы тем самым дать возможность читателю просле-
дить ход авторской мысли и, соответственно, принять предложен-
ный вывод или, отвергнув его по наличию новых фактов и аргумен-
тов, искать собственное решение.
И в заключение еще одно замечание. За два последних столетия
сочинения по русской истории оказались заполнены «мусором»,
10 QUO VADIMUS?
широкое распространение которого даже в справочных изданиях

начинает влиять уже на результаты исторических исследований и
на их концептуальную окраску. Это касается имен, прозвищ и то-
понимов, традиционно искажаемых историками.
Достаточно перелистать десяток современных исторических ра-
бот, чтобы увидеть вместо Нестера (как называл себя и как звали
инока Киево-Печерского монастыря, в котором мы продолжаем
видеть автора ПВЛ) — «Нестора», вместо Тмуторокана/Тмуторока-
ня - «ТьмутАрАкань» (причем даже на обложке монографии, по-
священной надписи 1068 г., где четко выбито ТъмутОрОканя), не
говоря уже о Ярославе «Осмомысле» и Иване «Грозном», которых
никогда их современники так не называли потому, что все (за ис-
ключением определения "осмомысл" — правильно "осномысл", т.е.
'мудрый, острого ума человек', заимствованного из текста «Слова о
полку Игореве») такие прозвища, в том числе и «Грозный», впер-
вые появляются в Царском титулярнике 1672 г., т.е. не ранее по-
следней трети XVII в. А ведь использование таких определений яв-
ляется, по сути дела, фальсификацией исторического источника,
вызванной небрежностью и равнодушием к точности, о чем прихо-
дится всякий раз напоминать читателю.
Освобождаться от подобного мусора, как и от разного рода ми-
фологем и приблизительности фактов, привыкнув к точности де-
финиций, необходимо каждому человеку, в особенности профес-
сиональным исследователям русской истории, которым, в первую
очередь, я адресую эту книгу, одновременно напоминая слова
польского писателя Станислава Лема о том, что «главной обязаннос-
тью ученого является определять не масштаб познанного — оно гово-
рит само за себя, — но размеры еще не познанного».
Апрель 2000 г. Андрей Никитин

«ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»
КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ
ИСТОЧНИК
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ 13
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ
«Повести временных лет» в определенном смысле не повез-

ло. Несмотря на обширные исследования, выполненные снача-
ла А.А.Шахматовым по изучению летописного свода, лежащего
в основе всей отечественной историографии, а затем такими его
критиками и последователями, как В.М.Истрин, Н.К.Николь-
ский, М. Д. Присел ков, А.Н.Насонов, Л.В.Черепнин, Д.СЛиха-
чев, М.Х.Алешковский, М.Н.Тихомиров, Б.А.Рыбаков,
А.Г.Кузьмин и многими другими историками, вопросы досто-
верности его сведений, в особенности ранних известий, охва-
тывающих события ΙΧ-Χ вв., остаются до сих пор дискуссион-
ными. Причина тому коренится в двух обстоятельствах. Первое
из них заключается в том, что выводы Шахматова, во многих
случаях весьма спорные и предположительные, представляются
многим уже доказанными, почему они и не подвергаются про-
верке, пересмотру и дальнейшему исследованию. С другой сто-
роны, большинство историков обращаются к ПВЛ в целом или
к отдельным ее известиям с позиций того или иного конкретно-
го вопроса, причем их внимание направлено, по большей части,
на события второй половины XI или начала XII века. Что же ка-
сается предшествующего периода, то, за исключением вопроса
о «крещении Руси» Владимиром и связанных с этим обстоя-
тельств или вопроса о времени и целях поездки княгини Ольги
в Константинополь, известия ПВЛ привлекаются обычно для
иллюстрации и обоснования положения, выдвигаемого истори-
ком, но не как объект формального или системного анализа.
Повинен в этом до некоторой степени тот же АА.Шахматов,
успевший за время своей недолгой, хотя и в высшей степени
плодотворной жизни утвердить представление о трех редакциях
ПВЛ, принадлежащих 1) монаху Киево-Печерского монастыря
Нестору (наст, имя — Нестер), который работал до 1113 г., 2) игу-
мену Выдубицкого монастыря Сильвестру, который переписал
текст Нестера/Нестора и довел его до 1116 г., и 3) редактору 1118г.
Вместе с тем, анализируя состав ПВЛ, Шахматов выдвинул и
обосновал гипотезу о двух предшествующих ПВЛ сводах - «На-
14 ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
чальном», созданном в 1093-1095 гг. в Киево-Печерском монас-

тыре игуменом Иоанном, и «Древнейшем», созданном в том же
монастыре в 1073 г. Никоном. Уверенность историка в сущест-
вовании Начального киевского свода 1095 г. опиралась на срав-
нение текста ПВЛ в составе южнорусского летописания (спис-
ки Лаврентьевский, Переяславля-Суздальского, Ипатьевский и
др.) с тем, как он представлен в Новгородской первой летописи
в списках Синодальном, Комиссионном и др. Этот последний
вид Шахматов считал непосредственно восходящим к дефект-
ному экземпляру Начального киевского свода, которым вос-
пользовался для создания первой редакции ПВЛ Нестер/Не-
стор и где отсутствовали заимствования из хроники Георгия
Амартола, «Сказание о грамоте словенской», тексты договоров
с греками, народные легенды, сказания (об апостоле Андрее,
смерти Олега, сожжения Коростеня/Искростеня Ольгой, еди-
ноборстве отрока с печенегом) и пр. 1
Реконструируя состав гипотетических сводов, предшествую-
щих ПВЛ, Шахматов подтвердил уже сложившееся к тому вре-
мени мнение, что некогда этот текст не имел сплошных годовых
дат, «сетка» которых была создана Нестером/Нестором, превра-
тившего тем самым повествование о прошлом Русской земли в
собственно летопись. Согласно Шахматову, этому же автору
принадлежит так называемая «варяжская легенда» о призвании
Рюрика с братьями и введение в череду русских князей Олега,
на которого были перенесены черты Игоря, многочисленные
вставки из хроники Амартола, насыщение текста разнообраз-
ным фольклорным материалом, а также устными рассказами о
прошлом его современников.
Оставляя в стороне частный, теперь безусловно решенный
не в пользу Шахматова вопрос о взаимоотношении известного
нам текста ПВЛ с НПЛ, надо признать, что ученый сумел доста-
точно убедительно аргументировать намеченные им рубежи
древнерусского (южнорусского) летописания, открыв путь в
этом направлении последующим историкам, которые стали на-
ходить в ПВЛ следы еще более ранних сводов - 1068, 1039 и да-
же 996-997 гг.2, при этом сохранив все положения Шахматова о
«норманизме» Нестера/Нестора, его «хронометрии» и пр. Соот-
1
Шахматов А А. Киевский начальный свод 1095 года. //А.А.Шахматов.
1864-1920. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1947, с. 150-154.
2
Черепнин Л. В. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествую-
щие ей летописные своды. / / ИЗ, т.25, М.-Л., 1948, с. 293-333; Рыбаков Б.А.
Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 188-189.
ветственно, под сомнение была поставлена атрибуция свода

1095 г. как «свода игумена Иоанна» и свода 1073 как «свода Ни-
кона», но, наряду с этим, была развернута аргументация в поль-
зу существования «летописания Изяслава» 3, влившегося позд-
нее в Начальный свод, что, в свою очередь, поставило вопрос о
наличии уже во второй половине XI в. параллельных ветвей рус-
ского летописания, отразившихся в ПВЛ.
Разобраться с аргументацией исследователей, оценить обос-
нованность очередной точки зрения на проблемы сложения
ПВЛ в целом, принять или отвергнуть достоверность того или
иного известия, относящегося к раннему периоду русской исто-
рии, однако не находящего подтверждения из-за отсутствия
альтернативных источников, можно только разобравшись в
том, что собой представляют тексты, вошедшие в состав ПВЛ,
определив время их возникновения, соотношение с другими,
уже внелетописными текстами, проверив ими реальность со-
держащихся в ПВЛ данных, чтобы реконструировать процесс
сложения памятника, его хронологические рубежи и вероятный
первоначальный объем. Наконец, и это, может быть, самое
главное, следует раз и навсегда выяснить, какое содержание ав-
тор/авторы ПВЛ вкладывали в тот или иной этноним, исполь-
зованный ими в повествовании, а, соответственно, и времен-
ные границы его бытования в текстах.
Задача оказывается достаточно сложной по многим причи-
нам. Традиционно, и это лучше всего видно на примере самого
А.А.Шахматова, исследователи ПВЛ обращаются в первую оче-
редь к спискам наиболее древним, т.е. Лаврентьевскому списку
1377 г.4 и Синодальному списку НПЛ середины XIV в., полагая
их тексты наиболее сохранными. Однако теперь известно, что
Синодальный список НПЛ содержит не Начальный киевский
свод, а сокращенную переработку дефектного списка ПВЛ, тог-
3
Алешковский М.Х. Повесть временных лет. Судьба литературного про-
изведения в древней Руси. М., 1971, с. 69-70. Мысль о возможности «свода
Изяслава», предшествовавшего своду Нестора, была высказана еще
В.М.Истриным (Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славя-
норусском переводе, т. II. Пг., 1922, с. 306).
4
Под этим же углом зрения была выполнена и работа О.В.Творогова,
посвященная словарному фонду ПВЛ (Творогов О.В. Лексический состав
«Повести временных лет». Киев, 1984), где всё внимание было уделено Ла-
врентьевскому списку, тогда как Ипатьевский, не менее важный, представ-
лен только статьями 1110-1117 гг., в результате чего действительный объем
лексики представлен далеко не в полной мере.
да как тот в наиболее полном виде сохранился в Ипатьевском

списке первой трети XV в. Более того, оказалось, что и Лаврен-
тьевский список содержит не «редакцию Сильвестра 1116 г.»,
как то было решено по наличию в его тексте колофона Сильве-
стра, а текст той же редакции, что и список Ипатьевский, но в
несколько сокращенном виде. Сравнение текстов приводит к
заключению, что каждый из этих списков, а вместе с тем и спи-
ски, примыкающие к ним по наличию общего протографа, пе-
редают один и тот же текст, но в разных его сокращениях, т.е.
способны дополнять друг друга.
Так, например, при наличии в Ипатьевском и Лаврентьев-
ском списках наиболее полного текста рассказа о битве Яросла-
ва со Святополком при Любече под 6524/1016 г., выпавший при
сокращении большой и весьма важный его фрагмент, содержа-
щий рассказ о наличии в лагере Святополка «благожелателя»
Ярослава, сохранился в соответствующем тексте НПЛ, пред-
ставляющем компиляцию из нескольких сюжетов борьбы Яро-
слава со Святополком по ПВЛ.
Утраченные при сокращении фрагменты ПВЛ открывались
и в более поздних, значительно сокращенных или переработан-
ных текстах, как известный «сон князя Мала», во всех ранних
списках выпавший из рассказа 6453/945 г. о первой мести Ольги
древлянам/деревлянам, но сохранившийся под этим же годом в
летописи Переславля Суздальского 5 . Насколько важны бывают
такие находки первоначальных фрагментов в составе более по-
здних сводов, показывает пример с рассказом об обретении мо-
щей Феодосия в составе Воскресенской летописи под
6599/1091 г., где сохранилась фраза Нестера/Нестора, сообща-
ющая, что «азъ же грешный, иже и летописание се въ то время пи-
сахъ» 6, выпавшая из остальных списков.
Еще показательнее случай с новеллой о походе 6551/1043 г. на
Царьград, где в результате сокращений в войске оказалось два
воеводы — Вышата и Иван Творимирич («княжь корабль разби
ветръ, и взяша князя в корабли Ивань ТЬоримирича, воеводы Яро-
славля» [Ип., 142]), тогда как в переработанном и расширенном
тексте той же новеллы в Воскресенской летописи «Иван Твори-
мирич» отнюдь не претендует на роль «воеводы Ярослава», по-
скольку здесь мы обнаруживаем первоначальное чтение, соглас-
но которому «княжь корабль Володимеровъ ветръ разби, и одва
Иванъ Творимиричь князя Володимера всади во свои корабль, и
5
ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздальского. М., 1995, с. 15.
6
ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 5.
7
воеводу Ярославля» . Вместе с тем упоминание в тексте Воскре-
сенской летописи «варягов» в походе на Царьград, появивших-
ся здесь не ранее середины XII в., если не еще позже, приводит
историков, пользующихся поздними и, на их взгляд, более пол-
ными рассказами о ранних событиях, к совершенно неоправ-
данным заключениям и откровенно тенденциозным фантази-
ям, как это произошло, например, с Б.А.Рыбаковым 8 .
Так появляется на свет никогда не существовавшая «лето-
пись Аскольда», извлеченная из Никоновской летописи 9, у
князей оказываются летописцы, то ли ведущие камер-фурьер-
ские журналы, то ли выпускающие пресс-релизы 10, киевские
князья выступают в роли глобальных стратегов, осуществляю-
щих масштабные завоевания территорий, соразмерные разве
что с завоеваниями России в конце XVIII в. п , и т.п. беллетрис-
тика, ничего общего с действительной наукой не имеющая.
Собственно говоря, именно такое использование историка-
ми ПВЛ au naturel без какой-либо предварительной дифферен-
циации и оценки составляющих ее элементов12 и вынуждало
меня время от времени предпринимать анализ того или другого
термина или сюжета этого «основания» русской историогра-
фии. Передо мной не стояла задача объяснить его полностью,
снять все встающие вопросы и свести концы с концами, оказав-
шись родоначальником еще одной гипотетической конструк-
ции. Необходимо было разобраться в том, что представляет со-
бой его текст, когда он мог быть создан в данной целостности и
насколько можно доверять его новеллам. Понять для меня было
важнее, чем доказать; определить возможное направление даль-
нейшего исследования — важнее, чем связать несвязуемое, что-
бы выработать если не методику анализа летописного текста,
который должен поверяться с помощью всего арсенала совре-
менных знаний о прошлом, то хотя бы представление о том, с
7
Там же, с. 331.
8
Рыбаков Б.А. Древняя Русь..., с. 204-205.
9
Брайчевьский М.Ю. Лггопис Аскольда. / / «Кшв», 1988, № 2, с. 146-170;
он же. Утверждение христианства на Руси. Киев, 1989, с. 42-88.
10
Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве».
Μ., 1972, с. 28, 31, 35 и пр.
11
Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 142.
12
Как, например, в известной монографии В.Т.Пашуто, требующей
крайне осторожного использования приводимых в ней данных, оценок и
выводов автора (Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968).
чем мы имеем дело. Отсюда фрагментарность каждого такого

экскурса, повторы, без которых нельзя обойтись, потому что
именно они становятся связующими звеньями, и то невольное
балансирование на грани, отделяющей гипотезу от постулата,
обусловленное отсутствием необходимого материала, который
мы, по-видимому, уже никогда не получим.
Этим вызваны и некоторые особенности работы, о которых
следует предупредить читателя заранее.
Пытаясь понять взаимозависимость текстов и разобраться с
ними, я счел необходимым оперировать только летописными
датами, указывая их одновременно от сотворения мира и от
Р.Х., не внося никаких корректив на основании собственных
расчетов или расчетов Н.Г.Бережкова, как это делал, например,
Б.А.Рыбаков, в результате чего его достаточно интересная рабо-
та о летописании второй половины XII в. 13 оказалась практиче-
ски непригодной для использования. Столь же последователь-
но я придерживался изначального написания личных имен
(исключение сделано только для уже канонизированного име-
ни монаха Печерского монастыря «Нестор», хотя все без ис-
ключения тексты воспроизводят его в форме «Нестер», как его и
называли при жизни), топонимов (Тмуторокан/Тмуторокань
вместо «ТьмутАрАкань») и этнонимов (рос/русь вместо «рус-
ский»), считая такие искажения, незамечаемые современными
исследователями, фактической фальсификацией историческо-
го документа и собственно смысла, который вкладывали в него
летописцы.
В самом деле, никто почему-то не изменяет имя "Василька"
(теребовльского) на более правильное «Василий», "Царьград"
на «Василеополис», "сумь" — на «суоми», "лопь" — на «саамов» и
т.д., вероятно потому, что каждая из этих лексем поддерживает
определенный семантический уровень включающей ее синтаг-
мы, тогда как ее изменение влечет за собой изменение инфор-
мации, заключенной в содержащей ее фразе. То же самое каса-
ется столь излюбленных прозвищ князей типа Ярослав
«Мудрый», Иван «Грозный» и пр., которых не знает летопись и
использованием которых в своих трудах историки вводят в за-
блуждение и себя, и своих читателей. Насколько можно судить
по сохранившимся текстам, впервые такие маркирующие клич-
ки (за исключением «Осмомысла» в «Слове о полку Игореве»)
появляются не ранее середины XVII в., как это было отмечено
13
М., 1972.
М.Н.Тихомировым при изучении летописных текстов 14 , а пото-

му и не могут использоваться в научных работах, поскольку со-
держат в себе оценку того или иного исторического персонажа,
ничего общего не имеющую с действительной оценкой его лич-
ности и его действий современниками.
Соответственно, я предпочитаю называть и Константина VII
не «Багрянородным», что является бессмыслицей и повторяет-
ся постоянно, а Порфирогенитом, т.е. 'рожденным в порфире',
каковое определение указывает на рождение ребенка в опреде-
ленном покое императорского дворца, стены которого были от-
деланы плитами порфира, что определяло его «законнорожден-
ность» по отношению к другим детям императора (внебрачным,
добрачным, приемным и пр.), родившимся вне этой комнаты.
Поэтому и тексты, о которых идет речь, я считаю обязатель-
ным передавать в том виде, в котором они нашли свое типо-
графское воплощение. В основу исследования мною положен
текст ПВЛ Ипатьевской летописи по изданию 1908 г. (ПСРЛ,
т. 2. Ипатьевская летопись. Издание второе. СПб., 1908) с раз-
ночтениями по Хлебниковскому и Погодинскому спискам,
ссылки на которую отмечены в тексте квадратными скобками с
указанием столбца [Ип.]. Так же оформлены ссылки на столбцы
Лаврентьевской летописи [Л.] по изданию 1926 г. (ПСРЛ, т. 1.
Лаврентьевская летопись, вып. 1: Повесть временных лет. Л.,
1926), и на страницы Новгородской первой летописи (Новго-
родская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л.,
1950) - [НПЛ]. Ссылки на остальные летописные памятники,
документы и литературу даются в подстрочных примечаниях.
Текст источника передается гражданским шрифтом в его по-
лужирном начертании, тогда как цитируемый текст современ-
ных исследователей - курсивом.
Концентрируя внимание читателя исключительно на текс-
тологии и фактологии ПВЛ, я указываю в сносках только непо-
средственно привлекаемые мною для решения конкретных во-
просов труды своих предшественников, опираясь по
возможности не на их мнения, а лишь на бесспорные результа-
ты фактологического анализа. Отсюда некоторая скудость ссы-
лок, возникшая как из-за экономии места, так и по причине
знакомства с литературой читателя-специалиста, а также
стремление удержаться от критики выводов, предположений,
догадок и просто фантазий авторов, если только они не стано-
14
Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в ру-
кописных собраниях Москвы. М., 1962, с. 97 и 112.
вились препятствием в исследовании или определяли ложный

путь, приводивший к патовой ситуации. Так это произошло, на-
пример, с классификацией личных родовых «знаков Рюрикови-
чей», оказавшихся одним из наиболее существенных факторов,
которые следует учитывать при анализе событий 1015-1019 гг. и
в фактологии легенды о Святополке и Борисе и Глебе.
И последнее. Фрагментарность этих очерков обусловлена за-
дачами, которые я пытался при помощи их для себя решить.
Поэтому очень многие вопросы текста ПВЛ остались просто не
затронуты, или затронуты вскользь, как, например, проблема
поздних переработок текстов договоров, происхождение имен
"Олег" и "Олга/Волга", похоже, связанных своими корнями в
прямом и переносном смысле с Б[олг]арией и болгарами, ана-
лиз «семейного клана» Игоря, отраженного в договоре 942
(945) г., походы черноморской «руси» на Каспий и на Волгу,
борьба Святославичей за отцовское наследство в 1078-1079 гг.15
и многое другое, в том числе совершенно необходимый лекси-
ческий анализ сочинений Нестера/Нестора и реконструкция
ряда новелл на основании остатков первоначального текста в
более поздних сводах. Однако нельзя объять необъятное. Имен-
но по этой причине свои наблюдения над ПВЛ я публикую сей-
час в том виде, который они приобрели в процессе исследова-
ния, не делая попытки их объединить и согласовать друг с
другом: они являются всего только рабочими инструментами,
которые могут оказаться небесполезны для тех, кто пойдет
дальше по этому пути.
15
Стоит заметить, что наименование Олега Святославича в «Слове о
полку Игореве» 'Горыславичем', обычно трактуемое в качестве уничижи-
тельного эпитета и насмешки («горе-слава»), не имеет ничего общего с
действительностью, поскольку первая, определяющая его часть произведе-
на не от «горя» (в таком случае он был бы Тореславичем'), а от глагола «го-
реть», т.е. 'горящий славою'. Подтверждением такому толкованию являет-
ся распространенность этого имени в древней Руси среди мужчин и
женщин, что было бы невозможно при его уничижительном значении, а
также наличие орнитонима «горихвостка» и фитонима «горицвет», ничего
общего с «горем» не имеющих.
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ 21
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ»
И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ
После работ АЛ.Шахматова и до настоящего времени в ис-

торической науке считается аксиомой положение о трех после-
довательных редакциях Повести временных лет. Соответствен-
но, первая из них принадлежала Нестеру/Нестору, черноризцу
Киево-Печерского монастыря, и была доведена им якобы до
6621/1113 г., заканчиваясь смертью Святополка Изяславича1,
вторая — игумену Михайловского монастыря Сильвестру, кото-
рый осуществил ее в 1116 г.2, а третья — Василию, автору Пове-
сти об ослеплении Василька теребовльского, который работал
над текстом в 1118-1119 гг. 3 На самом деле всё обстоит не так
просто, поскольку за прошедшее время было установлено, во-
первых, что Нестер/Нестор, автор «Чтения о Борисе и Глебе» и
«Жития Феодосия», не может быть автором статей ПВЛ, резко
отличных от его собственных произведений как по стилю, так и
по освещению одних и тех же фактов 4; во-вторых, приписка
Сильвестра, помещенная в Лаврентьевской летописи следом за
оборванной на полуфразе ст. 6617/1110 г. [Л., 285-286], не несет
никакой другой информации, кроме изложенных в ней фактов,
поскольку продолжение этой же статьи читается в Ипатьевском
изводе ПВЛ [Ип., 262]; и, в-третьих, Лаврентьевский и Ипать-
евский изводы ПВЛ отличаются друг от друга только объемом
сокращений общего для них архетипа.
1
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сво-
дах. СПб., 1906, с. 2; он же. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть.
Текст. Примечания. Пг., 1916, с. I-LXXV1I.
2
[ Творогов О.В.] Сильвестр. / / СККДР, вып. I. Л., 1987, с. 390-391.
3
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963,
с. 276-279; см. также: [ Творогов О.В.\ Повесть временных лет. / / СККДР,
вып. I..., с. 337-343.
4
Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977,
с.133-183.
Не подтвердилась и основная идея А.А.Шахматова об отра-

жении труда предшественника Нестора в тексте НПЛ, на чем
исследователь строил далеко идущую систему взаимозависимо-
сти летописных сводов и развития всего русского летописания в
целом, поскольку то, что он принимал за Начальный киевский
свод, оказалось дефектным списком «третьей редакции ПВЛ»,
из статей которой сделана сокращенная компиляция весьма по-
зднего времени.
Всё это, однако, не повлияло на авторитет конечного выво-
да А.А.Шахматова, что ПВЛ составлена в Киево-Печерском мо-
настыре, затем была передана в Михайловский Выдубицкий
монастырь, где ее перерабатывал Сильвестр, будучи там игуме-
ном, и еще раз была переработана и дополнена в 1118 г. по пору-
чению новгородского князя Мстислава Владимировича 5 . Если
первые два положения (о Киево-Печерском монастыре и рабо-
те Сильвестра) основаны на фактах и никак не связаны с пост-
роениями Шахматова, то последнее требует достаточно серьез-
ной аргументации, тем более необходимой, что именно на этот
«краеугольный камень» опираются многие заключения о соста-
ве, хронологии, авторах и истории сложения ПВЛ.
Основанием для гипотезы о создании третьей редакции ПВЛ
именно в 1118 г. А.А.Шахматову послужили два фрагмента текс-
та, которые представились ему прямо связанными друг с дру-
гом: новелла о посещении автором Ладоги в 6622/1114 г. и рас-
сказ новгородца Гюряты Роговича, включенный автором ПВЛ в
новеллу 6604/1096 г. о войне с половцами. Общим между ними
было лишь то, что в первом случае автор сообщал о своем пре-
бывании в Ладоге, а во втором — разговаривал с новгородцем,
предварив свой рассказ замечанием, что разговор состоялся
«преже сихъ 4 леть», т.е. за четыре года, но — до чего? Шахматов
и его последователи считали, что речь идет о времени написа-
ния данного текста. Однако, поскольку этот рассказ является не
интерполяцией, а логическим комментарием к основному сю-
жету, вызванным вполне конкретным поводом — воспоминани-
ем о «заклепанных в горах» Александром Македонским людях,
которых встретил на Севере Гюрята Рогович, естественно пола-
гать, что встреча автора с Гюрятой Роговичем происходила за
четыре года до описываемых событий, т.е. в 6600/1092 г. Однако
Шахматов решил иначе, и вот каким образом.
5
Шахматов А.А. Повесть временных лет..., с. XLI; [Творогов О.В.] По-
весть временных лет..., с. 340-341.
«НОВГОРОДЕЦВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ 23
Поскольку автором новеллы 6604/1096 г., как и новеллы

6622/1114 г., был, безусловно, киевлянин, Шахматов посчитал
естественным все сведения о новгородских событиях (о север-
ных странах, закладке Мстиславом Владимировичем каменной
церкви, его походе на чудь, а, вместе с тем, и сказание о прихо-
де Рюрика в Ладогу и Новгород) собрать вместе и отнести их ко
времени поездки автора в Ладогу. Большинство из них оказа-
лось связано с Мстиславом Владимировичем, во время княже-
ния которого в Новгороде на епископской кафедре находился
постриженник киево-печерского монастыря Никита, поэтому
историк предположил, что последний «мог привлечь к владычно-
му своему двору известных ему черноризцев и приблизить одного из
них к князю Мстиславу», которому потом в Клеве поручили «со-
ставление летописного свода и восстановление монастырского ле-
тописания» 6. И в этом случае указанные четыре года следует вы-
считывать, не отнимая их от 1096 г., под которым автор вставил
рассказ Гюряты Роговича, а прибавляя к 1114г., когда он был в
Ладоге и, следовательно, в Новгороде, что и дает искомую дату
его работы — 1118 г. Соответственно, в это же время в ПВЛ впер-
вые появилась «легенда о Рюрике» и его «варягах», и, если сле-
довать тем же логическим путем, были внесены все сведения о
Ярославе Владимировиче с его «варягами», поскольку — по ло-
гике Шахматова — киевляне о них ничего не знали...
Сейчас можно сказать, что мысль о позднем проникновении
в киевское летописание легенды о Рюрике и «варягах» (в дейст-
вительности, как можно думать, еще более позднем) была од-
ной из самых верных догадок А.А.Шахматова, на которую он, к
сожалению, не обратил внимания, тогда как его последователи
и критики ограничились лишь указаниями на позднее появле-
ние этой легенды в русском летописании, а также на «норма-
низм Нестора» или «редактора Мстислава»1. Между тем, всё ос-
тальное, в том числе и попытка Шахматова конкретизировать
личность «редактора 1118 г.», было чистейшей воды произво-
лом, т.к. именно из указания на то, что Гюрята Рогович - новго-
родец, следовало, что встреча его с автором рассказа ПВЛ про-
изошла не в 1114 г. в Новгороде, а в 1092 г. в Киеве, поскольку
его новгородское происхождение оказывалось единственным
6
Шахматов А.А. Повесть временных лет..., с. XXXIX.
7
Рыбаков Б.А. Древняя Русь..., с. 289-299; Кузьмин А.Г. К вопросу о про-
исхождении варяжской легенды. / / Новое о прошлом нашей страны. М.,
1967, с. 42-53.
его отличием от киевлян, в противном случае была бы указана

его должность, как то произошло с «посадником Павлом».
Более того, обращение к следующим за ст. 6619/1111 г. текс-
там убеждает в отсутствии здесь какого-либо смыслового, сти-
листического или иного рубежа. Наоборот, наблюдения над
вводными синтагмами дополнений свидетельствуют об устой-
чивости структуры текста до конца 40-х или начала 50-х гг.
XII в., а содержание этих статей, по крайней мере, до конца
20-х гг. тождественно как для Лаврентьевского, так и для Ипать-
евского свода, не оставляя места для колофона Сильвестра.
Столь устойчивый авторитет взглядов АЛ.Шахматова в со-
ветской исторической науке был обусловлен его специфичес-
ким подходом к «букве летописания» и стремлением макси-
мально идеологизировать работу древнерусских летописцев
(княжеская цензура, политический заказ, перенос летописи из
одного монастыря в другой, как если бы существовал только
единственный список, с содержанием которого каждый день
сверялись киевские князья, и пр.), что оказалось весьма созвуч-
ным самым мрачным временам советской идеологической цен-
зуры. Можно сказать, что по Шахматову история русского лето-
писания предстает историей борьбы политических и
идеологических партий с помощью записанного слова, которое
вымарывается, уничтожается, снова вписывается и т.д., тогда
как в действительности исследователь имеет дело с текстами,
постоянно подвергавшимися при переписке сокращениям и
контаминациям остатков, в первую очередь, из-за дороговизны
пергамена и трудоемкости работы 8 .
Стиль «идеологизированных гипотез», внесенный Шахма-
товым в изучение русского летописания, нашел своих последо-
вателей в советское время, в том числе и в вопросе «третьей ре-
дакции ПВЛ». Основанием для работы в этом направлении
послужили споры об авторе так называемой «Повести об ос-
леплении Василька теребовльского», рассказывающей о собы-
тиях 1097-1110 гг. Написанная отстраненно, как и большинст-
во новелл, входящих в состав ПВЛ, она содержит фрагмент
рассказа некоего «Василия», который передает свой разговор с
8
Я не останавливаюсь на второстепенных аргументах исследователя в
пользу «третьей редакции», поскольку они не имеют серьезного датирую-
щего значения и во многом оспорены даже его последователями. Что же
касается социологизации творчества летописца, то желающим убедиться в
этом достаточно просмотреть предисловие А.А.Шахматова к его реконст-
рукции «Повести временных лет» или перелистать «Разыскания...».
Давыдом Игоревичем и уже ослепленным Васильком во Влади-

мире Волынском:
«Яко приближися постъ великыи, и мне ту сущю оу Володи-
мере (волынском. - А.Н.); оу едину нощь приела по мя князь Да-
выдъ, и придохъ к нему, и седяху дружина около его, и посади мя,
и рече ми: се молвилъ Василко сы ночи ко Вланови и къ Колчю,
реклъ тако Василко: се слышу, оже идеть Володимеръ и Свято-
полкъ на Давыда; да же мене Давыдъ послушал, да быхъ послалъ
мужа своего к Володимеру, воротится, ведаю, бо ся с нимъ что
молвилъ, и не поидеть; да се, Василю, шлю тя, еди к Василкови
со сима отроками, и молви ему тако: оже хощеши послати мужа
своего и воротится Володимеръ, то вдам ти который любо город,
любо Всеволожь, любо Шеполь, любо Перемиль; азъ же идохъ к
Василкови и поведахъ ему всю речь Давыдову; он же рече: сего
еемь не молвилъ, но надеяся на Бога послю к Володимеру, да бы-
ша не прольяли крови меня деля; но сему ми дивно: даеть ми
градъ свои, або и Теребовль моя волость, пождавши и ныне; яко
же и бысть: въекоре бо прия власть свою; мне же рече: иди къ Да-
выдови и рци ему: пришли ми Кулмея, азъ его пошьлю к Волади-
меру; и не послуша его Давыд, и посла мя, река пакы: нету Кулъ-
мея; и рече ми Василко: посиде мало; и повеле слузи своему ити
вон; и седе со мною, и нача глаголати <...> по семь же приходящю
великому дни, и поиде Давыд, прияти хотя власть Василкову»
[Ип., 239-240].
А.А.Шахматов считал этого «Василия» духовником Василь-
ка теребовльского, который якобы сопровождал князя на Лю-
бечекий съезд, отправлен им был с обозом в Киев, а «во Влади-
мире дождался и встретил своего князя». «Что Василий был
спутником Василька Ростиславича и после своей беседы с ним,
видно из того подробного описания (которое мы имеем, конечно,
благодаря Василию) событий, разыгравшихся в 1098 и 1099 году на
Волыни и у Перемышля», — писал исследователь 9 . Все эти фанта-
зии, не имеющие никаких оснований в тексте, справедливо от-
мел в свое время Б.А.Рыбаков, указав на вероятность того, что
Василий был «муж Святополка» 10, т.е. его доверенное лицо.
Следует отметить, что данная «повесть» существует не обособ-
ленно в тексте ПВЛ, как то обычно представляют, извлекая из
контекста ту или иную новеллу, а является частью своего рода
«хроники княжения Святополка», которая начинается смертью
9
Шахматов А.А. Повесть временных лет..., с. ΧΧΧΙΙ-ΧΧΧΙΙΙ.
10
Рыбаков Б.А. Древняя Русь..., с. 277.
Всеволода Ярославича в 1093 г. и завершается (?) примирением

действующих лиц в 1100 г. в Уветичах (т.е., скорее всего, в при-
надлежавшем Святополку Витичеве на Днепре). Через эту «хро-
нику» проходят одни и те же лица, начинающие с раздоров и
кончающие полным примирением и закреплением княжений.
Это — существенно. Однако и «хроника», и «повесть» во время
многочисленных переписок испытали различного рода сокра-
щения — в результате дефектов протографов и просто сокраще-
ний для экономии места, как можно видеть не только на всех
без исключения летописных текстах, но даже на текстах юриди-
ческого характера, вроде Правды Руской, причем остается неиз-
вестно, что именно было сокращено. Так, при общей полноте
«хроники» в Ипатьевской летописи, текст «повести» исправнее
в Лаврентьевском списке, где в обращении Давыда к «Василию»
сохранилась синтагма «к тезу своему» («да се, Василю, шлю тя:
иди к Василкови, тезу своему, с сима отрокома» [Л., 265]), которая
дала основание АА.Шахматову предположить, что «тьзу» - «по-
зднейшее чтение, заменившее первоначальное «сыну» п . При этом,
как часто бывает, наибольшее количество сокращений было
сделано к концу повествования, в рассказе о военных действи-
ях, почему не всегда легко разобраться, о ком из действующих
лиц, носящих одинаковые имена, идет речь.
Дело в том, что в этом сюжете задействованы три Василия —
князь Василий Ростиславич (Василек) теребовльский, Василий,
боярин Давыда Игоревича, оклеветавший Василька, позднее
повешенный и расстрелянный со своим соучастником Лазорем,
и еще один Василий — посадник Святополка Изяславича в том
самом Владимире Волынском, в котором происходит встреча
«Василия» с Давыдом Игоревичем и Васильком. Признание
тождества «Василия» с посадником Василием объясняет, каким
образом он очутился во Владимире, почему именно к нему об-
ращается за помощью Давыд, форму этого обращения (служи-
лый человек!), отношение к нему Василька, а, равным образом,
и последующие перипетии судьбы посадника Василия. Давыд
Игоревич его признает и терпит во Владимире лишь до того мо-
мента, когда Святополк Изяславич, вынужденный отмежевать-
ся от Давыда Игоревича и взять обязательство изгнать его из
Русской земли («яко реша Святополку: яко Давыда сколота, то
иди ты, Святополче, на Давыда: любо ими, любо прожеии и» [Л.,
264-265]), идет на Давыда, а тот, естественно, изгоняет его по-
11
Шахматов А.А. Повесть временных лет..., с. XXXII.
садника из города. Ситуация меняется, когда «Святоша и Путя-

та перелета городъ и посадника Святополча Василия посадиста»
[Ип., 247]. Когда же Давыд с помощью половцев Боняка вернул
себе Луцк и подошел к Владимиру, Василию пришлось бежать
уже в Киев [Ип., 247-248] 12.
К сожалению, увидев в Василии «мужа Святополка»,
БА.Рыбаков на этом не остановился, решив переиграть домыс-
лы А.А. Шахматова о «летописи галицкого попа Василия» в «тре-
тью редакцию ПВЛ», заказанную Василию якобы Мстиславом
Владимировичем, и это при том, что рассказ Василия о встрече
с ослепленным Васильком явно имеет вставной характер. В ре-
зультате под пером историка Василий оказался талантливым
писателем, у которого «драматизм описания сочетается с про-
токольной точностью», поскольку он писал «по свежим следам».
Согласно Рыбакову, Василий «был в Звенигороде и слышал сам,
как «троскотали» кости несчастного князя, придавленного доска-
ми к полу в момент ослепления»; он «знал, как Боняк ночью выл
волком» и всё это время был «агентом Мономаха», после чего
стал «явным обличителем Святополка», от которого бежал к
Мстиславу Владимировичу, а вернувшись после смерти Свято-
полка в Киев, исполнял «заказ Мономаха» в качестве летописа-
теля, т.к. «за 20 лет литературный кругозор Василия мог расши-
риться» 13. Поскольку никаких доказательств всему этому нет и
быть не может, следует признать, что подобные фантазии не
имеют никакого отношения ни к науке, ни к ПВЛ. Однако путь
был проложен, и первой жертвой доверчивости к авторитету
академика стал М.Х.Алешковский, который, сохранив за Васи-
лием редактуру ПВЛ в 1118-1119 гг., превратил «мужа Святопол-
ча» уже в «новгородца Василия», усвоив ему выдержки из хрони-
ки Георгия Амартола, легенду о Кие, обнаружение договоров
Олега, Игоря и Святослава с греками, легенду об апостоле Анд-
рее, рассказ о Любечской битве и переработку чуть ли не всего
текста ПВЛ, как то должен был сделать редактор «свода Мсти-
слава» и создатель «третьей редакции ПВЛ» 14. Не слишком ли
много для посадника Святополка, который, безусловно, лучше
управлялся с мечом, чем с пером?
Отказавшись от полемики с Л.Мюллером, который, как вы-
нужден был признать исследователь, высказал «детально аргу-
ментированное сомнение в самом существовании так называе-
12
ПСРЛ, т. 2. СПб., 1845, с. 284-285.
13
14
изведения в древней Руси. М., 1971, с. 34-49.
мой третьей редакции Повести временных лет», Алешковский

попытался спасти положение, указав, что немецкий историк «не
отвел и даже не упомянул одного, самого важного, на наш взгляд,
аргумента великого ученого» (АЛ.Шахматова. - А.Н.), а именно
того самого отсчета «преже сих 4 лет» не от 1096, а от 1114 г., по-
лучая, таким образом, 1117 г., под которым в летописи находятся
приписки о событиях 1118 г. Поскольку, считал Алешковский,
они могли быть сделаны только в 1119 г., то от этой даты и следу-
ет отсчитывать назад четыре года, что дает 1116г., под которым в
НПЛ мы находим «правильную» дату строительства крепости в
Ладоге и, стало быть, пребывания автора на северо-западе рус-
ских земель. «В этом убеждает нас и то, — писал исследова-
тель, — что в новгородском летописании сохранился авторский
текст Повести временных лет 1115 г.» 15 Но так ли это? Обраща-
ясь к работе Н.Г.Бережкова о хронологии русского летописания,
Алешковский должен был знать уничижительные для него вы-
воды исследователя о «вторичности» новгородских известий в
НПЛ, не только заимствованных из ПВЛ, но и внесенных с
ошибочными датами, что, по наблюдению ученого, вообще ха-
рактерно для хронологии НПЛ, содержащих безусловные ошиб-
ки по сравнению с ПВЛ 16, поэтому ни о каком «авторском текс-
те Нестора» в НПЛ не может быть и речи. То же самое, только с
других позиций и на другом материале достаточно подробно по-
казал А.Г.Кузьмин 17.
Иными словами, вся аргументация исследователя оказалась
основанной на ошибочных посылках.
Позднее в заметке, появившейся в «Археографическом еже-
годнике за 1968 г.», М.Х.Алешковский, опираясь на предшест-
вующий тексту Комиссионного списка НПЛ перечень «кто
колико княжилъ» русских князей, попытался обосновать дати-
ровку «первой авторской редакции ПВЛ» 1115 годом, и, соот-
ветственно, «второй редакции» 1119 годом 18. И то, и другое, как
легко можно проверить, оказывается безусловным недоразуме-
нием, основанном на неверных расчетах сводчика, не сообразу-
ющихся ни с хронологическими выкладками и самоповеркой
ПВЛ, откуда заимствована часть цифр, ни с суммарными итога-
ми самого списка, в чем нетрудно убедиться каждому, повторив
эти расчеты. Более того, по данному списку оказывается, что
15
Алешковский М.Х. Повесть временных лет..., с. 39.
16
Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 219-222.
17
Кузьмин А.Г. Начальные этапы..., с. 85-110.
18
Алешковский М.Х. К датировке первой редакции Повести временных
лет. / / А Е за 1968 г. М., 1970, с. 71-72.
«НОВГОРОДЕЦВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ 29
Ярополк (Святославич), кроме 8 лет, отведенных ему ПВЛ, еще

«в крещении кьняжи 17 лет», Святополк (Владимирович) — «3
лета», которых у него не было, и т.д. [НПЛ, 466].
Примечательно, что, выбирая тексты ПВЛ, носящие на себе
признаки одного автора или переработчика, М.Х.Алешков-
ский, как я покажу это в дальнейшем, во многом был прав.
Ошибался же он в главном — в том неисторическом подходе к
тексту, когда целью оказывается не выяснение его внутренней
структуры и истории, а поиски того единственного человека,
который его мог написать. В его работе есть много интересных
наблюдений, которые могут найти свое место в построении об-
щей картины, однако всё это было направлено на утверждение
ошибочного положения о рубеже 1118/1119 гг. в качестве завер-
шающего этапа создания ПВЛ. Такая постановка вопроса ока-
залась самой тягостной по своим последствиям ошибкой
А.А.Шахматова, не увидевшего (и не давшего увидеть осталь-
ным исследователям), что, во-первых, структура и содержание
ПВЛ (чередование погодных хроникальных заметок о событиях
и явлениях с новеллами о тех же событиях, написанными спус-
тя годы, по памяти) и после 1118 г. (по крайней мере, до конца
40-х гг. XII в.) свидетельствуют о едином архетипе, к которому
восходят протографы как Лаврентьевского, так и Ипатьевского
извода списков, заставляя вспомнить замечание А.Г.Кузьмина,
что некоторые вставки в ПВЛ «отражают политическую и идео-
логическую борьбу более позднего (чем 1118 г. — Л.Н.) времени, мо-
жет быть даже конца XII в.» 19, а, во-вторых, что тексты ПВЛ
могут нести и несут следы редактур, вставок и прямых перера-
боток еще более позднего времени, поскольку они дошли до нас
в составе сводов уже конца XIV и первой половины XV вв. 20
19
Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении..., с. 53.
20
См. во втором разделе книги статью «Датирующие реалии рассказа
Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев».
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ
Одним из наиболее сложных, до конца не разрешенных во-

просов изучения ПВЛ остается проблема «авторства Нестора»
и, более широко, выделения авторов отдельных сюжетов и су-
ществования различных редакций ПВЛ. Отсылая интересую-
щихся к последнему по времени, наиболее полному историо-
графическому обзору этой темы, представленному в работе
А.Г.Кузьмина \ можно констатировать согласие большинства
исследователей в невозможности отождествить Нестера/Несто-
ра, создателя «Чтений о Борисе и Глебе» и «Жития Феодосия», с
автором ПВЛ из-за противоречий в изложении и освещении од-
них и тех же фактов. Более того, представленные в ПВЛ главы
«Жития Феодосия», которые в Успенском сборнике XII-XIII вв.
и в Патерике Киево-Печерского монастыря маркированны
именем Нестера/Нестора, отличаются и по своей лексике, что
только увеличивает сомнения в идентичности их автора.
И всё же такое единодушие по одной из кардинальных про-
блем источниковедения вызывает желание если не решить ее
(что в настоящее время представляется нереальным), то хотя бы
наметить возможные пути к такому решению в дальнейшем.
Сложность в том, что древнейший, но не лучший список ПВЛ,
представлен Лаврентьевской летописью 1377 г. 2 , тогда как бо-
лее полный, Ипатьевский, известен в списке только начала вто-
рой четверти XV в., т.е. оба они несут на себе отпечаток много-
численных изъятий, вставок, а главное — недатированных
редакторских правок и переработок более ранних списков. По-
пытка АЛ.Шахматова использовать для реконструкции ранне-
го этапа древнерусского летописания НПЛ, продержавшись до-
1
с.132-220.
2
«Из всего вышеизложенного явствует, как ненадежен текст Лавренть-
евской летописи для восстановления по нему первоначального текста «По-
вести временных лет», - писал А.А.Шахматов (Шахматов А.А. Обозрение
русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.-Л., 1938, с. 37).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ 31
вольно долго в отечественном летописеведении благодаря авто-

ритету исследователя, в конечном счете была оставлена, как не-
состоятельная, равно как и его идея о трех редакциях ПВЛ,
поскольку наблюдения за списками убеждают, что Лаврентьев-
ский (с записью Сильвестра) и Ипатьевский изводы представ-
ляют одну и ту же редакцию, отличающиеся только своими со-
кращениями общего архетипа. Последнее обстоятельство
позволяет использовать для анализа именно Ипатьевский вари-
ант, как более полный, обращаясь к Лаврентьевскому только по
мере необходимости.
В этой ситуации было бы логично начать изучение текста
ПВЛ с конца, как археолог снимает и разбирает более поздние
напластования, чтобы добраться до ранних, т.е. вычленяя позд-
ние вставки и «расслаивая» текст. Однако столь естественный
путь оказывается трудноисполнимым потому, что неизвестно,
где именно заканчивается текст произведения, названного
«Повестью временных лет», поскольку не только «запись Силь-
вестра», но и сообщение о его смерти в 6631/1123 г. не совпада-
ют со сколько-нибудь ощутимым рубежом летописания. Кроме
того, в отличие от археологического объекта, где отложившиеся
слои имеют свои индивидуальные характеристики, позволяю-
щие выявлять их позднейшие нарушения, литературный текст
подвергается не механическому воздействию, а смысловой и
стилистической обработке, внедряющей в ранние сюжеты ана-
хроничные термины и излюбленные синтагмы позднего редак-
тора-обработчика. Собственно говоря, только эти лексемы и
синтагмы, неоднократно всплывающие в тексте, и дают воз-
можность производить с большим или меньшим успехом то
«расслоение», о котором идет речь, причем лишь там, где они не
стерты последующими редакторами и сводчиками.
Вот один из таких примеров.
Среди разнообразных и разновременных текстов ПВЛ вни-
мание исследователей всегда привлекали краткие пояснения,
связанные с Киевом, его топографией и его жителями, имена
которых давали возможность датировать их 70-ми гг. XI в. Такие
дополнения имеются в тексте рассказа первой мести Ольги в ст.
6453/945 г. (дубл.), где упоминание дворов «Никифорова» и
«Чюдина» позволили в свое время М.Н.Тихомирову сопоста-
вить эти имена с лицами, указанными в заголовке «Правды
Ярославичей» («Правда оуставлена роуськои земли, егда ся съво-
коупилъ Изяславъ, Всеволодь, Святославъ, Коснячко, Перенег,
Микыфоръ кыянинъ, Чюдинъ, Микула»), приурочив ее появле-
ние к переносу останков Бориса и Глеба в 1072 г., а затем и свя-
3
зать всё это с событиями 1068 г. в Киеве .
Столь же важным хронологическим ориентиром оказывается
упоминание в ст. 6390/882 г. церкви св. Ирины, построенной
Ярославом после 1037 г., как можно понять из ст. 6545/1037 г.,
которая, будучи написана безусловно позднее 1054 г., является
своего рода итогом строительной деятельности этого князя [Ип.,
139-141]. Важность таких «краеведческих» примет для выясне-
ния авторской структуры и внутренней хронологии ПВЛ не под-
лежит сомнению, однако до сих пор они не стали объектом спе-
циального исследования. Никто не попытался проследить их,
насколько то возможно, по всему тексту ПВЛ, в том числе и в ее
недатированной части, где история Киева напрямую связана с
историей полян так что остается неясным, представляют ли та-
кие привязки событий к топографии более позднего Киева сво-
его рода глоссы, вошедшие в предшествующий текст, или ему
синхронны.
Расширяя наблюдения над фрагментами текста, в которых
встречаются подобные топографические указания, легко обна-
ружить обязательно присутствующие здесь же устойчивые сти-
листические обороты (синтагмы) пояснительного типа «бе бо
тогда...», а вместе с ними часто и полемику с «невегласами», на-
пример, по поводу «перевозника Кия», места действительного
крещения Владимира или «коней медяных», которые он вывез
из Корсуня. Всё это позволяет, во-первых, выделить тексты, в
которых такие признаки оказываются вставными, дополняю-
щими уже существовавший ранее текст, а, во-вторых, выводит
на тексты, принадлежащие перу этого «краеведа», время жизни
которого приведенными выше примерами определяется не ра-
нее конца 60-х гг. XI в. Речь, таким образом, может идти об од-
ном из авторов ПВЛ, условно названным мною «краеведом-
киевлянином», который жил во второй половине XI и в первой
четверти XII в. в Киеве, и чье во многом определило наши пред-
ставления о древнейшей эпохе русской истории.
Наиболее ярко и определенно характер его работы в недати-
рованной части ПВЛ проявился в истории полян, насыщенной
толкованиями легендарных топонимов Киева, и полемике о
Кие, эпониме его родного города, который вовсе не был «пере-
возником», а «княжаше в роду своем» [Ип., 7-8], в последующей
истории обров и дулебов, которая завершается характерным за-
мечанием, что «есть притча в Руси и до сего дни». Эта синтагма «и
до сего дни», воспринимаемая многими исследователями в ка-
3
Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953, с. 21.
честве некоего хронологического рубежа 4 , тесно связана с твор-

чеством «краеведа», возникая по поводу улутичей и тиверцев,
которые «седяху по Бугу и по Днепру и приседяху к Дунаеви». Так
как последний фрагмент, посвященный происхождению полян,
деревлян, радимичей и вятичей безусловно разорвал текст, на-
чинающийся словами «поляномъ живущимъ особе, якоже рко-
хом» и продолжающийся «имеяхуть бо обычая своя», вопрос о
принадлежности последнего «краеведу» может быть решен пока
только предположительно, как и в отношении вставки из Геор-
гия Амартола 5 , хотя замечание «яко же и ныне при насъ половци
законъ держать отець своихъ» указывает, скорее всего, уже на XII
в. Более определенно его руке принадлежит продолжение рас-
сказа о полянах и «козарех», традиционно заканчивающегося
сентенцией, что «володеють бо козары русьтии князи и до днеш-
няго дне» [Ип., 12].
Тот факт, что в основание дошедшей до нас редакции ПВЛ
была положена история «земли полян» с ее центром в Киеве, не
вызывает сомнений уже потому, что эта история прослеживает-
ся и далее в рассказе о приходе «варягов», первыми вестниками
которых являются Аскольд и Дир, затем — Олег, выступающий
законным преемником династии Полянских князей, после чего
поляне, как известно, становятся «русью».
Не имея фактов, прямо указывающих на авторство «краеве-
да» в изложении легенды о призвании «варягов», т.е. наличия из-
любленных им синтагм, я всё же считаю возможным отнести на
его счет сюжет о Рюрике с братьями, которые «придоша къ слове-
номъ первее» [Ип., 14], в то же время оставляя открытым вопрос
о принадлежности ему комментария к этнониму "русь", уже не-
понятного читателю XII вв. и объясняемого при помощи лексе-
мы "варяги" («сице бо звахуть ты варягы «русь», яко се друзии зо-
вутся «свее», другии же «урмани», «аньгляне», «готе», — тако и
си»), которое ставило «русь» в один ряд с другими этносами Се-
верной Европы, хотя явное противоречие между утверждением,
что «от техъ варягъ прозвася Руская земля», и сообщением о при-
ходе Рюрика с братьями в Новгородскую землю, которая никог-
да не называлась «Русью», указывает на возникновение данной
концепции в Киеве, а не в Новгороде на Волхове.
Интерес «краеведа-киевлянина», направленный на упорядо-
чение истории его родного города и окружающей его земли, осо-
4
Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Ру-
си. Рязань, 1969,с.142-146.
5
Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. / / ТОДРЛ,
IV. Л., 1940, с. 46-47.
2 А. Л. Никитин
бенно ярко проявился в полностью переработанной им ст.

6390/882 г., насыщенной киевскими топонимами и привязками
событий к современным ему ориентирам, начиная с «гор Киев-
ских», на которых, судя по всему, уже после него появился апостол
Андрей, и кончая церквами св. Николая и св. Ирины [Ип., 16-17].
Стоит заметить, что в естественном продолжении ее текста под
6392/884 г., сообщающего о походе Олега на «севяр» или «севере-
ан», содержится синтагма «азъ имъ противень», которая второй
раз использована в ст. 6586/1078 г., будучи вложена в уста Бориса
Вячеславича, безусловно, «краеведом», поскольку в описании
битвы на Сожице, предшествующей битве на Нежатине ниве, в
числе павших ее участников перечислены имена ранее названных
им киевлян: «Тоукы, Чюдин брат» и «Порей» [Ип., 291].
Методы «краеведа», используемые им при обработке уже имев-
шегося текста и для его адаптации к собственно Киеву, проступа-
ют и в ст. 6406/898 г., излагающей «Сказание о грамоте словен-
ской», как назвал это произведение А.А.Шахматов. Она
начинается объяснением киевского топонима "Угорское", проис-
ходящего якобы не от "угора", т.е. 'высокого берега', а от «угров»
(«идоша угре мимо Киевъ горою, еже ся зоветь ныне Угорьское, и
пришедше к Днепру, сташа вежами; беша бо ходяще яко и половци»
[Ип., 17-18]). Благодаря этой фразе, которая так затрудняла
А.А.Шахматова в его реконструкциях «Сказания о преложении
книг» 6, мы видим, с одной стороны, объяснение топонима, уже
известного читателю по ст. 6390/882 г., а с другой — получаем воз-
можность, благодаря сравнению угров с половцами, не только от-
нести обработку текста ко времени не ранее конца XI в., но и свя-
зать с этим автором дополнение к интерполяции из хроники
Амартола в недатированной части ПВЛ о нравах народов от «яко-
же се и ныне при насъ половци законъ держать отець своихъ кровь
проливати, а хвалящеся о семь, и ядуще мертвечину и всю нечистоту,
хомякы и сусолы; и поимають мачехы своя и ятрови, и ины обычая
отець своихъ» [Ип., 11-12], что было отмечено выше.
Однако в данном случае не так примечательна сама статья о
«грамоте словенской», как страстное к ней дополнение, утвержда-
ющее тождество «словенского» и «руского» языков, принадлежа-
щее этому же автору. В эмоциональной заметке, где Мефодию от-
водится роль только «настольника Андроникова», «просвещение
словен» (а от них — «руси») связано с апостолом Павлом: «ту бо
есть Илурикъ, его же доходить апостолъ Павелъ; ту бо бяша словени
первее; темь же словеньску языку учитель есть Павел; от него же
6
Шахматов АЛ. Сказание о преложении книг на словенский язык. / /
Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagica. Berlin, 1908, S. 178-181.
языка и мы есме русь; тем же и намъ, руси, оучитель есть Павелъ апо-
стол... от варягъ бо прозвашася русью, а первее беша словене», и пр.
[Ип., 20]. Этот постулат об отсутствии прямой апостольской про-
поведи на Руси прослеживается и далее в текстах «краеведа», под-
тверждая, с одной стороны, введение именно им в киевское лето-
писание фигуры Рюрика и «варягов», а с другой - более позднее
включение в недатированное «введение» ПВЛ легенды об апосто-
ле Андрее, прямо опровергающей постулаты «краеведа».
История похода Олега на Царьград в 907 г. также несет на себе
явственный отпечаток индивидуальности этого автора, который
дважды использовал текст Продолжателя хроники Георгия Амар-
тола 7 для описания ужасов нашествия «росов» — в ст. 6415/907 г. и
в ст. 6449/941 г., слегка их разнообразив, а конструируя текст «до-
говора 907 г.», ввел в него имена наиболее важных городов киев-
ской Руси первой половины XII в., на которые греки якобы обяза-
ны давать «слебное». Трудно сказать, был ли он автором всего
этого текста вместе с анекдотом о парусах, однако ему должно
принадлежать определение Олега «вещим», поскольку здесь им
использована редкая лексема «невеголось», встреченная только в
его текстах: «бяху бо людие погани и невеголось» [Ип., 23]. Думаю,
что именно им при переработке легенды о смерти Олега было сде-
лано необходимое пояснение о коне и предсказании волхвов —
сюжет, к которому он и в последующем будет не раз возвращаться
в ст. 6532/1024 и 6579/1071 гг., «бе бо преже въпрошалъ волъхвовъ
кудесникъ: от чего ми есть оумьрети» [Ип., 28]. Естественно, по
смерти князя «краевед» не преминул заметить, что «погребоша и на
горе, иже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни,
словеть могила Ольгова, и бысть всехъ леть его княжения 33» [Ип.,
29], после чего привел большую выписку из хроники Амартола об
Аполлонии Тианском.
Как полагал А.А.Шахматов, для описания похода Игоря в
941 г. на Константинополь автор использовал два переводных
греческих текста - Продолжателя Амартола и «Житие Василия
Нового» 8, однако «краеведу» с уверенностью можно усвоить
только ст. 6452/944 г., содержащую оригинальный рассказ на те-
му похода 941 г., и новеллу о ратификации договора 6453/945 г.
В пользу этого говорит комментарий относительно «церкви
Ильи», как видно, совершенно неизвестной киевлянам конца
XI в., поскольку потребовалось указать ее местоположение,
«яже есть над ручьем», и ее значение «се бо бе сборная церкви,
мнози бо беша варязи хрестьяни», готовя читателя, таким обра-
7
Шахматов АЛ. «Повесть временных лет» и ее источники..., с. 54-57.
8
2*
зом, к рассказу о варягах-мучениках, с чем перекликался и

«холъм, кде стояше Перун» [Ип., 42], хотя, как следует из текста,
идол будет поставлен Владимиром только через 45 лет, чтобы
«осквернися требами... холмътъ» [Ип., 57].
Трудно сказать определенно, был ли «краевед» автором дан-
ного описания (что мне представляется весьма вероятным) или
только его обработчиком, однако появление Перуна среди «ру-
си» с германоязычными именами, так же как утверждение его
культа именно Владимиром, заставляет полагать, что картины
русского язычества в обоих случаях принадлежат одному автору
и, соответственно, одинаково не аутентичны. В то же время
синтагма «конецъ Пасыньце беседы и козаре» указывает на бес-
спорную порчу имеющегося текста, поскольку лексема "беседа"
никогда не обозначала в древнерусской письменности 'улицы'.
Скорее всего, перед нами здесь случайно внесенная с полей
маргиналия, связанная с «пастырской беседой ["о", "и", "для",
"по поводу"] хазар», но никак не обозначавшая «место в
Киеве» 9.
История смерти Игоря, представленная в Ипатьевском и
Лаврентьевском списках ПВЛ в усеченном виде, как о том мож-
но судить по НПЛ, в отличие от них содержащей перечень да-
ней, отданных Игорем Свенельду, из-за чего и возникло недо-
вольство его собственных дружинников («Игорь же седяше в
Киеве княжя, и воюя на древяны и на утличе; и бе у него воевода,
именемь Свенделдъ; и примучи углече, възложи на ня дань, и
вдасть Свеньделду <...> и дасть же дань деревьскую Свенделду, и
имаше по черне куне от дыма; и реша дружина Игореве: се даль
единому мужеве много» [НПЛ, 109]), подводит читателя к безус-
ловно заимствованному откуда-то тексту о мести Ольги 10. Так в
ст. 6453/945 г. (дубл.) безусловным дополнением «краеведа» яв-
ляется фрагмент, объясняющий причину гибели Игоря и его
дружинников и сообщающий о местонахождении Ольги, Свя-
тослава, Свиндельда и Асмуда, причем последний персонаж на-
9
CPЯ, вып. 14, М., 1988, с. 169.
10
Следует отметить, что здесь и в других местах сокращения принадле-
жат последующим редакторам, о чем свидетельствует, например, сон князя
Мала («Князю же веселие творящу къ браку, и сонь часто зряше Малъ
князь: се бо пришед, Олга дааше ему пръты многоценьны, червени, вси
жемчюгомъ иссаждены, и одеяла чръны съ зелеными узоры, и лод(ь)и, в
них же несенымъ быти, смолны»), присутствие которого в тексте Летопис-
ца Переслааля Суздальского (ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздаль-
ского. М., 1995, с. 15), являющегося наглядным примером «сокращения со-
кращений», говорит о наличии данного фрагмента в общем архетипе ПВЛ.
зван впервые: «бе бо ихъ (т.е. дружинников. - А.Н.) мало; и по-

гребен бысть Игорь; и есть могила его у Искоростиня города в Де-
ревах и до сего дни; Ольга же бяше в Киеве съ сыномъ своимъ
детьскомъ Святославомъ, и кормилец бе его Асмудъ, и воевода бе
Свинделдъ, тоже отец Мстишин» [Ип., 43].
Особого внимания заслуживает комментарий «краеведа» к
рассказу о первой мести Ольги, дающий возможность более
точно определить время его появления. Речь идет о том, почему
деревлянские послы «приста под Боричевомъ в лодьи: бе бо тогда
вода текущи возле горы Кьевьскыя, и на Подоле не седяхуть лю-
дье, но на горе; город же бяше Киевъ, идеже есть ныне дворъ Гор-
дятинъ и Никифорову а дворъ княжь бяше в городе, идеже есть
ныне двор Воротиславль и Чюдинъ, а перевесище (о котором ни-
чего нет в тексте, заставляя подозревать его в числе очередных
сокращений. — А.Н.) бе вне города, и бе вне города дворъ терем-
ный и другый, идеже есть дворъ демесниковъ, за святою Богороди-
цею над горою, бе бо ту теремъ камень» [Ип., 43-44]. Если упоми-
нание церкви св. Ирины в ст. 6390/882 г. датировало работу
«краеведа-киевлянина» эпохой после Ярослава, поскольку о
строительстве этого храма сообщалось под 6545/1037г. [Ип.,
139], то в данном случае, следуя за М.Н.Тихомировым, можно
попытаться рассмотреть более подробно описываемую ситуа-
цию и сам комментарий.
Важной приметой, указывающей на время, после которого в
текст о первой мести Ольги были внесены эти дополнения, слу-
жат имена «Чюдина», этим же «краеведом» в ст. 6580/1072 г. от-
меченного в качестве наместника Изяслава Ярославича в Выш-
городе, однако в подчеркнуто отдаленном прошлом («бе бо
тогда держа Вышегород Чюдинъ, а церковь Лазорь» [Ип., 172]), и
«Никифора», в качестве «Микифора кыянина» фигурирующего
вместе с тем же «Чюдином» в заглавии известной «Правды Яро-
славичей», создание которой обычно датируют 1072 г. («Правда
оуставлена Роуськои земли, егда ся съвокоупилъ Изяслав, Всево-
лоду Святославу Коснячко, Перенегъ, Микыфоръ Кыянин, Чю-
динъ, Микула» п ).
В числе «уставлявших» данную «Правду...» назван еще один
киевлянин, также знакомый «краеведу» — «Коснячко», упомя-
нутый им в ст. 6576/1068 г. ПВЛ в качестве киевского воеводы
вместе с братом Чудина, «Тукы», по-видимому, начальником
дружины Изяслава [Ип., 160]. Если вслед за П.В.Голубовским,
11
Правда Русская, т. I. Тексты. М.-Л., 1940, с. 71.
М.А.Дьяконовым и М.Н.Тихомировым 12 идентифицировать

«Микулу» перечня «Правды Ярославичей» со «старейшиной го-
родников» (т.е. городовой стражи) в Вышгороде «Николой»,
названном в чуде о хромом и немом «Сказания о чудесах святых
страстотерпцев Христовых Романа и Давида» («и бяше чловекъ
Вышегороде стареиши на огородьникомъ, зовомъ же бяше
Жьданъ по мирьскоуму, а въ хрыцении Никола» 13, то в «краеведе-
киевлянине» можно уверенно полагать современника событий
1068-1072 гг., о которых он писал много лет спустя («бе бо тогда
держа Вьппеград Чюдин»), и, безусловно, после 1078 г., когда в
битве «на Съжице» в числе убитых назван «ТУкы, Чюдинь брат»
[Ип., 191].
В этом плане особенно любопытно выглядит его утвержде-
ние, что во времена Ольги на Подоле люди «не сидели» из-за
высокого стояния уровня Днепра. Представить такую ситуацию
довольно трудно, однако именно этот факт был полностью под-
твержден археологическими исследованиями на киевском По-
доле в 70-х гг. нашего столетия, когда удалось вскрыть двенад-
цатиметровую толщу отложений с несколькими строительными
горизонтами. Остатки деревянных срубов позволили получить
надежные серии дендрологических датировок, которые показа-
ли отсутствие населения на Подоле между 913 и 972 гг. из-за вы-
сокого стояния весенних паводков 14. Каким образом человек,
живший в Киеве спустя полторы сотни лет после указанных со-
бытий, пусть даже интересующийся стариной, мог столь точно
отразить гидрологическую ситуацию, остается для меня загад-
кой, заставляя предположить, что в его руках были какие-то за-
писи конца X в., о которых мы ничего не знаем,— единственный
факт, подтверждающий существование хроник более раннего,
чем ПВЛ, времени.
Следующим комментарием «краеведа» оказывается поясне-
ние к имени деревлянского князя — «бе бо ему имя Малъ, князю
деревьскому», что служит свидетельством неясности этой фигу-
ры и его имени уже для него самого, а также принцип распреде-
ления дани с «деревлян» («две части идета Киеву, а третья Выше-
городу к Ользе; бе бо Вышегородъ Ольжинъ город» [Ип., 48]),
заставляя вспомнить, что «Ольжиным» (т.е. принадлежащем не
Ольге, а Олегу Святославичу) Вышгород был в 10-х гг. XII в.
(в мае 1115 г. Олег Святославич принимал в Вышгороде у себя
12
Тихомиров М.Н. (на обложке и титуле ошибочно - Н.Н.) Исследова-
ние о Русской Правде. М.-Л., 1941, с. 64-65.
13
Успенский сборник ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М., 1971, с. 63.
14
Гупало К.Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982, с. 20-28.
князей и духовенство в связи с перенесением в им же выстроен-

ный новый храм Бориса и Глеба мощей этих святых), будучи по-
лучен им в 1113 г., по-видимому, за отказ в пользу Владимира
Мономаха от Киева, на который Олег имел преимущественное
право по старшинству.
Такие поясняющие вставки в цельный массив повествова-
ния о мести Ольги только подчеркивают его внутреннее единст-
во, контрастирующее архаичностью своего языка и стиля с
окружающими текстами, заставляя предполагать его заимство-
вание из какого-то самостоятельного произведения, повество-
вавшего об Игоре, Ольге и — возможно - Святославе. Эту ого-
ворку я делаю потому, что всё последующее повествование о
сыне Игоря и Ольги в ПВЛ (так же, как и четвертая месть Оль-
ги) представлено творчеством «краеведа», в котором, как, на-
пример, в ст. 6455/947, являющейся продолжением его текста
(«и сани ея стоять въ Плесъкове и до сего дни, и по Днепру переве-
сшца, и по Десне, и есть село Ольжичи и до сего дни»)15, отсутст-
вуют явные фрагменты текстов заимствованных.
Рассказ о поездке Ольги в Константинополь в ст. 6463/955 г.,
так же как и повествование о юности Святослава в ст. 6472/964-
6475/967 гг., под которые было разнесено единое повествование,
не имеют ярких стилистических примет «краеведа-киевлянина»,
может быть, потому, что были им целиком переписаны (или на-
писаны). Такое заключение основано на единстве стиля этих
фрагментов ПВЛ, на присутствие в них свойственных ему инто-
наций («бе бо тогда...», «бе же имя ей наречено», «бе бо и сам...»),
а равным образом и на характерный перечень идущих из Руси то-
варов («челядь, и воскъ, и скору» [Ип., 51]), которых ожидал от
Ольги император, — перечень, вскоре повторенный Святославом
киевским боярам в обоснование своего стремления на Дунай
(«скора и воскъ, и медь, и челядь» [Ип., 55]). Вот почему при всей
соблазнительной логичности расслоения текста, предложенного
А.Г. Кузьминым («мирская» основа и «клерикальные распростра-
нения») в противовес уже совсем невозможным предположени-
ям Д.СЛихачева о «мирских» распространениях первоначально
клерикального текста 16, я склонен считать весь рассказ об Ольге
15
В плане географическом вся эта статья основана на недоразумении,
обусловленном знакомством «краеведа» с географией Новгородской зем-
ли, в частности, Деревской пятины, из-за чего выражение «по мьсте» (т.е.
'по отмщении') было понято в качестве указания на реку Мету, а уже сло-
жившаяся к началу XII в. легенда о происхождении Ольги из Плескова се-
верного, а не Дунайского, позволила домыслить остальное.
16
единым текстом, вышедшим из-под пера одного автора, осно-

ванном на предании, а не на переработке прототипа. При этом
отдаленность описываемых событий во времени от их записи
оказывается столь велика, что «краевед» представляет Святосла-
ва «вечным всадником» («бе бо и самъ хоробръ и легокъ, ходя акы
пардусъ... возъ бо по себе не возяше... но подькладь постилаше, а
седло въ головахъ» [Ип., 52-53]), вопреки прямому свидетельству
Льва Диакона, что «росы» вместе со Святославом не умели вое-
вать в седле 17, будучи, как сказали бы мы теперь, мобильной
«морской пехотой».
В рассказе о печенегах и воеводе Претиче ст. 6476/968 г. обыч-
но видят контаминацию двух текстов — первого, связанного с
приходом Претича, который кончается словами «и отступиша пе-
ченезе от города», и второго, начинающегося с полуфразы, прямо
опровергающей свое начало: «и не бяше лзе коня напоити, на Лы-
беди печенегы» [Ип., 55], почему оказывается, что «в одном вари-
анте печенеги были прогнаны подоспевшим Святославом, в другом —
это было сделано помимо Святослава воеводой Претичем. Версия,
связанная со Святославом, выглядит вполне логичной, если исклю-
чить сказание о Претиче» 18. Однако историк здесь неправ, по-
скольку указанная выше полуфраза вне всякого сомнения нахо-
дилась в начале новеллы (после слов «изънемогаху людье гладом и
водою»), тогда как Святослав и не думал освобождать Киев, а
только «съжалиси о бывшемъ отъ печенегъ», к чему последующий
редактор для убедительности добавил: «прогаав их в поле».
Ситуация, с которой сталкивается исследователь в ст.
6477/969 г., аналогична рассказу о поездке Ольги в Константино-
поль. Будучи непосредственным продолжением текста о пе-
ченежской осаде Киева, рассказ о смерти и погребении Ольги,
продолженный посвященным ей панегириком, соблазняет воз-
можностью беспрепятственно отделить его от «светской» части
новеллы. Тем не менее, внимательное сравнение этих двух частей
повествования убеждает в их структурном и, что особенно важно,
интонационном единстве, проявляющемся также и в тождестве
употребляемых стилистических оборотов. Этот единый интона-
ционный ритм, прослеживаемый на протяжении всего повество-
вания об Ольге и Святославе (после первых трех мщений Ольги
деревлянам), позволяет предположить наличие у автора, задачей
которого было прославить Ольгу как провозвестницу правосла-
вия на Руси и как «мать всем князьям рускым», какой-то повести,
текст которой он использовал по своему усмотрению. Другое
17
Лев Диакон. История. М., 1988, с. 75.
18
Кузьмин А Г. Начальные этапы..., с. 340.
дело - как и в каком направлении шла переработка имевшегося

в его руках текста, и тут современный исследователь может опи-
раться только на тот внутренний комментарий имен, обстанов-
ки и событий, который уже безусловно можно отнести на счет
«краеведа».
Именно такой пояснительный текст со всеми присущими
ему стилистическими оборотами читатель встречает в ст.
6478/970 г., рассказывающей о распределении «столов» между
детьми Святослава («посади Ярополка в Кыеве, а Олга в Дере-
вахъ»), когда Добрыня предложил пришедшим просить князя
новгородцам вакантную кандидатуру Владимира. После этого
идет краткое и энергичное прояснение всей ситуации: «Володи-
миръ бо бе от Малуши, милостьнице Ольжины, сестра же бе Доб-
рыни, отець же бе има Малъко любчанинъ, и бе Добрыня оуи Воло-
димиру» [Ип., 57]. При всей, казалось бы, случайности такой
информации, не играющей никакой роли в развитии рассказа о
Святославе, покидающем Киев, на самом деле здесь предстает
подлинное «плетение сюжетов», поскольку в этой краткой
справке автором заложены основы последующего повествова-
ния о Владимире и его братьях, которые до поры исчезают из по-
ля зрения читателя, чье внимание теперь целиком переносится
на подвиги их отца.
В отличие от предыдущих новелл, ст. 6479/971 г. впервые дает
почувствовать определенную связанность автора наличием пе-
рерабатываемого им текста, дающим знать о себе как постоянно
возникающими шероховатостями стиля, так и возникновением
у Святослава «лодий» вместо коней, что и обусловило его гибель
«в порогах». Коллизия с возвращением Святослава в Киев из-
под Доростола, растянувшаяся с середины лета 971 г. до весны
972 г., которую всерьез принимает вот уже не первое поколение
историков, оказывается целиком на совести нашего «краеведа-
киевлянина», чьи стилистические проступают на протяжении
всего этого текста («суть бо греци мудри и до сего дни», «иже сто-
ять пусты и до днешнего дни», «за маломъ бо бе не шелъ Царягра-
да», «бе бо ту царь рекя сице»). Среди них мы находим и фразу
«уже намъ некамо ся дети», которую он использовал позднее,
вложив ее в уста Святослава Ярославича перед битвой с полов-
цами под Сновском: «потягнемь, уже нам нельзе камо ся дети»
[Ип., 161] 19. Ему принадлежит и возрождение «воеводы отня
19
Точнее будет сказать, что эта фраза изначально принадлежала Святославу
Ярославичу, поскольку в ситуации 1068 г. ему с дружиной и черниговским опол-
чением действительно «нельзе камо ся дети», защищая родной город, тогда как
Святослав Игоревич вполне мог и уйти от столкновения с греками.
Свенгельда», чье имя он даже внес в текст обязательства Свято-

слава, похоже, им же самим и сочиненного на основании како-
го-то другого документа, имевшего июльскую дату, и уже ис-
пользованных им договоров 6420/912 и 6453/945 гг.
В том, что имя «Свенгельда» в договор и последующее пове-
ствование внесено «краеведом», убеждает сочинение Льва Диа-
кона. Византийский историк называет воеводой Святослава не-
коего «Сфенкела», занимавшего третье место после Святослава
(второе место принадлежало «военачальнику Икмору») и пока-
завшего чудеса храбрости и силы, однако этот Сфенкел погиб на
поле сражения еще до начала мирных переговоров 20 , так что его
имя никак не могло фигурировать в подлинном тексте договора.
Между тем, тот факт, что Свенельд должен сыграть определен-
ную роль в последующем повествовании, читателя предупреж-
дало странное замечание в ст. 6453 г. (дуб.), что он — «тоже отец
мстишинъ», на основании чего АЛ.Шахматовым была разрабо-
тана малоубедительная версия об убийстве Игоря Свенельдом и
его сыном «Мстиславом Лютым», тогда как, вероятнее всего, в
указанной фразе следует читать первоначальное или «тоже отец
мсти сына» или же «тоже отец мести», последствия чего мы и об-
наруживаем в сюжетах о борьбе Олега и Ярополка.
Все эти новеллы, включая дальнейшее повествование о Вла-
димире, тесно связаны с рассказом о поездке Ольги в Царьград
и о войне Святослава с греками наличием примет, характерных
для «краеведа», как, например, комментарий в ст. 6483/975 г. к
обстоятельствам убийства Свенельдича («бе бо ловы дея Олег»),
или уточнений по поводу смерти Олега Святославича, начиная
с указания места события («город, рекомый Вручий, и бяше мостъ
чресъ гроблю к воротом городным») и кончая традиционным за-
верением, что «есть могила его у Вручего и до сего дня» [Ип., 62-
63]. Характерен и такой штрих. В завершении новеллы о смерти
Олега Святославича безо всякой, казалось бы, на то нужды, как
и при распределении «столов» Святославом, автор сообщил,
что у Ярополка Святославича «жена грекини бе, и бяше была чер-
ницею, юже бе привелъ отець его Святославъ, и въда ю за Яропол-
ка, красы деля лица ея». Этот излюбленный композиционный
прием «краеведа» закладывать начало новой сюжетной линии
заранее, готовя читателя к событиям, с которыми он столкнется
только в будущем (в данном случае, с захватом «грекини» Вла-
димиром и рождением от нее Святополка, в свою очередь, по-
являющегося на сцене только после смерти Владимира), цемен-
20
Лев Диакон. История..., с. 71 и 76.
тирует повествование, которое только потом будет разорвано

вставками годов, «пустых лет» и мелких сообщений.
Переходя к обработанному «краеведом» циклу сказаний о
Владимире, мы впервые встречаемся с замечательным фактом
сохранения за определяемыми традицией пределами ПВЛ (т.е.
1118/1119 гг.) использованного им материала, который в тексте
ПВЛ представлен в сильно сокращенном и частично перерабо-
танном виде. Речь идет о ст. 6488/980 г., которая содержит боль-
шой комплекс известий о Владимире, в том числе и кажущийся
случайным эпизод сватовства к Рогнеде, разрывающий исто-
рию борьбы Владимира с Ярополком. Этот сюжет, имеющийся
во всех списках ПВЛ, в Лаврентьевской летописи представлен,
кроме того, и значительно более полным вариантом, текст ко-
торого читается в ст. 6636/1128 г. и заслуживает быть приведен-
ным здесь для сравнения. Вот текст ПВЛ, а вот его источник:
«И седе в Нове- «О сихъ же Всеславичих сице есть, яко
городе... и посла к сказаше ведущим преже, яко Роговолоду
Роговолоду Полоть- держащю и владеющю и княжащу Полоть-
ску, глаголя: хощю скую землю, а Володимеру сущю Новего-
пояти дщерь твою роде, детьску сущю еще и погану, и бе оу
жене; он же рече него [оуи его] Добрына, воевода и, хра-
дъщери своей: хоще- боръ и наряденъ мужь; сь посла к Рогово-
ши ли за Володими- лоду и проси оу него дщере [его] за Воло-
ра; она же рече: не димера, он же рече дъщери своей: хощеши
хощу розути Воло- ли за Володимера; она же рече: не хочю
димера, но Ярополка розути робичича, но Ярополка хочю; бе бо
хочю; бе бо Рогъво- Роговолодъ перешелъ изъ заморья, имея-
лодъ перешелъ изъ ше волость свою Полтескь; слышавше же
заморья, имяше во- Володимеръ разгневася о той речи, оже ре-
лость свою Полоть- че, не хочю я за робичича; пожалиси Доб-
ске, а Туръ Турове, рына и исполнися ярости, и поемше вой
от него же и туровци [и] идоша на Полтескь, и победиста Рого-
прозвашася; и при- волода. Рогъволодъ же вбеже в городъ; и
идоша отроци Воло- приступившие к городу, и взяша город и
димири и повеша ему самого [князя Роговолода] яша и жену его,
всю рець Рогнедину, и дщерь его; и Добрына поноси ему и дще-
дщери Рогъволоже, ри его, нарекъ ей робичица, и повеле Воло-
князя полотьского. димеру быти с нею пред отцемь ея и мате-
Володимиръ же рью; потом отца ея оуби, а саму поя жене,
събра вой многы, ва- и нарекоша ей имя Горислава; и роди Изя-
рягы и словены, и слава; поя же пакы ины жены многы; и на-
чюдь, и кривичи, и ча ей негодовати; неколи же ему пришед-
поиде на Рогъволо- шю к ней, и оуснувнпо, хоте и зарезати
да. В се же время хо- ножемь, и ключися ему оубудитися, и я ю

тяху вести Рогънедь за руку; она же рече: сжалиласи бях, зане
за Ярополка; и приде отца моего уби, и землю его полони меня
Володимиръ на По- деля, и се ныне не любиши мене и съ мла-
лотескъ, и оуби денцем сим; и повеле ею оустроитися во
Рогъволода и сына всю тварь царьскую, якоже в день посага
его два, а дщерь его ея, и сести на постели светле в храмине, да
Рогънедь поя жене» пришед потнеть ю; она же тако створи, и
[Ип., 63-64]. давши же мечь сынови своему Изяславу в
руку наг, и рече: яко внидеть ти отець, рци,
выступя: отче, еда единъ мнишеся, ходя;
Володимеръ же рече: а хто тя мнелъ еде; и
повергь мечь свои; и созва боляры, и пове-
да им; они же рекоша: оуже не оубии ея,
детяти деля сего, но въдвигни отчину ея, и
дай ей с сыном своимъ; Володимеръ же оу-
строи городъ и да има, и нарече имя городу
тому Изяславль; и оттоле мечь взимаютъ
Роговоложи внуци противу Ярославлих
внуков» [Л., 299-301].
Сравнение обоих вариантов приводит к заключению, что

оба текста восходят к одному архетипу, обработанному «краеве-
дом» («бе бо Рогволодъ перешел изъ заморья, имяше волость
свою Полотьске, а Туръ Турове, от негоже и туровци прозваша-
ся»), но в ПВЛ потерявшему объяснение, что «Владимиру сущю
Новегороде, детьску сущю еще и погану, и бе оу него оуи его До-
брына» (от него осталась только «и седе в Новегороде»), а также
эпизод с насилием над Рогнедой и всё последующее за ним. На-
личие в Лаврентьевской летописи этого рассказа за пределами
ПВЛ (притом, что на соответствующем месте летописи пред-
ставлен и вариант ПВЛ) подтверждает существование внелето-
писного цикла сказаний о Владимире и его «уе» Добрыне,
несущем на себе отпечаток редакторской работы «краеведа-ки-
евлянина», насколько эти сюжеты сохранились в ПВЛ (выбор
Владимира новгородцами, сватовство к Рогнеде, поход на бол-
гар, культ Перуна и пр.). Анализируя стилистику фрагмента
рассказа о Рогнеде, можно видеть, что в ПВЛ вошла только пе-
реработка сюжета (или это всё было сокращено потом), тогда
как первоначальный текст, более архаический по своей лекси-
ке, остался за пределами ПВЛ вместе с противопоставлением
«Рогволожих внуков» (т.е. сыновей Изяслава) и «Ярославлих
внуков», поскольку такое противопоставление противоречило
концепции «краеведа», что матерью Ярослава была Рогнеда
[Ип., 67 и 114]. Более того, все эти наблюдения, вместе с наблю-

дениями над сокращениями текста первой мести Ольги (сон
князя Мала) с неизбежностью ставят вопрос о первоначальном
составе и объеме ПВЛ в той части, которая преимущественно
принадлежит «краеведу-киевлянину» и которая, как можно ви-
деть, позднее была подвергнута сокращению и переработке.
Рассказ ст. 6488/980 г. о войне Владимира с Ярополком, ко-
торого предал его «воевода Блуд», неожиданно сменивший
«Свенгельда», похоже, был основан «краеведом» («и есть ровъ и
до сего дне», «се бо Блуд», «и есть притча и до сего дне», «бе бо от
двою отцю» и пр.) на каком-то ином материале, чем рассказ о
Рогнеде, поскольку здесь вместо Добрыни (о нем упоминается
только за пределами сюжета, в связи с назначением его посад-
ником в Новгород и поставлением там кумира Перуна) действу-
ет Блуд и «варяги», а центральным персонажем оказывается сам
Владимир, представленный как женолюбец и язычник. Вместе
с тем, сравнивая своего героя с Соломоном, «краевед» оказыва-
ется безусловно на стороне Владимира, поскольку «бе неве-
гласъ, на конець обрете спасение». Этот рассказ интересен и для
характеристики самого автора, выступающего здесь, как и в сю-
жетах об Ольге, не только в качестве хрониста и биографа, но и
в качестве духовного писателя, рассыпающего перед читателем
жемчуг многочисленных сентенций и цитат, направленность
которых в ряде случаев весьма неожиданна. Так, после обличе-
ния «женолюбства» Владимира удивительно читать помещен-
ный здесь же панегирик «добрым женам» — редчайшее явление
в древнерусской литературе вообще и довольно неожиданное
для духовного лица, каким безусловно был этот автор 21 .
В этой статье перед исследователем в полной мере раскрыва-
ется творческая мастерская «краеведа-киевлянина» и прин-
ципы композиционной целостности ПВЛ, созданной по
принципу переплетения сюжетных нитей, протянутых к топо-
графическим ориентирам. Последние возникают в рассказе как
бы случайно, на самом же деле предвосхищая грядущие собы-
тия и указывая их топос. Таков «двор теремной», впервые упо-
мянутый в новелле о первой мести Ольги («и бе вне города двор
теремныи... за святою Богородицею надъ горою, бе бо ту теремъ
камень»), на котором в последующем происходит расправа с
Ярополком («Володимиръ же... вшедь въ дворъ теремьный отень,
21
Впрочем, надо отметить, что с таким же пиететом Нестер/Нестор пи-
шет в «Житии Феодосия» о его матери, а в новелле об обретении мощей
Феодосия - о Марии, супруге Яна, которая была похоронена напротив
фоба Феодосия через день после его перезахоронения [Ип., 203-204].
о немъ же преже сказахомъ») и который станет ориентиром,

уточняющим местоположение будущих «кумиров Владимира»
(«и постави кумиры на холъму, вне двора теремнаго»). Точно так
же и «Перунов холм», только упомянутый при описании рати-
фикации договора 6453/945 г., обретает свой истинный смысл в
качестве языческого капища уже при Владимире. Однако автор,
упреждая события, тут же говорит о последующем искуплении
пролитой жертвенной крови («на томъ холме ныне церкы есть
святаго Василья, якоже последе скажемъ»), что позволяет ему
уточнить место действия для читателя и в то же время подчерк-
нуть отдаленность этого действия во времени. Подобную же
роль играет и вскользь брошенное примечание к имени Рогне-
ды, «юже посади на Лыбеди, идеже есть ныне сельце Предслави-
но», подготавливая тем самым внимание читателя к событиям
1015-1016 гг., в которых активным действующим лицом высту-
пала дочь Владимира, Предслава/Передслава.
Также этот автор поступил и в рассказе о мучениках-варя-
гах, искусно предпослав ему топографическую привязку к хра-
му Богородицы Десятинной, «юже създа Володимиръ» [Ип.,
69]. Этот рассказ, отмеченный стилистическими особенностя-
ми «краеведа», как и обрамляющие его краткие заметки о по-
ходах Владимира, представляет безусловный интерес своей по-
следовательно проводимой идеей, что «теломъ апостоли суть
зде не были», находящейся в полном согласии с его же допол-
нением к рассказу о «грамоте словенской» и в резком противо-
речии с «хождением» апостола Андрея, еще раз подчеркивая
неизвестность ему данного сюжета, который одним из после-
дующих авторов в конце XII в. был подведен к его «горам Ки-
евским». Что же касается легенды о построении Владимиром
Десятинной церкви на том месте, где по преданию погибли му-
ченики-варяги («бе же варягъ тъ пришел от грекъ»), то она ока-
зывается тесно связанной с «варягами» Ярослава и Владимира,
а потому и не могла возникнуть ранее первой половины XII в.,
когда русская Церковь стала обзаводиться собственными мар-
тирологами.
Завершив цикл рассказов о Владимире-язычнике его возвра-
щением в Киев с Добрыней после похода на болгар, «краевед-ки-
евлянин» самой логикой повествования должен был перейти к
рассказу об обращении князя. Два сочинения, которые исследо-
ватели традиционно выделяют из состава ПВЛ как имеющих соб-
ственное происхождение и свою литературную судьбу, - «Испы-
тание вер» и «Речь философа» - до сих пор остаются в
определенном смысле «камнем преткновения», поскольку в них
можно усмотреть самостоятельные произведения 22, привлечен-

ные составителем ПВЛ и адаптированные им для рассказа о кре-
щении Владимира. Специально занимавшийся языком «Речи
философа» А.СЛьвов нашел в ней элементы западнославянские,
восточноболгарские, греческие и русские, заключив, что
первоначально она была написана на греческом языке Констан-
тином-Кириллом, переведена Мефодием для мораван, использо-
вана в Болгарии, а затем, будучи переработана русским книжни-
ком, прижилась на Руси «не позднее середины XI в.» 23 Но так ли
это? Основанием подобной датировки для филолога стала работа
И.П.Еремина о сочинениях Феодосия Печерского, в частности,
«Слова о латинех», фрагмент которого, по словам автора, оказал-
ся интерполирован в «Речь философа» 24. Однако здесь безуслов-
ная ошибка, поскольку текстуальные совпадения двух фрагмен-
тов «Слова к Изяславу о латинех» находятся не в «Речи
философа», а в «Исповедании веры», преподанном Владимиру в
Корсуни 25 , где они выглядят явной интерполяцией, одна из кото-
рых приурочена к осуждению иконоборчества, а другая — к рас-
колу между восточной и западной Церковью, о чем я скажу ниже.
Что же касается собственно «испытания вер» и «речи филосо-
фа», то, будучи органично слиты с окружающими текстами, они,
скорее всего, были подвергнуты литературной обработке тем же
«краеведом». Это подтверждается параллелями с принадлежащи-
ми ему текстами, вроде фразы «еяже нелзе писати срама ради»
[Ип., 72], повторенной в рассказе о «детище», выволоченном ры-
баками изСетомли («а иного нельзе казати срама ради» [Ип., 153]),
и оборотом «бе бо сам любяше», характерным для этого автора.
Однако и здесь можно найти следы поздней редактуры вроде
фразы о «болгарех веры Бохъмичей» в «испытании вер», которые,
по-видимому, заменили стоявших здесь изначально «козар».
В этом плане особенно примечателен эпизод с развернутой перед
Владимиром «запоной», несущей изображение Страшного суда
[Ип., 92], которая, надо думать, являлась обязательной принад-
лежностью странствующих миссионеров не только при жизни
«краеведа», но и гораздо раньше. И всё же, прототипом данного
«философа» вряд ли мог быть Константин-Кирилл, даже если
видеть здесь отражение его деятельности в Моравии или Болга-
рии, как потому, что в Моравии его задачей было обеспечение
22
Шахматов АЛ. Разыскания..., с. 147-154.
23
Львов А. С. Исследование Речи философа. / / Памятники древнерус-
ской письменности. М., 1968, с. 333-396).
24
25
Еремин И.П. Литературное наследие Феодосия Печерского. / /
ТОДРЛ, V, М.-Л., 1947, с. 162.
уже существующей Церкви богослужебными книгами, так и по-

тому, что для обращения в христианство Бориса-Михаила таких
увещеваний уже не требовалось.
Естественным продолжением новеллы о крещении Влади-
мира, скорее всего, лишь пересказанной «краеведом», являются
ст. 6495/988 и 6496/989 гг., содержащие историю выбора веры и
так называемую «Корсунскую легенду», заключающую в себе
рассказ об осаде Корсуня, требовании «царской невесты», кре-
щении Владимира, возвращении в Киев, низвержении куми-
ров, распределении городов между сыновьями и начале войн с
печенегами. В отличие от изложения Священной истории, рас-
сказ об осаде Корсуня был заимствован «краеведом» у одного из
своих предшественников, о чем свидетельствуют характерные
для него дополнения, комментарии и полемика, проступающие
в тексте «крести же ся в церкви святое Софьи, и есть церкви та
стояще в Корсуни граде, на месте посреде града, идеже торгъ де-
ють корсоуняне; полата Володимеря воскраи церкви стоить и до
сего дни, а цесаричина полата за олътаремь». И тут же он заклю-
чал категорически: «Се же не сведуще право глаголють, яко крес-
тился есть в Кыеве, инии же реша — в Василеве, друзии же реша
инако сказающе; крещену же Володимеру в Корсуни» [Ип., 97].
Не подвергая специальному критическому рассмотрению
вопрос о действительном месте крещения Владимира, чему по-
священа обширная литература, хочу обратить внимание иссле-
дователей на некоторые факты, в частности, на «церковь святой
Софии» и стоящее рядом с нею упоминание «Василева» в каче-
стве ее возможного местонахождения. Попытку Д.СЛихачева
истолковать последний топоним как неправильно понятый гре-
ческий термин "базилика", т.е. 'церковь' 26 , вряд ли можно счи-
тать продуктивной уже по одному тому, что крещение и так под-
разумевалось совершаемо в церкви. Здесь же отголосок совсем
иной ситуации. Учитывая значение, которое придавалось кре-
щению князя росов и его беспрецедентной женитьбе на визан-
тийской принцессе (в первую очередь, за получение Констан-
тинополем срочной военной помощи в виде десятитысячного
корпуса росов), можно полагать, что обе церемонии (крещение
и бракосочетание) имели место не в захолустном Корсуне, а в
центральном храме столицы империи, Цесареграде, что являет-
ся точной калькой греческого Βασιλίευζ πόλιζ 27 , при последую-
26
Лихачев Д. С. Комментарии. / / Повесть временных лет, т. 2. M.-JL,
1950,с. 338
27
Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 197-197, ко-
торый приводит в подтверждение мнения П.И.Савваитова и М.Фасмера.
щей редактуре превратившегося в «Василев». Поскольку же па-

мять об этом событии уже почти стерлась, то упоминание
«Βασιλίευζ» в предшествующем тексте было понято «краеве-
дом» как указание на пригород Киева.
Однако самой примечательной чертой поучения, преподан-
ного Владимиру при крещении, оказывается его яркая антила-
тинская направленность, проступающая во вставке, разорвав-
шей «символ веры» и вряд ли принадлежащей перу «краеведа»
(«не приимаи же от латыне оучения, их же оучение развращено:
влезъше бо вь церковь, не покланяються иконамъ, но стоя покло-
ниться, напишеть крест на земли и целуеть, и вьстанетъ простъ но-
гама на немь, да легъ целуеть, а вьставь попираеть» и пр. [Ип.,
100]. Такая позиция по отношению не только к латинянам, но и
к другим религиям, прослеживаемая здесь, требует нового спе-
циального рассмотрения, которое может привести к пересмотру
традиционных взглядов на время сложения окончательной ре-
дакции ПВЛ, поскольку попытки связать эти выпады с извест-
ным «Вопрошанием Изяслава Ярославича о латинстей вере» 28
были в свое время подвергнуты уничтожающей критике в рабо-
те К.К.Висковатого, показавшего принадлежность этого поуче-
ния не Феодосию Печерскому, а Феодосию Греку, писателю вто-
рой половины XII в. 29 Другими словами, эта вставка может
служить достаточно веским аргументом в осторожно высказан-
ном А.Г.Кузьминым предположении о возможности оконча-
тельного сложения текста ПВЛ уже к 1204 г.30
Исход Владимира из Корсуня с «царицей», Настасом Корсу-
нянином, мощами Климента и всем прочим, что было захваче-
но в качестве военного трофея, передан «краеведом» в характер-
ной для него обстоятельной «топографической» манере с
указанием, что поставленная Владимиром в Корсуне на укра-
денной «приспе» церковь Иоанна Предтечи (в честь чего?) «сто-
ить и до сего дни», а привезенные им оттуда «4 коне (иконы? —
А.Н.) медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже
не ведуще мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]. Триумфальное
возвращение князя в Киев позволило автору свести воедино на-
меченные ранее сюжетные линии путем «свержения Перуна»,
поставления церкви святого Василия, о которой было заявлено
много ранее, и рассредоточения по городам сыновей Владими-
28
Еремин И. П. Из истории древне-русской публицистики XI в. / /
ТОДРЛ, II, М.-Л., 1935, с. 21-38.
29
Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к
Изяславу о латинех». / / Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.
30
Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. / / Но-
вое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53.
ра, общее количество которых только теперь достигло 12 чело-

век 31. Насколько такое распределение «столов» соответствует
представлениям первой четверти XII в., показывает тот факт,
что Святополку Владимировичу достался г. Туров, где в конце
XI в. находился другой Святополк, сын Изяслава Ярославича
[Ип., 199 и 208]. Естественно, что исследователь не имеет права
использовать эти перечни имен и распределение княжений в
качестве исторического источника, не доказав предварительно
их достоверность или хотя бы возможность данных княжений,
ссылаясь лишь на «припоминания» поздних списков ПВЛ, как
то делается до сих пор весьма часто. К тому же стоит напомнить,
что современник Владимира, Титмар из Мерзебурга, насчиты-
вает у него только трех сыновей, из которых один — Свято-
полк — был женат на дочери Болеслава Храброго32.
Примечательной чертой Корсунской легенды и всего цикла
сюжетов, связанных с принятием Владимиром христианства,
начиная со сказания о варягах-мучениках, оказывается отсутст-
вие имени Добрыни, выступавшего ранее в качестве «кормиль-
ца» ('дядьки') князя. Между тем, этот цикл, похоже, имел про-
должение, поскольку тот же «краевед», как известно, отправил
Добрыню на посадничество в Новгород для установления там
культа Перуна [Ип., 67]. Подтверждением такому предположе-
нию может служить разработанная для Новгорода версия о
«низвержении кумиров» по образцу киевского сказания, где
главным действующим лицом оказывается Иоаким (Аким) кор-
сунянин 33. Ее отражением является известный сюжет Иоаки-
мовой летописи о крещении новгородцев Добрыней и Путятой,
возможно, заимствованный из того же цикла сказаний, однако
дополненный столь любимыми «краеведом» топографически-
ми ориентирами и, что особенно важно, фрагментом сообще-
ния некоего духовного лица об исполнении им данной миссии.
Этот текст носит характер явного заимствования из подлинного
донесения или отчета и вряд ли был сочинен позднейшим
31
Искусственность последнего списка в подражание «12 сыновьям Из-
майловым» хорошо продемонстрирована И.Н.Данилевским {Данилевский
И.Н. Библеизмы Повести временных лет. / / ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93), тем
более, что историки не знают ни Станислава, ни Позвизда, тогда как о Вы-
шеславе и Святославе известно только на основании слов самого «краеведа».
32
Thietmari Mersebuigensis episcopi chronicon, VII, 72 (далее - Thietmari
chronicon); Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники ΙΧ-ΧΙ ве-
ков. М., 1993, с. 140.
33
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л.,
1950,с.159-160.
книжником, как были сочинены «договоры» 907 и 971 гг.: «Мы

же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам,
учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово
крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пре-
быхом два дни, неколико сот крестя» 34.
Возвращаясь к творчеству «краеведа-киевлянина», надо от-
метить, что рассказ о крещении Владимира в Корсуне положил
начало новой сюжетной линии, определяемой Настасом Кор-
сунянином и «корсунскими попами», выведенными в Киев с
иконами, книгами и предметами культа. Развитием этой темы,
началом которой можно считать рассказ о варягах-мучениках
(«и бяше варягъ один, бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Бого-
родица, юже созда Володимиръ; бе же варягъ тогь пришелъ от
грекъ и держаше веру в тайне крестьяньскую, и бе оу него сынъ,
красенъ лицемъ и душею»), стала история строительства «церкви
святыя Богородица», ее украшения и установления к ней деся-
тины от всех городов русских, изложенная в ст. 6499/991 и
6504/996 гг. и дополненная рассказом об установлении празд-
ника Преображения Господня, нищелюбии и дружинолюбии
Владимира [Ип., 109-111]. Свое завершение эта сюжетная ли-
ния получила только в ст. 6526/1018 г., где сказано, что Боле-
слав 1, уходя из Киева, «воизма имение, и бояры Ярославле, и се-
стре его две, и Настаса пристави десятиньнаго к имению, бе бо ся
ему вьверилъ лестью» [Ип., 131]. Таким образом, не приходится
сомневаться в разработке всей композиции «краеведом», тем
более, что в указанных статьях хорошо прослеживается его «по-
черк» («бе бо праздник преображению Господню въ день, егда си
бысть сеча», «бе бо любяше Володимиръ дружину... и бе живя с
князи околными») [Ип., 109 и 111]35. Вместе с тем, стилистичес-
кое единство текста о Владимире и его особенности, повторяю-
щие особенности структуры фраз и лексику основного текста
«Корсунской легенды», заставляют предполагать, что «краевед-
киевлянин» в ряде случаев и здесь использовал текст своего
предшественника.
Такой взгляд находит определенную поддержку в разрывах
текста, перемежающегося рассказами о военных столкновениях
с печенегами, которые оказываются как бы второй сюжетной ли-
нией, заявленной в конце ст. 6496/988 г. известием о строительст-
ве городов «по Десне и по Устрьи (т.е. по р. Остер, притоку Десны.
34
Татищев В.Н. История Российская, т. I. M.-JL, 1962, с. 112-113.
35
Об анахронизме упоминания «Андриха Чешьского», правившего в
1012-1033 гг., см.: Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М.,
1964,с.103-104.
- /4.Я.), по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне... бе бо рать отъ пече-

негь, и бе воюяся с ними и одоляя имъ» [Ип., 106]). Это позволяет
предположить бытование в конце XI или в первой четверти
XII в. в Киеве цикла рассказов о печенегах (рассказ о воеводе
Претиче, отнесенный ко времени Ольги и Святослава, о юно-
ше-кожемяке и о «белгородском киселе»), связанных предани-
ем с именем Владимира, который, тем не менее, не выступает в
них главным действующим лицом (в первом случае он только
назван, а последний сюжет прямо связан с его отсутствием), что
напоминает поздние былины, где действие только приурочено
к «пирам князя Владимира». Судя по живости рассказов о пече-
негах, все они принадлежат перу «краеведа», использовавшего
их для литературной мотивации поступков своих героев: в пер-
вом случае для возвращения Святослава Игоревича из Болга-
рии, чтобы похоронить Ольгу и распорядиться судьбами своих
детей и Русской земли; во втором случае, чтобы объяснить имя
Переяславля Южного (город на Трубеже!). С другой стороны,
история об основании Переяславля и рассказ о «белгородском
киселе» 36, который должен был читаться следом за сообщением
о заложении Белгорода, представленном сейчас краткой замет-
кой в ст. 6500/992 г. Всё это позволяет думать, что изначально
они составляли цикл, рассказывающий о строительстве городов
на южных рубежах в связи с печенежской опасностью, — цикл,
подчеркнуто легендарный, в котором имя Владимира оказыва-
ется лишь одним из элементов используемой «знаковой систе-
мы» или «клише».
Но вернемся к завершающей части ст. 6505/997 г., которая
представляет интерес как мыслью о превосходстве человеческо-
го фактора над материальным («яко сребромъ и златомъ не имамъ
налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато» [Ип., 111]),
что подтверждается позднее судьбою изгнанного Изяслава Яро-
славича («иде в Ляхы со имениемь многимъ... оуповая богать-
ствомъ многымь, глаголя, яко симь налезу воя, еже взяша оу него
ляхове, показаша ему путь от себе» [Ип., 173]) и скептическим
вердиктом «немецких послов» под 6583/1075 г. («се бо лежить
мертво; сего суть кметье лучыпе, мужи бо доищуть и болша сего»
[Ип., 190]), так и наличием проступающих здесь «двух итогов»
жизни и деятельности Владимира. Похоже, что «краевед-киев-
лянин», перерабатывая текст своего предшественника и завер-
шая рассказ о князе любовным отношением его к дружине, с ко-
36
Обработка данного сюжета «краеведом» проступает с первых строк ха-
рактерными его уточнениями, «бе бо рать велика», «бе бо голодъ великь вь
граде», «бе бо погребено», хотя эти наблюдения и не распространяются на
весь текст.
торой тот советовался об «уставе земляном и о ратехъ», а также

жизнью в мире и любви с «околными князи», захотел сохранить и
прежнюю концовку, сообщавшую о попытке судебной реформы
князя. В результате завершающая фраза «и живяше Володимиръ
по строенью дедню и отню» оказалась в разительном противоре-
чии со всеми предшествующими действиями князя, прямо от-
рицающими прежний языческий порядок.
Столь преждевременное подведение итогов деятельности
Владимира объясняется не просчетом «краеведа», а отсутствием
у него материала для рассказа о последующих восемнадцати го-
дах жизни князя. Не было таких сведений и в текстах его пред-
шественников, хотя именно здесь можно было бы ожидать цикл
«печенежских» новелл, рассказывающих о построении городов
и обороне южных рубежей от набегов. Поэтому после легенды о
«белгородском киселе» и вплоть до рассказа о смерти Владими-
ра всё пространство ПВЛ занято воистину «пустыми годами»,
изредка перемежающимися краткими заметками, почерпнуты-
ми, скорее всего, из архива Десятинной церкви. В результате ос-
тается думать, что и сама смерть Владимира «на Берестовом»,
послужившая «краеведу» основанием для обширного панегири-
ка киевскому князю [Ип., 115-118] (сокращенного в Лавренть-
евском списке ПВЛ), перекликающегося по содержанию и сти-
лю с «похвалой Ольге» [Ип., 55-56], открывала собой отдельное
повествование о Ярославе и его борьбе со Святополком, став за-
вязкой очередного сюжета.
Последнее кажется тем более вероятным, что Ярослав появ-
ляется в тексте ПВЛ как deus ex machina, пусть даже и упомяну-
тый в «распределении столов» в конце ст. 6496 г. Описание ситу-
ации 6522/1014 г., что «Ярославу сущу въ Новегороде, и оурокомъ
даюпцо 2000 гривенъ от года до года Кыеву, а тысячю Новегороде
гривенъ раздаваху, и тако даху вси посаднице новьгородьстии, а
Ярослав поча сего не даяти Кыеву отцю своему» [Ип., 114-115],
оставляет читателя в неведении, по какой причине Ярослав от-
казался от ежегодных выплат Киеву после 25 лет княжения в
Новгороде (если следовать ст. 6496/988 г.). Впрочем, еще более
загадочно, что он делал в эти годы. Если учесть, что общая сум-
ма лет его княжения равна 40 годам, а умер он 76 лет в 1054 г., то
получается, что на княжеский престол Ярослав вступил в
1014/1015 г. в возрасте 36 лет, о содержании которых никто ров-
ным счетом ничего не знал уже в конце XI в. (или еще позд-
нее?), когда работал «краевед-киевлянин».
Отсюда можно заключить, во-первых, что в его руках был
текст, рассказывающий о событиях, последовавших за смертью
Владимира, центральной фигурой которых был Ярослав и пред-
принятые им шаги к овладению киевским престолом, а, во-вто-

рых, этот текст был или дефектным, или вся его предшествую-
щая часть по каким-то причинам была отброшена переработчи-
ком. Последнее можно понять из настойчивых указаний на
родственные отношения между Владимиром и Ярославом уже в
ст. 6522/1014 г., когда отказ давать «урок» Киеву сопровождает-
ся пояснением «отцю своему», а приказ Владимира «мосты мос-
тить» — пояснением «хотяше бо ити на Ярослава, на сына своего»
[Ип., 115].
Трудно сказать, что своего внес «краевед», приступая к опи-
санию борьбы Ярослава со Святополком, поскольку он заранее
готовил к ней своего читателя, начав с рассказа о борьбе Яро-
полка с Олегом, где впервые появляется «расстриженная греки -
ня», становящаяся после гибели Ярополка матерью Святопол-
ка, обреченного по замыслу автора нести в себе «корень зол».
Поскольку вся эта расстановка и предопределенность действу-
ющих лиц оказывается подчинена, в конечном счете, сюжетной
схеме «Сказания о Борисе и Глебе», можно думать, что весь рас-
сказ о смерти и похоронах Владимира принадлежит нашему ав-
тору, в том числе версия о нахождении Святополка в Киеве («и
бе бо Святополкъ в Кыеве»), противоречащая «Чтению о Борисе
и Глебе» Нестера/Нестора, и последующая «рокировка», сде-
лавшая Святополка противником Ярослава. Об этом говорит
летописная «Повесть об убиении Бориса и Глеба», являющаяся
сокращенной переработкой текста «Сказание и страсть и похва-
ла святюю мученикоу Бориса и Глеба» (далее — «Сказание о Бо-
рисе и Глебе»)37, которая разорвала его текст, продолжающийся
с повтора, что по вокняжении в Киеве Святополк «созвавъ люди
и нача даяти овемь корьзна, а другимъ кунами» [Ип., 127], как то
нашло свое отражение в начальных строках «Повести об убие-
нии...»: «седе в Кыеве по отци своемь, и созва кыяны, и нача име-
ние имь даяти» [Ип., 118].
Указание на Святополка, захватившего Киев, в качестве
противника Ярослава (в соответствии со «Сказанием о Борисе и
Глебе») с неизбежностью ставит вопрос о времени сложения и
переработки всего этого комплекса сведений о событиях 1015-
1019 гг., поскольку современник этих событий, оставивший их
описание, Титмар, епископ Мерзебурга, сообщает, что к момен-
ту смерти Владимира «его королевство» было разделено между
двумя сыновьями, в то время как третий, Святополк, был за-
ключен вместе с женой, дочерью Болеслава I, в темницу, из ко-
торой сумел освободиться только некоторое время спустя после
37
Успенский сборник..., с. 42-58.
смерти отца и тотчас же бежал к своему тестю в Польшу 38 . Факт

этот чрезвычайно важен, поскольку объясняет, почему Свято-
полк не принимал и не мог принимать участие в событиях,
имевших место по смерти Владимира, вплоть до того момента,
когда в результате поражения Ярослава на Волыни в 1018 г. Бо-
леслав вернул его на несколько месяцев снова в Киев 39, о чем
сообщает и ПВЛ [Ип., 130-131].
Но если это так, то как могли об этом забыть киевляне, жив-
шие всего полвека спустя? Или же это означает, что «краевед»
выполнял «социальный заказ» после 1115 г., когда произошла
окончательная канонизация Бориса и Глеба в Вышгороде, когда
было написано «Сказание...», а Святополк окончательно стал
«окаянным»? Конечно, можно предположить, что Титмару бы-
ло известно только о заключении Святополка в темницу вместе
с женой и епископом Рейнберном, но не об обстоятельствах и
времени его освобождения, что могло произойти ранее смерти
Владимира, а его бегство в Польшу последовало только после
поражения, нанесенного ему Ярославом у Любеча, однако всё
это относится к области догадок. Между тем, вопрос этот связан
не только со «Сказанием...», но и с текстом, который предшест-
вовал включению в ПВЛ Повести об убиении Бориса и Глеба,
поскольку в ней уже зафиксирована именно такая расстановка
сил. Очень похоже, что она потребовала и значительной перера-
ботки (адаптации) рассказа о Ярославе и варягах в Новгороде,
который представлен во фрагментарном виде, как и текст ст.
6524/1016 г., являющийся естественным его продолжением, из-
вестный в двух версиях — киевской [Ип., 129] и новгородской
[НПЛ, 15 и 174-175], где у Святополка оказывается воевода Вла-
димира «Волчий Хвост», упомянутый в ст. 6492/984 г. о походе
на радимичей [Ип., 71] тем же «краеведом».
На этом странности не кончаются. Трудно понять причину,
по которой автор, приведя Ярослава в Киев после Любечской
битвы, посчитал нужным указать его возраст («бе же тогда Яро-
славъ лет...»), который в Ипатьевском списке «по соскобленно-
му» читается как «18», в Хлебниковском и Погодинском - «28»,
тогда как, исходя из итоговой цифры в 76 лет к моменту смерти
в 1054 г., Ярославу к моменту вступления в Киев должно было
быть 38 лет. В таком случае наличие во всех вариантах правиль-
ной цифры единиц — «8» — свидетельствует о попытках «омоло-
жения» Ярослава позднейшими редакторами, старавшимися
38
Thietmari chronicon, VII, 73 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязыч-
ные..., с. 141).
39
Thietmari..., VIII, 32 (Там же, с. 142).
оправдать рождение у него первого сына только в 1020 г., что до-
пустимо для 22-летнего князя, но совершенно невероятно для
42-летнего. Между тем, преклонный возраст Ярослава именно в
этих пределах к моменту смерти подтверждается исследованием
его скелета, равно как и сведениями о его врожденной хромоте
(«что приидосте с хромьцемь симь» [Ип., 129]) в результате под-
вывиха тазобедренного сустава40.
Статья 6526/1018 г., содержащая рассказ о поражении Яро-
слава Болеславом 1 на Волыни, на р. Буг (в результате чего Свя-
тополк смог вернуться на киевский престол, где пробыл не бо-
лее года41, после чего был окончательно изгнан Ярославом),
занимает особое место в творчестве «краеведа-киевлянина».
В ней достаточно явственно проступают использованные им
тексты новгородского происхождения («посадникъ Костян-
тинъ, сынъ Добрынин», сбирание «скота» для варягов), завер-
шение ранее обозначенных сюжетных линий, например, с На-
стасом Корсунянином, которого Болеслав уводит в Польшу, и
даже собственные впечатления о неприязни киевлян «к ляхам»,
пришедшим с Болеславом II в Киев в 1069 г., которые он ис-
пользовал, чтобы нарисовать картину бегства из Киева Боле-
слава I, что впервые подметил А.А.Шахматов42. Особый интерес
вызывает здесь появление у Ярослава «кормильца и воеводы
Буды» («и бе оу Ярослава корьмилець и воевода Боуды; и нача Бу-
ды оукаряти Болеслава, глаголя, да что ти пропоремь трескою чре-
во твое толъстое, бе бо великъ и тяжекь Болеслав, яко ни на кони
не моги седети, но бяше смысленъ» [Ип., 130]), описанного в
столь типичных для «краеведа» выражениях, что сразу приводит
на память созданного им же «воеводу Блуда» у Ярополка, зада-
чей которого было предать его в руки Владимиру, после чего тот
исчезает так же, как теперь — «Буды».
Как мне представляется, все эти наблюдения позволяют ре-
шить вопрос и о принадлежности перу «краеведа» новеллы о
40
Рохлин Д.Г. Итоги анатомического и рентгенологического изучения
скелета Ярослава Мудрого. / / КС ИИМК, VII, M.-JL, 1940, с. 46-57; Гинз-
бург В. В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Ан-
ны и Ингигерд. (Там же, с. 57-66.)
41
0 том, что Болеслав I находился в Киеве после победы на Буге на про-
тяжении десяти месяцев, пишет Галл Аноним (Галл Аноним. Хроника и дея-
ния князей или правителей польских. М., 1961, с. 36), хотя В.Д.Королюк,
опираясь на показания Архангелогородского летописца (Королюк В.Д. За-
падные славяне..., с. 257) и мнения исследователей (там же, с. 255) почему-
то считает, что в Киеве Болеслав I пробыл не более одного месяца.
42
дах. СПб., 1906, с. 440-441.
битве Ярослава на Альте со Святополком, находящейся также в

составе «Сказания о Борисе и Глебе», причем представленной
менее исправным текстом 43 , чем в ПВЛ. Обычные для «краеве-
да» обороты («бе же пятокъ тогда», «есть же могила его в пустыне
той и до сих дней» и характерный для него комментарий с вет-
хозаветными примерами, наличествующими и в тексте «Сказа-
ния...» (которое дважды отразилось в ПВЛ — сначала в компо-
зиции и структуре повествования о Ярополке, Владимире и
Ярославе, и вторично в виде переработанной «Повести об убие-
нии...», разорвавшей текст ст. 6523/1015 г.), в ПВЛ, оставляют
открытым вопрос о первоисточнике данной статьи, которая
могла быть написана в связи с построением Владимиром (Мо-
номахом) посвященной Борису церкви на Альте в 1117 г. [Ип.,
285], а затем была инкорпорирована обеими произведениями.
Тот же вопрос встает и по поводу рассказа о перенесении мощей
Бориса и Глеба в 1072 г., принадлежащего, скорее всего, перу
«краеведа», более полный текст которого сохранился на этот раз
не в ПВЛ [Ип., 171-172], а в Сказании чюдесъ святою
страстьрпьцю христовоу Романа и Давида 45 .
Современный исследователь лишен возможности хотя бы
приблизительно представить объем источников, освещавших
деятельность Ярослава до работы «краеведа». Однако столкно-
вение Ярослава с Мстиславом в битве при Листвене позволило
«краеведу» предпослать рассказу о нем под 6530/1022 г. новеллу
о единоборстве Мстислава с Редедей, впервые введя в ПВЛ из-
вестия о Тмуторокане и о построенной там церкви Богородицы
(«яже стоить и до сего дни вь Тмуторокане»), вокруг которой бу-
дущий печерский игумен Никон создал монастырь 46 , а затем и
рассказать о приходе Мстислава к Киеву. Сочетание этих двух
сюжетов, первый из которых был почерпнут им, скорее всего,
из того же источника, что и рассказ об избиении варягов новго-
родцами «на дворе парамони», а второй — из рассказов о Тмуто-
рокане одного из персонажей, отмеченных «тмутороканскими
известиями» под 6572/1064-6574/1066 гг., или даже самого Ни-
кона, демонстрирует еще раз литературную виртуозность «крае-
веда», одинаково использовавшего тексты своих предшествен-
ников, рассказы современников и мелкие хроникальные
заметки, вроде заметки 6539/1031 г., в которой сообщается о
43
44
«Есть же могыла его в пустыни и до сего дне» [Л., 145].
45
46
Патерик Киевского Печерского монастыря, л. 36. СПб., 1911, с. 26.
расселении «по Реи, и суть и до сего дни» пленных поляков, вы-

веденных из Польши Ярославом.
Признание за «краеведом-киевлянином» авторства новеллы
о Мстиславе и, соответственно, содержащегося в ст. 6542/1034 г.
краткого портрета-характеристики Мстислава («бе же Мьсти-
славъ дебелъ теломъ, чермен лицемь, великома очима, храбръ на
рати и милостивъ, и любяше дружину по велику, а имения не щадя-
ще, ни питья ни ядения не браняше» [Ип., 138]), положенного в
Чернигове «вь церкви святого Спаса, юже создалъ самъ, бе бо
вьздано ея при немь вьзвыше яко и на коне стоячи рукою досячи»
[Ип., 138], приводит к заключению о принадлежащих ему же
других трех таких же кратких портретов умерших князей в ст.
6574/1066 и 6586/1078 гг. — Ростислава Владимировича, отрав-
ленного в Тмуторокане («бе же Ростиславъ мужь добръ на рать,
вьзрастом же лепъ и красенъ лицемь, милостивъ оубогимъ» [Ип.,
155]), Глеба Святославича («бе же Глебъ милостивъ на оубогыя и
страньнолюбивъ, тщанье имея къ церквамъ, теплъ на вероу и кро-
токь, взоромъ красенъ» [Ип., 190-191]) и Изяслава Ярославича
(«бе же Изяславъ мужь взоромъ красенъ, теломъ великъ, незло-
бивъ иравомь, кривды ненавидя, любя правду, клюкь же а немь не
бе, ни льсти, но прость оумомъ, не воздая зло за зло» и пр. [Ип.,
193]), причем портрет последнего сопровождается настоящим
панегириком. Схожей краткой характеристикой, однако без
описания физического облика, был награжден и Ярополк Изя-
славич («блаженный князь Ярополкъ кротокь, смиренъ, братолю-
бивъ и ншцелюбець, десятину дая от всихъ скотъ своихъ святей
Богородици и от жита на вся лета» [Ип., 198]). И хотя последую-
щие описания смерти князей, в том числе и Всеволода Яросла-
вича, в имеющихся списках ПВЛ лишены подобных характери-
стик, их наличие в Истории Российской В.Н.Татищева
позволяет предполагать здесь не смену стиля или автора, а все-
го только опущение их позднейшими редакторами и перепис-
чиками.
Особенный интерес вызывает то обстоятельство, что тожде-
ственный по стилистике портрет св. Глеба оказывается прило-
жен к «Сказанию о Борисе и Глебе» в Успенском сборнике XII-
XIII вв.: «сь оубо благоверьныи Борисъ, благого корене сыи,
послушливъ отцю бе, покаряя ся при всемь отцю; телъмь бяше
красьнъ, высокь, лицьмь кроуглъмь, плечи велице, тыгькь въ чрес-
ла, очима добраама, веселъ лицьмь... рода мала и оусъ младь бо бе
еще; светя ся цесарьскы, крепъкъ телъмь, вьсячьсы оукрашенъ,
акы цветь цветыи въ оуности своей; в ратьхъ хъръбръ, въ съветехъ
моудръ, и разоумьнъ при вьсемь, и благодать божия цветяше на
немь»47, еще раз напоминая о возможности создания «Сказания

о Борисе и Глебе» автором, работавшим над ПВЛ.
Завершение цикла новелл о Борисе и Глебе потребовало от
«краеведа» использования «остаточных сюжетов»48 как, напри-
мер, битвы с печенегами «на месте, идеже есть ныне святая Со-
фья, митрополья Роуская; бе бо тогда поле вне града», что, с од-
ной стороны, позволило упомянуть любимую ему Сетомлю
(под 6542/1034 г.) [Ип., 138-139], а с другой - написать панеги-
рик Ярославу, построенный на многообразных сравнениях его
деятельности с деятельностью Владимира, не упустив при этом
раскрыть символическое значение его градостроительной и
храмоздательной деятельности: «сии же премудрый князь Яро-
славъ того деля створи Благовещение на вратех, дать всегда ра-
дость градоу тому святым благовещениемь Господнимь и молитвою
святыя Богородица» [Ип., 139].
Можно полагать, что «краеведу-киевлянину» принадлежит и
восторженный гимн «оучению книжному» и книгам: «се бо суть
рекы, напаяющи вселенную всю, се суть исходяща мудрости; кни-
гамъ бо есть нешцетная глубина» и пр. Устроение монастырей
святого Георгия и святой Ирины в Киеве, за которым находится
«могила Дирова», как это было упомянуто еще в ст. 6390/882 г. о
захвате Киева Олегом, украшение Софии Киевской, умножение
церковных школ, «понеже тому есть поручено Богомъ», — всё
это можно посчитать заключительным аккордом к повествова-
нию о Ярославе, если бы не наличие кратких хроникальных за-
писей о событиях последующих десятилетий, которые частично
вошли в новеллы, а частично заполнили разрывы «пустых лет»,
причем их становится всё меньше по мере приближения к собы-
тиям, которые он описывал уже как современник.
Одним из первых таких примеров является ст. 6552/1044 г.,
где в числе прочих кратких известий сообщалось о вокняжении
Всеслава Брячиславича, князя полоцкого, о котором «краевед»
не преминул сообщить, что он рожден был от волхования, ро-
дился в «сорочке» («язвено»), которую «носил до смертного дня
на собе» и «немилостив бысть на кровопролитье» [Ип., 143]. По-
скольку Всеслав умер 14.4.1101 г., эту дату можно было бы по-
считать в качестве terminus post quern работы «краеведа». Одна-
47
Успенский сборник..., с. 58.
48
Если это опять-таки не результат сокращений и перемещений текста
последующими редакторами, оставившими от целостного, широкомас-
штабного произведения «краеведа» только «лоскутное одеяло» отдельных
сюжетов.
ко в Лаврентьевском списке сохранился более исправный текст,

содержащий почерк «краеведа», в котором говорится, что «язве-
но» «носить Всеславъ и до сего дне на собе, сего ради немилостивъ
есть на кровьпролитье» [Л., 155], подтверждая предположение,
что запись была сделана еще до смерти Всеслава в последней
четверти XI в.
Другой пример, когда краткая заметка предшественника по-
будила «краеведа» к помещению за ней первой части «Жития
Феодосия», может служить ст. 6559/1051 г. о поставлении в свя-
той Софии митрополитом Илариона, руками которого на хол-
ме, «кде ныне ветхыи манастырь Печерьскыи <...> бе бо ту лесъ
великъ», была ископана первая «печеръка» в 2 сажени, куда
пришел будущий первый его игумен Антоний и от которой по-
лучил свое начало сам Печерский монастырь.
Текст этот впервые со всей остротой ставит вопрос об иден-
тификации «краеведа» и Нестера/Нестора, которому без сомне-
ния принадлежит и сама история Печерского монастыря, про-
долженная под 6582/1074 г. рассказом о его черноризцах и
успении Феодосия, а под 6599/1091 г. — об обретении мощей
Феодосия. Принадлежность всех трех новелл Нестеру/Нестору
удостоверяется единым стилем повествования от первого лица,
биографическими подробностями и наличием имени Несте-
ра/Нестора в этих новеллах, вошедших в состав «Жития Феодо-
сия» Успенского сборника ΧΙΙ-ΧΠΙ вв и Патерика Киево-
Печерского монастыря. Вместе с тем, на возможность
идентификации «краеведа» и Нестера/Нестора указывает син-
тагма «до сего дне», присутствующая в тексте ст. 6559/1051 г.
(«исъкопаша печеру велику, и церквь, и келья, яже суть и до сего
дни»; «в ней же лежать мощи его и до сего дни» [Ип., 145 и 146]) и
ст. 6582/1074 г. («и есть манастырь святое Богородице на Болди-
нахъ горахъ и до сихъ днии» [Ип., 185]).
Это последнее использование данной синтагмы, датируемое
не ранее середины 90-х гг. XI в., может быть объяснено по-раз-
ному, однако проще всего думать, что переход к более близким
по времени сюжетам сделал ненужным такое дистанцирование,
как и приурочение событий к современной автору топографии
Киева, т.е. свидетельствуя скорее об одном, нежели о двух авто-
рах, подтверждением чему может быть и сохранение повество-
вания от первого лица вместе с биографическими подробностя-
ми последующих сюжетов. К ним относится рассказ о
нападении половцев в 6604/1096 г. на Печерский монастырь, где
указано, что в это время «намъ сущимъ по кельям почивающимъ
по заутрени <...> нам же бежащимъ за домъ монастыря, а другымъ
оубегшимъ на полате» [Ип., 222], а также краткий, но теплый па-
негирик под 6614/1106 г. «старцу Яню» (отнюдь не «Вышатичу»,

который в то же лето гнался за половцами до Дуная): «В се же
лето преставися Янь старець добрый, живъ леть 90, въ старосте
мастите; живъ по закону Божию, не хужии первыхъ праведникъ,
оу него же азъ слышахъ многа словеса, яже вписахъ в летописиць;
бе бо мужь благь и кротокь, и смеренъ, отгребаяся от всякоя вещи,
его же и гробъ есть в Печерьскомь монастыре оу притворе, идеже
лежить тело его, положено месяца июня въ 24» [Ип., 257]. По-
скольку о дружбе Феодосия с семьей этого «Яня» (и, таким об-
разом, о своей с ней дружбе) под 6599/1091 г. рассказывал «уче-
ник Феодосия», в котором у нас есть все основания видеть
Нестера/Нестора, эта заметка опять поднимает вопрос об иден-
тификации его с «краеведом».
В чем здесь сложность?
Главным препятствием на пути такого отождествления «уче-
ника Феодосия», как рекомендует себя автор новеллы об обре-
тении его мощей [Ип., 204], с автором «Жития Феодосия» в том
виде, в котором оно известно в Успенском сборнике ΧΙ1-ΧΙΙΙ вв.
и в Патерике Киево-Печерского монастыря, оказываются не-
объяснимые противоречия упоминаемых фактов, систематизи-
рованные в последнее время А.Г.Кузьминым49. Действительно,
эти расхождения необъяснимы, если полагать зависимость тек-
ста ПВЛ от редакции «Жития...» Патерика Киево-Печерского
монастыря или даже Успенского сборника. Однако их можно
объяснить позднейшими переработками 50 , особенно ярко про-
ступающими в лексике и стилистике этих текстов, сохранив-
ших очень мало общего с тем, что мы находим в ПВЛ. Наобо-
рот, отсутствие имени автора в текстах ПВЛ и ряд неизбежных
сокращений для использовании этих текстов в «летописце»,
над которым, как свидетельствует сохранившаяся фраза в спи-
ске Воскресенской летописи «азъ же грешный, иже и летописа-
ние се въ то время писахъ, вземъ мотыку, начахъ прилежно
копати»51, работал Нестер/Нестор, дает все основания рассмат-
49
Кузьмин А.Г. Начальные этапы..., с. 146-147 и др.
50
Одним из таких противоречий является вопрос о том, кто хоронил
Ярослава - Всеволод, как это следует из новеллы ПВЛ, или Изяслав, как
сообщает «Житие Феодосия». Автор рассказа о смерти Ярослава объясняет
этот факт отсутствием Изяслава и Святослава в Киеве, однако кто-то из по-
следующих обработчиков «Жития...» в Печерском монастыре, многим обя-
занном Изяславу, мог посчитать это ошибкой и «нарушением субордина-
ци», которую и исправил.
51
ПСРЛ. т. 7, с. 5; в Ипатьевском списке - «азъ же вземь рукалью (т.е.
рогалью. - А.Н.) начахъ рамяно копати» [Ип., 201]
ривать «краеведа» в качестве его alter ego. Однако не будем то-

ропиться.
Смена сюжетов, обусловленная переходом повествования к
событиям более близкого к рассказчику времени, означает и
смену примет, на которые может опираться исследователь ПВЛ.
Таким ориентиром, начиная со смерти Ярослава в 6562/1054 г.,
становится, в первую очередь, выделение его сына Всеволода
указанием, что тот «бе бо любимъ отцемь паче всея братья» [Ип.,
150]. Последнее может свидетельствовать не только о действи-
тельном факте (младший, т.е. последний сын у престарелого от-
ца безусловно становится любимцем), но и о личном располо-
жении автора ко Всеволоду, что позднее получает свое
выражение в написанном им панегирике этому князю под
6601/1093 г.: «Сии благоверный князь Всеволодъ <...> любимъ бе
отцемь своимъ; яко глаголати отцю его к немо: сыну мои, благо то-
бе, яко слышу о тобе кротость и радуюся, яко ты покоиши старость
мою; аще ти Богъ подасть прияти власть стола моего по братьи
своей с правдою а с ненасильемь, то егда Богъ отведеть тя от жи-
тья твоего, то ту ляжеши, идеже азъ, оу гроба моего, понеже люб-
лю тя паче братья твоея» [Ип., 207-208], — симпатия, которая в
последующем переходит у автора и на сыновей Всеволода, Вла-
димира и Ростислава.
Вместе с тем, в описании княжеских похорон у этого автора
прослеживается определенное клиширование, впервые встре-
ченное при описании похорон Ярослава: «Всеволодъ же спрята
тело отца своего, вьзложивъ на сани и повезоша Кыеву, попове по
обычаю песни певше, и плакашеся по немь людье»52 [Ип., 150-151].
Эти «обычныя песни», т.е. обрядовые, впервые появляются при
описании киевской Софии, созданной Ярославом («в ней же
обычныя песни Богу вьздають в годы обычныя» [Ип., 141]), затем
при описании погребения Всеволода в 6601/1093 г. («вземше те-
ло его с обычними песми и положиша оу святой Софьи» [Ип.,
208]), Ростислава Всеволодовича в том же 6601/1093 г. («и песни
обычныя певше, и положиша и въ церкви святое Софье, у отца сво-
его» [Ип., 212]), Святополка Изяславича в 6621/1113 г. («и пла-
кашеся по немь бояре и дружина его вся, певше над нимь обычныя
песни» [Ип., 275]), и Владимира Всеволодовича в 6634/1126 г.
(«и спрятавше тело его, положиша у святей Софье, въ отьца Все-
волода, певше обычныя песни над нимъ» [Ип., 289]), после чего
данная синтагма исчезает из летописи.
52
В Лаврентьевском списке: «попове поюще обычныя песни» [Л., 162].
Другой возможной приметой оказывается написание имени

«Иван» (при «Иоан/Иоанн» в дополнениях), одинаково характер-
ное как для «краеведа», так и для «ученика Феодосия», причем
протяженность его бытования в летописи со 6582/1074 по ст.
6632/1024 г. совпадает с использованием клише «обычныя песни».
Наличие мелких фактографических заметок между 6563/1055
и 6571/1063 гг. отмечает переход от ретроспективных сюжетов,
явившихся следствием переработки имевшихся у летописца бо-
лее ранних текстов, к сюжетам, которым «краевед» был сам если
и не свидетелем, то современником. В первую очередь, это каса-
ется компактной группы известий 6572/1064 - 6574/1066 гг. о со-
бытиях в Тмуторокане, о которых «краевед», будучи монахом
Киево-Печерского монастыря, мог узнать как от игумена Нико-
на до его смерти в 1088 г., так и от знакомых ему участников со-
бытий, начиная с Порея, Вышаты, Яна Вышатича, Чудина и
кончая самим Святославом Ярославичем, посещавшим Печер-
ский монастырь. Эти «тмутороканские известия», сохранивши-
еся в ПВЛ, похоже, далеко не в полном своем объеме, содержат
имена киевлян, с которыми читатель встречается в последую-
щих рассказах о событиях в Киеве и в его окрестностях, в ряде
случаев переданных с конкретностью очевидца. Речь идет здесь
не только о «детище, вьвержено в Сетомле», которого «позорова-
хомъ и до вечера» 53, но, в первую очередь, о волнениях в Киеве
конца 60-х годов, переданных им со слов очевидца, находивше-
гося рядом с Изяславом, когда на княжий двор ворвались мя-
тежные киевляне: «а кьнязю изо оконца зрящу и дружине стоящи
оу князя; рече ТУкы, Чюдиновь брат, Изяславу: видиши, княже, лю-
дье вьзвыли; поели, ать блюдуть Всеслава» [Ип., 160].
Брата Туки, Чюдина, «краевед» не оставит упомянуть и под
6580/ 1072 г. в связи с переносом в новую церковь мощей Бориса
и Глеба, причем упомянуть именно по-свойски, что «бе бо тогда
держа Вышегородъ Чюдинъ, а церковь — Лазорь», поскольку им
не нашлось места в описании церемонии. Наконец, и «Тукы,
Чюдинъ брать», и «Порей», бежавший некогда с Вышатой в Тму-
торокан, названы им в числе павших в битве при Сожице 25 ав-
густа 6586/1078 г. Это последняя горстка имен, благодаря разно-
образным комментариям «краеведа», протягивает невидимые
нити от сюжетов середины X в. к концу XI в., цементируя пове-
ствование, и, вместе с тем, позволяет высказать предположение,
53
Обычное недоумение исследователей по поводу «недостойности» та-
кого времяпрепровождения для монахов, основано на их собственной не-
внимательности к возрасту «ученика Феодосия», которому в то время было
не более 10-12 лет, и он не был никак связан с Печерским монастырем.
что автор был связан с ними, быть может, но только узами зна-
комства, но и близкого родства, будучи представителем киев-
ской аристократии. Косвенным образом это подтверждают и об-
роненные выше замечания «ученика Феодосия» о старце Яне и
его жене Марии, с которыми был дружен как Феодосий, так, су-
дя по всему, и сам автор, бывавший в их доме.
Действительно, начиная с 60-х гг. XI в., т.е. с годов детства
«краеведа» (если в 1072-1073 гг. ему было 17 лет), читатель всту-
пает в «его собственное время», заполненное множеством собы-
тий, причем основное внимание «краеведа» направлено не
столько на монастырские дела, сколько на борьбу князей за
власть — сначала внутри «триумвирата Ярославичей», затем
между старшими и младшими князьями, и всё это на фоне обо-
стряющихся отношений Киева и Степи. Именно теперь наибо-
лее определенно выявляются симпатии и антипатии «краеве-
да», выступающего безусловным приверженцем сначала
Изяслава Ярославича (с которым связана семья Тукы и Чудина),
затем — Всеволода Ярославича и, наконец, — Владимира Всево-
лодовича (Мономаха). Наоборот, ни Святослав Ярославич, ни
его сыновья, приводящие половцев в борьбе за отцовское на-
следие, не пользуются его симпатией и поддержкой, хотя он и
не отрицает их прав на свою долю «в Руской земле».
Время жизни и работы «краеведа-киевлянина», как мне ка-
жется, отмечено в ПВЛ также его повышенным интересом к не-
обычным явлениям природы («детище» в Сетомли), различного
рода небесным знамениям (солнечным и лунным затмениям,
галло, полярным сияниям) и чудесам, а также острым любо-
пытством к миру языческих верований, проявляющемуся в на-
родных толках и выступлениях «волхвов», причем всему этому
он пытается найти объяснение в книгах 54 . Первую такую замет-
ку, сообщающую о рождении Всеслава Брячиславича «от волъ-
хвования», читатель обнаруживает под 6551/1043 г., а первое
природное «знамение не на добро» о течении Волхова вспять —
под 6571/1063 г. с указанием на события 1067 г.
Ретроспективный характер таких записей спустя много лет
после событий подтверждается как отказом автора точно дати-
54
С этим кругом известий связана редкая лексема «невеглас/невего-
лос». Она присутствует в ст. 6415/907, 6488/980, 6491/983, 6496/988,
6572/1065, 6579/1071 и 6623/1115 гг., означая не только 'невежд', но также
людей суеверных, и, по мнению А.СЛьвова, была заимствована в древне-
русскую письменность и обиход из чешского языка (Львов А. С. Лексика
«Повести временных лет». М., 1975, с. 337-338).
ровать астрономические события, заметив только, что они про-

изошли «в та же времена» (под 6573/1065 г. указана комета Гал-
лея 1066 г. и частичное солнечное затмение 22.9.1066 г.55), так и
фразой «посемъ же быша усобице многы и нашестви поганых на
Руськую землю» [Ип., 153], отдаляющей на десятилетия момент
записи от изложенного факта. Воспоминание об этих событиях
дало возможность автору, приведя обширную выписку подоб-
ных чудес из Хронографа 56, завершить статью указанием, что
«знаменья бо вь небеси, или вь звездах, или вь солнци, или птица-
ми, или етеромъ чимъ, не благо бываеть, но знамения сицева на зло
бывають: или проявление рати, или гладу, или на смерть проявля-
е т е [Ип., 155].
Попытка М.Х.Алешковского, опираясь на такое толкование,
использовать оценку знамений «не на добро» или «ово на зло,
ово на добро» для «расслоения» текста ПВЛ, усваивая их разным
авторам 57, оказывается не корректной уже потому, что в приве-
денных им примерах «на добро» он указывает явления ангель-
ские, тогда как к противоположным отнесены все явления, на-
рушающие мировой порядок или же привязанные к
последующим событиям, не позволяющим толковать их иначе.
Так, моровая язва в Полоцке в 6600/1092 г. сопровождалась виде-
нием «конных бесов» и знамением на небе в виде круга, пожара-
ми лесов и болот и «ратью от половець отовсюду» [Ип., 206]. «Не
на добро», со ссылкой на «дни Антиоховы», было истолковано и
солнечное затмение 6621/1113 г., за которым последовала смерть
Святополка Изяславича и волнения в Киеве, в результате чего
киевский престол занял Владимир Всеволодович (Мономах)
[Ип., 274-276]. Но когда за солнечным затмением 6623/1115 г.
последовала смерть Олега Святославича, эти два события не бы-
ли поставлены им в причинно-следственную связь [Ип., 282],
точно так же как и ранее отмеченное им затмение, внесенное в
качестве дополнения к новелле 6599/1091 г. («в се же лето быстъ
знаменье въ солнци: погибе, мало ся его оста, акы месяць бысть в
часъ 2 дне, месяца мая въ 21» [Ип., 205]), правильность указания
на которое подтверждено было Д.О.Святским 58 .
Между тем, описывая много времени спустя знамения «в лу-
не и солнце» февраля 6610 (т.е. уже 1103) г. автор вынужден был
-5 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-

критической точки зрения. Пг., 1915, с. 129-131 и 12.
56
Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст.
Примечания. Пг., 1916, с. 208-210.
57
58
Святский Д. Астрономические явления..., с. 12.
самим течением событий оговорить, что «сия видящи знаменья,

благовернеи человеци съ въздыханьемь моляхуся Богу съ слезами,
дабы Богъ обратилъ знаменья си на добро (т.е. изначально пред-
полагая в них предызвещение зла. - А.Н.): знаменья бо бывають
ово на добро, ово же на зло; яко и си знаменья быша на добро»
[Ип., 252]. Подтверждением такого заключения («якоже ска-
жемъ въ пришедшее лето») стал рассказ 6611/1103 г. о походе
князей на половцев под Сутин, ознаменованный полной побе-
дой русских князей.
Таким образом, перед нами не различное отношение к зна-
мениям, а их истолкование по последствиям, так что единст-
венным изначальным знамением «на добро» можно посчитать
только огненные столпы над могилой Феодосия в момент обре-
тения его мощей и накануне событий, описанных в новелле о
«походе 1113 г.», о чем я скажу ниже.
Не меньше, чем знамения, интересовали «краеведа» расска-
зы о «волхвах», выступающих одновременно и против «нарочи-
той чади», и против христианской Церкви. Трудно сказать, отку-
да был заимствован сюжет о движении волхвов в Суздальской
земле, отмеченный «краеведом» под 6532/1024 г.; скорее всего,
он почерпнул его из рассказа «старца Яна» (позднее какой-то пе-
реписчик усвоил ему отчество «Вышатич»), который рассказы-
вал ему о своем столкновении с волхвами на Шексне в 1071 г. и
об одновременном столкновении с ними Глеба Святославича в
Новгороде [Ип., 164-171]. Правомерность разделения двух одно-
именных персонажей — «старца Яня» и «Яна Вышатича» - под-
тверждает тот факт, что Вышата, выступавший воеводой Яросла-
ва в 6551/1043 г. и бежавший в 6571/1064 г. с Ростиславом в
Тмуторокан, вряд ли мог иметь сына, которому в 6614/1106 г. бы-
ло 90 лет (т.е. родившегося еще в 1016 г.) и за несколько недель
перед смертью «угонивыпе половце до Дуная» [Ип., 257].
Время, сюжеты, а, главное, писательский опыт незаметно
меняют стиль и фразеологию «краеведа-киевлянина», что воз-
двигает существенные препятствия на пути исследователя, пы-
тающегося и далее выделить принадлежащие ему тексты. И всё
же можно думать, что его перу принадлежит не только рассказ о
ляхах и Болеславе II ст. 6577/1069 г., отразившийся в новелле о
Болеславе I под 6526/1018 г., но и рассказ ст. 6580/1072 г. о пере-
носе мощей Бориса и Глеба в новую церковь «юже здела Изя-
славъ, яже стоить и ныне», дошедший в составе ПВЛ в сокра-
щенном виде, тогда как полный его текст представлен в
«Сказании чюдес Романа и Давыда» 59. Свое логическое завер-
59
шение этот рассказ получает в ст. 6581/1073 г. о распаде «триум-

вирата Ярославичей», где читатель находит очередное напоми-
нание о тщете богатства и прямой укор Святославу Ярославичу,
преступившему «заповедь отьню, паче же и Божию; великъ бо
грехъ преступати заповедь отца своего» [Ип., 173], что одновре-
менно связывает эту статью с «завещанием Ярослава» под
6562/1054 г. и с последствиями нарушения заповеди Сима, Хама
и Афета «не преступати никомуже въ жребий братень» [Ип., 4].
Остается только гадать, почему последующие годы княже-
ния Святослава Ярославича практически не получили отраже-
ния в летописании. На мысль о дефектности в этой части архе-
типного списка ПВЛ, отразившегося во всех известных ее
изводах, наводит ст. 6585/1077 г., касающаяся ситуации в Чер-
нигове и загадочного явления «Бориса», который потом «бежа
Тмутороканю к Романови». Последующий текст, отмеченный
смертью Глеба Святославича, гибелью многих близких автору
людей в битве на Сожице и таинственной смертью Изяслава
Ярославича «на Нежатини ниве», равно как и посвященный ему
удивительный по искренности и проникновенности панеги-
рик, безо всякого сомнения принадлежат «краеведу», точно так
же как и рассказ о Ярополке Изяславиче, разнесенный позднее
под 6593/1085 и 6695/1087 гг. Последний любопытен не только
теплотой произнесенных слов, что необычно для второстепен-
ного, «младшего» князя, тем более выступавшего против Всево-
лода Ярославича, но и типичным для «краеведа» (и «ученика
Феодосия») наименованием киевского митрополита Иоанна -
«Иваном», как во всех его предшествующих текстах.
Если до этого момента работа «краеведа-киевлянина» пред-
ставала, главным образом, в виде отдельных новелл, сохранив-
шихся в составе ПВЛ под тем или иным годом, то, начиная со
ст. 6601/1093 г., открывающейся рассказом о смерти Всеволода
Ярославича с панегириком-оправданием покойного его болез-
нью («неведущю у болезнехъ своихъ») и вокняжением в Киеве
Святополка Изяславича, перед исследователем явственно про-
ступает единый массив «хроники княжения Святополка», на-
писанной, однако, с неприязненных к нему позиций60.
Оснований для подобного отношения к этому князю было
достаточно. Уже тот факт, что пришедших к нему «с миром» по-
ловецких послов Святополк Изяславич, «не здума с болшею дру-
60
Такое неприязненное отношение к Святополку Изяславичу автора рас-
сказа о событиях его княжения отмечал еще А А. Шахматов (Шахматов АЛ.
Киевский начальный свод 1095 г. / / АЛ.Шахматов. 1864-1920. Сб. статей и ма-
териалов. М.-Л., 1947 (Тр. Комиссии по истории АН СССР, вып. 3), с. 159-160.
3*
жиною отнею и стрыя своего, но светь створи с пришедшими с

нимь <...> всажа в погребъ», самонадеянно развязав кровопро-
литную войну, в которой вся Киевская земля оказалась разоре-
на и погиб Ростислав Всеволодович на Стугне, не мог заслужить
симпатии ни киевлян, ни летописца. Таким же оказалось про-
должение, когда в 6603/1095 г. по наущению Святополка Влади-
мир Всеволодович (Мономах) организовал убийство половец-
ких ханов, Итларя и Китана, пришедших на переговоры, после
чего был совершен набег на их беззащитные вежи и «полониша
скоты, и кони, и вельблюды, и челядь». Тем самым Святополком
и Владимиром было положено начало усобицы с Олегом Свято-
славичем, отказавшимся выдать или убить находящегося у него
«Итларевича» [Ип., 209-219].
Но кому принадлежит «хроника Святополка»?
С особой остротой этот вопрос встает при анализе «Повести
об ослеплении Василька теребовльского», которую можно рас-
сматривать в качестве естественного продолжения хроники кня-
жения Святополка Изяславича в Киеве. Основанием для этого
является непосредственно предшествовавший событиям (и пря-
мо связанный с ними) княжеский съезд в Любече 6605/1097 г.,
который подвел итоги предшествующих усобиц, явившихся
следствием смерти Всеволода Ярославича и вокняжения Свято-
полка в Киеве. Столь четкая структурная связь сюжетов, пред-
стающих глазу читателя единым произведением, хотя и разне-
сенным по годам и разорванным заметками о прочих событиях
этого времени, поднимает неизбежные вопросы об авторе этой
хроники, времени ее написания и появления в составе ПВЛ.
Как часто бывает, решать эти вопросы проще с конца, по-
скольку наличие кратких годовых заметок, дублирующих фак-
ты, описанные в хронике (6606/1098, 6607/1099 гг.), позволяет
рассматривать ее текст в качестве самостоятельного произведе-
ния, написанного спустя определенное время после (или парал-
лельно) возникновения такого хроникального «стержня», кото-
рый был ею разорван, а частично и замещен. Вместе с тем,
наличие параллельного датированного событийного ряда позво-
ляет использовать итоговую фразу повести, что Давыд Игоревич
получил «Дорогобужь, в нем же и помре» [Ип., 250], оказавшуюся
в ст. 6608/1100 г., тогда как его смерть отмечена только 12 лет
спустя, в 6620/1112 г. [Ип., 273], для отнесения времени написа-
ния «хроники» за пределы последней даты. В результате можно
утверждать, что рассказ об ослеплении Василька был написан не
«по свежим следам событий», на чем настаивал Б.А.Рыбаков 61 , а
значительно позднее. Но кем?
61
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с 277.
Рассматривая ошибочность мнения о существовании «3-й

редакции ПВЛ», я показал несостоятельность попыток припи-
сать как ее, так и собственно «Повесть об ослеплении...», высту-
пающему в ней от первого лица Василию, наместнику Свято-
полка во Владимире Волынском. Однако есть ли какие-либо
свидетельства в пользу того, что «Повесть об ослеплении Ва-
силька» принадлежит перу «краеведа», помимо факта ее органи-
ческой связи с «хроникой Святополка» в целом? Такой бесспор-
ной приметой мне представляется рассказ о депутации киевлян
к Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) с просьбой пощадить
Киев и Святополка от разгрома, в которой приняли участие ми-
трополит Николай и «Всеволожаа», мачеха Владимира, ибо он,
как написал автор, «чтяшеть бо ю, яко матерь, отца ради своего, бе
бо любимъ отцю своему повелику в животе и по смерти, и послуша,
яко матере» [Ип., 238]. Такой пиетет к памяти отца, любимцем
которого был Владимир, позволяет с известными оговорками
отнести и всю повесть на счет «краеведа», поскольку, описывая
процесс ослепления, автор говорит, что у Василька было пореза-
но лицо, «и есть рана [та] на Василке и ныне» [Л., 261].
Между тем, сомнения вызывает в данном случае не стиль, не
позиция автора, поскольку все его симпатии на стороне, проти-
воборствующей Святополку и Давыду, а реакция русских князей
на сам факт ослепления, как если бы никто из них не знал исто-
рии Бориса и Глеба: «Вълодимеръ же слышавъ, яко ять есть Васил-
ко и ослепленъ, оужасася и въсплакася вельми, рече: сего не было
есть оу Русьскои земли ни при дедехъ нашихъ, ни при отцихъ на-
шихъ сякого зла» [Ип., 236]. Такая оценка ситуации, причем под
пером автора, переработавшего «Сказание... Бориса и Глеба» для
ПВЛ, может быть объяснена или полемическим запалом автора,
оставившего в стороне историю двух мучеников, или тем обстоя-
тельством, что «Сказание... Бориса и Глеба» было написано после
повести об ослеплении Василька, и, безусловно, после смерти
Святополка Изяславича, имевшей место в 1113 г.
Впрочем, если в повести князья не помнят историю Бориса
и Глеба, то этого нельзя сказать об авторе. Собственно говоря,
Святополк Изяславич на протяжении всей «хроники» (а сейчас
понятно, почему повесть об ослеплении нельзя вырывать из ее
контекста) показан крайне негативно. Он держит совет с «не-
смысленими» и не слушает «смысленных», развязывает крово-
пролитную войну с половцами из-за собственного самомнения
и упрямства, в результате чего гибнет младший сын Всеволода и
оказывается разорена Русь, избивает заложников и послов, не
радеет о строении нового храма Бориса и Глеба, но главное —
участвует в ослеплении Василька.
И вот здесь, при сравнении «Повести об ослеплении Василь-

ка» с «Повестью об убиении Бориса и Глеба», у читателя возника-
ют любопытные ассоциации как потому, что главный злодей обо-
их произведений носит имя «Святополк», так и потому, что его
пособники тоже имеют своих двойников. Если князя Глеба заре-
зал «повар, именемъ Торчин», то Василька теребовльского слепит
«Торчин, именем Берендеи, овчюхъ Святополчь», точно так же, как
вышгородский «боярец Путыпа» (по всей видимости, вышгород-
ский тысяцкий), посылаемый Святополком Владимировичем на
Альту убить Бориса, у читателей первой четверти XII в. невольно
должен был ассоциироваться с киевским тысяцким Путятой, чей
двор после смерти Святополка Изяславича в 1113 г. был в первую
очередь разграблен киевлянами [Ип., 275]. Сейчас я затрудняюсь
сказать, как соотносятся друг с другом эти факты, но поскольку
события 1097 г. должны были быть лучше известны читателям
ПВЛ, чем события 1015 г., невольно возникает мысль, что ситуа-
ция конца XI в. с ее действующими лицами была использована
не ранее третьего десятилетия XII в. для литературного воссозда-
ния другой, более древней, а не наоборот.
Только в этом случае повесть об ослеплении Василька в соста-
ве всей «хроники Святополка» могла предшествовать «Сказа-
нию... Бориса и Глеба», чья переработка для ПВЛ оторвала пане-
гирик умершему Владимиру от описания вокняжения
Святополка, за которым первоначально следовал рассказ о кон-
фликте варягов с новгородцами и последних — с Ярославом. Всё
это, на мой взгляд, делает приемлемой версию о создании «хро-
ники Святополка» со входящей в нее «повестью об ослеплении»
всё тем же «краеведом-киевлянином» или «учеником Феодо-
сия».
Еще одним литературным произведением, написанным
много позднее происходивших событий и не связанным непо-
средственно с «хроникой Святополка», хотя оно и вставлено в
ПВЛ под 6618/1110 - 6619/1111 гг., оказывается рассказ о побе-
доносном походе русских князей на половцев, который с таким
же успехом можно назвать рассказом о знамении в Печерском
монастыре или об ангелах, поскольку «коемуждо языку ангел
приставлен» и «да соблюдають куюжьдо землю, аще суть и пога-
ни». Из этого обширного рассуждения с примерами следует
весьма рациональный вывод, что «аще Божии гневъ будеть на
кую оубо землю бранью, то оной земли ангелъ не вопротивится по-
веленью Божью, яко <...> и на ны навелъ Богъ грехъ ради нашихъ
иноплеменники поганыя, и побеждахуть ны повеленьемъ Божь-
имъ» [Ип., 262-263]. Его самостоятельное значение для чтения
или произнесения в качестве поучения слушателям определяет-
ся, во-первых, использованием различных литературных ис-

точников 62, среди которых присутствует и «Книга Иосиппон»,
как то определил Н.А.Мещерский 63 , а, во-вторых, безусловны-
ми заимствованиями из текста собственно ПВЛ: описанием
съезда князей в Долобске (из ст. 6611/1103 г.) [Ип., 252-253] и
именами захваченных на Дону городов Сугрова, Шарукана и
Балина (из ст. 6624/1116 г.).
Такая блестящая композиция, воспринимаемая большинст-
вом историков в качестве документальной записи, была воз-
можна только спустя достаточно долгое время, быть может, да-
же после смерти Владимира Мономаха, когда в памяти
живущих, в том числе и ее автора, смешались ежегодные похо-
ды Не случайно и то, что, если главным героем в этой повес-
ти выступает Владимир Мономах, вторым оказывается «брат
Святополк», как и в описании реального похода 1103 г.
Неординарность такой коллизии определяется двумя момен-
тами. На протяжении всего киевского («старшего») княжения
Святополка Изяславича в ПВЛ подчеркивается ведущая роль
Владимира Всеволодовича (Мономаха), что понятно из отноше-
ния к нему «краеведа», однако в какой-то момент в ПВЛ появля-
ются заметки, позволяющие думать, что противостояние между
киевским князем и Печерским монастырем закончилось после
того, как он изгнал Давыда Игоревича «в ляхы» [Ип., 248]. Под-
линное же примирение произошло, как видно, в 1107 г., посколь-
ку под 6615 г. ПВЛ сообщает, что после победы на Хороле Свято-
полк Изяславич пришел на заутреню «в Печерьскыи манастырь на
оуспенье святыя Богородица, и братья целоваша... и тако бо обычаи
имяше Святополкъ, коли идяше на воину или на море ли, поклонив-
ся оу гроба Феодосиева и молитву вземъ оу игумена сущаго» [Ип.,
258]. Виновником примирения, судя по всему, следует считать
игумена Феоктиста, сумевшего привлечь к Печерскому монас-
тырю Святополка Изяславича, в результате чего имя Феодосия
по представлению киевского князя и по указу митрополита Ни-
кифора было внесено в общерусский синодик для поминовения.
62
Шахматов А.А. Повесть временных лет..., с. 333-344.
63
Мещерский Н.А. К вопросу об источниках Повести временных лет. / /
ТОДРЛ, XIII. М.-Л., 1957, с. 57-65.
В этом плане особенного внимания заслуживает завершение повести,
согласно которому «възвратишася русьтии князи въ свояси съ славою вели-
кою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ рекоуще, къ грекомъ,
и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до Рима пройде» [Ип., 273], что
сразу приводит на память перечень народов «Слова о погибели Рускыя зем-
ли» («отселе до угоръ и до ляховъ, до чахов»), позволяя видеть здесь безус-
ловные следы редакторской работы середины или второй половины XIII в.,
обычно не учитываемой при использовании текстов ПВЛ.
И всё же Святополк остался для автора летописи «чужим

князем», чья смерть не вызвала у него особого сожаления. Опи-
сав солнечное затмение 19 марта 6621/1113 г. и, по своему обык-
новению, напомнив, что «се же бывають знаменья не на добро въ
солнци и в луне», он подтвердил, что это знамение в солнце «про-
являйте Святополчю смерть», которую оплакивали только «бояре
и дружина его вся». Смерть Святополка Изяславича, как видно,
мало кем любимого (не случайно его вдова раздала монасты-
рям, попам и убогим столько, что «дивились все люди»), вызва-
ло волнения в Киеве, разграбление двора его тысяцкого и вое-
воды Путяты и «жидов», после чего киевский стол занял
Владимир Всеволодович Мономах.
Сведения о событиях, последовавших за вокняжением Вла-
димира в Киеве, не выходят за краткие отметки о смертях, свадь-
бах, перемещениях князей, однако в них появляется информа-
ция о новгородских делах Мстислава Владимировича, а затем и
знаменитый рассказ о посещении «краеведом» Ладоги, где са-
мым ярким его впечатлением стали «стеклянные глазкы», т.е. бу-
сины, которые, по словам ладожан, просыпаются с большим
дождем или «выполаскиваются» водами Волхова. Всё это побу-
дило его собрать более ста таких бусин вместе с рассказами «ви-
доков», ходивших «за самоядь», что там из «великих туч» выпа-
дают «молодые веверицы» или «оленицы малые», которые и
расходятся по земле. В свою очередь, такие сведения потребова-
ли необходимого научного комментария, который он и предста-
вил во всем блеске своей эрудиции ссылками на «фронограф»
Георгия Амартола, хронику Иоанна Малалы и Псалтирь65, т.е. на
тексты, которыми он пользовался в своей работе и ранее.
6623/1115 г. был ознаменован крупнейшим событием в об-
щественной и церковной жизни киевской Руси — завершением
строительства и освящением нового большого храма Бориса и
Глеба в Вышгороде, куда 2 мая были торжественно перенесены
из деревянной церкви в каменных раках мощи первых русских
святых. Необязательные подробности рассказа позволяют запо-
дозрить автора среди участников торжеств, хотя прямые указа-
ния в тексте отсутствуют, а завершение рассказа сообщением о
Владимире (Мономахе), который спустя какое-то время «окова
раце сребромъ и златомъ, такоже и комаре покова сребромъ и зла-
томъ; имже покланяются людие, просяще прощения грехомъ»
[Ип., 282], свидетельствует об интервале в несколько лет, отде-
ляющем это событие от записи о нем. Между тем, в этом расска-
зе присутствует единственное в своем роде указание на «сребре-
65
Шахматов А.Л. Повесть временных лет..., с. 350-352.
никы», которые Владимир «повеле метать» в народ, дабы сдер-

жать напор толпы, что с неизбежностью поднимает вопрос о
том, что эти сребреники собой представляли.
Но когда Владимир «окова раце»? Согласно ПВЛ, это произо-
шло после перенесения мощей князей-мучеников в новый храм,
а согласно «Сказанию... Бориса и Глеба» — еще в 6610/1102 г. 66,
что, похоже, является поздним вымыслом «во славу Мономаха».
Примечательно здесь и полное равнодушие, с которым тот
же автор ПВЛ дополнил свой рассказ о торжествах двумя замет-
ками, даже не попытавшись поставить их в связь друг с другом,
- о затмении солнца, происходившем 23 июля 1115 г.67, что поз-
волило ему в последний раз пройтись по адресу «невегласов», и
о последовавшей неделю спустя смерти Олега Святославича, к
которому, как я уже заметил, он не испытывал никакой симпа-
тии, как видно, по причине дружбы того с половцами.
Мне представляется, что на счет «краеведа» можно было бы
отнести еще два или три рассказа: под 6624/1116 г. — о походе
Владимира Мономаха на Глеба Всеславича минского; под
6631/1123 г. — о гибели Ярослава Святополчича, пришедшего «с
угры и с ляхы и с чехы» под Владимир Волынский; под
6634/1126 г. — о смерти Владимира Мономаха и вокняжении в
Киеве Мстислава Владимировича. В пользу этого свидетельст-
вуют присущие ему стилистические обороты (напр., что над те-
лом Владимира «певше обычныя песни», или размышления по
поводу промысла Божьего в связи со смертью Ярослава Свято-
полковича [Ип., 287-288]), однако утверждать этого не берусь.
Заканчивается ли на этом работа «краеведа-киевлянина», ко-
торому, как можно было убедиться, принадлежит основной мас-
сив текста ПВЛ, созданный им (или переработанный) в первой
трети XII в.? Косвенным подтверждением последнему может
служить большое количество мелких заметок под 6624/1116-
6630/1123 гг., вводные синтагмы которых («в се же лето», «того
же лета» и пр.) совпадают с дополнениями нашего автора. Всё
это свидетельствует о несостоятельности гипотезы А.А.Шах-
матова о «галицкой летописи попа Василия» (он же «редактор
Мстислава» Б.А.Рыбакова, он же «новгородец Василий»
М.Х.Алешковского), «которая стала одним из источников Силь-
вестровской редакции ПВЛ»Ь%, а вместе с тем о «третьей редакции
ПВЛ», основанной на ст. 6606/1096 г., и снимает искусственное
ограничение текста ПВЛ рамками 1118-1119 гг. Последнее тем
66
67
Святский Д. Астрономические явления..., с. 12.
68
Шахматов Α.Λ. Повесть временных лет..., с. XXXI-XXXIV.
более правомочно, что сравнение последующих «погодных» ста-

тей Лаврентьевского и Ипатьевского списков показывают безус-
ловное тождество их архетипа, претерпевшего большие или
меньшие сокращения текстов, во всяком случае, до конца 40-х
или начала 50-х гг. XII в. А это, в свою очередь, ставит перед ис-
следователями вопросы о первоначальном объеме сочинения,
именуемого «Повестью временных лет», его авторах и редакто-
рах, а, равным образом, и о времени его окончательного сложе-
ния, которое вполне может переместиться в конец XII или даже
в первые годы XIII в., как то показал А.Г.Кузьмин69.
Так кто же он, «краевед» — «ученик Феодосия», Нестер/Не-
стор или лицо, нам еще неизвестное? Мне представляется, что
проведенный анализ текстов позволяет отождествить его не
только с «учеником Феодосия», но и с Нестером/Нестором, объ-
ясняя разницу в стиле и в изложении фактов между текстами
ПВЛ, «Чтением о Борисе и Глебе» и «Житием Феодосия» в раз-
ных списках конъюнктурной и стилистической правкой после-
дующих лет. Более того, выйти из заколдованного круга проти-
воречий можно, лишь предположив, что за свою жизнь
Нестер/Нестор, удовлетворяя заказчиков, создал несколько
списков/редакций как «Жития Феодосия» (из которых самый
ранний вариант был написан до перенесения мощей подвижни-
ка и сохранился в составе Успенского сборника 70 , а поздний во-
шел в состав Патерика Киево-Печерского монастыря), так, по-
видимому, и «летописца». Последний в своем первоначальном
виде, скорее всего, состоял из кратких записей событий жизни
самого монастыря, которые стали основанием для последующих
дополнений и новелл о том же событии, что создает впечатление
дублирования некоторых известий, когда после указания на
факт следует развернутый рассказ об этом же событии.
Подтверждение такому объяснению можно найти в ст.
6599/1091 г., рассказывающей об обстоятельствах перенесения
мощей Феодосия, при сравнении ее с соответствующим текс-
том «Жития Феодосия» по Патерику Киево-Печерского монас-
тыря и текстом Воскресенской летописи, которая сохранила
упоминание автора, что он «летописание се въ то время пи-
сахъ», отсутствующее как в ПВЛ, так и в «Житии...». Наличие
данной синтагмы, органически входящей в контекст статьи
69
Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении..., с. 42-53.
70
Стоит отметить дважды использованную лексему "невеглас", харак-
терную для языка «краеведа», в тексте «Жития Феодосия» именно этой ре-
дакции, причем примененную Нестером к самому себе: «пакы же и на дия-
коньскыи санъ от него изведенъ сыи, емоу же и не бехъ достоинъ: гроубъ
сыи и невеглас» (Успенский сборник..., с. 135 и 126).
Воскресенской летописи, свидетельствует о ее выпадении из

текста ПВЛ ранних списков, правленных, может быть, по «Жи-
тию Феодосия», в тексте которого она просто не могла сущест-
вовать, поскольку обусловлена именно «летописанием сим», не
имеющим никакого отношения к «Житию...». Другими слова-
ми, перед нами свидетельство одновременного существования
разных редакций одного и того же текста, принадлежащих руке
одного автора. Что же касается самого «летописания», то в дан-
ном случае Нестер/Нестор мог говорить только о его первом со-
кращенном варианте, т.е. летописи Киево-Печерского монас-
тыря, как это считал Д.И.Абрамович 71, но никак не ПВЛ,
сложение которой теперь следует вынести за пределы жизни
этого печерского инока.
К такому заключению приводит тождество позиций «крае-
веда» и автора «Чтений...» в отношении того, что Русская земля
не знала проповеди апостолов, получив «благовествование» че-
рез «словен» и «русов» от апостола Павла, что, в свою очередь,
свидетельствует о завершении работы данного автора ранее по-
явления в ПВЛ легенды о «хождении апостола Андрея».
71
Абрамович Д. И. К вопросу об объеме и характеристике литературной
деятельности Нестора летописца (оттиск из 2-го тома Трудов XI Археоло-
гического съезда в Киеве). М., 1901, с. 7-8.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ
В числе загадок, с которыми сталкивается исследователь тек-

ста ПВЛ, на первом месте стоит лексема "варяги", ставшая, по
меткому замечанию одного историка, «кошмаром начальной рус-
ской истории». Действительно, трудно назвать сочинение, по-
священное древней Руси, в котором не упоминались бы «варя-
ги» и не предпринимались попытки так или иначе их
истолковать, чтобы найти им место в историческом процессе
сложения древнерусского государства и среди известных нам на-
родов Европы. История этих попыток со стороны «норманис-
тов» и «антинорманистов» достаточно подробно освещена в
многочисленных историографических обзорах, охватывающих
почти трехвековой период развития отечественной науки, из ко-
торых следует отметить работы ВЛ.Мошина \ И.П.Шасколько-
го 2 , В.Б.Вилинбахова 3 и АЛ.Хлевова 4 . К ним следует добавить
специальные исследования последнего полувека — ХЛовмян-
ского 5, Г.СЛебедева 6 и выгодно отличающиеся своей обстоя-
тельностью работы А.Г.Кузьмина, посвященные выяснению ва-
ряжского этноса и занимаемого им места на географической
карте Европы 7 , и уже упомянутого В.Б.Вилинбахова8.
1
Мошин В.А. Варяго-русский вопрос. / / Slavia, X, Praha, 1931, S. 109-136,
343-379, 501-537; он же. Начало Руси. Норманы в Восточной Европе. / /
Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931, S. 33-58, 285-307.
2
Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной на-
уке. М.-Л., 1965.
3
Вилинбахов В. Б. Современная историография о проблеме «Балтийские
славяне и Русь». / / Советское славяноведение, 1980, № 1, с. 79-84
4
Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической на-
уке. СПб., 1997, и др.
5
Ловмянский X. Русь и норманны. М., 1985.
6
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985.
7
Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. / / ВИ, 1970, № 10,
с. 28-55; он же. Об этнической природе варягов. / / ВИ, 1974, № 11, с. 54-83.
8
Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь. / / Slavia Occidental, t. 22,
1962, S. 253-277; он же. Балтийско-Волжский путь. / / СА, 1963, № 3, с. 333-
347; онже. Славяне в Ливонии.// Slavia Antiqua,t. XVIIL 1972, S. 105-121; он
же. Раннесредневековый путь из Балтики в Каспий. / / Slavia Antiqua, t. XXI.
1974, S.83-110.
ЛЕКСЕМА 'ВАРЯГИ'· В КОНТЕКСТЕ ПВЛ 77
Первое упоминание «варягов» в недатированной части ПВЛ

находится в составе обширной вставки географического харак-
тера, расширяющей сведения о странах, почерпнутые из гречес-
кого источника, за счет выведения на сцену народов, населяю-
щих Восточную и Северную Европу, «часть Афетову», где
«ляхове же и пруси и чюдь приседять к морю Варяскому; по сему же
морю седять варязи: семо — к востоку, до предела Симова; по тому
же морю седять къ западу до земли Агляньски и до Волошьскые.
Афетово же колено и то варязи: свей, урмане, готе, русь, агляне, га-
личане, волхове, римляне, немце, корлязи, венедици, фрягове и
прочии» [Ип., 4].
Оставим пока в стороне вопрос о времени появления этой
вставки в тексте, взятом (прямо или опосредованно) из хроники
Георгия Амартола 9 , которая вводит нас в географию «варяжских
племен», как очень метко охарактеризовал эти перечни М.Н.Ти-
хомиров 10. Что ляхи, пруссы и чудь (в первую очередь — ливы,
которые были «морским народом») являются обитателями юго-
восточного побережья Балтийского моря, не вызывает никакого
сомнения. «Камнем преткновения» оказывается следующая
фраза, согласно которой на восток Балтийское море продолжа-
ется «до предела Симова», будучи заселено «варягами» точно так
же, как и к западу — до земли англов и франков, что вызывало
неизменное удивление исследователей, предполагавших «отсут-
ствие логики» п , «порчу текста» и даже объяснение, что «варяги
расселяются от Новгорода до Мурома по Верхней Волге, а Вол-
га, как считал летописец, идет в «предел Симов»» 12.
Между тем, интерпретаторы данного фрагмента оставили без
внимания наличие двух указаний древнего географа на место
обитания «варягов» — «по сему же морю» и «по тому же морю», —
которые не могут относиться к одному и тому же объекту (морю).
Разгадку можно найти в тексте Амартола несколько выше данно-
го фрагмента, где упоминается река Тигр, текущая «на полунощ-
ную сторону» «до Понтьского моря», к востоку от которого ле-
жит «часть Симова» [Ип., 3]. Другими словами, до того, как текст
9
Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники.// ТОДРЛ,
т. IV. М.-Л., 1940, с. 42-44; Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древ-
нем славянорусском переводе, т. II. Пг., 1922, с. 348; Кузьмин AT. Начальные
этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 301-302.
10
Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» / /
Тихомиров М.Н. Русское летописания. М., 1979, с. 30.
11
с.220-223
12
Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь»..., с. 29-32.
был перебит и дополнен обширной вставкой, перечисляющей

«вси языци», представленные, по-видимому, в качестве данни-
ков «руси», одно из мест обитания «варягов» указывалось на бе-
регах Черного моря — «там к востоку, до предела Симова». А вот
по берегам «сего, Варяжского моря», оные «варяги» находятся,
наоборот, к западу (от ляхов, пруссов и чуди) «до земли аглянь-
ской и волошской». Безусловное указание в тексте ПВЛ на два
моря, обычно упускаемое из виду исследователями вопроса, в
данном случае оказывается весьма существенным, поскольку
единственными германоязычными племенами на юге России
были только потомки готов, никогда не выступавшие в роли «ва-
рягов», что заставляет предполагать иное, не этническое содер-
жание данного термина, использованного летописцем.
Развитием данной экспозиции оказывается «путь из варяг в
грекы», расширенный географическим экскурсом об «Оковском
лесе», откуда истекают главнейшие реки, в том числе и Двина,
текущая «в море Варяское» [Ип., 6], причем в этом случае под
«варягами» подразумевается, скорее всего, не какой-либо кон-
кретный этнос, а ряд народов, обитающих как на берегах Балти-
ки («моря Варяжского»), так и по берегам Северного моря. При
этом в обоих фрагментах можно заметить новгородское проис-
хождение источника, как по перечню народов, среди которых
преобладают финно-угорские племена при отсутствии вятичей,
радимичей, северян и степных народов, так и по незнанию ре-
альной ситуации «устья днепровского», указанного с «тремя гир-
лами».
Собственно история «варягов» на Руси открывается в ст.
6367/859 г., откуда читатель узнает, что приходящие из-за моря
«варяги» брали дань с чюди, словен, мери, веси и кривичей, и
6370/862 г., где рассказывается сначала об изгнании, а затем о
«призвании варягов». Последнее выражение, широко распрост-
раненное в научной литературе, на самом деле неточно, по-
скольку речь идет здесь о призвании князей, а не «варягов».
В рассказе, где первый и последний раз на страницах ПВЛ появ-
ляется Рюрик, особую важность приобретает комментарий лето-
писца, разъясняющий читателю понятие «русь» через «варягов»
(«идоша за море к варягомъ — к руси: сице бо звахуть ты варягы
«русь», яко се друзии зовутся «свее», друзии же «урмани», «англя-
не», инии «готе»; тако и си» [Ип., 14]), формируя представление о
«варягах» не как об отдельном этносе, а как о неком суперэтносе,
которому принадлежат в равной мере все перечисленные наро-
ды — в полном соответствии с предшествующей экспозицией
расселения племен.
Вместе с тем, в варианте ст. 6370/862, представленном Лав-

рентьевским списком ПВЛ, сохранилась фраза «и от техъ варягъ
прозвася Руская земля; новугородьци — ти суть людье ноугородьци
от рода варяжьска, преже бо быша словени» [Л., 20], свидетельст-
вующая о вторичности и безусловно позднем происхождении
текста, потому что, во-первых, Новгород и его земли никогда не
являлись «Русью», и, во-вторых, «Руская земля» прозвалась не от
«варяг», а от «руси», пришедшей вместе с Рюриком к «слове-
нам». Другими словами, эта фраза свидетельствует о времени,
когда память о своем, исконно «словенском» происхождении в
сознании новгородцев стало замещаться происхождением «ва-
ряжским», что оказалось в безусловном противоречии с только
что приведенным комментарием летописца, представившего
«варягов» в качестве суперэтноса, а не народа.
Последнее тем более странно, что дальнейшие упоминания о
«варягах» в ст. 6390/882, 6406/898, 6415/907, 6452/944, 6453/945,
6488/980, 6523/1015, 6526/1018, 6532/1024, 6542/1034 гг. пред-
ставляют их только в качестве наемников, приходящих из-за мо-
ря и не имеющих никакой этнической окраски, однако безус-
ловно чуждых как «руси» в целом, так и тем князьям (Владимир,
Ярослав), которые по миновении надобности спешат от них ос-
вободиться [Ип., 66]. Это относится к походу из Новгорода на
Киев Олега, который «поемъ вой свои многы: варягы, чюдь, слове-
ны, мерю, весь, кривичи» [Ип., 16], хотя в Киеве у него оказыва-
ются только «словени и варяги». Сходную ситуацию можно ви-
деть в ст. 6415/907 г. при описании похода на Царьград, когда из
огромной армии Олега («поя же множьство варяг, словен, и чюди,
и кривичи, и мерю, и поляны, и северу, и деревляны, и радимичи, и
хорваты, и дулебы, и тиверцы, яже суть толковины», в целом про-
зывавшиеся «великой Скуфью» [Ип., 21]), в конце рассказа нали-
цо оказывается только «русь» и «словене», которые в войске
Олега (т.е. в войске «руси») и выступают «толковинами» (т.е. со-
юзниками ).
Аналогичную ситуацию исследователь встречает в ст.
6452/944 г. при описании войска Игоря, который «совокупи воя
многы: варягы, и русь, и поляны, и словены, и кривичи, и печенеги»,
хотя в конце с ним оказывается только «дружина» («русь»), иду-
щая на Царьград морем, и печенеги, отпущенные после заклю-
чения мира «воевать болгарскую землю».
Статьей 6488/980 г. в ПВЛ открывается повествование о борь-
бе Владимира, а затем и Ярослава, за Киев, в которой «варяги»,
впервые после ст. 6367/859 г., выступают как некая реальность,
приводимая «из-за моря» и не требующая пояснений, причем
наем «варягов» или посылка за ними неизменно оказываются

связываемы с Новгородом. Так Владимир, испугавшийся Яро-
полка, бежит из Новгорода «за море», чтобы вернуться с «варяга-
ми», затем собирает ту же рать, что и Олег («събра вой многы, ва-
рягы, и словены, и чюдь, и кривичи»), с которой идет на Полоцк,
после чего предпринимает поход на Киев. После захвата города
«два варяга» закалывают пришедшего к Владимиру Ярополка
(«подъяста его два варяга мечема подъ пазусе»). Этим же «варя-
гам», не желая с ними расплачиваться, Владимир «показывает
путь» в Царьград, после чего в жизнеописании Владимира «ва-
ряги» больше не фигурируют.
Устойчивый маршрут прихода «варягов», лишенных каких-
либо этнических или индивидуальных признаков, из-за моря в
Новгород, а затем и в Киев, заставляющий вспомнить исход
Олега и поход Владимира на Ярополка, трижды воспроизводит-
ся в повествовании о Ярославе, причем в схожих выражениях.
Будучи в Новгороде и испугавшись отца, Ярослав посылает
«за море по варяги». Собранные в Новгороде «варяги» бесчинст-
вуют, их избивают новгородцы «во дворе поромони» [JI., 140], т.е.
в их казармах, после чего Ярослав набирает новых и, разбив Свя-
тополка в Любечской битве, вступает в Киев... с новгородцами.
«Варяги» оказываются забыты. Второй раз Ярослав вынужден
собирать деньги («скот») на наем «варягов», будучи разбит Свя-
тополком и Болеславом в битве на Буге, откуда Ярослав убежал
сам-пятый. Повесть сохранила суммы, которыми облагались
новгородцы на наем «варягов»: от мужа по 4 куны, от старосты —
10 гривен, от боярина — 80 гривен [Ип., 131] 13, после чего «при-
ведоша варягы и даша имъ [собранный] скоть», что якобы предо-
пределило победу Ярослава над Святополком, хотя и здесь вме-
сто них оказываются новгородцы, которым Ярослав раздает
«старостамъ по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ
по 10 гривенъ всемъ» [НПЛ, 175]. В третий раз Ярослав оказыва-
ется в Новгороде и посылает «за море по варяги», когда в Черни-
гов из Тмуторокана приходит его брат Мстислав. На этот раз
Ярослав выступает против него с Акуном/Якуном, «князем ва-
ряжьскимь»; будучи разбит в битве при Листвене, он снова бе-
жит в Новгород и возвращается в Киев только после примире-
ния с братом.
Последнее упоминание «варягов» в ПВЛ содержится в ст.
6542/1034 г., состоящей из нескольких разнородных фрагментов.
Первый из них сообщает о смерти Мстислава. Второй — об ут-
13
В Радзивиловском списке «от старост по 5» (ПСРЛ, т. 38, с. 62).
верждении Ярославом сына Владимира в Новгороде и о рожде-

нии у него сына Вячеслава. Третий фрагмент сообщает, что в
Новгороде Ярослав узнал об осаде печенегами Киева, собрал
«варягы и словены» и выступил с ними против печенегов на мес-
те, «идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская». Такое
уточнение относит запись ко времени много позже указанной в
заголовке даты, а упоминание печенегов позволяет думать, что
данный фрагмент относится к эпопее войн со Святополком и
сюда вставлен только потому, что следом за ним идет сообщение
о закладке «святыя Софья» [Ип., 131].
Между тем, отсутствие «варягов» в сюжетах, связанных с Оль-
гой и Святославом, позволяет считать их упоминание в ст.
6390/882, 6415/907, 6452/944 и 6453/945 гг. таким же домыслом
летописца, как и перечни участвовавших в ряде этих походах
племен, тогда как странный пассаж, согласно которому «от ва-
рягъ бо прозвашася русью» ст. 6406/898 г. целиком обязан фразе ст.
6370/862 г. о происхождении новгородцев.
Таким образом, упоминание «варягов» в ПВЛ оказывается
весьма компактным и, практически, не выходит за рамки ст.
6532/1024 г. Отсюда можно видеть, во-первых, чужеродность «ва-
рягов» легенде о «призвании», поскольку в ней они выступают не
действующими лицами (Рюрик пришел с «русью», а не с «варяга-
ми»), будучи лишь объяснительным компонентом рассказа, а, во-
вторых, органичность «варягов» только для сюжетов, связанных с
Ярославом, где этот термин конкретизируется (избиение «варя-
гов» «на дворе поромони», Якун с «золотой лудой»). Во всех ос-
тальных случаях этот термин оказывается эквивалентен слову
«наемники», которых призывают, прогоняют, используют для се-
кретных поручений, с которыми выступают на поле сражения, а
затем стараются от них поскорее избавиться. Исключением мож-
но посчитать только легенду о мучениках-варягах под 6491/983 г.,
герои которой оказываются пришедшими из Византии («бе же
варягь тъ пришелъ отъ грекъ»), в противоположность остальным
«варягам», уходящим «за море» (напр., Якун) или в Византию.
Насколько такой взгляд может соответствовать действитель-
ности? Ответ на этот вопрос был получен еще более ста лет назад
в результате работ В.Г.Васильевского.
Заинтересовавшись замечанием С.А.Гедеонова, что первое
упоминание о «варягах» отмечено в исландских сагах в форме
vaeringjar среди событий начала 1020-х гг., в форме «варанк» - в
1029 г. у ал-Бируни, а в истории Византии только под 1034 г. у Ке-
дрина, писавшего в XII в. о «βάραγγοι» 14, Васильевский предпри-
14
Гедеонов СЛ. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 159.
нял обширные исследования греческих источников на предмет

выяснения этнической принадлежности «варягов» и их роли в
жизни Византии. Он исходил из мысли о тождестве понятий
«βάραγγ» и «ροζ», а также о том, что начало «варяжской дружи-
не», являвшейся личной гвардией императора, было положено в
988 г. вспомогательным отрядом росов/русов, посланных крес-
тившимся Владимиром Святославичем на помощь Василию II
против арабов. Однако результаты исследования оказались мно-
го шире и любопытнее.
Васильевский установил с несомненностью, что термин
«βάραγγοι» связан со службой в императорской гвардии не про-
сто человека, но именно скандинава, причем первые скандина-
вы в числе царских телохранителей появляются в Константино-
поле только во второй половине 20-х гг. XI в. Ими были Болле
Боллесон, находившийся в Константинополе в 1027-1030 гг. 15,
Торстейн Дромунд и Торбион Онгул, ставшие «варангами» в
1032-1033 гг. 16, а в 1030-1040-х гг. - Харальд Суровый, когда
гвардия целиком состояла из одних скандинавов 17. В сагах все
они называются «вэрингами» («vaeringjar»), т.е. 'телохранителя-
ми'. Наряду с «вэрингами/варангами» во время военных дейст-
вий в греческой армии на протяжении всей первой половины и
середины XI в. Васильевский отмечает отряды ("тагмы") росов,
действующие постоянно на восточных и южных границах Им-
перии, которые греческими авторами XII в. лишь иногда имену-
ются βάραγγοι, из чего историк заключил, что у византийцев
XI в. «варанг» был, в первую очередь, синонимом наемника-
скандинава («ротника», т.е. 'человека, давшего клятву вернос-
ти'), а уже потом — «телохранителя» 18.
Однако самой интересной находкой историка стал ряд импе-
раторских хрисовулов 60-80-х гг. XI в., согласно которым монас-
тыри, дома и поместья освобождались от постоя различных во-
инских отрядов, а именно: «варангов, рос, саракинов, франков»
(1060 г.); «рос, варангов, кульпингов, франков, булгар или сараки-
нов» (1075 г.); «росов, варангов, кульпингов, франков, булгар, сара-
кинов» (1079 г.); «рос, варангов, кульпингов, инглингов, франков,
немицев, булгар, саракин, алан, обезов, «бессмертных» и всех ос-
15
Васильевский В.Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в
Константинополе XI и XII веков. / / Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908,
с. 187-188. (Первая публикация в ЖМНП за 1874-1875 гг.).
16
17
Там же, с. 231 и далее.
18
тальных, греков и чужеплеменников» (1088 г.) 19. Таким образом,

вопреки ожиданиям Васильевского, в Византии XI в. термин
«варанг», как выяснилось, не распространялся на «росов», по-
скольку его не знает совершенно Константин Порфирогенит в
своем труде De administrando imperio, а Кекавмен, автор середи-
ны XI в., рассказывая об осаде города Идрунт (совр. Отранто) в
Италии, сообщает, что его обороняли «росы и варяги, кондараты
(т.е. сухопутные войска. — А.Н.) и моряки» 20. Более того, как вы-
яснил Васильевский, увлеченный идеей Гедеонова, что термин
«варанг/варяг» попал к грекам из Руси, «варанги», по словам
И.Скилицы, являлись простонародным названием «верных» у
византийцев («варанги... называемые так на простонародном язы-
ке» 21), т.е. ни о каком «русском» происхождении термина не мог-
ло быть и речи.
Другими словами, термин «варанг», который первоначально
был связан со скандинавами, со временем потерял в Византии
свою этническую окраску.
Подтверждением этого явилась постепенная смена этничес-
кого состава «варангов» в Константинополе, среди которых по-
сле 1050 г. появляются сначала «франги» (т.е. 'франки'), затем
«кельты», за которыми вскоре после завоевания Англии Виль-
гельмом в 1066 г. приходят «англы», остающиеся вплоть до XV в.
неизменной опорой византийского трона. О них впервые сооб-
щает Готфрид Малатерра по поводу битвы 1082 г. («англяне, кото-
рых называют варангами» 22), затем Никифор Вриенний, указав-
ший на происхождение «щитоносцев» «из варварской страны близ
Океана» 23, Анна Комнина, упоминающая «варангов с острова
Фулы» 24, наконец, Кодин, описывающий придворную трапезу,
во время которой «варанги восклицают императору многая лета на
своем отечественном языке, т.е. по-английски»25.
Таким образом, В.Г.Васильевский собрал материал, показы-
вающий, что 1) термин "варанг" стал распространяться из Ви-
зантии, обозначая сначала члена императорской гвардии, а за-
тем более широко — и 'наемника'; 2) наиболее раннюю его
фиксацию историки имеют в хрисовуле 1060 г., поскольку все
19
Там же, с. 348-349.
20
«Советы и рассказы» Кекавмена. Сочинение византийского полко-
водца XI в.М., 1972, с. 177.
21
Васильевский В.Г. Варяго-русская..., с. 331.
22
23
24
25
остальные упоминания - под 1034 г. у Кедрина, о событиях кон-

ца 20-х гг. XI в. в «Саге о людях из Лаксдаля» (известные списки
не ранее 1300 г.) и у ал-Бируни, — происходят из текстов XII и
XIII вв.; 3) начиная с конца 20-х гг. XI в. императорская гвардия
(«παράμοναι») никогда не состояла из «росов» или «тавроски-
фов», представленных отдельными отрядами в византийском
войске уже с начала X в. 26 , что подтверждается договорами Оле-
га и Игоря с греками о «росах» на греческой службе. Последнее
обстоятельство (отсутствие «росов» среди «верных») находит ис-
черпывающее объяснение у Михаила Пселла при описании раз-
грома флотилии росов под стенами Константинополя в июне
1043 г. Пселл высказывает, по-видимому, не личную только точ-
ку зрения, говоря о росах, что «это варварское племя всё время ки-
пит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно при-
думывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами»27.
Другими словами, относясь с боязнью и подозрительностью к
росам, которых использовали в качестве ударной силы при во-
енных операциях преимущественно на окраинах Империи, гре-
ки старались держать их подальше от столицы, под стены кото-
рой столь охотно отправлялись в набег их воинственные
сородичи, и, конечно же, от покоев императорского дворца.
Указывая на социальное положение человека в структуре ви-
зантийского общества (наемник, гвардеец, телохранитель), тер-
мин «варанг» («βάραγγοι»), при всей схожести с этнонимом
«франг» («φράγγοι»), скорее всего, произошел от норренского
«vaering», но никак не от русского «варяг», как думал СА.Гедео-
нов 28. Вместе с тем, сама ситуация, согласно которой «первый
скандинав» оказывается в «сообществе варягов», ставит неиз-
бежный вопрос о том, как назывались первоначально эти тело-
хранители, потому что, с одной стороны, тексты исландских саг
ранее XIII в. не известны (т.е. они записаны в то время, когда
термин «варяг/варяги» уже имел достаточно долгую традицию
использования), а с другой, как показал С.А.Гедеонов, безуслов-
ные следы «варяжества» в языке и топографии указывают на тер-
26
Левченко В.М. Очерки по истории русско-византийских отношений.
М., 1956, с. 119, 126 и др.; Сахаров Λ.Η. Дипломатия древней Руси. IX - пер-
вая половина X в. М., 1980.
27
Псем М. Хронография. М., 1978, с. 95.
28
С.А.Гедеонов полагал, что в русском слове "варяг" произошла потеря
первоначального ринизма ("варанг"), который до этого был передан русски-
ми грекам и сохранился в греческой транскрипции «βάραγγοι», воспроизво-
димый двойной гаммой в середине слова (Гедеонов С.А. Варяги и русь...,
с. 162).
риторию славянского (балтийского) Поморья. Об этом свиде-

тельствуют как новгородские летописи и документы ΧΙΙ-ΧΙΙΙ
вв., где лексема "варяг" сначала становится синонимом псевдо-
этнонима "немец", при этом ни разу не выступая в таком упо-
треблении по отношению к «урманам» и «свеям», а затем и заме-
щается им уже во второй половине XIV в., так и прямое указание
приписки 6823/1305 г. 29 в Ермолаевском списке Ипатьевской
летописи о жене польского короля Пржемыслава И, убитого в
1296 г., которая «бо бе рода князей сербскихъ зъ Кашубъ, огь
Помория Варязскаго, от Стараго града за Кгданскомъ» [Ип., При-
ложения, 81], вновь возбуждая вопрос о варягах-вендах в Кон-
стантинополе, которые могли быть на этой стезе предшествен-
никами скандинавов, но - под другим именем.
Можно только пожалеть, что сам В.Г.Васильевский не согла-
шался с выводами, к которым подводил собранный им же мате-
риал. Отказываясь обсуждать вероятность возникновения грече-
ских «варангов» из «франков», историк с некоторым
раздражением, но пророчески писал: «Тогда нужно будет при-
нятьу что имя варангов образовалось в Греции совершенно независи-
мо от русского «варяги» и перешло не из Руси в Византию, а наобо-
рот, и что наша первоначальная летопись современную ей
терминологию XI и XII веков перенесла неправильным образом в
предыдущие столетия. Легко высказать такое предположение, но,
чтобы доказать его строго научным образом, нужны именно стро-
гие научные доказательства и точные исследования»30.
Того же мнения придерживался и Гедеонов, когда, собрав до-
казательства появления термина «варяг/варанг» только в первой
трети XI в., отказывался видеть очевидное, аргументируя свой
отказ тем, что «слово варяг... известно на Руси уже в IXстолетии,
т.е. за 150 слишком годов до первого помина о варягах у скандина-
вов, арабов и греков»31. И в другом месте:«Нестор знает варягов до
основания государства, стало быть, еще в первой половине IX сто-
летия» 32.
29
В первом издании Ипатьевской летописи дата исправлена на «лето
6813» с пояснением, что «год в тексте поправлен по Густинской и некото-
рым польским летописям, которые к сему времени относят покорение Юж-
ной Руси литовцами» (ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. СПб., 1843, с. 227,
прим.).
30
31
Гедеонов С.А. Варяги и русь..., с. 159.
32
Гедеонов С.А. Отрывки из исследований о варяжском вопросе. XIII-
XV. / / Приложение ко 2-му тому ЗИАН. № 3. СПб., 1862, с. 130.
Иными словами, подобно большинству историков своего

времени, Гедеонов и Васильевский были уверены в синхроннос-
ти текстов ПВЛ и содержащейся в них терминологии излагае-
мым событиям, как если бы те были записаны во второй полови-
не IX в., что передалось по наследству исследователям и нашего
времени. Примером такой типичной ошибки историка, при
этом стоящего на позициях безусловного антинорманизма, мо-
жет служить высказывание А.Г.Кузьмина, справедливо заметив-
шего, что в сагах «верингами» именуются только те викинги, ко-
торые служили в Византии, однако тут же поспешившего
оговориться: «Очевидно, перед нами слабое отражение тех явле-
ний, истоки которых находятся на Руси, где варяги составляли за-
метную прослойку еще в X веке» 33. Поскольку же единственным
основанием для таких заявлений могут быть только письменные
источники, посмотрим, о чем там идет речь.
Как я уже показал, все сведения о «варягах» в ПВЛ практиче-
ски не выходят за пределы сюжетов, связанных с борьбой Яро-
слава за Киев, т.е. ограничены ст. 6532/1024 и 6542/1034 гг., кото-
рые содержат рассказы о событиях более раннего времени, чем
первая фиксация лексемы «варанг» в Византии. После этого в
Ипатьевской летописи «варяги» отмечены еще дважды: под
6732/1224 г. в рассказе об «Алецском побоище», где упомянут
«Варяжский остров» на Днепре, а до этого — под 6656/1148 г., где
помещен рассказ о свидании и обмене подарками между вели-
ким князем киевским Изяславом Мстиславичем и его братом, в
то время смоленским князем Ростиславом Мстиславичем, когда
«Изяславъ да дары Ростиславоу что от Роускыи земле и от всих
царьских земль, а Ростиславъ да дары Изяславоу что от верьхнихъ
земль и от варягъ» [Ип., 369]. Последний факт оказывается осо-
бенно интересен как потому, что свидетельствует о существова-
нии «варягов» в середине XII в. на Балтике («Поморие варязское
за Кгданьскомъ» согласно приписке 6823/1315 г. [Ип., Прилож.,
81]) и на северо-западных русских землях, так и потому, что все
«варяжские» сюжеты ПВЛ, как можно было убедиться, указыва-
ют на свое новгородское происхождение. И здесь исследователь
встречается с поразительным явлением.
Древнейшие новгородские летописи в своих оригинальных
известиях о событиях Χ-ΧΙ вв. не знают «варягов», а все осталь-
ные о них упоминания за этот период безусловно восходят к тек-
сту ПВЛ, который в древнейших списках НПЛ представлен в со-
кращенном и дефектном виде. Документированное «варяжское
33
Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь»..., с. 33.
присутствие» в Новгороде на Волхове впервые отмечено только

под 6660/1151 г. в виде «варяжской божницы (вар. - церкви) на
Торгу» [НПЛ, 29, 37, 57 и др.], где в пожары 6660/1151,6689/1181,
6725/1217 и 6819/1311 гг. сгорел «товаръ весь варяжьский безъ
числа». В 6696/1188 г. у новгородцев возникает конфликт с «ва-
рягами» на Готланде («рубоша новгородьце варязи на Гътехъ,
немьце въ Хоружьку и въ Новотържьце; а на весну не пустиша из
Новагорода своих ни одиного мужа за море, ни съла въдаша варя-
гомъ, нъ пустиша я без мира» [НПЛ, 39]34), причем для заключе-
ния мира в 6709/1201 г. «варяги» пришли в Новгород не морем, а
«горою», т.е. по суше [НПЛ, 45 и 240].
Наконец, в связи с большим пожаром 6807/1299 г. в качестве
пострадавшего района Новгорода отмечена «Варяжская улица»
[НПЛ, 90 и 329], а в ст. 6750/1242 г. Комиссионного списка НПЛ
Балтийское море названо «морем Варяжьским» [НПЛ, 297], т.е.
так же, как во вступительных статьях ПВЛ. Любопытно, что та-
кое название Балтийского моря, неизвестное европейской кар-
тографии, которая неизменно именует его «Восточным», но
встречающееся в русской письменности и в арабской географи-
ческой литературе, напр. у Бируни 35 , использовал в своих запис-
ках австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, судя по все-
му, почерпнувший его из русских летописей 36, однако не из
рассказа о Ледовом побоище XV в. по Комиссионному списку
НПЛ, а из «вводных» статей ПВЛ, где указывается, что «ляхове
же и пруси и чюдь37 приседять к морю Варяскому... по тому же мо-
рю седять къ западу до земли агляньски и до волосшьскые» [Ип., 4].
Итак, если отбросить производные от лексемы «варяги» то-
понимы и гидронимы, имеющие в данном случае значение ter-
minus ante quem для рассматриваемого вопроса, существование
реальных «варягов» в новгородском регионе по летописям огра-
34
С.Н.Сыромятников определяет «Хоружьк» как Троса, второй - как
Нючепинг (Сыромятников С.Н. Древлянский князь и варяжский вопрос.
СПб., 1912, с. 10-13), хотя вероятнее выглядит отождествление «Нового
Торга» с «Новым Турку» (Новое Або), как это предложил И.П.Шаскольский
(Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах
Балтики в XII-XIII вв. Л., 1978, с. 103).
35
Кранковский И.Ю. Избранные сочинения, т. IV. М.-Л., 1957, с. 248.
36
Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988, с. 60. Не исключено,
однако, что Герберштейн мог услышать его и во время своих поездок, по-
скольку этот гидроним употреблен под 1498, 1519 и 1534 гт. Псковской 1-й
летописью в списках второй половины XVI и первой половины XVII вв.
(Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 101,118, 141).
37
Речь идет здесь о «чюди поморской» [НПЛ, 39 и др.].
ничивается временем от второй четверти XII в. до первой чет-

верти XIV в. Подтверждением такой датировки служит договор-
ная грамота Новгорода с Готским берегом и немецкими города-
ми 1189-1199 гг., дошедшая в списке сер. XIII в., где фигурирует
«варяг» («оже емати скотъ варягу на русине или русину на варя-
зе»38), где "варяг" оказывается синонимом "немец", и Правда Ру-
ская, в которой, начиная с ее краткого извода и древнейших
списков, восходящих к XV в., фигурируют «варяг» и «колбяг» 39.
Последний пример замечателен тем, что во многих случаях за
текстом Правды Руской следует текст так называемой «Правды
Ярославичей» («Правда оуставлена руськои земли, егда ся съвоку-
пилъ Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ...»), возникшей в 1072 г.40,
в которой отсутствует какое-либо упоминание о «варягах». На-
конец, в известном «Вопрошании Кюрикове», датируемом 1130-
1156 гг., упоминается «варяжьский поп» как представитель «ла-
тиньской веры»41.
Эти наблюдения, позволяющие утверждать, что термин «ва-
ряп>, впервые зафиксированный византийским хрисовулом в
1060 г., укоренился на Руси не ранее первой четверти XII в., хо-
рошо согласуются с известной тенденцией русской историогра-
фии к его фактическому омоложению.
А.А.Шахматов, специально занимавшийся вопросом возник-
новения и развития «варяжской легенды» 42, считал, что «Сказа-
ние о призвании варягов» существовало в новгородской
летописи середины XI в. (которую БА.Рыбаков полагал «Остро-
мировой»43, но о которой мы в реальности ничего не знаем), бы-
ло внесено в киевский Начальный свод 1095 г. и развито в пол-
ном объеме в 1-й редакции ПВЛ 1114 г. настолько, что он
называл Нестора «первым норманистом», хотя тут же пояснял, что
до него тех же взглядов придерживался составитель Начального
свода БА.Рыбаков, соглашаясь в общих чертах с построения-
ми Шахматова, считал, что «норманская теория» была придума-
38
ГВНП, № 28, с. 56.
39
Правда Русская, т. I. Тексты. М.-Л., 1940.
40
Тихомиров М.Н. Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941, с. 64-65.
41
Памятники древне-русского канонического права, ч. I. (РИБ, т. VI),
СПб., 1880, стб. 60 и 26.
42
Шахматов А.А. Сказание о призвании варягов. / / ИОРЯС, т. 9, вып. 4.
СПб., 1904.
43
44
[Шахматов А.А.] Рец. на кн.: Владимир Пархоменко. Начало христиан-
ства Руси. Очерк из истории Руси ΙΧ-Χ вв. Полтава. 1913. / / ЖМНП, ч. 52,
СПб., 1914, № 8, отд. 2, с. 342; Приселков М.Д. История русского летописа-
ния XI-XV вв. Л., 1940, с. 39.
на не Нестором, а князем Мстиславом Владимировичем в 1118 г.,

почему первой столицей Рюрика указан не Новгород, а Ладога45.
Своего рода итогом этой дискуссии, растянувшейся более чем на
полвека, стала специальная работа А.Г.Кузьмина, пришедшего к
заключению, во-первых, о лучшей сохранности текста ПВЛ в
списках Ипатьевском/Хлебниковском по сравнению с Лаврен-
тьевским, и, во-вторых, о том, что « Сказание о призвании являлось
местным ладожским преданием», записанным «впервые, вероят-
но, около 1118г., и до этого времени его, видимо, не знали письмен-
ные памятники не только Киева, но и Новгорода», поскольку «в
Новгородской Iлетописи во всех известиях XII — начала XIII в. «Ру-
сью» называется только Киевское Приднепровье»46.
В этих, в общем-то справедливых, выводах по отношению к
«варягам» был допущен только один, однако весьма существен-
ный просчет: их неизменно связывали не только с Рюриком, но
и с пришедшей с Рюриком «русью», создавая путаницу, в кото-
рой лишь в малой степени был повинен летописец. Никто поче-
му-то не вспомнил·, что Нестор работал в начале XII в., описывая
события, происходившие за 250 лет до этого, в понятиях и тер-
минах своего времени, тем самым порождая неизбежные ана-
хронизмы.
Между тем, легенда о Рюрике даже в ее современном виде
свидетельствует, что этот князь пришел к «словенам» с «русью»,
которая только в XII в. была отождествлена с «варягами» соот-
ветствующей глоссой, доставившей столько мучений поздней-
шим исследователям. Достоверность подобного вывода под-
тверждается и тем обстоятельством, что легенда о Рюрике без
«варягов» стала известна в киевской Руси не ранее 1050 г., по-
скольку «Слово о законе и благодати» Илариона в своей первой
редакции не знает ни Рюрика, ни легенды об апостоле Андрее
(«не виде ап(о)с(то)ла, пришедша в землю твою»)47, но и не позд-
нее 1067 г., когда в Тмуторокане был отравлен сын новгородско-
го князя Владимира Ярославича, Ростислав Владимирович, отец
первого среди «рюриковичей» князя с этим именем — Рюрика
Ростиславича, впоследствии князя перемышльского.
Таким образом, в ПВЛ лексема "варяг" употребляется в точ-
ном соответствии с тем смыслом, который в нее был вложен в
45
46
Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. / / Но-
вое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53.
47
Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1982,
с. 91 и 95.
Византии, где она означала 'наемника, принятого в император-

скую гвардию', а затем 'наемника' вообще, тогда как в северном
регионе Руси эта лексема определяет выходцев с территории
славянского Поморья. Войдя в лексикон новгородцев не ранее
второй половины XI в., если не позднее, уже к середине XIV в.
она оказывается окончательно вытеснена из обиходной речи и
документов псевдоэтнонимом "немец/немцы", охватывающим
всех жителей Поморья и представителей ганзейского союза го-
родов, но сохранив о себе память в гидрониме "море Варязское",
в западных источниках неизменно именуемого «Восточным»
(Ostersalt).
Не собираясь опровергать бесспорные показания летописей
и документов, свидетельствующих о тождестве лексемы "варяг"
понятию "немец" для конца XII — первой половины XIII в. в
Новгороде, как это зафиксировано Краткой Правдой и догово-
ром 1189-1199 гг., хочу привлечь внимание к возможному объяс-
нению глоссы о происхождения новгородцев («и от техъ варяг...
людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени» [Л.,
20]), фиксация которой текстом ПВЛ была возможна не ранее
первой четверти XII в., поскольку трудно представить, чтобы
новгородцы более позднего времени прямо выводили себя от
«поганых латинян». Вопрос этот тем более подлежит рассмотре-
нию, что сохранился документ, подтверждающий существова-
ние в конце XVIII в. деревень в Копорском уезде, жители кото-
рых считали себя происходящими «от варягов».
Речь идет о записке Екатерины И, адресованной одному из ее
секретарей в 1784 г., когда императрица работала над составле-
нием «Сравнительного словаря всех языков и наречий» 48 и тре-
бовала отовсюду списки необходимых слов. Текст записки был
опубликован первоначально в «Русском Архиве» в 1863 г., а позд-
нее воспроизведен В.А. Бильбасовым в его многотомной, одна-
ко так и не законченной изданием «Истории Екатерины И». Вот
он.
«Реестр слов отвезите к гр[афу] Кириле Григорьевичу Разумов-

скому и попросите его именем моим, чтобы он послал в своих ко-
порских деревень кого поисправнее и приказал бы у тех мужиков,
кои себя варягами называют, тех слов из их языка переписать, а
еще луче буде бы суда человека другого посмысленнее для того при-
возить велел.»49
48
Сравнительный словарь всех языков и наречий, т. I. СПб., 1790; тт. 2-
4. СПб., 1791.
49
Бильбасов В.А. История Екатерины И, т. XII, ч. 1. Берлин, б/г, с. 337.
Факт этот, как мне представляется, может быть объяснен об-

ращением к истории колонизации и освоения Новгородской
земли из Южной Прибалтики, в частности, из области вендов-
ободритов (нынешнего Мекленбурга) в древности (или какой-то
их группы в более позднее время). Высказанная в связи с этим в
общей форме Н.П.Румянцевым мысль о западно-славянском
происхождении «первого Рюрика» была в 1819 г. обоснована
Г.-Фр.Хольманном (Голлманном)50, развита в ряде работ
дерптским профессором Ф.Крузе51, а затем была подкреплена
обширным материалом письменных источников, собранных
С.А.Гедеоновым 52, И.Е.Забелиным53, и Н.Т.Беляевым * В по-
следние десятилетия она получила безусловное археологическое
обоснование в результате раскопок Новгорода, когда выясни-
лась ведущая роль вендского элемента в освоении и колониза-
ции северо-западной Руси 55.
Замечательно, что почти полтораста лет назад, ничего не по-
дозревая о будущих открытиях российских археологов, С.А. Геде-
онов также писал о «варяжестве» новгородцев при незначитель-
ной роли собственно скандинавов: «Всего естественнее
предположить, что еще до Рюрика (и не позднее половины VIII сто-
летия) колония вендов, о которых Гелъмольд говорит: «Sunt autem in
terra Slavorum Marcae quamplures, quarum поп infima nostra
Wagirensis est provintia, habens viros fortes et exercitatos praeliis, tam
Danorum, quam Slavorum», поселились в Новгороде; у туземцев они
слыли под общим названием варягов»56. Об этом сейчас свидетель-
ствуют предметы материальной культуры и культа из раскопок,
такой массовый материал, как керамика 57 , пересмотр вопроса о
50
Голлманн Г.-Фр. Рустрингия, первоначальное отечество первого вели-
каго князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт. М., 1819.
51
Крузе Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по француз-
ским и немецким летописям). / / ЖМНП, 1836, январь, с. 43-73; Kruse
Fr.C.H. Chronicon Nortmannorum, Wariago-Russorum пес поп Dannonim,
Sveonum, Nonvegorum inde ab a[nno] 777 usque ad a[nno] 879 etc. Hamburg et
Gothae, 1851, и др.
52
Гедеонов СЛ. Отрывки...; он же. Варяги и русь...
53
Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен, ч. 1-2. М.,
1876-1879.
54
Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи. / / SK,
t. III. Prague, 1929, S. 215-270.
55
Впервые о выходе приильменских «словен» от «славян немецких» пи-
сал еще М.Т.Каченовский в 1834 г., скрывшись под псевдонимом (Перемыш-
левский М. О времени и причинах вероятного переселения славян на берега
Волхова. / / УЗ ИМУ, IX, М., 1834, с. 437).
56
Гедеонов С. Варяги и русь..., с. 173.
57
Г.П.Смирнова пишет о лепной ребристой посуде, встреченной в ни-
жних слоях Новгорода, Пскова, Старой Ладоги и пр., датируемых IX в., что
такая керамика широко представлена в Северной Польше (нижние слои го-
принадлежности ряда категорий находок «норманнам», а глав-

ное — неопровержимые антропологические свидетельства гене-
тической связи новгородского населения с балтийскими славя-
нами 58 и лингвистические свидетельства о присутствии
западнославянского диалекта в языке древних новгородцев59.
Следует отметить, что впервые со всей определенностью о за-
падной «прародине» «словен новгородских» с точки зрения
лингвистики высказался еще в 1919 г. Н.М.Петровский, который
продемонстрировал западные элементы в древненовгородской
письменности и заявлял по этому поводу: «Заселение Новгород-
ской области соседями — западными славянами из нынешней вос-
точной Германии — кажется мне более возможным, нежели пред-
полагаемый Шахматовым кружной путь — из Повислинья к устьям
Дуная, а затем обратно на север, вверх по течению Днепра. Если за-
паднославянские особенности в языке новгородцев Шахматов объ-
яснил тем, что этому племени приходилось по дороге на север про-
биваться через ляшскую среду, то с неменьшей вероятностью
можно предположить и западнославянскую основу в новгородском
населении, оставившую свои следы в языке 1 Новгородской летопи-
си и некоторых других памятников»60.
Эти открытия, кардинально изменившие прежние представ-
ления об истории освоения и развития северорусских земель61 и
демонстрирующие не ослабевающие на протяжении столетий
торговые и культурные связи новгородцев сначала с вендами-
ободритами, а затем и возникшими на их землях северогерман-
скими торговыми городами, заставляют вспомнить о попытках
СА.Гедеонова (а позднее А.Г.Кузьмина) связать первых визан-
родов Волин, Колобжег и др.), в междуречье Эльбы и Одера и в Мекленбур-
ге (Смирнова Г.Л. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского рас-
копа Новгорода. //Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 165-171). См. также:
Горюнова В.М. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси. / / Север-
ная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982, с. 39-45; Рыби-
на Е.А. Новгород в системе балтийских связей. / / Славянский средневеко-
вый город. Труды VI Международного конгресса славянской археологии, т.
2. Μ 1997, с. 326-333, и др.
Алексеева Т.И. Славяне и их соседи (по данным антропологии). / /
Anthropologic, IV, № 2, Brno, 1961, p. 3-37.
59
Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты с лингвистической
точки зрения. / / Янин В.Л., Зализняк А А. Новгородские грамоты на бересте.
(Из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993, с. 218; он же. Древненовгородский ди-
алект. М., 1995.
60
Петровский Н.М. О новгородских «словенах». По поводу книги:
А.А.Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. / / ИОРЯС
РАН. 1920. т. XXV. Посвящается памяти А.А.Шахматова. Пг., 1922, с. 384.
61
Седов В. В. Начало славянского освоения территории Новгородской
земли. / / История и культура древнерусского города. М., 1989, с. 12-17; он
же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995, с. 245.
тийских «вэрингов» с вендскими «варангами». Собственно гово-

ря, при полном смысловом тождестве северо-германского
"warang" и греческого "vaering" споры историков и филологов
упирались в вопрос о происхождении отмеченного греческой
формой «βάραγγοι» изначального ринизма, среди европейских
народов свойственного только западным славянам (вендам). Он
исчез очень рано у восточных славян, отмечен в древненовго-
родском диалекте и сохранился в польском языке. Следует на-
помнить, что из трех одинаковых по своей структуре лексем —
"варяг", "колбяг" и "ятвяг" — два последних безусловно связаны с
северопольскими землями и Поморьем, заставляя думать, что и
третий термин пришел на Русь (в Новгород, поскольку Киев его
долгое время не знал) по тому же пути. Уже один этот факт тре-
бует с большей внимательностью отнестись к росписи «варяж-
ских племен» во вступительной части ПВЛ, где среди обитателей
южного берега Балтики (племен, напомним, еще в XII в. имев-
ших своих князей и отстаивавших свою самостоятельность от
немецкой экспансии) указаны «варязи».
Столь же любопытно известие арабского писателя XIV в. Ди-
мешки, приведенное Гедеоновым, о «большом заливе, который
называется морем варенгов. А варенги суть непонятно говорящий
народ... Они — славяне из славян». На берегах этого моря, говорит
тот же автор, кроме «варенгов-славян» живут и «келябии», т.е.
«колбяги/кульпинги»62, предстающие еще одной загадкой, син-
хронной с «варягами», с которыми «колбяги» соседствуют как в
Византии (хрисовулы, приводимые В.Г.Васильевским), так и на
страницах Правды Руской.
Однако наиболее интересной находкой Гедеонова оказалось
слово warang, означающий 'меч', 'мечник', 'защитник', которое
обнаружено им в балтийско-славянском словаре древанского
наречия, опубликованном И.Потоцким в 1795 г. в Гамбурге63. Ес-
ли вспомнить, что через территорию вендов проходили древней-
шие пути, связывавшие славянское Поморье с низовьями Ду-
ная, которыми одинаково пользовались все жители берегов
Балтики, двигавшиеся в Константинополь через земли вендов и
Саксонию, о чем прямо пишет В.Г.Васильевский 649 то измене-
ние скандинавского vaering, др.-верхне-германского waijan или
готского vaijan65 в виндальское warang могло произойти вполне
естественно.
62
Гедеонов СЛ. Отрывки..., с. 148-150.
63
Гедеонов СЛ. Отрывки..., с. 159-160; он же. Варяги и русь..., с. 167-169.
64
65
Гедеонов СЛ. Варяги и русь..., с. 167.
Описанная ситуация дает возможность проследить транс-

формацию представлений от др.-герм. wara ('обет', 'присяга',
'клятва'), о чем писал А.А.Куник в «Дополнениях» к «Каспию»
Б.АДорна 66 , производя отсюда waring, т.е. 'ротник' 67 , поскольку
тот приносил эту клятву на своем мече, к собственно «мечу», ко-
торый в период, предшествующий наплыву скандинавов в Кон-
стантинополь, мог стать отличительной чертой императорских
«варангов», т.е. 'меченосцев'. Поэтому, не соглашаясь с В.Г.Ва-
сильевским в определении последним «варангов» как скандина-
вов, Гедеонов очень точно указывает на тот факт, что классичес-
кое оружие викингов, двуострая секира, отмечено греческими
авторами только у специального отряда «секироносцев», в то
время как предшественники «варангов», соответственно своему
имени, вооружены мечами, и в качестве примера приводит со-
держащееся в трактате De ceremoniis aulae Bizantinae Константи-
на Порфирогенита описание приема тарсийских послов в 946 г.,
на котором присутствовали «крещенные росы», вооруженные
щитами и «своими мечами»68.
С этих позиций можно понять автора ПВЛ, работавшего в
первой половине XII в. (или еще позже), чьей руке принадлежат
обширные вставки в этногеографический очерк недатирован-
ной части ПВЛ, который разместил «варягов» не только на бере-
гах Балтийского («Варяжского») моря «до англян», отражая ре-
альную ситуацию, но и показал их наличие на северо-восточных
берегах Черного моря в соответствии с византийской традицией
(Причерноморская или Таманская Русь). Последнее особенно
интересно как потому, что позволяет датировать предложенную
летописцем картину расселения народов и племен Восточной
Европы серединой или второй половиной XII в., а не более ран-
ним временем, так и потому, что поднимает вопрос о возможной
зависимости ПВЛ не только от собственных русских источни-
ков, но и от византийских хроник, так называемого текста Кед-
рина-Скилицы, до сих пор не привлекаемых при анализе текс-
тов ПВЛ.
Итак, можно констатировать, что, во-первых, лексема "ва-
ряг" или "варяги" появляется в древнерусской письменности не
ранее первой половины XII в. 69 , ретроспективно обозначая со-
66
Дорн БЛ. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. СПб.,
1875.
67
Гедеонов СЛ. Варяги и русь..., с. 161.
68
69
Факт этот с неизбежностью поднимает вопрос о времени и месте как
перевода хроники Георгия Амартола, так и появления в нем указания, что
циальное положение человека ('наемник'), а не его этническую

принадлежность 70, впоследствии же используется в значении
псевдоэтноса (обитатели германизированного славянского По-
морья, т.е. бывших виндальских земель), как в том был уверен
СА.Гедеонов и считал вероятным А.Г.Кузьмин.
Во-вторых, «призвание варягов» Владимиром и Ярославом
не имеет ничего общего с «призванием князей» (Рюрик), по-
скольку лексема "варяги" использована во втором случае только
для пояснения этнонима "русь" при явной анахроничности по-
нятий. Таким образом, «варяжская (норманская) проблема»
действительно является затянувшейся ошибкой русской (и ми-
ровой) историографии. Из всего сказанного следует также, что в
текстах внелетописного происхождения (напр., Патерик Киево-
Печерского монастыря и др.) лексема "варяг/варяги" может быть
использована в качестве датирующего признака для определе-
ния времени создания рассматриваемого текста.
«роусь... от рода варяжеска соущимъ», заменившего первоначальное «γένοζ

φράγγυζ» греческого текста, что путает многих исследователей, забывающих
о необходимости проверки перевода по оригиналу (Истрин В.М. Хроника...,
т. I, с. 567 и 579).
70
Попов А.И. Названия народов СССР. Л., 1973, с. 63-64. Любопытно,
что в XVI в. в окружении Ивана IV «варягов» считали не скандинавами, а
«немцами», выходцами из Северной Германии: «в прежних хрониках и лето-
писцех писано, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом
на многих битвах бывали варяги: а варяги - немцы» (Второе послание
шведскому королю Иоганну III. / / Послания Ивана Грозного. М.-Л., 1951,
с. 157-158).
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ
Будучи по существу единственным источником по этногео-

графии племен Восточной Европы ΙΧ-ΧΙΙ вв., ПВЛ пользова-
лась неизменным вниманием историков, географов, этнографов
и археологов, обращавшихся к ней как к путеводному компасу в
своих исследованиях и определениях. Упоминания различных
народов в ее текстах часто оказывались основаниями для пост-
роения широких и далеко идущих умозаключений о процессах
этногенеза \ освоения ими территории будущего Русского госу-
дарства 2, внешней и внутренней политики князей 3, причинах
военных конфликтов и пр. Особый интерес у исследователей не-
изменно вызывали вводные статьи ПВЛ, опираясь на которые
они пытались разрешить как вопросы этнической географии
славянского средневековья 4, так и идеологические задачи Не-
стора и его предшественников 5 . Однако за всеми этими широко-
1
Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. География на-
чальной (Несторовой) летописи. Варшава, 1885; Кузнецов С.К. Русская ис-
торическая география, вып. 1. М., 1910; Рыбаков Б.А. Древние русы. / / СА,
XVII, М., 1953, с. 23-104.
2
Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусско-
го государства. Μ., 1951.
3
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963;
Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968; Сахаров А.Н. Дип-
ломатия Древней Руси. IX — первая половина X в. М., 1980.
4
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М., 1982;
Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Ря-
зань, 1969.
5
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах.
СПб., 1908; Никольский Н.К. Повесть временных лет, как источник по исто-
рии начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о
древнейшем русском летописании. Выпуск первый. / / Сб. по РЯС, т. II,
вып. 1. Л., 1930; Истрин В.М. Моравская история славян и история поляно-
руси, как предполагаемые источники начальной русской летописи.
//Byzantinoslavica, III. Praha, 1931; IV, Praha, 1932.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ 97
масштабными исследованиями остался не выяснен принципи-

альный вопрос о содержании самих используемых этнонимов.
Речь идет не о частоте употребления того или иного племен-
ного названия, хотя в определенных случаях это имеет немалое
значение, а о выяснении содержания «знаковых» этнонимов
текста. Из них наиболее важными для ранней русской истории
после "варягов" безусловно являются "русь", "словене", "поляне"
и "деревляне", поскольку остальные племена выступают всего
только в качестве некоего ретроспективного фона событий (ср.
перечни племен, участвующих в «призвании князей», походах
Аскольда и Дира, Олега, Игоря и пр., однако не зафиксирован-
ных ни одним документом, будь то тексты договоров с греками
или «Правда Ярославичей»), отмечая этапы территориальных
приобретений киевского государства.
Следуя логике и прямому указанию заголовка ПВЛ, откры-
вающегося вопросом «откуда есть пошла Руская земля», такой
обзор следовало бы начать с лексемы "русь", явившегося судьбо-
носным для самого древнерусского государства. Однако преды-
дущее рассмотрение лексемы "варяги", которое привело к ее ис-
ключению из категории этнонимов, уже при анализе ст.
6370/862 г. выявило суперстратность этнонима "русь" по отно-
шению к «словенам». Более того, как установили еще мои пред-
шественники, основным содержанием недатированной части
ПВЛ является попытка определения места славянской общнос-
ти в общемировой истории, начиная от потопа и разделения зе-
мель между сыновьями Ноя, в результате чего «словене» были
идентифицированы ее автором/авторами с «норцами», а их пра-
родина определена «по Дунаеви, кде есть ныне Угорьская земля и
Болгарьская».[Ип., 5]. Последующий рассказ о расселении сла-
вянских племен и возникновении местных этнонимов (с Дуная
— в Моравию, Чехию, Хорватию, на Вислу, в Мазовию, Помо-
рье, по Западной Двине, вокруг озера Илмера, в «севера» и т.д.),
который заканчивается многозначительной фразой «и тако рази-
деся словенескъ языкъ, темь же и прозвашася словеньская грамо-
та», дал основание сначала АЛ.Шахматову 6, а затем Н.К.Ни-
кольскому 7 считать его вступительной частью самостоятельного
сочинения, условно названного «Сказанием о грамоте словен-
ской», текст которого частично отразился в ПВЛ под 6406/898 г.
Обширные вставки, разорвавшие в XII в. первоначальный
текст ПВЛ (напр., легенда о «хождении» апостола Андрея, дати-
6
Шахматов АЛ. Сказание о преложении книг на словенский язык. / /
Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagida. Berlin, 1908, S. 181.
7
Никольский Η.К. Повесть временных лет..., с. 20-44.
руемая этим временем по наличию «варягов» и «моря Варяжско-

го», о «полянах» в Киеве, о неславянских племенах Верхнего По-
волжья и Поочья), значительно исказили первоначальную кар-
тину «введения». И всё же можно видеть, что в ней присутствуют
следы двух «этнических генеалогий» — собственно «словен», ко-
торые под давлением «волохов» ушли с Дуная на Вислу, «прозва-
шася ляхове, поляне, ляхове друзии — лютиче, инии мазовшане, а
инии поморяне», и тех «словен», которые «седоша по Днепру и
наркошася поляне, а друзии деревляне, зане седоша в лесех» [Ип.,
5]. В том, что здесь произошла какая-то путаница по вине пере-
работчика первоначального текста, убеждает последующая фра-
за, что «словене же седоша около озера Илмера и прозвашася сво-
имъ именемъ, и сделаша городъ и нарекоша и Новъгородъ».
Попробуем в ней разобраться.
У меня нет сомнений, что последняя фраза об «Илмере» и
«Новгороде» была заимствована «краеведом» (или его предшест-
венником) из исходного текста, поскольку связывалась в его со-
знании с озером Ильменем на северо-западе России и Новгоро-
дом на Волхове, куда потом пришел Рюрик с «русью». Этому
соответствовало и население Новгорода — «словене», к которым
Рюрик «пришел первее», т.е. «сначала». В исторической реаль-
ности ничего подобного не было, во-первых потому, что Рюрик,
кроме «словен»8, более ни к кому не приходил, а, во-вторых, по-
тому, что Новгород на Волхове стал городом почти столетие спу-
стя после смерти Рюрика/Рорика. Его приход к «словенам» дей-
ствительно имел место, однако к «словенам» западным,
ушедшим из Подунавья в Повисленье и далее к западу, в один из
вендских «Новгородов». Убеждает в этом необычная для русско-
го Северо-запада форма гидронима "Илмер", отличная от за-
фиксированной поздними новгородскими летописями («Иль-
мень»), замечание Н.Т.Беляева о том, что Зейдерзее на
территории древней Фризии до своего превращения в морской
залив носил название «Илмер» 9, а также указание СА.Гедеоно-
ва со ссылкой на хронику епископов Мерзебургских, что «Иль-
менью называлась одна из рек, протекавших по вендской земле» 10.
8
Стоит отметить, что сами новгородцы нигде не называют себя «слове-
нами», а исключительно «новгородцами», тогда как уже в древнейших спи-
сках Правды Руской перечень фигурантов открывается «русином» и, после
перечисления различных категорий княжеских слуг и общественных лиц,
заканчивается «словенином» (Правда Русская, т. I. M.-JL, 1940, тексты).
9
Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи. / / SK,
t. Ill, Praha, 1929, S. 234, прим. 94.
10
Гедеонов СЛ. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 346).
Другой ветвью «словен», собственно и находившейся в цент-

ре внимания «краеведа», работавшего над текстом ПВЛ в XII в.,
были «поляне», расселившиеся по Днепру и получившие свое
имя «от ляхов», «занеже в поле седяху», как он объяснил в завер-
шении ст. 6406/898 г., тогда как этноним «деревляне» переведен
им как 'жители лесов' («зане седоша в лесехъ»). На последнем
толковании стоит остановиться, поскольку имя «полян» с древ-
ности до настоящего времени является самоназванием поляков
и их страны — «Polonia», хотя, подобно днепровским «полянам»,
они обитали и обитают отнюдь не в «полях», т.е. в степи, а в лес-
ной зоне. Таким образом, использование этого названия, имею-
щего оговорку, что оно — «от ляхов», может быть объяснено
только текстуальным заимствованием с последующей адаптаци-
ей сюжета к географической обстановке Среднего Поднепро-
вья11.
Во-вторых, и это тоже немаловажно, указание на два вида
«словен» — «полян» и «деревлян, зане седоша в лесех», — сразу
же вызывает в памяти такое же членение готов на две основные
группы: восточные, или остготы (остроготы, грейтунги), и за-
падные, или вестготы (визиготы, или тервинги). Как писал
А.И.Попов, «для нас представляет интерес разделение готов на
грейтунгов — 'степных жителей\полян' и тервингов — 'лесных
жителей'древлян', совершенно совпадающее с разделением спус-
тя несколько столетий обитавших примерно на этих же придне-
провских землях славянских племен («поляне» и «деревляне» русской
Начальной летописи)» 12.
Я не знаю, каким образом «поляне» (т.е. поляки), действи-
тельно входящие в семью славянских народов, оказались иден-
тифицированы с готами-грейтунгами, чтобы затем отождест-
вить с ними киевлян. Вероятно, в этом повинны какие-то
тексты, описывавшие «полян», поскольку вся дальнейшая их
история оказывается своего рода панегириком «Полянскому до-
бронравию» в противоположность «деревлянам», которые «жи-
11
[Исаевич Я.Д.] Древнепольская народность и ее этническое самосо-
знание. / / Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху
раннего средневековья. М., 1982, с. 152-153. Автор указывает на безуслов-
ную изначальную принадлежность этнонима "поляне" гнезненскому княже-
ству полян и на последующее использование этой лексемы в западноевро-
пейских хрониках исключительно по отношению к Польше и ее населению.
К этому можно прибавить наличие среди польских земель «Куявии», точное
воспроизведение названия которой у восточных авторов и Константина
Порфирогенита обычно идентифицируется с Киевом на Днепре («Куя-
ба/Куява»).
15
Попов A.M. Названия народов СССР. Л, 1973, с. 25; Шахматов А.А.
Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919, с. 29, прим.
4*
вяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы: и убиваху друг друга,

ядуще все нечисто, и браченья у нихъ не бьппа, но умыкаху уводы
(т.е. «умыкалиуводом». —А.Н.)девица» [Ип., 10]. Единственное,
о чем здесь можно говорить с уверенностью, так это о роли «кра-
еведа-киевлянина», провозгласившего, что его герои «бяхуть бо
мудре и смыслени, и нарицахуся поляне, от них же суть поляне въ
Кыеве [вар. — кияне] идо сего дни» [Ип., 7]. Другими словами, за-
гадка «полян», упоминаемых за пределами этого панегирика,
как можно охарактеризовать «легенду о полянах», помещенную
в недатированной части ПВЛ, в собственно летописце сводится
к тому, что ими «обладает» Олег (ст. 6393/885 г.), их теперь назы-
вают «русью» (ст. 6406/898 г.), и хотя они называются «поляна-
ми», но говорят на словенском языке (там же), их взял с собой
Олег под стены Константинополя (ст. 6415/907 г.), их берет в по-
ход Игорь (ст. 6452/944), после чего они навсегда исчезают со
страниц ПВЛ.
Представляется излишним доказывать фантомность этнони-
ма "поляне" в приведенных примерах, поскольку в большинстве
случаев они оказываются названы в ряду других племен-статис-
тов, объявленных данниками Киева, но не более. Подтвержде-
ние их чужеродности славянскому миру проявилась лишь од-
нажды в пояснении «краеведа», что «аще и поляне звахуся, но
словеньская речь бе; полянми же прозвашася, занеже в поле седяху,
а языкъ словеньскыи бе имъ единъ» [Ип., 20]. Всё это заставляет
предположить, что истинное происхождение киевлян для автора
первой половины XII в. оставалось неизвестным, и этот пробел в
истории был им восполнен путем адаптации текстов, способных
ввести киевлян (потомков готов-грейтунгов?), во-первых, в се-
мью славянских народов через «полян-ляхов», и, во-вторых,
подвести их к главному событию их действительной истории —
превращению «словен» в «русь» («а словенескъ языкъ и рускыи
один: отъ варягь бо прозвашася русью, а первее беша словене»
[Ип., 20]). При этом исследователь данного вопроса не должен
упускать из виду, что построения древнерусского историографа
основаны не на местных преданиях, как, например, предание о
Кие и его родственниках, вызвавшее у «краеведа» полемику со
своим предшественником, а на текстах, повествовавших о собы-
тиях какой-то иной историко-географической реальности, на-
пример, Среднего и Нижнего Подунавья, на что указывает по-
стоянное упоминание «болгар», «угров» и самого Подунавья.
С успехом разрешив задачу «прививки» киевлян-полян к
древу всего славянства и тем самым, определив им место в исто-
рии распространения христианства, автору ПВЛ пришлось ре-
шать не менее сложную задачу — объяснить, каким образом они
стали называться "русью". Для этого в его распоряжении име-

лись какие-то тексты, содержащие рассказ о Рорике/Рюрике,
пришедшем к «словенам» с «русью» в Новгород, воспринятый
им как Новгород на Волхове. Так под пером древнерусского
книжника произошла встреча двух разошедшихся за четыре-
пять веков до этого из Подунавья ветвей славянства, одна из ко-
торых обосновалась в Северной Германии и на берегу Балтий-
ского моря (венды-ободриты 13), а другая оказалась оттеснена
аварами в Поднепровье (?) и Трансильванию. На этот древний
центр славянства еще в конце прошлого века обратили внима-
ние АЛ.Кочубинский 14 и И.П.Филевич 15. Именно здесь, в ма-
дьярском массиве, как отмечено в ст. 6406/898 г. («посемъ же угре
прогнаша волохы и наследиша землю ту, и седоша съ словеньми,
покоривше я подъ ся; и оттоле прозвася земля Угорьска» [Ип., 18]),
сохранились живыми этноним "русин", впервые зафиксирован-
ный в договоре «руси» с греками 912 (911) г. и в Руской Правде, а
также компактные островки исконного русинского населения
со славянской литургией и памятниками древнейшей славян-
ской письменности.
Трудно сказать, содержало ли Сказание о грамоте словенской
легенду о приходе Рорика/Рюрика к «словенам». Скорее всего,
что нет, поскольку в легенде об апостоле Андрее ничего не сказа-
но о «руси», а использование в ней, как и в ст. 6406/898 г., лексе-
мы «варяги» и производных от нее свидетельствует о том, что со-
временный свой вид они получили не ранее первой половины
XII в. С другой стороны, отсутствие «варягов» в рассказе
6374/866 г. о походе Аскольда и Дира на греков исключительно с
«русью» (и это при том, что в предшествующем тексте, попав-
шем в конец ст. 6370/862 г., сказано, что они «многы варягы съво-
куписта»), позволяет думать, что оба эти загадочные персонажа
русской истории действительно были одними из первых «ро-
сов», закрепившихся на Нижнем Дунае или в Среднем Подне-
провье.
Сложность идентификации «росов/русов» с каким-либо оп-
ределенным народом Европы заключается, во-первых, в том,
13
«Ободриты» — т.е. живущие по реке Одра/Одер, а вовсе не «бодричи»
или «ободричи», как это можно прочитать у многих историков (напр., Дер-
жавин Н.С. Славяне в древности. [М., 1946], с. 30-31) после П.-Й.Шафари-
ка.
14
Кочубинский АЛ. О русском племени в Дунайском Залесье. / / Извес-
тия о занятиях VII Археологического съезда в Ярославле 6-20 августа 1887 г.
Ярославль, 1887, с. 3.
15
Филевич И.П. История древней Руси, т. I. Варшава, 1896.
что византийские авторы рассматривают «народ рос» в целом

как некоторую данность, не требующую объяснений, о чем соб-
ственно идет речь; во-вторых, наименование этого народа и
производные от этой лексемы совпадают с названием прилага-
тельного "русский" (напр., «русский народ»), т.е. в буквальном
смысле слова 'принадлежащий росам/русам', что подтверждает-
ся не только нарративными текстами, но и вполне официальны-
ми документами Χ-ΧΙ вв.; в третьих, существованием исходного
написания «рос/русь», первое из которых соответствует гречес-
ким источникам и теории «росов/фризов» Н.Т.Беляева 16, тогда
как второе — собственно русской (и арабской) традиции. Нако-
нец, основным аргументом как норманистов, так и их против-
ников оказывается известное сообщение Вертинских анналов о
появлении в Ингельгейме послов «народа рос», которые были
опознаны как «свевы», т.е. шведы, из чего одни делают вывод о
том, что «росы/русы» — это норманны, а другие, соглашаясь с
тем, что в Ингельгейме были именно норманны, считают их
представителями «варяжской аристократии», подобно послам
Олега, а затем и Игоря, отмеченным в преамбуле договоров с
греками.
Для Н.Т.Беляева основанием отождествления «руси» с фри-
зами послужило отсутствие последних в перечне «варяжских на-
родов» (т.е. наемников) ст. 6370/862 г., заставив его обратиться к
изучению обширного документального материала и к исследо-
ваниям своих предшественников событий VIII-IX вв. в север-
ном регионе Европы. Как удалось выяснить историку, богатый и
цветущий в то время народ фризов, — народ ремесленников, мо-
реплавателей и купцов, — гораздо теснее, чем с англами и сакса-
ми, связанный с вендами-ободритами, с VII по IX в. держал в
своих руках основные направления северной и юго-восточной
торговли Европы. Эти пути вели по Балтийскому морю, его бе-
регам и островам к Ладоге и далее по Великому Восточному пу-
ти в Каспийское море 17 ; по Рейну, Эльбе и Одеру — на юг по Ду-
наю до Черного моря и Константинополя 18.
Торговые пути фризов хорошо известны и отмечены много-
численными находками предметов фризского экспорта, в том
16
БеляевН.Т. Рорик Ютландский..., с. 249-250.
17
Херрманн Й Полабские и ильменские славяне в раннесредневековой
балтийской торговле. //Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 191-196.
18
Херрманн Й. Ruzzi. Forsderen liudi. Fresiti. К вопросу об исторических и
этнографических основах «Баварского географа» (первая половина IX в.). / /
Древности славян и руси. М., 1988, с. 163-169.
19
числе и в раскопках российских археологов . История фризов в
первой половине и середине IX в., в особенности фризов округа
Рустринген, называвших себя "рос" или "рус"20, оказалась тесно
связана с Рориком/Ререком Ютландским, маркграфом фриз-
ским, историю которого я вкратце изложил в очерке о Рори-
ке/Рюрике. Вместе с ним часть фризов была вынуждена поки-
нуть свою родину из-за участившихся нападений викингов и,
судя по всему, переселиться к вендам-ободритам 21, которые са-
ми испытывали жесточайший натиск саксов и франков с одной
стороны, и данов, шведов и норвежцев — с другой. Кроме этого
к переселению, похоже, вынуждало фризов и затопление их зе-
мель в результате развивавшейся в эти столетия трансгрессии
Северного моря и мирового океана в целом 22 .
Примечательно, что сведения, собранные Н.Т.Беляевым, хо-
рошо согласуются с рассказом одной из вводных глав ПВЛ о рас-
селении «словен», поскольку среди поименованных в тексте по-
морян, ляхов, мазовшан, лютичей, заселивших северные земли
нынешней Германии и Польши, отсутствуют венды-ободриты,
19
Любопытны наблюдения П.П.Толочко над распространением «ка-
мерных» (или срубных) погребений, раскопанных под Ладогой (IX в.),
Псковом, Смоленском, Черниговом и Киевом (X в.), усвояемых скандина-
вам. На самом деле, как показывает автор, в материковой Скандинавии их
нет, в некрополе Бирки они составляют всего 10% от общего числа погребе-
ний, а наиболее характерны для Нижней Фрисландии и Саксонии-Вестфа-
лии, что дало основание А.-С.Греслунду считать их погребениями фризов-
торговцев. (Толочко П. П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси.
/ / Славяне и Русь (в зарубежной историографии). Киев, 1990, с. 117-118).
20
Весьма показательна в этом плане путаница в северных сагах Фризии
(Fryseland), Руси (?) (Ryseland) и некой «страны великанов» (Riesenland) (см.
по этому поводу: Тиандер К. Поездки скандинавов на Белое море. СПб.,
1906), заставляющая полагать, что последние два названия не самостоятель-
ны, а являются искажением первоначально фигурировавшей в тексте Фри-
зии. Следует признать также, что роль фризов, принимавших большое уча-
стие в торговом освоении Восточной Европы, у нас практически не
учитывается (литература о фризах на русском языке чрезвычайно скудна,
как показывает библиография в работе М.И.Решиной (Решина М.И. Фризы
Нидерландов и ФРГ. / / Этнические меньшинства в современной Европе.
М., 1997, с. 194-267), впрочем, как и роль западных славян, о которых заста-
вили вспомнить только археологические исследования земель Великого
Новгорода и Старой Ладоги, в частности, западнославянская керамика и
особенности языка новгородских грамот.
21
Решина М.И. Фризы..., с. 211.
22
Шнитников Λ.Β. Внутривековая изменчивость компонентов общей
увлажненности. Л., 1968, с. 154, рис. 77.
населявшие южные районы Гольштейна и земли Мекленбурга,

являвшиеся непосредственными соседями, союзниками и ком-
паньонами в военно-торговых операциях фризов. Другими сло-
вами, венды-ободриты, первыми из славян начавшие колонизи-
ровать новгородско-псковские земли, в «Сказании о грамоте
словенской» должны были «прозваться своим именем», т.е. име-
нем "словене", которое они и принесли на берега Волхова23. На-
сколько вся история с приходом Рорика/Рюрика, который вы-
вел своих рустрингенских фризов («русь» 24) с побережья
Северного моря и расселил их среди вендов 25 , оказалась чуждой
для вендов-колонистов в Приладожье, можно видеть по новго-
родцам, категорически противопоставлявших «Новгородскую
землю» — «Русской земле», воспринимаемой на протяжении XI-
XII вв. исключительно как регион Киева-Чернигова-Π ереяслав-
ля Южного или Руского26. Об этом почему-то упорно забывают
современные норманисты, утверждающие первоначальную
«Русь Рюрика» именно в Новгородском регионе и даже измыш-
ляя никогда не существовавшую «Верхнюю Русь»27.
Между тем, общеизвестный факт неприятия новгородцами
имени "русь" сводит на нет все попытки объяснить происхожде-
ние данного этнонима из финского Ruotsi 28 , поскольку он дол-
жен был бы обозначать в первую очередь новгородцев. Не
случайно еще в 1878 г. АА.Куник, один из наиболее последова-
тельных «норманистов», признал после критики СА.Гедеоно-
вым, что «послужившее к заблуждениям слово Roslag было еще с
23
Ср. употребление термина «Славия/Славяния» в хронике Гельмольда,
заимствованного им у Адама Бременского для обозначения области вендов
и поморян (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 295, указатель.).
24
Особенно примечательно употребление «баварским географом» в от-
ношении «русов-фризов» лексемы "liudi", т.е. славянского собирательного
слова "люди", подчеркивающего, что речь идет о «человеческой массе», но
не об этносе (Херрманн Й. Ruzii..., с. 167).
25
О наличии колоний фризов среди вендов и поморян свидетельствует
хроника Гельмольда (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 138, 146,
228).
26
Насонов А.Н. «Русская земля»..., с. 29; Тихомиров М.Н. Происхождение
названий «Русь» и «Русская земля».// Тихомиров М.Н. Русское летописание.
М., 1979, с. 23-24 (автор ошибался, утверждая, что новгородцы называли се-
бя «словенами»: они называли себя «новгородцами»).
27
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. J1., 1985, с. 197, 224-
226; Гринев Н.Н. Легенда о призвании варяжских князей. / / История и куль-
тура древнерусского города. М., 1989, с. 31-43.
28
Ловмяньский X. Русь и норманы. М., 1985, с. 179-186.
1846 г. устранено окончательно» (из аргументов норманизма) 29 .

Что же касается обилия вокруг Новгорода на Волхове топони-
мов и гидронимов с основой "рус-"30, то эти данные могут в луч-
шем случае свидетельствовать о финноязычной среде, в которой
проходило освоение края славянами, но никак не о самоназва-
нии последних, как то пытаются утверждать современные «мла-
донорманисты» 31.
С этих позиций совершенно по-новому можно прочитать и
сообщение Вертинских анналов 839 г., в которых сообщается о
приходе 18 мая 839 г. в «Ингуленгейм» к императору Людовику I
послов византийского императора Феофила, вместе с которыми
прибыло несколько людей, «которые говорили, что их, то есть их
народ, зовут «рос» (Rhos), и которых, как они говорили, царь их, по
имени Хакаи (Chacanus) отправил к нему (Феофилу) ради дружбы.
<...> Тщательно расследовав причину их прибытия, император уз-
нал, что они принадлежат к народности шведской (eos gentis esse
Sueonum)» 32. Для того, чтобы разобраться, что именно имел в
виду хронист, писавший о разоблачении шведов, воспользовав-
шихся именем другого народа, следует вспомнить, что в это и
предшествовавшее время из северо-франкских (т.е. западносла-
вянских) земель на юг, по Одеру и Висле, и затем вниз по Дунаю,
по пути, накатанному за тысячелетия, а в VII-IX вв. освоенному
фризами, вместе с торговцами двигались искатели приключе-
ний — ватаги «джентльменов удачи», младшие отпрыски княже-
ских дворов со своими дружинниками, авантюристы, князья-
изгнанники, беженцы от викингов, да и сами викинги,
искавшие пути к сказочному Миклагарду — «Срединному горо-
ду», как называли они Константинополь.
Среди них были венды-ободриты, лютичи, вагры, саксы, ан-
глы и, конечно же, фризы, «народ рос», столь хорошо известный
на этом маршруте, что в 839 г. именно «росами» должны были
назвать себя шведы, попавшие к Людовику I Благочестивому,
сеньору Рорика/Рюрика. Естественно, Людовику не стоило тру-
да обнаружить их самозванство, поскольку росы-фризы были
его подданными и, более того, «в империи франков фризские куп-
29
Куник А. Замечания (По поводу критики г. Фортинского). / / ЗИАН,
сентябрь 1878 г., отдельный оттиск, с. 6.
30
Попов A.M. Названия народов СССР Л., 1973, с. 51-52.
31
Лебедев Г.С. Эпоха викингов..., с. 225; и др.
32
Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. Л., 1936, с. 23.
цы пользовались режимом наибольшего благоприятствования» 33.

Для византийцев же, по своему высокомерию не желавших раз-
бираться в племенных отличиях североевропейских «варваров»,
все они были «франтами», т.е. франками, но для отличия от под-
линных франков Западной Европы фигурировали под обобща-
ющим именем «народа рос» — по фризам, торговавшим на рын-
ках Константинополя. Более того, как следует из указания
«баварского географа», писавшего в первой половине того же
IX в., росы (ruzzi) и фризы (fresiti) были известны ему не только
на нижнем течении Дуная, но и на Днепре, как это реконструи-
рует Й.Херрманн 34 , причем самым замечательным здесь являет-
ся тот факт, что, хотя автор склонен считать все три компонента
принадлежащими одной фразе, — Ruzzi — forsderen liudi, R-esiti,
т.е. 'руссы — первые (т.е. лучшие) люди, фризы', по мнению та-
ких специалистов как К.Зеусс и К.Мюллер, выражение «fors-
deren liudi» представляет собой самостоятельный объект и озна-
чает 'лесные люди', соответствующие понятию «деревляне»,
«тервинги» 35. Однако в любом случае последний компонент
синтагмы (liudi — 'люди') прямо указывает на славяноязычность
данного сообщества, о чем писал «краевед-киевлянин» в допол-
нение к новелле о «преложении книг» («а словенескъ языкъ и ру-
скыи один... а первее беша словене»).
Из этого можно заключить, что на дунайском пути и в При-
черноморье «народ рос» являл собою самую пеструю смесь пред-
ставителей различных этносов Северной и Центральной Евро-
пы, как это следует из их имен, сохраненных договорами «руси»
с греками в составе ПВЛ, поскольку только их малая часть, да и
то с натяжками, может быть возведена к гипотетическим «скан-
динавским прототипам» 36. Отсюда происходят в славянских
языках и заимствования из древне-фризского самых ходовых
торговых терминов, вроде «куны», происходящей из др.-фриз-
ского "сопа", т.е. 'монета', совпавшей по звучанию с «куницей»,
сохранение в Правде Руской известной дистанцированное™
«русина» и «словенина», и пр., — заимствования, на которые
еще не обращено достаточное внимание исследователей русских
33
Решина М.И. Фризы..., с. 212.
34
Херрманн Й Ruzzi...
35
Там же, с. 167 и 169.
36
Мошин В.А. Начало Руси..., с.36-38; Погодин А. Три заметки о начале
Русского государства. 1. Остатки языка варягов в Договоре Игоря с греками
в 945 г. / / Slavia, XI, 1932, Praha, S. 118-125; Соловьев А.В. Заметки о догово-
рах Руси с Греками. / / Slavia, XV, Praha, 1937/1938, S. 402-417. Ср. рассмот-
рение этих имен у С.А.Гедеонова: Гедеонов С.А. Варяги и русь..., с. 183-306.
древностей. Во второй половине IX в. обширные колонии «на-

рода рос» появляются на территории Нижнего Подунавья (рай-
он нынешнего Русе и Тутракана), на западном (Rossofar,
Warangolimen) и восточном (район Керчи) побережьях Крыма и,
по-видимому, в Матархе на Тамани (Тмуторокан), на чем я оста-
навливаюсь специально в очерке о топологии Руси.
Но вернемся на берега летописного Днепра, где, как мы уже
видели, помещает «росов/фризов» не только «баварский гео-
граф», но и византийский император Константин VII Порфиро-
генит, который (в полном соответствии со словами ПВЛ, что,
идя к «словенам», Рорик/Рюрик «пояша по собе всю русь»), рас-
сказывает в 9-й главе De administrando imperio об «архонтах ро-
сов», которые «со всеми росами» по осени отправляются «в полю-
дье» 37 — к тем самым «forsderen liudi» «баварского географа»,
поименованным росами/фризами «деревлянами», быть может в
память о «древанах» Люнебурга, с которыми они соседствовали
на территории Северной Германии 38.
Сопоставление известий «баварского географа» о росах и
фризах на Днепре/Дунае с заметкой Вертинских анналов и текс-
тами ПВЛ приводит к любопытному заключению, что речь в них
действительно может идти о «днепровской руси», вскоре рас-
пространившейся и на северные берега Черного моря, посколь-
ку именно в Киеве мы находим подтверждение титулования рус-
ского князя "хаканом" («каганом») 39, идущее, по всей
видимости, от хазар и находящее соответствие в упоминании
«хазарской дани» как следа непосредственных контактов «по-
лян» с хазарами. Поскольку эта «русь» уже являла собой полиэт-
ническое образование на славянской основе, представляется в
высшей степени вероятным, что именно с одним из ее предста-
вителей (т.е. «русином») встретился в Корсуне Кирилл-Кон-
стантин, брат Мефодия, впервые познакомившийся с «роусь-
скыми писмены» («обрете же тоу еваггелие и псалтирь роусьскыми
писмены писано, и чловека обреть глаголюща тою беседою»40), т.е.
37
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 51.
38
Любавский М.К История западных славян (прибалтийских, чехов и
поляков). М., 1917, с. 21; НидерлеЛ. Славянские древности. М., 1956, с. 114
и др.
39
Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984;
Высоцкий С.А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI-XIV вв. Киев,
1966, с. 49.
40
Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей сла-
вянской письменности. / / Труды Славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 12
(«Житие Константина Философа» по рукописи XV в., быв. МДА).
с уже существовавшей у росов письменностью, благодаря своей

простоте вытеснившей впоследствии созданную для моравов
«глаголицу».
Во-вторых, и это тоже любопытно, оба источника играют
роль terminus post quern для появления росов на самом Черном
море, в том числе и в Крыму, поскольку для византийцев они
еще «народ неизвестный», и terminus ante quern для появления
ватаг «росов» в Поднепровье (или Подунавье). Последнее обсто-
ятельство отразилось в ПВЛ новеллой о захвате Киева Асколь-
дом и Диром с их последующим набегом на Царьград под
6374/866 г., рассказ о котором был заимствован из перевода хро-
ники Георгия Амартола41. Сомнение может вызвать только фра-
за, что Аскольд и Дир «начаста владети Польскою землею» [Ип.,
15], которая становится «Руской» лишь после захвата Киева Оле-
гом [Ип., 17], однако такая интерпретация событий могла под-
черкивать незаконность претензий авантюристов, бывших «ни
князя, ни роду княжя». Поэтому действительно первым русским
князем, который имел право объявить Киев «мати городомъ рус-
кымъ», а землю «полян» — «Русской землей», был именно Олег,
«князь по рождению», как о том свидетельствует сохранивший-
ся договор с греками 911г.
В отличие от "полян", этноним "словене" оказался более ус-
тойчив в тексте ПВЛ. После рассказа о «призвании Рюрика» и
захвата Киева, когда «словене» становятся «русью» [Ип., 17],
этот этноним употреблен в ст. 6415/907 г., излагающей обстоя-
тельства похода Олега на Царьград, причем, в отличие от других
племен, «словене» получают свою долю в виде «кропийных» (т.е.
шелковых) парусов. Затем «словене» упомянуты в войске Игоря
под 6452/944 г., а в ст. 6488/980 г. участвуют в походе Владимира
на Полоцк из Новгорода вместе с «варягами», кривичами и чу-
дью. Далее «словене» названы в конце ст. 6496/988 г. в «новгород-
ской обойме» племен («мужи лутши отъ словенъ, и отъ кривичъ, и
от чюдий, и отъ вятичь» [Ип., 106]) и выступают в ст. 6526/1018 г.
вместе с «русью» и «варягами» из Киева против Болеслава на Буг.
Последний раз «словене» упомянуты как вышедшие из Новго-
рода с «варягами» Ярослава в ст. 6542/1034 г. для отпора печене-
гам, но в последующей битве участвуют вместе с «кыянами» и
«варягами» уже под именем «новгородцев» [Ип., 138].
Из такого обзора, охватывающего все упоминания «словен» в
тексте ПВЛ, можно видеть, что за исключением событий, свя-
занных с Олегом (захват Киева, поход на Царьград) и — по инер-
ции — с Игорем, когда в соответствии с исходным преданием о
41
Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники. / / ТОДРЛ,
IV. М.-Л., 1940, с. 48-49.
Рорике/Рюрике, пришедшем с «русью» «первее к словенам», оба

этнонима упоминаются вместе, лексема "словене" оказывается
синонимом лексемы "новгородцы", т.е. отмечает литературную
традицию, а не историческую реальность. Таким образом, этот
этноним в ПВЛ выступает необходимым звеном-посредником,
связующим «русь» со «словенами» в более широком, чем только
племенном смысле, позволяя автору «Сказания о грамоте сло-
венской» утверждать тождество языка «славен» и «руси»: «Асло-
венескъ языкъ и рускый один...» [Ип., 20].
Посмотрим теперь на употребление лексемы "русь" в ПВЛ,
хотя сам факт написания и кардинальной переработки многих
сюжетов ПВЛ в первой половине XII в. делает такой анализ ма-
лоперспективным и не слишком убедительным. Впервые этно-
ним «русь» мы встречаем в перечне «варяжских племен», интер-
полированном в заимствованный у Амартола фрагмент
недатированного «введения». В этом же смысле он использован
в ст. 6360/852, 6370/862, 6390/882, 6406/898, 6415/907, 6420/912
(когда в договоре с греками впервые фиксируется лексема «ру-
син»), 6449/941, 6452/944, 6479/971, 6495/987, 6496/988 гг. и, на-
конец, в ст. 6551/1043 г. о последнем походе «руси» на Царьград.
С наибольшей вероятностью к «Сказанию о грамоте словен-
ской», т.е. к древнейшему слою ПВЛ, можно отнести упомина-
ния «руси» в ст. 6370/862, 6390/882 и 6406/898 гг. и в договорах
6420/912 и 6453/945 гг., тогда как «договор 6479/971 г.», подобно
«договору 6415/907 г.», похоже, является продуктом литератур-
ной деятельности «краеведа» в первой половине XII в., о чем я
пишу в соответствующем месте. Особый интерес вызывает тот
факт, что, за исключением описания похода на греков, этноним
"русь" (как, впрочем, и другие этнонимы, кроме "деревлян")
полностью отсутствует в рассказах о смерти Игоря, мести Ольги,
поездки Ольги в Царьград и о юности Святослава, будучи в ряде
мест заменен "кыянами". Так что на причастность этих сюжетов
собственно русской истории указывают только редкие определе-
ния типа "князи рустии", "сынове рустии" и "земля Руская", вне-
сенные автором-обработчиком XII в.
Последние упоминания о народе «русь» исследователь обна-
руживает в сюжетах, связанных с крещением Владимира (ст.
6495/987 и 6496/988 гг.), к которым по своей стилистике примы-
кает безусловно аутентичный фрагмент 6551/1043 г., где этноним
"русь" оказывается субъектом повествования, подобно текстам о
событиях первой половины и середины X в. Стоит отметить, что
этот рассказ о походе Владимира Ярославича на Царьград отли-
чается стилистическими особенностями как от окружающих его
текстов, так и от «хроники Ярослава», заканчивающейся ст.

6532/1024-6534/1026 гг.
Новое содержание этнонима «русь», предполагающее уже не
народ, а только «русское войско», противопоставляемое инопле-
менникам (в данном случае — печенегам), можно заметить в
рассказе о событиях 6501/993, а затем 6523/1015 гг. Такое исполь-
зование лексемы "русь" в ПВЛ встречается еще два раза — под
6586/1078 и 6611/1103 гг., в ситуации противостояния объеди-
ненных сил киевских князей половцам, что прямо указывает на
XII в., лишая данный термин какого-либо хронометрического
значения.
Данное обстоятельство — обработка предшествующих текс-
тов и написание собственно текстов ПВЛ в первой половине
XII в., делает бесполезными попытки установить, хотя бы при-
близительно, время превращения этнонима "русь" в хороним
"Русь", определяющий страну и государство, поскольку впервые
с этим значением мы встречаем его в ст. 6477/969 и 6479/971 гг. о
Святославе, т.е. в текстах, написанных или кардинально перера-
ботанных в XII в. То же следует сказать и о единичном употреб-
лении этого хоронима в ст. 6485/977 г. о Ярополке, которая, с од-
ной стороны, является продолжением рассказа о дунайских
походах Святослава, а с другой — «вступлением» к повествова-
нию о Владимире. Начиная с этого фрагмента, все последующие
упоминания «Руси» в качестве страны или государства (ст.
6489/981, 6492/984, 6494/986, 6527/1019, 6545/1037, 6559/1051,
6597/1089 гг. и далее) связаны с редакцией первой половины
XII в.
В этом плане особенно интересно отметить появление в тек-
сте ПВЛ параллельных «Руси» лексем с тем же содержанием —
"Руская земля" и "земля Руская", — получающих широкое рас-
пространение в последующем летописании вплоть до ограниче-
ния хоронима "Русь" сферой действия литературной традиции.
Лексема "земля Руская" впервые использована в ст. 6463/955 г.
(«аще Богъ въсхощеть помиловати роду моего и земли Рускые»
[Ип., 52]), и позднее, в ст. 6488/980 г. («и осквернися требами зем-
ля Руская» [Ип., 67]), но в том и в другом случае, как показывает
благочестивый контекст, перед нами следы позднейшей автор-
ской (редакторской?) работы, такой же, как в ст. 6534 и 6542 г..
Действительно первым (хронологически) использованием этой
лексемы следует считать ст. 6569/1061 г., сообщающую, что «при-
доша половци первое на Руськую землю воевать» [Ип., 152], после
чего мы находим ее в ст. 6576/1068, 6579/1071, 6586/1078,
6597/1089, 6598/1090 г., тогда как начиная со ст. 6601/1093 г. она
оказывается уже единственно употребляемой.
И всё же самым загадочным этнонимом в ПВЛ можно счи-

тать лексему "древляне/деревляне", которая заставляет вспом-
нить племя "древан" в Северной Германии в бассейне р. Иетцель,
сохранявших свою самобытность вплоть до XVIII в. 42, произ-
водные от нее топонимы "Дерева", "Деревьская земля" и опреде-
ление "деревьскии князь".
В ПВЛ происхождение «деревлян» связано с рассказом о рас-
селении «словен», которые «седоша по Днепру и наркошася поля-
не, а друзии деревляне, зане седоша в лесех» [Ип., 5], т.е. с текстом
«краеведа», дополнявшим первоначальную географию расселе-
ния славян в Европе, что само по себе определяет его появление
первой половиной XII в., равно как и последующая вставка, на-
зывающая племена «словенского языка» в Руси: «поляне, дерев-
ляне, новъгородьци, полочане, дьрьговичи, северо, бужане, зань се-
дять по Бугу, после же волыняне» [Ип., 8]. Еще одно настойчивое
утверждение, что «деревляне оть словенъ же, и нарекошася древ-
ляне», повторяется вместе с собщением о приходе «Радима и
Вятко» и о «мире» между всеми славянскими племенами [Ип.,
9], хотя уже в следующем фрагменте оказывается, что «деревляни
живяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы», и что «поляне»
«быша обидими деревляны» [Ип., 12], т.е. нечто прямо противо-
положное вышесказанному. Естественно, согласовать между со-
бой столь противоречивые сведения можно только признав, что
они заимствованы из разных источников, повествующих о раз-
ных народах со сходными названиями. Но об этом несколько
позже.
Следуя ПВЛ, историки и археологи определили место обита-
ния «древлян/деревлян» в бассейнах Припяти и Ужа, правобе-
режных притоков Днепра, а главными их городами — Искорос-
тень/Коростень и Овруч, хотя ни скудный археологический
материал, обобщенный недавно В.В.Седовым 43, ни еще более
скудные сведения ПВЛ и топонимики верховьев бассейна Днеп-
ра и юго-запада земель Великого Новгорода («Деревская пяти-
на») не помогают в идентификации и выделении этого племени
из массы окружающих их «полян» и «волынян». То же следует
сказать и в отношении «экологического» объяснения пары «по-
42
«Соседний с Люнебургом район р. Иетцель (слав. Йесна), населенный
некогда славянским племенем древане, сохранял свое славянское населе-
ние вплоть до XVIII в. и до сих пор носит название Dravehn и Wendland, т.е.
земля вендов, а вендами немцы называли славян» (Державин Н.С. Славяне
в древности. [М., 1946], с. 29).
43
Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982, с. 101-106.
ляне» — «деревляне», поскольку оба племени в VIII-IX веках не

имели отличий ни в условиях своей жизни, ни в быту, разве что
городища и погребения «древлян/деревлян» свидетельствуют об
их большей, по сравнению с их соседями, бедности.
Другими словами, в исторической реальности «древляне/де-
ревляне» не представляли и не могли представлять никакой
опасности для киевских князей ни в политическом, ни в эконо-
мическом, ни в этническом плане, поскольку они жили в лесах и
болотах, не обладая ни амбициями, ни человеческими ресурса-
ми, ни торговыми путями, которые проходили бы по их террито-
рии. Вместе с тем, в ПВЛ исследователь обнаруживает прямо
противоположную картину, основанную не только на утвержде-
нии деревлянских послов что «наши князи добри суть, иже рос-
пасли суть Деревьскую землю» [Ип., 44] в противоположность
«земле Руской», но и на том факте, что с Олега и вплоть до Свя-
тослава каждому русскому князю приходилось начинать свою
деятельность с экспедиции против этих самых «деревлян».
Правда, после акции, предпринятой Ольгой, от «Деревской зем-
ли» остается лишь топоним, последний раз упомянутый при
распределении Владимиром княжений своим сыновьям, когда
«в Дерева» назначается Святослав Владимирович [Ип., 105]
Столь упорное сопротивление маленького племени, не обла-
давшего даже серьезными укреплениями 45, является нонсен-
сом, заставляющим предполагать, что перед нами результат
адаптации этнонима в чуждой для него историко-географичес-
кой ситуации, описываемой ПВЛ, в которую он попал вместе со
включающим его текстом.
Таким текстом, содержащим не одно только имя «деревлян»
в качестве объекта экспансии со стороны «руси», но и характе-
ризующим их самих, может служить рассказ о гибели Игоря и
первых трех отмщений Ольги в ст. 6453/945 г. (дубл.) с его про-
должением под 6454/946 г., в котором назван главный город «де-
ревлян» Коростень/Искоростень (в ст. 6485/997 г. центром «Де-
рев» назван город Овруч), а сами они оказываются более
44
Топоним "Дерева" в последний раз в киевской летописи упомянут под
6644/1136 г. в связи с военными действиями Ольговичей возле Киева («паки
же Олговичи с половци переидоша Днепръ, декабря въ 29, и почаша воева-
ти отъ Трьполя около Красна и Васильева и до Белогорода, оли же до Киева,
и по Желане и до Вышьгорода, и до Деревъ, и чресъ Лыбедь стреляхуся»),
что снова поднимает вопрос о его реальном содержании в каждом отдель-
ном случае.
45
Седов В.В. Восточные славяне..., карты на с. 103.
цивилизованными и менее коварными, нежели «русь». Однако

главным аргументом против локализации противников русских
князей в бассейне р. Уж является свидетельство византийского
историка Льва Диакона, точно так же упоминающего о смерти
Игоря, отца Святослава, в «деревах», однако от рук не славян-
деревлян, а от «германцев», причем речь идет не о топониме "Де-
рева", а о реальных согнутых деревьях, к которым был привязан
алчный князь и затем ими разорван
Так исследователь снова сталкивается с проблемой дерев-
лян/тервингов, т.е. готов, следы которых, насколько можно су-
дить по советским публикациям, не выявлены в пределах Сред-
него Поднепровья, если не считать «древностей русов»,
положенных в основу известной работы БЛ.Рыбакова, в кото-
рой фигурируют «русские дружинники IV- V вв.» 47. Наоборот,
большое количество свидетельств о местонахождении «Росии»
на берегах Керченского пролива («Боспора Киммерийского»),
который упомянут и Львом Диаконом в качестве исходной точ-
ки морских набегов Игоря и Святослава 48, дает возможность
идентифицировать деревлян/германцев с готами-тетракситами,
обитавшими на лесной и гористой части Таврического полуост-
рова, а также в Нижнем Подунавье. Другими словами, всё это,
вместе с явной чужеродностью сюжета о «мести Ольги» славян-
ской литературе вообще и, наоборот, близостью данных сюже-
тов германскому эпосу, делает вероятным предположение, что
эти тексты, м.б., в результате отождествления «лесных людей»
Припяти и Ужа («forsderen liudi» баварского географа) с «древа-
нами» Северной Германии и Подунавья, были инкорпорирова-
ны в состав свода, предшествовавшего ПВЛ (напр., в гипотети-
ческое «Сказание о первых князьях руских»), а в последующем
отредактированы «краеведом-киевлянином», которому принад-
лежит заслуга в адаптации их к историко-географической реаль-
ности Среднего Поднепровья и в продолжении «деревлянской
темы» за пределами рассказа о смерти Игоря и мести Ольги
(судьба Олега и Ярополка).
В том, что древляне/деревляне, скорее всего, обитали не на
Днепре, как это считается теперь общепризнанным, доказывает
первое и самое раннее упоминание данного этнонима в недати-
рованной части ПВЛ, заимствованное из хроники Амартола,
где, в соответствии с только что изложенными наблюдениями,
исследователь обнаруживает его в перечне «Афетовых» стран,
46
47
Рыбаков Б.А. Древние русы..., с. 23-104.
48
Лев Диакон. История..., с. 56-57, 76.
перечисленных «посолонь» по северному берегу Черного моря:

«Мидия, Олъвания, Армения малая и великая, Каподокия, Фефла-
гони, Галатия, Кольхысъ, Воспории, Меоти, Дереви, Сармати, Та-
вриани, Скуфия, Фраци, Македония» и т.д. [Ип., 3] «Дереви» —
«тервинги» (от др.-герм. "tre" — 'дерево') показаны в перечне
между меотами, сарматами и таврами, на том самом месте, где
находилась отсутствующая в списке крымская Готия49. Так полу-
чает объяснение непонятное до последнего времени молчание
ПВЛ о южных готах-тетракситах, с которыми постоянно должна
была сталкиваться «черноморская русь». Но и это не всё. В текс-
те ПВЛ находится еще одно косвенное подтверждение такой ло-
кализации готов/деревлян в Крыму: при назначении Святослава
Владимировича княжить «в Дерева», Владимир I посылает его
брата Мстислава в соседний Тмуторокан [Ип., 106], откуда тот
возвращается уже при Ярославе.
Другими словами, для Среднего Поднепровья и этот этно-
ним ПВЛ оказывается историографическим фантомом, зане-
сенным в летопись чисто литературным путем — из текста в
текст.
Подводя итоги рассмотрению этнонимов "поляне", "слове-
не", "русь" и "деревляне" в контексте ПВЛ, можно утверждать,
что все они попали в ПВЛ с содержащими их текстами из пред-
шествующих историко-литературных произведений, бытовав-
ших на протяжении двухсот с лишним лет — от начала X в., к ка-
кому времени можно отнести возникновение гипотетического
«Сказания о грамоте словенской», до первой четверти XII в., и в
ряде случаев могут служить надежными «реперами» для опреде-
ления времени возникновения или переработки того или друго-
го текста. Так можно утверждать, что этноним "поляне", перво-
начально обозначавший какое-то среднеевропейское славян-
ское племя, связанное с образованием Древнепольского
государства, которому оно передало свое имя, уже к концу XI в.
стал восприниматься в качестве этнонима обитателей киевского
региона на Днепре, что и было закреплено «краеведом-киевля-
нином» при окончательном сложении ПВЛ.
Нечто схожее произошло и с этнонимом "словене", первона-
чально обозначавшем в узком смысле словен моравских, а в бо-
лее широком — всю совокупность западно-славянских племен,
в том числе и вендов-ободритов, через которых в ПВЛ была вве-
дена фризско-вендская «русь». Судя по всему, история именно
этого полиэтнического образования Среднего Поднепровья с
49
Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском
переводе, т. I. Пг, 1920, с. 59.
центром в Киеве и стала предметом предшествующих ПВЛ сво-

дов исторических материалов, которые условно можно назвать
«Сказанием о первых князьях русских». При этом использова-
ние этнонимов убеждает, что уже к середине XI в., если не ранее,
старые племенные названия воспринимались в Киеве на Днепре
как анахронизмы, благодаря чему лексема "русь" из этнонима
превратилась сначала в термин, обозначающий суперэтнос, а за-
тем стала государственным и территориальным понятием, «по-
крывающим» в Среднем Поднепровье территории Киевского,
Черниговского и Переяславльского княжеств как совокупность
земель, контролируемых потомками Владимира и Ярослава 50 .
50
Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля».//
Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 22-45; Насонов А.Н. «Рус-
ская земля»...
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ»

И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ
Датированным статьям ПВЛ предшествует так называемое

«введение», составленное, как показали в своих работах
А.А.Шахматов \ а затем В.М.Истрин 2 и Н.К.Никольский 3, на
основе различных сочинений, в первую очередь болгарского
перевода хроники Георгия Амартола и хронографа, сходного со
списком Софийской Новгородской библиотеки. Кроме того,
Шахматов находил здесь остатки гипотетического Начального
Киевского свода, который по его стемме предшествовал ПВЛ,
отрывки «Сказания о грамоте словенской» и пр. В этом строй-
ном по замыслу изложении о расселении племен, из которых
самыми молодыми оказываются «словене», находится текст,
обрывающий фразу «полямъ (т.е. полянам. — А.Н.) же живъшим
особе по горам сим» сообщением, что «бе путь из варягь въ грекы
и из грькъ по Днепру», текст которого я привожу по Ипатьевско-
му списку ПВЛ [Ип., 6-7] с указанием разночтений в [] по спи-
ску Лаврентьевскому [Л., 7-9].
«И бе путь из варягъ в грекы и изъ грекъ по Днепру и верхъ Дне-
пра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити въ Илмерь озеро вели-
кое; из него же озера потечеть Волховъ и втечеть въ озеро великое
Нево; и того озера внидетъ оустье в море Варяское [Варяжьское];
и по тому морю внити доже и до Рима; а от Рима прити по тому же
1
Шахматов АЛ. Разыскания о древнейших русских летописных сводах.
СПб., 1908 и др. работы.
2
Истрин В.М. Замечания о начале русского летописания. / / ИОРЯС,
т. XXVI, Пг., 1921; т. XXVII, Пг., 1922.
3
Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории на-
чального периода русской письменности и культуры. Вып. I, Л., 1930. Из
более поздних работ см.: Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского ле-
тописания. М., 1977.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ 117
морю къ Цесарюграду, и от Царяграда прити в Понт море, в неже

втечеть Днепръ река».
Здесь текст разорван другой вставкой, в известной степени
противоречащей только что приведенной:
«Днепръ бо течеть изъ Оковского леса и потечеть на полудни, а

Двина изъ того же леса потечеть и идеть на полуночье, и внидеть в
море Варяское [Варяжьское]; ис того же леса потечеть Волга на
въстокъ и вътечеть семьюдесятъ жерелъ в море Хвалииское [Хва-
лисьское]; темь же из Руси можеть ити по Волзе в болгары и въ
хвалисы, и на въстокъ доити въ жеребии Симовъ; а по Двине въ ва-
рягы, а изъ варягъ и до Рима; от Рима же и до племени Хамова;»
Затем следует продолжение первого отрывка, связанное с
Днепром, известное в литературе как «Легенда о хождении апо-
стола Андрея»:
«А Днепръ втечеть в Понтеское [Понетьское] море треми жере-

лы [жереломъ], иже море словеть Руское, по нему же оучилъ свя-
тыи апостолъ Андреи, брать Петровъ, якоже ркоша: Андрею оуча-
ще в Синопе и пришедшю ему в Корсунь; оуведе, яко ис Корсуня
близъ оустье Дьнепръское, и въсхоте поити в Римъ; и приде въ оу-
стье Днепръское и оттоле поиде по Днепру горе; и по приключаю
приде и ста подъ горами на березе; и заоутра въставъ, рече к су-
щимъ с нимъ оученикомъ: видите горы сия, яко на сихъ горахъ
въсияеть благодать Божия; имать городъ великъ быти, и церкви
мьногы имать Богъ въздвигнути; и въшедъ на горя сия, и благосло-
ви я, и постави кресть, и помолився Богу, и слезе съ горы сея, иде-
же послеже бысть Киевъ, и поиде по Днепру горе; и приде въ сло-
вены, идеже ныне Новъгородъ; и виде люди ту сущая, какъ ихъ
обычаи и како ся мыють и хвопцотся, и оудивися имъ; и иде въ ва-
рягы; и приде в Римъ, исповеда, елико наоучи и елико виде; и рече
имъ: дивно видехъ землю словеньску, идупцо ми семо; видехъ бане
древяны, и пережьгуть я вельми [рамяно], и сволокутся, и будуть
нази, и обольются мытелью [квасомъ оусниянымь], и возмуть [на
ся] веникы [прутье младое], и начнуть хвостатись, и того собе до-
бьють, одва вылезуть еле живы; и обольются водою студеною, и
тако оживуть; и тако творять по вся дни, не мучими никымже, но
сами ся мучать, и [то] творять не мытву [мовенье собе] себе, но [а
не] мученье; и се слышавше дивляхуся. Андреи же бывъ в Риме,
приде въ Синопию.»
После такой новеллы следует повторение оборванной фразы

— «поляномъ же живущимъ особе...» — развивающейся в связное
повествование об этом племени до времен «Михаила цесаря»,
когда их земля стала называться «руской».
В структуре недатированной части ПВЛ экскурс о путях по
рекам из «Оковского леса», оказывается столь же безусловной
вставкой, как и рассказ о «хождении» апостола, в данном кон-
тексте не имеющий самостоятельного значения и лишь иллюс-
трирующий путь «из варяг в греки» (на самом деле — «из грек в
варяги») по Днепру через Ильмень, Волхов и Ладогу (оз. Нево).
Другими словами, здесь можно отметить две последовательных
интерполяции в рассказ о полянах, из которых первая вводила
рассказ о пути «из варяг в греки», каким прошел в свое время
апостол Андрей в Рим по Днепру через землю словен, а вторая,
уже сугубо географическая, уточняла первую сообщением об
основных водных магистралях северо-запада России. Каждая
из них, как можно видеть, отмечала определенный хронологи-
ческий этап в сложении ПВЛ. Так рассказ о «хождении» по Дне-
пру и посещении «гор Киевских» оказывается опровержением
дважды провозглашенного в ПВЛ тезиса, что «зде бо не суть учи-
ли апостоли, ни пророци прорекъли... теломъ апостоли суть зде не
были», и далее: «зде не суть учения апостольскаа» [Ип., 70 и 102],
что вместе с упоминанием «моря Варяжского» позволяет дати-
ровать эту вставку не ранее первой половины XII в. В свою оче-
редь, вторая географическая вставка о водных путях указывает
путь уже «к варягам», причем не через Ловать — Ильмень — Вол-
хов — Ладогу, а по Западной Двине, которая стала транзитным
путем для торговли Смоленска с Ригой, Готским берегом и «ва-
рягами» уже в XII в. 4
Текст ПВЛ, заключающий упоминание о пути «из варяг в
греки и из грек» и о «хождении» апостола, вызвал к жизни спе-
циальную литературу, поскольку от того или иного его прочте-
ния зависят далеко идущие выводы концептуального характера
в трактовке истории древней Руси. К примеру, факт посещения
апостолом Андреем территории будущей 1^си давал возмож-
ность русскому духовенству и князьям отстаивать мысль об из-
начальной независимости русской Церкви, что освящало и под-
крепляло теократические притязания Москвы как «третьего
Рима». Не менее важную роль в русской историографии играл и
4
См. упоминание «верьхнихъ земль (по отношению к Киеву. - А.Н.) и
варягъ» в сообщении о событиях 6656/1148 г. [Ип., 369], а также договорную
грамоту Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189-1199 гг.
(ГВНП, М.-Л., 1949, с. 56, № 28).
сам путь «из варяг в греки», став основой идеи «единой Руси»,
на самом деле развивавшейся на протяжении ΙΧ-Χ вв. в преде-
лах двух независимых центров — Киева на юге и Новгорода на
севере. Уже в новейшее время этот «путь» использовался норма-
нистами для доказательства скандинавского влияния на рус-
скую историю, культуру и государственность. Причина заклю-
чалась в том, что все исследователи, обращавшиеся к этим
сюжетам (т.е. «пути из варяг в греки» и «хождению» апостола),
рассматривали их отдельно друг от друга. В результате одни
приходили к выводу о безусловной достоверности существова-
ния указанного пути по Днепру через Ильмень в Балтийское
море, которым должны были пользоваться «варяги», то есть
скандинавы, якобы основавшие Русское государство в середине
IX в. сначала в Новгороде (Рюрик), а затем перенесшие столицу
в Киев (Олег, Игорь); другие же, придя к безусловно правильно-
му выводу о невозможности совершения апостолом в I в. н.э. та-
кого путешествия, свое внимание направляли на выяснение
времени и обстоятельств сложения этой легенды на Руси.
Между тем, всё далеко не так просто и однозначно. Чтобы
разобраться, какую информацию содержит данный текст, сле-
дует выяснить историю его возникновения и понять заложен-
ный в нем смысл, поскольку неправильное прочтение этого ис-
точника, используемого в качестве одного из «краеугольных
камней» ранней русской истории, порождает искажение всей
исторической картины.
Первым, кто обратился к изучению «хождения», был В.Г.Ва-
сильевский, установивший, что интерес к апостолу Андрею у
византийских церковных писателей наблюдается почему-то во
второй половине IX и в начале X вв., поэтому русская легенда,
вероятнее всего, происходит из греческой среды 5. Временем ее
проникновения на Русь он считал середину или вторую полови-
ну XI в. на основании фразы из письма византийского импера-
тора Михаила VII Дуки, адресованного, как он полагал, русско-
му князю Всеволоду Ярославичу, что «наши государства оба
имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спаситель-
ное слово было распространено в обоих, что одни и те же самовид-
цы божественного таинства (т.е. воскресения. — А.Н.) и вещатели
(т.е. апостолы.- А.Н.) провозгласили в них слово Евангелия»6. Од-
нако уже в советское время М.ВЛевченко весьма аргументиро-
5
Васильевский В.Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян. / /
Труды, т. 2. СПб., 1909, с. 213-295.
6
Васильевский В.Г. Два письма византийского императора Михаила VII
Дуки к Всеволоду Ярославичу. / / Труды, т. 2, с. 11.
вано показал, что письма византийского императора не только

не могли быть адресованы русскому князю, но и в них самих не
содержится никакого намека на апостола Андрея 1 .
«Легенда о посещении апостолом Андреем территории буду-
щего Русского государства была введена в ПВЛ для поднятия его
престижа», — таким было единодушное мнение всех исследова-
телей, признававших в то же время «баснословие» самого извес-
тия. Е.Е.Голубинский, полагая чисто русское происхождение ле-
генды и обращая особое внимание на маршрут апостола,
оставленный без рассмотрения В.Г.Васильевским, по этому по-
воду с иронией писал: «Греческие сказания не давали никакого ос-
нования утверждать, чтобы св. Андрей путешествовал в нашу
Русь нарочным образом (т.е. специально. — А.Н.); измыслить это
помимо сказаний составители Повести (т.е. ПВЛ. — А.Н.) тоже
находили слишком невероятным и неправдоподобным. Оставалось
измыслить посещение случайное, мимоходное: и вот появилось пу-
тешествие из Корсуни в Рим, держанное им через Киев и Новгород.
Посыпать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем есть одно
и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем
на Архангельск; но составители Повести <...> имея недостаточ-
ные географические сведения, считали его только немного более
длинным, чем прямой путь поморю Средиземному...» 8
Следующее, наиболее обстоятельное исследование данного
сюжета было предпринято И.И.Малышевским, однако и оно
носило только предварительный характер. Историк подтвердил,
что в ΙΧ-Χ вв. в Византии отмечен особый интерес к апостолу
Андрею, памятником чего может служить «Похвальное слово
апостолу Андрею», принадлежащее перу Никиты Пафлагонско-
го, и что создатель русского «хождения», вероятнее всего, был
знаком с трудом Епифания Кипрского, у которого апостол по-
сле каждого своего путешествия возвращается в Синоп - также,
как это отмечено и в рассказе ПВЛ. Поскольку же ни в одном из
житий Андрея не сказано, что он когда-либо посетил Рим, исто-
рик полагал, что последнее заимствовано из неизвестных нам
«варяжских сказаний», подобно тому как легенда о призвании
князей находит соответствие в Англии у Видукинда Корвейско-
го, а «колеса Олега» и «воробьи Ольги» — в исландских сагах 9.
7
Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений.
М., 1956, с. 407-418.
8
Голубинский Е.Е. История русской Церкви, т. I, первая половина. М.,
1880, с. 4.
9
Малышевский И. И. Сказание о посещении Русской страны св. апосто-
лом Андреем. / / Владимирский сборник в память девятисот лет крещения
России. Киев, 1888, с. 39.
Вместе с тем он подтверждал мнение Васильевского о времени

проникновения на Русь известия об апостоле во второй полови-
не XI в., указав на традиционное почитание имени Андрея в се-
мье Всеволода Ярославича, крестильное имя которого было
"Андрей". Им в 1086 г. была построена знаменитая Андреевская
церковь в Киеве, рядом с которой был создан женский монас-
тырь, куда постриглась его дочь Янка, а в 1090 г. в «его» Перея-
славле Южном епископ Ефрем также возвел каменную церковь
св. Андрея и «строенно банное камяно, сего же не бысть в Руси»,
как замечает летопись [Ип., 200].
Из последнего факта Малышевский не делал никаких опре-
деленных выводов, однако указывал на бросающуюся в глаза па-
раллель с сюжетом о «новгородских банях». Он же отметил, что
накануне строительства церкви Андрея в Переяславле Янка,
ставшая игуменьей Андреевского монастыря в Киеве, соверши-
ла путешествие в Константинополь и вернулась оттуда с митро-
политом Иоанном (скопцом). Эта поездка, по мнению Малы-
шевского, позволяет предположить, что Янка почерпнула
легенду об Андрее в византийских церковных кругах, в которых
она вращалась. Не повлияла ли легенда и на «банное строитель-
ство» Ефрема? В самом деле, почему автор легенды не оставил в
памяти апостола, прошедшего по всей будущей Руси, ничего,
кроме новгородских бань? Рассуждения исследователей по это-
му поводу сводились к предположению о желании автора-киев-
лянина уязвить новгородцев, посмеявшись над ними. Подобное
объяснение было справедливо подвергнуто сомнению еще
Е.Е.Голубинским, и не только потому, что киевляне мылись так
же, как новгородцы. Историк указал на разработку данного сю-
жета в латиноязычной литературе XVI в.
Некий Дионисий Фабриций, пробст (настоятель) кирхи в
Феллине, в изданном им сборнике рассказов из истории Ливо-
нии поместил анекдот, связанный с монахами монастыря Фаль-
кенау под Дерптом (ныне Тарту), сюжет которого восходит к
XIII в. В этом фаблио рассказывается, как монахи недавно осно-
ванного доминиканского монастыря добивались от Рима денеж-
ных субсидий, а просьбу подкрепляли описанием своего аскети-
ческого времяпрепровождения: каждый день, собравшись в
специально выстроенном помещении, они разжигают печь так
сильно, как только можно терпеть жар, после чего раздеваются,
хлещут себя прутьями, а затем обливаются ледяной водой. Так
они борются с искушающими их плотскими страстями. Из Рима
послан был итальянец, чтобы проверить истинность описанно-
го. Во время подобной банной процедуры он едва не отдал Богу
душу и поскорее убрался в Рим, засвидетельствовав там истин-
ность добровольного мученичества монахов, которые и получи-

ли просимую дотацию 10.
Малышевский полагал, что у рассказа ПВЛ и фаблио Диони-
сия Фабриция был общий источник, восходивший к еще боль-
шей древности. Что же касается времени внесения рассказа об
апостоле в ПВЛ, то историк считал наиболее вероятной эпоху
митрополита Климента (1147-1155), т.е. середину XII в., когда в
Киеве была предпринята попытка ослабить зависимость рус-
ской Церкви от Константинополя ссылкой на основание ее апо-
столом.
Из последующих работ об апостоле Андрее наиболее приме-
чательно исследование АД.Седельникова, повторившего своих
предшественников, но пришедшего к заключению, что «хожде-
ние» было написано с позиций антигреческих, т.е. происходило
из среды русского общества, ориентированного на Рим и като-
личество. Тем самым, полагал он, решается вопрос о заимство-
вании «банного сюжета» монахами из ПВЛ, поскольку в Ливо-
нии доминиканцы появились уже после того, как были изгнаны
из Киева, а потому могли знать и легенду об апостоле11. В после-
дующей по времени работе А.Л.Погодина, кроме обзора работ
предшественников, были привлечены весьма сомнительные
сравнения легенды о Кие с легендами об основании Куара в Ар-
мении и «состязании вер» перед лицом князя Владимира, кото-
рые автор полагал полученными на Руси с Кавказа через Тмуто-
рокань 12.
Окончательный отказ от прежних воззрений такого рода был
сформулирован Л.Мюллером, впервые признавшим, что в кон-
тексте ПВЛ «хождение» апостола играло географическую, а не
политико-религиозную роль. Уклонившись от ответа на вопрос,
зачем в конце XI — начале XII в. потребовалось описание пути
из Черного моря в Рим через «море Варяжское», он ограничился
рассмотрением возможных причин посещения апостолом Ри-
ма, обнаружив византийскую легенду с сообщением о путешест-
вии Андрея к брату (Петру) в Иерусалим. Поскольку же в дейст-
вительности Петр находился в Риме, то автору «хождения»
естественно было отправить туда же и Андрея, чтобы последний
«мог рассказать о своих делах и результатах миссионерской дея-
тельности». Что же касается «анекдота о парильне», то, по мне-
10
Голубинский Е.Е. История..., с. 21.
11
Седельников А. Древняя киевская легенда об апостоле Андрее. / /
Slavia, III, Praha, 1924, с. 316-335.
12
Погодин А. Повесть о хождении апостола Андрея в Руси. / / Byzantino-
slavica, t. VII, Praha, 1937-1938, S. 128-147.
нию Мюллера, летописец «вставил его от себя», услышав его на

Севере или «от Гюряты Роговина, с которым <...> разговаривал
около 1096 г.», поскольку «анекдот о парильне имел самостоя-
тельное хождение в Новгороде (? — А.Н.) еще до того, как его
включили в сказание об Андрее» 13.
Самым существенным моментом статьи А.Г.Кузьмина, опуб-
ликованной одновременно с работой Л.Мюллера, было осто-
рожное предположение возможности иного, чем по Днепру, ме-
стонахождения «пути из варяг в греки», начинавшегося, по
словам Адама Бременского, от города Волина в устье Одера на
Балтийском море 14, тогда как содержанием следующей по вре-
мени публикации А.Н.Робинсона стало изложение с позиций
крайнего норманизма взглядов автора на историю древней Ру-
си, «стержнем» которой, по его словам, и был пресловутый путь
«из варяг в греки» по Днепру 15.
Таким образом, за полтора века изучения исследователи
смогли установить только, что «хождение» не находит себе ана-
логий в литературной традиции Востока и Запада, то есть безус-
ловно оригинально, и не получает реального объяснения из-
бранного апостолом маршрута, само будучи единственным
свидетельством возможности такого пути. Что касается эпизода
со «словенскими банями», то наличие фаблио о монахах монас-
тыря Фалькенау вообще оставляет открытым вопрос о его про-
исхождении и связи с «хождением» апостола.
Остался нерешенным и вопрос о реальном существовании
пути «из варяг в греки» по Днепру, поскольку ВА.Брим, его
единственный исследователь, уже в первых строках итоговой
работы был вынужден сообщить, что «путь из варяг в греки нигде
в литературе того времени не описан», хотя честнее было бы ска-
зать, что кроме упомянутого места в ПВЛ, он нигде больше и не
назван. Поэтому Бриму пришлось довольствоваться приведен-
ными выше сведениями, присовокупляя к ним различные исто-
рические, археологические и литературные факты, как правило,
непосредственно с самим «путем» не связанные. Соответствен-
но, и такие выводы, что на пути из варяг в греки «лежали наибо-
лее важные торговые эмпории Северной и Восточной Европы», или
что «указанными путями <...> пользовались паломники в Иеруса-
лим и Палестину», равно как и утверждение о проникновении
13
Мюллер J1. Древнерусское сказание о хождении апостола Андрея в Ки-
ев и Новгород. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 48-63.
14
Кузьмин А. Г. Сказание об апостоле Андрее и его место в Начальной ле-
тописи. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 47.
15
Робинсон А.Н. «Маршрут» апостола Андрея. / / Scando-Slavica.
Kopenhagen, 1983, S. 77-100.
скандинавов на Русь «вверх по Западной Двине» 16, остались толь-

ко домыслами автора, ни на каких реальных фактах не основан-
ными. Еще меньше посчастливилось в этом плане М.Б.Сверд-
лову, высказавшему вполне здравое сомнение в сколько-нибудь
значительной роли днепровского пути для торговли средневе-
ковой Европы 17.
Особую позицию в решении этой проблемы занял Б.А.Рыба-
ков, который возвращался к ней неоднократно, утверждая, что
во вводной части ПВЛ речь идет не о пути «из варяг в греки и из
грек», а только о пути «из грек» — вверх по Днепру. Что же каса-
ется обратного маршрута, каким отправился Андрей в Рим, то,
по его мнению, это был морской путь вокруг всей Европы — по
Балтийскому морю, Северному морю, Бискайскому заливу, Ат-
лантическому океану и через Гибралтар в Средиземное море —
сначала в Рим, а затем и в Константинополь 18 . Столь фантасти-
ческий, ничего общего не имеющий с исторической и географи-
ческой реальностью вывод был сделан им в результате дослов-
ного прочтения текста ПВЛ, что путь апостола шел «по морю
Варяжскому до Рима».
Между тем (и это действительно серьезный аргумент, с кото-
рым необходимо считаться современному исследователю), ар-
хеологическая изученность Восточной Европы никоим образом
не подтверждает реального использования маршрута, каким
был отправлен из Херсонеса в Рим многострадальный апостол.
На берегах Днепра, исключая районы Киева и Смоленска, не
говоря уже о берегах Ловати, отсутствуют находки (монеты, ук-
рашения, оружие и пр.), которые свидетельствовали бы о нали-
чии здесь постоянного движения с юга на север и обратно в IX-
XI вв., как то можно видеть, скажем, по находкам на Верхней
Волге, на Ладоге, на Оке, на Западной Двине и в ряде других
мест. Не потому ли и требовалась апелляция к авторитету апос-
тола Андрея, что в действительности маршрут этот в таком виде
не функционировал?
Как можно видеть, расширение границ вопроса и включение
в его разработку новых источников, например, Адама Бремен-
16
Брим В.А. Путь из варяг в греки. / / ИАН СССР, VII серия. Отделение
общественных наук. Л., 1931, с. 201-247.
17
Свердлов М.Б. Транзитные пути в Восточной Европе ΙΧ-ΧΙ вв. / / ИВ-
ГО, т. 101, № 6 , Л., 1969, с. 540-545.
18
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963,
с. 224-227; он же. Киевская Русь и русские княжества ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М., 1982,
с. 125-128, 294.
ского, указавшего, что путь с берегов Балтийского моря в Кон-

стантинополь шел из Волина на Одере через Новгород и Киев,
не только не прояснило, но окончательно запутало ситуацию.
Поэтому приступать к ее анализу следует, начав с фактора гео-
графического — с того кратчайшего пути, который действитель-
но связывал регион Балтийского моря с Адриатикой, Черным
морем и Константинополем.
Тем более, что этот путь давно и хорошо известен археологам
и историкам.
Речь идет об основном трансевропейском торговом пути, из-

вестным с глубочайшей древности.
По воде этот путь в античное время начинался в дельте Дуная,
где еще в VII в. до н.э. милетскими колонистами был основан
большой город, получивший название Истрос/Истрия, и шел
вверх по реке до знаменитых дунайских порогов, аналогичных
днепровским, почему-то совершенно выпавших из поля зрения
историков. При этом путь «по Дунаю» был не водным, а сухопут-
ным, как и все торговые пути, пролегавшие по рекам. Он начи-
нался у стен Константинополя на Босфоре, шел через Адриано-
поль, выходил на «Троянову дорогу», которая от Истрии вела к
Филиппополю (ныне Пловдив), далее шел на Средец (совр. Со-
фия) и постепенно сближался с Дунаем в районе Руси (совр. Ру-
се). Следуя вверх по правому берегу Дуная, этот путь, проходя
через Ниш, достигал Белграда и там раздваивался. Одна его
ветвь уклонялась к западу на Триест и Адриатику, а другая под-
нималась вдоль Дуная и с его верхнего течения переходила на
Рейн (это был путь во Фландрию, Фризию и на Британские ост-
рова) или на Эльбу/Лабу, Одер/Одру и даже на Вислу/Вистулу,
что выводило путешественника кратчайшим путем на славян-
ское Поморье, к Ютландии (Дании), и далее, в Швецию и Нор-
вегию. Именно здесь, на славянском Поморье, в устье Одера у
Волина, по словам Адама Бременского, начинался обратный
путь на юг в точном соответствии со своим названием «из варяг
в греки», поскольку «Поморие Варязское», согласно припискам
начала XIV в. Ермолаевской летописи, находилось отнюдь не на
северных берегах Балтийского моря, а «у Стараго града за Кгдан-
скомъ» 19, т.е. к западу от современного Гданьска/Данцига.
19
ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. СПб, 1908. Приложение: Разночте-
ния из Ермолаевского списка, с. 81.
Д в и ж е н и е по этому пути еще в раннем неолите (IX-VIII тыс.

до н.э.) и в последующее время хорошо изучено археологами,
поскольку отмечено непрерывной полосой находок изделий из
раковин Spondylus, а также самими раковинами, которые рас-
пространены только в Черном, Мраморном и Эгейском морях.
Для эпохи бронзы этот путь отмечен находками орнаментиро-
ванных сосудов так называемой «унетицкой культуры». Обрат-
ное же движение по нему с берегов Балтики маркировано мно-
жеством янтарных предметов и кусками необработанного
янтаря, который добывали на западном берегу Ютландии и от-
части в Поморье. Движение этого драгоценного минерала, столь
излюбленного в античное время, отмечено единым мощным по-
током вниз по Дунаю до современного Дьера на Рабе, где он де-
лился на две ветви, уже отмеченные нами на встречном пути с
юга. Одна из них шла через Каринтию к Триесту и Венеции на
Адриатическом море, чтобы закончиться в Риме, другая же ука-
зывала движение на Константинополь и в Малую Азию 20 .
Это и был кратчайший, наиболее удобный путь из Северной
Европы в Византию и в Святую Землю, которым пользовались
все без исключения торговцы и путешественники европейского
Севера, а также стремившиеся в Царьград европейские и скан-
динавские авантюристы. Никто из них, конечно, никогда не ри-
скнул бы довериться тому круизу вокруг Европы, который пред-
ложил видеть в «хождении апостола» БЛ.Рыбаков. По той же
причине выглядит весьма легкомысленным заявление
М.Б.Свердлова, что скандинавские паломники в Иерусалим
двигались по днепровскому пути. Никаких фактов, говорящих в
пользу такого утверждения нет, а специальное исследование о
скандинавских пилигримах П.П.Вяземского, по всей видимости
оставшееся неизвестным историку, дает вполне отрицательный
результат. С присущей ему скрупулезностью П.П.Вяземский,
изучив все доступные ему свидетельства исландских саг и севе-
роевропейских хроник, пришел к заключению, что единствен-
ный случай, описанный в «Кнутлингасаге», на который ссыла-
ются историки (там говорится о короле Эрике Эйегода,
ходившим в 1098 г. на поклонение в Рим, Бари и Константино-
поль «через Россию» 2I), — всего только недоразумение, по-
скольку в публикации, на которую делаются ссылки, издателем
20
Кларк Г. Доисторическая Европа. М., 1953, с. 242-279.
21
Со ссылкой на работу А.Фельмана это повторяет М.Б.Свердлов,
отождествляя маршрут Адама Бременского с «путем из варяг в греки»
(Свердлов М.Б. Дания и Русь в XI в. //Исторические связи Скандинавии и
России. IX-XX вв. Л., 1970, с. 80).
выпущен текст, рассказывающий о пути Эрика через Германию,

где его встречали духовенство и император, причем последний
дал Эрику «проводников» (т.е. охрану) до самого Константино-
поля 22.
К этим бесспорным свидетельствам письменных и археоло-
гических источников стоит сделать несколько пояснений, важ-
ных для понимания общей ситуации той эпохи.
Обычное (для средневековых текстов) указание пути «по ре-
кам» современный читатель и даже профессиональный исто-
рик, как правило, воспринимают адекватно, полагая, что речь
идет о пути по воде. Между тем, это далеко не так. В древности,
да и в более поздние времена, путями сообщения служили не
столько водные потоки, сколько их долины с открытыми и ров-
ными поймами и речными террасами, на которых располага-
лись селения, города и замки, связанные удобными и, что осо-
бенно важно, относительно безопасными дорогами,
проложенными на пространстве Европы еще в римское время.
По мере возможности эти дороги обходили стороной горные
массивы и леса, трудные для преодоления, опасные разбойни-
ками, а главное — малонаселенные и потому не представлявшие
интереса ни для торговцев, ни для путешественников.
Что касается собственно водных потоков, то ими пользова-
лись при совершении поездок (или перевоза грузов) в пределах
одной водной системы (вверх и вниз по реке или на участке ре-
ка-море), особенно при наличии объемных и тяжелых грузов, а
также чтобы сократить количество перевалочных пунктов.
В путешествие по воде отправлялись только в том случае, ес-
ли конечная цель отстояла от начала путешествия на сотни и ты-
сячи километров, а большую часть этого расстояния можно бы-
ло пройти по реке без перегрузки. Классическим примером
такого маршрута служит Великий восточный путь. Он начинал-
ся в Дании, шел по Балтике до Финского залива, по разным вод-
ным системам (на Тверь и на Белоозеро) достигал Волги, чтобы
закончиться на берегах «моря Хвалисского», то есть Каспийско-
го. И всё же морские суда приходилось оставлять в Ладоге, так
как из-за порогов на Волхове они не могли подняться даже до
Новгорода Великого. Поэтому можно думать, что дальнейшее
плавание по рекам внутренней России западные купцы и иска-
тели приключений, многочисленные следы и погребения кото-
рых археологи находят на берегах Верхней Волги вплоть до устья
22
Вяземский П.П. Две статьи. Волк и лебеди сказочного мира. Ходили ли
скандинавские пилигримы на поклонение к святым местам через Россию?
Воронеж, 1893, с. 35-98.
Оки, совершали на других судах, более приспособленных для

преодоления подводных и наземных препятствий.
Достоверными свидетелями таких традиционных путей
средневековья на берегах европейских рек являются инокуль-
турные поселения, комплексы таких же вещей в погребениях,
распространение чужестранных монет и монетные клады. По-
следние особенно наглядно показывают движение восточного
серебра (диргемы) из бассейна Нижней и Средней Волги в рай-
он Балтийского моря двумя путями. Первый из них шел вверх
по Волге и Тверце в новгородские пределы и далее через Фин-
ский залив на Аландские острова и Готланд; второй связывал
Среднюю Волгу через Оку с Западной Двиной, пересекая Днепр
у Смоленска. Этот последний путь тоже раздваивался: одна его
ветвь спускалась в Рижский залив по берегам Двины, а другая
шла по суше на Краков.
Столь же важным, но уже полностью сухопутным, был тор-
говый путь, связывавший Среднюю Азию (и Азербайджан с
Ираном) с Киевом, откуда он продолжался на запад, к Праге.
Он особенно наглядно показывает, что восточные и европей-
ские торговцы предпочитали нелегкий путь по изрезанному ов-
рагами, балками и верховьями рек пространству Русской равни-
ны, казалось бы, спокойному и удобному плаванию вниз по
Дону, а затем по Черному морю к гирлам Дуная и к Босфору 23 .
При рассмотрении с таких позиций вопроса о пути «из варяг
в греки» по Днепру обнаруживается не только полное отсутст-
вие свидетельств, подтверждающих его существование, но и ряд
фактов, прямо говорящих о его мифичности. Первым таким
свидетельством является географический экскурс, вклинив-
шийся в текст прямо за описанием «пути», который указывает
выход из Оковского леса (т.е. леса, из которого вытекает реки
Ока, Днепр, Западная Двина и Волга 24) в «море Варяжское» не
по Ловати, а по Западной Двине, и это весьма существенно, по-
тому что между речными системами Днепра и Ловати лежат два
труднопроходимых водораздела, обособляющие верховья За-
падной Двины. Этот путь с Каспия по Оке и на Двину отмечен
многочисленными находками восточных серебряных монет
23
Вестберг Ф. Комментарий на «Записку» Ибрагима ибн-Якуба о славя-
нах. СПб., 1903; Янин В.Л. Денежно-весовые системы руского средневеко-
вья. Домонгольский период. М., 1956; Потин В.М. Древняя Русь и европей-
ские государства в Χ-ΧΙΙΙ вв. Л., 1968, и др.
24
Алексеев Л. В. «Оковский лес» Повести временных лет. / / Культура
средневековой Руси. Л., 1974, с. 5-11.
VIII-IX в., отсутствующими на Ловати, точно так же, как на

протяжении всего течения Днепра византийские монеты отме-
чены только редкими и случайными находками.
Не менее существенен и тот факт, что по сравнению с двин-
ским направлением протяженность маршрута с верховьев Днеп-
ра через Новгород и Ладогу увеличивается более чем в пять (!)
раз. Насколько он труден и недостоверен, можно судить по
предпринятой группой ленинградских энтузиастов во главе с
Г.СЛебедевым попытке пройти его летом 1987 г. И хотя их ялы и
шлюпки были легче и маневреннее древнерусских и скандинав-
ских лодей, а уровень воды в гидросистемах стоял почти на 5 ме-
тров выше, чем в ΙΧ-ΧΙ вв., большую часть маршрута они смог-
ли преодолеть только с помощью тяжелых армейских
вездеходов, на которых везли свои суда от озера к озеру (личное
сообщение А.М.Микляева).
Впечатляющим аргументом против отождествления дне-
провского маршрута с путем «из варяг в греки» служит наличие
двух транзитных путей, пересекающих Днепр у Киева и Смо-
ленска, между которыми на берегах этой реки практически от-
сутствуют свидетельства оживленного движения людей и грузов
в указанное время. Единичные же находки, которыми распола-
гают археологи, только подтверждают этот разрыв между трас-
сами торговых потоков 25 .
Следует также остановиться еще на одном тексте, прочно во-
шедшем в источниковедение древней Руси в качестве свиде-
тельства существования пути «из варяг в греки», — главе «О ро-
сах» сочинения византийского императора Константина
Порфирогенита «Об управлении империей». В ней содержится
рассказ о том, как славянские племена, данники росов, живу-
щих в Киеве, рубят зимой в верховьях Днепра лес, делают «од-
нодеревки» (моноксилы), весной сплавляют их к Клеву, где ро-
сы их оснащают и, нагрузив товаром и невольниками, начинают
трудное и опасное путешествие вниз по реке, через пороги, к
Черному морю и далее, вдоль его западного побережья, к Кон-
стантинополю.
Как отмечали многие историки, здесь не содержится ника-
ких сведений о транзитном пути по Днепру, поскольку «росы»
обитают в Киеве. Более того, заключительный сюжет этой гла-
25
В этом плане ярким примером квазинаучного использования архео-
логических и прочих свидетельств является глава «Путь из варяг в греки» в
монографии Г.С.Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе» (Л., 1985,
с. 227-235), где конкретика фактов подменяется общеконцептуальными по-
стулатами.
вы, сообщающий о «полюдье» росов, объезжающих в течение

зимы подвластные им славянские области и собирающих дань,
говорит об их туземности, во всяком случае, «укорененности» в
этой стране 26 . Другими словами, весь имеющийся в распоряже-
нии историка материал говорит в пользу дунайского, а не дне-
провского пути. Принять его мешает только прямое указание
Адама Бременского на "Новгород" и "Киев" как транзитные
пункты на пути в Константинополь и указание на "Днепр", а не
на Дунай, в тексте ПВЛ. Но так ли это препятствие безусловно?
На исторических картах славянского Поморья для рубежа
1-Й тыс. н.э., охватывающих территорию современной Герма-
нии и Польши, можно обнаружить топонимы, соответствующие
одному из главных топонимов русской летописи: "Новград",
"Ноград", "Новгард" и т.д. Россыпь «новых городов» тянется от
Балтийского моря до Черного вдоль всего дунайского пути.
Здесь же мы найдем Ростов/Росток, бесконечное количество
"Вышгородов", "Вышеградов", "Чернграды" и др. 27 Что касается
«исключительно русского» топонима "Киев", то уже ПВЛ указы-
вает его близнеца на Дунае. В действительности же, как показал
болгарский филолог Н.П.Ковачев, не считая Куявии, только в
письменных источниках Χ-ΧΙΙΙ вв. на территории Балкан, Цен-
тральной и Восточной Европы существовало около семи десят-
ков "Киевов" 28 . Немало насчитывается и "Переяславлей", про-
тянувшихся с Дуная до Верхней Волги, начало которым дает
знаменитый болгарский Переяславль/Преслав.
В связи с этим следует отметить чрезвычайно любопытную
для историка на нижнем течении Дуная в районе его правого
притока Олта/Альта группу древних городов — Хорсов, Новград,
Гюргев, Тутракан и Русе, причем последний в своем древнем на-
писании представляет хорошо знакомую нам по летописи
«Русь»; выше по Олту — Чернград, южнее — Преслава/Перея-
славль. Другими словами, на Дунае мы обнаруживаем компакт-
ную группу древнеславянских (древнерусских?) городов-двой-
ников наших летописных городов в Поднепровье. Как
показывают археологические находки, все они возникли здесь
26
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 44-
51 и 291-331.
27
Напр.: Коледаров П. Политическа география на средновековната
Българска държава. Първа част. София, 1979, карты.
28
Ковачев Н.П. Средновековното селище Киево, антропонимът Кий и
отражението му в бъдгарската и славянската топонимия. / / ИИБЕ, кн. XVI,
София, 1968, с. 125-134.
безусловно до Χ-ΧΪ в. и не могут своим появлением быть осно-

ваны переселенцами из киевской Руси в монгольское время 29,
как то пытались объяснить некоторые историки.
В этом плане весьма характерна и путаница в названиях рек,
с которой сталкивается исследователь древних и фольклорных
текстов. Классическим примером этого может служить устойчи-
вое упоминание Дуная вместо Дона в памятниках Куликовского
цикла или обратная ситуация в «Слове о полку Игореве», где
Ярославна обращается сначала к Днепру, чтобы тот «прилелеял
к ней ее ладу», а затем заявляет, что полетит «чайкою (зегзицею)
по Дунаю». Такая же путаница проявляется и в фольклорных
текстах, что не совсем убедительно некоторые исследователи
пытаются объяснить народными «припоминаниями» о давней
прародине славян 30 .
В случае с апостолом Андреем противоречие между Днепром
и Дунаем разрешается достаточно просто, поскольку в боль-
шинстве древних и исправных текстов ПВЛ рисуется фантасти-
ческая (с точки зрения исторической географии) картина, со-
гласно которой Днепр втекает в Черное море тремя устьями.
Факт этот в высшей степени примечателен, поскольку исключа-
ет возможность отнести его за счет ошибочной правки редакто-
ров и переписчиков, ибо реальный Днепр в исторически обо-
зримое (голоценовое) время неизменно впадал в Черное море
одним устьем с Южным Бугом, образуя общий Буго-Днепров-
ский лиман. Последнее обстоятельство было хорошо известно
на Руси и даже заставило монаха Лаврентия в процессе перепи-
ски текста ПВЛ соответственно изменить «тремя жерелы» [Ип.,
6] на «жерелом» при сохранении «семидесяти жерелъ» у Волги
[Л., 7]. Наоборот, у Дуная, при столь же неизменном наличии
семи рукавов дельты, по традиции указываются только три важ-
нейшие — Килийское, Сулинское и св. Георгия.
Именно эти «три жерела» и обозначены автором рассказа у
реки, избранной апостолом для своего путешествия.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, поскольку не-
давно вопрос о количестве «жерл» днепровского устья был сно-
ва поднят М.В.Агбуновым, принимавшим участие в подводных
археологических исследованиях прибрежной полосы Северного
Причерноморья.
29
КузевА.у Гюзелев В. Български средновековни градове и крепости, т. I.
Градове и крепости по Дунав и Черно море. Варна, 1981, с. 155 и далее.
30
Мачинский Д.А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточносла-
вянской истории и мифологии. / / Русский Север. Проблемы этнографии и
фольклора. Л., 1981, с. 110-171.
5:
Попытка М.ВАгбунова доказать «правоту Нестора» в отно-

шении «трех жерелъ» Днепра и, соответственно, «ошибку Лав-
рентия», исправившего в тексте данную синтагму на единствен-
ное число — «жереломъ», аргументируя это 1) открытием
остатков античного поселения VI в. на берегу Ягорлыцкого за-
лива возле с. Ивановка, 2) портоланами А.Бианко 1436 г., Фра
Мауро 1459 г., Анонима и А.Ортелия 1590 г., на которых выше
Днепровского устья по течению реки указаны от одного до трех
островов, и 3) ссылкой на монографию Г.И.Горецкого 31, осно-
вана на ряде фактических ошибок. Основной задачей исследо-
вателя, как можно видеть по опубликованным им на эту тему
работам32, было отождествление острова св. Эферия с Кинбурн-
ской косой, для чего следовало (как полагал автор) доказать на-
личие в древности островов в устье Днепра, тем более, что на это
— вроде бы — указывали итальянские портоланы XV-XVI вв. Од-
нако на опубликованных Агбуновым фрагментах этих карт от-
четливо видно, что их авторы изображали приустьевую часть
Южного Буга/Гипаниса (о существовании которого они, как
видно, не догадывались, поскольку эта река полностью отсутст-
вует на их картах, на что не обратил внимания наш автор) в ка-
честве одного из рукавов Днепра, тем самым создавая картину
большого острова, якобы лежащего выше единственного устья
этой реки. Те же самые ошибки из-за невнимательности к ис-
пользуемому документальному материалу в отношении дельты
Днепра повторены и В.В.Погорелой, следовавшей в своей рабо-
те («по изучению древних карт», как пишет она сама) за Агбуно-
вым 33, которая ввела тем самым в заблуждение как себя, так и
своих читателей.
Еще менее пригодна для реконструкции палеогеографичес-
кой ситуации этого района в VI в. до н.э. и в VII-XII вв. н.э.
ссылка М.В.Агбунова на страницы монографии Г.И.Горецкого.
Последняя посвящена исключительно истории водной магист-
рали пра-Днепра с начала антропогена до конца днепровского
оледенения, так что палеогеография последующих 170.000 лет, в
том числе «исторического времени» (голоцена), там просто не
рассматривается. Поэтому остается пожалеть, что, назвав рабо-
ты К.К.Шилика и П.В.Федорова, Агбунов не обратил внимания
на представленную ими картину колебаний уровня Черного мо-
31
Горецкий Г. И. Аллювиальная летопись великого Пра-Днепра. М.,
1970.
32
Агбунов М.В. Загадки Понта Эвксинского. М., 1985, с. 117-121; он же.
Античная лоция Черного моря. М., 1987; он же. Античная география Север-
ного Причерноморья. М., 1992.
33
Погорелая В.В. Остров св. Эферия. //ДГ, М., 1985, с. 188-198.
ря в отношении его берегов и времени событий, взаимосвязь и

ритмика которых была в свое время исчерпывающе разработана
А.В.Шнитниковым 34. Соответственно, процитировав рассказ
Диона Хрисостома о затопленном лесе перед Ольвией 35, автор
не смог по достоинству оценить это драгоценное свидетельство
морской трансгрессии в I в. н.э. Между тем, наличие данной
трансгрессии предполагает предшествующую (в VI в. до н.э.) и
последующую (в VII-XII вв. н.э.) регрессии, в результате чего
затопленные участки суши перед Гипполаевым мысом периоди-
чески поднимались над поверхностью воды, образуя лесистый
остров (или полуостров) при неизменяемом едином горле/устье
самого лимана. Автору следовало бы также обратить внимание и
на свидетельство Страбона (VII, 3, 19) об отсутствии раститель-
ности на Кинбурнской косе, который писал в начале I в. н.э.,
что здесь «местность обнаженная, но называется "Рощей"», о чем
напомнил в свое время И.Е.Бучинский 36.
Что же касается отождествления «острова св. Эферия» с
Кинбурнской косой (полуостровом), то для этого (оставляя в
стороне проблематичность такой идентификации) совершенно
не обязательно «дробить» косу на острова протоками (последнее
отнюдь не равнозначно "жерелу", т.е. 'устью'). Дело в том, что в
древнерусской письменности за отсутствием специального тер-
мина лексема "остров" использовалась и для обозначения полу-
острова, напр.: «великии же Никонъ отъиде въ островь Тмуторо-
каньскыи, и ту обрете место чисто близь града и седе» 37, а также
'отдельно стоящего леса', 'высокого места' и просто 'обособ-
ленной территории' 38 .
Всё вышеизложенное вместе с приведенными выше свиде-
тельствами археологов, Адама Бременского и разысканиями
П.П.Вяземского позволяет утверждать, что «хождение» апосто-
ла Андрея не было сочинено специально во славу русской Церк-
ви и Русской земли, как то предполагалось ранее. Перед нами
яркий пример укоренения на русской историографической поч-
ве уже существовавшего произведения, обладавшего, кроме
агиографического, еще и географическим содержанием - указа-
34
Шнитников А.В. Изменчивость общей увлажненности материков се-
верного полушария. / / ЗГО, т. 16 (новая серия). M.-JL, 1957; он же. Внутри-
вековая изменчивость компонентов обшей увлажненности. JI., 1969.
35
Агбунов М.В. Античная география..., с. 171.
36
Бунинский И.Е. Очерки климата Русской равнины в историческую
эпоху. J1., 1954, с. 22.
37
Патерик Киевскаго Печерскаго монастыря. СПб., 1911, с. 26.
38
СРЯ, вып. 13. М., 1987, с. 158.
нием на традиционный путь «из варяг в греки и из грек» по Ду-

наю, который русским летописцем был перенесен на Днепр, ис-
казив историко-географическую перспективу и внеся смятение
в умы позднейших исследователей.
Понимая, по-видимому, несообразность приключившегося,
летописец или один из последующих редакторов попытался ис-
править положение, перекинув «волок» с верховьев Днепра на
Ловать, быть может даже не подозревая об истинном между ни-
ми расстоянии и встающих здесь преградах, поскольку путь
этот, по глубокому убеждению изучавшего его археолога
A.М.Микляева, мог проходить только в зимнее время по трассе
«Новгород — пог. Коротенский - оз. Ильмень — Русса — р. Порусье
—р. Редья —р. Ловать — г. Холм - пог. Троице-Хлавица — пог. Дед-
ковичи — (возможно, Городище-Луки) — Дохино на р. Кунье —
оз. Ордосно — Западная Двина — р. Сертея — р. Половля — р. Ка-
спля — Гнездово. Длина трассы - 500 км; она может быть пройде-
на за 6дней (по данным Контарини, кон. XVв.) или за Здня (по дан-
ным Де Невиля, кон. XVII в.)» 39.
Установление истинного направления «пути» коренным об-
разом меняет и ситуацию с апостолом, поскольку его появление
в дунайском регионе вполне согласуется со сведениями о его
«жребии» и проповеднической деятельности, собранными
B.Г.Васильевским, чего никак нельзя было сказать о днепров-
ском направлении. Исходя из наиболее ранних свидетельств —
Евсевия Кесарийского (ум. в 340 г.) и Евхерия Лионского (ум. в
449 г.) — уделом («жребием») апостола Андрея была «Скифия»,
включавшая в себя не только земли, прилегавшие с севера и за-
пада к Черному морю, но и Анатолию с центром в Синопе. От-
туда он отправлялся в свои путешествия — на Тамань, в Приазо-
39
МикляевА.М. Путь из варяг в греки (зимняя версия). / / Исследования,
поиски, открытия. Краткие тезисы докладов научной конференции к 225-
летию Эрмитажа 14-16 ноября 1989 года. Л., 1989, с. 3. Судя по всему, это и
был тот «Руский путь» (т.е. путь из Новгорода в поднепровскую Русь и об-
ратно), отмеченный в качестве ориентира данной Всеволода Мстиславича
Юрьевскому монастырю на пашенную землю («рель») у Волхова, граница
которой указана «по излогу вверхъ Мячиномъ на горки, да въ болото Дрянь
къ Рускому пути, от пути на горки» (ГВНП, М.-Л., 1949, № 79, с. 139). К это-
му стоит добавить, что авторы ПВЛ, работавшие в XII в., отдавали себе от-
чет в невозможности иного пути из Новгорода на Волхове в Рим, как только
«по морю Варяжскому» к устью Одра, откуда начинался традиционный путь
на юг. Соответственно, оттуда, а вовсе не с Днепра и Ильменя, приходили в
Новгород через Ладогу купцы и приплыл в 1106 г. на камне, согласно леген-
де, св. Антоний Римлянин (ум. 3.8.1147 г.).
вье, на Кавказ, а затем и в Ахайю (Эллада), где был распят в Па-

трах и там же погребен. Такова литературная традиция, позволя-
ющая с достоверностью говорить только о его пребывании в Си-
нопе и в Патрах.
Однако есть и другие источники. Любопытным дополнени-
ям к житиям Андрея служат многочисленные «каталоги» ранне-
го средневековья — «О двенадцати апостолах: где каждый из них
проповедовал и где скончался», — в которых, кроме перечислен-
ных территорий, указана Фракия, прилегающая к Дунаю 40 . По-
следнее позволяет предположить, что в первоначальном тексте
речь шла не о Херсонесе Таврическом (Корсуни), находящемся
в относительной близости к «устью Днепровскому», а о Херсо-
несе в Дакии (совр. Констанца), действительно лежащем рядом
с «гирлами» Дуная. Другими словами, хождение апостола вверх
по Дунаю (в отличие от хождения по Днепру) оказывается в пол-
ном согласии с исторической традицией, обнаруживающей апо-
стола и на Британских островах («море Варяжское»), куда он
мог попасть только следуя дунайским маршрутом41.
Но зачем надо было посылать апостола в Рим? Вопрос этот
тревожил всех исследователей, и каждый из них пытался по-
своему объяснить загадочную цель его стремления. В тексте
ПВЛ содержится только констатация, что Андрей «захотел пой-
ти в Рим», а в самом Риме ограничился рассказом «о земле сло-
вен», описанной им в анекдотической форме.
Оставляя в стороне домыслы, вроде того, что апостолу «захо-
телось повидать брата Петра», или что ему надо было «отчитать-
ся в миссионерской деятельности» (хотя в то время еще не суще-
ствовало конгрегаций Святого Престола), стоит отметить
удивительную сдержанность апостола. Андрей представлен
только странником, он не обращается с проповедью к местным
жителям и не пытается никого обратить в христианство. Если
последнее можно объяснить тем, что «горы киевские» (т.е. ду-
найские) были безлюдны и дики, то отсутствие проповеди у
«словен» заставляет предположить, что обращение их или уже
свершилось, или ему еще не настало время, и это сделает кто-то
другой. Как мне представляется, в последнем и заключена раз-
гадка.
Легенда, основанная на квази-исторических фактах и обра-
щенная в прошлое, предвосхищает события, понятные читате-
лям без пояснений. Церковная же легенда в момент создания
40
Васильевский В.Г. Труды, т. 2, с. 214-227.
41
Малышевский И.И. Сказание о посещении..., с. 21 и далее.
всегда актуальна: она не историографична, а историософична.

Не случайно большинство историков полагало целью хождения
апостола утверждение авторитета молодой русской Церкви, для
чего якобы легенда и была внесена в ПВЛ. Однако в своем изна-
чальном (дунайском) варианте она предрекала задним числом
обращение народов, которые еще только должны были появить-
ся в этих местах, т.е. словен («они же норики»), упоминаемых во
«введении» ПВЛ как расселившихся позднее по Дунаю, «где
есть ныне Угорская земля и Болгарская», и, возможно, болгар.
Такое предположение, на мой взгляд, подтверждается следу-
ющими фактами.
Первым и самым серьезным оказывается наблюдение моих
предшественников, что легенда о «хождении» не имеет аналога
в греко-латинской агиографической традиции, связанной с
личностью Андрея Первозванного, будучи продуктом исключи-
тельно славянской историософической мысли. В этом плане
интересны наблюдения И.С.Чичурова, предпринявшего недав-
но сравнительно-исторический анализ византийской и русской
традиций сказания об апостоле и пришедшего к выводу о «прин-
ципиальных расхождениях в отношении Византии и Руси к идеоло-
гической значимости культа an. Андрея», в конечном же счете — о
независимости русской традиции от Константинополя 42. Те-
перь можно утверждать, что эта традиция связана первоначаль-
но не с древней Русью, на которую была только перенесена, а с
дунайским регионом, то есть с теми самыми «словенами», оби-
тавшими в Великой Моравии и Паннонии, где, к слову сказать,
находились и «Новограды», столь схожие с «Немогардами»
Константина Порфирогенита.
Другим фактом, хорошо согласующимся с указанным выво-
дом, является интерес к апостолу Андрею в Византии, отмечен-
ный именно во второй половине IX в., когда произошло «обре-
тение» славянской письменности и крещение болгар.
Еще более точную дату содержит в себе сам текст легенды,
если взглянуть на него сквозь призму международных событий
того времени.
Отказавшись от Днепра в пользу Дуная, историк меняет не
просто географические ориентиры, но попадает в совершенно
иную историко-географическую ситуацию. Всё правобережье
Дуная от его истоков до Черного моря в раннем средневековье
42
Чичуров И. С. «Хождение апостола Андрея» в византийской и древне-
русской церковно-идеологической традиции. / / Церковь, общество и госу-
дарство в феодальной России. Сб. статей. М., 1990, с. 20.).
представляло остатки римского «лимеса» — укрепленной погра-

ничной системы дорог, городов и сторожевых постов, охраняв-
ших от варваров с востока и севера границы Империи. Когда-то
здесь от крепости к крепости, от города к городу были проложе-
ны надежные, мощеные камнем дороги, которыми пользова-
лись и тысячелетие спустя. На определенном расстоянии друг от
друга располагались сторожевые посты и почтовые станции, где
можно было сменить лошадей, переночевать под охраной гар-
низона и на следующее утро отправиться далее. Именно лимес,
а не моря, связывал на протяжении столетий центры сначала од-
ной, а затем двух империй. Но к интересующему нас времени
всё это давно кануло в прошлое.
Великое переселение народов, ускорив гибель Западной
Римской империи, разрушило дунайский лимес и надолго пре-
рвало регулярные связи между Константинополем и Централь-
ной Европой. Связующие прежде пути стали теперь опасны, а
порою и невозможны. Подунавье оказалось во власти кочевых
орд, прибывавших с востока и севера. Вестготы, гунны, авары
оставались здесь сравнительно недолго, напоминая саранчу, го-
товящуюся к перелету на другое поле. Всё изменилось, когда на
Нижнем Дунае во второй половине VII в. появилась болгарская
орда хана Аспаруха, которой было суждено стать ядром будуще-
го государства. И всё же прошло, по меньшей мере, два столе-
тия, пока кочевые болгары, попавшие в славяноязычную среду,
изменились настолько, что смогли не просто принять христиан-
ство, но и приступить к созданию исключительного по взлету
культуры Первого Болгарского царства.
В 865 г. болгарский царь Борис принял крещение под именем
Михаила, став союзником Империи и открыв тем самым новую
фазу в политической и культурной истории славяно-болгарско-
го народа. Но между Болгарией и Византией возникли споры о
подчиненности новой Церкви, поэтому, использовав наличие в
стране римских миссионеров, летом 866 г. Борис-Михаил
отправил в Рим посольство, которое вернулось в конце того же
года с папскими легатами, направлявшимися в Константино-
поль 43.
Значение этого события — установление связи между Римом
и Константинополем — нам сейчас трудно представить, даже
имея на руках письма папы Николая I к реймскому архиеписко-
пу Хинкмару, в которых он возносит хвалу Богу, что снова стал
43
Соколов М. Из древней истории болгар. СПб., 1879, с. 158-212; Зла-
тарски В. История на Българската държава през средните векове, т. I, ч. 2.
София, 1971, с. 45-165.
возможен путь по суше между Византией и Римом, и письмо

папского легата Анастасия Библиотекаря, в котором отмечена
радость византийского императора по поводу наконец-то снова
открывшегося пути через Болгарию, поскольку в ином случае
«посланцы апостольского престола не увидели бы ни моего лица,
ни снова Рима» 44. В свете таких свидетельств ирония Е.Е.Голу-
бинского, для которого (как и для наших современников) мор-
ской путь из Константинополя в Рим представлялся наиболее
простым и естественным, оказывается неоправданной. На мор-
ском пути, достаточно ненадежном в силу чисто природных ус-
ловий, главную опасность на протяжении многих столетий
представляли греческие и арабские пираты, контролировавшие
в то время всё пространство Средиземного моря.
Легенда о путешествии апостола Андрея с берегов Черного
моря в Рим несла в себе, таким образом, отклик на самое яркое
и важное событие второй половины IX в., и потому можно ду-
мать, что появилась она в эти же годы. Такой вывод, основан-
ный на большом количестве независимых фактов, может быть
признан достаточным в отношении текста легенды, поскольку
выяснено его содержание и наиболее вероятное время появле-
ния. Однако существует возможность сделать еще один шаг в
изучении внутренней истории и смысла памятника, отразивше-
гося в русском летописании.
3
Обращаясь к событиям 60-х гг. IX в. в Подунавье, нельзя не
обратить внимания на группу людей, оказавших огромное влия-
ние на судьбы славянского мира и, к слову сказать, прошедших
именно тем путем, который был усвоен в легенде апостолу. Речь
идет о «солунских братьях» — просветителях славян, Константи-
не-Кирилле, Мефодии и их учениках, с именами которых связа-
но возникновение и распространение славянской азбуки,
литургии и церковного «устроения» в Великой Моравии, Пан-
нонии и Болгарии. Будучи приглашены из Константинополя в
Великую Моравию, они прошли вверх по Дунаю через Болга-
рию, которой еще предстояло принять крещение (вспомним:
«на горах сих...»), провели несколько лет среди мораван (т.е.
«словен») после чего совершили путешествие к Святому Пре-
столу — то ли по требованию папы Николая I, то ли в силу неког-
да данного Константином-Кириллом обета посетить Рим.
44
Войнов М. За разрива между Борис I и Рим. / / ИИБИ, т. 7. София,
1957, с. 322.
Совпадение реального маршрута и маршрута легенды могло

быть случайным. Но сравнивая маршруты миссионерской дея-
тельности апостола Андрея на берегах Черного моря с последо-
вательностью путешествий Константина-Кирилла по тем же об-
ластям - в Херсонес, к хазарам в Приазовье, на Балканы и в
Подунавье, — приходишь к мысли, что просветитель славян со-
знательно шел по следам апостола, как бы выполняя долг духов-
ной преемственности по завершению его дела. Последнее тем
ярче бросается в глаза, что в отличие от римской Церкви визан-
тийская, из которой вышел Константин-Кирилл, крайне мало
занималась миссионерской (апостольской) деятельностью, по-
этому ревность «солунских братьев» к проповеди среди язычни-
ков должна была вызывать удивление, а то и прямое неодобре-
ние в Константинополе середины IX в. Наоборот, те же
причины приковывали к ним внимание Рима, справедливо опа-
савшегося влияния константинопольской Церкви в Подунавье,
где уже работали католические миссионеры.
Здесь не место излагать историю деятельности «солунских
братьев» и их учеников, которым посвящена обширная литера-
тура 45. Достаточно сказать, что первое впечатление о наличии
связи между проповедью братьев и «хождением» апостола Анд-
рея — с самого начала и до их появления в 867 г. в Риме, - нахо-
дит подтверждение и в дальнейшем. Встреченные папой Адриа-
ном II (папа Николай I незадолго до их прихода умер),
славянские просветители торжественно поднесли римскому
первосвященнику мощи св. Климента, найденные Константи-
ном в Херсонесе, и богослужебные книги на славянском языке.
Книги были положены понтификом в храме св. Марии, «иже
нарицается Фотида», и над ними была отслужена католическая
литургия. В тот же день с участием Константина, Мефодия и их
учеников было совершено торжественное богослужение на сла-
вянском языке в соборе святого апостола Петра.
Последовательность этих служб вполне соответствует торже-
ственности каждого момента. Менее понятно совершенное бра-
тьями на второй день их пребывания в Вечном Городе богослу-
жение в церкви св. Петронилы (или Петрониды), заставляя
предположить, что эта святая, ничем более ими не отмеченная,
была тезоименна их матери, о которой нам ничего неизвестно.
45
Для ориентации в ней можно рекомендовать общедоступный очерк
В.А.Истрина (Истрин В.АЛ 100 лет славянской азбуки. М., 1988) и указатель
И.Е.Можаевой (Можаева И.Е. Библиография по кирилло-мефодиевской
проблематике. 1945-1974. М., 1980), а также «Сказания о начале славянской
письменности» (М., 1981).
Однако особый интерес вызывает сообщение, что на третий

день братья с учениками собрались в храме св. апостола Андрея,
где совершили благодарственную службу, причем ранее, чем
апостолу Павлу, к стопам которого они «припали» только на
четвертый день. Этот факт может быть истолкован лишь как
признание ими апостола Андрея своим небесным наставником
и руководителем, чье дело проповеди в «скифских» землях они
привели к успешному завершению, создав для славян («ски-
фов») собственную грамоту, переведя на нее богослужебные и
священные книги и утвердив славянскую литургию.
В том, что это именно так, убеждает находка болгарского фи-
лолога Стефана Кожухарова.
Работая летом 1978 г. в книгохранилище Зографского монас-
тыря на Афоне, Кожухаров обнаружил канон, посвященный
апостолу Андрею, автором которого оказался один из ближай-
ших учеников Кирилла и Мефодия - Наум Охридский. Имя ав-
тора и адресата канона раскрывалось в акростихе, который со-
общал, что «првоаго хрстова ела хвали нишчии Наоум» (т.е.
«первого Христова апостола восхваляет нищий Наум»). «Перво-
го» — то есть «Первозванного». Открытие это имеет огромное
значение еще и потому, что до находки С.Кожухарова не было
известно ни одного произведения, связанного с именем Наума.
Для нас же особенно важно то обстоятельство, что в своем кано-
не Наум проводил параллель между самоотверженной деятель-
ностью апостола, просвещавшего евангельским учением север-
ных варваров и за то потерпевшего от них мучения и гонения со
своими учителями, Кириллом и Мефодием. Параллель не пред-
полагалась — она прямо утверждалась вплоть до таких подроб-
ностей, как радость Андрея, которую тот проявил, увидев при-
ближение конца своей земной жизни, «как и учитель мой,
провидя свою смерть», подчеркивал Наум46.
Теперь можно попытаться представить историю появления
легенды о «хождении» апостола, отразившуюся в ПВЛ.
«Солунские братья» находились в Риме около двух лет — до
смерти Константина-Кирилла, будучи окружены вниманием
видных деятелей Церкви и просто образованных людей, кото-
рым, как повествуют жития, они рассказывали о славянских
странах, обычаях народов, вновь устроенных церквах и своей
деятельности. Можно утверждать, что ими был написан и пере-
46
Стойчев Ст. Хилядолетното бъдгарско слово. / / Вестник АБВ, Со-
фия, 22.5.1979, с. 1; Кожухаров Ст. Песенното творчество на старобългар-
ския книжовник Наум Охридски. //Литературна история, София, 1984, кн.
12, с. 3-19.
дан в архив Ватикана подробный отчет обо всём, что они видели
и что сделали, содержавший очерки быта «словен» (мораван), в
том числе и пассаж о парильне с объяснением, что тем самым
«творят себе не мучение, а мовение».
Такой подробный отчет о новообращенных народах обязан
был представить каждый миссионер своему непосредственному
начальству. Очень может быть, что именно из отчета Кирилла и
Мефодия позднее был кем-то заимствован отрывок о банях, бу-
дучи переработан вполне в католическом духе в рассказ о весе-
лых и находчивых монахах монастыря Фалькенау в Ливонии.
Соответственно, мне представляется маловероятным предполо-
жение Л.Мюллера, что «анекдот о парильне имел самостоятель-
ное хождение в Новгороде еще до того, как его вместе с повество-
ванием о благословении киевских гор апостолом Андреем включили
в Сказание об Андрее, вошедшее в летопись Нестора» 47. И кажет-
ся уже совсем невероятным, чтобы этот «анекдот» мог быть кем-
либо намеренно соединен с именем апостола. Скорее всего, на
основе написанного отчета в кругу учеников или преемников
«солунских братьев» возникло произведение, названное
А.А.Шахматовым «Сказанием о грамоте словенской», которое
содержало краткую историю моравской миссии и ее последст-
вий. Вступлением для него могла послужить легенда об апосто-
ле Андрее, как можно полагать, явившемся некогда Константи-
ну· Кириллу с требованием или просьбой завершить начатое им,
апостолом, дело и с сообщением о своем «хождении», что объяс-
няет и данный Константином обет посетить Рим.
Предположение, что под «словенами» легенда подразумевает
именно мораван, находит подтверждение не столько даже в
описании «банного действа», общего для всех славянских наро-
дов, живших в умеренном климате, сколько в лексеме, исполь-
зованной для обозначения жидкости, которой в бане обливают-
ся «новгородцы». В разных списках ПВЛ она именуется
«мытелью» [Ип., 7], «квасом кислым»48, но только в Лаврентьев-
ском списке сохранился первоначальный термин — «квасомъ
оусниянымъ» [Л., 8]. Это редкое слово, происхождение которого
остается до сих пор загадкой для лингвистов, как показал
А.СЛьвов, имеет в современных языках соответствие только в
словенском "usnje" и ст.-чешском "usne", т.е. 'кожа', и означает
дубильный квас 49, будучи прямым свидетельством того, что
47
Мюллер Л. Древнерусское сказание..., с. 62.
48
ПСРЛ, т. 7, с. 263.
49
Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 82.
«Новгород» легенды об апостоле Андрее первоначально обозна-

чал не Новгород на Волхове, а какой-то другой Новгород в зем-
ле словен, быть может, тот самый, в который пришел Рорик/Рю-
рик со своей «русью».50
Содержание первоначального «Сказания о грамоте словен-
ской» с проримской ориентацией должно было вызвать острое
недовольство церковных кругов в Константинополе, как и всё,
что было связано с моравской миссией Кирилла и Мефодия, об-
ращением их к Риму и последующей деятельностью их учени-
ков, способствовавшей укреплению независимости (автоке-
фальности) болгарской Церкви от Константинополя, а в
конечном счете — самой Болгарии. Именно этим обстоятельст-
вом можно объяснить полное молчание византийских источни-
ков того времени как о самих «солунских братьях», так и об их
миссии в Моравию, куда они были направлены византийским
Двором по просьбе моравского князя Ростислава. Вместе с тем,
именно этой миссией, деятельность которой проходила под па-
тронатом апостола Андрея, скорее всего объясняется неожидан-
но возникший интерес к апостолу в Византии, отмеченный по-
явлением ряда посвященных ему произведений как в
официальной церковной среде, так и на ее периферии, о чем пи-
сал В.Г.Васильевский.
Собственно говоря, отсюда и начинается легенда, поскольку
краткий рассказ о моравской миссии, помещенный в ПВЛ под
6406/898 г., заканчивается не смертью Константина-Кирилла в
Риме, как то было в действительности, а сообщением об его ухо-
де из Рима в Болгарию «учить болгарьска языка» (т.е. народ)
[Ип., 19], что указывает на болгарские истоки предания, тогда
как Мефодия (и это соответствует исторической действительно-
сти) паннонский князь Коцел поставил епископом «на стол свя-
того Андроника апостола, ученика святого апостола Павла».
Андроник, упомянутый апостолом Павлом в Послании к
римлянам, действительно в I в. н.э. был епископом в Сирмии
Паннонской (ныне г. Срем) на р. Саве, где мирно скончался.
Спорить по этому поводу не приходится. Однако далее, после
50
Этот лингвистический факт заставляет снова обратить внимание на
идеи Н.К.Никольского о влиянии на древнейшее русское летописание за-
паднославянской письменности, в том числе и на формальную структуру
раннечешских хроник, столь схожих с ПВЛ даже наличием «пустых лет»
(Никольский Н.К. Повесть временных лет, как источник для истории началь-
ного периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем
русском летописании. Вып. первый. Ι-ΙΧ.//СпоРЯС, т. II, вып. 1. Л., 1930).
сообщения о переложении с марта по 26 октября Мефодием с

помощью двух попов-скорописцев «всех книг с греческого язы-
ка на словенский», автор этого фрагмента ПВЛ разражается
страстной тирадой, которую я даю здесь в переводе, чтобы пере-
дать эмоциональный накал:
«Словенскому народу учитель есть Андроник апостол; к мора-
ванам доходил и апостол Павел, и учил там. Там и Иллирик, до не-
го дошел апостол Павел, там и были словене поначалу. Так что сло-
венскому народу учитель есть Павел, от этого племени и мы, русь;
так что и нам, руси, учитель есть Павел апостол, поскольку он учил
словенский народ и поставил по себе епископа и наместника сло-
венскому народу Андроника. А словенский народ и руский один: от
варяг прозвались русью, а сначала были словенами; хотя и поляна-
ми назывались, но словенская у них была речь; словенский язык у
них один» [Ип., 20].
Чем вызвана такая страстность?
Отголоски двух тенденций в истории просвещения славян-
ских земель, восходящих, по одной версии, к Андрею, а по дру-
гой — к Павлу и Андронику, можно заметить не только в ПВЛ,
но и в литературе, посвященной «солунским братьям». В морав-
ско-паннонских житиях и похвальных словах Кириллу и Мефо-
дию нет никаких упоминаний о миссионерской деятельности
апостола Павла. Что же касается Андроника, то его имя упомя-
нуто поставительной грамотой папы Адриана II, выданной им
Мефодию. Не названы они и в древних глаголических службах
Кириллу и Мефодию, нет их и в «Сказании о письменах» Черно-
ризца Храбра, сохранявших, по-видимому, великоморавскую
или болгарскую традицию.
Наоборот, в древнейших русских минейных списках служб
Кириллу и Мефодию можно найти уподобление просветителей
апостолу Павлу. Так о Кирилле-Константине утверждается, что
он «Павьлоу блаженоуоумоу оученикъ бысть; егоже детельмъ по-
следоуя, пройде до край западьныихъ, слово расевая въ языцехъ».
Подобного сравнения удостоился и Мефодий: «Обретеся новый
Павьлъ, премоудре, весь миръ Богови приобрете, съмысльно крьст
Христовъ на ся въсприимъ, доиде до западь, святе, льсть идольско-
ую вьсю разаряя, вься ереси, блажене, потребляя» 51.
Ситуация чрезвычайно любопытная: так кто же - Андрей
или Павел? Но традиция, связывающая имена «солунских бра-
тьев» с апостолом Павлом, прослеживается только в их ранних
51
вянской письменности. / / Труды славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 111 —
112.
службах и в ПВЛ. По мере того как на Руси утверждался автори-

тет апостола Андрея, становящегося «своим апостолом», исхо-
дившим чуть ли не «всю Русь», воспоминание об апостоле Пав-
ле, как просветителе «славян и руси», всё больше уходило в тень.
В предшествующей публикации на этот сюжет я предположил,
что динамика и резкость приведенного выше фрагмента остав-
ляет впечатление «голоса возмущенного павликианина, попавшего
в текст из маргинальной глоссы, по ошибке (или умышленно?) вне-
сенной переписчиком»52. Основание для такого утверждения име-
лось.
Движение павликиан возникло во второй половине VII в. в
Армении и уже в VIII в. распространилось во Фракии. В X в.
центром павликианства стал Филиппополь, теперешний Плов-
див, с его окрестностями. Во многом схожие по своим воззрени-
ям с манихеями и месалианитами, павликиане создавали в наро-
де почву для богомильства, которое захватило не только болгар,
но и «русь». Дм.Ангелов, один из видных исследователей сред-
невековых ересей в Болгарии, опираясь на греческие и славян-
ские памятники письменности, показал, что борьбу против ере-
тиков вели как раз ученики «солунских братьев», обличая отход
павликиан от догматического православия в обрядности, толко-
вании символа веры и в нарушении церковных установлений 53.
По-видимому, фронт борьбы был гораздо шире, затрагивая
историю славянства, вопрос о происхождении славянской фа-
моты, литургии, перевода книг и многого другого. Отсюда и
большое число дошедших от IX и X вв. сочинений, посвящен-
ных происхождению славянской азбуки, авторы которых защи-
щали и пропагандировали деятельность Константина-Кирилла
и Мефодия. Но вот что любопытно. Если павликианство, как
ересь, было гонимо порой весьма жестоко в самой Византии, а
после падения Первого Болгарского царства - и в Болгарии, то
на его новой родине — на Руси - павликианское утверждение
приоритета апостола Павла в деле просвещения славян и рас-
пространения славянской письменности оказалось выгодно
греческому духовенству.
Речь шла не об установлении исторической истины. Умале-
ние роли апостола Андрея, а вместе с ним — Кирилла и Мефо-
дия, способствовало, с одной стороны, подавлению и искорене-
нию памяти об автокефальности болгарской Церкви и
независимости болгарского народа, а с другой — дискредитации
52
Никитин A.JI. «Хождение» апостола Андрея и путь «из варяг в греки».
/ / ГДРЛ, сб. 6. М., 1994, с. 380.
53
Ангелов Дм. Богомилството в България. София, 1980.
роли Рима, с которым в середине XI в. у Константинополя про-

изошел окончательный церковный разрыв. Ну а то, что тем са-
мым духовная цензура по-своему «исправляла» русскую исто-
рию вместе с историей ее культуры, искажая историческую
реальность, перенося события с Дуная и из Моравии на Днепр и
Волхов — никого не интересовало, кроме позднейших исследо-
вателей, обративших внимание на явные противоречия в тексте
ПВЛ, которая, с одной стороны, утверждала посещение терри-
тории будущей Руси апостолом Андреем, а с другой - проводи-
ла настойчивую мысль, что «зде бо не суть оучили апостоли, ни
пророци прорекъли», хотя и с оговоркой: «аще бо и теломъ апосто-
ли суть зде не были, но оучения ихъ, яко трубы гласять по вселении
въцерьквахъ» [Ип., 70].
Произойти это могло только в том случае, если легенда о
хождении апостола по Днепру появилась в ПВЛ много позже
создания основного текста, на что указывает упоминание «варя-
гов» («путь из варяг в греки», «море Варязское»), путем перера-
ботки уже имеющегося сюжета об апостоле, совершавшем свое
путешествие в Рим вверх по Дунаю, как о том свидетельствуют
«три устья» Днепра. В пользу этого говорит наличие в тексте
фрагментов «Сказания о грамоте словенской» и тот факт, что
обратный вариант — интерполяция «отрицаний» посещения
апостолом Руси при наличии «хождения» — является абсурдным
как с точки зрения логики, так и с точки зрения важности факта
приобретения русской Церковью «собственного» апостола. Не-
обходимость последнего явственно сознавалась еще митропо-
литом Иларионом, который в своей «похвале Владимиру» вы-
нужден был с горечью констатировать (в полном соответствии с
прототекстом ПВЛ), что никто «не виде апостола, пришедша въ
землю твою» 54, тем самым подтверждая неизвестность данного
сюжета в середине XI в. киевлянам.
Теперь же, установив безусловную обработку ст. 6406/898 г.
«краеведом», проводившем идею о тождестве «полян» и «руси»,
его авторство в отношении «Кия» и, похоже, всей истории «по-
лян», я полагаю, что страстность в данном фрагменте объясня-
ется не столько желанием поставить под сомнение деятельность
апостола Андрея, сколько стремлением убедить читателя в тож-
дестве «полян-руси» и «словен», а, стало быть, и в их причастно-
сти наследию апостола Павла и его учеников, - мысль, которая
проходит красной нитью через всю историю дохристианской
54
с. 95.
Русн в ПВЛ. Последнее наблюдение оказывается весьма важ-

ным для истории всего текста ПВЛ. Если вспомнить, что в «Чте-
нии о Борисе и Глебе» Нестер/Нестор дважды подчеркивает тот
факт, что «не беша бо ни апостоли ходили к нимъ, никто же бо имъ
проповедалъ слова Божия» 55, перекликающиеся с такими же за-
явлениями «дьявола» в новелле о варягах-мучениках под
6491/983 г. и в эпизоде о крещении киевлян под 6496/988 г. [Ип.,
70 и 102], то обращение к авторитету апостола Павла позволяло
найти компромиссное решение этому вопросу, который впос-
ледствии раз и навсегда был закрыт фактом присутствия апосто-
ла Андрея «на горах Киевских», что, судя по упоминаниям «ва-
рягов» и «моря Варяжского», было сделано не ранее середины
XII в.
Как можно видеть, небольшой фрагмент анекдотически зву-
чавшего текста содержал обширную информацию. Она позво-
лила уточнить историческую географию древней Руси, понять
действительный смысл словосочетания «путь из варяг в греки и
из грек», столь долго вводивший в заблуждение историков и ге-
ографов, поскольку за ним скрывался путь не по Днепру, а тыся-
челетиями используемый трансевропейский путь по Дунаю и
Одеру/Висле, датировать с помощью «варягов» время его «пере-
адресовки» в составе ПВЛ (не ранее второй половины XII в. 56 )
и, наоборот, большую древность географического экскурса об
Оковском лесе, заимствованного из какого-то произведения в
более позднее время, объяснить историю возникновения и ис-
точники сказания о «хождении» апостола Андрея, понять мыс-
ли и чувства славянских просветителей, которые двигали ими, а
вместе с тем обнаружить следы одной из идейных схваток меж-
ду наукой и ересью, за которой скрывались далеко не бескоры-
стные побуждения.
Очень вероятно, что «Сказание о грамоте словенской» (или
«О деяниях новых апостолов»), от которого до нас в пересказах
дошли фрагменты, упоминающие «путь из варяг в греки», «хож-
дение апостола Андрея по Дунаю», «о банях словенских», а, воз-
можно, и о тождестве словен с нориками, было создано не На-
умом Охридским, который написал канон апостолу Андрею, а
кем-либо из его учеников, создавших «Житие Наума» и службу
ему. Последнее тем более возможно, что в «Житии Наума» Ме-
55
Абрамович Д.И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им.
Пг., 1916, с. 3 и 4.
56
А.Д.Седельников датировал появление легенды о хождении апостола
в ПВЛ последней четвертью XII в. (Седельников А. Древняя киевская леген-
да..., с. 324).
фодий с учениками прямо уподобляются апостолам, когда «на-

чата по суху свои путь шествовати, апостолски проповедающе
православную веру» или когда «святии же, шедше, хождаху посре-
де града, якоже апостоли иногда в Иерусалиме» 57, и т.п. В резуль-
тате сочинение, написанное Кириллом-Константином перед
смертью в Риме о миссии в Моравию, отразилось в творчестве
учеников его брата Мефодия, а заимствования из него, в конце
концов, нашли свое место в «Сказании о грамоте словенской».
Последнее же, попав в Киев и будучи переделано в соответствии
с новой географической обстановкой, было использовано в об-
ширном историко-этнографическом «введении» ПВЛ.
57
Лавров П.А. Материалы..., с. 186.
РЮРИК / РОРИК / РЕРИК
Выяснение вопроса об истинном значении лексемы "варя-

ги", в ст. 6370/862 г. выступающей в качестве пояснения к следу-
ющему за ней ряду этнонимов («идоша за море к варягом, к руси:
сице бо звахуть ты варягы — русь, яко се друзии зовутся «свее»,
друзии же — «оурмани», «аньгляне», инии — «готе»; тако и си» [Ип.,
14]), позволяет, наконец, отказаться от такой химеры русской
историографии, как «народ варяго-русский» и другими глазами
посмотреть на Рюрика, который «пояша по собе всю русь и при-
доша къ словеномъ первее» [Ип., 14]. Из этой фразы следует, что
речь идет о нескольких разновременных событиях, из которых
первым по времени оказывается приход Рюрика с «русью» не к
«чюди, мере, кривичам и словенам», а только к «словенам», в зем-
ле которых он заложил сначала «город Ладо1у», и только потом,
«пришед к Ильмерю», срубил Новгород.
Поскольку к настоящему времени с достоверностью уста-
новлено, что Новгород на Волхове, чья древнейшая мостовая
датируется 953 г., в 60-х гг. IX в. еще не существовал \ как до
20-х гг. XI в. не существовала лексема "варяг/варяги", весь этот
рассказ в применении к конкретному Волховско-Ильменскому
региону можно посчитать традиционным «клише» приглаше-
ния на царство его легендарного основателя. Более того, в этом
тексте отчетливо просматривается первоначальная легенда не о
государе-основателе, а эпонимическая легенда о приходе трех
братьев со своими «родами» («и изъбрашася трие брата с роды
своими» [Ип., 14]) с последующим возникновением трех пле-
менных центров — в Новгороде («словене»), на Белоозере
(«весь») и в Изборске («кривичи»).
1
Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского
раскопа Новгорода. / / Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 165; Янин B.JI.
Основные итоги археологического изучения Новгорода. / / Славянский
средневековый город. Труды VI Международного конгресса славянской ар-
хеологии, т. 2. М., 1997, с. 10.
РЮРИК / РОРИК / РЕРИК 149
На источник такой эпонимической легенды косвенным об-

разом указывает лексема "чюдь", в данном случае обозначающая
не «эстов» или «заволоцкую чюдь» 2, а восходящая к первона-
чальному готскому (т.е. др.-немецкому) thiuda — 'народ', что бы-
ло отмечено еще А.А.Шахматовым 3. Однако первоначальные
эпонимы оказались забыты, а сама легенда приспособлена к ус-
ловиям Новгорода на Волхове, причем место недостающих эпо-
нимов заняли псевдоантропонимы «Синеус» и «Трувор», для ко-
торых были использованы эпитеты signjotr ('победоносный') и
truwar ('верный') 4 или, как полагает БЛ.Рыбаков, дополнения
sine hus ('свой род') и thru varing ('верная дружина') 5 .
Понять, каким образом калька фразы на др.-германском
(или старошведском) языке могла быть усвоена русским книж-
ником, помогает упомянутая работа Н.Т.Беляева о Рорике/Рю-
рике, в которой исследователь впервые представил достаточно
аргументированную расшифровку этнонима «русь», содержа-
щуюся в рассказе о призвании Рюрика. Опираясь на тот факт,
что в ст. 6370/862 г. ПВЛ в ряду родственных «руси» народов не
упомянуты фризы, игравшие первостепенную роль в торговле и
мореплавании Северной Европы VIII-IX вв., а, равным обра-
зом, привлекая сведения об этом регионе, содержащиеся в до-
полнениях короля Альфреда к труду Орозия и в Иосиппоне, ис-
торик не только отождествил русов с фризами, но и показал,
каким образом это могло получиться 6. Несмотря на всю само-
стоятельность, работа Беляева в известном смысле подвела итог
исследований целого ряда его предшественников, в настоящее
время или прочно забытых (несмотря на попытки таких истори-
ков, как А.Г.Кузьмин, снова ввести их в научный оборот) 7 , или
игнорируемых из-за определенной предвзятости. Справедливо-
сти ради следует заметить, что в таком пренебрежении отчасти
2
Попов А.И. Названия народов СССР. Л., 1973, с. 69
3
Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919, с. 13
и 42; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, т. IV, М., 1973,
с. 378: «чудь».
4
Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи. / / SK,
t. III. Prague, 1929, S. 244-245.
5
с. 293.
6
БеляевН.Т. Рорик Ютландский..., с. 249-251.
7
с. 28-55; он же. Об этнической природе варягов. / / ВИ, 1974, № 11, с. 54-83;
он же. Западные традиции в русском христианстве. / / Введение христиан-
ства на Руси. М., 1987, с. 21-54.
повинны и сами авторы этих работ, которые, выдвигая и под-

тверждая аргументами новые положения, пытались их согласо-
вать с существующими точками зрения или с источниками, тре-
бующими коренного пересмотра, часто же увлекались
необоснованными домыслами, чем дискредитировали свои дру-
гие, безусловно верные находки.
Впервые на тождество Рюрика ПВЛ и маркграфа фризского,
так называемого Рорика Ютландского, и на его связи с фриз-
ским округом Рустринген, возможную родину «руси», указал в
1816 г. бельгийский профессор Г.-Фр.Хольманн (Голлманн),
развивая «догадку графа Н.П.Румянцева, высказанную им в
1814г.» 8, по-видимому, под влиянием Н.М.Карамзина, кото-
рый отметил в первом томе своей Истории государства Россий-
ского схожесть имен. Хольманну первому принадлежит честь
указать на Рюриксберг поблизости от Остенде 9 и на любопыт-
ное свидетельство в генеалогии Мекленбургских герцогов, что
«Рюрик и его братья были сыновьями венденского (т.е. «вендского».
— А.Н.) и ободритского князя Готлейба» 10.
Шире и подробнее эту же тему разрабатывал в 30-х гг. про-
шлого века профессор Дерптского университета Ф.-К.-Г. Крузе,
занимавшийся не только Рориком/Рюриком, но и собиравший
известия о русах.11 Подобно Хольманну, он полагал русов, при-
шедших с Рюриком, выходцами из Рустрингена или датскими
поселенцами сакского Rosengau в южной Ютландии по соседст-
ву с ободритами. Этого было достаточно, чтобы дискредитиро-
вать разыскания того и другого в глазах С.А.Гедеонова, который
отстаивал непременно славянское происхождение русов и Рю-
рика. Между тем, Крузе не только собрал интересный материал
8
См. русский перевод: Голлманн Г.-Фр. Рустрингия, первоначальное
отечество первого великого князя Рюрика и братьев его. М., 1819.
9
10
11
Крузе Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по француз-
ским и немецким летописям). / / ЖМНП, 1836,1, с. 43-73; он же. О первом
вторжении южных горганцев в Россию. / / ЖМНП, 1836, VI, с. 513-517; он
же. О пределах Нормандии и названии норманнов и руссов. / / ЖМНП,
1939,1, с. 13-177; он же. Об отношениях руссов, вторгшихся в 844 г. в Испа-
нию и опустошивших Севилью, и о связях их с Россией. / / Ж М Н П , 1839, И,
с. 159-170; он же. Руссы в Германии до переселения народов или вскоре по-
сле того. / / ЖМНП, 1842, III, с. 180-183; Kruse Fr.C.H. Chronikon
Nortmannorum, Wariago-Russorum пес поп Danorum, Sveonum, Norwegorum
inde ab a[nno] 777 usque ad a[nno] 879 etc. Hamburg! et Gothae. 1851.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК 151
о Рорике, уточнив время его смерти в 879 г. 12, но, что особенно
важно, выяснил судьбу его владений, которые, после смерти Ро-
рика, были переданы его племяннику Годофриду, убитому фран-
ками в 885 г.13; брат Годофрида, Родульф, был убит еще в 873 г.14
И всё же основная заслуга разработки биографии Рорика
Ютландского, определение его места в событиях того времени и
идентификация его с Рюриком ПВЛ принадлежит Н.Т.Беляеву,
который в 1929 г. опубликовал уже названное мною специальное
исследование об этом выдающемся политическом деятеле IX в.,
основанное на изучении известий европейских хроник VIII-IX
вв., русских летописей и работ российских и европейских исто-
риков. Позднее, уже в 60-х гг. нашего столетия, работу Н.Т.Беля-
ева в отношении биографии Рорика продублировал польский
историк ПЛовмянский, главной задачей которого, как он ука-
зывал сам, было опровергнуть своего предшественника, по-
скольку, как объяснял он сам, «в случае правильности этой кон-
цепции (т.е. идентификации Рорика и Рюрика. - А.Н.) Рюрик,
упоминаемый летописями, превратился бы в конкретную истори-
ческую личность, а тылы норманской экспансии на Русь оказались
бы в определенной мере расширенными и усиленными» 15. Отсюда,
несмотря на важные наблюдения Ловмянского над сведениями
хроник, проистекает его неприкрытая тенденциозность и
стремление представить факты в искаженном виде.
Опровергнуть основные выводы Н.Т.Беляева о тождестве Ро-
рика и Рюрика польскому историку не удалось, поскольку это
было бесполезно. Начав с изложения общей ситуации в север-
ном регионе Европы второй половины VIII в., Беляев сумел по-
казать место самого Рорика и его ближайших родственников,
принадлежавших к датским конунгам из рода Скьольдунгов, в
событиях последующего времени, главным содержанием кото-
рых явилась борьба европейских государств с норманской экс-
пансией. Северные викинги из Норвегии, Дании и Швеции
ежегодно и со всё большим упорством, волна за волной, накаты-
12
Крузе Ф. О пределах Нормандии..., с. 50.
13
Возможно, это ошибка, поскольку в Анналах Фульды он назван в
Указателе как Godefridus III, Konig der Danen, в то время как другой Годеф-
рид, более похожий на племянника Рорика (Konig der Normannen), погиб
во время битвы в 891 г. (Annales Fuldenses, 891. / / Fontes ad historiam regni
francorum aevi Karolini illustrandum. Pars tertia. Berlin, 1960, S. 154).
14
Крузе Φ. О пределах Нормандии..., с. 68.
15
Ловмянский Г. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский. / / СС,
VII, 1963, Таллин, с. 227-228.
вались на побережья Британских островов и растянувшуюся от

Шлезвига до атлантического побережья Пиринейского полуос-
трова империю франков, в составе которой с 785 г. оказались
фризы и венды-ободриты.
Цветущая и богатая земля фризов, расположенная между
Рейном и Везером, а по берегу моря доходившая до устья Эль-
бы/Лабы, примыкала к славянским землям и была тем центром,
откуда в балтийское Поморье через земли Шлезвига, где ныне
проложен Кильский канал, шли многочисленные товары и ре-
месленные изделия Фландрии, Германии и Нидерландов. Фриз-
ский экспорт, как показали археологи, играл важную роль в тор-
говле таких славянских городов как Волин (Юмна), Колобжег,
Ретра, Старгард (Альдейгьюборг северных саг?), Мекленбург
(Велиград) и другие. Большие колонии фризских купцов изве-
стны в Шлезвиге, в Бирке на озере Меларен, на Готланде, а
предметы экспорта, в первую очередь знаменитые фризские
кувшины и костяные гребни, находят в Норвегии и Швеции, на
Аландских островах, на землях Восточной Прибалтики, в Фин-
ляндии (Турку), в Старой Ладоге и на Верхней Волге, т.е. на том
Великом восточном пути, который вел купцов из Северной Ев-
ропы в Хазарию и азиатские страны, и по которому обратно
поднимался поток восточного серебра 16. Другой, не менее важ-
ный путь, который практически монополизировали фризские
купцы, поднимался от Северного и Балтийского морей по рекам
нынешней Германии к верховьям Дуная и далее вел вниз к горо-
дам Адриатики, к Черному морю и в Константинополь — Мик-
лагард, сказочный город северных саг.
Но всё это продолжалось не слишком долго, и уже к середи-
не IX в. Фризия стала одним из излюбленных объектов набегов
норманнов, которые начали грабить и растаскивать империю
франков, и без того раздираемую войнами между внуками Кар-
ла Великого. Столь же разрушительно для фризов оказалось на-
ступление на их земли Северного моря в связи с развитием оче-
редной трансгрессивной фазы мирового океана.
Наследственные владения рода Скьольдунгов, из которых
происходил Рорик, находились в Шлезвиге, на юге Ютландии,
й были населены данами, ваграми и вендами. Последние были
известны также под именем ободритов, то есть жителей берегов
реки Одры/Одера, и воевали с лютичами и саксами. Ситуация
здесь изменилась в 780 г., когда на Эльбе впервые появились
войска Карла Великого, и с помощью ободритов в последующие
16
Вилинбахов В.Б. Балтийско-волжский путь. / / СА, 1963, № 3, с. 126-
135.
годы саксы были окончательно покорены франками и расселе-

ны по другим местам империи. Такие союзнические отношения
князей вендов с императором франков в известной степени объ-
ясняют как появление при дворе Карла Великого изгнанного из
Ютландии Хальфдана Скьольдунга, отца Рорика, с семьей и
дружиной, так и последующее назначение его маркграфом толь-
ко что завоеванной франками Фризии. Более того, завершив к
804 г. переселение саксов, Карл Великий отдал принадлежавшие
им земли между Эльбой и Везером вендам-ободритам, получив-
шим, таким образом, выход к берегам Северного моря между да-
нами и фризами 17.
Личная биография Рорика оказалась теснейшим образом
связана с двумя этими народами — фризами и вендами. Марк-
графом фризским был сначала отец Рорика, а затем его брат Ха-
ральд, торжественно крещенный в 826 г. в Ингельгейме сыном
Карла, Людовиком I Благочестивым, тогда же передавшим ему в
наследственное владение фризский округ Рустринген вместе с
обширными виноградниками на Рейне. Сам Рорик присутство-
вал при этом торжестве с просветителем Севера епископом Ан-
скарием/Ансгарием, с которым возвратился затем в Дорестад,
где находился теперь двор Скьольдунгов. В том, что он был кре-
щен вместе с братом, убеждает его последующее «отпадение» от
христианства, в котором упрекают Рорика хронисты, и его вто-
ричное, как считает Беляев, крещение перед 863 г.18 Титул марк-
графа фризского после смерти отца наследовал старший из бра-
тьев, Харальд, затем он перешел к Рорику, поскольку их средний
брат, Хемминг/Гемминг был убит уже в 837 г.
Не буду здесь пересказывать все факты яркой и бурной жиз-
ни Рорика, которые удалось собрать Н.Т.Беляеву. В своем иссле-
довании историк показал, что практически вся жизнь и вся дея-
тельность Рорика оказалась связана с фризами. Среди них он
вырос, вместе с ними боролся за возвращение наследственных
земель в Шлезвиге, через которые проходил фризско-вендский
транзитный путь в Балтийское море и обратно, защищал их от
набегов норманнов до 843 г., когда Лотарь I, сын Карла, по ка-
кой-то причине отобрал у него Фризскую марку, разрушал и гра-
бил империю франков с 844 по 850 г., после чего вновь получил
Фризию из рук Лотаря, опять защищал ее от бывших товарищей
по набегам до 854 г., когда, наконец, получил обширные земли
17
Беляев Н. Т. Рорик Ютландский..., с. 224.
18
вендов-ободритов в Мекленбурге, а затем, на этот раз вместе со

своим племянником Годофридом, сыном Харальда, наследст-
венные земли Скьольдунгов в Шлезвиге, став одним из круп-
нейших и влиятельнейших вассалов империи франков 19.
В 873 г. вместе с другим своим племянником, Родульфом, Ро-
рик встретился с Карлом Лысым, который в очередной раз под-
твердил все права своего маркграфа на Фризию, после чего, как
выяснил Ф.Крузе, в 879 г. Рорик умер. Поскольку Родульф был
убит в 873 г., вскоре после свидания с императором, Рорику на-
следовал другой его племянник, Годофрид, который, в свою
очередь, был «изменнически убит франками» в 885 г. Были ли у са-
мого Рюрика дети, остается неизвестным, однако передача его
владений племянникам безусловно свидетельствует об отсутст-
вии у него мужского потомства.
Насколько интересна и плодотворна оказалась работа
Н.Т.Беляева по восстановлению биографии Рорика и роли
фризской торговли в политических событиях конца VIII — пер-
вой половины IX в., настолько же удачно было толкование им
известной глоссы в ст. 6370/862 г., объясняющей «варяжскую
русь» через остальные «варяжские племена», как в свое время
удачно выразился М.Н.Тихомиров 20, что позволило поставить
эту «русь» в последовательный ряд этнонимов, а затем проде-
монстрировать ее тождество с фризами. Историк показал, что
для летописца рос/русь была таким же «варяжским народом»
(т.е. известным в качестве наемников), как шведы, норвежцы,
англы и готы, не будучи при этом ни одним из них. Последнее
заставило его искать росов/русов среди пропущенных в этом пе-
речне фризов, тем более, что они, как я уже говорил, оказались
самым тесным образом связаны с жизнью и личностью Рорика.
Не меньшей удачей следует считать и его версию происхожде-
ния самоназвания "рос/русь", связанного с фризами Рустринге-
на, которые, в свою очередь, оказались по ряду причин в тесном
контакте с вендами-ободритами 21 .
К сожалению, на этом действительные находки исследовате-
ля кончаются. Его настойчивые попытки напрямую связать Ро-
рика с текстами ПВЛ и с ее хронологией, для IX в. более чем от-
носительной, привели к отрицательному результату, показав
всю неубедительность таких сопоставлений. Более того, на-
сколько подробно им были рассмотрены факты военной био-
графии Рорика до 854 г., настолько же в тени осталась вся после-
19
20
Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля».
// Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 30.
21
Беляев Н.Т. Рорик Ютландский..., с. 246-251.
дующая жизнь этого выдающегося политического деятеля IX в.,

объединившего в своих руках Рустринген, Шлезвиг и Меклен-
бург, иначе говоря, фризов и вендов, на чьих землях начинается
строительство крепостей и городов, один из которых на восточ-
ном берегу Мекленбургской бухты получил имя «Рерик», за-
ставляя вспомнить о своем предшественнике возле Остенде.
Как далеко на восток по славянскому Поморью простира-
лись владения Рорика, сказать сейчас трудно. Возможно, они
достигали устья Одера, откуда начинался знаменитый трансев-
ропейский путь «из варяг в греки», и в этом случае покровитель-
ство фризского маркграфа служило для славян надежным щи-
том от его бывших врагов-союзников, норвежских и шведских
пиратов.
Здесь мы вплотную подходим к главной загадке Рорика/Рю-
рика.
Задачей Н.Т.Беляева, «крайнего норманиста», как аттестовал
его ВА.Мошин 22, который не сомневался, что Новгород на
Волхове был заложен и построен именно Рориком Ютланд-
ским, было проследить родственные связи и происхождение
своего героя из рода датских Скьольдунгов, тем более, что один
из них, дед Рорика по отцу, носил такое же, крайне редкое для
скандинавов имя. Действительно, как заметил С.А.Гедеонов,
имя "Рюрик" столь же странно для шведского или норвежского
конунга, как для русского князя имя "Казимир" или "Прибы-
слав"23. Другими словами, увлеченный своими генеалогически-
ми изысканиями в Скандинавии, Беляев упустил из вида нечто
более важное: идентичность имени Рорик/Ререк племенному
символу вендов-ободритов, каким был «рарог/ререг», о чем не-
однократно напоминал еще С.А.Гедеонов24.
В наше время имя — всего лишь условное отличие, получае-
мое человеком при рождении в силу семейной традиции, при-
влекательности звучания или по другим причинам. Иным было
22
Мошин В.А. Варяго-русский вопрос. / / Slavia, X, Praha, 1931, S. 517.
23
«Для шведского конунга имя Нгаегекг также странно и необычайно,
как для русского князя имена Казимира или Прибислава; вследствие чего
норманская школа должна или отказаться от шведского происхождения
нашего Рюрика и выводить его уже не из Швеции, а из Дании или Норве-
гии, чем подрывается всё учение знаменитейших корифеев скандинавизма;
или же, по примеру сделанного в отношении к именам «варяг» и «русь»,
прибегнуть к изобретению (никакими, даже косвенными свидетельствами
не утвержденной) формы шведского имени, которая бы подходила к рус-
скому «Рюрик». (Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 192).
24
Там же, с. 191-201.
отношение к имени в древности. Оно характеризовало челове-

ка, указывало на его происхождение, общественное положение,
предопределяло его судьбу. Так было у скандинавов, славян, и
практически у всех народов до принятия ими христианства (а
часто и много позже), после чего имя стали давать в память того
или иного святого, полагая, что во время жизни тот будет опе-
кать новоокрещенного и направлять его поступки, а после смер-
ти - предстательствовать за него на Страшном Суде.
Какое имя получил Рорик при крещении в Ингельгейме,
хроники не сообщают. Оно интересовало только его духовника,
потому что в обиходе оставалось прежнее «языческое» имя. Но в
этом имени, писавшемся хронистами по-разному — Rorik,
Rerek, Rorich, Roerik, Re rig, Horig и т.д., — отчетливо проступает
западнославянское (вендское) слово "ререг/рарог" — 'сокол'.
Последнее чрезвычайно знаменательно, поскольку на прост-
ранстве земель, где проходила жизнь Рорика ютландского, толь-
ко у одного народа сокол («ререп>) был священным племенным
символом — у вендов, т.е. у славян-ободритов. Венды были «со-
колиным народом». Их так и звали — «рарожане», поэтому гер-
манский историк Й.Херрманн совершенно напрасно связал это
имя с др.-исландским геугг - 'тростник', превратив рарожан-
ободритов в «камышников» 25, в то время как ободриты, задолго
до германцев, имели собственное государство, на протяжении
нескольких столетий сопротивлявшееся германской экспансии.
Часто в сагах и европейских хрониках вместо названия «ободри-
ты», «народ вендов» или «войско вендов» употреблялась синтаг-
ма «вендский сокол», отождествлявшая народ и войско с их свя-
щенным символом на военном штандарте. И здесь естественно
задать вопрос: каким образом имя священного символа (собст-
венно, имя народа) оказалось у конунга из рода Скьольдунгов?
Как правило, такое совпадение бывает только в том случае,
если мы имеем дело с эпонимом, именем родоначальника, как
правило, мифического, вроде Jlexa и Чеха, Радима и Вятко, Ро-
мула и Рема и пр. Но Рорик отнюдь не является «культурным ге-
роем», будучи личностью вполне исторической, к тому же вен-
ды — народ, имевший собственные этнонимы. Так что
единственное возможное объяснение этого факта заключено в
сообщении Хольманна, что Хальфдан, отец Рорика, именуемый
в генеалогии мекленбургских герцогов «Готлейбом», был «кня-
зем вендским и ободритским»26. В таком случае Рорик оказывает-
ь
Херрманн Й. Ободриты, лютичи, руяне. / / Славяне и скандинавы. М.,
1986, с. 338 и сл.).
26
Голлманн Г.-Фр. Рустрингия..., с. 57.
ся наследственным вендским (ободритским) князем, получив-

шим по закону наследования не только Шлезвиг, который он
делит со своими племянниками, но и Мекленбург, которым рас-
поряжается единовластно. Последний факт может быть объяс-
нен только одним способом: поскольку Скьольдунги de jure счи-
тались датскими (ютландскими) конунгами, то Ютландия со
Шлезвигом наследовалась всем родом по мужской линии, и
права на них Рорик разделял с сыновьями своих умерших брать-
ев. Наоборот, единоличное наследование Мекленбурга оказы-
валось для Рорика возможным только в том случае, если он по-
лучал его по материнской линии и к этому времени (а так оно и
было в действительности) его братья уже умерли, поскольку их
дети при жизни Рорика правом на это наследство не обладали.
Тот факт, что Рорик по своему происхождению был наполо-
вину — скандинавом, наполовину — славянином, оказывается
весьма характерным для семей датских конунгов, соседивших с
вендами-ободритами. Так Харальд, сын Горма, был женат на То-
ви, дочери Мстивоя, князя ободритов, как об этом говорит воз-
двигнутый ею великолепный рунический камень, а Свен Вило-
бородый, который, как полагают, был их сыном, в свою очередь
женился на вендке, вдове шведского конунга Эрика Победонос-
ного 27. Однако самое замечательное, что на этом возможности
проследить происхождение Рорика и его связи с вендами не
кончаются. Правда, для этого надо вернуться на земли Новгоро-
да Великого.
Естественно задать вопрос: что общего между маркграфом
Фризии, чья жизнь и бурная деятельность прошли вдали от бе-
регов Ладоги и Волхова, и «нашим» Рюриком, кроме отдаленно-
го сходства имен, поскольку теперь с достоверностью известно,
что Новгород на Волхове основан почти столетие спустя после
его смерти? Но, во-первых, как подтвердил Беляев мнение сво-
их предшественников, здесь перед нами не сходство, а тождест-
во имени, причем весьма редкого 28, а, во-вторых, общего ока-
зывается много больше, чем можно предположить.
Беляев считал, что, вернувшись на земли предков, Рорик мог
отправиться с фризскими купцами на восток, охраняя их от пи-
ратов, мог провести какое-то время в Старой Ладоге, а затем мог
вернуться в Ютландию, оставив по себе на Руси добрую память,
как основатель новой колонии на Великом восточном пути 29.
27
Клинд-Енсен О. Рунические камни - зеркало социальных отношений.
/ / Славяне и скандинавы. М., 1986, с. 129.
28
Беляев Н. Т. Рорик Ютландский..., с. 241-245.
29
Там же, с.236.
Примерно так, только умолчав о заимствовании этой идеи от

Н.Т.Беляева и назвав Рорика «одним из мелких датских конун-
гов», реконструировал «основание Новгорода» Г.С.Лебедев 30.
Как полагал Беляев, такая экспедиция вполне могла пройти ми-
мо внимания западных хронистов, но осталась в памяти фри-
зов-русов и новгородских словен, став основой новгородского
летописного сказания.
В последнем, как мы знаем, историк ошибался. Рорик ют-
ландский оставил свой след не на землях Великого Новгорода, а
в памяти вендов-ободритов. Об этом свидетельствуют имена его
«братьев» (Синеус и Трувор), чье происхождение Н.Т.Беляев
связывал с вероятным припевом песни о Рорике на др.-немец-
ком (норренском) наречии (Roerik, signjotr ok thruwar, т.е. 'Ро-
рик, победоносный и верный'), которые, однако, могли быть
усвоены на русской почве только в уже переосмысленном виде.
Другими словами, сказание о приходе Рорика/Рюрика к «слове-
нам» сфрормировалось не на почве Великого Новгорода или
Киева, а значительно ранее, на землях вендов-ободритов, и
лишь много времени спустя было инкорпорировано в ПВЛ в ма-
лоузнаваемом виде.
В этом легко убедиться, поскольку, кроме тех сведений, что
содержатся в ст. 6370/862 г., никаких других следов специфичес-
ки новгородской версии «призвания князей» в раннем русском
летописании исследователь не найдет. До начала XVII в. новго-
родские летописцы и составители сводов довольствовались ис-
ключительно киевской версией ПВЛ, хотя уже с XIII в. в древ-
нерусской (новгородской) письменности начинают проступать
отголоски каких-то западных исторических источников, прямо
утверждающих славяно-датское происхождение Рюрика/Рори-
ка. Только так можно объяснить появление в Комиссионном
списке НПЛ XV в. имени Гостомысла, открывающего список
новгородских посадников, далеко отстоящего по времени от
следующих за ним исторически реальных лиц 31 .
Вторым, несколько более поздним отголоском можно по-
считать «Задонщину» - поэтическое повествование о Куликов-
ской битве, созданное во второй половине XV в. по образцу
«Слова о полку Игореве» и с использованием отдельных фраг-
ментов его текста, в котором упоминается «вещии Боян», пев-
ший славу «первому князю Рюрику» 32.
30
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985, с. 214.
31
НПЛ, с.164.
32
Список ГПБ, собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 9/1086. / /
«Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966,
с. 548 и 551.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК 159
Третьим в этом ряду стоит известное «Послание» митрополи-

та Спиридона-Саввы, написанное в первой четверти XVI в., где
впервые сходятся имена «новгородского воеводы» Гостомысла и
«князя Рюрика», «римска царя Августа рода» из «Прусской земли»,
от которого «в четвертом колене» показан «князь великий Володи-
мер, просветивый землю Русскую святым крещением»33, что долж-
но было удовлетворить генеалогические притязания Василия
III, рожденного от последней византийской принцессы Софьи
Фоминичны Палеолог. Здесь Рюрик назван вместе со своими
легендарными братьями и «племянником Олегом», почерпну-
тым из ПВЛ.
Последним по времени и наиболее законченным в своей
композиционной целостности источником, раскрывающим за-
паднославянское происхождение Рюрика, оказывается пресло-
вутая Иоакимова летопись, частично изложенная, частично
опубликованная В.Н.Татищевым, в которой особенно явствен-
но проступают изначальные черты этого исторического сюжета,
перенесенного с земель Мекленбурга в Приильменье и там пе-
реработанного уже на новгородской почве.
Иоакимова летопись содержит рассказ о князе Славене, ко-
торый, уйдя из Иллирии на север, основал Великий град, на-
званный им «Славенском». По прошествии многих поколений
пришли «варяги», которые наложили на Великий град «дань
тяжку». Не стерпев, горожане послали к князю Буривою, потом-
ку Славена, «испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во Ве-
лице граде». Гостомысл изгнал варягов, установил мир и поря-
док, однако ему некому было наследовать, поскольку его
сыновья погибли в войнах, а дочери были выданы за соседних
князей. Гостомысл обратился за советом к волхвам в Колмогард,
и те обещали ему наследника по крови, чему он не поверил. Од-
нажды после полудня ему приснился сон, что из чрева его сред-
ней дочери Умилы выросло великое и плодовитое дерево, кото-
рое покрыло собою весь Великий град, а от его плодов
насытились люди этой земли. Встав ото сна, он призвал для тол-
кования увиденного волхвов, которые заверили его, что именно
от Умилы произойдет его наследник... И действительно, по
смерти Гостомысла в Великий град был призван сын Умилы Рю-
рик «с братьями и родами их» 34.
В.Н.Татищев и его читатели полагали, что «Великий град»
идентичен Великому Новгороду на Волхове. Таким образом,
33
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях Владимирских. М.-Л., 1955, с.
162.
34
Татищев В.Н. История Российская, т. 1, М.-Л., 1962, с. 108-110.
Рюрик оказывался иноземцем только по отцу, по матери же —

новгородцем, т.е. «словеном». Его приход в давно существовав-
ший Новгород был представлен естественным возвращением на
родину предков и вполне отвечал странной, на первый взгляд,
формуле призвания варягов: «Идите и володейте нами!»
Иоакимову летопись многие историки безосновательно по-
лагают сочинением самого Татищева, считая таким же истори-
ческим подлогом, как и сказание Нестора о Рюрике и варягах.
Между тем, такой взгляд ничем не подтвержден, позволяя гово-
рить о нем, как о весьма поверхностном. В том фрагменте лето-
писи, который нам известен, к сожалению, только по пересказу
В.Н.Татищева, внимательный исследователь обнаруживает от-
рывки из каких-то подлинных, недошедших до нас документов
(например, рассказ о крещении новгородцев), и даже знакомст-
во с текстами северных саг. Последнее прямо относится к «сну
Гостомысла», в котором подчеркивается мысль о преемственно-
сти княжеской власти в Новгороде (и в России) от Гостомысла к
Рюрику по женской линии.
Коллизия весьма любопытная, казалось бы, подтверждаю-
щая скептический взгляд на подлинность Иоакимовой летопи-
си, ибо всё это можно принять как весьма изящно преподнесен-
ный автором исторический прецедент, особенно уместный
именно в то время, когда В.Н.Татищев писал свою «Историю
Российскую», поскольку описанная ситуация соответствовала
обстоятельствам воцарения Гол штейн-Готторпской династии,
присходившей из тех же областей Северной Германии, откуда
был призван и Рюрик. Но не будем спешить. Ведь такие же ал-
люзии уместны были и за сто лет до этого, в середине XVII в.,
когда переписывалась Иоакимова летопись и обсуждалась воз-
можность свадьбы Ирины, дочери царя Михаила Федоровича от
его второго брака, с датским принцем Христианом-Вольдема-
ром, однако вряд ли они повлияли на переписчика (или редак-
тора) этого любопытного памятника нашей письменности.
Дело в том, что литературный прототип «сна Гостомысла»
был зафиксирован гораздо раньше создания Иоакимовской ле-
тописи. Именно такое могучее и раскидистое дерево, обещаю-
щее славное и многочисленное потомство конунгов Норвегии,
исследователь обнаруживает в «Круге земном» Снорри Стурлу-
сона — в саге о Хальвдане Черном, где ствол дерева символизи-
рует сына Рагнхильды, Харальда Прекрасноволосого (в «сне
Гостомысла», естественно, его замещает Рюрик), а раскидистые
ветви — его многочисленное потомство в Норвегии и в сопре-
дельных странах35. Более того. Сюжет о Гостомысле в Иоакимо-
35
Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980, с.40-41.
вой летописи можно было бы посчитать компиляцией эрудита

середины XVII в., если бы не следующее обстоятельство: имя
Хальвдана/Хальфдана Черного совпадает с именем отца Рорика
Ютландского, а имя Гостомысла в исторической реальности
принадлежит князю-ободриту, упомянутому под 844 годом в
Фульденских анналах. Там сообщается, что король баварский и
восточно-франкский Хлодовик подавил «замышляющих изме-
ну» ободритов (т.е. вендов) и убил их князя Гостомысла36.
Здесь есть над чем подумать. Усмирение ободритов и убийст-
во их князя на следующий год после того, как у Рорика была от-
нята Фризия с Рустрингеном, а сам он из верного вассала пре-
вратился в яростного противника франков, наводит на мысль,
что именно тогда Гостомысл с ободритами выступил в его под-
держку, ибо никаких других видимых причин «замышлять изме-
ну», т.е. отпадение от франков, у вендов не было. Поскольку Ро-
рик наследовал Мекленбург после гибели Гостомысла,
последний должен был приходится ему родственником по жен-
ской линии — отцом или братом матери Рорика, в полном соот-
ветствии с теми обычаями датских конунгов брать в жены венд-
ских принцесс, как можно видеть из приведенных выше
примеров.
Предположение о прямой связи исторического Гостомысла с
Рюриком может показаться смелым, но для автора этого сюжета
Иоакимовой летописи Рюрик вполне тождественен Рорику Ют-
ландскому, которого он считал наполовину славянином, выход-
цем из тех самых земель, на которые и в действительности рас-
пространялась его наследственная власть. На чем основывалась
такая уверенность? По-видимому, в его руках находились какие-
то недошедшие до нас хроники вендов, потомки которых, гово-
рившие на виндальском наречии, еще в XVII в. жили на землях
своих предков в Померании, тогда как другая их группа, прямо
именовавшая себя «варягами», в конце XVIII в. проживала в ок-
рестностях Копорья, свидетельством чему является приведен-
ная мною в очерке о «варягах» записка Екатерины II одному из
ее секретарей 37. Когда эти тексты могли оказаться в Новгороде
на Волхове? Сейчас на этот вопрос аргументированного ответа
нет. Они могли попасть сюда при оккупации Новгорода корпу-
36
«Hludowicus Obodritos defectionem molientes bello perdomuit occiso rege
eorum Goztomuizli terramque illorum et populum sibi divinitus subiugatum per
duces ordinavit» (Annales Fuldenses, anno 845. / / Ausgewahlte Quellen zur
deutschen Geschichte des Mittelalters. Herausgegeben von R.Buchner. Band VII,
Berlin, 1960, S. 32).
37
Бильбасов ΒΛ. История Екатерины II, т. XII, ч. 1. Берлин, б/г, с. 337.
сом Делагарди в начале XVII в., могли находиться «под спудом»

во владычной библиотеке, и пр., даже (хотя это представляется
мне маловероятным) попасть туда в первой половине XI в., ког-
да на Руси впервые прозвучали имена Рорика/Рюрика и Госто-
мысла, давшие начало легенде о призвании князей.
Но мнение — не аргумент, к тому же определение времени
появления этих текстов в Новгороде практически ничего не ме-
няет в наших представлениях.
Поэтому вернемся к Рорику, так как совпадения сведений
Иоакимовой летописи с действительностью IX в. не кончаются.
Столицей вендов-ободритов, в которой обитал Гостомысл, упо-
мянутый в Фульденских анналах, был город, носивший не-
сколько названий: у славян — Велиград, т.е. «Великий город», у
латинских хронистов — Магнополис, что является калькой пре-
дыдущего, у саксов — Михелинбург (откуда современный «Мек-
ленбурп>), у скандинавов — Микилингард и, наконец, у датчан —
Рерик, т.е. «Сокол»38. Другими словами, сведения «Иоакимовой
летописи» о «Великом граде», где княжил Гостомысл и куда был
приглашен Рюрик, полностью отвечают историко-географиче-
ской реальности.
Что же касается священного для славян имени, то Рорик Ют-
ландский получил его не случайно. Это же имя носил его дед по
отцовской линии — «Рорик, метатель колец», что на образном
языке той эпохи означало 'щедрый'. Подобно деду, Рорик Ют-
ландский был властителем вендов, по линии матери был связан
с ними кровными узами, защищал их от северных пиратов и в
известной степени представлял этот народ, будучи сам «венд-
ским соколом». Не потому ли он так и стремился освободить эти
земли от власти Инглингов, отдав в обмен за них в 854 г. вторич-
но пожалованную ему в 850 г. Фризию? Между тем, он с рожде-
ния был связан тесными вассальными узами с фризами Руст-
рингена, называвшими себя «рос», этим народом купцов,
разбойников и мореходов, которые составляли его дружину и
чьи торговые караваны он охранял, разделяя с ними получен-
ную прибыль, как то было принято в его эпоху. Поэтому, полу-
чив «вендское наследство», Рорик был прямо заинтересован в
переселении фризов на славянские земли Мекленбурга («пояша
по себе всю русь»), когда участившиеся набеги северных викин-
гов («варягов из-за моря») начали опустошать, а потом оконча-
тельно разорили некогда цветущую страну.
38
Херрманн Й Ободриты, лютичи, руяне..., с.338 и сл.).
Возвращение Рорика сначала в хорошо известный на сла-

вянском Поморье Старгород (Старгард, Альденбург), в сканди-
навских сагах часто фигурирующий под именем Альдейгьюбор-
га, т.е. Старой Ладоги (впрочем, существует еще более
фантастическое отождествление Алаборга саг с окрестностями
нынешнего Олонца 39), а затем и в Рерик/Мекленбург, который
незадолго до того был разрушен викингами, а теперь заново от-
строен Рориком (не отсюда ли «Новгород»?), всё отчетливее
проясняют нам личность Рорика и те исторические обстоятель-
ства, с ним связанные, которые так или иначе отразились в со-
общении ПВЛ о «призвании князей». Рорик действительно дол-
жен был прийти в славянские земли с «русью» Рустрингена,
только не на берега Волхова, а на берега Мекленбургской бухты.
О наличии в Альденбурге (Старгарде) колонии фризов еще в се-
редине XII в., переселенных сюда в IX в., прямо пишет в своей
хронике Гельмольд40. Более того, обращение к исторической ге-
ографии славянского Поморья обнаруживает там, кроме вновь
отстроенного Мекленбурга, существование ряда «Новгородов»,
каждый из которых мог стать ареной описанных событий, пре-
доставив возможность древнерусскому летописцу использовать
сюжет из истории западных славян для создания отечественной
династической легенды.
Наиболее серьезным аргументом в пользу подобного истол-
кования текста может служить тот факт, что ни сам основатель
(Рюрик), ни «русь», от которой «стала называться земля Рус-
кой», не оставили никаких зримых следов своего пребывания в
Новгороде на Волхове - ни в памяти жителей, ни в письменно-
сти, ни в топонимике, ни в самосознании новгородцев. В отли-
чие от обитателей южнорусских земель, новгородцы категори-
чески отказывались отождествлять себя с «русью», а киевляне в
ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. считали их происшедшими «от рода варяжска» [Л.,
20]. Имеющиеся вокруг Новгорода и Ильменя топонимы и гид-
ронимы с корнем рос-/рус-, на которые пытаются опереться
сторонники норманской версии «призвания Рюрика» («ruotsi» и
пр.), и в самом деле могут восходить к финским наречиям, одна-
ко указывают не на самоназвание обитателей этих мест, а на ок-
ружающую финноязычную среду, в которую попали западно-
славянские колонисты, — среду, которая называла пришельцев
по-своему и присваивала местам их обитания свои имена 41 .
39
Глазырина Г.В. Alaborg «Саги о Хальвдане, сыне Эйстейна». К истории
Русского Севера. //ДГ, сб. 1983. М., 1984, с. 207.
40
Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 138 и 228.
41
Попов A.M. Названия народов СССР..., с. 46-63, особенно с. 59, где ав-
6*
Даже название Рюрикова городища, на которое порой ссы-

лаются авторы, малосведующие в истории Новгорода, как и
большинство подобных якобы «исторических» топонимов, по-
явилось только в начале XIX в. 42 , когда в результате распростра-
нения грамотности и массовой исторической литературы крае-
веды по всей России приступили к фабрикации легенд,
приуроченных к тем или иным историческим местам. В дейст-
вительности, начиная с древнейших новгородских летописей,
Рюриково городище именовалось всегда только «Городищем»
(т.е. 'городом', 'укреплением') 43 . Если же говорить о Рюрике как
об основателе династии, с чем непосредственно связан «норма-
низм» отечественных и зарубежных историков, то им, кроме
уже перечисленного, следует сначала объяснить беспрецедент-
ный факт полного забвения этого «основателя», во всяком слу-
чае, до середины XI в., когда его имя впервые получает внук
новгородского князя Владимира Ярославича, Рюрик Ростисла-
вич, в последующем князь перемышльский. Поэтому попытки
современных «младонорманистов», в конце концов признав-
ших тождество «нашего Рюрика» с Рориком Ютландским,
маркграфом фризским, следом за Н.Т.Беляевым и ГЛовмян-
ским «привести» его в Ладогу, а там и в Новгород на Волхове44,
оказываются всего только подменой одной легенды другой,
столь же несостоятельной.
Раз и навсегда мы должны смириться с тем, что Рюрик ПВЛ
в реальной истории Новгорода на Волхове — всего только леген-
да и, подобно поручику Киже, на Руси «фигуры не имеет». Но
именно в этом легендарном аспекте он представляет огромный
интерес как для понимания раннего периода нашей отечествен-
ной истории, так и для истории западных славян, похоже, ока-
завших известное влияние на духовную жизнь новгородцев в
XII-XV вв. и даже в более позднее время, что нашло отражение
на страницах поздних новгородских летописей. Поэтому, как бы
ни писалась русская история, фигура Рюрика, «родоначальника
Рюриковичей», будет оставаться ключевой для понимания тех
процессов, с которыми ее связывали и еще будут связывать ис-
торики. Более того, скрупулезное изучение личности историче-
ского Рорика (фризского или ютландского) и событий, с кото-
рыми он был действительно связан, дает в руки исследователя
тор совершенно не учитывает «антирусских» настроений древних новго-

родцев.
42
Носов Е.Н. У истоков Новгорода. / / Славянский средневековый го-
род..., т. 2, с. 272.
43
НПЛ, указатель.
44
Лебедев Г.С. Эпоха викингов..., с. 214.
новый и поистине бесценный материал для понимания истори-

ческого процесса и событий IX в., отмеченных ПВЛ, и, таким
образом, вводящих начальные этапы формирования древнерус-
ского государства в контекст истории общеевропейской, кото-
рую мы до сих пор игнорируем, рассматривая факты ΙΧ-Χ вв.
исключительно в современных политических границах бывше-
го СССР или дореволюционной России.
В чужеродности Рюрика, вероятно, и таился «камень претк-
новения» для норманистов и их оппонентов, не осмелившихся
предположить, что ст. 6370/862 г. рассказывает не о кульминаци-
онном событии русской истории, а пересказывает историчес-
кий сюжет, заимствованный со стороны и адаптированный к
новой историко-географической реальности. Последнее каса-
ется не только рассказа о Рорике/Рюрике. По всей видимости,
многие сообщения ПВЛ, связанные как с «Киевом», так, в осо-
бенности, с «Новгородом» («месть Ольги», конфликт «новго-
родцев» с «варягами» и др.) могут иметь стороннее происхожде-
ние для Киева на Днепре и для Новгорода на Волхове. На это, в
частности, указывает фантастический путь «из варяг в греки» по
Ловати и Днепру, изобретенный летописцем, тогда как подлин-
ный путь шел по Висле и Одеру на Дунай — путь, которым из
Новгорода (поморского) могли уйти на юг Аскольд и Дир, лето-
писные сподвижники Рюрика/Рорика, появившиеся в 860 г. с
«росами» под стенами Константинополя 45 .
45
Составители европейских хроник, особенно авторы жизнеописаний
замечательных людей средневековья, заимствовали из других сочинений
сюжеты и целые новеллы, перенося действие, например, как в Житии св.
Ансгария, на которое ссылаются все исследователи славяно-скандинав-
ских отношений, с берегов Средиземного моря на берега Балтики. Таков
рассказ о нападении шведских викингов на два города куршей, «Зееборг» и
«Апулию», хотя последнее название и содержание отрывка могло бы навес-
ти на мысль, что речь идет о военных действиях норманнов в Южной Ита-
лии XI в. Что из этого получается, см., например: Мошин В А. Начало ру-
си..., с. 289-290; Ковалевский С.Д. Образование классового общества и
государства в Швеции. М., 1977, с. 106; Ловмянский X. Русь и норманны. М.,
1985, с. 117.
Подобные «неувязки» обнаружил в свое время И.АЛебедев в IV книге
«Деяний императора Фридриха I», которая, как и кн. III, приписывается
перу его нотария Рагевина. В гл. 38, «где Рагевин сообщает о воспитании и
характере Генриха Льва, для характеристики молодого Вельфа он сперва
буквально выписывает известие о Югурте из 6 главы Саллюстия, затем из
того же Саллюстия слова о Катилине в главах 53 и 54, и всё это прилагает к
Генриху Льву. Таким образом, драгоценные биографические подробности
сводятся почти к тому, что молодой саксонский герцог охотился за львами в
горах Африки. Один немецкий историк так и принял за чистую монету эти
Здесь мы подходим к вопросу, с неизбежностью встающему

перед каждым исследователем древнерусской «княжеской ле-
генды»: каким образом Рорик/Рюрик, в действительности не
ступавший на берега Волхова и вообще на территорию Восточ-
ной Европы, мог оказаться родоначальником российских «Рю-
риковичей», вспомнивших о своем происхождении почти через
двести лет после его смерти? Каким образом и почему эта леген-
да оформилась в Киеве на Днепре в XII в., а уже потом без воз-
ражений была принята в составе ПВЛ в Новгороде на Волхове?
Последнее выглядит особенно странно, поскольку признание
новгородцами легенды о призвании первого князя позволяло
«Рюриковичам» рассматривать исконно вечевую республику,
приглашавшую и изгонявшую князей, как свою «дедину и отчи-
ну», что было окончательно закреплено de jure только в XV в.
Первоочередную роль, на мой взгляд, здесь сыграли два пути
славянской колонизации пространств Восточной Европы, что
привело к образованию двух совершенно различных по своей
природе и структуре государственных образований древней Ру-
си — Новгородской торгово-вечевой республики на севере и
«государства рюриковичей» с центром в Киеве на Днепре — на
юге.
Заселение новгородских земель и формирование на них еди-
ной административной системы «пятин» шло из земель запад-
ных (поморских) славян при активном участии торговых горо-
дов, привыкших рассматривать князя с его дружиной всего
лишь как исполнительный придаток власти. Новгородская ве-
чевая республика складывалась и развивалась по образцу запад-
нославянских, а затем северогерманских вольных городов 46.
Такие города-республики, жившие ремеслом, торговлей, освое-
нием новых территорий и новых рынков, в своей деловой актив-
ности были равнодушны к прошлому: оно не задерживало их
ложные подробности» (Лебедев И.А. Обзор источников по истории балтий-

ских славян с 1131 по 1170 год. М., 1876, с. 85).
Столь же откровенно поступали и древнерусские авторы, как об этом
напоминал А.А. Шахматов в связи со сказанием о крещении Владимира
Святославича: «Русское сказание перелицовывало болгарское; русский
компилятор поступил почти так же, как Нестор, воспользовавшийся для
составления жития Феодосия - болгарским переводом Жития Саввы...»
(Шахматов АЛ. Один из источников летописного сказания о крещении
Владимира. / / Сборник статей по славяноведению, посвященный проф.
М.С.Дринову. Харьков, 1908, с. 74).
46
Рыбина ЕЛ. Новгород в системе балтийских связей. / / Славянский
средневековый город..., т. 2, с. 326-333.
внимания, поскольку сами они жили настоящим и были устрем-

лены в будущее. Можно полагать, что в среде их жителей цирку-
лировало множество историй об удачливых согражданах, о тор-
говых экспедициях, о товарах и ценах, об опасностях,
подстерегающих торговца на том или ином пути, но всё это не
требовало фиксации, тогда как легенды о прошлом для новго-
родцев Χ-ΧΙ вв. не представляли реального интереса. Они не не-
сли актуальной информации, а потому и не фиксировались. Не
случайно, что и собственно новгородское летописание возник-
ло много позднее, чем в Киеве, и по киевскому образцу: сокра-
щая ПВЛ и «пристраиваясь» к ней в дальнейшем.
Иначе дело обстояло на юге России, где изначально склады-
валось централизованное государство с наследственной княже-
ской властью, феодальным правом, иерархичностью общества,
институтами власти, повторяющими не только структуру запад-
ноевропейских монархических государств, но даже титулатуру
владетелей ("светлый князь", "наша светлость"), зафиксирован-
ную в договоре 6420/912 г. [Ип., 24] Здесь всегда остро стоял во-
прос о легитимности, поскольку у каждого претендента на пре-
стол оказывалось большое количество детей, в том числе и
внебрачных, от наложниц, так что после ряда мероприятий в
области законодательства в XI в., регламентации наследования
земель (уделов) и притязаний на киевский «стол», а, равным об-
разом, большого количества иностранных браков, вопрос об
«основателе» с помощью фигуры Рорика/Рюрика получил в
XII в. не только приемлемое, но и вполне своевременное разре-
шение.
С именем Рорика, а, точнее, с символом, представленным
этим именем, оказывается связан еще один сюжет, восходящий
к первой четверти XI в.
Речь идет о схематическом изображении падающего сокола-
ререга, который появляется на знаменитых «малых сребрениках
Ярослава» вместо классического «трезубца» Владимира I или
его модификаций на монетах других князей. Появление этих
монет, как и «больших» сребреников Ярослава, резко выпадаю-
щих из типа остальных монет этого ряда и, более того, найден-
ных исключительно на берегах Балтики 47, в том числе в райо-
нах славянского Поморья, представляет одну из загадок древней
русской истории, поскольку находки монет других древнерус-
ских князей начала XI в. концентрируются преимущественно в
Среднем Поднепровье.
47
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет Рос-
сии. Сводный каталог русских монет Χ-ΧΙ веков. Л., 1983, с. 196-203.
Замечательные по своему изяществу монеты, выполненные

резчиком штемпелей по типу западноевропейских денариев,
нумизматы датируют первой четвертью XI в. и даже более точно
- двадцатыми годами указанного столетия. Основанием столь
точной даты, кроме имени Ярослава, служат следующие сообра-
жения: 1) соответствие этих монет европейскому типу в отличие
от остальных монет киевских князей; 2) находки монет исклю-
чительно в балтийском регионе, в том числе и в Мекленбурге;
3) предположение, что монеты чеканились Ярославом исклю-
чительно для расплаты с наемниками-варягами; 4) время кня-
жения Ярослава (Владимировича) в Новгороде до отхода в Киев.
Согласиться с этими аргументами мешает одно обстоятельство:
для того, чтобы чеканить монеты с такой символикой, Ярослав
должен был не только знать легенду о Рюрике применительно к
Новгороду, но и усвоить понятие о происхождении княжеской
династии на Руси, как «рюриковичей», от мекленбургеких
(вендских) князей. В том, что так могло быть, свидетельствуют
монеты; в том, что Ярослав еще не рассматривал Рорика ют-
ландского в качестве родоначальника русских князей, убеждает,
во-первых, «Похвала Владимиру» в «Слове о законе и благода-
ти» митрополита Илариона, сказанном в присутствии Ярослава
и его семьи 48, где обойден молчанием Рюрик и основателем ди-
настии русских князей назван «Игорь Старый» 49, а, во-вторых,
большая редкость этого имени даже в великокняжеской семье50.
Всё это заставляет думать, что, возможно, речь идет о разных
Ярославах, никак друг с другом не связанных. Но это уже другой
сюжет, который не мог предполагать ни новгородский книж-
ник, ни киевский сводчик середины XI в.
Итак, подводя итоги рассмотрению фигуры Рюрика, пред-
ставленной в ст. 6370/862 г. ПВЛ, остается констатировать пол-
ную внеисторичность легенды о «призвании» по отношению к
Новгороду на Волхове и древнерусскому государству в целом
как «варягов» с «Рюриком», так и приглашавших их «чудь, сла-
48
с. 91.
49
Такое определение, безусловно восходящее к определению возраста
Игоря в соответствии с хронологией ПВЛ, полученной в результате ее хро-
нометрирования уже в XII в., если не еще позже, ставит вопрос о возможно-
сти переработки текста Илариона уже в следующем столетии.
50
Из других носителей этого имени, кроме указанного уже Рюрика Рос-
тиславича, умершего в 1092 г., в домонгольское время известны только
1) еще один Рюрик Ростиславич (до 1157 - 1212 гг.), сын Ростислава Мсти-
славича, и 2) Рюрик Ольгович (до 1171 - 1204 г.), сын Олега Святославича.
вен, кривичей и веси», заимствованных из какой-то эпонимиче-

ской легенды, до нас не дошедшей. С другой стороны, реконст-
рукция биографии реального Рорика Ютландского и связанных
с ним событий по-новому ставит многие вопросы уже собствен-
но русской истории, в том числе о 1) правомерности использо-
вания термина «рюриковичи» ранее XVI в., поскольку до этого
он отсутствует в письменных источниках, и 2) о воздействии за-
паднославянской (вендской) письменности на новгородскую
культуру и пр. Но всё же главным итогом этого рассмотрения
должно стать признание полной чужеродности Рюрика/Рорика
для истории России, с которой он оказался столь прочно связан
благодаря тенденции летописцев и консерватизму мышления
многих поколений отечественных историков.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ

В КОНСТАНТИНОПОЛЬ
Если Рюрик в русской истории оказывается всего только

фантомом, тенью, отброшенной на пространства Восточной
Европы Рориком ютландским или фризским, то Олег выступает
в ПВЛ первой фигурой, чье существование подтверждается да-
тированным документом — договором, заключенным этим кня-
зем с греками 2 сентября 911 (6420 «сентябрьского») года. К со-
жалению, этот безусловно исторический факт не облегчает
работу исследователя, приступающего к выяснению личности
одного из самых загадочных персонажей ранней русской исто-
рии, награжденного прозвищем «вещий», т.е. 'мудрый', 'знаю-
щий', а если следовать значению этого слова у кашубов (на тер-
ритории «варяского Поморья»), то и 'оборотень', 'упырь' \
Несмотря на кажущееся обилие сведений об Олеге, рассы-
панных по страницам ПВЛ, начиная со ст. 6387/879 г. и кончая
ст. 6420/912 г., которая после рассказа о смерти князя от змеи,
выползшей из черепа любимого коня, завершается выпиской из
хроники Георгия Амартола об Аполлонии Тианском и пророче-
ствах 2, все они, за исключением договора 6420/912 г., оказыва-
ются малодостоверны и прямо легендарны. Последнее может
быть объяснено тем обстоятельством, что наличие в этих новел-
лах характерных фразеологических оборотов, использование
топографических ориентиров, проведение идеи тождества «сло-
вен», «полян» и «руси», а также текстов, заимствованных из хро-
ники Георгия Амартола, указывает на их принадлежность перу
«краеведа-киевлянина», работавшего в первой половине XII в.,
1
Перволъф И. Германизация балтийских славян. СПб., 1876, с. 55,
прим. 2.
2
Шахматов А .А. «Повесть временных лет» и ее источники. / / ТОДРЛ,
IV, М.-Л., 1940, с. 50-52.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ 171
или же — на кардинальную переработку им каких-то предшест-

вующих текстов, которые содержали договор с греками и преда-
ние о чьей-то смерти от коня по возвращении из похода. Одна-
ко и этот, уже переработанный в первой половине XII в. текст,
как можно полагать, испытал в составе ПВЛ большие сокраще-
ния, вызывающие недоуменные вопросы.
Начать следует с происхождения Олега, о котором, в сущно-
сти, ничего не известно. Он появляется, как deus ex machina, в
момент смерти Рюрика лишь для того, чтобы тот мог передать
ему своего малолетнего сына Игоря и основанное им государст-
во. Подобную мотивацию, следом за другими историками, мож-
но было посчитать реальной, если бы не противоречия, из кото-
рых три сразу же переводят ее в разряд откровенного вымысла:
немедленный после смерти Рорика/Рюрика уход Олега из Нов-
города, хронологическая несовместимость Олега и Игоря, о чем
я буду говорить в связи с Игорем, и отсутствие у реального Рю-
рика/Рорика мужского потомства. Наименование Олега «воево-
дой» Рюрика [НПЛ, 107], его «родственником» [Л., 22] или «пле-
мянником»3, следует отнести к разряду домыслов, поскольку оба
его реальных племянника, Родольф и Годефрид, как известно,
не дожили до 90-х гг. IX в. Другими словами, исследователь име-
ет здесь дело с попыткой связать Рорика/Рюрика через Олега с
Игорем, Ольгой и Святославом.
Между тем, Олег, безусловно, был князем, причем наследст-
венным князем, т.к. в тексте договора 6420/912 г. он представлен
с титулом «светлости», что могло иметь место только в том слу-
чае, если константинопольский двор был абсолютно уверен в
правомочности Олега претендовать на графское или княжеское
достоинство. Попытка Б.А.Рыбакова представить его «норман-
ским конунгом, незаконно и лживо овладевшим Киевом» 4, изна-
чально ошибочна, поскольку преамбула договора 6420/912 г. по-
казывает наличие в его государстве структурированного
аристократического вассалитета (наличие «под его рукой» дру-
гих князей и бояр). Можно предположить, что Олег являлся от-
прыском какой-то боковой (женской) линии Скьольдунгов, од-
нако его пребывание в Новгороде на Волхове и последующую
экспедиция именно по тому пути «из варяг в греки», который
обозначен в «хождении» апостола Андрея, с захватом Смолен-
ска и особенно Любеча, следует отнести целиком на счет «крае-
веда».
3
4
с. 179.
Иначе стоит вопрос с приходом Олега в Киев и убийством

Аскольда и Дира.
Если предание о Кие как основателе города на Днепре (и на
Дунае!) могло существовать самостоятельно, будучи только ис-
пользовано «краеведом», внесшим в него элементы полемики с
«невегласами», как это можно видеть и по поводу крещения Вла-
димира в Корсуни, то пребывание Аскольда и Дира на берегах
Днепра ничем до сих пор пока не подтверждено, причем не толь-
ко из-за разнесенности их могил на территории древнего Киева
(ссылаясь на М.С.Грушевского, АА.Шахматов отмечал, что «они
похоронены в разных местах города Киева, отстоящих друг от дру-
га на добрые полмили»5). Их связь с Рориком/ Рюриком объясня-
ется теми же причинами, что и отношение к Рюрику Игоря, воз-
никншими под пером «краеведа», который использовал
фрагмент из Продолжателя Амартола 6, чтобы пополнить его
именами узурпаторов, с которыми расправился Олег. Между
тем, отсутствие этих имен в греческом тексте хроники Георгия
Амартола лишает какой-либо достоверности их появление в до-
статочно поздних списках ее болгаро-русского перевода, осуще-
ствленного, как считал В.М.Истрин, не ранее середины XI в. 7 .
Сложность заключается еще и в том, что для нас совершенно
неизвестно, в какой Киев и к каким «полянам» приходит Олег и,
соответственно, где именно у него произошел конфликт с этими
столь доверчивыми «варягами», как можно понять, менее всего
собиравшимися оказывать сопротивление пришельцам. По-
скольку же события истории Руси ΙΧ-Χ вв., изложенные в ПВЛ,
во многом оказываются отражением представлений о прошлом
книжника первой половины XII в. (самыми ранними хроноло-
гическими ориентирами для ст. 6390/882 г. являются упомина-
ния церквей св. Николая и св. Ирины, а также замечание о
«варягах», которым шла дань от Новгорода «еже до смерти Яро-
славли»), гипотеза Б.А.Рыбакова об Аскольде и Дире, как авто-
хтонных славянских правителях «полян-руси» 8, разработанная
затем М.Ю.Брайчевским 9, представляется малоубедительной,
5
Шахматов АЛ. Разыскания о древнейших русских летописных сводах.
СПб., 1908, с. 320.
6
7
переводе, т. I. Пг., 1920, с. 510; т. 2. Пг., 1922, с. 294; Шахматов АЛ. «Повесть
временных лет» и ее источники..., с. 48-49.
8
9
Брайчевський М. Лггопис Аскольда. Вщроджена пам'ятка дев'ятого
столптя. / / «Ки1в», 1988, № 2, с. 146-170; он же. Утверждение христианства
на Руси. Киев, 1989, с. 42-88.
хотя само их присутствие в середине IX в. в Причерноморье

вполне вероятно.
Более того, новелла о приходе Олега в Киев (не будем уточ-
нять — в какой) при внимательном рассмотрении допускает
предположение, что она изначально была связана именно с Ас-
кольдом и Диром, которые нашли «бесхозный» городок «и нача-
ста владети Польскою землею» [Ип., 15]. Дело в том, что в ст.
6390/882 г. уже давно отмечена загадочная лексема "придоста"
(«и придоста къ горамъ Киевьскымъ»), выдающая форму двойст-
венного числа глагола среди остальных форм единственного
числа, что естественно для рассказа об Олеге («поиде Олгъ, по-
емъ вой свои... и прия... и посади... и посла... и седе»). На это обра-
тил внимание еще А.А.Шахматов, предположив, что в так назы-
ваемом Начальном своде множественное число, связанное с
Олегом и его воинами, редактор заменил на двойственное (Олег
и Игорь), которое уже в ПВЛ было выправлено на единствен-
ное10. С этим трудно согласиться, во-первых, потому, что данная
фраза содержит топоним "горы Киевские", характерный для
«краеведа», а, во-вторых, она присутствует во всех списках ПВЛ
Лаврентьевского и Ипатьевского изводов, заставляя считать ее
характерной для их общего архетипа. Скорее всего, здесь перед
нами очередное сокращение текста, какое можно наблюдать в
ст. 6551/1043 г., в результате чего некий «Иван Творимирич» ока-
зался «воеводой Ярослава» (при названном ранее «Вышате, отце
Яня»). На самом деле текст сообщал, что Иван Творимирич взял
в свой корабль не только «князя», но и «воеводу Ярослава», т.е.
Вышату, как можно видеть по Воскресенскому списку и . Вместе
с тем, можно допустить, что в интересующем нас тексте речь
первоначально шла не об Олеге, а об Аскольде и Дире, отсюда и
двойственное число, которое потом «краевед» выправлял на
единственное, заменяя братьев — Олегом...
Появление сведений об Олеге, первом достоверном русском
князе, открывало перед автором ПВЛ возможность включения
«полян» (т.е. киевлян) через «русь» (поскольку в рассказе о Ро-
рике/Рюрике «русь» уже оказывалась славянской) в историю
славян вообще и тем самым — в мировую историю. Несмотря на
то, что единство «словен» и «полян» было подробно разработано
во вступительной части ПВЛ, «краевед» не оставил эту мысль и
в последующем, напоминая о словено-руском единстве в ст.
6370/862 и 6390/882 гг. Однако поворотным пунктом в истории
«полян» под пером «краеведа» стало появление Олега с полиэт-
10
11
нической «русью» под угорами Киева, когда маленькое и ничем

не примечательное племя оказывается частью не только обшир-
ного славянского мира, но и становится причастным апостоль-
ской проповеди, приуготовляющей их к воссоединению с хрис-
тианской Церковью, а сам «городок на горе» объявляется «мати
городомъ рускымъ» 12. Для такого торжественного завершения
им был использован фрагмент Сказания о грамоте словенской,
выделенный в свое время АА.Шахматовым в качестве отдель-
ного «Сказания о преложении книг» (ст. 6406/898 г.), будучи
предварен замечанием, что «бе бо единъ языкъ словенескъ», к ко-
торому принадлежат «и поляне, яже ныне зовомая русь» [Ип., 18].
Однако подлинным апофеозом звучит здесь завершающая экс-
курс об истории славянской грамоты приписка, безусловно
принадлежащая «краеведу», о том, что «словеньску языку учитель
есть Павелъ, оть негоже языка и мы есме русь; темже и намъ, руси,
учитель есть Павелъ апостолъ... аще и поляне звахуся, но словень-
скаяречьбе» [Ип., 20].
Разрывы между фразами единого рассказа, заполненные
«пустыми годами» или сведениями, почерпнутыми из хроники
Амартола, убеждают в отсутствии сплошной погодной сетки на
момент работы «краеведа» над ПВЛ. Это же можно видеть и по
естественному продолжению сюжетных прядей, одной из кото-
рых является тема «козарской дани». Поднятая во «введении» и
продолженная в ст. 6367/859, 6370/862, 6392/884 и 6393/885 гг.,
она находит свое завершение в ст. 6472/964 и 6473/965 гг. о похо-
дах Святослава на «козар», обозначая гигантский разрыв, запол-
ненный сведениями об Олеге, Игоре и Ольге, не имеющих, сле-
довательно, никаких контактов с «козарами». Разрыв этот тем
более ощутим, что в ст. 6472/964 — 6473/965 гг., представленных
единым текстом, можно видеть безусловное продолжение ст.
6392/884 - 6393/885 гг. о северах, радимичах и вятичах, дающих
«козарам» дань «по щелягу», которую Олег [Ип., 17], а затем Свя-
тослав [Ип., 53], переводят на себя.
Похоже, перечисление войн и походов Олега на окрестные
племена нужно было «краеведу» лишь для того, чтобы потом по-
слать все эти этносы с Олегом на Царьград, поскольку ни одно
из этих событий не имеет своего внутреннего содержания и це-
ли. Иначе обстоит дело с древлянами/деревлянами. Если в рас-
сказе о расселении восточнославянских племен все они «живяху
12
Любопытную и единственную параллель к этому месту С.А.Гедеонов
обнаружил в «Жизни св. Отгона Бамбергского», где Штеттин точно так же
назван «матерью городам» в земле Померанской (Гедеонов С.А. Варяги и
русь. СПб., 1876, с. 356).
в мире» [Ип., 9], то уже через несколько строк оказывается, что

«деревляни живяху зверьскимъ образомъ, живуще скотьскы» [Ип.,
10]. Далее можно заметить коренной перелом во взглядах автора
на древлян/деревлян, потому что поляне оказываются «обидими
деревляны и инеми околными» (что плохо согласуется с мечами,
выданными полянами вместо дани «козарам»), поэтому первым
действием Олега после занятия им Киева становится поход «на
древляны», которых он «примучил».
Такая случайная для князя акция оборачивается жизненной
проблемой для Игоря, и окончательно разрешена, похоже, даже
не Ольгой, а Владимиром после гибели Олега Святославича, по-
следнего «деревлянского» князя. Не значит ли это, что и здесь,
прослеживая такие сюжетные пряди, принадлежащие предше-
ствующему по времени тексту, их разрывы обусловлены необхо-
димостью помещения известий об Олеге?
Подобное ощущение усиливается, когда мы подходим к рас-
смотрению основных событий жизни и деятельности Олега,
представленных ПВЛ, — похода на Константинополь, заключе-
ния мира с греками и последующей смерти князя, являющих со-
бой единый текст, разорванный вставками годов, заметок о син-
хронных событиях и дополненный «краеведом» рассказом об
Аполлонии Тианском и пророчествах.
Согласно новелле ПВЛ под 6415/907 г., Олег отправился под
стены Царьграда «на конехъ и в кораблехъ, и бе числомъ кораблий
2000», что является таким же преувеличением, как и перечис-
ленные летописцем племена, участвовавшие в походе, посколь-
ку на самом деле вряд ли его силы превышали 100-200 кораблей,
как показано в Комиссионном списке НПЛ [НПЛ, 108]. Сухо-
путных войск у Олега не было вообще (кроме росов, т.е. «мор-
ской пехоты»), поэтому среди его союзников могли быть только
«словены» 13, которым, согласно анекдоту, были даны самые до-
рогие, «кропийные» (т.е. шелковые) паруса в отличие от «паволо-
читых» (златотканных), которых потребовала себе «русь» [Ип.,
23]. Текст договора «словен» не знает. Впрочем, это не удиви-
тельно, поскольку никто из византийских историков не знает и
о каких-либо военных действиях на Босфоре в 907 г. Вот почему
удачный поход Олега под стены Царьграда, завершившийся
мирным договором, открывшим беспрепятственные торговые и
13
Последнее вызывало удивление еще у И.Д.Беляева, который задавал-
ся вопросом: «Куда девалась конная рать, если дань требуют только на ко-
рабли?» (Беляев И.Д. Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика в Новгород.
/ / Временник МОИДР, кн. 15, М., 1852, с. 41).
дипломатические отношения между греками и «русью», неиз-

менно привлекал внимание исследователей как содержащими-
ся в рассказе реалиями, так причинами и степенью вероятности
изложенных событий 14.
В данной ситуации естественно предположить, что весь рас-
сказ был вьщуман «краеведом» 15, однако он содержит ряд дета-
лей, последовательность которых заставляет думать, что и здесь
автор использовал какой-то текст о реальном событии, а не
только «странствующий сюжет» средневекового и даже еще бо-
лее древнего фольклора 16.
Подойдя к Константинополю и найдя вход в Золотой Рог за-
мкнутым цепью, Олег со своим войском высадился перед горо-
дом и приказал выволочить корабли на берег, после чего «повое-
вал» окрестности Константинополя, «много убийство створи
греком и полаты многы разбита, а црькви пожьгоша... елико же
ратнии творять» [Ип., 21], что послужило основанием для исто-
риков говорить о жестокой войне между «русью» и греками. Од-
нако вся эта картина является интерполяцией, основанной на
рассказе Продолжателя хроники Георгия Амартола о нападении
«руси» на Константинополь в 941 г. и Жития Василия Нового 17,
причем «2.000 кораблей», скорее всего, возникли из цифры, со-
держащейся в рассказе Амартола о нападении «руси» на Кон-
стантинополь в 860 г., где указаны 200 судов 18, увеличенной для
эффекта в десять раз. Вопрос в другом: было ли у Олега действи-
14
М., 1956, с. 100-127; Сахаров А.Н. Поход Руси на Константинополь в 907 г. / /
ВИ, 1977, № 6, с. 72-103; он же. Дипломатия древней Руси: IX - первая по-
ловина X в.. М., 1980, с. 84-89; и др.
15
В.Д.Королюк, останавливаясь на перечислении славянских племен,
участвовавших в походе, сопоставляя их с этногеографическим «введени-
ем» ПВЛ и с реальной ситуацией в Восточной Европе X в., прямо пишет,
что «летописный текст 907 г. следует рассматривать как творчество истори-
ографа XII столетия», а его появление связано «с представлением об Олеге
как основателе и собирателе древнерусского Киевского государства» (Коро-
люк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 91).
16
Рыдзевская Е.А. К вопросу об устных преданиях в составе древнейшей
русской летописи. / / Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия IX-XIV
вв. М., 1978, с. 178-184.
17
Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники..., с. 54-57,
69-72.
18
переводе, т. 1. Пг., 1920, с. 567; Продолжатель Феофана. Жизнеописания ви-
зантийских царей. СПб., 1992, с. 175-176).
тельное намерение «повоевать» столицу Империи? И с этой точ-

ки зрения предпринятые им действия оказываются чрезвычай-
но любопытны.
В самом деле, если убрать из текста отмеченную выше встав-
ку («и повоева около города, и много оубииство створи грекомъ, и
полаты многы разбиша, а церькви пожгоша; а ихъ же имяху поло-
няникы, овехъ посекаху, другая же мучаху, иныя же растреляху, а
другыя въ море вметаша, и ина многа зла творяху русь грекомъ,
елико же ратнии творять» [Ип., 21]), то окажется, что Олег сразу
же по прибытии приказал «выволочить» на берег корабли и по-
ставить их на колеса, чтобы двинуться не к стенам, а в обход их,
к верховьям Золотого Рога, откуда он беспрепятственно мог
проникнуть в сердце города, однако этого не сделал, легко сдав-
шись на уговоры греков. Последнее означает, что появление
русской флотилии у стен византийской столицы предполагало
не войну, а всего только демонстрацию силы, в чем Олег и пре-
успел, наглядно показав возможность обойти с тыла запертый
цепями Золотой Рог, т.е. совершить те самые действия, благода-
ря которым пять с половиной веков спустя турки блистательно
завершили осаду Константинополя 19. Отсюда и проистекает го-
товность греков к ведению переговоров, к чему они поначалу не
были расположены и по своему обыкновению затягивали их.
Хотя рассказ ПВЛ об осаде Константинополя, написанный
два века спустя после событий, передает совершенно искажен-
ное о них представление «краеведа», то обстоятельство, что он
использовал выписки из какого-то документа императорской
канцелярии, как мы увидим ниже, и подлинные статьи договора
6420/912 г., позволяет воссоздать их с достаточной степенью до-
стоверности. Так, доказательством отсутствия прямых враждеб-
ных намерений со стороны Олега может служить содержание
последующих переговоров, в которых не поднимаются вопросы
о войне и мире, а рассматриваются исключительно условия пре-
бывания русских купцов и послов в Константинополе, хотя не
вполне понятно, почему царский двор должен снабжать по мере
надобности тех и других не только пищевым довольствием, но и
якорями, канатами и парусиной [Ип., 22]. Разгадку причин все-
го этого следует искать, по-видимому, в требовании «руси» осво-
бодить ее от чрезмерно высоких пошлин с покупок («не платяче
мыта ни в чемь же»), на что греки соглашаются при следующих
условиях: всех приезжающих в Константинополь будут перепи-
19
Лященко А.И. Летописные сказания о смерти Олега Вещего. / /
ИО-РЯС, 29, Л., 1925, с. 284.
сывать, и в город приезжие должны входить группами не более

50 человек, без оружия и в сопровождении приставов, причем
«русь» не будет «творить пакости в селах и в стране нашей» [Ип.,
22-23].
Надо думать, именно эти пункты и явились причиной пред-
шествующего конфликта между торговой «русью» и греками, во
время которого было захвачено русское судно с товарами и
людьми, — конфликта, который был разрешен Олегом диплома-
тическим путем, но с применением демонстрации силы. Позд-
нейший же обработчик, не поняв сути происходившего и вос-
пользовавшись славянским переводом Продолжателя Георгия
Амартола, изобразил небывалую войну между Византией и Ру-
сью в 907 г., описанную им по принципу «елико же ратнии тво-
рять» [Ип., 21], что заставило ломать головы позднейшим исто-
рикам, не находившим никаких следов подобного конфликта в
византийских хрониках. Из этого следует, что Олег требовал от
греков не дани в нашем понимании, не отступного, а, скорее
всего, пени за ущерб, нанесенный «руси» греками, и возмеще-
ния расходов по экспедиции, исчисляемых по количеству лю-
дей на корабле (для потерпевших в конфликте) и по кораблям
(для экспедиционного корпуса). Отсюда и происходят два ис-
числения виры, отличающиеся друг от друга: для потерпевших
— «по 12 гривен на человека, а в корабле 40 муж», а для пришедше-
го войска — по 12 гривен «на ключ» («ключ» — ключевое, т.е. 'ру-
левое весло'), иными словами — на корабль, что при наличии
200 кораблей дает 2.400 гривен общей суммы отступного, впол-
не реального в такой ситуации [Ип., 22]. Не потому ли греки,
признавшие свою вину, назвали Олега «святым Димитрием, по-
сланным на нас Богом» — фраза, до сих пор вызывающая недо-
умение у исследователей.
Особый интерес в этом плане приобретают требуемые Оле-
гом «углады [уклады] на руские городы», обычно толкуемые как
ежегодная дань, идущая в пользу этих городов. В первом вари-
анте требований городов названо довольно много — Киев, Чер-
нигов, Переяславль, Полоцк (Полтеск), Ростов, Любеч и
«прочая городы», тогда как во втором варианте список ограни-
чивается только Киевом, Черниговом и Переяславлем. Но, как
показывают археологические исследования, Чернигов и Перея-
славль приобретают облик города только в конце X в., Любеч и
Полоцк — в начале XI в., а Ростов — не ранее конца того же сто-
летия. Что касается княжеских «столов» в названных городах
(«по темь бо городомъ седяху князья подъ Ольгомъ»), то, за ис-
ключением Полоцка, который, как и Ростов, никогда не входил
в состав киевских земель, эти города становятся центрами кня-
20
жеств только в ΧΙ-ΧΙΙ вв. , т.е. уже к моменту работы «краеве-
да». Но тогда какие города были названы в реальном тексте до-
говора 6420/912 г.? И, может быть, потеря ряда статей этого до-
говора, посвященная именно торговым вопросам, объясняется
их несоответствием той картине, которую старательно выписы-
вал наш «краевед»? В таком случае, под лексемой "уклад" (позд-
нее осмысленной в качестве «торговой квоты», определяющей
города, которые получают допуск на константинопольский ры-
нок со всеми вытекающими отсюда льготами, и на рынках кото-
рых, в свою очередь, могут торговать византийские купцы, так-
же получая «месячное» довольствие) следует понимать состав
«месячины», выдаваемой правительством приезжим торговцам
(хлеб, вино, мясо, рыба, овощи), что и зафиксировано текстом.
Впрочем, существует другое, более вероятное объяснение
этого пункта, предложенное в свое время СА.Гедеоновым, ис-
ходившим из значения данного слова в др.-польском и чешском
языках как «возмездия, удовлетворения (за нанесенный ущерб)»,
что хорошо согласуется и с исчислением пени потерпевшим 21 .
Попытка М.В.Левченко и ряда историков увидеть предшест-
вующие соглашениям военные действия из слов договора «по
первому слову да оумиримся с вами, грекы», поскольку «не было
смысла заключать мир, если этому договору не предшествовала
война» 22, тоже оказывается несостоятельной, поскольку речь в
тексте договора идет не о прошлом, а о возможности недоразу-
мений в будущем, которые не должны перерастать в конфликт:
«По первому слову да умиримся с вами, грекы, да любимъ друг дру-
га отъ всея душа и изволенья, и не вдадимъ, елико наше изволение
быти отъ сущихъ подъ рукою нашихъ князь светлыхъ, никакому же
съблазну или вине; но потщимся, елико по силе, на схранение про-
чихъ и вьсегда летъ съ вами, грекы, исповеданиемъ и написаниемъ
с клятвою извещаемую любовь непревратну и непостыжну» [Ип.,
24]. О том, что договор 6420/912 г. «не имеет никаких намеков на
враждебные отношения между русскими и греками», писали
С.В.Бахрушин 23 и М.Н.Тихомиров 24 , а из зарубежных исследо-
20
Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985,
с. 59-60.
21
Гедеонов СЛ. Варяги и Русь..., с. 310-311.
22
Левченко М.В. Очерки..., с. 111-112.
23
Бахрушин С.В. К вопросу о достоверности Начального сюда. / / Бах-
рушин С.В. Труды по источниковедению, историографии и истории России
эпохи феодализма. М., 1987, с. 30-31.
24
Тихомиров М.Н. Исторические связи русского народа с южными ела-
вателей наиболее аргументированно отстаивал эту точку зрения

РДолли в статье «Мифический поход Олега против Константи-
нополя», полагавший, что Олег искал не войны с Византией, а
мира, почему уже в морской экспедиции византийского флото-
водца Имерия 911-912 гг. участвовали команды русов25.
В тексте рассказа можно найти еще одно доказательство
мирных намерений Олега, по традиции толкуемое в прямо про-
тивоположном смысле: упоминание о его щите и щитах его спо-
движников, вывешенных «на воротах» (т.е. на воротных
башнях) Константинополя, «показающе победу». Если исполь-
зование колес и повозок для перевозки судов, в том числе и при
осаде городов, хорошо известно, то в этом случае мы никаких
аналогов не находим. Наоборот, различные знаки, изображения
и предметы, которые помещали на башнях и воротах крепостей,
выполняли роль талисманов и оберегов, служили защитой от
врага и злоумышленника, будучи в прямом смысле слова «щи-
том» городу и его жителям. С той же целью над городскими во-
ротами помещали иконы, кресты и гербы. Кроме того, как по-
казал Я.К.Грот, выражение «поднять щиты» для предводителя
одной из воюющих сторон в ту эпоху означало призыв к пере-
мирию и началу переговоров 26. Поэтому можно утверждать,
что, вешая свои щиты на башнях Константинополя, «русы»
объявляли о готовности отныне защищать этот город вместе с
его обитателями. Если вспомнить, что вскоре в византийской
армии появляются отряды «русов» (морская экспедиция на
Крит 911-912 гг.), а сами греки наименовали Олега «святым Ди-
митрием», то подобное утверждение вряд ли покажется слиш-
ком смелым.
Выяснив наиболее вероятные причины появления флота
Олега под стенами Константинополя, которые разрешают во-
прос о молчании греческих источников по поводу якобы имев-
вянами с древнейших времен до половины XVII в. / / Тихомиров М.Н. Исто-

рические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969,
с.109.
25
Dolley R.H. Oleg's mythical campaign against Constantinopole. / / Bulletin
de l'Academie de Belgique, vol. 35. Bruxelles, 1949, p. 116,128 (цит. по: Каждая
А.П. К характеристике русско-византийских отношений в современной
буржуазной историографии (1947-1957). / / Международные связи России
до XVII в. М., 1961, с. 9-10).
26
Грот Я.К. Труды, т. 1. Из скандинавского и финского мира. СПб.,
1898, с. 736 и 894.
шей место войны «руси» с греками в 907 г. 27 , необходимо рас-

смотреть вопрос о времени прихода «руси» и мирных перегово-
ров, поскольку собственно договор по своей дате отстоит от
подхода Олега к Константинополю на четыре года, будучи под-
писан 2 сентября 911/6420 сентябрьского года, под которым
описана и смерть Олега. Для этого следует еще раз вернуться к
ст. 6415/907 г., чтобы разобраться в ее составе.
Первое, что бросается здесь в глаза, — дублирование просьбы
греков о мире и, соответственно, два определения «дани», вос-
требованной Олегом. В первом случае это соответствует предва-
рительной договоренности по конфликту (возмещение убытка
пострадавшим), а во втором, когда названы имена послов, - об-
суждению самого договора и возмещению издержек по экспеди-
ции. Вместе с тем, в рассказе, как я уже отметил, присутствует
изложение статей, заимствованных из текста договора, с чем со-
гласно большинство исследователей сюжета 28. Реконструируя
весь рассказ о походе 907 г. можно заключить, что он состоял
первоначально из следующих фрагментов, содержащих: 1) со-
став армии, 2) заимствование из Амартола, 3) рассказ о движе-
нии судов на колесах к Золотому Рогу, 4) согласие греков на пе-
реговоры, 5) условия Олега (пеня), 6) переговорный процесс,
7) заключение мира послами Олега, 8) осмотр Константинопо-
ля, 9) анекдот с парусами и 10) возвращение Олега домой. При
этом 8-й фрагмент, сообщавший об устроенной послам экскур-
сии по достопримечательностям Царьграда («Царь же Леонъ по-
слы рускыя почстив дарами, золотом и паволоками, и фофудьями,
и пристави къ нимъ мужи свои, показати имъ церковьную красоту,
и полаты златыя, и в нихъ сущая б[ог]атьства: злато много, и па-
волокы, и каменье драгое, и страсти Господни, венець и гвоздье, и
хламиду багряную, и мощи святыхъ, учаще я к вере своей и пока-
зующе имъ истинную веру; и тако отпусти я въ свою землю съ че-
стью великою» [Ип., 28]), первоначально следовавший за описа-
нием клятвы («и утвердиша миръ»), но перед анекдотом о
парусах («И рече Олегъ: ишийте пре паволочити»), оказался ото-
рван от рассказа и помещен сразу за текстом договора, в свою
очередь отделенного от рассказа о походе «пустыми летами»
27
См. по этому поводу критику зарубежных историков: Каждан Л.П.
К характеристике..., с. 7-16.
с. 264, где указаны и мнения его предшественников — А.А.Шахматова,
В.М.Истрина, С.П.Обнорского.
(6416/908 - 6418/910) и сообщением о комете Галлея, оказав-

шейся под 911г. вместо надлежащего ей 912 г.29.
Почему так произошло?
Предыдущие исследователи, принимавшие без критики да-
ты рассказов ПВЛ, вместе с тем принимали как реальный факт
заключение «прелиминарного» договора в 907 г. и окончатель-
ного в 911 (912) г., что крайне сомнительно из-за столь большо-
го временного разрыва. Эти сомнения подкрепляются тождест-
вом имен послов на «предварительных» переговорах («Карл,
Фарлоф, Велмуд, Рулав, Стемид») и в расширенном составе — в
преамбуле договора 6420/912 г. («Карлы30, Инегелдъ, Фарлоф,
Веремудь, Рулавъ, ГУды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву,
Труанъ, Лидульфость, Стемиръ»), что вместе с наблюдениями
над статьями «договора 907 г.»31 делает проблематичным их про-
ведение в 907 г. и, наоборот, позволяет думать, что они непо-
средственно предшествовали подписанию договора 6420/912 г.
Такое предположение не противоречит относительной хро-
нологии, содержащейся в тексте ПВЛ. Так, из ст. 6415/907 г.
можно видеть, что послы Олега вели переговоры с «Леоном и
Александром», т.е. с императором Львом VI и его братом. Лев VI
умер 11 мая 912 г., но еще в 911 г. сделал своим соправителем
Александра, а 9 июня 911г. венчал на царство и своего пятилет-
него сына, будущего Константина VII Порфирогенита. Соот-
ветственно, договор греков с «русами» 2 сентября 911 г. был за-
ключен уже от лица трех соправителей — Льва, Александра и
Константина. Всё это убеждает, что появление Олега под стена-
ми византийской столицы произошло летом 911 г., поскольку
отсутствие имени малолетнего Константина в предварительных
переговорах («равно другаго свещания, бывшаго при техъ же ца-
29
Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-
критической точки зрения. Пг., 1915, с. 127-129.
30
В свое время чешский филолог Я.К.Эрбен предложил открывающую
этот перечень лексему "карл/карлы" считать не личным именем, а швед-
ским (др.-германским) существительным мн. числа "karli", т.е. 'мужи', что,
возможно, имеет смысл (Эрбен Я. К. Объяснение и исправление некоторых
темных и испорченных мест древнейшей русской летописи. / / Сборник
статей, читанных в ОРЯС ИАН, т. VII, № 5. СПб., 1870, с. 6).
31
См. по этому поводу: [Лихачев Д.С.] Комментарии. Повесть времен-
ных лет, ч. 2. Приложения. М.-Л., 1950, с. 266-268; Левченко М.В. Очерки...,
с. 100-125; Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси..., с. 83-146; он же. Стра-
ницы русской дипломатии начала X в. / / Восточная Европа в древности и
средневековье. М., 1978, с. 267-281.
рихъ, Лва и Александра») не является препятствием, чтобы при-

знать возможность их проведения не только до венчания Кон-
стантина, но и после, поскольку они были предварительными, и
Константину, даже в качестве номинального соправителя, не
было необходимости на них присутствовать.
Из этого следует, что приход Олега с флотом на Босфор дол-
жен был произойти не позднее конца июля или начала августа
911г., вскоре после случившегося в то же лето конфликта в Кон-
стантинополе. Соответственно, и результативность переговоров
в значительной степени была обусловлена не столько талантами
послов Олега, сколько оперативными действиями и последую-
щим военным присутствием «руси», всё это время простоявшей
под стенами византийской столицы и снявшей осаду лишь по-
сле подписания договора. Отсюда и предупредительность им-
перской администрации, и полномасштабная «культурная про-
грамма» для послов Олега с осмотром городских святынь,
проведенная по указанию царствующего императора, каким яв-
лялся именно Лев VI, чья инициатива была совершенно пра-
вильно отмечена в рассказе. Такой осмотр предусматривался по-
сольским церемониалом и должен был быть отмечен в
описании церемонии ратификации договора, поскольку про-
цесс переговоров, приемы посольств и выплата им денежного
довольствия фиксировались чиновниками имперской канцеля-
рии. Из этого можно заключить, что в повествование об Олеге,
которым воспользовался «краевед», наряду с текстом договора
были включены выдержки из отчета о приеме русских послов,
подобно тем, которые содержит трактат Константина Порфиро-
генита «О церемониях».
Что же касается традиционной хронологии событий, «растя-
нутой» при хронометрировании ПВЛ, можно полагать, что кос-
венной причиной такого построения послужил 8-й фрагмент,
оказавшийся не на своем месте еще до внесения сплошной «сет-
ки лет», поскольку следом за ним идет не описание триумфаль-
ного возвращения Олега, а рассказ об обстоятельствах его
смерти, что привело к ошибке в исчислении дат и последова-
тельности событий.
Причины такого расчленения изначально единого текста в
свое время объяснил А.Г.Кузьмин, обративший внимание на
фразу в рассказе о смерти Олега «и пришедппо ему къ Киеву, и
пребысть 4 лета, на 5 лето помяну конь свой, от него же бяху рекъ-
ли волъстви умрети Ольгови» [Ип., 29], которая должна была от-
крывать весь этот эпизод. Однако теперь ей предшествовало
объяснение о предсказании волхвов, которое случилось «пре-
же». На этом основании историк предположил, что первона-
чально смерть Олега была указана по возвращении его из похо-

да 907 г., и лишь потом, когда «позднейший летописец получил в
руки подлинный текст договора», ему пришлось примирять текст
сказания об Олеге с датой договора.«Летописец сохранил старый
текст сказания, но вставкой подлинного договора оторвал оконча-
ние статьи от ее начала. Так получилось два договора и хронологи-
ческое расхождение в пять лет» 32.
На мой взгляд, ситуацию можно объяснить проще, посколь-
ку в тексте прямо сказано, что предсказание Олегу смерти от ко-
ня было сделано волхвом «за несколько лет до похода на гре-
ков», после которого Олег прожил еще четыре с лишним года.
Последнее обстоятельство отмечено и в тексте ПВЛ фразой,
долженствующей следовать за описанием возвращения Олега в
Киев: «и живяше Олегъ, миръ имея къ всемъ странамъ, княжа в
Киеве» [Ип., 28]. Однако, вместо того, чтобы соединить поход и
договор воедино, а затем отсчитать еще четыре лета на пятое, т.е.
на начало сентябрьского 6424 года, что указывает на осень 915 г.
как реальную (по легенде) дату смерти Олега 33 , «хронометрист»
повел отсчет назад, разорвал текст «пустыми годами», тем са-
мым отнеся дату похода на 907 г. и отделив от него собственно
текст договора. Удревнение (911 вместо 912 г.) получила и коме-
та Галлея, поскольку, по мнению того же редактора, она должна
была не сопутствовать, а предвещать смерть русского князя.
Умер ли Олег действительно в 915 г., или нет, мы остаемся в не-
ведении, поскольку собственно рассказ об Олеге заканчивается
словами «и с того разболевся и умьре» [Ип., 29]; во всяком случае
сейчас можно утверждать, что в 912 г. он не должен был уме-
реть34. Всё последующее - о «великом плаче людей» и о его по-
гребении на Щековице, где «есть же могила его и до сего дни» —
также принадлежит «краеведу-киевлянину», тогда как краевед
новгородский уже во второй половине XIII в. сообщал о могиле
Олега в Ладоге и даже «за морем» [НПЛ, 109].
Но прежде чем перейти к легенде о смерти Олега и попы-
таться идентифицировать его личность, посмотрим, что в этом
плане может дать заключенный им с греками договор.
32
Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Ру-
си. Рязань, 1969, с. 83; он же. Начальные этапы древнерусского летописа-
ния. М., 1977, с. 264-265.
33
По расчету Б.А.Рыбакова - в 916 г. (Рыбаков Б.А. Древняя Русь...,
с.179).
34
Как я покажу далее, не исключена возможность, что героем сюжета
предсказанной смерти от коня первоначально был Свенельд, многие черты
и действия которого были усвоены Олегу; в таком случае мы действительно
ничего не знаем о смерти Олега.
Сохранившийся в болгарском переводе, выправленном рус-

ским справщиком 35, текст договора 6420/912 г. неоднократно
привлекался историками и юристами в качестве источника све-
дений складывающихся отношений между Византией и Русью36
и, если судить по упрекам, адресованным византийским импе-
ратором Цимисхием Святославу, что его отец, Игорь, «презрел
клятвенный договор» 37, т.е. договор 6420/912 г., последний со-
блюдался обеими сторонами без нареканий на протяжении чуть
ли не тридцати лет. Сейчас можно считать доказанным, что из
его текста были изъяты пункты, составившие так называемый
«договор 907 г.». Это подтверждается как анализом отсутствую-
щих в тексте статей в сравнении с договором Игоря, так и пере-
несенного в ст. 6415/907 г. ПВЛ описания его ратификации, за-
ключавшейся в процедуре крестоцелования византийских
императоров-соправителей, с одной стороны, и клятвы Олега и
его мужей «по рускому закону» оружием своим, Перуном и Во-
лосом.
Статьи договора 6420/912 г. можно считать достаточно хоро-
шо изученными, хотя их толкование в ряде случаев (напр., об
«отмене берегового права» 38, поскольку речь идет совсем о дру-
гом), как мне представляется, требует пересмотра. Вместе с тем,
в его тексте содержится свидетельство, до сих пор не учтенное
исследователями в их попытках приподнять завесу тайны над
личностью самого Олега.
Речь идет о титуле "светлый князь" ("свет-малик" как 'царь
славян' арабских источников 39) и обозначения Олега в тексте
договора словами "наша светлость", что оказывается экстраор-
динарным явлением не только для истории древней Руси, но и
всей средневековой России до Петра I, который ввел в употреб-
ление западноевропейскую титулатуру для аристократии 40 .
В средневековой Германии титул "светлость" (serenissimus) озна-
чал владетельных князей, и в случае с Олегом служит неопро-
вержимым свидетельством его принадлежности к высшим кру-
35
Обнорский С. П. Язык договоров русских с греками. / / Обнорский С. П.
Избранные работы по русскому языку. М., 1960, с. 119-120.
* Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси..., с. 148-180.
37
38
Хачатуров Р.Л. Мирные договоры Руси с Византией. М., 1988,
с. 103-104.
39
См. попытки истолкования: Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений
о Восточной Европе, т. II. М., 1967, с. 134-135.
40
Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние ино-
земцев с русскими. СПб., 1886, с. 15-26; ШепелевЛ.Е. Отмененные истори-
ей. Чины, звания и титулы в Российской империи. Л., 1977, с. 107.
гам собственно европейской аристократии, поскольку на севере

Европы (Дания, Норвегия, Швеция) в то время титулы, как та-
ковые, отсутствовали вообще.
Между тем, именно в этих вопросах греки были особенно
щепетильны и неуступчивы, соглашаясь на то или иное титуло-
вание противной стороны лишь по предоставлению бесспорных
доказательств правомочности таких притязаний, поскольку в
истории собственной иерархии Византии схожий титул — "сия-
тельный" (illustris) употреблялся при Константине Великом
только по отношению к высшим придворным чинам. Поэтому
вряд ли случаен тот факт, что если «светлые князья» проходят
через весь договор 6420/912 г., в договоре 6453/945 г. исследова-
тель не обнаруживает этого титула, как если бы эти соглашения
были заключены Византией с представителями государствен-
ных объектов разного ранга или вообще с разными государства-
ми 41 .
Беспримерный в русской истории титул Олега естественно
затрагивает вопрос о местонахождении той «Руской земли», ко-
торую он представлял вместе со своим окружением, однако об
этом его договор ничего не сообщает. «Руская земля» только
противопоставлена «земле Грецькы» в качестве территории,
подвластной руси, откуда в Византию приходят наемники и лю-
ди, «работающие... у христьяньского царя» [Ип., 27], причем, как
можно заключить из текста, эта «руская земля» нигде не сопри-
касается с «греческой землей», между ними лежат «земли чюжи»
(«Аще вывержена лодья будет ветромъ великомъ на землю чюжю, и
обрящються тамо иже от нас руси» [Ип., 26]), но кто на этих зем-
лях обитает, остается неизвестным.
«Привязка» Олега к Рюрику/Рорику, как я показал ранее,
выводит нас из Поднепровья на территорию Центральной Евро-
пы, в Подунавье и на Балканы, где отмечены те же топонимы и
этнонимы - "смоляне", "древане", "словене", — племена кото-
рых последовательно воюет Олег. В этой ситуации к месту ока-
зывается и вставка об уграх, шедших «мимо Киева горою», т.е. бе-
регом, что невозможно представить из положения Киева на
Днепре, однако хорошо согласуется с топографией Киева на Ду-
нае, а также рассуждение о словенской грамоте и ситуации в
Подунавье после появления там Олега, пришедшего с севера.
Если же под Новгородом, откуда пришел Олег, следует пони-
мать Мекленбург, «племянником Рюрика» мог стать любой, да-
41
Ср.: Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси..., с. 178, где автор рас-
пространяет этот титул на всех русских правителей того времени, что не со-
ответствует действительности.
же весьма отдаленный его родственник, в том числе и по линии

Гостомысла. Вместе с тем, следует помнить, что на среднем тече-
нии Дуная, выше нынешнего Будапешта, уже в середине IX в.
существовал Новград (совр. Ноград), тогда как Чернигов (о ко-
тором, к слову сказать, не упоминает история Олега) в это же
время существует на среднем течении Тиссы (совр. Чонград) 42 .
Более того, как показывает уже «баварский географ», начи-
ная с середины IX в. на всем пространстве левобережья Средне-
го и Нижнего Подунавья наблюдается широкое распростране-
ние славяно-русского населения до Карпат включительно, где
до наших дней продолжает бытовать этноним русин/русины,
впервые зафиксированный в договоре 6420/912 г. Именно на
этой территории Подунавья исследователь обнаруживает назва-
ния древних городов, дублирующие известные нам на террито-
рии Восточной Европы (Новгород, Гюргев, Чернигов и др.) 43 .
На эту территорию указывает маршрут Олега вниз по Ду-
наю/Днепру, его европейский титул, четко зафиксированное в
договоре отсутствие непосредственных границ между Византи-
ей и Русью, а вместе с тем и отсутствие у Руси морского побере-
жья, возле которого могло иметь место кораблекрушение судов
той и другой стороны («аще вывержена лодья будет ветромъ вели-
ком на землю чюжю и обрящються тамо иже от руси...» [Ип., 26]).
Но вернемся к легенде о смерти Олега.
Рассказ о змее, выползшей из черепа его любимого коня, ко-
торый должен был стать причиной смерти Олега, оставляет чи-
тателя в неведении, когда и при каких обстоятельствах князь во-
прошал «волгьхвовъ» о своей судьбе и получил двусмысленное
предзнаменование. Между тем, последнее оказывается ключе-
вым моментом в его истории, поскольку, если «краевед-киевля-
нин» сообщает, что Олега «погребоша на горе, иже глаголеться
Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могила Ольго-
ва» [Ип., 29], то его новгородский коллега XV в.сообщал, что
могилу Олега показывают в Ладоге, где того «уклюну змея в ногу,
и с того умре» [НПЛ, 109]. Однако самое примечательное, что,
по сведениям новгородца, Олег шел из Киева через Новгород и
Ладогу «за море». Так впервые в русском летописании обнару-
живается след двойника Олега по обстоятельствам предсказан-
42
Коледаров П. Политическая география на средновековната Българска
държава. Първа част: от 681 до 1018 г. София, 1979, с.20, карта 6.
43
Коледаров Я. Политическая география...; Кузев Α., Гюзелев В. Българс-
ки средновековни градове и крепости, т. 1. Градове и крепости по Дунав и
Черноморе. Варна, 1981.
ной смерти — некоего халогаландца Одда, историю которого

рассказывает Орварродцсага, впервые на русском языке в извле-
чениях и пересказах обнародованная К.Ф.Тиандером
В отличие от Олега, происхождение, место рождения, юные
годы, а также время, место и обстоятельства смерти Одда, кото-
рого хронист Адам Бременский называет «Одд Путешествен-
ник», хорошо известны и сохранялись в памяти жителей
Сокндале еще в конце XVII в. 45 Его отец был богатым бондом с
острова Рафниста (ныне Рамстад) у побережья Халогаланда на
севере Норвегии, но сам Од д родился на юге, в Беруриоде (ныне
Берлиуд в Сокндале, округ Едерен) между Экерсундом и Ста-
вангером, и там же вырос у местного бонда Ингиальда, который
взял его на воспитание. Сын Ингиальда, Асмунд, стал побрати-
мом Одда и его спутником в странствиях. Когда Одду исполни-
лось двенадцать лет, приглашенная на праздник прорицатель-
ница предсказала, что он объедет много стран, станет знатным и
знаменитым, но умрет здесь, в Беруриоде, от своего любимого
коня Факси. Поэтому на следующее утро Одд с Асмундом убили
Факси, а труп утопили в болоте, после чего отправились искать
счастья на стороне 46 .
После столь конкретной, исторически и топографически до-
стоверной части, сага нанизывает фантастические истории о
приключениях Одда, которые завершаются в Хуналанде, «стра-
не гуннов», которую одни исследователи отождествляют с Венг-
рией, другие — с Болгарией или современной Румынией, т.е. с
Подунавьем, а третьи — с днепровской Русью. Женившись на
дочери местного короля, которую сага именует Silkisif — 'шелко-
вая дева', Одд становится принцем-регентом, и у него рождают-
ся дети — Геррауд и Асмунд. Под старость Одду понадобилось
съездить на остров Рафниста, чтобы привести в порядок наслед-
ственные дела. С этого момента сага становится снова точной и
реалистической, рассказывая, что на обратном пути, проплывая
мимо Беруриода, Одд захотел посмотреть на места, где прошли
его детство и юность. Он провел своих спутников по прибреж-
ным холмам, показал, где стояла усадьба его приемного отца,
рассказал о том, как его испугала прорицательница и, заканчи-
вая прогулку, обратился к спутникам со словами: «Отправимся
снова в путь, здесь уже нечего смотреть. Я ушел от судьбы, и мой
труп уже не сожгут в Беруриоде». Они направились к кораблям,
44
Тиандер К.Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906.
45
46
Там же, с. 113-115,206-211
но по дороге Одд обо что-то споткнулся. Пошевелив в песке ко-

пьем, он обнаружил конский череп, из которого выскользнула
змея и ужалила его в ногу под щиколотку. Тотчас нога стала пух-
нуть и болеть. На берегу Одд понял, что умирает. Он приказал
приготовить себе могилу в таком месте, «откуда он мог бы слы-
шать шум поля, прибой моря и крик петуха». И пока ее рыли и
складывали камни, он слагал песнь о своей жизни и в заключе-
ние попросил передать привет его детям и любимой жене 47.
Произошло это в 988 г. — на четвертый год правления Олава
Трюггвасона и за год до принятия христианства жителями Хало-
галанда48.
Поразительное совпадение обстоятельств смерти Олега и
Одда, соответствие новгородской летописи и саги в указании на
место происшествия («за морем») не прошли мимо внимания
историков и литературоведов. Одни считали, что сказители саг,
знакомые с русскими летописями, заимствовали сюжет, кото-
рый произрос на русской почве и является несомненным исто-
рическим фактом 49; другие полагали здесь обратное заимство-
вание 50. Существует и третья точка зрения, согласно которой в
обоих случаях использован широко распространенный фольк-
лорный сюжет, известный у разных народов, однако не в такой
тождественной конкретике. Он обусловлен двумя моментами —
попыткой избежать судьбы и смертью от «мертвой кости», ак-
тивную функцию которой выполняет змея, как посланница
судьбы и потустороннего мира, что и принял за основу в своих
построениях БЛ.Рыбаков 51 .
Так получается, что исследователь имеет здесь дело с тремя
неизвестными: Олегом, вроде бы умершим в 915 г., который в
реальности вряд ли имел какое-либо отношение к Киеву на
Днепре, Оддом, о котором известно только, что он умер от уку-
са змеи в Беруриоде в 988 г., и легендой, которая связывает их
между собой, соблазняя возможностью идентифицировать кня-
зя, штурмовавшего твердыни Константинополя с помощью ко-
раблей на колесах (то же самое Саксон Грамматик рассказывал о
короле Регнере 52 ) и удачливого принца-консорта из Халогалан-
да, к концу жизни сделавшегося «русином». Как показывают да-
ты их смерти, сделать это очень трудно, если не предположить,
47
Там же, с. 219-221.
48
49
Там же, с. 242-243.
50
Лященко А.И. Летописные сказания..., с. 279-280.
51
Рыбаков Б.А. Древняя Русь..., с. 179.
52
Лященко А.И. Летописные сказания..., с. 283.
что рассказ об Одце и его смерти оказался занесен на Русь «варя-

гами» к началу XII в. 53 и был использован сначала «краеведом-
киевлянином», а значительно позднее - и новгородцем. Более
того. Если вспомнить о безусловном интересе именно «краеве-
да-киевлянина» к различным чудесам, знамениям, волшбе и бе-
сам, описание которых всегда сопровождается у него научными
комментариями, в том числе и текстами из Амартола (ст.
6527/1019, 6573/1065,6579/1071, 6601/1093, 6618/1110 гг.), то ис-
тория Олега/Одда, удачливого воина, политика и дипломата, не
знавшего поражений, не могла миновать его внимания и в этом
плане просто требовала коррекции с точки зрения неотвратимо-
сти языческой судьбы и христианской морали, наиболее точно
сформулированной Бояном и дошедшей до нас в тексте «Слова
о полку Игореве»: «ни хытру, ни горазду <...> суда Божия не мину-
та».
Другая попытка идентифицировать личность исторического
Олега была предпринята после того, как в научный оборот во-
шел так называемый Кембриджский документ, в котором упо-
минается «царь русов Х-л-г-у», по наущению византийского им-
ператора Романа I Лакапина захвативший некий хазарский
город, после чего он был принужден хазарами повернуть оружие
против Византии, потерпел поражение на море под стенами
Константинополя (что очень похоже на поход Игоря в 941 г.) и
бежал с войском в некое место П-р-с, где и погиб, тогда как ос-
тальные русы попали под власть хазар. Естественно, что с мо-
мента опубликования этого папируса 54 и до настоящего време-
ни не прекращаются попытки истолковать имя "Х-л-г-у" как
Helgi, т.е. скандинавскую форму имени "Олег", хотя уже
П.К.Коковцов видел в этом документе только литературное со-
чинение, весьма произвольно интерпретирующее разновремен-
ные исторические факты 55 , далеко отстоящие по времени от до-
говора 6420/912 г. — единственного документа, определяющего
время жизни Олега.
53
Сагу об Одде Е.А.Рыдзевская относила ко второй половине XIII в,
указывая, что древнейший из ее сохранившихся списков датируется первой
половиной XIV в. (Рыдзевская Е.А. К вопросу об устных преданиях в соста-
ве древнейшей русской летописи. / / Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скан-
динавия в IX-XIV вв. М., 1978, с. 190).
54
Пархоменко В.А. К вопросу о хронологии и обстоятельствах жизни ле-
тописного Олега. / / ИОРЯС, т. XIX, кн. 1., СПб., 1914, с. 220-236.
55
Коковцов В.К Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932, с. 1 Π -
Ι 23; Мошин В. Хельгу хазарского документа. / / Slavia, XV. Praha, 1937,
S.191-200.
Третьей и, вероятно, столь же бесперспективной можно счи-

тать попытку идентификации личности Олега не через сканди-
навское Helgi ('святой'), что звучит достаточно странно для
язычника, а через тюркскую (древнеболгарскую) лексему "олгу"
- 'великий', зафиксированную в ряде пограничных надписей
Первого Болгарского царства эпохи царя Симеона, где, наряду с
именем болгарского царя, упомянут «Феодор, олгу тракан» т.е.
'великий правитель' 56 . Впервые на эту надпись обратил внима-
ние Ф.И.Успенский 57 , позднее ее использовал французский ви-
зантинист А.Грегуар, отрицавший поход 907 г. и предположив-
ший «эпиграфическое» происхождение всего повествования об
Олеге, как никогда не существовавшем князе 58 .
Полагая соображения А.Грегуара «фантастическими»,
А.Г.Кузьмин, тем не менее, осторожно предположил, что в име-
нах первых русских князей могла отразиться их титулатура. В та-
ком случае имя второго по счету русского князя «Олег» могло
означать титул «великий» 59. Однако такое предположение вряд
ли применимо к юридическому документу, в котором имя Олега
сопровождается вполне определенным титулом. Что же до по-
пытки представить его вассалом болгарского царя Симеона
то, при всей соблазнительности такой комбинации, в письмен-
ных источниках той поры отсутствуют факты, подтверждающие
связь росов/русов с Первым Болгарским царством, поскольку
все известные конфликты росов с греками не совпадают по вре-
мени с греко-болгарскими войнами, а греческие источники ни
разу не говорят о выступлениях росов/русов в качестве союзни-
ков болгар.
56
Надпись воспроизведена: Займов Й. Битолски надпис на Иван Влади-
слав самодьржец български. Старобългарски паметник от 1015-1016 годи-
на. София, 1970. Приложение, тб. 10: Надпись 904 года, найденная в окре-
стностях д. Нарыш, Солунской обл., для обозначения границы между
болгарами и греками. Подробнее об анализе этой надписи см.: Андреев И.
Нарышская надпись князя Симеона и административное устройство Бол-
гарского государства в конце IX и начале X в. / / Etudes Balkaniques, № 3.
Sofia, 1978, с. 121-131.
57
Успенский Φ. Две исторические надписи. / / Известия Русского архео-
логического института в Константинополе, т. III. София, 1898, с. 180-194.
58
Левченко М.В. Очерки..., с. 109.
59
Кузьмин А.Г. «Слово о полку Игореве» о начале Русской земли. / / ВИ,
1969, № 5, с. 60.
60
Более правдоподобно было бы выводить форму "Олг" из «б[алг]ар», в
результате усвоения «князю русов» договора, заключенного с греками Си-
меоном, что, в свою очередь, могло объяснить наличие неподобающего для
X в. титула «великого князя», используемого в этом значении не ранее кон-
ца XII в., однако никаких оснований для этого у нас нет.
Приведенными сведениями исчерпывается вся информация

об Олеге, которую сохранил текст ПВЛ. Всё остальное, что мож-
но почерпнуть из текста договора 6420/912 г., касается больше
«руси», чем личности ее князя, и будет рассмотрено позднее в
связи с вопросом о топологии руси/Руси. Единственное, что
можно добавить сейчас, хотя это относится не столько к фактам,
сколько к области предположений, пусть даже весьма продук-
тивных, это указания А.Г.Кузьмина, который следует здесь за
ФЛ.Морошкиным 61, на различные «островки руси» в Подуна-
вье и в Европе вообще, в том числе называя «Велемира, князя
русского», упомянутого в «уставе» турниров в Магдебурге в пер-
вой половине X в. 62
Итак, остается констатировать, что «русский князь Олег»
ПВЛ в исторической реальности, скорее всего, не имел никако-
го отношения ни к Рюрику, ни к Игорю, с которыми его связало
искусственное построение древнерусского книжника. Более то-
го, анализ имеющихся сведений заставляет считать его лицом
посторонним для собственно русской истории (если понимать
под ней историю государственных образований в Среднем Под-
непровье с центром в Киеве и новгородских земель с Новгоро-
дом на Волхове), куда он попал исключительно благодаря со-
хранившемуся тексту договора 6420/912 г. и протоколу о ходе
переговоров. Такая чужеродность Олега роду русских князей
проявляется в списках ПВЛ также неустойчивостью усвоения
ему социального статуса («князь», «воевода») и родственных от-
ношений с Рюриком и Игорем («родственник», «племянник»,
«уй», чужой человек), а равным образом, полной неизвестнос-
тью о его реальной судьбе, времени и месте смерти.
Вместе с тем, титулатура Олега, указывающая на его евро-
пейские корни, использование русского языка его сподвижни-
ками, носящими германоязычные имена, первые сведения о ко-
дификации руского права («Закон руский»), которое можно
рассматривать в качестве прямого предшественника Правды
Руской 63, тесные контакты «русинов» с византийским общест-
вом, в котором они живут, работают, торгуют, выступают в каче-
стве наемников, делают в высшей степени интересными и пер-
61
Морошкин Ф.Л. Историко-критические исследования о руссах и сла-
вянах. СПб., 1842.
62
КузьминΛ.Γ. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. / / ВИ, 1970, N 10,
с. 45; он же. Об этнической природе варягов. / / ВИ, 1974, № 11, с. 54-83; он
же. Западные традиции в русском христианстве. / / Введение христианства
на Руси. М., 1988, с. 21-54.
®3 Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988, с. 8-9.
спективными поиски «Олеговой Руси» и ее места в системе ев-

ропейских государств первой четверти X в., а равным образом и
на пространстве «черноморской Руси», как я покажу далее, тес-
но связанной с Приднепровской Русью, поскольку при всей, ка-
залось бы, чужеродности Олега киевской династии (Игорь,
Ольга, Святослав), имя "Олег" не только перекликается с име-
нем "Ольга", но его носит уже один из трех сыновей Святослава,
а в последующем оно неизменно присутствует в составе княже-
ского ономастикона на протяжении последующих четырех с по-
ловиной столетий.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА,

СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД
Исследователь, приступающий к изучению комплекса изве-

стий ПВЛ о семье родоначальника русских князей «старого
Игоря»1), сталкивается с трудностями, так сказать, структурно-
го порядка, поскольку изучение одного из ее компонентов с не-
обходимостью приводит к одновременной коррекции в отноше-
нии остальных, причем даже за пределами данного комплекса.
Причиной этого является неоднородность подлежащих рассмо-
трению текстов как по своему происхождению, так и по време-
ни их обработки (заметки о событиях, новеллы о лицах,
документы). Представляя собой определенный сюжетно-хроно-
логический комплекс, отмеченный в «росписи первым князьям
русским» 2, как можно назвать ст. 6360/852 г., в границах «отъ
перваго лета Игорева до перваго лета Святославля летъ 33; отъ
перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28» [Ип.,
13], на самом деле он оказывается связан как с предшествую-
щим княжением Олега («оть перваго лета Олгова, понележе седе
в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31») хронологией событий и
текстуальными заимствованиями для биографии Олега («и при-
спе осень...»), не оправдываемыми сюжетом, так и с последую-
щим княжением Ярополка, в свою очередь, являющегося есте-
ственным вступлением к истории Владимира и Святополка.
Вместе с тем, этот комплекс содержит в себе следы разновре-
менной работы редакторов и сводчиков, начиная от «краеведа-
киевлянина», работавшего в первой четверти XII в., которому
1
с. 91.
2
Ее позднее, по сравнению с исходным текстом, происхождение опре-
деляется отсутствием в перечне Ольги в качестве самостоятельной прави-
тельницы Руси, чей статус «архонтиссы», т.е. независимой правительницы,
зафиксирован у Константина Порфирогенита в его сочинении De сеге-
moniis aulae Byzantinae (последний по времени перевод с комментарием
см.: Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини Ольги в Константино-
поль. Проблема источников. / / ВВ, 42. М., 1981, с. 42-45.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД 195
принадлежит обработка предшествующих текстов, введение в

структуру ПВЛ договоров Олега и Игоря, и приведение всего
повествования в соответствие со Сказанием о Борисе и Глебе,
как это показано мною в соответствующем месте. Таким обра-
зом, первоочередной задачей исследователя здесь оказывается
определение как собственного творчества «краеведа», так и вве-
денных им в повествование текстов, имея при этом в виду, что
первоначально созданный им текст, во-первых, не содержал по-
годного членения, а, во-вторых, испытал в последующем сокра-
щения (как можно видеть, например, по «сну князя Мала», со-
хранившемуся в составе Летописца Переславля-Суздальского 3 ,
но выпавшего из протографов всех других списков) и добавле-
ния хроникального характера, в том числе и ошибочные (напр.,
под 6450/942 г. о походе и смерти болгарского царя Симеона).
В начальной череде русских князей, о которых рассказывает

ПВЛ, Игорь оказывается вторым князем, чье существование
подтверждается договором с греками, правда, почему-то утеряв-
шим дату своего подписания [Ип., 35-42], и первым, которого
знают современники-византийцы 4 и правнуки: в «Слове о зако-
не и благодати» митрополит Иларион называет дедом Владими-
ра Святославича 5 «старого Игоря», если только такое определе-
ние («старый») не является более поздней интерполяцией
(древнейшие списки «Слова...» Илариона датируются XV в.),
основанной на тексте и хронологии ПВЛ, как я покажу ниже.
К сожалению, эти свидетельства не облегчают задачу исследо-
вателя, поскольку в случае с Игорем он встречается с непреодо-
лимыми противоречиями хронологии и текста.
Начнем с того, что ПВЛ не знает времени рождения Игоря,
сообщая только, что перед смертью Рюрик передал свое княже-
ние Олегу, «въдав ему на руце сына своего Игоря, бяше бо молодь
велми». Это сообщение датировано сводчиком ПВЛ 6387/879 го-
дом, а 6390/882 г. отмечен захват Олегом и Игорем Киева [Ип.,
16]. Однако, как я показал в главе, посвященной Олегу, весь этот
сюжет в его нынешнем виде представляется крайне недостовер-
3
ПСРЛ, т. 41, с. 15.
4
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989,
с. 44/45; Лев Диакон. История. М., 1988, VI, 10; с. 57.
Молдован A.M. «Слово о законе и благодати..., с. 91.
τ
ным, поскольку вызван попыткой согласовать противоречивые

сведения о самых первых русских князьях с князьями нисходя-
щей династической ветви и принадлежит автору первой поло-
вины XII в. Вновь имя Игоря упомянуто тем же автором под
6411/903 г., т.е. незадолго до похода Олега на греков, когда «Иго-
реви взрастыпю и хожаше по Олзе и слушаше его, и приведоша ему
жену отъ Плескова именемь Ольгу» [Ип., 20-21]. Оправляясь в
поход на греков под 6415/907 г., Олег оставляет Игоря в Киеве и
далее о нем нет никаких упоминаний вплоть до смерти Олега.
Никакого упоминания об Игоре нет ни в тексте договора 911
(912) г., ни в рассказе о его заключении и ратификации.
Версия НПЛ, последовательно проводящая мысль о том, что
Олег был воеводой при князе Игоре [НПЛ, 107 и сл.], не выдер-
живает критики уже потому, что не может дезавуировать текста
договора 911 (912) г., а само соединение имен Игоря и Олега ока-
зывается в НПЛ безусловным анахронизмом, повлекшим за со-
бой фантастическую передатировку связанных с ними событий.
Так, неудачный поход Игоря на греков помещен под 6428/920 г.,
а совместный поход с Олегом (т.е. «поход 907 г.», о чем свиде-
тельствует использованный текст) — под 6429-6430/921-922 гг.
[НПЛ, 107-109].
Начало самостоятельного княжения Игоря в ПВЛ показано
под 6421/913 г. и отмечено восстанием древлян, воодушевлен-
ных смертью Олега, на которых Игорь совершает успешный по-
ход в 6422/914 г. Следующий год его княжения ознаменован
встречей с печенегами и заключением с ними мира, но в
6428/920 г. у него с ними отмечен какой-то конфликт.
Под 6449/941 г. в ПВЛ помещено известие о походе Игоря на
греков, заимствованное, как показал АА.Шахматов, не столько
из Продолжателя Георгия Амартола, сколько из переработавше-
го его текст «Жития Василия Нового» 6, что в совокупности с
упоминанием в перечне племен «варягов» указывает на интер-
поляцию первой четверти XII в. Набег был совершен морем «на
10 000 судов» (т.е. «на множестве»), как писал Продолжатель
хроники Амартола, захватил большую территорию прибрежной
части империи и был отбит греками с большим трудом для себя
и еще большим уроном для руси. На следующее 6450/942 лето
показано рождение у Игоря сына Святослава, после чего в
6451/943 г. «пакы приидоша [русь] на Цесарьград, и миръ створив-
ше с Романом, возвратишася въ свояси» [Ип., 34]. Хотя все спор-
6
Шахматов АЛ. «Повесть временных лет» и ее источники. / / ТОДРЛ,
т. 4, М.-Л., 1940, с. 69-72.
ные вопросы были урегулированы и мир заключен, под

6452/944 г. в ПВЛ помещен оригинальный рассказ о вторичном,
на этот раз уже удачном походе Игоря на Византию, написан-
ный тою же рукой, что и рассказ о походе Олега в 907 г., пред-
принятый точно так же на лодьях и на конях, «совокупив варя-
гов, русь, полян, словен, кривичей», и добавив «печенегов, и
заложников у них взяв». Войска достигли Дуная, где были встре-
чены греческими послами, предложившими откуп, который и
был принят, после чего печенеги были посланы «воевать болгар-
скую землю» [Ип., 34-35].
Под 6453/945 г. описаны переговоры о мире и приведен текст
договора Игоря с греками без даты, однако с подробным описа-
нием церемонии его ратификации, в том числе принесения
клятвы Игорем перед идолом Перуна, а «христианской русью» —
в церкви св. Ильи, с объяснением, что «много бо беша варязи
христьяни» [Ип., 42]. Преамбула договора 6453/945 г., в отличие
от предшествующего, сохранила уникальные сведения о семье
«великого князя руского» Игоря, назвав его жену Ольгу, сына
Святослава, двух племянников и ряд других родственников,
причем текст договора впервые содержит сведения о местооби-
тании руси, похоже, отличной от той, которую представлял
Олег. «Русь» Игоря находилась в Крыму, могла препятствовать
«черным болгарам» нападать на владения византийского Херсо-
на, т.е. прикрывала их с севера и востока, обладала морским по-
бережьем, на котором обязана была оказывать помощь терпя-
щему бедствие греческому судну, но не имела права зимовать в
устье Днепра, на Белобережье (в устьях Днепра и Днестра) и на
острове св. Эферия, в котором с наибольшей вероятностью
можно видеть современный остров Змеиный (Белый или Левка
античных авторов).
Потеря подлинной даты подписания договора произошла,
скорее всего, при хронометрировании ПВЛ, когда он оказался
оторван от известия о нападении руси на Константинополь со-
общением о походе Симеона на угров, взятым из Продолжателя
Амартола и ошибочно (из-за указания на 15 индикт) оказав-
шемся здесь вместо 6435/927 г. 7 , заметкой о рождении Свято-
слава, заметкой о заключении мира с Романом и новеллой о но-
вом походе на греков, на этот раз закончившемся удачей,
сочиненной не ранее начала XII в. «краеведом» (перечень пле-
мен, ссылка на «дань, юже ималъ Олегъ», участие «печенегов» и
«варягов»). Перечисленные интерполяции, часть которых могла
7
переводе, т. 1. Пг, 1920, с. 560).
быть внесена в еще не хронометрированный текст ПВЛ, при

введении погодной сетки настолько отодвинули текст договора
от указанной в нем даты, что потребовали ее изъятия.
Другими словами, повествование об Игоре оказывается по-
строенным по тому же принципу, что и повествование об Олеге,
когда главным событием жизни героя становится поход на Ви-
зантию, подтверждаемый текстом договора и историей его рати-
фикации, после чего следует описание обстоятельств его смер-
ти. Это, а также характерные приметы стиля «краеведа» и сдвиги
в хронологии событий, безусловно свидетельствуют о времени
работы над текстом и делают весьма вероятным предположение,
что именно «краевед» был первооткрывателем самих докумен-
тов и виновником их внесения в текст ПВЛ вместе с параллель-
ными текстами.
Сама историчность набега руси на Константинополь в
6449/941 г. не вызывает сомнений. Он описан продолжателями
хроник Георгия Аммартола и Феофана 8, восходящих к одному
источнику, и о нем прямо говорит Иоанн Цимисхий в передаче
Льва Диакона, предлагая в 970 г. Святославу покинуть захвачен-
ную им Болгарию: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца
твоего Ингоря [Ιγγορ], который, презрев клятвенный договор, при-
плыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а
к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок,
сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальней-
шей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он
был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван на-
двое» 9.
Последняя фраза, вложенная в уста византийского импера-
тора особенно интересна, позволяя предположить, что слова
рассказа о смерти Игоря в ПВЛ — «и послуша их Игорь, иде в Де-
рева» — заключают в себе не столько указание на «Деревскую
землю», сколько на судьбоносную двусмысленность (т.е. 'пошел
на свою гибель в деревьях'), встречающуюся также и в повество-
вании о мести Ольги (напр., в требовании «птичьей дани»: «но
сего у вас проппо мала» [Ип., 47], которое можно понять как «ма-
лость» и как «князя Мала», о котором более нет никакого упо-
минания), что, в свою очередь, ставит вопрос о знакомстве
«краеведа» с греческими историческими сочинениями о собы-
тиях X в.
8
Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. СПб.,
1992,с.175-176.
9
Лев Диакон. История, VI, 10; с. 57.
Особенное внимание стоит обратить на рассказ о «ратифи-

кации договора» языческой русью, представители которой «да
полагають щиты своя и мечи своя нагы, и обручи свои, и да кле-
нуться о всемъ, яже суть написана на харотьи сеи <...> и приде на
холъмы, кде стояше Перунъ, и покладоша оружья своя, и щиты, и
золото» [Ип., 41-42]. При всей красочности и убедительности
представленной картины, интерес вызывают два момента: гер-
маноименная интернациональная «русь» клянется славянским
Перуном по обряду древних болгар, как о том безусловно свиде-
тельствуют работы И.И.Срезневского 10 и В.Н.Златарского п , и
тот факт, что, по свидетельству арабского историка XIII в.
Джирджиса Ибнуль Амида ал-Мекина, до принятия христиан-
ства Владимиром «не было у них (русов. — А.Н.) до этого времени
религиозного закона и не веровали они ни во что» п . Таким обра-
зом, не только «варяги», но и весь этот сюжет можно считать
продуктом своеобразной исторической ретроспекции автора
XII в., полагая, что точно так же им было реконструировано
«язычество Владимира» — в соответствии с практикой реально-
го язычества и книжной традицией его времени 13.
Рассказ о ратификации договора Игорем заканчивается
формулой, использованной уже в повествовании об Олеге:
«Игорь же нача княжичи въ Киеве, и мир имея къ всемъ странамъ.
И приспе осень, и нача мыслить на деревляны, хотя примыслите
большою дань» [Ип., 42]. С этого момента в тексте возникает не-
ясность. Неожиданное желание Игоря взять не только вторую,
но и третью дань с покоренных древлян мотивировано в новел-
ле того же 6453/945 г., где эту дань требует у Игоря его дружина,
ссылаясь на то, что дружинники («отроци») некоего Свенельда
«изоделеся суть оружьемь и порты». Из последующего можно по-
нять, что первую (законную) дань с древлян взял именно Свен-
дельд/Свиндельд, тогда как Игорь собрал вторую дань; когда
же, разохотившись, он решил «походить еще», то был убит де-
ревлянами и похоронен ими «у Искоростиня города в Деревехъ»,
где «есть могила его и до сего дни» [Ип., 43].
10
Срезневский И. И. Договоры с греками. / / Срезневский И. И. Русское
слово. Избранные труды., М., 1986, с. 41-43.
11
Златарски В. Юытва у языческих болгар. / / Златарски В.Н. Избрани
произведения, т. I. София, 1972, с. 181-189.
12
Васильевский В.Г\ Труды, т. II. СПб., 1909, с. 81.
13
О язьгчестве Киевской Руси ΧΙ-ΧΙΙ вв. см.: Гальковский Н.М. Борьба
христианства с остатками язычества в древней Руси, т. I, Харьков, 1916; т. 2,
М., 1913; Русанова И.П., Тимошук Б.А. Языческие святилища древних сла-
вян. М., 1993.
В этом фрагменте, охватывающем, практически, всю изве-

стную нам историю Игоря, исследователь встречает, во-первых,
странный «сбой» в хронологии, приводящий, как и в рассказе о
жизни Олега, к соединению текста договора с последующими
событиями, и, во-вторых, с одной стороны, дублирование ст.
6453/945 г., а с другой — начало «княженья Святославьля»
только в 6454/946 г., т.е. год спустя после смерти Игоря. Естест-
венно, последнее обстоятельство (как и появление соответству-
ющей рубрикации) относится уже ко времени хронометрирова-
нии ПВЛ, когда, по-видимому, и произошло дезавуирование
самостоятельного княжения Ольги, причем этот момент мог
уже иметь место в первой четверти XII в., так как в то время
княгини, тем более вдовые, не обладали никакой властью и
лишь весьма ограниченной собственностью. Третьим обстоя-
тельством, привлекающим внимание, оказывается немотиви-
рованность (на первый взгляд) ропота дружинников Игоря по
поводу Свенельда и его «отроков», тем более, что до этого имя
Свенельда нигде не было упомянуто. С ним читатель встречает-
ся уже после гибели Игоря, когда «краевед» посчитал нужным
объяснить, что Ольга в это время была «в Киеве съ сыномъ сво-
имъ детьском Святославом, и кормилец бе его Асмуд и воевода бе
Свиндельд, тоже отец Мьстишинъ» [Ип., 43].
Выпавший при очередном сокращении еще из архетипа
Ипатьевского и Лаврентьевского списков фрагмент, объясняю-
щий причину конфликта и место, занимаемое Свенельдом в ис-
тории Игоря, сохранился в НПЛ под 6430/922 г. сразу за сооб-
щением о смерти Олега: «Игорь же седяше в Киеве княжа, и воюя
на древяны и на угличе. И бе у него воевода, именемь Свендельдъ;
и примуче углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньделду <...> И
дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаша по черне куне 14 от
дыма. И реша дружина Игореве: се даль если единому мужеве мно-
го» [Ип., 109]. Об этой же дани в НПЛ сказано еще дважды —
под 6448/940 и под 6450/942 гг., после чего изложение сюжета
соответствует архетипу Лаврентьевского и Ипатьевского спис-
ков.
14
Термин «черная куна», использованный также в ст. 6391/883 г., озна-
чает не 'шкурку куницы', как то обычно полагают, а именно «двойную
дань», в чем убеждают слова, вложенные «краеведом» в уста посланцев
древлян/деревлян, обращенные к Игорю после взятия второй (после Све-
нельда) дани: «почто идеши опять, поималъ еси всю дань» [Ип., 43].
Итак, из текста ПВЛ можно заключить, что Игорь 1) был от-

цом Святослава, что подтверждается текстом договора с грека-
ми, сообщением Константина Порфирогенита 15 и Львом Диа-
коном 16; 2) был женат на Ольге, чье существование, как и
наличие у нее сына Святослава, подтверждается, кроме преам-
булы договора 6453/945 г., изложением церемонии ее приема в
Константинополе, сохраненным Константином Порфирогени-
том, в котором упомянут Святослав 17; 3) участвовал в морском
походе на греков 941 г., дата которого определяется по тексту
Продолжателя Георгия Амартола 18 и Продолжателя Феофана 19;
4) был убит (согласно Льва Диакона — «германцами» (т.е. гота-
ми), согласно ПВЛ — «деревлянами») вскоре после неудачного
похода на Константинополь; 5) имел воеводу Свенельда/Свен-
дельда, собиравшего дань с покоренных народов. К этому следу-
ет прибавить список родственников Игоря, которые отмечены в
преамбуле договора с греками. Так поименованные в договоре
послы, кроме самого Игоря, представляли его сына Святослава,
его жену Ольгу, по меньшей мере двух племянников Игоря —
Игоря и Якуна, а также людей, занимающих в иерархии семей-
ных связей русского князя промежуточное положение между
двумя этими его племянниками [Ип., 35], которых мы более не
встречаем на страницах ПВЛ и за ее пределами.
Но что это дает исследователю ПВЛ, кроме уверенности, что
он имеет дело не с фантомом, а с реальным персонажем исто-
рии?
Проблема происхождения Игоря, блестяще разрешенная
«краеведом» (который, может быть, и изъял дату его договора с
греками) с помощью построения относительной хронологии со-
бытий, при последующем их хронометрировании стала подлин-
ным «камнем преткновения» для исследователей, поскольку
попытка представить его сыном Рюрика оказывается несостоя-
тельной сразу по нескольким причинам. Во-первых, как я пока-
зал в своем месте, до середины XI в. Рюрик просто не значился в
числе предков Игоря, Святослава, Владимира и Ярослава, его
«открытие» произошло позднее. Во-вторых, связи между Оле-
гом и Игорем оказались настолько невероятны, что последую-
щая новгородская летописная традиция сделала из Олега «вое-
воду» Игоря, опустив при этом тексты договоров. Но даже если
15
Константин Багрянородный. Об управлении империей..., с. 44/45
(Сфендославос).
16
Лев Диакон. История, VI, 10; с. 57.
17
Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини..., с. 42-45.
18
Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола..., с. 567.
19
Продолжатель Феофана..., с. 175.
вернуться к исходным цифрам, оказывается, что на протяжении

42 лет — от 873 г., когда умер Рорик/Рюрик, а Игорь был «вельми
мал» (о его матери нам ничего не известно, кроме легендарного
известия, что ею была «Ефанда, дочерь князя урманского»20), и до
момента смерти Олега, приходящейся по нашим расчетам на
915 год, — то есть на протяжении всей результативной мужской
жизни, редко переваливавшей в ту эпоху для воина и князя на
шестой десяток, Игорь оставался «не у дел» за спиной Олега.
В исторической реальности той эпохи такое просто не могло
быть.
Однако из подобных невероятностей соткана вся биография
Игоря: он женится первым (и единственным!) браком на Ольге
в 6411/903 г., т.е. будучи 30 лет (если считать, что этот брак был
заключен перед походом Олега на греков в 6418/910, то в 37 лет),
а его единственный сын Святослав рождается только в 942 г., че-
рез год после возвращения Игоря из похода на греков, т.е. спус-
тя 32 года, когда самому Игорю оказывается около 69 лет, поче-
му в «Слове о законе и благодати» Илариона он и назван
«старым». Столь же парадоксальной на этом фоне выглядит ис-
тория Ольги. Поскольку можно считать, что ее выдали замуж,
согласно обычаям того времени, в возрасте 13-14 лет 21, перве-
нец у нее появляется в 44 года — преклонный возраст для жен-
щины той эпохи!
Если древнерусских агиографов в отношении Игоря и Ольги
устраивали даже большие цифры (согласно «Степенной книги»,
Ольга прожила в супружестве 42 года, а ее возраст к моменту
смерти 11 июля 969 г. указан «близь осмидесяти лет», что относит
ее рождение к 890 г., а выход замуж — около 901 г.22), то историк
должен попытаться выяснить реальные параметры жизни трех
человек — Игоря, Ольги и их сына Святослава. В данном случае
достоверной точкой отсчета может служить только рождение
Святослава, имя которого присутствует в преамбуле договора с
греками и «привязано» к неудачному походу 941 г., после кото-
рого он и появился на свет. Это означает, что женитьба Игоря на
Ольге должна была состояться перед походом, т.е. в 940/941 г., а
само рождение произошло, скорее всего, во второй половине
941 г. Примечательно, что в тексте ПВЛ женитьба Игоря на Оль-
ге действительно помещена перед походом на Константино-
поль, но перед походом не 941, а 907 г., придуманным «краеве-
20
Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 110.
21
Эклога. Византийский законодательный свод VIII в. М., 1965, с. 45.
22
ПСРЛ, т. 21, первая половина. СПб., 1908, с. 24.
дом» для оправдания договора 911 (912) г. Поскольку же многие

детали рассказа о походе Олега на Царьград и последующей его
смерти были прямо заимствованы из описания похода 941 г.
(список участников похода, зверства руси, описание ратифика-
ции и клятвы Перуном, отдельные сюжеты «договора 907 г.»,
как и синтагмы «жизни в мире» и «приспе осень...», предваряю-
щие смерть Олега), после чего текст «Сказания...» был разорван
сначала текстом договора 911 (912) г., а затем и хронометрией,
легко понять, каким образом женитьба Игоря на Ольге, пред-
шествовавшая походу 941 г., оказалась сдвинута на 37 лет впе-
ред.
Такую реконструкцию реального хода событий можно под-
крепить другими расчетами, связанными с брачными установ-
лениями той эпохи, в целом, общими для Европы и Византии.
Как указывал И.Е.Забелин, исходя из статей «Прохирона», по
византийским законам совершеннолетие для мужчин наступа-
ло в 14 лет, для женщин — в 12 лет 23 . Согласно же установлени-
ям «Эклоги», брачный возраст для мужчин начинался с 15 лет,
для женщин — с 13 лет 24. Судя по тому, что в 1187 г. Ростислав
Рюрикович, которому в это время уже исполнилось 15 лет, был
повенчан с Верхуславой Всеволодовной, которой исполнилось
всего восемь лет [Ип., 658], браки на Руси могли заключаться
для женщин и ранее, если только в данном случае речь идет о
бракосочетании, а не о обручении, которое, согласно «Эклоги»,
могло иметь место, начиная с семи лет 25 . Поскольку известно,
что у Игоря и Ольги других детей не было, а это находит под-
тверждение в исчислении членов их семьи в «договоре 945 г.»,
следует заключить, что для каждого из них этот брак был пер-
вым. Следовательно, к моменту рождения первенца Ольге
должно было быть от 13 до 15 лет, а Игорю — от 16 до 18 лет.
Можно допустить, что Ольга с Игорем были еще моложе, по-
скольку у Святослава, который погиб в 971 г. в возрасте 28 лет, к
этому времени оказывается уже три сына, занимающих само-
стоятельные княжения, т.е. в возрасте 14-15 лет, если это всё не
является творчеством «краеведа». Впрочем, не только Влади-
мир, но и остальные дети Святослава, скорее всего, были от на-
ложниц, поскольку наличие у него законной жены можно по-
нять только из желания Рогнеды выйти именно за Ярополка
(«Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю» [JI., 76]), что,
23
Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетии. М.,
1901, с.85 (см.: Эклога. Византийский законодательный свод VIII в..., с. 92).
24
Эклога, II, 1; с. 45.
25
Эклога, I, 1; с. 44.
скорее всего, тоже принадлежит области литературы, а не исто-

рии 26.
Все это позволяет наметить гипотетическую дату рождения
самого Игоря — не ранее 920 г., — устраняющую возможность
связать его непосредственно не только с Рориком/Рюриком, но
и с Олегом, умершим, по меньшей мере, за пять лет до появле-
ния Игоря на свет. Такое исключение Игоря из двух сюжетных
линий - истории словен, к которым приходит Рорик/Рюрик, и
истории полян, к которым приходит Олег, — находит косвенное
подтверждение в той разительной непохожести двух «Русий»,
которые отражены в договорах Олега и Игоря, хотя их разделяет
всего только тридцать лет. Первый договор с греками заключает
европейский наследственный князь, окруженный «мужами»,
сохраняющий франкскую титулатуру и живущий вдали от моря.
Второй договор заключает князь, окруженный обширным се-
мейным кланом, чьи интересы представляют соответствующие
послы. Он не имеет в своем подчинении никаких других «свет-
лых князей», и живет на территории Крыма рядом с «черными
болгарами» (печенеги?), греками-херсонеситами и, как вытека-
ет из сообщения Льва Диакона, с «германцами», т.е. готами-тет-
ракситами, которые в ПВЛ именуются «деревлянами» (от «тер-
винги», т.е. 'лесные жители' 27 ).
Выяснение вероятного возраста «старого» Игоря, оказавше-
гося весьма молодым, в свою очередь позволяет разрешить ряд
недоуменных вопросов, связанных с его личностью и с его окру-
жением. Первым из них является загадка взаимоотношений
Игоря и Свенельда/Свендельда, «воеводы Игоря», который об-
ладал властью большей, нежели сам Игорь, поскольку именно
он осуществлял сбор дани с покоренных народов, отстранив
дружину Игоря и дав ей основание говорить, что «отроци Свен-
делжи изоделеся суть оружьем и порты, а мы нази» [Ип., 42-43].
В самом деле, почему Игорь оказывается столь зависим от
Свенельда/Свендельда? Вопрос этот ранее казался неразрешим,
поскольку Свенельд/Свендельд не был упомянут в рассказе об
Олеге и не фигурировал в договоре 6453/945 г. Теперь, когда мы
26
Считаю нужным предупредить, что эти и последующие расчеты, ос-
нованные исключительно на фактах, содержащихся в тексте ПВЛ, должны
учитываться исследователями в дальнейшем, однако сами по себе не имеют
абсолютного значения, так как относятся к области относительной хроно-
логии, не располагающей какими-либо документами.
27
Попов А.И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. Л., 1973,
с. 25.
выяснили наиболее вероятный возраст Игоря и отсутствие ка-

ких-либо его связей с Олегом, Свенельд/Свендельд оказывается
не просто «мажордомом», но, по-видимому, воспитателем и
опекуном Игоря, каким он выступает и в дальнейшем по отно-
шению к Святославу вместе с его «кормильцем» Асмудом, и чьи
функции при переработке исходного текста оказались переданы
«краеведом» Олегу. Теперь есть все основания считать, что, бу-
дучи всего только «воеводой», т.е. не обладая никакими динас-
тическими правами, Свенельд от имени малолетнего Игоря вер-
шил делами государства, «привел» ему в жены Ольгу и, вполне
естественно, собирал дань с покоренных племен и народов до
его «возраста». Можно думать, что этот переломный момент на-
ступил после неудачного участия Игоря в экспедиции росов под
стены Константинополя, когда его личные дружинники потре-
бовали «довольствия» от молодого князя, слишком неопытного,
чтобы понять всю пагубность нарушения «ряда» с племенами-
данниками.
Похоже, юностью Игоря объясняется и его участие в траги-
ческом для росов/русов походе на Константинополь, известие о
котором, сконструированное из текста Продолжателей Амарто-
ла и Феофана и «Жития Василия Нового», вошло в ПВЛ в виде
пересказа «краеведа». Однако самое замечательное, что, подоб-
но тому, как «краевед» предпослал тексту договора Олега новел-
лу о походе 907 г., так и здесь, обнаружив у византийских авто-
ров сообщение о разфоме «руси» и пересказав его, он создал
новеллу о втором, теперь уже почти победоносном походе Иго-
ря после заключения мирного договора с Романом I Лакапином,
желая смягчить образ князя-неудачника, каким Игорь предста-
ет в ПВЛ.
Действительно, краткая история жизни Игоря наполнена
одними поражениями: сначала он терпит его при набеге на Ви-
зантию, затем, поддавшись алчности дружины, он гибнет «в де-
ревах», что звучит весьма двусмысленно, если вспомнить о
способе его казни «германцами», как об этом мимоходом упо-
минает Лев Диакон 28 . Всё это утверждает в мысли, что действи-
тельным правителем государства при юном Игоре был Све-
28
Отсутствие сопоставимого материала не дает возможности с уверен-
ностью решить этот вопрос, однако синтагма, определяющая способ гибе-
ли Игоря («в деревах») могла быть истолкована «краеведом» как указание
не на обстоятельства смерти, а на географию событий, откуда повсеместная
замена в ПВЛ этнонима "готы" или "германцы" - "деревлянами", тем более
легкая при наличии в Новгородской земле «Деревской пятины» и пр. сход-
ных топонимов.
нельд/Свендельд, явившийся для предшествующих событий

прототипом «вещего Олега», тогда как последний, судя по дого-
вору 911 (912) г., связан с историей совсем иной Руси, чем та, что
представлена последовательностью Игорь — Святослав — Яро-
полк — Владимир.
Две «Руси» — две династии, две географии, две истории. Сто-
ит заметить, что повествование об Игоре (а затем о мести Ольги
и о княжении Святослава) совершенно не знает «словен», с ко-
торыми неизменно выступает Олег, связанный с ними то ли дей-
ствительно (анекдот о парусах), то ли благодаря концепции
«краеведа». Показательна и разница в племенном окружении
Олега и Игоря, поскольку общим (и главным) противником у
них оказываются только древляне/деревляне и уличи/угличи, и
то потому, что, как представляется теперь, они были «приданы»
Олегу вместе с функциями Свенельда/Свендельда. Сейчас труд-
но сказать, что именно послужило непосредственной причиной
такой переработки, но определенную роль в этом должен был
сыграть текст договора 911 (912) г., который впоследствии был
использован Константинополем при составлении «договора
Игоря» и вместе с ним извлечен кем-то из имперского архива.
Последнее объясняет и безусловный факт переноса в «договор
Игоря» статей договора 911 г. с этнонимом "русин" (множест-
венное число — "русь"), при всём том различии в содержании,
титулатуре и географической ситуации, которые отражены в но-
вом тексте.
Особый интерес в договоре Игоря вызывают условия его
подписания послами русов и картина последующей ратифика-
ции его самим Игорем. Послы, «сколько их было крещенных»,
приносили клятву соблюдать условия договора в «соборной
церкви» Константинополя (т.е. в Софии?), причем «клялись
церковью святаго Ильи», находившейся «в Руси», в которой за-
тем присягала остальная «христьяная русь». Что же касается
приведения к присяге языческой руси, то она «да полагает щиты
своя и мечи своя нагы, и обручи свои и прочая оружья, и да кле-
нуться о всемъ, яже суть написана на харотьи сей» [Ип., 41]. И хо-
тя последующий рассказ о ратификации содержит лексему "ва-
рязи", абсолютно чуждую тексту договора, указывающую на
принадлежность комментария о церкви св. Ильи («яже есть надъ
ручьемъ; се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи христья-
ни») «краеведу-киевлянину», сама новелла, похоже, восходит к
тексту его предшественника, откуда он заимствовал рассказ о
гибели князя, точно так же потребовавший комментирования
(о малом количестве дружины, о месте могилы Игоря «и до сего
дни», о местонахождении Ольги со Святославом и пр.). Здесь

внимание привлекает замечательный оборот «и возмя дань, и по-
иде въ свои городь» [Ип., 43], заставляющий предполагать опу-
щение топонима по несоответствию привязки событий к Киеву,
либо вообще его изначальное отсутствие.
Итак, «великий князь русский» Игорь в результате проведен-
ного анализа предстает юношей-неудачником, который был за-
влечен в роковую авантюру своими дружинниками, когда попы-
тался выйти из-под опеки «мажордома» и воспитателя
Свенельда/Свендельда. Предпринятая А.А.Шахматовым по-
пытка увидеть след такого конфликта между опекуном и воспи-
танником в преамбуле договора 6453/945 г., не упоминающего
Свенельда/Свендельда, и выдвинутое им предположение об
участие последнего (или его сына) в убийстве Игоря с последу-
ющими притязаниями на руку Ольги 29, не могло иметь место в
реальности уже потому, что, как увидим дальше, вся история с
«деревлянским сватовством» является литературной интерполя-
цией и не имеет ни малейшей связи с действительностью.
Единственный путь, которым исследователь может вернуть-
ся к исторической реальности происходившего, начинается, как
ни странно, с определения даты смерти Игоря. Поскольку брак
Игоря с Ольгой имел место до похода на Царьград летом
6449/941 г., рождение Святослава должно было последовать тем
же летом или осенью, относящейся уже к 6450 (сентябрьскому)
году, что мы и находим в соответствующем месте ПВЛ. А так как
известно, что Святослав погиб в 6480 г. и общее число лет его
жизни равно 30, из которых он княжил 28, следует, что он остал-
ся без отца на третьем году жизни, т.е. осенью 6453 г., которая от
Р.Х. является осенью 943 г. Это, в свою очередь, позволяет опре-
делить дату заключения договора Игоря с греками, что произо-
шло, вероятнее всего, на следующий же год после разгрома ро-
сов на Босфоре и рождения Святослава, т.е. летом 6450/942 г.
Именно в такой последовательности эти события и были изло-
жены в первоначальном рассказе об Игоре, не имевшем сетки
годовых дат. Однако ошибочное определение по индикту похода
Симеона и его смерти, отнесенных к 6450/942 г. и последующее
хронометрирование ПВЛ оторвало преамбулу известия о рожде-
нии Святослава «в се же лето...» от сообщения о походе 941 г. и
автоматически сдвинуло на следующий 6451/943 год заключе-
ние мира послами Игоря с Романом I, тогда как новелла «крае-
веда» о небывалом победоносном походе Игоря в 6452/944 г.
29
дах. СПб., 1908, с. 364-365.
отодвинула текст договора ещё на три года, заставив, в конце

концов, вообще убрать его дату.
Завершая на этом этапе рассмотрение личности Игоря, мож-
но констатировать, что, родившись не ранее 920 г., а, скорее все-
го, в 923-925 гг., и погибнув от рук крымских готов-тервингов
осенью 943 г., Игорь представлен в договоре не столько киев-
ским князем 30, сколько одним из архонтов «черноморской
руси», чьи подданные оказываются «русинами» с германоязыч-
ными и славянскими именами (см. преамбулу договора
6453/945 г.), не знающими никаких «славен», «полян» и «варя-
гов». Поэтому, прежде чем делать из этого какие-либо выводы,
рассмотрим фигуру его вдовы, снискавшей славу незаурядной
правительницы и дипломата для всего северочерноморского ре-
гиона того времени.
Первая в русской истории женщина-правитель, явившаяся

образцом для последующих русских правительниц, «праматерь
князей русских», как именует ее одно из проложных житий, за-
чинательница христианства на·Руси, сравниваемая Церковью с
Еленой, матерью Константина Великого, представлена в ПВЛ
текстами, вызывающими много вопросов и недоумений.
Тексты ПВЛ сообщают об Ольге, что она 1) была женой Иго-
ря (ст. 6411/903 г.) и в качестве таковой отмечена в преамбуле до-
говора 6453/945 г.; 2) четырежды мстила «деревлянам» за смерть
Игоря («дублетная» ст. 6453/945 г. и ст. 6454/946 г.); 3) в первые
годы вдовства занималась государственным устроением земель
по Мьсте, по Луге и по Днепру (ст. 6455/947 г.); 4) совершила по-
ездку в Константинополь, где крестилась (ст. 6463/955 г.); 5) на-
ходилась с внуками в Киеве, осажденном печенегами (ст.
6476/968 г.); 6) умерла и была погребена в 6477/969 г.). Из этих
событий документальное подтверждение имеют пункты 1 (кня-
жеское достоинство Ольги и состав семьи, отмеченные в преам-
буле договора Игоря и у Константина Порфирогенита 31), и
4 (поездка в Константинополь, поскольку церемониал двух ее
приемов в императорском дворце описан Константином Пор-
30
Упоминание Киева, Чернигова, Переяславля и прочих городов в том
же контексте, что и в «договоре 907 г.» можно считать безусловной интерпо-
ляцией XII в., разрывающей подлинный текст договора указаниями «цент-
ров Руси» (митрополий), выступающих в таком качестве именно в это вре-
мя.
31
Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини..., с. 42.
фирогенитом 32), хотя дата и причина этой поездки до сих пор

вызывают споры у исследователей 33. Всё остальное вызывает
вопросы. Попробуем в них разобраться.
Согласно принятой в историографии версии ПВЛ, позднее
разработанной в «Степенной книге», Ольгу «привел» Игорю
Олег (по другой версии - сам Игорь) в 6411/903 г. «от Плескова»,
что на протяжении столетий воспринималось и толковалось как
«от Пскова», города на р. Великой. С формальной стороны та-
кое истолкование находит себе подтверждение в НПЛ (старше-
го извода), где, начиная с первого упоминания Пскова под
6640/1132 г. и вплоть до 6837/1329 г. устойчиво прослеживается
форма «Пльсковъ», заменяемая в 6860/1352 г. «Псковъ» хотя,
как заметил в свое время Д.И.Иловайский, «трудно тут разу-
меть наш Псков, тогда не только не игравший никакой политиче-
ской роли, но едва ли и существовавший», взамен которого он
предложил видеть в «Плескове» ПВЛ древнеболгарский город
Плисков (совр. Плиска) 35 .
Однако «псковская легенда», представленная только «Сте-
пенной книгой», созданной в 30-х гг. XVI в., в последующем ут-
вердилась в русской агиографии и в историографии столь осно-
вательно, что даже М.Н.Тихомиров счел возможным лишь
однажды признать, что «с точки зрения исторической вероятнос-
ти привод жены к Игорю из болгарского города Плискова понят-
нее, чем появление Ольги из Пскова, о котором более ничего не из-
вестно в X в.» 36
Между тем, вопрос о месте рождения Ольги обрел еще в 80-х
гг. прошлого века не только логическую, но и документальную
основу, когда архимандрит Леонид (Кавелин) обнаружил среди
32
33
Историографию вопроса см.: Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Ру-
си. IX - первая половина X в. М., 1980, с. 260-315; Назаренко А.В. Еще раз о
дате поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие за-
метки. / / ДГВЕ. Материалы и исследования 1992-1993 гг. М., 1995,
с. 154-168.
34
Такая закономерность подтверждается наблюдениями над употребле-
нием обеих форм этого топонима в НПЛ младшего извода, где наблюдается
их беспорядочное чередование с постепенным вытеснением более древней
[НПЛ, 107-371].
35
Иловайский Д.И. Вероятное происхождение св. княгини Ольги. / /
Иловайский Д.И. Исторические сочинения, ч. 3-я. М., 1914, с. 441-448.
36
Тихомиров М.Н. Исторические связи русского народа с южными сла-
вянами с древнейших времен до половины XVII в. / / Тихомиров М.Н. Исто-
рические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969,
с. 107.
рукописей, принадлежавших А.С.Уварову, сборник XV в., где

сообщалось, что «Игоря же Олегъ жени въ Болгарехъ, поятъ за
него княжну именемъ Олгу, и бе мудра велми». Это позволило на-
конец идентифицировать летописный «Плесков» с болгарской
Плиской, древней столицей Первого Болгарского царства 37 , где
находилось архиепископия болгарская, делавшая ее одним из
главных культурных центров славянства в отличие от Преславы
- новой столицы, куда переехал царский двор Симеона. Вполне
естественно, что такое происхождение Ольги в исторической
реальности должно было в гораздо большей степени отвечать
интересам утверждавшейся династии русских князей, чем то,
которое ей усваивала поздняя церковная традиция.
Новый взгляд на происхождение «праматери всех князей
русских», поддержанный Д.И.Иловайским, получил дальней-
шее развитие в работах болгарских историков 38 , в том числе ар-
химандрита Нестора, следом за С.Чилингировым посчитавшим
ее племянницей царя Симеона, т.е. дочерью его сестры Анны,
выданной замуж за боярина Сондока или Сурдика 39 .
Пересмотр традиционной хронологии ПВЛ в отношении
Олега, Игоря и Ольги, приведенный выше, делает сомнитель-
ным возможность столь близкого родства последней с Симео-
ном, хотя сам факт ее происхождения из Плиски, как я покажу
далее, способен прояснить многие, иначе не объясняемые мо-
менты как ее собственной биографии, так и действий ее сына
Святослава. К сожалению, этого нельзя сказать о самых впечат-
ляющих событиях жизни первой русской женщины-правитель-
ницы, с которыми она вошла в анналы русской истории, — мес-
ти древлянам/деревлянам за Игоря.
Отметив ее замужество под 6411/903 г., второй раз ПВЛ на-
зывает имя Ольги после рассказа о смерти Игоря «в Деревах»,
когда она «бяше в Киеве съ сыномъ своимъ детьскомъ Святосла-
вомъ, и кормилець бе его Асмудъ, и воевода бе Свинделдъ, тоже
отець Мьстишинъ» [Ип., 43]. что является такимже комментари-
ем «краеведа», как и поясняющие вставки, ориентирующие со-
бытия середины X в. на топографию Киева 80-х гг. XI в. («горы
37
Леонид, архимандрит. Откуда родом была св. великая княгиня русская
Ольга? / / PC, 1888, № 7, с. 217.
38
Чилингиров С. Какво е дал българинът на другите народи. София, 1941.
39
Нестор, арх. Имал ли е в жилите си българска кръв киевският княз
Светослав Игоревич? / / Духовна култура, 1964, N° 12, с. 12-16; он же.
Българският цар Симеон и Киевска Русия. //Духовна култура, 1965, № 7-8,
с. 45-53; он же. Проникване на св. Климентовото книжовно дело Киевска
Русия. / / Духовна култура, 1967, № 3, с. 4-11, и др.
Киевские», «двор теремной», «двор Чюдин», объяснение имени

князя Мала и пр.) 40 . В результате такого вторжения «краеведа» в
текст предшественника получилось, что Игорь был погребен
дважды: первый раз «деревлянами» («и убиша Игоря и дружину
его, бе бо ихъ мало; и погребен бысть Игорь» [Ип., 43]), а второй
раз Ольгой («Олга же... приде къ гробу его и плакася по мужи сво-
емъ; и повеле людемъ съсути могилу велику» [Ип., 46]).
Здесь мы подходим к вопросу о существовании некогда са-
мостоятельного произведения, содержавшего описание похода
Игоря на греков (по Продолжателю Амартола и «Житию Васи-
лия Нового», если это не заимствование из их общего источни-
ка), текст договора с обстоятельствами его ратификации, рас-
сказа о смерти Игоря и последующего четырехкратного мщения
Ольги древлянам/деревлянам, построенного на «странствую-
щих сюжетах» фольклора (и литературы) средневековья, как
«сожжение в бане», «избиение на тризне» и «сожжение города с
помощью птиц». О чужеродности последнего сюжета (месть)
для ПВЛ свидетельствуют его сохранившиеся фрагменты, кото-
рые резко контрастируют по лексике и стилистике с коммента-
рием «краеведа» и такими принадлежащими ему новеллами, как
рассказ о втором, победоносном походе Игоря, поездке Ольги в
Константинополь и последующими рассказами о Святославе.
К этому следует добавить отсутствие в исходном тексте о мще-
нии Ольги таких характерных для ПВЛ этнонимов, как "слове-
не", "русь", "варяги", замененные более поздним обобщающим
«кияне». Вместе с тем, все описанные способы мести — погребе-
ние заживо послов, сожжение их в доме, избиение на тризне, —
как и сама месть, коварная и последовательная, оказываются
вообще чужды славяно-византийской литературной традиции.
Не знает их и собственно древнерусская литература, для ко-
торой характерно совсем иное отношение к смерти, сформули-
рованное Владимиром Мономахом в письме к Олегу Святосла-
вичу: «дивно ли, оже мужь оумерлъ в полку, ти лепше суть измерли
и роди наши» [Л, 254]. Восстание обычно подавлялось каратель-
ной экспедицией, как то сделано Свенельдом, Святославом и
Асмудом в отношении «деревлян». В данном же случае речь идет
именно о мести, причем падающей на весь народ. Образцы по-
добной беспощадной, длящейся поколениями мести известны
40
Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953, с.
21; Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории древней Руси.
Рязань, 1969, с. 143.
только в германском героическом эпосе, примером которого

может служить «Песнь о Нибелунгах». Естественно задаться во-
просом: не заимствован ли и данный текст, приуроченный к
смерти Игоря и к Ольге, из какого-то германоязычного произ-
ведения? Вопрос тем более уместен, что, опираясь на сообще-
ние Льва Диакона об обстоятельствах смерти Игоря от рук
германцев и месте обитания Святослава («Боспор Киммерий-
ский»), указывающие на Таврию, где, согласно хронике Георгия
Амартола, обитали «дерьви», т.е. «тервинги», есть все основания
видеть в «деревлянах» ПВЛ остготов-тервингов, а не «лесных
людей», живших по Припяти и Ужу41.
Подтверждением столь неожиданному заключению может
служить также имя древлянского князя — «Мал», вызывавшее
недоумение еще у «киевлянина-краеведа», который счел даже
необходимым пояснить, что «Мал» — это имя. Непонятным оно
оказалось и для польского историка ЯДлугоша, который, по-
считав его синонимом прилагательного 'маленький' («невысо-
кий»), воспроизвел его уже как Мискиня/Низкиня, быть может,
пойдя на поводу у своего предшественника-осмыслителя. На
самом же деле, как можно полагать, речь идет о представителе
остготской династии Амалов, поэтому весьма вероятно, что в
рассказах о мести Ольги мы имеем дело с адаптированными сю-
жетами германского эпоса, поражающими своей внутренней
монолитностью и чуждостью древнеславянским литературам в
целом. Иной точки зрения на этот сюжет придерживался акаде-
мик Б.А.Рыбаков, утверждавший, что «сказание о мести Ольги»,
как условно можно назвать этот рассказ, это не отражение ре-
альных событий, а устрашающее эпическое произведение, создан-
ное в интересах киевской монархии (так! — А.Н.). <...> Автор
«Сказания о мести» воздействовал примитивным художествен-
ным средством на примитивное, полупервобытное (так! — А.Н.) со-
знание своих современников, и к мечам киевских дружинников он
присоединял идеологическое оружие, заставляя своих слушателей
(почему не читателей? — А.Н.) поверить в мудрость и непобеди-
41
Стоит заметить, что уже в осмыслении топонима, передающегося в
различных списках ПВЛ по-разному - «Коростень», «Искоростень», «из
града ис Коростеня», — оказывается заложена эпическая предрешенность
гибели города от пожара (город Искр/Искрстень, сгоревший от искр, за-
жженных пламенем мести), тогда как в действительности Игорь мог быть
убит возле любого города крымской Готии, в том числе и возле Херсоне-
са/Корсуня, чье имя также можно увидеть в летописном «Коростене». Го-
род Искръ на одноименной реке известен в болгарском Подунавье.
мостъ киевского княжеского дома» 42. Комментарии, как гово-

рится, излишни...
Трудно настаивать на том, что новеллы о мщении Ольги пер-
воначально входили в один сюжетный блок с рассказами об
Игоре, хотя такая возможность представляется мне весьма веро-
ятной. С гораздо большей уверенностью можно говорить, что,
уже после адаптации этого текста в ПВЛ «краеведом», он испы-
тал определенного рода сокращения, нарушившие первона-
чальную стройность и полноту повествования. Об этом свиде-
тельствует фрагмент так называемого «сна князя Мала»,
сохранившийся только в списке Летописца Переславля Суз-
дальского, где он находится между сообщением о том, что «де-
ревляне» послали новых послов к Ольге после сожжения первых
и приходом этих новых послов в Киев 43 , хотя по своему содер-
жанию («лодьи, в них же несеныъ быти, смолны») он должен был
соответствовать приходу первых послов. Похоже, в результате
таких же сокращений остается неизвестной и судьба самого Ма-
ла, которого А.А.Шахматов пытался отождествить с «Малком
любчанином», сделав «милостьницу Ольжину» Малушу, мать
Владимира, его дочерью 44 .
Вместе с тем, можно видеть, что попытки «краеведа» создать
из Ольги образ инициативной и волевой правительницы, про-
ходящей по Деревской земле с сыном своим и с дружиною сво-
ею, уставляюще уставы и урокы [Ип., 48-49], чтобы на следую-
щий год отправиться «к Новгороду», уставив «по Мьсте и Лузе»
погосты и дань, т.е. хозяйствуя уже в Деревской пятине Велико-
го Новгорода 45, не были оценены его последователями, по-
42
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.,
1982, с. 362.
43
«Князю же веселие творящу къ браку, и сонъ часто зряше Малъ князь:
се бо пришел, Олга дааше ему пръты многоценьны, червены вси, жемчю-
гомъ иссаждены, и одеяла чръны съ зелеными узоры, и лод(ь)и, в них же не-
сеным быти, смолны» (ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздальского.
М., 1995, с. 15).
44
Шахматов А.А. Разыскания..., с. 373-374.
45
А.А.Шахматов предполагал, что устроение Ольгой Деревской пяти-
ны, с которой Новгород связывали реки Мета и Луга, как «Деревской зем-
ли», явилось домыслом какого-то новгородца, поскольку в Деревской пя-
тине был свой «Коростень», почему в позднейших сводах Игоря указывали
убитым «вне града Коростеня близь Старыя Русы» (Шахматов А.А. Разыс-
кания..., с. 171-172). Позднее Шахматову возражал А.Н.Насонов, однако не
всегда убедительно (Насонов А.Н. «Русская земля»..., с. 76). Скорее всего,
отождествить «Дерева» с Деревской пятиной «краеведу» помогло выраже-
ние "по мьсте", т.е. 'совершив месть', что было воспринято в качестве указа-
ния на гидроним "Мету", подвигнув на создание всего фрагмента.
скольку в дальнейшем Ольге в ПВЛ не отведено даже время са-

мостоятельного княжения: ее имя отсутствует в перечне княже-
ний ст. 6360/852 г., а «княженье Святославьле» начинается с мо-
мента его «посажения на конь» в 6452/946 г., т.е. по достижении
пяти лет. Так получается, что единственным реальным зерном
во всей этой истории, столь ярко и впечатляюще отразившейся
в ПВЛ, стало убийство Игоря «германцами», только не на
«Древлянской земле» правобережья Днепра выше Киева 46, а,
скорее всего, там, где они обитали, т.е. в Крыму.
И всё же главным сюжетом рассказов об Ольге, вызываю-
щим нескончаемые споры историков, остается ее поездка в
Константинополь, — блестящая новелла, судя по всему, цели-
ком написанная «краеведом», который сумел совместить высо-
кие идеи с духом озорного фаблио.
Статья 6463/955 г. рассказывает о приезде Ольги в Констан-
тинополь, встрече с царем Константином VII, возымевшим же-
лание на ней жениться, о хитрости Ольги, которая предложила
царю с патриархом сначала ее крестить, после чего напомнила,
что, будучи крестным отцом, царь не может на ней жениться; о
благословении патриарха, возвращении княгини с дарами в Ки-
ев и о том насмешливом ответе, который она дала послам царя,
приехавшим за обещанной военной помощью. Завершается по-
вествование рассказом о попытках Ольги склонить к крещению
Святослава, его сопротивлении и о том, что отдельные люди всё
же крестились [Ип., 49-52]. Конечно, в исторической реальнос-
ти всё было не так, но как? Константин Порфирогенит не оста-
вил сведений о причинах приезда Ольги, а его описание церемо-
ниала не дает никаких оснований говорить не только о
«сватовстве», но и о крещении «архонтиссы Росии», поскольку
Ольгу сопровождал «священник Григорий», т.е. она уже была
христианкой. Вместе с ней на приеме находились ее родствен-
ницы, придворные дамы, а также послы и купцы, причем в том
же числовом соотношении, которое указано в преамбуле дого-
вора Игоря 47 .
Другими словами, перед нами редчайший случай, когда на-
лицо документ, зафиксировавший историческую реальность, и
литературное произведение, в основу которого положен исто-
рический факт, но переосмысленный в жанре фаблио «краеве-
дом-киевлянином» в первой четверти XII в. Избранный ав-
46
Насонов А.Н. «Русская земля»..., с. 51, хотя автор нигде четкоее грани-
цы очертить не может, ощущая, по-видимому, ее определенную «легендар-
ность».
47
тором жанр вполне объясняет замечательное сочетание благоче-

стия и насмешки, сменяющие друг друга в тексте без переходов,
заставлявшее исследователей сюжета видеть в едином тексте два
слоя, которые «явно не могли принадлежать одному автору: они
различаются и идейно, и стилистически», как об этом заявлял
Д.СЛихачев, считавший, что «слой устных преданий лишь при-
креплялся» к «церковным сказаниям»»48, в то время как его оппо-
ненты полагали, что «из летописного сказания совершенно безбо-
лезненно извлекаются все клерикальные отступления» 49,
демонстрируя тут же примеры такого «расслоения», весьма убе-
дительные и в то же время совершенно ошибочные.
Между тем, как можно заметить, одна из загадок рассказа о
поездке Ольги - сватовство императора к уже очень старой по
меркам того времени женщине, какой предстает княгиня по
хронологии ПВЛ (в 955 г. ей должно было быть около 64 лет), —
теперь получает неожиданное объяснение. В глазах читателей
начала XII в. домогательства деревлянского князя и византий-
ского императора были вполне оправданы, поскольку к момен-
ту смерти Игоря Ольге было не более 15-16 лет, а во время поезд-
ки в Константинополь — около 28 лет — и в том, и в другом
случае возраст вполне подходящий для сватовства. Но когда она
предприняла эту поездку?
Как известно, приемы Ольги в Константинополе датирова-
ны Константином Порфирогенитом только числами месяца и
днями недели — 9-го сентября, в среду, и 18 октября, в воскресе-
нье 50. В середине X в. эти числа и дни недели совпадают в 946 и
957 гг., что в любом случае не соответствует дате ПВЛ и приво-
дит к спорам между исследователями51. Как мне представляется,
уже определение возраста Ольги, которой в 957 г. было около 30
48
Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значе-
ние. М.-Л., 1947, с. 62-63.
49
с. 339.
50
Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини..., с. 42 и 43.
51
Последние по времени работы, посвященные полемике, с указанием
литературы см.: Литаврин Г. Г. К вопросу об обстоятельствах, месте и време-
ни крещения княгини Ольги. / / Д Г СССР. Материалы и исследования 1985
года. М., 1986, с. 49-57; он же. Русско-византийские связи в середине X ве-
ка. / / ВИ, 1986, № 6, с. 41-52 (в этих статьях автор отстаивает мысль о двух
поездках русской княгини в Константинополь в 946 и в 954-955 гг., полагая,
что она крестилась во время второй поездки); Назаренко А.В. Еще раз о дате
поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие заметки.
//ДГВЕ. Материалы и исследования 1992-1993 гг. М., 1995, с. 154-168 (в ко-
торой оппонент Г.ГЛитаврина отстаивает версию одной поездки в 957 г.).
лет, склоняет чашу весов в пользу последней даты, близкой дате

ПВЛ. И не потому, что в 946 г. молодой вдове требовалось, как
пишут некоторые историки, «усмирять древлян и заниматься ус-
троением земель», а потому, что после гибели мужа при малолет-
нем сыне и собственной юности она физически не могла пред-
принять подобное путешествие и быть принята с таким
почтением и доверенностью, как то отмечено в описании цере-
монии.
«Эльга росена», т.е. 'росская', как ее называет Константин
VII, была принята с титулом «архонтиссы Росии», т.е. прави-
тельницы страны, будучи сопровождаема шестью «родственни-
цами· архонтиссами», т.е. княгинями, ее сестрами или женами
братьев Ольги, о которых совершенно ничего не известно, а
также ее племянником, сыном брата или сестры Ольги/Эльги,
но не Игоря 52 . Кроме того, вместе с Ольгой в Константинополь
приехали священник Григорий, «люди Святослава», 16 при-
дворных дам, слуги Ольги, слуги послов, прислужницы, 2 пере-
водчика и пр. 53, а также 22 посла и 44 купца (столько же,
сколько зафиксировано в договоре Игоря). Наличие послов и
купцов свидетельствует о заключении каких-то торговых и по-
литических соглашений между греками и Русью, может быть,
связанных с подтверждением или пересмотром «договора Иго-
ря». В то же время, наличие священника безусловно снимает
всякое сомнение в исконном христианстве Ольги/Эльги, нигде
не названной именем «Елена», якобы полученным ею при кре-
щении в Константинополе, как о том говорит рассказ ПВЛ
[Ип., 49].
В самом деле, в случае «язычества» Ольги с ее стороны не бы-
ло бы никакой хитрости сделать императора своим восприем-
ником при крещении, поскольку это даже требовалось при кре-
щении знатных язычников. Действительная хитрость, на
которой изначально только и мог быть построен сюжет фаблио,
дошедший до нас в урезанном виде, должен был заключаться в
том, что Ольга крестилась, будучи уже христианкой, дабы избе-
жать сетей, которые расставлял ей сластолюбивый император.
Ведь если бы речь шла о настоящем крещении и в Киев Ольга
возвращалась новообращенной христианкой, вряд ли автор
фаблио решился вложить в ее уста столь непочтительный ответ
52
Анепсий — кровно-родственный племянник.
53
Литаврин Г.Г. Состав посольства Ольги в Константинополе и «дары»
императора. / / Византийские очерки. Труды советских ученых к XVI Меж-
дународному конгрессу византинистов. М., 1982, с. 71-92.
(«аще ты такоже постоиши у мене в Почайне, якож аз в Суду...»)

послам ее действительного крестного отца. Наоборот, благочес-
тивый редактор неминуемо должен был убрать из текста факт
изначального христианства княгини русов, чтобы на первый
план выдвинуть другой факт — принятие креста для страны и на-
рода из рук самого константинопольского патриарха.
Другим аргументом, на который опираются сторонники кре-
щения Ольги в Константинополе, являются сведения хроники
Регинона Прюмского, в последнее время подробно, хотя и не
всегда убедительно, рассмотренные А.В.Назаренко 54, посколь-
ку речь в них идет о послах «Helenae, reginae Rugorum», которую
историки априорно отождествляют с уже окрещенной Ольгой,
«сменившей имя», забывая при этом, во-первых, что факт кре-
щения не менял обиходного имени у людей, тем более занимав-
ших владельческие посты 55, и, во-вторых, до сих пор никем не
доказано, что «руги» Регинона Прюмского тождественны «руси-
нам», а тем более — росам/русам, о которых идет речь.
Насколько почетен был прием, оказанный Ольге/Эльге в
Константинополе, можно судить по тому, что обязательный в
таких случаях тройной проскинесис (поклон, при котором рас-
простираются на полу) для нее был заменен лишь легким накло-
ном головы, а затем, сидя в присутствии императрицы и импе-
ратора, она беседовала с последним «сколько пожелала» 56, и,
судя по всему, без переводчика. Ж.-П.Ариньон, анализируя по-
чести, оказанные Ольге/Эльге, заключил, что она была принята
во дворце по чину «опоясанной патрикии», на который имела
право только в том случае, если бы стала свекровью «порфиро-
родной» принцессы 57.
Такое замечание французского историка вновь ставит во-
прос о целях и задачах поездки Ольги и их отражении в соответ-
ствующем рассказе ПВЛ, где главной темой оказывается
«неудачное сватовство» императора. Поэтому правомерно пред-
положить, что тема эта, получившая комическое отражение в
фаблио, действительно присутствовала в качестве основной
причины поездки русской княгини в Византию (попытка сосва-
54
Назаренко А.В. Русь и Германия в IX-X вв. / / ДГВЕ. Материалы и ис-
следования 1991 г. М., 1994, с. 61-80.
55
Попытку оспорить это положение см.: Литаврин Г.Г. Русско-визан-
тийские связи..., с. 45-46.
56
Литаврин Г.Г. Путешествие..., с. 44.
57
Ариньон Ж.-П. Международные отношения Киевской Руси в середи-
не X в. и крещение княгини Ольги. / / ВВ, т. 41, М., 1980, с. 120.
тать за Святослава одну из принцесс), обусловив почетный при-

ем, но бесплодные переговоры, что вполне понятно, если
вспомнить позицию Константина VII, изложенную им по пово-
ду браков императорского дома с «варварами» в соответствую-
щем месте трактата «Об управлении империей»: «Если когда-ли-
бо народ какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных
племен попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т.е. ли-
бо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли
в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их нера-
зумную просьбу...» 58
Однако была ли Ольга/Эльга в глазах императора представи-
тельницей «варваров»? На этот вопрос уже сейчас можно отве-
тить отрицательно, и не только потому, что она была христиан-
кой и ее сопровождал священник. Сам факт неординарного
приема княгини росов в императорском дворце таким блюсти-
телем этикета, каким был Константин VII, заставляет вспом-
нить происхождение Ольги «из Плиски», что является недву-
смысленным свидетельством ее родства с царствующим домом
Первого Болгарского царства и непосредственно со здравствую-
щим в то время царем Петром Симеоновичем, который был же-
нат на Марии-Ирине, внучке Романа Лакапина 59 . В таком слу-
чае Ольга/Эльга приходилась императору, как бы он того не
хотел признавать, свойственницей 60 , почему и была принята во
внутренних покоях дворца, куда не допускались иностранные
послы и вообще иноземцы. Следует также помнить, что Кон-
стантин VII оставил описание только торжественных приемов
Ольги/Эльги, на которых ее сопровождала свита, официальные
послы и купцы, как то требовалось по этикету, в то время как
между ними должны были происходить и полуофициальные
встречи с императорской семьей в жилых помещениях, закры-
тых для посторонних.
58
Константин Багрянородный. Об управлении империей..., с. 58-59.
59
Златарски В.Н. История на Българската дьржава през средните веко-
ве, т. I, ч. 2. София, 1971, с. 512-513.
60
Характерна оценка сложившейся ситуации самим Константином VII
по поводу этого болгаро-византийского брака: «Господин Роман василевс
был простым и неграмотным человеком <...> а потому он многое вершил
деспотично и крайне самовластно, <...> поэтому еше при жизни названный
господин Роман был крайне ненавидим, порицаем и поносим <...> и после
смерти точно так же подвергали его презрению, обвинению и осуждению,
введшего как новшество это недостойное и неподобающее для благородно-
го государства ромеев дело» (Константин Багрянородный. Об управлении
империей..., с. 60-63).
Предположение о сватовстве как основной причине поездки

Ольги/Эльги в Константинополь находит косвенное подтверж-
дение в составе ее свиты, включавшей княгинь-родственниц,
т.е. представительниц княжеского родового клана, священника,
наличие которого в свите княгини всегда вызывало удивление
исследователей, и, конечно же, «людей Святослава», заставляв-
ших даже предполагать, что под именем «анепсия» с Ольгой при-
был и ее сын 61. Последнее предположение нельзя ни подтвер-
дить, ни опровергнуть, однако следует помнить, что в 957 г.
Святославу должно было исполниться 15-16 лет, — возраст, ког-
да княжич уже мог стать полновластным князем и его следовало
женить. Возможно, сватовство Ольги оказалось безрезультат-
ным не только по причине бескомпромиссной в этом вопросе
позиции Константина VII, но также из-за упорного язычества
Святослава, о котором свидетельствует и Лев Диакон, описыва-
ющий погребальные обряды русов под Доростолом 62. Как был
решен этот вопрос — неизвестно, но существование в последую-
щее время печатей «архонтисс Росии» с греческими именами 63
свидетельствует о том, что практика вывоза невест из Византии
в таманскую Русь имела место, а участие отряда росов в походе
на Крит уже в 961 г.64, свидетельствует об отсутствии по этому
поводу недовольства между Византией и росами.
В любом случае нам остается констатировать, что фаблио о
поездке Ольги в Византию сохранило в искаженном и переос-
мысленном виде воспоминание о цели, которую поставила пе-
ред собой княгиня росов, но, по-видимому, безрезультатно65.
Вместе с тем, правомочно поставить под сомнение традици-
онный взгляд на прибытие в Константинополь Ольги вместе с
обширной женской свитой по тому морскому пути, который
описан Константином Порфирогенитом для «росов». Если эта
61
Паьиуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 67.
62
Лее Диакон. История, IX, 6; с. 78.
63
Янин В.Л. Печати Феофано Музалон. / / НС, вып. 2, Киев, 1965, с. 76-
90; он же. Актовые печати древней Руси Х-XV вв., т. I. М., 1970, с. 24-29.
64
Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949, с. 86.
65
При всем остроумии аргументов Г.ГЛитаврина, выдвинутых в пользу
первого приема Ольги в Константинополе осенью 946 г., возможность этой
поездки мне представляется маловероятной как потому, что заключенный
Игорем договор не требовал неотложного пересмотра, так и потому, что в
столь юном возрасте Ольга не могла предпринять таких далеко идущих дип-
ломатических шагов, какие угадываются за текстами сохранившихся доку-
ментов.
поездка русской княгини была предпринята из Киева на Днепре

(или Киева на Дунае), можно утверждать почти наверняка, что
проходила по суше, через Болгарию, т.е. по наиболее безопасно-
му и наименее тягостному маршруту, так что время ее возвраще-
ния из Византии никак не могло быть лимитировано сезонными
погодными условиями. Более того, если предположение о род-
ственных связях Ольги с династами Первого Болгарского царст-
ва имеет под собой реальное основание, можно считать, что
именно с этого времени связи между Византией и Поднепров-
ской Русью начинают осуществляться в первую очередь по су-
ше, оставляя в стороне опасный и ненадежный морской путь
военных набегов и экспедиций.
Последующие статьи ПВЛ, в которых упоминается Ольга —
6476/968 и 6477/969 гг., не сообщают о ней ничего существенно-
го. Статья 6476/968 г. содержит рассказ о «первом» приходе пе-
ченегов на «Рускую землю», когда Святослав находился в Пере-
яславце на Дунае, а Ольга с внуками — «в городе Киеве», и об
освобождении города от печенегов «воеводой Претичем». В ав-
густе 968 г. Святослав по наущению Византии предпринял пер-
вый поход в Болгарию 66, так что его местонахождение указано
относительно точно; наоборот, топография этого «Киева» вызы-
вает много недоуменных вопросов, а сведения об Ольге фикси-
руют только наличие у нее трех внуков — Олега, Ярополка и Вла-
димира, позволяя предположить, что этот рассказ связан не
только с «печенежским циклом» (рассказы о юноше-кожемяке
и «белгородском киселе»), но и является своего рода «вступле-
нием» в цикл повествований о Владимире и Ярославе. Вторая
статья сообщает о желании Святослава перенести столицу в Пе-
реяславец на Дунай и о смерти Ольги, будучи написана той же
рукой, что и новелла о поездке княгини в Константинополь.
Последнее обстоятельство подчеркивается повторным перечис-
лением тех благ, которые надеялся получить от Ольги император
и которые, как оказывается теперь, сходятся в Переяславце на
Дунае [Ип., 55].
Можно предположить, что Ольга действительно умерла
11 июля 6477/969 года, как это уточняет «Похвала» Иакова
Мниха67, хотя СА.Бугославский и показывает ее компилятив-
66
Лев Диакон. История, V, 1; с. 44; с. 189, прим. 15 и др.
67
«Похвала княгине Олге, како крестися и добре поживе по заповеди
Господни». / / Срезневский Вс. Мусин-Пушкинский сборник 1414 года в ко-
пии начала XIX века. СПб., 1893, с. 25.
ность и зависимость от хронологии ПВЛ 68, что делает недосто-

верным как эти расчеты, так и выделение «раздачи столов» в ка-
честве отдельной статьи 6478/970 г., поскольку уже в 969 г. Свя-
тослав окончательно уходит на Дунай.
Таким образом, подводя итоги рассмотрению сведений ПВЛ
об Ольге, можно утверждать, что посвященные ей тексты не за-
ключают в себе ни одной точной даты ее жизни, рассказы о ее
«мести деревлянам» представляют безусловные заимствования
из неизвестного литературного источника, связанного с древне-
германским героическим эпосом, а все указания на ее деятель-
ность по устроению государства «по Мете и Луге» следует спи-
сать на ошибку «краеведа», спутавшего «деревлян» с жителями
Деревской пятины Великого Новгорода. Вместе с тем, критиче-
ский анализ текстов ПВЛ способствует прочтению подлинных
документов, связанных с именем Ольги/Эльги, позволяя наме-
тить реальную хронологию событий: ее рождение в 926-928 гг.,
выход замуж в 940 г., рождение сына Святослава в 941 г., поездку
в Константинополь в 957 г. и смерть 11 июля 969 г. в возрасте 41-
43 лет.
Не лучше обстоит дело с сыном Игоря и Ольги, Святосла-

вом, чье имя дважды отмечено в сочинениях Константина Пор-
фирогенита — в 9-й главе трактата «Об управлении империей»,
где в связи с упоминанием «Немогарда» сказано, что в нем «си-
дел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии» 69, и в описании
приема Ольги, где упомянуты «люди Святослава» 70. Третьим до-
кументом, прямо называющим Святослава «сыном Игоря», яв-
ляется договор Игоря с греками, в котором Святослав назван
первым после своего отца. К этому перечню обычно добавляют
договор Святослава с греками 971 г., однако о нем я буду гово-
рить особо. И, наконец, наиболее интересные и достоверные
сведения об этом князе исследователь находит в «Истории»
Льва Диакона, содержащей описание русско-византийских
войн конца 60-х и начала 70-х гг. X в., где указывается первона-
чальная резиденция Святослава «на Боспоре Киммерийском», его
нападение на Болгарию по наущению Константинополя, опи-
сание войска росов, как «морской пехоты», не умеющей сра-
68
Бугославский СЛ. К литературной истории «Памяти и похвалы» кня-
зю Владимиру. / / ИОРЯС за 1924 г, т. 29, Л., 1925, с. 140-141.
69
Константин Багрянородный. Об управлении империей..., с. 44/45.
70
Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини..., с. 44.
жаться в конном строю, поражение Святослава от Иоанна Ци-

мисхия и его гибель по пути домой от печенегов.
В целом, этим сведениям не противоречат рассказы о Свято-
славе, которые исследователь находит в ПВЛ, однако при бли-
жайшем рассмотрении отличия оказываются столь существен-
ны, что требуют пояснения и корректировки.
Первое упоминание имени Святослава в ПВЛ мы находим
под 6450/942 г. между ошибочным сообщением о смерти Симе-
она, заимствованным из Продолжателя Амартола, и указанием
на заключение мира Игорем с Романом Лакапином в 6451/943 г.,
оставляя гадать, к какой из этих двух дат относится фраза «в се
же лето родися Святославъ у Игоря» [Ип., 34], поскольку текст
договора о мире уже включает его имя. Попробуем в этом разо-
браться. Указанный в ПВЛ 6454/946 г., как «начало княженья
Святославьля», на самом деле отмечает не начало его формаль-
ного вокняжения, а лишь дату «посажения на коня», что для
княжичей совпадало с их пятилетием, и в данном случае авто-
ром новеллы было приурочено еще и к рассказу о первом похо-
де на деревлян: «суну копьемъ Святославъ на деревляны, и копье
лете сквози уши коневи, и удари в ногы коневи: бе бо вельми де-
теск. И рече Свенгелдъ и Асмудъ: «князь уже почалъ; потягнемъ,
дружино, по князи»» [Ип., 46]. Это обстоятельство, а также сум-
мы прожитых им лет (30) и лет княжения (28) с несомненностью
указывают, во-первых, на рождение Святослава не позднее авгу-
ста 941 г., а, во-вторых, на смерть Игоря осенью 943 г. Соответст-
венно, заключение мира с греками имело место в 6450/942 г.,
тогда как сама фраза о рождении Святослава до хронометриро-
вания ПВЛ заключала нынешнюю ст. 6449/941 г.
Второе по порядку упоминание Святослава находится в рас-
сказе о сватовстве деревлян к Ольге и является, по-видимому,
интерполяцией «краеведа», добавившего к фразе «поимемъ кня-
гиню за князь свои Мал» слова «и Святослава, и створимъ ему яко-
же хощемъ», которые не находят объяснения в данной колли-
зии, вызванной, скорее всего, последующими потерями текста.
Яркая картина выступления малолетнего князя, поддерживае-
мого на коне его «воеводой» и «кормильцем», во главе каратель-
ной экспедиции на «деревлян», как можно думать, в большей
мере рисует воспитание княжича на Руси в начале XII в., чем от-
ражает действительный факт из биографии Святослава Игоре-
вича. Впрочем, всё это относится и к тем последующим скупым
зарисовкам «взрастания» Святослава в тени Ольги, которым мы
целиком обязаны «краеведу», по всей видимости, не имевшему
в руках никакого фактического материала об этом персонаже
росо-русской истории, кроме легенд, как, впрочем, и о его мате-

ри, после полуанекдотической поездки в Константинополь ни-
чем себя более не проявившей на страницах ПВЛ.
Насколько образ Святослава как идеального воина и всадни-
ка, созданный воображением «краеведа», был далек от истори-
ческой реальности, свидетельствует, в первую очередь, его
портрет, оказавшийся после хронометрирования ПВЛ под
6472/964 г.: «Возъ бо по себе не возяше, ни котла, ни мясъ варя, но
потонку изрезавъ конину, или зверину, или говядину, на угълехъ ис-
пекъ, ядяше; ни шатра имяше, но подъкладь постилаше, а седло въ
головахъ; такоже и прочии вой его вси бяху» [Ип., 52-53]. Другими
словами, Святослав и его дружина предстают аналогами степня-
ков, исключительно конным войском, живущим в степи и на ко-
нях. Ту же мысль «краевед» развивает в рассказе о печенегах и
воеводе Претиче, когда, услышав об осаде Киева, «Святославъ
вборзе въседъ на кони съ дружиною своею и приде къ Киеву» [Ип.,
55], и в рассказе о возвращении из-под Доростола, когда «воево-
да отень Свенгелдъ» советует ему идти «на конехъ», а при голоде
на Белобережье была «по полугривне голова коняча» [Ип., 61].
Не будем доискиваться, возможно ли было исчислять цену
«гривнами» в X в., что, кстати сказать, присутствует и в расска-
зах об Олеге. Гораздо важнее сопоставить созданный «краеве-
дом» образ идеального князя и его дружины с реальностью, от-
раженной в «Истории» Льва Диакона, когда главным отличием
росов (и самого Святослава) оказывается неумение держаться в
седле и воевать в конном строю: «Скифы к концу дня выехали из
города верхом — они впервые появились тогда на конях. Они всегда
прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с
врагами [на лошадях] не умели.<...> Ромейские копья поражали
[скифов], не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев,
они обратились в бегство и укрылись за стенами» 71. Действитель-
но, когда дело дошло до критического сражения под стенами
Доростола, «всё войско тавроскифов вышло из города; они решили
сражаться изо всех сил, построившись в мощную фалангу и выста-
вив вперед копья» 72.
Сложнее обстоит дело с «походами Святослава», потому что,
как я показал выше, помещенные теперь под 6472/964 -
6474/966 гг. эти походы на Оку к вятичам и на «козар» оказыва-
71
Лев Диакон. И с т о р и я , IX, 1; с. 75.
72
Там ж е , IX, 8; с. 80.
ются копией походов Олега, который точно так же ходил на ра-

димичей и точно так же переводил на себя «дань по щелягу», ко-
торую все они платили «козарам» 73. Поскольку Олег, в отличие
от Святослава, никаких действий против «козар» не предприни-
мал, можно полагать, что первоначально все «козарские» сюже-
ты были связаны преданием со Святославом. Наличие ставки
Святослава, по Льву Диакону, на Боспоре Киммерийском, т.е. в
районе Керчи и Тамани, откуда «черноморская русь» совершала
набеги на берега Византии, на Хазарию и на побережье Каспия,
делает весьма вероятным факт его участия в военной экспеди-
ции 968/969 г., когда, по Ибн-Хаукалю, русы разорили и разгра-
били на Волге города Хазаран, Итиль, Семендер и Булгар74.
О том, что Святослав был участником этих походов, мы мо-
жем только догадываться на основании ст. 6473/965 г., в которой
сказано о его походе на северокавказские племена [Ип., 53], тог-
да как по хронологии Льва Диакона в 968 г. он должен был нахо-
диться уже на Дунае.
Здесь мы опять сталкиваемся с приблизительностью хроно-
метрии ПВЛ, где первый болгарский поход Святослава указан
под 6475/967 г., тогда как на самом деле он произошел в конце
лета следующего 6476/968 г. - в тот год, под которым в ПВЛ го-
ворится об осаде печенегами Киева, где находилась Ольга с тре-
мя внуками. Вместе с тем, рассказ об осаде Киева, заимствован-
ный «краеведом» из «печенежского цикла», на самом деле не
имеет никакого значения для биографии Ольги и Святослава,
поскольку главным его героем выступает «воевода Претич». По-
видимому, такая переработка этого сюжета «краеведом» для по-
вествования о Святославе преследовала две цели - возможность
упомянуть о «внуках Ольги» (Ярополке, Олеге и Владимире),
73
В этом, вполне легендарном (с формальной точки зрения) известии
использована безусловно историческая реальность - «щеляг», каковую
лексему А.П.Новосельцев переводит как 'белый', т.е. 'серебреник' (с евр.),
полагая, что под этим названием у еврейских купцов, торговавших в Вос-
точной Европе, был известен «арабский дирхем с его разновидностями, че-
канившимися в самостоятельных или полусамостоятельных государствен-
ных образованиях Северной Африки, Средней Азии и Ирана» (Новосельцев
А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кав-
каза. М., 1990, с. 117). К последнему можно добавить, что, по наблюдению
А.А.Быкова, подражания арабскому дирхему чеканились и в самой Хазарии
(Быков А.А. Из истории денежного обращения Хазарии в VIII и IX вв. / /
Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной
Европы, III. М., 1974, с. 26-71).
74
Бартолъд В.В. Арабские известия о русах. / / СВ, т.1. М.-Л., 1940, с.34.
подготавливая дальнейшее развитие сюжета, и вернуть Свято-

слава в Киев для того, чтобы он мог проститься с матерью и рас-
пределить «столы» между сыновьями. Всё это носит весьма ус-
ловный характер, учитывая странную топографию этого
«Киева» (отсутствие у киевлян воды и пищи, плотность осады,
подход помощи с левого берега, близость Переяславца на Дунае,
откуда Святослав «пришел вборзе» и пр.), однако особенный ин-
терес вызывает неожиданное появление у Ольги «внуков», кото-
рых после ее смерти Святослав «сажает» в Киеве и «в Деревах»,
отдавая Владимира «в Новгород» [Ип., 57].
Смерть Ольги и «распределение столов» между сыновьями, о
которых известно только, что «Володимиръ бо бе от Малуши»,
позволили «краеведу», которому целиком принадлежат все эти
рассказы о Святославе, отправить его к Переяславцу на Дунай,
на этот раз навстречу поражению и смерти.
Рассказ о войнах Святослава в Болгарии, который исследо-
ватель находит в ПВЛ под 6479/971 г., относится к реальной ис-
тории так же, как и новелла о поездке Ольги в Константи-
нополь, хотя некоторые историки считают его столь же
достоверным, как повествование Льва Диакона 75 . Как известно,
Святослав со своими росами был наголову разбит войсками Ио-
анна Цимисхия, заперт в Доростоле «огненосным» флотом ро-
меев и вынужден был дать обязательство впредь не воевать не
только Византию и Корсунь, но и «землю Болгарскую». Между
тем, «краевед» представил всю эпопею Святослава на Дунае в
качестве некоего триумфа, остановленного на пути к Царьграду
только покорностью греков и недостатком войска. Эта «герои-
ческая сага», построенная на бесстрашии руси перед опаснос-
тью76 и на легенде об «искушении дарами» Святослава (что пере-
75
Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 23-43.
76
Обращение Святослава к воинам «уже нам некамо ся дети, и волею и
неволею стати противу: да не посрамимъ земли Руские, но ляжемы костью
ту, мертвы бо сорома не имаеть; аще ли побегнемъ, то срам нам; и не имамъ
убегнути, но станемъ крепко, аз же перед вами пойду. Аще моя глава ля-
жеть, то промыслите о себе» [Ип., 58] имеет текстуальное совпадение со
словами другого Святослава Ярославича перед сражением с половцами под
Сновском 1-го ноября 6576/1068 г., когда против двенадцати тысяч полов-
цев оказалось только три тысячи черниговцев: «потягнемь, оуже намъ не
льзе камо ся дети» [Ип., 161]. При всей кажущейся очевидности заимство-
вания второго текста из первого, т.е. усвоения Святославу Ярославичу слов
Святослава Игоревича, следует настаивать на обратной зависимости по
причине присутствия в тексте лексемы "земля Руская", оправдываемой си-
туацией 1068 г., тогда как Святослав Игоревич сам был агрессором и нахо-
дился в чужой земле.
клнкается с таким же искушением Олега вином), столь далека от

действительности, что помещает в Доростоле («Дерьстеръ»
ПВЛ) не осажденного византийцами Святослава, а «царя», к ко-
торому отправляются всякий раз послы росов [Ип., 59-60].
Однако наибольший интерес в этом отношении представля-
ет договор Святослава с греками.
Клятвенное обязательство Святослава, данное им «месяца
июля, индикта 14» «ко Иоану, нарецаемому Цимьскому, царю грец-
кому» [Ип., 60], и получившее в литературе названия «договора
971 г.», как можно видеть из обзора мнений, приведенных
А.Н.Сахаровым 77, не вызывало сомнений у исследователей в
своей аутентичности. Подлинность текста, в частности, под-
тверждается упоминанием в нем «Феофила сенкела», каковым
по свидетельству Скилицы был «Феофил, архиерей Евхаитский»,
проводивший одновременно переговоры с печенегами 78 , и вое-
вода Игоря «Свенгельд», который предупреждал Святослава о
необходимости «уходить на конех» из-под Доростола. Однако
именно это последнее имя, внесенное в обязательство Свято-
слава, ставит вопрос если не о подлинности документа, то об
адекватности его текста. И дело не только в том, что Свен-
гельд/Свенделд снова возникает на страницах ПВЛ спустя
25 лет после своего участия в карательной экспедиции против
«деревлян».
Как сообщает Лев Диакон, в войске росов, кроме Святосла-
ва, было еще два военачальника, погибшие под Доростолом -
Икмор и Сфенкел, которого обычно отождествляют со «Свен-
гельдом» документа. Но если даже предположить, что этот
Сфенкел «краеведом-киевляниным» был превращен в «Свен-
гельда», что само по себе вполне возможно, остается непонят-
ным, на каком основании это имя вообще оказалось в тексте
обязательства, выданного грекам Святославом? Что касается
Феофила, то он выступал в переговорах посредником и гаран-
том с греческой стороны, тогда как Сфенкела вообще убили за
двое суток до заключения Святославом мира с греками 79 . Столь
же странным представляется упоминание «бояр», якобы находя-
щихся при Святославе («и со мною»), которых можно предста-
вить в ситуации XII в., но не в составе войска росов второй по-
ловины X в., причем, как можно понять из текста, именно они
(или, м.б., первоначально Икмор со Сфенкелом?) должны были
«своими печатьми запечатахомъ» (мн. число) данное обязательст-
77
Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 183-190.
78
Скилица. О войне с русью. //Лев Диакон. История..., с. 132.
79
Лев Диакон. История, IX, 2 и 10; с. 76 и 81.
во. Естественно, что все эти противоречия и анахронизмы, а,

равным образом, отражение в документе статей, известных ра-
нее по договору Игоря («власть Коръсунская», «аще инь кто по-
мыслить на страну вашю», «Перун и Волосъ»), ставит под сомне-
ние весь текст соглашения 971 г., резко отличный от обычного
формуляра византийского договора.
Вместе с тем дата «договора 971 г.» ставит перед исследовате-
лем еще один вопрос, на который до сих пор не получено внят-
ного ответа: если Святослав ушел из-под Доростола в конце
июля 971 г., каким образом он оказался «зимующим» в Белобе-
режье, рискнув только весной следующего 972 г. подняться на-
встречу своей гибели «в пороги», чему безусловно доверяют ис-
торики? 80
Объяснение ПВЛ, что печенеги «заступиша порогы» так, что
вся армия Святослава решила отсиживаться в Белобережье на
протяжении десяти месяцев, и всё это время печенеги «стояли в
порогах», не выдерживает никакой критики, а потому не может
соответствовать действительности. Если Святослав из-под До-
ростола возвращался в Киев морским путем (т.е. спустившись
по Дунаю, а затем по морю войдя в устье Днепра), роковая
встреча с печенегами могла произойти в любой точке на мор-
ском или речном берегу не позднее августа того же 971 г., по-
скольку печенеги, как это описывал Константин Порфироге-
нит, неизменно сопровождали по берегу морские караваны
росов в надежде на поживу. Однако Святослав, как известно,
пришел со своим войском в Болгарию не на конях, а в лодьях, и
не из Киева, а с берегов Керченского пролива, куда и должен
был отплыть на своих судах, как обо всем этом согласно свиде-
тельствуют Лев Диакон 81 и Скилица 82. Таким образом, преду-
преждения воскресшего Свенельда и обстоятельства смерти
Святослава весной 972 г. принадлежат целиком литературе, а не
истории, точно также как и легенда о нравоучительной надписи
на оковке чаши из черепа Святослава, сделанной пресловутым
князем печенежским Курей 83. В действительности нападение
печенегов на Святослава произошло, скорее всего, в июле или
августе того же 971 г. между гирлом Дуная и днепровским «бело-
бережьем», каковой отрезок пути был указан еще Константином
Порфирогенитом в качестве наиболее опасного от печенегов.
80
Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава..., с. 203.
81
Лев Диакон. История.., с. 36, 44, 57, 82.
82
Скилица. О войне с русью императоров Никифора Фоки и Иоанна
Цимисхия. /У Лев Диакон. История. М., 1988, с. 132.
83
См. об этом: Лихачев Д. С. Комментарии. / / Повесть временных лет,
т. II. М.-Л., 1950, с. 319.
81
Похоже, именно здесь должна была закончиться жизнь кня-

зя, по поводу которого «краевед» вложил в уста «киян» горький
упрек: «ты, княже, чюжей земли ищешь и блюдешь, а своея ся ли-
шивъ» [Ип., 55]. Итак, о Святославе с достоверностью можно
сказать только, что он родился, вероятнее всего, в конце лета
6449/941 г., потерял отца осенью 6452/943 г., был откровенным
разбойником и пиратом, вел разбойничьи войны в Подунавье в
969-971 гг. и погиб в конце лета 6479/971 г., оставив по себе, как
видно, неурядицы в государстве и запутанные отношения с ви-
зантийцами, что не помешало полтора с лишним века спустя од-
ному из крупнейших наших историографов создать легенду об
аскетическом князе-рыцаре («иду на вы»), ничего общего не
имеющем со своим историческим прототипом.
Впрочем, рядом с ним мы находим не менее странную фигу-
РУ-
Насколько мне известно, личностью Свенельда/Свендельда

никто из историков специально не интересовался, довольству-
ясь указанием, что он — «воевода Игорев». В текстах ПВЛ Ипа-
тьевского и Лаврентьевского изводов сохранилось упоминание
его «отроков», которые «изоделеся суть оружьемь и порты» [Ип.,
42], и только обращение к НПЛ восстанавливает предшество-
вавший некогда этой фразе текст, в котором Свенельд предстает
своего рода «мажордомом» Игоря, держащим в своих руках как
проведение военных акций против окрестных племен, так и
сбор дани с «углечей» и «деревлян», из-за чего дружина Игоря за-
ключила, что «се даль еси единому мужеве много» [НПЛ, 109].
Объяснение причин такого расположения Игоря к Свенельду,
скорее всего, выпало из текста ПВЛ при очередном его сокра-
щении, однако несколько сохранившихся реплик и тот факт,
что в момент смерти Игоря Свенельд находился «в Киеве» вмес-
те с Ольгой и «кормильцем» (т.е. 'дядькой') Святослава, Асму-
дом, достаточно хорошо объясняет самоволие молодого князя,
за что ему пришлось поплатиться жизнью.
В последующем Свенельд вместе с тем же Асмудом сопро-
вождают Святослава (и Ольгу) в карательной экспедиции про-
тив деревлян [Ип., 46], после чего Асмуд исчезает совершенно, а
Свенельд неожиданно возникает в самом конце рассказа о вой-
не Святослава с Цимисхием [Ип., 60-61], благополучно возвра-
щается из-под Доростола в Киев к сыну Святослава, Ярополку,
и там становится подстрекателем братоубийственной войны в
отместье за своего сына, убитого Олегом Святославичем на охо-

те [Ип., 62-63]. Тем самым, оправдывается комментарий «крае-
веда» в ст. 6453/945 г. (дубл.) к его имени, что Свенелд «тоже
отець мьстишинъ», что, скорее всего, является испорченной в
архетипе фразой «тоже мсти сына». Дальнейшая его судьба по-
сле смерти Олега Святославича неизвестна. Попытка АЛ.Шах-
матова объявить все упоминания Свенельда интерполяциями, а
его самого и его сына «Мстишу» представить действительными
убийцами Игоря, чтобы вывести из этого заключение о намере-
нии сводчиков составить с помощью Свенельда/Свенгельда
«легендарную генеалогию» Владимира Святославича 84 , не вызва-
ла сочувствия исследователей и была оставлена ее автором.
И всё же следует признать, что основания для сомнений по
поводу Свенельда у АЛ.Шахматова были, хотя не в том плане,
как он их попытался развернуть.
История Свенельда оказывается слишком растянутой во
времени. Даже если предположить, что в 920-925 гг., когда с на-
ибольшей вероятностью родился Игорь, Свенельду было уже 30
лет, к моменту поражения Святослава у Доростола ему оказыва-
ется не менее 75 лет, тогда как к моменту убийства Олега «древ-
лянского» ему идет уже девятый десяток — вещь совершенно не-
вероятная для активно действующего воеводы X в. Эту
коллизию Шахматов почувствовал интуитивно, не делая расче-
тов, и предположил, что при переработке текстов в ст. 6483/975
и 6485/977 гг. имя воеводы Ярополка — Блуд, было заменено
именем Свенельда 85 , тогда как действительным воеводой у Свя-
тослава был «кормилец» последнего Асмуд, почему Свенельд и
не упоминается при перечислении всех походов Святослава —
на «козар», ясов, касогов, вятичей и даже болгар 86 .
Замечание справедливое, однако мне представляется, что
сокращать историю жизни Свенельда следует с ее конца, при-
знав интерполяцией упоминания его имени в ст. 6480, 6483 и
6485 гг., т.е. там, где их полагал достоверными Шахматов, а, рав-
ным образом, и в завершении ст. 6479/971 г. (вместе с «догово-
ром Святослава»), поскольку они принадлежат исключительно
литературе, а не истории. Как я уже заметил, в битвах с визан-
тийцами под стенами Преславы, а затем и под стенами Доросто-
ла участвовал, а затем был убит некий Сфенкел/Сфангел, по
84
Шахматов А.Л. Разыскания..., с. 370-378.
85
86
Льву Диакону — третий, по Скилице и ПВЛ — второй по значе-

нию человек в войске росов после Святослава 87 . Такая неопре-
деленность статуса «вождей росов» после Святослава позволяет
думать, что оба они, Икмор и Сфенкел, возглавляли союзные,
однако независимые по отношению к Святославу отряды росов.
Поэтому синтагма «при Свенгельде» договора 971 г. скорее всего
может быть объяснена заменой стоявших здесь в подлиннике
имен Сфенкела и Икмора, в первом из которых «краевед-киев-
лянин» увидел знакомого ему Свенелда/Свенгельда и, «попра-
вив» его, не задумываясь выбросил другого члена этого триум-
вирата, противостоявшего Цимисхию.
Другими словами, «воскрешение» Свенельда во время за-
ключения мира под Доростолом, его возвращение в Киев к Яро-
полку и трагическая роль, которая отведена ему в братоубийст-
венной резне сыновей Святослава (ст. 6479/971 — 6485/977 гг.),
оказываются целиком на совести «краеведа», рукой которого и
созданы все эти новеллы, некогда входившие в единое повест-
вование, не разнесенное по годовым статьям. Более того, изна-
чальная связанность Свенельда с Игорем и древлянами/дерев-
лянами, которых он воюет, «примучивает», с которых берет дань
«черной куной» (т.е. двойную), повторяя действия Олега после
его утверждения в Киеве, делает вероятным предположение, что
первоначально в истории Игоря именно Свенельд выступал в
качестве его воспитателя, опекуна и воеводы до совершенноле-
тия, и только обнаружение договора Олега с греками застави-
ло «краеведа» отодвинуть Свенельда в тень, передав его функ-
ции новооткрытому русскому князю.
В настоящее время исследователь не располагает фактами,
способными пролить свет на происхождение Игоря, Свенельда
и Асмуда, как в плане исторической реальности, так и в отноше-
нии нарративных источников, использованных автором повест-
вования об этих лицах. Возможно, более тщательное изучение
списков ПВЛ в отношении сюжетов, связанных с Олегом, Иго-
рем и Ольгой, поможет выяснить их взаимозависимость, в част-
ности, принадлежность известного фрагмента, представленного
в новелле об Олеге («и живяше Олегъ, миръ имея къ всемъ стра-
намъ, княжа в Киеве; и приспе осень, и помяну Олегь конь свои»
[Ип., 28]) и повторенного в рассказе об Игоре («Игорь же нача
княжити въ Киеве, миръ имея къ всемъ странамъ; и приспе осень, и
нача мыслить на деревляны» [Ип., 42]). С точки зрения логики,
87
Лев Диакон. История, кн. VIII, 5,7; с. 71 и 72; кн. IX, 2; с. 76; Скилица.
О войне с русью..., с. 125 и 128.
он первичен в контексте рассказа об Игоре, поскольку сбор да-

ни («полюдье»), как известно, происходит именно осенью, тог-
да как «вспомнить о коне» можно было в любое время, и указа-
ние на «осень» в случае с Олегом ничем не оправдано.
Однако можно ли быть уверенным, что история с конем из-
начально принадлежала истории Олега? Логично предполо-
жить, что данный сюжет был «переадресован» ему так же, как
роль Свинельда в отношении Игоря и походы на «радимичей»,
«козар» и «деревлян». При этом стоит учесть два обстоятельства:
во-первых, известие об Олеге и его смерти новгородский лето-
писец мог почерпнуть только из ПВЛ, обратная зависимость
здесь исключена, и, во-вторых, «смерть от коня» не могла быть
связана с Игорем. Эти два факта дают возможность в качестве
рабочего варианта, не более, выдвинуть предположение о суще-
ствовании некоей «саги о Свенельде», воспитателе Игоря, при-
чем перенос на Олега функций Свенельда неизбежно ставит во-
прос об «усвоении» Олегу и смерти Свенельда от коня «на пятый
год после похода на греков», т.е. в 946 г., сразу после разгрома
«деревлян», что хорошо согласуется с последующим исчезнове-
нием имени Свенельда из повествования. Более того, упомина-
ние имени Свенельда в паре с Асмудом, «кормильцем» Свято-
слава, приводит на память другую пару - Одда и его побратима
Асмунда, поскольку образ Свенельда, выступающего против
«деревлян» на коне (вместе со Святославом и Асмудом, в проти-
воположность Олегу и Игорю, предводительствующих «морски-
ми росами»), больше согласуется с характером предсказанной
смерти, нежели образ жизни Олега. В таком случае может ока-
заться, что Свенельд и Асмуд в своем отношении к Игорю и
Святославу изначально восходят не к саге об Одде и не к расска-
зу об Игоре и Святославе, а к эпическому протосюжету мести
Ольги, на что указывают их германские имена.
Последовательное рассмотрение известий ПВЛ о первой
княжеской династии росов/русов, какими являются Игорь,
Ольга, Святослав и действующие рядом с ними Свенельд и Ас-
муд, приводит к выводу о недостоверности (исключая тексты
договоров) абсолютного большинства сообщаемых здесь фак-
тов, и, соответственно, об отсутствии достоверных хронологи-
ческих ориентиров в самом тексте, что далеко не всегда
учитывается исследователями, относящимися с доверием к хро-
нометрии ПВЛ и к тем баснословиям, которые заключены в ее
статьях. Такими, безусловно не адекватными действительности
сведениями можно считать рассказ о событиях похода Игоря
под 6452/944 г., подтверждение которому пытаются найти в так
88
называемой «добруджанской надписи» , о четырех местях Оль-
ги под 6453/945 и 6454/946 гг., сообщение об «устроении» Оль-
гой земель под 6455/947 г., рассказ о поездке в Константинополь
под 6463/955 г., новеллу о печенежском князе и воеводе Претиче
под 6476/968 г., практически всё повествование о войне Свято-
слава с греками под 6479/971 г. и обстоятельствах его зимовки в
Белобережье, представляющие читателю легендарные версии
событий, имевших место в исторической реальности.
В этом плане особенный интерес для дальнейших исследова-
ний может представлять известное заявление, вложенное «крае-
ведом» в уста Святослава, о его желании «жити в Переяславци в
Дунай, яко то есть среда земли моей». Почему-то оно не вызыва-
ет удивления ни у его «бояр», ни у матери, которая только про-
сит подождать ее смерти, после чего «иди, амо же хощеши» [Ип.,
55], хотя на самом деле является своего рода программой и оп-
равданием последующих «болгарских войн». На первый взгляд,
здесь идет речь о завоевании Болгарии с целью переноса туда
столицы «Р^си» — замысел дерзкий, но возможный, однако его
реализация, как это представлено у Льва Диакона, вызывает
множество недоумений у историка, поскольку «завоевание» со-
провождается беспрецедентным в истории фактом сохранения
правящей династии, царской сокровищницы, захваченной
впоследствии Цимисхием, и отсутствием посягательства Свято-
слава на какие-либо реальные властные функции, титулы и ин-
сигнии, кроме объединенного командования росами/русами и
болгарской армией против греков. Удивление вызывает и та лег-
кость, с какой, воспользовавшись приглашением императора
Никифора «воевать Болгарию», переданным через Калокира,
Святослав всего с 10 тысячами росов захватил Первое Болгар-
ское царство, не вызвав, по сути дела, серьезного сопротивле-
ния болгарского войска и населения.
Перечисленные обстоятельства, а также странное в его устах
выражение, что Переяславец на Дунае «есть среда земли моей»,
заставляет сопоставить всё изложенное, во-первых, с вероят-
ным фактом происхождения его матери из болгарской Плиски,
а, во-вторых, с беспрецедентным приемом ее Константином
Порфирогенитом, сопоставленным Ж.-П.Ариньоном с при-
емом «опоясанной патрикии», т.е. свойственницы императора
ромеев 89 . И то, и другое заставляет видеть в Ольге если и не пле-
мянницу царя Симеона, то, безусловно, представительницу бо-
88
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.,
1982,с. 354-356.
89
Ариньон Ж.-П. Международные отношения..., с. 120.
ковой ветви его рода, что, в свою очередь, делает вполне реаль-
ными (и обоснованными) притязания Святослава на свою долю
«болгарского наследства» после смерти царя Петра Симеонови-
ча 30.1.969 г.90, женившегося еще в 927 г. на византийской прин-
цессе 91, которому наследовал его сын, Борис II Петрович.
У нас нет оснований не доверять рассказу Льва Диакона о
подстрекательствах Святослава византийским двором к воен-
ным действиям против Болгарии, однако только в свете предпо-
ложений о его родственных связях с болгарской династией ста-
новится понятным, почему выбор пал именно на него, а не на
печенегов или угров. С другой стороны, приурочение автором
ПВЛ намерения Святослава отправиться в «Переяславец на Ду-
нае» (в котором вероятнее видеть не городок в низовьях Дуная,
как то обычно считают, а болгарскую столицу Преславу/Перея-
славль) ко времени перед смертью Ольги, последовавшей
11.7.969 г., т.е. вскоре после смерти Петра Симеоновича, указы-
вает на династическую подоплеку событий, что привело, в ко-
нечном итоге, к разделению не земель, а власти (на светскую и
военную) между Борисом II и Святославом по принципу, хоро-
шо известному у тюркских народов в древности, в том числе и у
болгар92.93
90
Златарски В. История на Българската държава..., т. I, ч. 2, с. 562.
91
Там же, с. 511-514.
92
Из повествования Льва Диакона следует, что Борис II вместе с семьей
оставался в Преславе, где для охраны города был размещен большой гарни-
зон росов, в то время как резиденцией Святослава оставался Доростол на
Дунае. (Лев Диакон. История, VIII, 6 и 8; с. 72).
93
В дополнение к высказанному ранее замечанию, что термин «черная
куна» означала не «кунью шкурку», а повторную, двойную дань (см. с. 200),
хочу добавить, во-первых, что термин этот встречен только в документах
новгородского происхождения XV в. (что поднимает вопрос о времени об-
работки летописного рассказа и достоверности его сведений), и, во-вторых,
является синонимом понятия «черный бор», обозначая экстремальный, це-
левой побор с тяглового населения определенной территории. Теоретичес-
кая возможность его применения специально оговаривалась новгородцами
при заключении договоров с князьями, но в каждом конкретном случае для
его выполнения требовалось специальное решение новгородской господы
и веча. См.: ГВНП, М.-Л. 1949, № 21 (с. 38-39), № 23 (с. 42), № 27 (с. 49), №
70 (с. 116), № 7 7 (с. 130-131).
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР,
СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ
Одним из центральных сюжетных «блоков» ПВЛ является

история крещения и последующего просвещения Русской зем-
ли, связанная с именами Владимира Святославича и Ярослава
Владимировича, а равным образом и с историей первых русских
святых, Бориса и Глеба. В определенном смысле она оказывает-
ся «краеугольным камнем» русской историографии, получив-
шим свой окончательный вид под пером «краеведа-киевляни-
на» не ранее первой четверти XII в., на котором в последующие
века строилась русская историография вообще и история рус-
ской Церкви в частности. В первой ее части излагается история
вокняжения Владимира в Киеве, упоминаются его походы на
окрестные племена и государства, обстоятельства его личного
крещения и крещения «земли Русской», рассказывается о его
реформах в области просвещения, юрисдикции, церковного и
городового строительства. Вторая часть открывается смертью
Владимира, последовавшей за ней братоубийственной борьбой
за киевский престол между Святополком и Ярославом, которая
завершилась победой Ярослава и заключенным им соглашени-
ем с Мстиславом, а после смерти последнего - единовластным
княжением Ярослава в Киеве и его широкой церковной и градо-
строительной деятельностью.
Такое расположение материала о деятельности Ярослава,
оказавшегося при последующем хронометрировании ПВЛ под
6545/1037 г., дало основание АА.Шахматову предположить, что
данной статьей заканчивался Древнейший киевский летопис-
ный свод, созданный сразу же по завершении строительства ки-
евского храма Софии, и лишь значительно позднее пополнен-
ный известием о смерти князя и указанием, что «жить же всехъ
леть Ярослав 70 и 6» [Ип., 151], тем самым позволяя считать да-
той его рождения 978 г.1 Основанием такого ограничения послу-
1
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах.
СПб., 1908, с. 414-416.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ 235
жило историку как завершение под 1037 г. рассказа о деятельно-

сти Ярослава, так и наличие в «хронологической» статье
6380/852 г. определенного обособления княжений Ярополка,
Владимира и Ярослава («Ярополкъ княжи леть 8; Володимеръ
княжи летъ 37; Ярославъ княжи леть 40») как от предшествую-
щей группы князей (Олега, Игоря, Святослава), где употреблена
синтагма «от перваго лета... до перваго лета...», так и последую-
щей, указывающей сумму лет «оть смерти... до смерти...» [Ип.,
13].
Оставляя в стороне вопрос о существовании Древнейшего
киевского свода, я считаю более корректным говорить о сочине-
нии, которое, во-первых, несло на себе безусловный отпечаток
работы «краеведа-киевлянина, что вместе с использованием
лексемы "варяги" относит создание этого блока известий к пер-
вой четверти XII в., а, во-вторых, являло собой единый, ныне
разнесенный по годовым статьям текст, в котором, наряду с дру-
гими интерполяциями, самой явной и крупной оказывается
«Повесть об убиении Бориса и Глеба», разорвавшая единый рас-
сказ о вокняжении Святополка под 6523/1015 г. Текст этот, как я
покажу ниже, не был отграничен от предшествующего повест-
вования об Ольге и Святославе, будучи связан с ним стилисти-
чески и структурно, тогда как расчет времени княжения, в чем
легко убедиться, основан уже на «сетке лет», приобретенной
ПВЛ значительно позднее.
Действительно, указание на сорокалетние княжение Яро-
слава соответствует времени от его первого упоминания в Нов-
городе (1014 г.) до момента смерти в 1054 г., оставляя читателя в
неведении относительно того, что он делал и где был на протя-
жении 36 предшествующих лет. При этом выясняется, что в ст.
6522/1014 г. Ярослав назван всего только «посадником» («и тако
даху вси посаднице новьгородстии, а Ярославъ поча сего не даяти»
[Ип., 115]), вызывая вопрос: с какого же момента следует исчис-
лять «княжеский стаж» Ярослава — с упоминания его «посадни-
ком новгородским», или же с занятия им киевского «стола»? Ни
та, ни другая дата не согласуются с обозначенной, показывая,
что для обработчика этого материала предшествующая история
Ярослава оставалась совершенно неизвестна. Соответственно, и
роспись сынам Владимира и их княжениям, находящаяся в кон-
це ст. 6496/988 г., которая поместила Ярослава сначала в Росто-
ве, а затем пересадила его в Новгород, могла появиться не ранее
XII в., будучи попыткой обрисовать исходную ситуацию на ос-
новании представлений этого времени. Последнее тем более
любопытно, что в тексте ПВЛ Ярослав со своим отказом выпла-
ты «2000 гривенъ отъ года до года Кыеву» [Ип., 114-115] появля-

ется как deus ex machina в конфликтной ситуации, чтобы в ре-
зультате последовавшей за смертью Владимира долгой брато-
убийственной войны установить свое «единовластие» в Руской
земле.
Однако не будем забегать вперед.
Как я уже отмечал, история Владимира в тексте ПВЛ начи-
нается не с его столкновения с Ярополком, а гораздо раньше.
Впервые его имя упомянуто вместе с именами Ярополка, Олега
и их бабки Ольги в «печенежской» новелле 6476/968 г., посвя-
щенной воеводе Претичу, где указано их нахождение «в Киеве»
[Ип., 53]. Уже следующее упоминание Владимира в ст. 6478/970 г.
выдвигает его на передний план, поскольку вся она посвящена
его происхождению и причинам, по которым он стал новгород-
ским князем («придоша людие новъгородьстии, просяще князя со-
бе»). Одновременно с ним на сцене появляется его «уй Добры-
ня». Так впервые читатель узнает, что «Володимиръ бо бе от
Малуши, милостьнице Ольжины, сестра же бе Добрыня, отець же
бе има Малъко любчанинъ, и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип.,
57]. Любопытно, что в отличие от Ярослава начало «княжеских
лет» Владимира, согласно приведенной «росписи», приходится
не на 6478/970 г., а только на 6486/978 г., который вообще ничем
не отмечен в ПВЛ, заставляя предполагать, что и в данном слу-
чае перед нами такой же хронометрический сдвиг, как тот, что
можно наблюдать в описании событий княжения Олега и Иго-
ря. С другой стороны, здесь можно предполагать наличие после-
дующих сокращений, в результате которых из текста исчезло
описание событий биографии Владимира, предшествовавших
его схватке с Ярополком и захвату Киева.
Подтверждением такой возможности служит упоминаемая в
начале ст. 6488/980 г. история с отвергнутым сватовством Влади-
мира к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, помещен-
ная между сообщением о возвращении Владимира в Новгород с
«варягами» и его походом на Киев. Поскольку такая последова-
тельность действий Владимира в исторической реальности
представляется маловероятной (в этом убеждает развитие дейст-
вия, когда, отправив к Ярополку его посадников со словами
«Володимиръ идеть на тя, пристраивайся противу битися», Яро-
слав «седе в Новегороде и посла к Роговолоду» со сватовством,
после чего предпринимает военную экспедицию не на Киев, а
на Полоцк), остается думать, что здесь мы имеем дело со следа-
ми значительного сокращения текста, излагавшего сюжет, хро-
нологически предшествующий конфликту между Ярополком и
Владимиром.
Правомочность такого заключения подтверждает ст.

6636/1128 г. Лаврентьевской летописи, находящаяся за предела-
ми собственно ПВЛ [Л., 299-301], которая содержит более по-
дробный и законченный рассказ о полоцком походе. Суть его в
том, что, получив отказ при сватовстве к Рогнеде, дочери полоц-
кого князя Рогволода, «пришедшего из-за моря», Владимир со
своим «уем Добрыней» подвергает разгрому Полоцк и беспо-
щадно расправляется с родителями и братьями Рогнеды (по вер-
сии, сохранившейся в Лаврентьевском списке, перед этим он по
требованию Добрыни насилует Рогнеду на глазах ее родителей2).
В такой ситуации весьма странной оказывается причина похода:
Владимиру отказывает не Рогволод, а сама Рогнеда, «желающая
Ярополка», хотя о каких-либо матримониальных притязаниях
Ярополка к Рогнеде ничего не известно. Более того, в статье
6485/977 г. определенно сказано, что у него уже есть «жена гре-
киня», поэтому фраза о том, что «в се же время хотяху вести Рогъ-
недь за Ярополка» [Ип., 64], вызывает естественное недоумение.
Разобраться во всём этом помогает сопоставление «канони-
ческого» текста о полоцком походе в статье 6488/980 г. с его бо-
лее полной версией, сохранившейся в Л аврентьевском списке,
где главным действующим лицом оказывается не Владимир, а
его «уй» Добрыня, а также фраза, что Владимир «седе в Новгоро-
де и посла к Рогволоду Полотьску, глаголя: хощу пояти дщерь твою
жене». Она заставляет думать, что первоначально конфликт
между сыновьями Святослава возник не из-за притязаний Яро-
полка на абсолютную власть в «Руской земле», как то инкрими-
нировалось последнему, чтобы обелить Владимира в его притя-
заниях на Киев, а из-за отвергнутого сватовства Владимира к
«Рогнеде, дщери Рогъволоже», которая в окончательной редак-
ции ПВЛ становится матерью не только Изяслава, но и Яросла-
ва [Ип., 67]. Между тем, в ошибочности последнего утвержде-
ния убеждает заключительная фраза рассказа о насилии над
Рогнедой ст. 6636/1128 г. Лаврентьевского списка, из которой
видно, что ее автор не считал Изяслава сыном Владимира, по-
скольку потомки Изяслава (Владимировича) — «роговоложи
внуци» — противопоставлены им «Ярославлим внуком» («и от-
толе мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим вну-
ком» [Л., 301]). Из этого можно сделать ряд выводов, а именно:
во-первых, рассказ о полоцком походе имел самостоятельное
хождение в составе цикла рассказов о Владимире и Добрыне и
лишь потом был адаптирован в состав ПВЛ в соответствии с за-
2
О противоречиях текста см.: Лихачев Д. С. Комментарии. / / Повесть
временных лет, т. II. М.-Л., 1950, с. 320-322.
мыслом «краеведа-киевлянина», следы работы которого явст-

венно проступают во всех этих фрагментах; во-вторых, он воз-
ник не ранее XII в., поскольку речь в нем идет уже о «внуках»
Изяслава и Владимира, но до обработки текста ПВЛ, поскольку
в изначальном его тексте [Л., 299-301] отсутствует упоминание о
«варягах», которых не знает предшествующий цикл рассказов об
Ольге, Святославе и Олеге Святославиче.
Но это еще не всё. Рассказ о сватовстве Владимира к Рогне-
де, поставленный в связь с походом на Ярополка, оказывается
анахронизмом в самой биографии Владимира, потому что опи-
сывает событие, которое должно было произойти вскоре после
переезда Владимира с Добрыней из Киева в Новгород. На это
указывает фраза, сохранившаяся в редакции Лаврентьевской
летописи «Роговолоду держапцо и владеющу и княжапцо Полоть-
скую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущу еще и
погану» [Л., 299], от которой в Ипатьевской летописи осталось
только слова «и седе в Новегороде» [Ип., 63], выдающие попыт-
ку очередного редактора сменить акценты мотивации отказа
Рогнеды: в ПВЛ Рогнеда просто предпочитает Ярополка Влади-
миру, тогда как в первоначальном (лаврентьевском) варианте
она предпочитала киевского князя «робичичу» («не хочю розути
робичича, но Ярополка хочю» [Л., 299]).
Установив первоначальную хронологию сюжетов (поставле-
ние Владимира новгородцам и «поимание» Рогнеды), можно
вернуться к братьям Владимира, рассказ о которых полностью
переработан «краеведом», если судить по «Свенельду» (который
был воскрешен под Доростолом, чтобы послужить причиной
конфликта и затем исчезнуть так же внезапно, как появился) и
по характерным для этого автора топографическим уточнениям
(«город, рекомый Вручий», «и бяше мость чрезъ гроблю к воротамъ
городнымъ», «и есть могила его у Въручего и до сего дни»3, «и сто-
яше Володимиръ, обрывся на Дорогожичи, и есть ровъ и до сего
дне», «и есть притча и до сего дне» и пр.). По-видимому, воскре-
шение Свенгельда потребовалось автору, чтобы объяснить су-
ществование «Свенгельдиця», убитого Олегом на охоте, а по-
3
В качестве курьеза можно отметить, что, на основании ст. 6552/1044 г.
о перезахоронении Ярополка и Олега, именно эту, проходную фразу
А.А.Шахматов приводил в качестве доказательства работы летописца «до
1044 г.» (Шахматов АЛ. Разыскания о древнейших русских летописных
сводах. СПб., 1908, с. 415), тогда как на самом деле она появилась много по-
зднее, как и во всех остальных местах, «маркированных» лексемами «крае-
веда· киевлянина».
следующее нападение Ярополка на Олега - следствием прове-

денной Свенгельдом интриги. После этого «Свенгельд» оконча-
тельно выпадает из повествования, и в следующей новелле, при-
надлежащей уже истории Владимира, воеводой Ярополка
выступает Блуд, заставляя думать, что, даже если схватка Яро-
полка с Олегом является историческим фактом, в ПВЛ мы нахо-
дим ее сугубо литературное, т.е. не адекватное, отображение.
Вероятно, то же самое следует сказать и по поводу новеллы
6488/980 г., ибо трудно предположить реальность человека по
имени «Блуд», единственной функцией которого является пере-
дача Киева и Ярополка в руки Владимира, чтобы дать повод ав-
тору начала XII в. разразиться обличительной тирадой по пово-
ду «то суть неистовии, иже приимъше отъ князя или отъ господина
своего честь и дары, ти мыслять о главе князя своего на погубление,
горыпе суть таковыи бесовъ; якоже и Блудъ предасть князя своего,
приимъ отъ него чести многы, сь бо бысть повиненъ крови той»
[Ип., 65]. Вполне вероятная догадка, что весь этот пассаж, как и
развертка сюжета, метили в кого-то из современников автора,
не облегчает задачи исследователя отыскать в этом тексте отра-
жение событий последней четверти X в., поскольку не только
«варязи», но и «поставление кумиров», и картины «блуда» Вла-
димира («бе бо женолюбець, яко и Соломонъ»), похоже, являются
не историческими фактами, а только представлениями автора.
Так, у Владимира оказываются от Рогнеды четыре сына
(Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод) и «две дщери»; от «гре-
кыни» - Святополк; от одной «чехыни» Вышеслав, от другой -
Святослав; от «болгарыни» — Борис и Глеб; кроме того, 800 на-
ложниц в трех гаремах вокруг Киева — в Вышгороде, Белгороде
и на Берестовом. Долгое время господствовало мнение, что изо-
бражение Владимира в качестве «сексуального маньяка» («и бе
несытъ блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици, растля я»
[Ип., 67]) требовалось автору ПВЛ, чтобы тем ярче выделить его
преображение после крещения («благодать»), а, вместе с тем,
сопоставить его с Соломоном, представляющим «ветхий закон»,
который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь же бе невегласъ, на
конець обрете спасение» [Ип., 67]. Главным аргументом в пользу
такого мнения, кроме уже приведенных цитат, было отсутствие
подобных прецедентов у других князей, поскольку все они в
ПВЛ предстают правоверными моногамными семьянинами,
что не раз подчеркивалось исследователями.
Но это вряд ли верно. Помимо того, что сам Владимир ока-

зывается «робичичем от Малуши» (от кого появились Олег и
Ярополк нам просто неизвестно), наличие института наложни-
чества и многоженства, с которым постоянно боролась Церковь
на протяжении Χ-ΧΙ вв. у чехов, болгар, венгров и поляков, не
говоря уже о прибалтийских славянах, отмечено во многих хро-
никах 4, а о гареме «владетеля Матархи» (Тмуторокана) в XIII в.
сообщал в своих записках известный монах Юлиан 5. Поэтому
можно считать, что в описании нравов Владимира сохранились
реальные черты, вполне согласные с нравами той эпохи, хотя в
отношении числа «гаремов» несколько преувеличенные. Стоит
напомнить также, что на крайнюю распущенность Владимира
указывал в своей хронике и его современник, архиепископ мер-
зебургский Титмар, называвший его «величайшим сластолюб-
цем» и «прелюбодеем» 6.
Вместе с тем, можно обнаружить, что единый текст, разне-
сенный в настоящее время по ст. 6485/977 и 6488 гг., как и опи-
санный в нем конфликт сначала между Ярополком и Олегом, а
затем между Владимиром и Ярополком, выполняет определен-
ную сверхзадачу в этом блоке известий ПВЛ, готовя читателя к
неизбежным в дальнейшем «преступлениям Святополка». Так,
после сообщения о гибели Олега, безо всякого на то повода
«краевед» сообщает, что «и у Ярополка жена грекини бе, и бяше
была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ и въда ю за
Ярополка, красы деля лица ея» [Ип., 63.]. Эту же тему он развива-
ет и далее, когда, покончив с Ярополком, «Владимир же залеже
жену братьню грекиню, и бе не праздна, от нея же роди Святопол-
ка. От греховнаго бо корене злой плодь бываетъ, понеже была бе
мати его черницею, а второе, Володимиръ залеже ю не по браку;
прелюбодейчшць бысть убо, темьже и отець его не любяше, бе бо от
двою отцю, от Ярополка и от Володимира» [Ип., 66].
Последовательность событий - «залеже ю... и бе не праздна»,
так же как и фиксация результата - «от нея же [Владимир] роди
Святополка», безусловно указывает, что Святополк был сыном
4
Успенский Ф. Первые славянские монархии на Северо-Западе. СПб.,
1872, с. 165; НидерлеЛ. Славянские древности. М., 1956, с. 188-189.
5
Юлиан. «О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом
Рихардом во время господина папы Григория IX» (Аннинский С.А. Известия
венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе. / / Ис-
торический архив, вып. III. М.-Л., 1940, с. 78).
6
Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon (далее - Thietmari chroni-
con), VII, 72 и 73 (Назаренко A.B. Немецкие латиноязычные источники IX-
XI веков. Μ., 1993, с. 140 и 141).
именно Владимира, от которого его мать «была не праздна», тог-

да как формула «от двою отцю» здесь же и объясняется тем об-
стоятельством, что «Володимиръ залеже ю не по браку». Факт
этот в высшей степени важен, поскольку безусловно снимает
все сомнения в отцовстве Владимира, возвращая Святополку
его подлинное отчество «Владимирович», которое ВЛ.Янин и
многие следом за ним поспешили изменить на «Ярополкович» 1.
Вместе с тем, данное обстоятельство требует пересмотра выдви-
нутой историком схемы развития лично-родовых знаков рус-
ских князей Χ-ΧΙ вв., причем как в отношении Святополка, так
и в отношении Изяслава Владимировича. Последнему без ка-
ких-либо серьезных оснований Янин усваивает «древнейшую
русскую печать Xвека», связывая ее изображение с «тамгой Вла-
димира Святославича», имеющую с ней весьма отдаленное сход-
ство 8.
Указанием на время сложения всего повествования о «Вла-
димире в язычестве» могло бы служить описание языческих
треб «на холъму вне двора теремного», поскольку автор тут же от-
метил, что «преблагыи Богъ не хотяи смерти грешникомъ: на том
холме ныне церкы есть святаго Василья, якоже последе скажем»
[Ип., 67], тем более, что в ст. 6496/988 г., завершая рассказ о кре-
щении Русской земли, он сообщил, что Владимир «постави цер-
ковь святаго Василья на холме, идеже стояша кумири Перунъ и
прочии». Однако единственная церковь св. Василия в Киеве, ко-
торую знают южнорусские своды («яже стоить в Киеве на Вели-
цемь дворе»), была священа «великимъ священиемъ» только 1-го
января 1183 (сентябрьского) года [Ип., 634], хотя можно допус-
тить, что речь могла идти о ее предшественнице. Однако дейст-
вительным хронологическим индикатором здесь оказывается
фраза о «дворе теремном», который первый раз появляется в
комментариях «киевлянина-краеведа» к первой мести Ольги, а
затем фигурирует в рассказе о западне, приготовленной Блудом
Ярополку, и участие в расправе над Ярополком «двух варягов»,
что переносит весь текст в первую четверть XII столетия. В свя-
зи с этим встает вопрос и о достоверности рассказа о «кумирах
Владимира», перечень которых вполне мог быть почерпнут
«краеведом» из учительной литературы или из окружающей его
действительности, если правы в своих выводах о структуре и да-
7
Янин B.JI. Актовые печати Древней Руси, т. 1, М., 1970, с. 38-40 и др.
8
Янин B.JI. Древнейшая русская печать X в. / / КС ИИМК, 57, М., 1955,
с. 39-46; он же. Актовые печати..., т. I, с. 41 и 166; с. 249, тб. 1, рис. 2; с. 281,
тб. 33, рис. 2.
тнровке языческих святилищ этого времени изучавшие их

И.П.Русанова и Б.А.Тимощук9.
Тому же времени и той же руке принадлежит рассказ о муче-
никах-варягах под 6491/983 г., на что указывают как употреблен-
ные здесь лексемы «невегласи» и «варяги», ни разу не встречен-
ные в текстах раннего происхождения, так и морализирующее
заключение, ставящее данный фрагмент в один ряд с подведе-
нием итогов крещения Ольги (ст. 6463/955 г.), описанием ее
смерти (ст. 6477/969 г.), сентенциями по поводу предательства
Ярополка Блудом (ст. 6488/980 г.) и сравнения Владимира с Со-
ломоном. Однако главная его роль в повествовании о Владими-
ре заключалась в предвосхищении последующего обновления
«земли и человеков»: как на месте идольского капища Владимир
воздвигает «церковь св. Василия», так и в данном случае о «варя-
ге» сказано, что «бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Богороди-
ца, юже създа Володимиръ» [Ип., 69].
Что же касается походов Владимира (на ляхов и вятичей в
6489/981, на вятичей в 6490/982, на ятвягы в 6491/983 гг.), то
вряд они имели место в действительности. В первую очередь это
относится к походу 6489/981 г., достоверность которого и даже
саму возможность подобных военных действий категорически
отрицал следом за своими предшественниками В.Д.Королюк 10.
Столь же малодостоверно сообщение о походе на вятичей, по-
скольку сделанное здесь же замечание, что Владимир их «победи
и възложи на ня дань от плуга, якоже отець его ималъ» [Ип., 69],
сразу ставит его в один ряд с таким же походом Святослава и на-
поминает о дани вятичей козаром «по щелягу от рала» под
6472/964 и 6474/966 гг. Более любопытны сюжеты ст. 6492/984 г.
о походе на радимичей и ст. 6493/985 г. о походе на болгар. Судя
по стилистике, они заимствованы из того же цикла рассказов о
Владимире и Добрыне, что и рассказы о «выборе Владимира»
новгородцами и поставлении Добрыней кумира Перуна над ре-
кою в Новгороде, т.е. принадлежат к области литературы и тому
же хронологическому пласту, как и другие подобные сюжеты.
Последнее подтверждается присутствием «торков», сопровож-
дающих флотилию Владимира по берегу. Как известно, торки
впервые отмечены возле Киева на Днепре лишь в 50-х гг. XI в.,
селить их по р. Рось стали еще позднее, поэтому описанная си-
туация могла возникнуть не ранее конца XI или первой четвер-
ти XII в., что еще раз подтверждает вероятное время сложения
9
Русанова И.П., Тимошук Б.А. Языческие святилища древних славян.
М., 1993.
10
Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 79-82.
владимиро-добрынинского цикла, отразившего на страницах

ПВЛ историю «язычника Владимира».
Совсем иным предстает этот князь в последующей подготов-
ке крещения руси/Руси.
Я сознательно оставляю в стороне вопросы об обстоятельст-
вах и времени действительного крещения Владимира, о возмож-
ной истории текста «испытания вер» и «речи философа» — всё
то, чему посвящена обширная литература. Как известно,
А.А.Шахматов предположил, что история обращения Владими-
ра списана с предания о Борисе-Михаиле болгарском, а «русское
сказание перелицевало болгарское; русский компилятор поступил
почти так же, как Нестор, воспользовавшись для составления
жития Феодосия — болгарским переводом жития Саввы, почти
так же, как писец Изборника 1073 года, заменивший в послесловии
имя болгарского царя Симеона именем князя Изяслава (Святосла-
ва)» п . В определенной мере этот вывод филолога поддержал
А.СЛьвов, который нашел в «речи философа» элементы запад-
нославянские, восточноболгарские, греческие и русские, за-
ключив, что первоначально текст был написан на греческом
языке, переведен для мораван, использован в Болгарии, а затем
попал на Русь12.
Однако самое примечательное в этом рассказе о знамена-
тельном событии в русской истории — совершенно иной образ
Владимира, испытующего веры и осаждающего Корсунь, чем
Владимира языческого периода. И дело здесь не в замысле или
тенденциозности автора-обработчика, каким оказывается всё
тот же «краевед-киевлянин» с его полемическими выпадами по
поводу места крещения Владимира («се же не сведуще, неправо
глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша — в Василе-
ве» [Ип., 97]), о «конех [первоначально — иконах? — А.Н.] медя-
ны» («иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще
мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]), а в исходном материале, ко-
торым он пользовался, в изначальной независимости текстов,
заставляющих порою полагать, что они повествуют о разных ис-
торических личностях. Владимир «корсунской легенды» не же-
нат, не знает «варягов» и окружен русами, т.е. обрисован в пол-
11
Шахматов АЛ. Один из источников летописного сказания о креще-
нии Владимира. / / Сборник статей по славяноведению, посвященных
проф. Марину Степановичу Дринову (Сборник Историко-филологическо-
го общества, состоящего при Императорском Харьковском университете, т.
XV). Харьков, 1908, с. 74.
12
Львов А. С. Исследования Речи философа. / / Памятники древнерус-
ской письменности. М., 1968, с. 333-396).
ном соответствии с греческими и арабскими источниками, опи-

сывающими обстоятельства его крещения и женитьбы 13.
В том, что автор ПВЛ в данном случае только обрабатывал, а
то и прямо использовал уже существовавшие до него тексты,
может служить упоминание апостола Павла в качестве учителя
не «руси», что с такой страстностью защищал этот автор в сюже-
те о «преложении книг», а «немцев», т.е. латынян, пришедших
«от Рима», по поводу которых в поучении после крещения Вла-
димиру было сказано «не принимай же от латыне учения, их же
учение развращено» и пр. [Ип., 100], заставляя полагать здесь ин-
терполяцию антилатинской ревизии, возможность которой
К. К. Висковатый допускал для Киева не ранее второй половины
или конца XII в. 14
Не подвергая специальному критическому рассмотрению
вопрос о действительном месте крещения Владимира, хочу
здесь обратить внимание будущих исследователей на некоторые
факты, которые необходимо иметь в виду. Обработчик «корсун-
ской легенды», в котором легко обнаружить «киевлянина-крае-
веда» по излюбленным оборотам речи (напр., что «полата Воло-
димеря [в Корсуни] воскрай церкви стоит и до сего дни»), местом
крещения называет «церковь святой Софии» и протестует против
мнения несведущих, что князь крестился в Киеве или же «в Ва-
силеве». Попытку Д.СЛихачева истолковать последний топо-
ним в качестве неправильно понятого одним из переписчиков
термина "базилика", т.е. 'церковь' 15 , вряд ли можно считать про-
дуктивной. Учитывая значение, которое придавалось крещению
князя росов и его беспрецедентной женитьбе на византийской
принцессе (в первую очередь, получение Константинополем
срочной военной помощи в виде десятитысячного корпуса ро-
сов), можно полагать, что обе церемонии (крещение князя и
бракосочетание) имели место в центральном храме столицы им-
перии, Цесареграде, что является точной калькой греческого
«Βασιλίευζ πόλιζ» 16, который при последующей редактуре и
превратился в «Василев». Последнее тем более вероятно, что по-
13
Розен В. Р. Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летопи-
си Яхьи Антиохийского. СПб., 1883; Васильевский В.Г. Труды, т. II, вып. 1.
СПб., 1909, с. 81-83.
14
Изяславу о латинех». / / Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.
15
Лихачев Д.С. Комментарии. / / Повесть временных лет, т. 2. М.-Л.,
1950, с. 338
16
Львов А С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 196-197.
ход исторического Владимира под Корсунь имел место спустя

несколько лет после крещения.
Возвратив новообращенного Владимира в Киев, «краевед»
не забыл выполнить предвозвещенную читателям ранее про-
грамму: низвержение Перуна, построение церкви св. Василия,
крещение киевлян, не забыв и «дьявола», в рассказе о мучени-
ках-варягах надеявшегося найти себе здесь жилище, поскольку
«зде бо не суть учили апостоли, ни пророци прорекали» [Ип., 70],
теперь же напоминавшего, что «зде бо мнехъ жилище имети, яко
зде не суть учения апостольскаа» [Ип., 102]. Соответствующая
версия о «низвержении кумиров» по образцу киевского сказа-
ния, похоже, была разработана и для Новгорода (на Волхове?),
где главным действующим лицом выступал «Аким/Иоаким кор-
сунянин» 17, точно так же спускающий идола Перуна вниз по те-
чению реки.
Но если с идолами расправиться было сравнительно легко,
то приходилось считаться с наличием у Владимира детей, ока-
зывавшихся на положении внебрачных, причем если в статье
6488/980 г. у него показано 8 сыновей и две дочери [Ип., 67], то
по второй версии сыновей оказывается уже 12 [Ип., 105], кото-
рых надлежало «развести» из Киева 18. Насколько изложенное в
тексте распределение «столов» соответствует представлениям
первой четверти XII в., показывает тот факт, что Святополку
Владимировичу достался г. Туров, где в конце XI в. находился
другой Святополк, сын Изяслава Ярославича [Ип., 199 и 208].
Естественно, что исследователь не имеет права использовать
эти перечни имен и распределение княжений в качестве истори-
ческого источника, не доказав предварительно их достовер-
ность или хотя бы возможность данных княжений и не ссылаясь
на «припоминания» поздних списков ПВЛ, как то делается до
сих пор весьма часто. К тому же стоит помнить, что современ-
ник Владимира, Титмар из Мерзебурга, знает о наличии у него
только трех сыновей, из которых один — Святополк - был женат
на дочери Болеслава I Храброго 19.
17
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л.,
1950, с. 159-160; в Иоакимовской летописи его функцию исполняют Доб-
рыня и Путята (Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962,
с. 112-113.
18
Искусственность последнего списка в подражание «12 сыновьям Из-
майловым» продемонстрирована И.Н.Данилевским (Данилевский И.Н.
Библеизмы Повести временных лет. / / ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93).
19
Thietmari chronicon, VII, 72 (Назаренко Л.В. Немецкие латиноязыч-
ные..., с. 140).
Последняя часть повествования о Владимире столь же скуд-

на фактами, как и две первые. Оставляя в стороне две новеллы
из «печенежского цикла» (о юноше-кожемяке под 6501/993 г. и о
знаменитом «белгородском киселе» под 6505/997 г.), связанные
не столько с Владимиром, сколько с легендами о новопостроен-
ных городах «по Десне, Устрьи, по Трубешеви, и по Суле, и по
Стугне» [Ип., 106], главным здесь оказывается разорванный ими
текст рассказа о построении «церкви святыя Богородица», пред-
восхищенного новеллой о мучениках-варягах. Он является про-
должением рассказа о корсунском крещении, поскольку Влади-
мир «поручивъ ю Настасу Корсунянину, и попы корсуньския
пристави служити вь ней, вда ту все, еже бе взялъ в Корсуни, ико-
ны, и съсуды церковныя, и кресты» [Ип., 106]. Этот рассказ, рас-
пространенный сведениями о «десятине», установлении празд-
ника Преображения Господня, о нищелюбии Владимира, о
любви к дружине (известная сентенция, что «яко серебромъ и
златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и
злато» использована под 6583/1075 г. по поводу сокровищ Свя-
тослава Ярославича [Ип., 190]), о попытках изменения уголов-
ного законодательства, оказывается итоговым для князя, после
чего Владимиру остается только умереть, что и происходит
15.7.1015 г. во время подготовки похода на Ярослава.
Насколько сложен состав комплекса известий о Владимире,
сохранившийся в ПВЛ, показывает наличие в ее тексте трех
фрагментов, каждый из которых является своего рода итогом
повествования об этом князе. Так, в ст. 6488/980 г. подводится
итог повествованию о Владимире-язычнике, братоубийце, лю-
бострастнике, идолопоклоннике, однако в конце ее дается при-
мечательное сравнение с Соломоном, который «мудръ же бе, а
на конець погибе; сь (т.е. Владимир. — А.Н.) же бе невегласъ, на
конец обрете спасение» [Ип., 67-69]20; в ст. 6499/991 и 6504/996 гг.
рассказывается о Владимире — храмоздателе, просветителе, бла-
готворителе и законодателе, обретшем веру и страх Божий, при-
чем повествование несколько нелогично (видимо, сохраняя за-
ключительные фразы какого-то использованного текста)
заканчивается словами, что «живяше Володимиръ по строенью
дедню и отню» [Ип., 112], хотя всё сказанное перед этим прямо
опровергает такой вывод; наконец, в ст. 6523/1015 г., содержа-
щей описание смерти и погребения Владимира, читатель обна-
руживает панегирик покойному князю, объясняющий языче-
ские грехи Владимира словами: «идеже умножися грехъ, ту
20
См. об этом у И.Н.Данилевского (Данилевский И.Н. Библеизмы...,
с. 75-103).
изобильствуеть благодать; аще бо преже в невежьстве етера быша

сгрешения, последи же расыпашася покаяньемь и милостынями» и
пр. [Ип., 115-118]. Таковы три итога «жизни Владимира», похо-
же, представляющие этапы ее осмысления на протяжении всего
XI и начала XII вв. в сознании древнерусских историографов,
постепенно вытесняющих историческую (или же историко-ли-
тературную) реальность сюжета реальностью агиографического
порядка.
С другой стороны, в этих напластованиях и интерполяциях,
связанных как с обработкой материалов «краеведом», так и с по-
следующей редактурой более позднего времени, (антилатин-
ские инвективы, вставленные в поучение по крещении, расска-
зы о юноше-кожемяке и о закладке Белгорода, разорвавшие
повествование о создании Десятинной церкви), можно уловить
следы двух безусловно независимых друг от друга источников
сведений о Владимире. Первый из них, древнейший, связан с
этнонимом "русь", с историей осады Корсуня, крещением Вла-
димира, женитьбой на византийской принцессе и последующем
«крещением руси». Заключающиеся в нем сведения в целом со-
ответствуют столь же скупым сведениям о Владимире, которые
содержатся в греческих и восточных источниках. Второй источ-
ник, безусловно более поздний, что отмечено использованием в
его тексте лексемы "варяги", восходит к XII в., отмечен именем
Добрыни (происхождение Владимира, сватовство к Рогнеде, во-
княжение в Киеве, установление культа Перуна, возможно, кре-
щение новгородцев, если канонический текст ПВЛ дополнить
известиями Иоакимовой летописи21) и рассказывает о Владими-
ре-язычнике.
Примечательно, что оба эти комплекса не имеют между со-
бой никакой связи, отличны по лексике, но одинаково заканчи-
ваются росписью «детей Владимира» [Ип., 67 и 105], причем
одинаково недостоверными. Наряду с ними существовал, похо-
же, самостоятельный «печенежский цикл», отдельные сюжеты
которого сохранились в ст. 6476/968 г. (осада Киева и воевода
Претич), 6501/993 г. (юноша-кожемяка), 6505/997 г. (белгород-
ский кисель), а также в статье 6488/980 г. в связи с историей
убийства Ярополка (Варяжько, который бежал в печенеги и
«мьного воева с печенегы на Володимира», чье имя, к слову ска-
зать, тоже указывает на XII в. как на время обработки текста).
Положение этих сюжетов, разрывающих уже имевшиеся текс-
ты, свидетельствует об их более позднем появлении, чем, к при-
21
Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 112-113.
меру, рассказ о храмоздательной деятельности Владимира (ста-

тьи 6499 и 6504 гг.), разорванный ст. 6500-6503 гг.
Как это всё относится к исторической реальности? Практи-
чески, никак. Вот что писал Яхья Антиохийский о византий-
ском императоре Василии II, который летом 988 г., пытаясь по-
давить восстание доместика схол Варды Фоки, оказался в таком
положении, что «побудила его нужда вступить в переписку с ца-
рем русов; они же были его врагами; и он просил у него помощи. И
царь русов согласился на это, и просил свойства с ним. И женился
царь русов на сестре Василия, царя греков, после того, как он (Ва-
силий) поставил условием принятие христианства, и отправил к
нему митрополитов, которые обратили в христианство его и весь
народ его владений. И не было у них до этого времени религиозно-
го закона и не веровали они ни во что. И они — народ великий, и с
этой поры все они стали христианами по сие время. И отправился
царь русов со всеми войсками своими к услугам царя Василия и
соединился с ним. И оба они сговорились пойти навстречу Варде
Фоке и отправились на него сушею и морем и обратили его в бег-
ство, и завладел Василий всем своим государством и победил Вар-
ду Фоку и убил его 3-го мухаррама 379 года (т.е. 12 апреля
989 г.)»22. По сообщению армянского историка Стефана Тарон-
ского корпус росов/русов насчитывал 6 тысяч человек 23 .
Самое примечательное в этом сообщении — личное участие
Владимира в военной экспедиции и его прибытие в Константи-
нополь во главе войска, что делает предположение о его креще-
нии и венчании в Софии «Василевской» (т.е. Константинополь-
ской), о чем я писал выше, в высшей степени вероятным.
Характерно, что о присутствии Владимира в Царьграде с вой-
ском сообщают и другие арабские историки — Джирджис Иб-
нуль Амид ал-Мекин и Ибн-ал-Атир, причем последний прямо
сообщал, что «и женился он (царь русов) на ней (т.е. на сестре ца-
ря Василия) и пошел навстречу Вардису, и они сражались и воева-
ли» 24. С другой стороны, не менее знаменателен и тот факт, что,
как писал М.ВЛевченко, «сопоставляя показания Льва Диакона о
небесных явлениях 989г. с сообщениями Яхьи и Аль-Мекина, можно
установить с достоверностью, что Херсонес был взят русскими
22
Васильевский В.Г. Труды, т. II, СПб., 1909, с. 81.
23
Васильевский ВТ. Труды, т. I. СПб., 1908, с. 200. Эту же цифру под-
тверждает другой армянский историк, Асохик (Там же, т. II, СПб., 1909,
с. 91).
24
Васильевский В.Г. Труды..., т. II, с. 91.
(т.е. росами. — А.Н.) в 989 г., в промежутке времени между апре-

лем и половиной июня» 25, т.е. уже после одержанной победы над
Вардой Фокой.
М.В.Левченко обратил внимание еще на один факт из реаль-
ной истории Владимира - наименовании его жены, Анны, по-
всеместно «царицей», что подразумевает получение Владими-
ром после крещения и женитьбы титула «василевс»,
подтверждением чему могут служить императорские инсигнии,
с которыми он изображен на своих монетах26.
Последние два упоминания о Владимире в византийских ис-
точниках связаны опять-таки с Крымом и относятся ко времени
после его смерти. Первым из них, по-видимому, следует считать
известие Скилицы-Кедрина о том, что «когда умерла на Руси се-
стра императора, а еще раньше ее муж Владимир, то Хрисохир
(«Золотая рука», т.е. 'щедрый'. — А.Н.), какой-то сородич умер-
шего, привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в
Константинополь» и пр. Вторым, относящемся к 1016 г., являет-
ся известие о том, что «Василий II послал в Хазарию (т.е. в Крым.
— А.Н.) флот под командой Монга, сына Андроника, и с помощью
Сфенга, брата Владимира, завоевал эту страну» 27.
Как можно видеть, сведения об обстоятельствах крещения и
женитьбы Владимира и даже о взятии Корсуня нашли опреде-
ленное отражение в «корсунской легенде» ПВЛ, сохранив пра-
вильную дату крещения, хотя всё остальное остается на совести
автора повествования. Примерно так же соотносятся сведения
Титмара из Мерзебурга, современника Владимира, с другим
комплексом сведений об этом князе — Владимире-язычнике,
«распутнике и сластолюбце» 28, основные военные предприятия
которого были обращены не на юг, а на запад, как об этом свиде-
тельствуют и тексты ПВЛ. В отличие от греков, Титмар знает,
что Владимир не только пережил «царицу Анну», но и женился
еще раз, поскольку в числе пленников Болеслава I, захвативше-
го в августе 1018 г. Киев, кроме «жены и сестер» Ярослава, он на-
зывает и его «мачеху» 29. Хронология событий, излагаемых у
25
М., 1956, с. 360.
26
Там же, с. 367-368.
27
Там же, с. 388 и 384.
28
ные..., с. 141).
29
Там же, с. 142-143.
Титмара, в том числе и время смерти русского князя, не проти-

воречит хронологии ПВЛ, так что порой возникает ощущение,
что речь идет как бы о «двух Владимирах», слитых воедино на
страницах исторического повествования о прошлом киевской
Руси. Между тем, ПВЛ, кроме «полузаконной» Рогнеды, знает
только одну греческую жену Владимира. По ее сведениям, «ца-
рици Володимеряа Анна» скончалась за четыре года до смерти
Владимира Святославича, т.е. в 6519/1011 г. [Ип., 114], тогда как
Скилица совершенно определенно пишет, что Владимир, ее
муж, умер раньше «сестры императора» 30, поэтому В.Т.Пашуто,
следом за Н.Баумгартеном, полагал, что речь идет о женитьбе
Владимира «около 1012 г. на внучке Оттона 1, младшей дочери
графа Куно фон Энниген и Ришлинты, дочери Генриха II» 31. Но по-
чему она осталась после смерти Владимира в Киеве, зачем была
нужна Ярославу и что с ней произошло в дальнейшем — никто
не знает.
То же самое можно сказать о сыновьях Владимира, из кото-
рых греческие авторы не называют ни одного, а Титмар указыва-
ет только трех: два из них, Ярослав и не названный по имени,
после смерти Владимира разделили отцовские земли, тогда как
третий, Святополк, женатый на дочери Болеслава I, был при
жизни Владимира посажен с женой в темницу, откуда «впослед-
ствии ускользнул, оставив там жену, и бежал к тестю» 32.
Попробуем в этом разобраться.
Если говорить о сыновьях Владимира, то достоверными све-
дениями историк располагает, действительно, только о троих: о
Святополке, зяте Болеслава I, который неоднократно фигури-
рует у Титмара и засвидетельствован эмиссией серебряных рус-
ских монет; о Ярославе, точно так же известном Титмару, отме-
ченном монетной эмиссией, свинцовой буллой, граффито на
стенах киевской Софии и внелетописными текстами; наконец,
о Судиславе, который в 6542/1034 г. был посажен Ярославом «в
порубь... вь Плескове» [Ип., 139], освобожден из него в 6567/1059 г.
своими племянниками, «водивше и ко кресту», после чего был
пострижен [Ип., 151] и скончался в 6571/1063 г. чернецом, буду-
чи погребен «во церкви святаго Георгия» [Ип., 152]. Последние
факты, которые не вызывают сомнения уже потому, что изложе-
ны в кратких записях хроникального характера и не являются
30
Левченко М.В. Очерки по истории..., с. 388.
31
Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1986, с. 122.
32
ные..., с. 141).
сюжетами новелл, убеждают, что Судислав играл достаточно се-

рьезную роль в событиях русской истории после смерти Влади-
мира, заставив Ярослава считаться с ним на протяжении почти
двух десятков лет после смерти их общего отца. Все остальные
сыновья Владимира, в том числе и «Мстиславъ, иже зареза Реде-
дю», не находят себе места в событиях 1015-1036 гг. Более того,
фраза ст. 6542/1034 г., в которой сообщается, что по смерти
Мстислава «прия власть его Ярославъ, и бысть единовластець Ру-
скои земли» [Ип., 138], опережает сообщение о заточении Суди-
слава под этим же годом, заставляя предполагать, что «Мсти-
слав», попавший на страницы ПВЛ, быть может, даже из поэмы
Бояна, мог заменить здесь Судислава, на протяжении долгих лет
вместе с Ярославом разделявшего власть в Руской земле 33.
Такая «избыточность» Мстислава подтверждается и его неус-
тойчивым положением в «росписи детей», поскольку в первой
из них оказывается сразу два «Мстислава» - от Рогнеды («Изе-
слав, Мьстислав, Ярослав, Всеволод»), что, похоже, опроверга-
ется новеллой о «сватовстве Владимира» к Рогнеде, и от «чехыни
другая» («Святослав и Мьстислав»), причем для того, чтобы ос-
вободиться от «Святослава», автор «Повести об убиении Бориса
и Глеба» сделал его жертвой Святополка («Святополкъ же окань-
ный злой уби Святослава, пославь кь горе Угорьской, бежащу ему
вьугры» [Ип., 126]). Что же касается остальных «сыновей Влади-
мира», то в настоящее время историки не располагают ни одним
сколько-нибудь весомым доказательством их существования.
Поэтому, приступая к анализу событий, представленных ПВЛ
по смерти Владимира, исследователь обязан исходить из свиде-
тельства Титмара, согласно которому «[Владимир], имея трех сы-
новей, дал в жены одному из них дочь <...> герцога Болеслава,
вместе с которой поляками был послан Рейберн, епископ колоб-
жегский. <...> Упомянутый король [Владимир], узнав, что его сын
по научению Болеслава намерен тайно против него выступить,
схватил того [епископа] вместе с этим [своим сыном] и [его] женой
и заключил каждого в отдельную темницу. <...> После этого на-
званный король умер в преклонных летах, оставив всё свое наслед-
ство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в тем-
33
Это не означает, что в пределах «черноморской руси» не мог действо-
вать какой-то «Мстислав, сын Владимира», если там был официально при-
знанный Константинополем «брат Владимира, Сфенг», о котором нам бо-
лее вообще ничего не известно.
нице; впоследствии, сам ускользнув, но оставив там жену, он бе-

жал к тестю» 34.
По всей видимости, сложные отношения между Святопол-
ком и Владимиром, о которых говорит Титмар, нашли свое отра-
жение в странной, на первый взгляд, фразе рассказа 6488/980 г. о
Святополке, что «отець его не любяше», тогда как версию о во-
княжении Святополка в Киеве по смерти Владимира опроверга-
ет и перечень киевских князей ст. 6360/852 г., расценивая его
пребывание на киевском «столе» в 1018-1019 гг. после победы
над Ярославом на Буге, по-видимому, лишь в качестве времен-
ной оккупации поляками Киева.
Таким образом, все сведения о Святополке и его действиях
по смерти Владимира можно посчитать полностью вымышлен-
ными автором «Сказания о Борисе и Глебе» 35, но я к ним вер-
нусь позднее, в связи с анализом легенды о князьях-мучениках.
Это дает возможность сейчас обратиться собственно к «герою
повествования», Ярославу, против которого накануне своей
смерти собирался выступить его отец, Владимир Святославич.
Однако можем ли мы с уверенностью считать Ярослава сы-
ном Владимира? Этот вопрос, при всей кажущейся абсурднос-
ти, имеет определенное право на существование. Напомню, что
расчет возраста Ярослава (умер в 1054 г., княжил 40 лет, всего
прожив 76 лет) показывает, что он должен был родиться в
6486/978 г. Реальность таких расчетов, как и отмеченная в но-
велле 6524/1016 г. присущая ему от рождения хромота («и нача
воевода Святополчь, яздя вьзле берегъ, оукаряти новгородци, гла-
голя: что приидосте с хромьцемъ симь» [Ип., 129] были подтверж-
дены еще в 1939 г. всесторонним обследованием парного погре-
бения (с остатками младенца) в беломраморном саркофаге,
сохранившемся в Софии Киевской 36. Последнее означает, что
Ярослав был старшим сыном Владимира, хотя всё говорит за то,
что действительно старшим был Святополк, тогда как весь эпи-
зод с Рогнедой принадлежит легенде. На это указывают, во-пер-
вых, заимствование данного сюжета из цикла рассказов о Вла-
димире и Добрыне, во-вторых, указание, что сам Владимир в то
время «детьску сущу еще», в третьих, отмеченная легендой на-
следственная вражда между потомством Рогволода и Ярослава
34
Thietmari chronicon, VII, 72, 73 (Назаренко А.В. Немецкие латино-
язычные..., с. 140 и 141).
35
«Съказание, и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба»
(Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 42-58).
36
Гинзбург В.В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Му-
дрого, Анны и Ингигерд. / / КС ИИМК, VII, М.-Л., 1940, с. 57-66.
(«и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим

внуком» [JL, 301]), в четвертых, тот факт, что, несмотря на вре-
менные победы киевских князей над полоцкими, их пленение,
ссылку в Византию и заточение в Киеве, вплоть до 1128 г. они не
подчинялись киевским князьям и были неизменными против-
никами Новгорода на Волхове37.
В такой ситуации особенно примечательны становятся «Ро-
говоложи внуци», поскольку в средневековье родство по жен-
ской линии учитывалось, но не отсчитывалось, т.е. «линия», как
таковая, прерывалась, становилась побочной. Поэтому упоми-
нание здесь Рогволода позволяет предположить, что изначально
в легенде он был не отцом, а мужем Рогнеды и отцом ее детей,
наследовавших Полоцкое княжение. Что же касается приписки
под 6508/1000 г. в ПВЛ «въ се же лето преставися и Рогънедь, ма-
ти Ярославля» [Ип., 114], то она является безусловно поздней и
вряд ли достоверной, будучи приурочена к общей картине собы-
тий, поскольку в указанном году сам Ярослав мало кого интере-
совал (естественнее было бы здесь упоминание об Изяславе), а
формуляр «въ се же лето» не имеет аналогов в этой части ПВЛ,
появляясь только в заметках конца XI в., как я покажу в соответ-
ствующем месте.
Определенное сомнение в родстве Ярослава с Владимиром, а
затем и в зависимости Новгорода от Киева, вызывают также мо-
неты Ярослава, ничего общего не имеющие с типами монетных
выпусков, осуществленных Владимиром, Святополком и неким
«Петросом» (вар. «Петор»), в котором ВЛ.Янин предложил ви-
деть того же Святополка 38 , забывая, что крестильное имя, изве-
стное в семейном кругу и духовнику, обычно не использовалось
в официальных документах, тем более, в отрыве от основного,
мирского имени. Однако все эти сомнения, хотя и складывают-
ся в систему, не имеют надежного фактического обоснования,
поскольку происхождение Ярослава от Владимира надежно
фиксируется в «Слове о законе и благодати» митрополита Ила-
риона, и о нем, как о сыне Владимира, уверенно пишет Титмар.
И хотя возможность поздней интерполяции в «Похвале Влади-
миру», как я показал в этюде об Игоре, существует, поскольку
эпитет этого князя «старый» опирается только на ошибочную
хронометрию ПВЛ, Ярослава можно уверенно считать наслед-
ником киевского престола, а не его узурпатором, хотя последнее
больше отвечает характеру имеющихся о нем известий.
37
Алексеев J1.B. Полоцкая земля в ΙΧ-ΧΙΙΙ вв. М., 1966, с. 237-261..
38
Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. До-
монгольский период. М., 1956, с. 166.
С такими же трудностями и противоречиями сталкивается

исследователь, п р и с т у п а ю щ и й к рассмотрению событий, свя-
занных со смертью Владимира и последующей борьбой Яросла-
ва за Киев в изложении ПВЛ, в которой перипетиям борьбы
Ярослава со Святополком посвящено четыре новеллы —
6523/1015 г., где рассказывается о его приготовлениях в Новго-
роде, 6524/1016 г., повествующей о битве при Любече, 6526/1018 г.,
рассказывающей о поражении Ярослава на Буге от Болеслава, и
6527/1019 г., в которой Ярослав окончательно разбивает Свято-
полка и изгоняет его из Русской земли. За исключением послед-
ней новеллы, принадлежащей изначально «Сказанию о Борисе
и Глебе», первые три являют собой части единого текста, причем
упоминание в них Новгорода (в качестве исходного пункта дей-
ствия) и «варягов» дает возможность признать новгородское
происхождение его возможного архетипа, время сложения ко-
торого не старше первой половины XII в.
Немотивированность ситуации, в которой авторы ПВЛ вы-
водят на сцену Ярослава Владимировича, начиная с отказа пла-
тить «новгородский урок» и кончая причиной его похода на Ки-
ев как мести за убитых братьев Святополку, бросается в глаза.
По счастью, в настоящее время можно с уверенностью считать
повесть «Убиение святых новоявленнихъ мученикъ Бориса и
Глеба» от слов «и созва кыяны и нача имение имь даяти» до «Свя-
тополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве» [Ип., 118-127] встав-
кой первой половины XII в., разорвавшей первоначальный, уже
разделенный на статьи 6522-6523 гг. текст, в котором поход Яро-
слава на Святополка объяснялся не местью за братьев, а смер-
тью Владимира и вокняжением Святополка в Киеве. Пожалуй,
это одна из немногих интерполяций, позволяющая говорить о
наличии двух хронологических пластов ПВЛ - первого, более
раннего, который синхронен «Сказанию о Борисе и Глебе» и,
вероятнее всего, принадлежит тому же автору, поскольку в пове-
ствование уже введен Святополк, занявший киевский престол
после смерти Владимира, и последующего, когда при переписке
эта же ст. 6523 г. была разорвана вставкой сокращенного вариан-
та «Сказания...», дополненного стихирами новоявленным муче-
никам. И тот, и другой пласты относятся безусловно к первой
половине XII в., когда уже было написано «Сказание...», а в по-
вествование были введены «варяги». В этом плане особенный
интерес представляет первая новелла о Ярославе, начало кото-
рой читается под 6522/1014 и 6523/1015 гг., сохранившая, как
мне представляется, признаки своего протографа, позднее пере-
работанного в соответствии со «Сказанием...».
Основной сюжет этой новеллы - конфликт сначала новго-

родцев с «варягами», собранными Ярославом, которых избили
горожане, а затем Ярослава с новгородцами, «лучших мужей»
которых он избил, обманом заманив в свою загородную рези-
денцию в Ракоме, после чего в ту же ночь получил известие от
сестры Передславы из Киева о смерти Владимира и необходи-
мости «блюстись» Святополка. Избиение «варягов» «на дворе
поромони» [JI., 140; НПЛ, 174], было понято всеми без исключе-
ния редакторами и переписчиками ПВЛ в качестве указания на
то, что действие происходило на дворе некого «новгородца По-
ромона», однако в действительности здесь использована калька
греческого прилагательного "верные", которое было синонимом
«варангов» в византийской исторической литературе («βάραγγοι
και παραμονοί»), как это показывает Никита Хониат 39. «Двор
Парамонов» являлся местообитанием «варангов», что, в свою
очередь, ставит вопрос о происхождении данного фрагмента,
адаптированного повествованием о Ярославе, поскольку в Нов-
городе на Волхове или в Киеве в первой половине XII в. варя-
гов/варангов вряд ли именовали «парамонами».
Всё остальное, что рассказывает ПВЛ о походе на Киев,
можно признать литературным отражением реальных событий,
в котором действительные факты мешаются с домыслом автора
и обработчика. Так, например, сообщение Предславы/Перед-
славы о смерти Владимира находит косвенное подтверждение в
упоминании тем же «краеведом» «сельца Предславина на Лыбе-
ди» [Ип., 80], а об отвергнутом сватовстве польского короля к
одной из сестер Ярослава и о последующем насилии над ней Бо-
леслава говорит как Галл Аноним 40 , так и Титмар из Мерзебур-
га41, хотя ни один из них не называют ее по имени.
Наоборот, текст ее послания Ярославу в Новгород («отець ти
умерл, а Святополкъ седить в Киеве, послав уби Бориса и Глеба, а
ты блюдися сего повелику» [Ип., 128]; вар. Хл. списка: «убив Бо-
риса и по Глеба посла» [там же]; «отець ти умерлъ, а братья ти из-
биена» [НПЛ, 174]), является безусловным вымыслом автора
«Сказания о Борисе и Глебе» и несет на себе следы правок по-
следующих редакций. В том, что известие, полученное Яросла-
вом, могло содержать только сведения о смерти Владимира и
39
Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908. с. 370.
40
Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М.,
1961,с. 35-36.
41
Thietmari chronicon, VIII, 32, 33 (Назаренко А.В. Немецкие латино-
язычные..., с. 142-143).
вокняжении в Киеве Святополка, убеждает последующий рас-

сказ о битве при Любече, выделенный хронометристом в ст.
6524/1016 г., но на самом деле являющийся продолжением пре-
дыдущего текста, написанного с позиций новгородцев, где ни о
каком «отместии» речь не идет и, более того, ни разу не упомя-
нуты «варяги» [Ип., 129]. В этом плане интересно сравнение
данной новеллы ПВЛ Ипатьевского и Лаврентьевского изводов
с компиляцией НПЛ, соединившей воедино все три описания
сражений Ярослава со Святополком (так в рассказ о битве при
Любече перенесены фразы, описывающие «битву на Альте»: «и
бысть сеча зла, оже за рукы емлющеся сечаху и по удолиемъ кровь
течаше» [НПЛ, 175]; «и бысть сеча зла, аки же не была в Руси, и за
рукы емлюще сечахуся» [Ип., 132]), а в ряде случаев сохранившей
фрагменты, выпавшие при сокращении в других списках (напр.,
присутствие «благожелателя Ярославова» в лагере Святополка).
Наличие в этом же тексте «воеводы Святополча, именемъ Волчии
Хвость», заставляет вспомнить о существовании воеводы с та-
ким же именем у Владимира в походе на радимичей под
6492/984 г. [Ип., 71], что в свою очередь с неизбежностью под-
нимает вопрос, какие тексты и для чего были использованы: по-
вествовавшие о Ярославе, для рассказа о Владимире, или же, на-
оборот, для описания битвы при Любече использован текст,
первоначально рассказывавший о схватке Владимира с Яропол-
ком («стояние на Дорогожичи»).
Впрочем, вопрос этот решается сравнительно просто. По-
скольку заметка под 6492/984 г. несет на себе явный отпечаток
авторства «краеведа» (комментарий и указание «до сего дне»),
следует заключить, что в данном случае для рассказов о Влади-
мире «краевед» использовал ткань рассказов о Ярославе. При
этом отличия между списками Ипатьевским (тождественным
Лаврентьевскому) и НПЛ определяется не разницей изводов, а
различием сокращений общего архетипа, почему при наличии
общих мест они сохранили разные фрагменты текста, дополня-
ющие друг друга.
С кем бы ни бился Ярослав на Днепре при Любече, он одер-
жал победу, хотя мы остаемся в неведении, как он был принят
киевлянами, поскольку в ПВЛ об этом сказано более, чем лако-
нично под 6525/1017 г.: «Ярославъ ввоиде в Кыевъ, и погореша
церкви» [Ип., 130]. Тот факт, что Киев в 1017 г. пережил большой
пожар, сообщает и Титмар, правда, ограничиваясь указанием
только на «собор святой Софии», который к августу 1018 г. уже
был восстановлен 42. Связывать этот пожар со вступлением в
42
Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязыч-
ные..., с. 142.)
Киев Ярослава у нас нет никаких оснований, во всяком случае,

оснований хронологических. Смерть Владимира 15 июля
6523/1015 г. во время подготовки похода на Новгород, который
мог начаться не ранее поздней осени, когда «дороги станут», т.е.
уже в новом 6424 (сентябрьском) году, должна была вызвать не-
медленную экспедицию Ярослава на Киев не позднее конца ав-
густа того же года. В таком случае сообщение о том, что битва
при Любече по прошествии трех месяцев противостояния про-
изошла «уже в заморозь», приурочивает ее к концу ноября или
началу декабря 6424/1015 г., поэтому в Киев Ярослав мог войти
или в декабре 6424/1015 г., или же в январе 6424/1016 г., так что
пожар 1017 г., скорее всего, был связан или с обычным для древ-
нерусских городов несчастным случаем, или же с набегом пече-
негов, о чем писал Титмар в связи с занятием Киева Болеславом:
«На город Киев, чрезвычайно укрепленный, по наущению Болесла-
вову часто нападали враждебные печенеги, пострадал он и от силь-
ного пожара»43.
Наиболее содержательной и любопытной для исследователя
ПВЛ оказывается новелла 6526/1018 г. Она содержит три сооб-
щения — о причинах поражении Ярослава на Буге, его бегстве в
Новгород и рассказ об исходе Болеслава I из Киева, — из кото-
рых первое и последнее поддаются проверке независимыми ис-
точниками.
В плане литературном рассказ ПВЛ о сражении на Буге
22.7.1018 г. представляет собой как бы зеркальное отражение
рассказа о сражении при Любече, что может вызвать подозрение
в его «клишировании», совершенно не оправданное уже по тому
только, что, как я покажу ниже, общая схема реальных событий
сохранена как у Титмара, так и у Галла Анонима. Наоборот, мож-
но думать, что именно эта диспозиция и имена действующих
лиц оказали влияние на сюжетную канву как «битвы при Любе-
че», так и на рассказ о борьбе Владимира с Ярополком, одинако-
во являющихся творчеством «краеведа-киевлянина». Войска
противников в ожидании сражения точно так же располагаются
на противоположных берегах реки, однако теперь зачинщиком
выступает «воевода Будый», оказывающийся «кормильцем Яро-
слава». Такая номинация, с одной стороны, сразу вызывает в па-
мяти «воеводу Блуда» в новелле 6488/980 г., а с другой — «уя До-
брыню» ст. 6636/1128 Лаврентьевой летописи или Асмуда ст.
6453/945, «кормильца» Святослава. Однако, если Святослав был
«вельми детеск», то Ярославу к моменту сражения на Буге было
ровно 40 лет, так что его «кормилец» должен был быть уже в бо-
43
Там же.
лее чем преклонных летах. Между тем, по словам «краеведа»,

Будый начал «укарять» Болеслава, на что тот не стерпел и «вседъ
на конь, вьбреде в реку, а по немь вой его» [Ип., 130]. Ярослав не
успел «исполчиться», и разгром оказался настолько сокрушите-
лен, что «к Новгороду» Ярослав прибежал «с четырми человекы»
[Ип., 130].
Сходную версию развития событий представил в своей хро-
нике Титмар. Однако по его сведениям зачинщиками были по-
ляки, которые, «дразня близкого врага, вызвали [его] на столкно-
вение, [завершившееся] нечаянным успехом, так что охранявшие
реку [русские] были отброшены. Узнав об этом, Болеслав ободрил-
ся и, приказав бывшим с ним немедленный сбор, стремительно, хо-
тя и не без труда, переправился через реку. Вражеское же войско,
выстроившись напротив, тщетно старалось защитить отечество,
ибо, уступив в первой стычке, оно не оказало более серьезного со-
противления. Тогда пало там бесчисленное множество бегущих,
победителей же — немного» 44.
Третью, уже совсем анекдотичную версию начала сражения
изложил Галл Аноним. Отметив ту же диспозицию противников
по обеим берегам реки и отнеся перебранку на счет самих коро-
лей, он сообщает, что на следующий день наступил праздник, и
Болеслав решил отложить сражение. Однако именно на следую-
щий день возникла перебранка между русскими воинами и слу-
гами рыцарей, которая перешла в перестрелку, а затем и в пота-
совку, куда оказалось вовлечено и всё войско Болеслава.
Последнее, «построившись рядами, обрушилось на врагов»45.
Таким образом, можно убедиться, что все три источника ри-
суют практически идентичную картину, не оставляющую со-
мнений в реальности и последовательности происходившего.
Внимание к новелле ПВЛ привлекает имя воеводы Ярослава —
«Буды/Будый», которое, как и производные от него, широко
представлены в «Славянском именослове» М.Морошкина 46 ,
позволяя предполагать, что мы имеем дело с реальной истори-
ческой фигурой. Это, в свою очередь, заставляет усомниться в
реальности «воеводы Блуда» ст. 6488/980 г., созданного по образ-
цу «Будыя» и действующего в соответствии со своим именем,
44
ные..., с. 142).
45
Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М.,
1961, с. 40(1, 11).
46
Морошкин М. Славянский именослов или собрание славянских лич-
ных имен в алфавитном порядке. СПб., 1867, с. 28-29.
что еще раз подтверждает определенную зависимость «варяж-

ского цикла» известий о Владимире от соответствующего пове-
ствования о Ярославе. Такая зависимость проявляется в новелле
6526/1018 г. также и на сюжетном уровне, поскольку в Новгоро-
де бежавшего Ярослава встречает «посадникъ Констянтинъ, сын
Добрыни», который, узнав о намерении Ярослава «бежать за мо-
ре», вместе с другими новгородцами «расекоша лодья Ярославле,
рекуще: можемъся еще битись по тобе с Болеславомъ и сь Свято-
полкомъ; и начаша скоть брати отъ мужа по четыре куны, а от ста-
росте по 10 гривенъ, а отъ бояръ по осмидесят гривен; приведоша
варягы, и вдаша имъ скотъ».
В отличие от «уя» Владимира, Добрыни, которого не знают
списки новгородских посадников, составленные в первой чет-
верти XV в. 47 , (смерть первого посадника с именем «Добрыня»
отмечена НПЛ в 1117 г. [НПЛ, 20]), «Константин» в них указан
следующим за «Гостомыслом» и перед «Остромиром» [НПЛ, 164],
что заставляет подозревать в нем такую же легендарную для
Новгорода на Волхове личность, как и его предшественник. Об
этом отчасти свидетельствует и Комиссионный список НПЛ,
содержащий в своем составе перечень новгородских князей
(«А се в Новегороде: пръвыи князь по крещении Вышеславъ, сынъ
Володимирь; и по нем брат его Ярослав, и володеше землею; и идя
къ Кыеву, и посади в Новегороде Костянтина Добрыница. И роди-
ся у Ярослава сынъ Илья, и посади в Новегороде, и умре. И потомъ
разгневася Ярославъ на Коснятина и заточи и, а сына своего Воло-
димира посади в Новегороде» [НПЛ, 161]. Эти сведения XV в.
А.А.Шахматов полагал вполне историческими, что дало основа-
ние сначала ему самому48, а затем и его последователям49 разра-
ботать вполне фантастическую историю «потомков Свенельда»,
в числе которых оказывается и «Константин Добрынин».
Мне представляется, что об этой «генеалогии» можно гово-
рить только в плане формирования литературного сюжета, не
более, поскольку всё указывает на сложение «владимиро-доб-
рынинского» и «ярославо-константиновского» циклов истори-
ко-литературных повествований, получивших свое отражение в
ПВЛ, откуда их герои проникли на страницы других летопис-
47
Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 36-43.
48
49
ние. М.-Л., 1947, с. 102-112.
9*
ных сводов уже в качестве исторических персонажей, не ранее

первой половины XII в., причем не в Киеве, а в Новгороде на
Волхове. В связи с этим самого пристального внимания заслу-
живает происхождение Владимира от дочери «Малко любчани-
на», в котором В.Н.Татищев с известным основанием видел не
«князя Мала», помещенного Ольгой в Любеч на Днепре, как то,
вслед за Д.И.Прозоровским считал А.А.Шахматов50, а именито-
го купца из города Любека 51. Последнее тем более интересно,
что смерть первого «посадника Добрыны», открывающего пере-
чень реальных новгородских посадников, в Синодальном спис-
ке НПЛ показана 9.12.6625/1117 г., а первого «посадника Късня-
тина (Мосеовиця)» — в 6627/1119 г. (в отношении «Остромира»,
как показал ВЛ.Янин, существуют противоречия датирующих
документов 52 ), позволяя думать, что в рассказе о Ярославе отра-
зилась именно эта последовательность, имевшая место в Новго-
роде на Волхове при Мстиславе Владимировиче.
Однако вернемся к исходному тексту. Столь красочная и, с
литературной точки зрения, убедительная картина - испуган-
ный князь, готовый бежать из города, решительные действия
посадника («расекоша ладья») и заявление от лица всего Новго-
рода («можемься еще битись по тобе») - плохо согласуется с ре-
альной историко-географической обстановкой, даже если речь
идет о бегстве Ярослава не с Буга, а из Киева, где он оставил
свою «мачеху, жену и девять сестер», как о том писал Титмар 53.
О каких «лодьях Ярослава» в Новгороде на Волхове могла идти
речь, если «за море» можно было отправиться только из Ладоги?
Или использованный для новеллы текст, общий с тем, в кото-
ром находились «парамоны», рассказывал о каком-то другом
Новгороде, от берега которого можно просто оттолкнуть ладью,
чтобы отправиться «за море»? Ответа на эти вопросы нет. Но
прежде чем последовать за Ярославом в повествовании ПВЛ,
следует вернуться в Киев, занятый войсками Болеслава I и Свя-
тополком.
По словам Титмара, «хотя жители и защищали его [т.е. Киев.
— А Я.], однако он быстро был сдан иноземному войску: оставлен-
50
Шахматов АЛ. Разыскания..., с. 374.
51
«В Новеграде знатные фамилии любчан находились, как о матери
Владимира 1-го сказано, что была дочь Малки любчанина» (Татищев В.Н.
История..., т. I, с. 340).
52
Янин B.JI. Новгородские посадники..., с. 47-50.
53
Thienmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязыч-
ные..., с. 142.
ный своим обратившимся в бегство королем (т.е. Ярославом. —

А.Н.), [Киев] 14 августа [1018 г.] принял Болеслава и своего долго
отсутствовавшего сениора Святополка, благорасположение к ко-
торому, а также страх перед нашими обратили [к покорности] весь
тот край»54. Кроме поляков, у Болеслава было 300 немецких ры-
царей, 500 венгров и 1000 печенегов, все они были отпущены по
домам, получив щедрую плату из сокровищ Киева. Тогда же Бо-
леслав сделал своей наложницей одну из сестер Ярослава, как об
этом пишет Галл Аноним 55, хотя Титмар облекает это сообще-
ние в более благопристойную форму и, упоминая «девять сес-
тер» Ярослава, сообщает, что «на одной из них, которой он и рань-
ше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый
распутник Болеслав» 56.
Перечень живых трофеев Болеслава раз и навсегда разреша-
ет вопрос об отношении Ярослава к Владимиру, поскольку в
пользу его «законного сыновства» свидетельствуют «сестры»,
являющиеся дочерями Владимира, и, в особенности, «мачеха».
То обстоятельство, что в своем бегстве из осажденного Киева
Ярослав мог оставить за его стенами не только всех их, но и свою
жену, нисколько не удивительно, как потому, что он мог поло-
житься на неписанный рыцарский кодекс того времени, так и в
расчете на то, что город продержится до его прихода с войском.
Интереснее другое: отсутствие в Киеве жены Святополка, доче-
ри Болеслава, в обмен на которую Болеслав, как сообщал Тит-
мар, готов был вернуть всех членов семьи Ярослава 57 . Посколь-
ку в Киеве ее не было, это означает, что и Святополк был
заключен Владимиром в каком-то другом месте, что оконча-
тельно дискредитирует версию о его присутствии в Киеве в мо-
мент смерти Владимира и его последующем «вокняжении», не-
смотря на всю убедительность картины, созданной автором
повествования («Святополкъ же седе в Киеве по отци своемь, и
созва кыяны, и нача имение имь даяти, а они приимаху, и не бе сер-
це ихъ с нимь» [Ип., 118]; «Святополкъ же оканьны нача княжити
в Кыеве, и созвавъ люди, и нача даяти овемь корьзна, а другимъ ку-
нами, и раздая множьство» [Ип., 127]). Однако такая картина
54
ные..., с. 142.
55
Галл Аноним. Хроника..., с. 36.
56
ные..., с. 142.
57
Thietmari chronicon, VIII, 33; (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычн-
ые..., с. 143.
представится весьма достоверной, если в изначальном тексте

она была связана с его вокняжением в августе 1018 г., когда Свя-
тополк впервые смог взойти на киевский престол при поддерж-
ке Болеслава I.
В отличие от предположений ряда историков, оккупация
Киева поляками продолжалась не один месяц. Точное время на-
зывает Галл Аноним: «Болеслав в течение десяти месяцев владел
богатейшим городом и могущественным королевством русских и
непрерывно пересылал оттуда деньги в Польшу; а на одиннадцатый
месяц, так как он владел очень большим королевством, а сына сво-
его Мешко еще не считал годным для управления им, поставил там
[в Киеве] на свое место одного русского, породнившегося с ним, а
сам с оставшимися сокровищами стал собираться в Польшу»58.
В новелле ПВЛ виновником ухода Болеслава представлен «бе-
зумный Святополк», который дал приказ избивать «ляхов» по го-
родам, в результате чего Болеслав «бежа ис Кыева, воизма имение
и бояры Ярославле и сестре его, и Настаса пристави десятиньного
къ имению, бе бо ему вьверилъ лестью» [ Ип., 131 ]. Вряд ли так мог-
ло быть. Комментируя этот странный приказ Святополка, кото-
рый вошел в Киев «на польских пиках», А.А.Шахматов пред-
положил здесь отражение ситуации 1069 г., связанной уже с
Болеславом II, сделанное «лицом, пережившим события 1069 г.»59.
Подтверждением такой датировки данного рассказа (т.е. по-
сле 1069 г.) может стать упоминание о судьбе «Настаса деся-
тиньнаго», являющееся логическим завершением истории
«Анастаса Корсунянина», который периодически возникает на
страницах ПВЛ, начиная с описания осады Корсуня и кончая
построением церкви Богородицы Десятинной в Клеве, что с
несомненностью указывает на руку уже известного читателю
«киевлянина-краеведа». Таким образом, и в этом случае лите-
ратурная версия событий (ограбление Киева, увод людей) нахо-
дит подтверждение у двух независимых от ПВЛ хронистов.
Вместе с тем, Галл Аноним позволяет установить примерное
время ухода Болеслава: если тот вступил в Киев 14.8.1018 г., то
указание «на одиннадцатый месяц» может означать только вто-
рую половину июня 1019 г., после чего, по словам летописца,
«Святополкъ же нача княжити в Кыеве, и поиде Ярославъ на Свя-
тополка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь
печенегы» [Ип., 131].
58
Галл Аноним. Хроника..., с. 36.
59
Но почему не к Болеславу? На это можно ответить совер-

шенно определенно: чтобы Ярослав мог разгромить оконча-
тельно Святополка на Альте, месте убиения Бориса. И здесь ис-
следователь сталкивается с новой проблемой, поскольку весь
этот рассказ, помещенный в качестве отдельной годовой статьи
— 6527/1019 г. - оказывается списком соответствующей новел-
лы «Сказания, и страсти, и похвалы Борису и Глебу»60, оставляя
в неизвестности, где этот текст является исходным, первичным,
а где — заимствованным.
При всём параллелизме текстов, который распространяется
и далее на описание кончины Святополка «в пустыне межи чяхы
и ляхы», единственной приметой первичности рассказа ПВЛ по
отношению к «Сказанию...» может служить замечание «и есть
могыла его и до сего дне» 61, характерное для «киевлянина-крае-
веда», которое сохранилось в Лаврентьевском списке ПВЛ [Л.,
145], а в Ипатьевском дано в несколько измененном виде: «есть
же могила его в пустыни той и до сихъ днии» [Ип., 132]. Так полу-
чается, что новелла ПВЛ была использована автором «Сказа-
ния...», хотя существует более вероятное объяснение, что «Ска-
зание...» было написано (или переработано) тем же самым
«краеведом-киевлянином», которому принадлежит основной
массив текстов этой части ПВЛ. Впрочем, и в этом случае оста-
ется вопрос, который сейчас не поддается разрешению: что от
чего зависит — убийство Бориса на Альте от места последней
битвы, или место этой битвы от места убийства Бориса, - по-
скольку их взаимная обусловленность в «Сказании...» не подле-
жит сомнению.
Вот почему я считаю фразу, завершающую в ПВЛ новеллу
6526/1018 г. (как мы теперь выяснили — 1019 г.), «поиде Ярославъ
на Святополка, и победи Ярославъ Святополка», своего рода ито-
говой, результатом стараний «Константина Добрынича» и нов-
городцев, заявлявших «можемься еще битись по тобе» и соби-
равших «скот» (от «муж», от старост», от «бояр») для найма
«варягов». Но чему предшествовали эти сборы? Дело в том, что
заключительные фразы первоначального окончания этой но-
веллы читаются в компиляции НПЛ под 6524/1016 г., когда Яро-
слав, окончательно изгнав Святополка, «седе на столе отца свое-
го Володимира и нача вой свои делити (т.е. оделяти), старостамъ
по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ
всемъ, и отпусти ихъ всехъ домовъ, и давъ имъ правду, и уставъ
списав» [НПЛ, 175]. Таким образом, речь идет не только о расче-
60
Успенский сборник ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М, 1971, с. 54-55
61
те Ярослава с новгородцами, но и о получении ими приведенно-

го затем текста Правды Руской, как следует из Комиссионного
списка НПЛ. Никаких «варягов» здесь нет, хотя, согласно ст.
6526/1018 г., деньги («скот») собирались именно для найма «ва-
рягов», а это, в свою очередь, противоречит приведенному выше
заявлению «Константина Добрынича» о готовности именно
новгородцев «битись с Болеславомъ и Святополкомъ».
Действительно, несмотря на постоянное упоминание «варя-
гов», в битвах Ярослава за Киев ударной силой выступают ис-
ключительно новгородцы, как в битве при Любече, так, судя по
всему, и в походе 1019 г., заставляя думать, что сюжет с наймом
«варягов», разошедшийся по тексту, первоначально представ-
лял самостоятельную новеллу из жизни Ярослава, где «варяги»
выступали в качестве единственной силы на стороне Ярослава.
Вероятность такого предположения подтверждает рассказ ПВЛ
под 6532/1024 г. о столкновении Ярослава с Мстиславом у Ли-
ствена, когда у Ярослава оказываются только «варяги», тогда
как у Мстислава, кроме дружины, оказываются еще и «северы»,
в которых обычно видят черниговцев. Блестящее описание
ночного сражения («и бывъши нощи, бысть тьма, и Громове, и
молънья, и дождь... и блисташася оружья, и бе гроза велика» [Ип.,
135-136], превратившее эту маленькую новеллу о Красавчике
Акуне/Якуне («и бе Акунъ лепъ, и луда у него златом истыкана»)
в один из немногих шедевров древнерусской стилистики пер-
вой четверти XII в., тем не менее, не дает ответа на вопрос, по-
чему в решающее сражение «за землю Русскую», за право ею
обладать, Ярослав вступает с горсткой «варягов», будучи не
только новгородским, но уже и киевским князем, как следует
из ПВЛ.
Но был ли в это время Ярослав киевским князем? При всей
кажущейся неуместности такого вопроса ответ на него не мо-
жет быть однозначным, поскольку вплоть до смерти Мстислава
в 6542/1034 г. (который, как мы помним, является и годом за-
ключения Судислава в «порубь»), основным местом пребыва-
ния Ярослава остается Новгород, откуда он воюет с Полоцком,
ходит «кь Берестью», в Суздаль и пр. При этом единственной
причиной, которая могла его удерживать в Новгороде, вдали от
Киева, мог быть только третий наследник Владимира, по всей
видимости, Судислав, которому Ярослав вынужден был усту-
пить Киев. Если учесть, что битва при Листвене, точно так же,
как и битва при Любече, происходила на подступах к Черниго-
ву, т.е. на пути из Новгорода в Киев, появление здесь Ярослава
и Красавчика Акуна/Якуна с «варягами», нанятыми на деньги
новгородцев (после поражения Акун/Якун «иде за море»), мож-

но рассматривать только как закончившуюся провалом попытку
захвата Чернигова или Киева. В пользу этого говорит и «сеча в
ночи», поскольку обычные сражения, вовлекавшие большие
массы людей, происходили только в светлое время суток. Таким
образом, при любом раскладе битва при Листвене оказывается
схваткой двух братьев за Киев, причем действительное количе-
ство сыновей Владимира, или, более точно, количество «дейст-
вительных», т.е. безусловно законных сыновей, заставляет подо-
зревать в противнике Ярослава именно Судислава, которого
даже после четвертьвековой отсидки в «порубе» необходимо бы-
ло не только постричь в монахи, но еще и «привести к кресту»
для утверждения его действенной лояльности по отношению к
наследникам Ярослава [Ип., 151].
Предвидя возможные возражения по поводу замены Мсти-
слава — Судиславом и не имея возможности объяснить появле-
ние Мстислава в тексте ПВЛ кроме как заимствованием его
имени из каких-то «тмутороканских хроник», попавших в поле
зрения «краеведа» в конце XI в., я могу предложить к рассмотре-
нию только следующую версию: Мстислав был неизвестен Тит-
мару, однако он был сыном Владимира, т.е. обладал наследст-
венными правами. Но в таком случае, как расценить его
равнодушие к наследству на протяжении целых девяти лет? По-
добные прецеденты для той эпохи мне неизвестны, так что я не
вижу возможности сколько-нибудь удовлетворительно объяс-
нить этот странный феномен. Наоборот, предположение о том,
что Мстислав появился исключительно под пером «краеведа»,
вроде бы подтверждается тем обстоятельством, что все упоми-
нающие о нем тексты, начиная со ст. 6530/1022 г., где новелла о
его единоборстве открывается трафаретным, отмечаемым толь-
ко с начала 90-х гг. XI в. оборотом «вь си же времена...» [Ип.,
134], так или иначе отмечены его стилистическими особеннос-
тями, начиная от синтагмы «и до сего дни» и кончая первым в
этой череде «портретом»: «бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, чер-
менъ лицемь, великы име очи, храбръ на рати и милостивъ, и любя-
ще дружину повелику, а имения не щадяще, ни питья, ни ядения не
браняше» [Ип., 138.]
И все же предположение, что тмутороканско-черниговский
Мстислав может быть лишь литературным персонажем, «фигу-
ры не имеющем», опровергается его упоминанием в «Слове о
полку Игореве», куда он, по-видимому, также, как и в ПВЛ, по-
пал из какого-то произведения Бояна.
В ст. 6542/1034 г., сообщающей о смерти Мстислава, замеча-

телен фрагмент, точно так же несущий на себе обработку «крае-
веда», который рассказывает о нападении печенегов на Киев в
то время, когда Ярослав находился по своему обыкновению в
Новгороде, т.е. за полторы тысячи километров бездорожья от
места событий. Однако он не только успел собрать «воя многы,
варягы и словены», но и прибыть в Киев, «войти в город свой», а
затем, «исполчи дружину и постави варягы посреде, а на правей
стране кыяны, а на левемъ криле новгородце» (заставляя вспом-
нить о таком же уподоблении «словен» — «новгородцам» в но-
велле о приходе Рюрика), выйти и стать перед городом. Сраже-
ние произошло «на месте, идеже есть ныне святая Софья,
митрополья руская: бе тогда поле вне града», после чего бежавшие
печенеги «тоняху в Ситомли» (той самой, где в 6573/1065 г. рыба-
ки выволокли детище со срамными удами на лице) «и тако поги-
боша, а прокъ их пробегоша и до сего дни» [Ип., 138-139]. Приме-
чательность этого текста состоит в том, что, во-первых, он
сохраняет явственные лексические приметы работы «краеведа»
(«до сего дни», тождество «словен» новгородцам), пренебреже-
ние пространственно-временными дистанциями (вспомним та-
кую же осаду Киева печенегами в ст. 6476/968 г., когда Святослав
«вборзе» приходит с Дуная), любовь к топографическому ком-
ментированию («идеже есть ныне... бе поле вне града»), а, во-вто-
рых, дает представление о принципах конструирования сюжета
(если только это не результат позднейшей редактуры и переста-
новки фрагментов), поскольку данный эпизод должен был
иметь место значительно ранее, в период использования пече-
негов Болеславом I против Ярослава и Киева, о чем писал в свое
время Титмар, т.е. между 1016 и 1019 гг.62
Коснувшись методов работы «краеведа», следует остано-
виться на особенности, присущей всем новеллам о Ярославе, -
его постоянным возвращениям в Новгород и обращениям за по-
мощью к «варягам». Впервые на это его подвигнул конфликт с
отцом, затем — необходимость похода на Святополка после то-
го, как уже приглашенные «варяги» были избиты новгородцами,
в третий раз — поражение от Святополка и Болеслава на Буге.
Но только в четвертый раз эти безликие «варяги» персонифици-
62
М.Х.Алешковский совершенно правильно датировал это событие
1017г., когда, судя по всему, и «погорели церкви» в Киеве, указав на хроно-
логическую путаницу событий, однако совершенно напрасно, как мне
представляется, относил это к гипотетическому «своду Всеволода» (Алеш-
ковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. / / АЕ за 1967 г.
М., 1969, с. 29-30).
руются в образе «Красавчика Якуна в золотом плаще», «варяж-

ского князя», который терпит поражение в битве при Листвене
и уходит «за море». Конечно, ситуации могут повторяться, со-
хранившийся текст ПВЛ представляет собой только отрывки
когда-то большого и стройного сочинения, ныне разорванного
интерполяциями и сокращениями, но если просмотреть все че-
тыре новеллы, в основе которых заложена одна и та же схема
(Новгород, приглашение «варягов», поход на юг, возвращение в
Новгород), возникает ощущение, что перед нами описан™ раз-
ных событий на основе одного прототекста. В этом убеждает как
Акун/Якун, так и «двор Парамонов».
Последний оказывается слишком характерной историчес-
кой приметой, чтобы она могла быть походя придумана древне-
русским книжником. Поэтому мне представляется возможным,
что изначально «двор Парамонов» присутствовал в тексте, со-
державшем рассказ об избиении «варягов», конфликте Яросла-
ва с новгородцами, его выступления с Акуном/Якуном (без нов-
городцев), поражении, возвращении в Новгород и попытке
бегства «за море», выступлении «Константина Добрынича» и о
последующем победоносном походе на Киев, после которого
новгородцы получили свою «правду» и «устав». Другими слова-
ми, сбор денег с новгородцев был связан с походом на Киев и за-
воеванием Киева, тогда как выступление Ярослава с Аку-
ном/Якуном, скорее всего, последовало после конфликта с
новгородцами. Отталкиваясь от фактографии такого прототекс-
та и используя его реалии, «краевед» смог создать не только свой
цикл рассказов о борьбе Ярослава со Святополком, но и продуб-
лировать их в сюжетах о Владимире и Ярополке.
Впрочем, подобная реконструкция событий - всего только
одна из возможных моделей, призванных не столько примирить
и согласовать факты, сколько показать противоречивость и по-
лисемантичность ситуаций, открывающихся в текстах ПВЛ,
описывающих действия Ярослава. Сложность заключена в том,
что мы не представляем себе источников, из которых авторы и
редакторы ПВЛ (тот же «краевед») черпали факты и заимствова-
ли тексты, хотя уже наличие таких лексем, как «варяги» и «двор
Парамонов», будучи безусловным анахронизмом в историчес-
кой ситуации первой четверти XI в. не только на Руси, но и в
Константинополе, с неизбежностью отодвигает маркированные
ими тексты к середине XII в., когда они входят в быт новгород-
ско-ладожского региона Руси.
Обращение к последующим статьям ПВЛ, связанным с пе-
риодом княжения Ярослава в Киеве вплоть до его смерти в
6562/1054 г., приводит к заключению, что Ярослав, как таковой,

и его деятельность вовсе не были объектами специального вни-
мания автора. Собственно деятельности Ярослава в этом ком-
плексе посвящено немного места. Это фактографическая замет-
ка о заложении «города», т.е. крепости Киева, св. Софии, церкви
Благовещания на Золотых вратах, монастыря св. Георгия и
церкви св. Ирины под 6545/1037 г., что позволило «краеведу» не
только прокомментировать это сообщение, но и присоединить
к нему знаменитый панегирик книгам, связав это, в свою оче-
редь, с любовью самого Ярослава к просвещению и устроению
церковному; затем краткие сообщения о походах Ярослава на
ятвягов под 6546/1038 г., на литву под 6548/1040 г., на мазовшан
под 6549/1041 и 6555/1047 гг., на ямь под 6550/1042 г. и под
6551/1043 г.— его сына Владимира на греков. Заметка о постав-
лении Илариона митрополитом позволила «краеведу» помес-
тить тут же историю создания Печерского монастыря, сообщив
при этом, что сам он поступил в него 17-ти лет от роду. Наконец,
под 6562/1054 г. за заметкой о смерти Ярослава следует рассказ о
его завете сыновьям «жить в любви» и о распределении между
ними «столов», после чего рассказывается об обстоятельствах
смерти Ярослава и об особенной его любви к Всеволоду. Вот и
всё.
Тот факт, что в отличие от Владимира Ярослав не удостоился
даже панегирика, а в отличие от Мстислава — посмертного пор-
трета-характеристики, свидетельствует, что «краевед», чья рука
просматривается во всех без исключения новеллах этого цикла,
не задавался целью сколько-нибудь полно отразить деятель-
ность и фигуру Ярослава на страницах своего сочинения даже со
стороны церковной жизни. Для рассказов о событиях 1015-
1019 гг. он использовал только те материалы, которые у него
оказывались, комбинируя их, расширяя, перерабатывая, однако
у него самого не было целостного представления ни о Ярославе,
ни о жизни Киева в то время. Более того, можно заметить, что
его работа определялась уже имевшимися датированными крат-
кими фактографическими заметками, которые он использовал в
качестве отправных точек для собственной работы, о чем я ска-
жу подробнее в разделе о хронологии и структуре ПВЛ, ограни-
чившись сейчас только несколькими примерами.
Так рассказ о единоборстве Мстислава с Редедею оказывает-
ся подсоединен к заметке 6530/1022 г., что «приде Ярославъ кь
Берестью», к чему сам «краевед», по-видимому, не мог добавить
ничего существенного. Заметка под 6545/1037 г. «заложи Яро-
славъ городъ великыи Кыевъ» позволила ему перечислить все по-
стройки, которые возникли при Ярославе, но далее он пишет

«панегирик книгам». Заметка под 6559/ 1051 г. «постави Яро-
славъ Лариона митрополитом Руси святей Софьи, собравъ еписко-
пы» стала поводом поместить под ней существовавший отдельно
рассказ о Печерском монастыре, а сообщение 6562/1054 г., что
«преставися князь рускии Ярославъ» позволила напомнить о на-
рушенном сыновьями «завете» и присовокупить описание похо-
рон, характерное для «краеведа»: «спрята тело <...> вьзложивъ на
сани <...> попове по обычаю песни певше» и пр. В определенном
смысле Ярослав, похоже, оказался для него более загадочной
фигурой, чем Владимир, отдаленность жизни которого во вре-
мени и наличие двух комплексов о нем сведений («владимиро-
добрынинский» цикл и «корсунская легенда») открывали про-
стор для творческой фантазии писателя.
Другими словами, предположение АА.Шахматова, что все
предшествующие смерти Ярослава статьи ПВЛ являют собой
остатки Древнейшего киевского летописного свода, созданного
при Ярославе по случаю построения св. Софии и Ярославу по-
священного 63, не находит подтверждения, причем очень мно-
гое, что позднее стало усваиваться Ярославу (напр., основание
культа Бориса и Глеба, его активная церковная политика в спо-
рах с Константинополем, взаимоотношения с братьями и пр.),
не получило здесь никакого отражения, заставляя думать, что
всё это относится уже к области легенд, а не исторической дей-
ствительности.
Еще больше сомнений в аутентичности вызывает повество-
вание о «языческом периоде» жизни Владимира. Повод к ним
подают неожиданно воскресший Свенельд, «воевода Блуд», «ва-
ряги», являющиеся безусловным анахронизмом для той эпохи,
но более всего — действия Владимира, которые оказываются
своего рода сколком с действий Ярослава. Очень похоже, что
«краевед» в отношении Олега, Владимира и Ярослава использо-
вал одно литературное «клише»: герой нанимает в Новгороде
«варягов» и с ними спускается по Днепру, захватывая Киев, при-
чем в качестве образца был использован рассказ о Ярославе и
его «варягах». Соответственно, это подрывает доверие к расска-
зам о Ярополке и Олеге, тем более, что заметка под 6552/1044 г.,
относящаяся к текстам, предшествовавшим работе «краеведа»,
— «выгребена быста 2 князя, Ярополкъ и Олегъ, сына Святослав-
ля, и крестиша кости ею, и положиша я вь церкви святыя Богоро-
дица, в Володимери», — заставляет полагать, что оба князя были
63
Шахматов АЛ. Разыскания о древнейших русских летописных сво-
дах. СПб., 1908, с. 414-416.
погребены вместе и в доступном для эксгумации месте, во вся-

ком случае, не «в Деревах», где указывал могилу Олега «и до сего
дня» в конце XI или в начале XII в. «краевед».
Всё это вынуждает признать, что исследователь, обращаю-
щийся к ПВЛ как к историческому источнику для периода по-
следней четверти X и первой четверти XI в. (за исключением,
может быть, отдельных хроникальных заметок), располагает, по
большей части, не историческими фактами, а всего только их
интерпретацией, сделанной, скорее всего, уже в первой четвер-
ти XII в., как то показывает зависимость летописных текстов от
«Сказания о Борисе и Глебе», история Рогнеды, существующая
за пределами ПВЛ, и отражение в цикле сказаний о Ярославе
последовательной смены новгородских посадников первой чет-
верти XII в. Последнее серьезно подрывает доверие к истори-
кам, которые следуют за догадками Б.А.Рыбакова и видят в рас-
сказе ПВЛ о войне Ярослава со Святополком «обилие
невыдуманных деталей, отсутствие литературных штампов, хо-
рошую осведомленность об обстановке в стане противников (т.е.
Святополка, Болеслава и Ярослава. — А.Н.) и ходе битвы», сви-
детельствующих, «что [его] автор — непосредственный участник
или современник событий» 64.
64
Куза А.В. «Повесть о князе Ярославе и о мужах новгородских». / /
Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 235.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ 271_
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ
Одним из самых загадочных сюжетов русской историогра-

фии первой четверти XI в. по праву можно считать события,
связанные с гибелью Бориса и Глеба — первых национальных
русских святых, признанных греческой церковью уже в XII в., и
та роль, которую сыграл в них «окаянный Святополк». Напом-
ню вкратце их содержание согласно версии, представленной
«Сказанием и страстью и похвалой святюю мученикоу Бориса и
Глеба» в ее наиболее древнем списке, сохранившемся в составе
Успенского сборника ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. а в более сжатой форме — в
«Повести об убиении святых новоявленных мучеников Бориса и
Глеба», интерполированной в текст ст. 6523/1015 г. [Ип., 118-
126].
После смерти Владимира Святополк, именуемый в ПВЛ
«сыном двою отцов», т.е. Ярополка и Владимира, и находив-
шийся в Турове (по другой версии — в Пинске), занял по праву
старшинства киевский престол и при этом почему-то решил от-
делаться от младших братьев — Бориса, который перед этим был
послан с киевским ополчением и дружиной Владимира на пече-
негов, и Глеба, который в то время княжил в Муроме на Оке.
Никаких причин к тому, кроме «окаяньства» Святополка, текс-
ты не приводят. Весть о смерти отца застала Бориса на устье Аль-
ты (вариант — «на Льте») одновременно с сообщением ό намере-
ниях Святополка, поскольку войском и дружиной ему было
предложено свергнуть брата и занять Киев. Борис отказался,
«готовясь к мученической смерти и почитая старшего брата»,
после чего киевское войско «разошлось». Узнав об этом, Свято-
полк отправился в Вышгород, расположенный в 15 км от Киева
вверх по Днепру, и призвал «вышгородских бояр», подтвердив-
1
Успенский сборник ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М., 1971, с. 43-48.
ших ему свою верность, убить Бориса. Четверо из них - Путьша

(Путята?), Талец, Елович и Ляшко - отправившись на Альту,
убили Бориса вместе с его любимым слугой «угрином Георги-
ем», завернули тело «в шатер» и повезли хоронить в Вышгород.
По дороге Борис стал проявлять признаки жизни, и тогда Свя-
тополк, «узнав об этом», послал «двух варягов», один из которых
и прикончил Бориса, пронзив сердце мечом.
Наступила очередь Глеба. Чтобы прийти в Киев из Мурома
по призыву Святополка, Глеб отправился верхом с дружиной на
Волгу, затем пришел к Смоленску и стал «на Смядыне в кораб-
ли», т.е. совершил ряд абсолютно необъяснимых с точки зрения
логики и географии поступков. Там, на Смядыни, его и нашли
посланные Святополком убийцы во главе с неким «Горясером»,
по приказу которого «повар Глебов, именем Торчин» при полном
попустительстве дружины Глеба перерезал ему горло, после чего
тело Глеба оставили на берегу «между двух колод». Еще один брат
Святополка, Святослав, о котором практически вообще ничего
не известно, погиб от подосланных к нему убийц, когда бежал «в
угры». Возмездие Святополку пришло от Ярослава, изгнавшего
его из Киева. Святополк бежал к своему тестю Болеславу, кото-
рый, разбив Ярослава, возвратил зятя на киевский престол. По-
сле ухода Болеслава Ярослав снова изгнал Святополка, теперь
уже «в печенегы», после чего еще раз разбил его в сражении «на
Альте», где был убит Борис. Разбитый Святополк бежал «к Бере-
стью» и пропал в пустыне «межи чяхы и ляхы» от «пагубной ра-
ны», которая «в смерть его немилостиво вогна» [Ип., 132].
История почитания Бориса и Глеба, их канонизации и уста-
новления им службы традицией связывается с Ярославом, впер-
вые соединившим их тела в 1020 г. на кладбище Вышгорода в де-
ревянной церкви, а затем с его сыновьями, перенесшими в 1072
г. тела мучеников в новую церковь. Окончательное перенесение
их мощей в каменный вышгородский храм, после чего Борис и
Глеб становятся общерусскими святыми, произошло 2 мая 1115 г.
А.Н.Ужанков, последний по времени исследователь процесса
становления культа Бориса и Глеба, в особенности службы им и
времени написания «Сказание и страсть и похвала святюю му-
ченикоу Бориса и Глеба», устанавливает следующую хроноло-
гию событий: первая часть «Сказания...» (так наз. «Сказание о
гибели Бориса и Глеба», без последующих «чудес») вместе с рас-
сказом о перенесении мощей в 1072 г. было написано между
1073 и 1076 гг., «Чтение о Борисе и Глебе» Нестера/Нестора —
между 1086 и 1088 гг., «Сказание о чудесах...» — до 1115 г., а свой
окончательный вид «Сказание, и страсть, и похвала...» получило

между 1115-1117 гг.2
Не ставя под сомнение выводы исследователя, задачей кото-
рого было установить наиболее вероятную хронологию процес-
са канонизации новоявленных русских святых, отраженного в
памятниках письменности, попробуем подойти к этому вопросу
с другой стороны, подвергнув анализу как дошедшие до нас тек-
сты, так и собственно источниковедческую базу предания.
Насколько связаны между собой текстуально «Повесть о Бо-
рисе и Глебе» ПВЛ и «Сказание...» в отношении излагаемых
фактов, можно видеть по сопоставлению основных фрагментов
обоих произведений в их последовательности, причем некото-
рые фрагменты «Сказания...» оказываются использованы в
ПВЛ за пределами собственно Повести, подчеркивая тем самым
влияние «Сказания...» (или общего для него и Повести прото-
графа) на определенную часть ПВЛ.
1. И у Ярополка жена грекини 1. Сего мати преже бе чьрни-

бе, и бяше была черницею, юже цею, гръкыни соущи, и поялъ ю
бе привелъ отець его Свято- бе Яропълкъ, брат Володимиръ,
славу и въда ю за Ярополка, и ростригъ ю красоты деля лица
красоты деля лица ея [Ип., 63, ея [Усп. сб., с.43].
6485/977 г.].
2. Володимиръ же залеже жену 2. Володимиръ же поганъи еще

братьню грекиню, и бе непразд- оубивъ Ярополка и поятъ женоу
на, от нея же роди Святополка его непраздьноу соущу, отъ нея
<...> темьже и отець его не лю- же роди ся сии оканьныи Свя-
бяше, бе бо отъ двою отцю тополк, и бысть отъ дъвою
[Ип., 66, 6488/980 г.]. [от] цю и братоу соупцо, темь
же и не любляаше его Володи-
миръ [Усп. сб., с. 43].
3. Оумре же Володимиръ князь 3. И се приде вестьникъ к немоу

великыи на Берестовъмь, и по- поведая емоу отчю съмрьть
таиша и, бе бо Святополкъ в <...> и како Святополкъ потаи
Кыеве, и нощью же межи клет- съмьрть отца своего, и ночь
ми проимавъше помостъ, въ ко- проимавъ помостъ на Бересто-
2
Ужанков А.Н. К вопросу о времени написания «Сказания» и «Чтения)
о Борисе и Глебе. / / ГДРЛ, сб. 5. М., 1992, с. 406.
вре опрятавши и ужи свесиша вемь и в ковъръ обьртевъши

на землю възложиша и на сани съвесивъше оужи на землю,
и везоша его, и поставиша и вь везъше на саньхъ, поставиша и
святей Богородици церкви, въ церкви святыя Богородица
юже бе самъ создал [Ип., 115, [Усп. сб., с. 44].
6523/1015 г.].
4. Святополкъ же седе в Киеве 4. Святополкъ же седя Кыеве

по отци своемь, и созва кыяны, по отци, призвавъ кыяны, мно-
и нача имение имь даяти; а они ги дары имъ давъ, отпоусти
приимаху, и не бе сердце ихъ с [Усп. сб., с.46].
нимь [Ип., 118].
5. Реша ему дружина отня: се 5. И реша къ немоу дроужина:

дружина оу тебе отня и вой; по- поиди, сяди Кыеве на столе от-
иди, сяди в Кыеве на столе от- ни, се бо вси вой въ роуку твоею
не; он же рече: не буди то мне соуть. Онъ же имъ отъвещаава-
вьзняти рукы на брата стареи- ше: не боуди ми възяти роукы
шаго; аще отец ми умре, то сеи на брата своего и еще же и на
ми будеть в отца место; и се стареиша мене: его же быхъ
слышавше вой, и разиидошася имелъ аки отца. Си слышавъше
отьнего [Ип., 118]. вой разидоша ся от него [Усп.
сб., с. 46].
6. Святополкъ же приде нощью 6. Пришедъ Вышегородоу ночь

к Вышегороду, и отаи призва отаи призъва Поутьшю и выше-
Путшю и вышегородьскыя бо- городьскые моуже и рече имъ:
ярьце, и рече имъ: прияете ли поведите ми по истине, при-
ми всимъ сердцем; И рече язньство имеете ли къ мне. По-
Путыпа: можемъ головы свое с утьша рече: вьси мы можемъ
вышегородци положити за тя; главы своя положити за тя.<...>
он же рече имъ: не поведаючи И отъвьрзъ пресквьрньая оуста
никомуже, шедше оубиите бра- рече испоусти зълыи гласъ По-
та моего Бориса [И п., 118-119]. утьшине чади: аще оубо главы
своя обещаете ся положити за
мя, шедъше оубо братия моя
отаи, къде обрящете брата мое-
го Бориса, съмотрыпе время
оубити [Усп. сб., с. 46].
7. И се нападоша на нь, акы 7. И без милости прободено

зверье дивии около шатра, и на- бысть чьстьное и многомилос-
сунуша его копьи, и прободоша тивое тело святого и блаженаа-
Бориса и слугу его, падша на го Христова страстотьрпьца
немь, прободоша с нимь: бе бо Бориса насоуноуша копии
сьи любимъ Борисомъ; бяше бо оканьнии Поутыпа, Тальць,
отрокъ сь родомъ оугрин, име- Еловичь, Ляшько. Видевъ же
немь Георгии, его же любляше отрокъ его, вьрже ся на тело
по велику Борись, бе бо възло- блаженааго, рекыи: да не оста-
жи на нь гривьну злату [Ип., ноу тебе господине мои драгыи
120]. <...> Бяше же сь родьмь оуг-
рин, имьньмь же Георгии, и беа-
ше възложилъ на нь гривьноу
златоу и бе любимъ Борисъмь
паче меры [Усп. сб., с. 48].
8. Бориса же оубивше окань- 8. Блаженааго же Бориса

нии, оувертевше и в шатеръ, и обьртевъше въ шатьръ възло-
вьзложиша и на кола, повезо- живъше на кола повезоша, и
ша, и еще дышющу ему; и оуви- яко быша на бороу начать
дивьше се оканьный Свято- въскланяти святоую главоу
полкъ, и яко еще ему дышющу, свою, и се уведевъ Святопълкъ
и посла два варяга приконьче- пославъ два варяга и прободос-
вати его; онема же пришедшима та и мечьмь въ сердце, и тако
видевшима, яко ему еще живу съконьча ся и въсприятъ не оу-
сущю, и един ею извлекъ мечь и вядаемыи веньць, и положиша
проньзе и въ сердце; и тако тело его принесмъше Вышего-
скончася блаженный Борис, родоу, оу церкве святааго Васи-
приимь венець от Христа Бога с лия въ земли погребоша [Усп.
праведными, причтеся сь про- сб., с. 50].
рокы и съ апостолы, и с лики
мученичьскыми въдворяяся,
Авраму на лоне почивая, видя
неизречьньную радость, вьспе-
вая съ ангелы и веселяся с ликы
святыхъ; и положиша тело его,
принесше отаи Вышегороду, вь
церкви святого Василия; окань-
нии же оубиици придоша къ
Святополку, аки хвалу имуще,
безаконьници; суть же имена
симъ законопреступником!»:
Путьша, Талець, Еловичь,
Ляшько, отець же ихъ сотона
[Ип., 120-121].
9. С лестью посла кь Глебу, гла- 9. Посла по блаженааго Глеба,

голя сице: поиди вборьзе, отець рекъ: приди въборзе, отець зо-
тя зоветь, не здоровить бо вель- веть тя и не съдравить ти вель-
ми [Ип., 122]. ми [Усп. сб., с. 50].
10. И пришедшю ему на Волгу, 10. И пришедъ на Вългоу на по-

на поле, потъчеся под нимь ле потъче ся подь нимъ конь въ
конь вь рве, и наломи ему ногу рове, и наломи ногоу малы, и
мало; и приде ко Смоленьску, и яко приде Смолиньскоу и поиде
поиде отъ Смоленьска, яко зре- отъ Смолиньска яко зьреимъ
има, и ста на Смядини в кораб- едино, ста на Смядине въ ко-
ли; в се же время пришла бе раблици. И въ се время пришь-
весть от Передьславы кь Яро- ла бяаше весть от Передьславы
славу о отни смерти, и посла къ Ярославоу о отьни съмьрти,
Ярославъ къ Глебу, глаголя: не и приела Ярославъ къ Глебоу,
ходи; отець ти оумерлъ, а брать река: не ходи брате, отець ти
ти убить оть Святополка [Ип., оумьрлъ, а брать ти оубиенъ от
122]. Святопълка» [Усп. сб., с. 50].
11. Оканьный же Горясеръ по- 11. Тъгда оканьный Горясеръ

веле вборзе зарезати Глеба; по- повеле зарезати и въ бръзе, по-
варъ же Глебовъ, именемь Тор- варъ же Глебовъ, именьмь
чинъ, выньзъ ножь, зареза Търчинъ, изьмъ ножь и имъ
Глеба, аки агня непорочно блаженааго и закла и, яко агня
[Ип., 123]. непорочьно и безлобиво [Усп.
сб., с. 53].
12. Они же окаяннии вьзврати- 12. Оканьнии же они оубоице

шася вьспять, якоже рче Давид: възвративъше ся къ пославъ-
възвратишася грешници въ адъ; ппооумоу я, яко же рече Давид:
и пакы: оружье изьвлекоша възвратять ся грешьници въ адъ
грешници, и напрягоша лукы и вьси забывающии Бога. И па-
своя истреляти нища и убога, кы: ороужие звлекоша грешь-
заклати правыя сердцемъ; и ници напрягоша лоукъ свои за-
оружье ихъ внидетъ вь сердца клати правыя сьрдьцьмь и оро-

ихь, и луци ихъ сокрушаться; ужие ихъ вънидеть въ сердца, и
яко грешници погибнуть; изь- лоуци ихъ съкроушать ся, яко
щезающе, яко дымъ погибь- грешьници погыбъноуть. И яко
нуть; онемъ же пришедшимъ и съказаша Святопълкоу яко
поведавшимъ Святополку: яко сътворихомъ повеленое тобою.
сотворихомъ повеленое тобою; И си слышавъ възнесе ся
он же се слыша, и възвеселися срьдьцьмь и събысть ся реченое
сердце его болма, и не веды Да- псалмопевьцемь Давидъмъ.
вида, глаголюща: что ся хвали- Чьто ся хвалиши сильныт о
ши о злобе, силныи, и безако- зълобе, безаконие вь сь день не-
нье оумысли языкъ твои [Ип., правьдоу оумысли языкъ твои
123-124]. [Усп. сб., с. 53].
13. Глебу же оубьену и поверже- 13. Оубиеноу же Глебови и
ну бывшю на брезе межи двеи- повьрженоу на поусте месте ме-
ма кладома; по сем же вьземше жю дъвема колодама [Усп. сб.,
и везоша и, и положиша и оу с. 53].
брата своего Бориса, оу
церькви святого Василья [Ип.,
124].
В литературе сложились две противоположные точки зрения

на взаимоотношение «Сказания...» и «Повести...». Согласно од-
ной из них, «Повесть...» возникла в результате вычленения фак-
тологического материала из «Сказания...»; согласно другой,
«Сказание...» возникло на основе «Повести...» в результате ее
распространения плачами, молитвами мучеников, благочести-
выми рассуждениями и пр. Однако, как заметил еще А.А.Шах-
матов, и в том, и в другом случае перед нами не простое расши-
рение (что всегда более сложно) или сокращение (что всегда
более вероятно), а творческая переработка общего протографа,
который исследователь видел в предполагаемом им «Древней-
шем киевском летописном своде» второй четверти XI в. 3 Гипо-
теза об общем для «Повести...» и «Сказания...» протографе, в це-
лом, представляется возможной, поскольку оба произведения
располагают идентичным набором фактов, к тому же передан-
3
Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах.
СПб., 1908, с. 92-94.
ных в тождественных или текстуально сопоставимых синтагмах.

В то же время текст «Сказания...» можно считать безусловно
вторичным по отношению к тексту ПВЛ, как это видно по двум
приведенным выше примерам. Так, если в ПВЛ сообщается, что
мать Святополка стала «непраздна» после того, как ее «залежал»
Владимир, то в «Сказании...» Владимир получает ее «непраздну»
уже от Ярополка. Соответственно, и «потаение» смерти Влади-
мира на Берестовом в «Сказании...» представлено делом рук
Святополка, что лишено всякого смысла ввиду последующего
выставлению тела Владимира в храме.
Что же касается общих синтагм, указывающих на единый
источник происхождения текстов, то они прослеживаются в
ПВЛ до погребения Глеба «межи двеима кладома», после чего
кратко сообщается о его перезахоронении в Вышгороде рядом с
Борисом, о чем подробно рассказывает «Сказание...» С этого
момента тексты совершенно расходятся, поскольку далее в ПВЛ
помещены стихиры, восходящие к акафисту обоим новоявлен-
ным мученикам (от «совокуплена телома» до «сподобита же и нас,
поющихъ и почитающихъ ваю честное торжество, вь вся векы до
скончания» [Ип., 124-126]), не находящие себе соответствия в
известных службах Борису и Глебу4.
Стихиры эти можно датировать временем от 1072 до 1115 г.
включительно 5, тем более, что последняя фраза предполагает,
скорее всего, их сочинение на перенесение мощей 2 мая 1115 г.
Подтверждением может служить содержание этих стихир, изъя-
тых позднее из служб обоим святым, поскольку здесь они про-
славляются исключительно в качестве святых целителей Рус-
ской земли, а не в качестве князей-защитников, на каковой их
функции и процвел в дальнейшем культ Бориса и Глеба, - факт,
по каким-то причинам ускользнувший от внимания исследова-
телей.
4
Абрамович Д.И. Житие св. Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916; Буго-
славский С.А. Святые князья Борис и Глеб в древнерусской литературе, ч. II.
Тексты. / / Университетские известия. Киев. 1915, № № 11-12; 1916,
№ № 4-10; 1917, № № 1-2; Серегина Я. С. Из истории певческих циклов Бо-
рису и Глебу. //ТОДРЛ, XLIII, Л., 1990, с. 291-304).
5
Стремление большинства исследователей датировать канонизацию
Бориса и Глеба временем до 1093 г. на основании соответствующей статьи
ПВЛ, с которой упоминается «праздникъ Бориса и Глеба, иже есть празд-
ник новой рускый» [Ип., 213], не представляется убедительным, поскольку
рассказ о битве на Стугне был создан не тотчас же, а записан значительно
позднее, уже в первой четверти XII в.
Вместе с тем, взаимозависимость текстов ПВЛ и «Сказа-

ния...» оказывается много сложнее представленной как потому,
что биографические сведения о Святополке, находящиеся вне
вставной «Повести...», заимствованы из «Сказания...», а не из
его протографа, так и потому, что рассказ о решающей битве на
Альте между Ярославом и Святополком заимствован «Сказани-
ем...», скорее всего, из ПВЛ, признаком чего служит не столько
тождество текстов, сколько указание на могилу Святополка, что
она «есть в пустыне сей и до сего дни», - оборот, характерный для
лексики «краеведа»-киевлянина. Мог ли он быть и автором
«Сказания...», в которое включил ранее написанную новеллу,
сказать затрудняюсь.
Вот для сравнения оба текста, причем текст ПВЛ приводится
по Ипатьевскому списку с исправлениями по Хлебниковскому,
если они оказываются ближе к тексту «Сказания...», и с указа-
нием наиболее существенных разночтений по Лаврентьевскому
В[]).
«Приде Святополк с печенегы в «Трьклятыи прииде съ

силе тяжце, и Ярославъ собра множьствъмь печенегъ и Яро-
множьство вой, и изыде проти- славъ съвъкоупивъ воя, изиде
ву ему на Алъто [Льто]; Яро- противоу емоу на Льто и ста на
слав же ста на месте, идеже месте, идеже бе оубиенъ свя-
убиша Бориса, и вьздевъ руце тыи Борисъ. И въздевъ роуце
на небо и рече: кровь брата мое- на небо и рече: се кровь брата
го вопиеть къ тобе, Владыко, моего въпиеть къ тебе, Влады-
мьсти от крови праведною сею, ко, яко же и Авелевава преже, и
якоже мьстилъ еси отъ крови ты мьсти его, яко же и на ономъ
Авелевы, положивъ на Каине положи стонание и трясение на
стенанье и трясение; тако поло- братооубиици Каине. Ей молю
жи на семь; и помолился рекъ: тя, Господи, да въсприимоуть
брата моя, аще есте отсюду те- противоу томоу. Аще и телъмь
ломъ отошла, но молитвою по- ошьла есте, нъ благодатию жи-
мозита ми на противнаго сего ва еста и Господеви предъстои-
убийцю гордаго; и се ему рек- та, и молитвою помозета ми. И
шю, и поидоша противу собе, и си рекъ и поидоша противоу со-
покрыта поле Лядьское обои бе, и покрыша поле Льтьское
от множества вой. Бе же пя- множьствъмь вой, и състоупи-
тою» тогда; всходящу солнцю, и ша ся въсходящю солнцю. И
совокупишася обои, и бысть се- бысть сеча зла отиноудь, и
ча зла, аки же не бывала в Руси, състоупаша ся тришьды, и би-
и за рукы емлюще сечахуся; и ша ся чересъ день весь, и уже къ
соступишася трижды, яко по вечероу одоле Ярославъ, а сь

удольемь кръви тещи, и кь ве- оканьныии Святопълкъ побе-
черу одоле Ярославъ, а Свя- же, и нападе на нь бесъ, и рас-
тополкъ побежа; бежащу же лабеша кости его, яко не мощи
ему, и нападе на нь бесъ, и ни на кони седети, и несяхоуть
раслабеша кости его, и не мо- его на носилехъ. И прибегоша
жаше седети на кони, и ноша- Берестию съ нимь, он же рече:
хуть и вь носилахъ; и прине- побегаете, осе женоуть по насъ.
соша его кь Берестью, И посылахоуть противоу, и не
бегающе с нимь, он же глаго- бе ни гонящаа го ни женоущаа-
лаше: побегаете со мною, а се го въ следъ его. И лежа в немо-
женуть по насъ; отроци же его щи въсхопивъ ся глаголааше:
посылаху противу: егда кто побегнемы еже женоуть, охъ
поженеть по немь; и не бе ни- мне. И не можааше тьрпети на
кого же вьследъ женущего с единомь месте, и пробеже
нимь; онъ же в немощи лежа, Лядьскоу землю, гонимъ
и вьсхапися глаголаше: о, се гаевъмь Божиемь. И прибеже
женуть, оно женуть, побегае- въ поустыню межю чехы и ля-
те; и не можаше стерпети на хы, и тоу испроврьже животъ
единомъ месте, и пробеже свои зъле, и приятъ възмьздие
Лядьскую землю, гонимъ гае- отъ Бога, яко же показа ся
вомъ Божиимъ, и пробеже в посъланая на нь пагоубная ра-
пустыню межи чяхы и ляхы, и на, и по съмьрти моукоу вечьно-
ту испроверже живот свой ую. И тако обою животоу лихо-
зле; его же и по правде, яко ванъ бысть. И сьде не тъкъмо
неправедна, суду пришедшу, княжения, нь и живота гонезе,
по отшествии сего света при- и тамо не тъкъмо царствия не-
яша муку оканьнаго: показы- беснааго и еже съ ангелы жития
ваше яве посланая пагубная погреши, нъ и моуце и огню
рана, вь смерть немилостивно предасть ся. И есть могыла его
вьгна, и по смерти вечно му- и до сего дне, и исходить огь
чимъ есть и связанъ; есть же нее смрадъ зълыи на показание
могила его в пустыни той и до человекомъ, да аще кто си
сих днии [сего дне], исходить сътворить, слыша таковая, си
же отъ ней смрадъ золъ; се же же прииметь и вящьша сихъ,
Богъ показа на показание яко же Каинъ не ведыи мьсти
княземь рускымъ, да аще си- прияти и единоу прия, а Ламехъ
цево створять, се слышавше зане ведевъ на Каине темь же
бе, ту же казнь приимуть, но седмьдесятицею мьсти сия
больши сея, понеже се ведуще емоу» [Усп. сб., с. 54-55].
бывшее, творити таково же
зло братоубииство; 7 бо
мьстий прия Каинъ, убивъ
Авеля, Ламехъ 70, понеже бо

Каинъ не веды мыцьния прияти
отъ Бога, а Ламехъ веды казнь,
бывппою на прародителю его,
створи убийство» [Ип., 131-
133].
Сравнение этих текстов приводит к заключению, во-первых,

что рассказ о битве на Альте, представленный в ПВЛ, существо-
вал, по-видимому, еще до окончательной выработки «Сказа-
ния...» о Борисе и Глебе в том виде, как оно представлено в Ус-
пенском сборнике, и, во-вторых, об использовании уже
сложившегося «Сказания...» в процессе переработки ряда ста-
тей ПВЛ (начиная со ст. 6498 г., рассказывающей о Ярополке и
дополненной известием о матери Святополка), бросающих тень
на происхождение Святополка и раскрывающих предопреде-
ленность его будущих злодеяний. Однако, что здесь можно счи-
тать отражением действительности, а что — тенденциозным до-
мыслом сочинителя?
Первой фигурой, представляющей безусловной интерес для
исследователя, в этой ситуации оказывается сам Святополк.
Сведения о его матери, расстриженной Святославом инокини-
гречанки, которую тот дал в жены Ярополку, и о том, что она
стала наложницей Владимира, от которого родила Святополка,
известен исключительно из «Сказания...». Однако и в этом слу-
чае выражение «Володимиръ же залеже жену братыпо грекиню, и
бе не праздна, от нея роди (т.е. Владимир «роди») Святополка»,
снимает всякие сомнения в отцовстве Владимира. Что же каса-
ется наименования Святополка «плодом греха», то и этому есть
объяснение в тексте: «понеже была бе мати его черницею, а вто-
рое, Володимиръ залеже ю не по браку», отсюда и наименование
Святополка «плодом греха, от которого ничего доброго быть не
может». Эти сведения текстуально приняты ПВЛ, а потому не
могут быть проверены, точно так же, как постулируемая «нелю-
бовь» Владимира к Святополку. Такая генеалогия Святополка
никак не объясняет его имени, характерного для западных сла-
вян и чуждого славянам восточным и южным, почему ВД.Ко-
ролюк прямо считал его сыном Владимира от какой-то «чехи-
/ш»6. Можно утверждать, что автор «Сказания...» ничего не знал
о Святополке с достоверностью, однако считал его старшим сы-
6
Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 108.
ном Владимира (кстати сказать, как Ярослав и остальные его

братья), имеющим преимущественное право на киевский пре-
стол, т.е. в соответствии с порядком распределения княжений во
второй половине XI в. Последним, скорее всего, объясняется
разночтение между «Сказанием...», в котором удел Святополка
указан в Пинске 7 , и ПВЛ, определяющей родовым владением
Святополка и его потомков Туров [Ип., 105], что соответствует
ситуации 80-90-х гг. XI в. в отношении Святополка Изяславича.
Местонахождение Святополка в Турове и женитьба его,
единственного из сыновей Владимира, на дочери соседнего ко-
роля, о чем прямо пишет Титмар из Мерзебурга, объясняя этим
и последующее развитие событий, заставляют видеть в Свято-
полке не только старшего сына, но и предполагаемого наслед-
ника киевского престола. Однако вскоре после своей женитьбы
Святополк оказался вместе с женой в темнице, где находился в
момент смерти Владимира 15 июля 1015 г., причем освободиться
из темницы он сумел только «впоследствии», после чего бежал к
тестю, оставив там свою жену, которую Болеслав потом обмени-
вал на «жену, мачеху и сестер Ярослава»8.
Факт этот чрезвычайно важен, поскольку оказывается, что
Святополк просто не имел возможности принять участие в со-
бытиях, имевших место после смерти Владимира, до того мо-
мента, когда в результате поражения Ярослава на Волыни в
1018 г. Болеслав вернул его снова в Киев9, о чем сообщает ПВЛ
[Ип., 130-131] в новелле, зеркально повторяющей новеллу о
битве при Любече и несущей отпечаток событий 1069 г. 10, и
умалчивает «Сказание...».
Поскольку новелла, рассказывающая о заключительной
битве на Альте, как считает большинство исследователей, явля-
ется благочестивым вымыслом, о чем подробно пишет
М.ХАлешковский 11 , а ситуация, при которой Ярослав смог воз-
вратить себе Киев, никак не раскрывается ни ПВЛ, ни «Сказа-
нием...», в распоряжении исследователя, желающего выяснить
7
8
Thietmari merseburgensis episcopi chronicon (далее - Thietmari... chroni-
con), VII, 72, 73; VIII, 33 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источ-
ники IX-XI вв. М., 1993, с. 141 и 143).
9
Thietmari..., VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные...,
с. 142).
10
Шахматов А.А. Разыскания..., с. 440.
11
Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы 1072-1150
годов. / / Древнерусское искусство. Художественная культура домонголь-
ской Руси. Μ., 1972, с. 120.
дальнейшую судьбу Святополка, остается только описание его

бегства «с Альты» сначала «к Берестию», а затем «в пустыню ме-
жи чяхы и ляхы», где он окончил свои дни от какой-то открыв-
шейся раны. Однако столь красочное описание казни, воспри-
нятой от Бога Святополком, при ближайшем рассмотрении
оказывается не отражением исторического факта, как показал
еще А.А.Шахматов, а всего только заимствованием из хроники
Георгия Амартола, рассказывающего о казни Ирода, который
«нелепо и хоулно житье си испровьрже, егоже по правде яко непра-
веднаго, соуду пришедшю по отшествии сего света прияша моукы
оканьнаго, показавше яве образъ, абье приять сего отъ Бога посла-
на рана пагоубная въ смерть немилостивно въгна»12.
Столь же недостоверным оказывается и топография могилы
Святополка, испомещение места его смерти «межи чяхы и ля-
хы», поскольку здесь автором использован сюжет, связанный с
еще одним Святополком, на этот раз — Святополком морав-
ским, к слову сказать, хорошо известным русским книжникам,
поскольку он несколько раз упомянут ПВЛ в новелле о славян-
ской грамоте [Ип., 18-19]. Этот князь, неожиданно для своих
сподвижников, бежал с поля битвы и скрылся «межи чяхы и ля-
хы» в обители пустынников-еремитов, о чем сообщал читателям
в своей хронике Козьма Пражский13.
О дальнейшей судьбе Святополка и о времени ухода Боле-
слава из Киева Титмар ничего не пишет, так как всё это произо-
шло уже после смерти хрониста, и единственным сообщением
12
Шахматов АЛ. «Повесть временных лет» и ее источники. / / ТОДРЛ,
М.-Л., 1940, с. 57-58.
13
«В лето от рождества Христова 894.<...> В том же году Святополк, как
в просторечии его называют, король Моравии, исчез среди своего войска и
больше нигде не показывался. Однако он поистине пришел в себя, когда
понял, что поступил несправедливо, подняв оружие против своего госпо-
дина и кума - императора Арнульфа, как бы забыв об оказанном ему тем
благодеянии, ибо [Арнульф] покорил для него не только Чехию, но и другие
области до реки Одры, и оттуда в сторону Венгрии, вплоть до реки Грон. В
раскаянии [Святополк] вскочил на коня и под покровом ночи, никем не уз-
нанный, проехав через свой лагерь, бежал туда, где некогда три еремита с
его помошью построили церковь на склоне горы Зобер, среди большого и
неприступного для людей леса. Прибыв сюда, [Святополк] в укрытом мес-
те, в лесу, убил коня, а свой меч закопал в землю; с наступлением рассвета
он явился к отшельникам, и те не узнали его, потому что он был пострижен
и одет подобно еремитам. И в течение всего времени, пока Святополк жил
здесь, он оставался неузнанным. Лишь почувствовав приближение смерти,
[он] открыл монахам свое имя и вскоре умер» (Козьма Пражский. Чешская
хроника. М., 1962, с. 57).
об этих событиях в ПВЛ оказывается заключительная фраза ст.

6527/1018 г., что по уходе Болеслава «поиде Ярославъ на Свято-
полка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь пече-
негы» [Ип., 131]. Однако прежде, чем окончательно отказаться
от выяснения судьбы Святополка, который, как оказывается,
физически не мог исполнить то, что ему приписывает легенда о
Борисе и Глебе, рассмотрим фактические данные, которые со-
держат об этих князьях-мучениках «Сказание...» и ПВЛ.
Как ни странно, таких данных нет, кроме ничем не под-
тверждаемого сообщения, что их матерью была некая «болгары-
ня», при «раздаче уделов» Борису был дан Ростов, а Глебу — Му-
ром, но к моменту болезни Владимира Борис по какой-то
причине прибыл в Киев. Ничего больше о них не известно14.
Еще более странно, как отмечали все исследователи, выглядят
их передвижения, в первую очередь, Глеба, который, чтобы по-
пасть в Киев из Мурома (на Оке), зачем-то идет в противопо-
ложную сторону, на Волгу, где «на поле» (по-видимому, здесь
сделана попытка приурочить событие к Угличу, называвшемуся
ранее «Углече поле») у него «спотыкается конь» (по другой вер-
сии конь спотыкается еще дальше, на устье Тьмаки, т.е. в Твери),
затем он попадает «к Смоленску», где оказывается уже «в кораб-
ли» (вариант — «в носаде») близ устья р. Смядыни. Подобный
маршрут мог быть придуман только человеком, не представляю-
щим действительное местоположение этих пунктов и путей,
связывавших тот же Муром на Оке с Киевом на Днепре через
Чернигов, если только для своего сочинения он не использовал
текст, содержавший указанные топонимы, расположенные, од-
нако, в иной географической реальности, из которой и выплыл
неожиданный «корабль».
Не менее удивительно выглядят и действия Святополка в от-
ношении Бориса. Чтобы найти доверенных исполнителей заду-
манного убийства, он отправляется из Киева в Вышгород, т.е. в
противоположную от Альты сторону, где заручается поддержкой
нескольких вышгородцев. Те отправляются за 100 с лишним ки-
лометров на устье Альты, впадающей в Трубеж, т.е. едут мимо
Киева, затем, совершив убийство, везут тело Бориса опять мимо
Киева, чтобы похоронить его именно в Вышгороде. Последнее
может быть объяснено только тем обстоятельством, что Борис
14
Я намеренно исключаю из рассмотрения сведения, содержащиеся в
«Чтении...» Нестера/Нестора, о пребывании Бориса и Глеба «при отце», о
бегстве последнего «на кораблеце» от Святополка, и пр., поскольку они
противоречат другим источникам и представляются специфически агио-
графными.
действительно был похоронен в Вышгороде, и именно сюда ле-

генда должна была привезти его тело «с Альты», хотя естествен-
нее всего было его там и похоронить. Более того, обнаружив, что
Борис еще жив (?!), убийцы сообщают об этом Святополку (?!),
а тот посылает «двух варягов», чтобы прикончить Бориса. Более
нелепой ситуации нельзя придумать, и здесь не спасают расчеты
А.А.Шахматова, пытавшегося примирить изложенные факты
догадкой, что в действительности Борис был убит не на Альте, а
«на Дорогожиче, на пути из Киева в Вышегород», где потом «нахо-
дилась церковь св. Бориса и Глеба», а «варяги» были «заимствова-
ны сочинителем из какой-то легенды»15.
В подлинности описанного не убеждают и имена упомяну-
тых «Сказанием...» лиц - вышгородцев Путыни, Тальца, Елови-
ча, Ляшко, расправившихся с Борисом, и Горясера с неким
«торчином», поваром Глеба, который его «зареза, как агня», по-
скольку ни до событий, ни после их имена нигде не встречают-
ся. Столь же странно обращение Святополка для исполнения
преступного замысла к обитателям Вышгорода, который стано-
вится затем центром культа новых мучеников, тем более, что
«Сказание...», как я уже писал, в своем настоящем виде сложи-
лось вряд ли ранее 1115 г., то есть после смерти другого Свято-
полка — Святополка Изяславича.
Последнее обстоятельство можно было бы посчитать слу-
чайностью, если бы не удивительные совпадения, касающиеся
отражения деятельности Святополка Изяславича в ПВЛ и Свя-
тополка Владимировича в «Сказании...». Так оказывается, что
князя Василька (теребовльского) слепил ножом «торчин, име-
немь Береньдеи, овчюхъ Святополчь» [Ип., 235], сразу заставляю-
щий вспомнить другого «торчина», повара Глеба, который его
«зареза, аки агня» (вариант: «аки овчю»). Воеводой Святополка
Изяславича в ПВЛ неоднократно назван киевский тысяцкий
Путята, чей двор по смерти Святополка был подвергнут погрому
и разорению («кияни же разъграбиша дворъ Путятинъ, тысячь-
ского, идоша на жиды и разграбиша я» [Ип., 275]) и чье имя есте-
ственно ассоциируется с именем предводителя вышгородских
убийц Бориса — «Путыпа». При этом в «Сказании о чудесах хри-
стовых страстотерпцев Романа и Давида», ставших второй час-
тью сочинения «Сказание и страсть, и похвала...», в рассказе о
строительстве каменной церкви в Вышгороде, законченной
только в 1115 г., многозначительно говорится, что при Свято-
15
полке Изяславиче «бысть забвение о церкви сей»16, а одно из са-

мых пространных чудес связано с двумя «мужами», невинно за-
точенными этим Святополком, которых чудесным образом ос-
вободили Борис и Глеб17.
Случайны ли такие совпадения? Не думаю. Сын Изяслава
Ярославича, пришедший на киевский престол из Турова по пра-
ву старшинства, судя по всему, не пользовался любовью киян и
авторов ПВЛ. Вокняжившись в Киеве, он «всадил в погреб» по-
ловецких послов, пришедших к нему для заключения мира, тем
самым развязав кровопролитную войну между Степью и Русью,
закончившуюся полным разгромом русских князей, гибелью
князя Ростислава Всеволодовича на р. Стугне во время бегства
[Ип., 209-213] и разорением всей Киевской земли. Новое обост-
рение отношений между Степью и Русью оказалось связано
опять со Святополком Изяславичем, который потребовал от
Владимира Всеволодовича (Мономаха) избиения «Итларевой
чади» и Китаня с дружиной [Ип., 217-218]. Но главным его пре-
ступлением стало соучастие с Давыдом Игоревичем в ослепле-
нии Василька теребовльского — события, вызвавшего возмуще-
ние в князьях вплоть до попытки изгнать Святополка из Киева
[Ип., 237].
Самое замечательное, что при этом (если верить автору «хро-
ники княжения Святополка») князья заявили, что «сего не было
есть у Русьскои земли ни при дедехъ наших, ни при отцихъ нашихъ,
такого зла» [Ип., 236]. Естественно задаться вопросом: разве ни
князья, ни авторы этих новелл, современники не только правле-
ния Святополка Изяславича, но и становления культа Бориса и
Глеба, ничего не знали о другом Святополке, который как раз
«уверже ножь» в дедов современных князей? В последнее можно
поверить только в том случае, если прославление новоявленных
мучеников в 1072 г. не считало их жертвами братоубийственной
резни, которая, если следовать ПВЛ, началась Ярополком, была
продолжена Владимиром и завершена Ярославом. Между тем,
согласно рассказу об ослеплении Василька, первым «Святопол-
ком Окаянным» оказывается Святополк Изяславич, а вовсе не
его двоюродный дед, на память которого только в первой чет-
верти XII в. перенесена была та неприязнь, которую вызывал он
сам у своих современников. Отсюда и скрытый подтекст в рас-
сказе о его княжении, и те реалии конца XI — начала XII вв., ко-
торые мы находим в описании событий первой четверти XI в.
(«торчин», «Путята», «вышгородцы»), и выбор «братоубийцы»,
16
17
Там же, с. 66-68.
имя которого оказалось табуировано только в XII в., о чем поче-

му-то не подумал М.Ф.Котляр, попытавшийся опровергнуть ле-
генду ПВЛ о «Святополке Окаянном», повторив аргументы сво-
их предшественников, Н.Н.Ильина и М.Х.Алешковского18.
Стоит также напомнить, что «повар торчин», зарезавший
Глеба, для 1016 г. оказывается таким же безусловным анахрониз-
мом, как «варяги», поскольку сами торки, гонимые половцами,
появились в окрестностях Киева лишь в середине 50-х гг. XI в., а
«подручными» киевских князей стали только полвека спустя.
Так, первое упоминание о торках, действующих заодно с дру-
жинниками Владимира Всеволодовича, в ПВЛ находится под
6603/1095 г. в рассказе об убийстве половецких ханов Китаня и
Итларя [Ип., 218]. Тем самым, в рассказе о смерти мучеников
снова проявляется ситуация конца XI — начала XII века, исполь-
зованная для воссоздания событий второго десятилетия XI в.
Такое наблюдение подтверждает и тот беспрецедентный в
истории факт, вызывавший недоумение у всех исследователей
данного сюжета, что имя «Святополк» на протяжении XI и
XII вв. продолжает употребляться потомками Ярослава Влади-
мировича (кроме Святополка I, летописью отмечены Свято-
полк Изяславич (1050 — 1113), сын Изяслава Ярославича; Свя-
тополк Мстиславич (до 1132 — 1154), сын Мстислава
Владимировича; Святополк Юрьевич (до 1157 — 1190), сын
Юрия Ярославича, князя туровского; наконец, Святополк, боя-
рин галичский, упоминаемый под 6681/1173 г.), и получает оди-
озный оттенок только к концу XII в. по мере распространения
«Сказания...», ПВЛ и утверждения «борисоглебовского» культа,
сменившего ранее существовавший «глебоборисовский»19. Дру-
гими словами, до конца XI в. и даже позднее, пока происходило
формирование культа Бориса и Глеба (а первоначально — Глеба
и Бориса, как убедительно показал М.ХАлешковский 20 ), снача-
18
Котляр М.Ф. Чи Святополк убив Бориса i Шба? / / У1Ж, 1989, № 12,
с. 110-122.
19
Нет никаких фактических оснований принять предположение
А.А. Шахматова о первом перенесении мощей Бориса и Глеба в церковь в
1020 или 1026 году (Шахматов А.А. Разыскания..., с. 58), на основе которо-
го М.Д.Приселков выстроил гипотезу о канонизации братьев тогда же ар-
хиепископом Иоанном Охридским, выступавшим в качестве главы не толь-
ко болгарской, но также и русской Церкви (Приселков М.Д. Очерки по
церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 1913,
с. 41-43).
20
Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы...; он же.
Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Ру-
си. М., 1971,с.83-93.
ла чюдотворцев-целителей и лишь затем преобразованных в не-

бесных патронов русских князей-воителей, имя Святополка не
было предано проклятию и табуированию.
Вот почему правомерно задаться вопросом: действительно
ли он был братоубийцей, как то утверждают ПВЛ и «Сказа-
ние...»?
Но если встает сомнение в виновности Святополка, то неиз-
бежно возникают и другие вопросы: кто такие Борис и Глеб,
имена которых, похоже, изначально не были связаны друг с дру-
гом? Почему уже в 90-х гг. XI в. культ Глеба обнаруживается вме-
сте с частицей его мощей в чешском Сазавском монастыре, по-
чему их происхождение (в первую очередь — Бориса) легенда
связывает с «матерью-болгаркой»? Каким образом в Констан-
тинополе, Церковь которого всегда с неприязнью относилась к
появлению иноязычных святых, оказывается в конце XII в. не
только икона Бориса и Глеба, но даже посвященный им храм,
как о том сообщает новгородский архиепископ Антоний, в миру
Добрыня Ядрейкович? Описывая святыни Константинополя в
1200 г., он замечал: «У алтаря (в Софии. - А.Н.) на правой стра-
не... поставлена икона велика святыхъ Бориса и Глеба», «а во Ис-
пигасе граде есть церковь святыихъ мученикъ Бориса и Глеба: въ
томъ граде явишася святии, и исцеления многа бываютъ отъ
нихъ»21. Свидетельство новгородского архиепископа о том, что
еще на рубеже ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. Борис и Глеб почитались в пригороде
Константинополя только как целители, чрезвычайно любопыт-
но, поскольку должно иметь какое-то основание в их жизни и
подвиге, а это остается нам до сих пор неизвестным, еще раз
убеждая в необходимости проведения всестороннего исследова-
ния становления их культа, в первую очередь в Византии, что
возможно лишь при отказе от той беспочвенной (в интерпрета-
ции «Сказания...» и ПВЛ) легенды, которая постепенно преоб-
разовывалась вместе с их иконографией.
В том, что князья-мученики Борис и Глеб первоначально
имели иные легенды, или, наоборот, «наложились» на каких-то
других персонажей, убеждают наблюдения М.Х.Алешковского
над «глебоборисовскими» энколпионами. Археолог обнаружил,
что имена обоих святых первоначально чеканились на уже гото-
вых отливках, причем чеканщики часто путали «братьев»22. Судя
по тому, что надписи делались не на модели, а уже после отлив-
21
Книга Паломник. Сказание мест святых во Цареграде Антония, архи-
епископа Новгородского в 1200 году. Под ред. Хр.М.Лопарева. / / ППС,
т. XVII, вып. 3 (51). СПб., 1899, с. 16 и 33).
22
Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы..., с. 105.
ки в старых, не совсем четких матрицах, для утверждения и про-

славления культа новоявленных мучеников русская Церковь ис-
пользовала формы уже имевшихся энколпионов, путем надче-
канки имен превращая изображенных на них святых в Глеба и
Бориса. Соответственно, со временем менялся и внешний об-
лик «братьев» — менялись их прически, появлялись усы и боро-
да, «однако, — писал исследователь, — все эти признаки либо от-
сутствуют на энколпионных изображениях, либо встречаются
вперемежку у обеих фигур, как и любое из двух имен братьев»23.
С другой стороны, следует заметить, что имена «Борис» и
«Глеб» и раньше могли быть окружены ореолом святости. Имя
«Борис» перестало быть языческим уже в начале X в., когда был
канонизирован болгарский царь Борис-Михаил, крестивший
Болгарию24, а потому безусловно признанный греческой Церко-
вью. Об этом косвенно свидетельствует указание на «мать-бол-
гарку» Бориса Владимировича, а Шахматов задавался вопросом:
«В 1072 г. было перенесение мощей св. Бориса и Глеба в новую цер-
ковь; днем перенесения избрано 2-е мая25. Не в память ли Бориса
(болгарского), скончавшегося 2-гомая 6415(907) года?»26
Что же касается «Глеба», то с какой бы осторожностью ни от-
носиться к сведениям, содержащимся в «Истории Российской»
В.Н.Татищева, нельзя игнорировать его сообщение о брате
(опять «брат»!) Святослава Игоревича «Улебе», фигурирующем в
договоре Игоря с греками, о котором историк в примечании пи-
23
24
«Праболгарское по происхождению имя Борис — одно из немного-
численных болгарских собственных имен в современном болгарском язы-
ке. Это имя было освящено болгарской Церковью и вошло в болгарский ка-
нон святцев в честь крестителя Болгарии - князя Бориса I» (Павлова Ρ\
Болгарско-русские и русско-болгарские языковые связи. София, 1979,
с. 37).
25
«2-е мая», как день перенесения в 1072 г., указано только в Лавренть-
евском списке ПВЛ [Л., 182], тогда как в Ипатьевском, в согласии с «Чтени-
ем...» Нестера/Нестора, значится 20 мая [Ип., 172]. Однако тот факт, что
торжественное перенесение тел мучеников в 1115 г. происходило именно 2-
го мая, можно посчитать уже установившейся традицией, идущей от пере-
несения 1072 г., и в этом случае указание ПВЛ и «Чтений...» Нестера/Несто-
ра может восходить к одному источнику ошибки, который в данном случае
оспаривает А.Н.Ужанков (Ужанков А.Н. К вопросу о времени..., с. 381).
26
Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о креще-
нии Владимира. / / Сб. статей по славяноведению, посвященных проф. Ма-
рину Степановичу Дринову. (Сборник Историко-филологического обще-
ства, состоящего при Императорском Харьковском университете, т. XV.)
Харьков, 1908, с. 69.
сал: «Улеб, у Иоакима (т.е. в Иоакимовой летописи. — А.Н.) Глеб,

сын Игорев, от брата Святослава за веру Христову замучен»11.
Внимание к этому неизвестному персонажу русской истории
оправдывается тем обстоятельством, что смерть одного из кня-
зей-мучеников традицией связывается с р. Альтой, левым при-
током Днепра, имеющем своим двойником Альт/Олт, левый
приток Дуная, в верховьях которого еще в прошлом веке нахо-
дились селения «русинов», а в низовьях происходили военные
действия Святослава.
Обращение к именам братьев-мучеников Ярослава Влади-
мировича, который, согласно «Сказанию...», с первого же мо-
мента предпринимал самые активные шаги по их прославлению
и канонизации вплоть до построению в 1020 г. специального для
них деревянного храма в Вышгороде, сталкивается с тем необъ-
яснимым фактом, что ни один из его сыновей, родившихся уже
в Киеве (Владимир, Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав,
Игорь), не получил ни их мирских, ни их крестильных имен.
Наоборот, как показали в своих работах В.ИЛесючевский 28 и
М.Х.Алещковский, первым и главным инициатором прославле-
ния Глеба выступает после смерти отца Святослав Ярославич.
С именами связана и другая загадка князей-мучеников. Во-
преки очевидности, в текстах посвященных им церковных
служб, в иконографии и даже в обиходе, как то показывает при-
мер детей Святослава Ярославича, мы встречаемся не с одной, а
с двумя парами их имен — мирскими (Борис и Глеб) и крестиль-
ными (Роман и Давид). При этом, если «Сказание и страсти...» и
ПВЛ пользуются исключительно первой парой, собственно и
представляющей новых русских святых, то «Сказание о чуде-
сах...» неизменно называет их «Романом и Давидом», что свиде-
тельствует то ли о каких-то серьезных в прошлом разногласиях
по поводу имен и происхождения святых в греко-русской Церк-
ви того времени, то ли о прямой «переадресовке» этих произве-
дений. Объяснить такую двойственность тем обстоятельством,
что «Борис и Глеб» — имена языческие, а «Роман и Давид» — хри-
стианские, не представляется возможным, поскольку весь
смысл канонизации состоял как раз в освящении некогда язы-
ческих имен. Весьма мало вероятным представляется и объяс-
нение МД.Приселковым крестильных имен Бориса и Глеба за-
висимостью русской епископии в конце X в. от болгарской
27
Татищев В.Н. История Российская, т. II. M.-JL, 1963, с. 218.
28
Лесючевский В.И. Вышгородский культ Бориса и Глеба в памятниках
искусства. / / СА, VIII, М., 1946.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ 291
(Охридской) архиепископии, почему Борис при крещении яко-

бы получил свое имя в честь Романа, сына болгарского царя Пе-
тра, занимавшего трон в 979-991 гг., а Глеб - в честь Давида, бра-
та болгарского царя Самуила (991-1014)29. В результате такой
путаницы у детей Святослава Ярославича, кроме Глеба, мы на-
ходим Давыда и Романа, наименованных на известной миниа-
тюре Изборника 1073 г., и, как я показал в одной из своих ра-
бот30, следуя Воскресенскому списку летописи 31 , можем
предполагать еще и «Бориса»32.
Ситуация, когда наряду с канонизированными церковью
именами святых продолжают употребляться также имена их не-
бесных патронов, не имеет аналогий в практике христианского
богослужения (у «гражданина небесного града» не может быть
двух имен, как не допускается двух толкований догмата), а пото-
му данная ситуация может быть объяснена, скорее всего, заим-
ствованием (переосмыслением) имен «Роман» и «Давид» у ка-
кой-то неизвестной нам пары персонажей, обладавших к тому
времени собственной иконографией и церковной службой.
Стоит напомнить, что нам сейчас неизвестны даже более или
менее точные датировки глебоборисовских энколпионов, ис-
пользованных М.Х.Алешковским в своей работе en masse даже
без выяснения места их вероятного изготовления. Между тем,
нельзя исключить возможности того, что их «переименование»
происходило не сразу по отливке, а значительно позднее. Эти
обстоятельства убеждают в необходимости дальнейшего изуче-
ния вопроса, донельзя запутанного на протяжении XI-XII вв.
сложением благочестивой легенды, на содержание которой, как
можно видеть, повлияли не столько действительные события
начала XI в., сколько события конца этого столетия и начала
следующего, а также письменные памятники моравской агио-
графии, как сказания о св. Людмиле, св. Вячеславе, Святополке
моравском и пр., связанные в том числе и с «Вышеградом», ка-
ковых городов было предостаточно в Центральной Европе.
Остается попытаться ответить на вопрос: что же случилось
со Святополком, когда Ярослав окончательно захватил Киев и
29
Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории..., 1913,
с. 37-38).
30
Никитин А.Л. К вопросу стратификации «Слова о полку Игореве». / /
Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М., 1998,
с. 92.
31
ПСРЛ, т. 7, СПб., 1856, с. 232 и 242.
32
См. также: Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 218-226.
10*
начал переговоры с Болеславом I об обмене пленных? Киевский

князь, тесть Болеслава, не мог исчезнуть без следа. По всей ви-
димости, Болеслав получил достоверное известие о его смерти,
в противном случае он не спешил бы выменивать свою дочь у
Ярослава, поскольку о ней мог позаботиться ее муж. Но где, как
и кем тот был убит?
Ответ, который я могу предложить, является не гипотезой, а
всего только догадкой, попыткой связать воедино несколько
фактов, требующих объяснения, в первую очередь - загадки по-
явления «двух варягов», прикончивших Бориса на пути с Альты
в Вышгород. В свое время А.А.Шахматов предположил, что «ва-
ряги» попали сюда «из какой-то легенды», однако дальше этого
исследователь не пошел. Между тем, в тексте ПВЛ мы встреча-
ем еще «двух варягов», точно также действующих мечами, кото-
рые в этом случае выступают убийцами Ярополка по приказу
Владимира. Пикантность последней ситуации заключается в
том, что ни у Святополка, ни у Владимира не было и не могло
быть «варягов», поскольку для Владимира «варяги» — безуслов-
ный анахронизм, вызванный тем обстоятельством, что все его
действия (по новгородской версии) дублируют действия Яро-
слава, опиравшегося на «варягов», тогда как союзниками Свя-
тополка неизменно выступают печенеги, являющиеся одновре-
менно союзниками его тестя Болеслава33, с чем приходится
считаться, как с доказанным историческим фактом. Это дает ос-
нование говорить не просто о путанице, внесенной обработчи-
ками, а о вероятности в первом случае замещения Ярослава —
Святополком, а во втором — Владимиром. Более того, настойчи-
вые попытки обработчиков (через отрока «Варяжко») связать
Ярополка с печенегами позволяют в данном случае подозревать
другую замену — Святополка его отцом Ярополком. Зачем?
Выше я показал, как для построения генеалогии Владимира
и утверждения его родства со Святославом в ст. 6476 и 6478 гг.
последовательно вводились факты его действительной (или вы-
мышленной) биографии. То же самое было сделано в статьях
6485 и 6488 гг. по отношению Ярополка и Святополка с целью
показать, что «от греховного бо корене злой плод бывает». В дей-
ствительности же нам вовсе неизвестно, была ли мать Свято-
полка наложницей сначала Ярополка, а потом Владимира, по-
скольку, как можно видеть, Титмар, Болеслав и кияне,
принявшие его в 1018 г., считали Святополка вполне легитим-
ным князем, достойным правителем, безусловным сыном
33
Thietmari chronicon, VI, 91 (55), VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие ла-
тиноязычные..., с. 142).
34
Владимира и старшим в Русской земле . Наконец, неожидан-
ная смена у Ярополка «воеводы Свенгельда», действующего в
статье 6483 г., на «воеводу Блуда», который находит своего двой-
ника в «воеводе Будый» у Ярослава, виновника поражения в
битве с Болеславом на Волыни, вынуждает подозревать, что вся
картина поимки и убийства «Ярополка» на самом деле принад-
лежит рассказу о завершении борьбы Ярослава со Святополком
после триумфального ухода Болеслава из Киева35, место которо-
го в ПВЛ теперь занимает новелла, повествующая о «битве на
Альте» и бегстве Святополка в «пустыню межи чяхы и ляхы».
Допустив, что история борьбы Владимира с Ярополкам, как
она представлена в статье 6488/980 г., на самом деле является ис-
торией гибели Святополка от рук «варягов» в результате преда-
тельства «воеводы Блуда» (он же «Будый»), мы не только возвра-
щаем данный текст на принадлежащее ему место, приведя в
соответствие с действительностью исторические реалии (пече-
неги, «варяги» и пр.), но оказываемся в состоянии объяснить
появление «двух варягов» в легенде о Борисе.
Согласно рассказу ПВЛ, Ярополк, преданный своим «воево-
дой», согласился признать Владимира киевским князем, т.е. ста-
рейшим. Их встреча произошла «во дворе теремном», находив-
шемся за пределами Киева, как свидетельствует авторская
отсылка по этому поводу («о немъже преже сказахомъ» [Ип., 65])
к топографическому комментарию в рассказе о первой мести
Ольги («и бе вне города дворътеремный» [Ип., 44]), где Ярополка,
едва он перешагнул порог, «подъяста два варяга мечема под пазу-
се». Если мы заменим «Ярополка» на Святополка, а «Владими-
ра» — на Ярослава, всё встанет на свои места. Тело убитого Свя-
тополка было завернуто в «шатер» и подготовлено для тайного
захоронения, поскольку вряд ли Ярослав собирался обнародо-
вать убийство старшего брата, опасаясь волнений и предпочитая
отвезти его в Вышгород, официальную резиденцию киевского
князя. Именно в это время на великокняжеском дворе убитый
стал подавать признаки жизни, о чем было тут же доложено Яро-
славу, который послал тех же двух «варягов» довершить начатое
дело, после чего Святополк был ночью похоронен на Вышго-
родском кладбище. Так это было в действительности или нет,
сказать невозможно, потому что речь здесь идет не о протоколе
или докладной записке, а всего только о метаморфозах текста.
34
Thietmari chronicon, VII, 72; VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие лати-
ноязычные..., с. 140,142).
35
ные..., с. 142).
Примечательно, что тех же «двух варягов» (двух норманнов)

мы обнаруживаем в качестве главных действующих лиц в «Саге
об Эймунде», которую в свое время широко использовал для ре-
конструкции рассматриваемых событий Н.Н.Ильин, пришед-
ший к заключению о невиновности Святополка и, наоборот, к
виновности Ярослава в убийстве братьев с помощью наемных
«варягов»36. Этот несколько поспешный вывод об ответственно-
сти Ярослава за жизнь Бориса и Глеба (или одного Бориса) был
вызван недостаточно критическим восприятием «Саги об Эй-
мунде»37, испытавшей влияние ряда «лживых саг», из которых
были заимствованы описания нападения «бьярмийцев», сцены
осады некоего города и пр., а также безусловная путаница с име-
нами героев. Так имя популярного в скандинавской литературе
Болеслава I (Бурицлейва) заменило имя Святополка, а полоц-
кий князь Брячислав Изяславич (Вартилав) заменил Судислава
Владимировича (если Мстислав, выступающий на страницах
ПВЛ в качестве «тьмутороканского князя», был сыном Влади-
мира I, а не заменил, в свою очередь, в ПВЛ действительного
владельца Полоцка).
Не требуя от саги точности в хронологическом пересказе со-
бытий, совершавшихся в чуждой для скандинавов стране, к то-
му же за два столетия до первой фиксации ее на пергамене, мож-
но только сказать, что перипетии борьбы «Ярицлейва» с
«Буриславом» и исчезновениями последнего в большей степени
напоминают ход борьбы Владимира с Ярополком, чем битвы
Святополка с Ярославом, как они представлены в ПВЛ. Вот по-
чему история с убийством Святополка (в саге — Бурислава), с
предъявлением Ярославу головы убитого брата и последующим
его погребением, несмотря на маловероятные обстоятельства
совершения самого убийства, в какой-то мере дополняет и под-
тверждает складывающуюся картину размирья Святополка и
Ярослава после смерти Владимира, возвращения Святополка
при помощи Болеслава I, его недолгого княжения в Киеве после
ухода поляков и последующей гибели. При этом их третий брат,
носящий в саге имя «Вартилав», сохранял всё это время нейтра-
литет, а по смерти Святополка и замирения с Ярославом полу-
чил (в обмен на Полоцкое?) Киевское княжение, на котором
пробыл, как и Мстислав на Черниговском38, только три года, по-
сле чего Ярослав смог объединить под собой все три части Руси.
36
Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. Опьгг анализа.
М., 1957.
37
См. перевод Е.А.Рыдзевской в кн.: Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и
Скандинавия IX-XIVbb. Μ., 1978, с. 89-104.
38
Совершенно неясна при всём этом роль Судислава, посаженного
Ярославом в 1036 г. во Пскове «в поруб» почти что на четверть века, откуда
Такая интерпретация неизвестных событий может объяс-

нить, во-первых, почему, несмотря на явные заслуги перед Цер-
ковью, вопрос о канонизации Ярослава никогда не поднимался,
и, во-вторых, почему убийство Ярославом Святополка было
«переписано» на Владимира, как убийство Ярополка: крещени-
ем Руси «равноапостольный» ликвидировал перед Церковью
любые грехи своего «языческого невегласия».
В таком случае естественно задаться вопросом: не стал ли
убитый Ярославом Святополк тем «новоявленным мучеником
Борисом», который, будучи канонизирован молодой русской
Церковью, из безымянного «товарища святого Глеба»39 превра-
тился в основную фигуру уже «борисоглебовского» культа? При
всей соблазнительности (и логичности) такого предположения,
его ничем нельзя подтвердить, поскольку остается неизвестным
как крестильное имя Святополка40, так и истоки легенды о Бо-
рисе-Романе, чей образ, выписанный по канонам агиографии,
не только заместил его, но и превратил из жертвы в убийцу.
Другими словами, у современного исследователя, даже при-
влекающего внелетописные источники, не остается никаких ар-
гументов, подтверждающих существование у Владимира сыно-
вей с именами «Борис» и «Глеб» и их гибель от рук Святополка,
поскольку даже в случае их рождения от безымянной наложни-
цы-болгарки они не могли играть никакой политической роли в
событиях 1015-1019 гг., как те представлены в ПВЛ. Таким обра-
зом, появление данного культа скорее может быть связано с
убийством Святополка или каких-либо иных персонажей рус-
ской истории, остающихся для нас неизвестными, поскольку
действительное течение событий этого периода полностью за-
крыто от исследователя неоднократно упоминавшимся «Сказа-
нием...» и возникшей параллельно с ним и на общей основе ле-
тописной «Повестью...».
Единственное, о чем сейчас можно говорить с увереннос-
тью, это о том, что почитание Глеба и Бориса к концу XI в. при-
вело к их канонизации в качестве целителей-чудотворцев, а не
воинов, как свидетельствуют сохранившиеся в составе ПВЛ по-
священные им стихиры и эпизод с ногтем Глеба, обнаруженный
на голове Святослава Ярославича при переносе их тел в 1072 г. в
его только в 1059 г. освободили племянники [Ип., 151]
39
«Sancti Glebii et socii eius» (Рогов А.И. Жизнеописания первых чеш-
ских князей в древнерусской письменности и культуре. / / Сказания о нача-
ле Чешского государства в древнерусской письменности. М., 1970, с. 14).
40
Предположение В Л.Янина, что Святополк чеканил монеты не толь-
ко под собственным именем, но и под крестильным именем «Петрос» в его
греческом написании (Янин B.JI. Актовые печати древней Руси X-XV вв., т.1.
посвященную им церковь. Последующее развитие глебобори-

совского культа завершилось в 1115 г. созданием, во-первых, но-
вого им храма в Вышгороде, а, во-вторых, пространным сочине-
нием, объединившим тексты «Сказание и страсть, и похвала
святюю мученикоу Бориса и Глеба» и «Сказание чюдес святою
страстотьрпцю Христовоу Романа и Давида», представленных в
Успенском сборнике ΧΙΙ-ΧΙΙΙ в., причем «Сказание и страсть...»
заимствовало из ранней редакции ПВЛ рассказ о битве на Альте
1019 г. и, в свою очередь, повлияло на сюжеты и тексты, связан-
ные со Святополком, Владимиром и Ярославом.
Подобную переработку было бы естественно связать, как то
делает А.Н.Ужанков, с ролью настоятеля вышгородского храма
Бориса и Глеба, попа Лазаря, в последующем - игумена Михай-
ловского Выдубицкого монастыря под Киевом, а затем еписко-
па Переяславля Южного41, преемником которого на двух по-
следних постах стал знаменитый Сильвестр, считавшийся
причастным к созданию одной из редакций ПВЛ42. Однако
столь безусловный вывод наталкивается как раз на один из аргу-
ментов Ужанкова, напоминающего, что именно Михайловский
Выдубицкий монастырь стал проводником «промономахов-
ских» идей в летописании, тем самым заставляя вспомнить рас-
хождения в описании обеих торжеств («глебоборисовских» по
«Сказанию...» и «борисоглебских» по ПВЛ) между этими двумя
произведениями. Из этого следует, что взаимообогащение «Ска-
зания...» и ПВЛ могло иметь место только между 1113 и 1116 гг.,
когда и сложилась окончательная редакция «Сказания...», после
чего, как считал Алешковский, ПВЛ подверглось «промонома-
ховской цензуре», изъявшей из нее упоминания о роли Святосла-
ва Ярославича в становлении глебоборисовского культа43 и, мо-
жет быть, сведения о его княжении в Киеве, тогда как
«Сказание...», составленное в Вышгороде при Олеге Святосла-
виче (напомню, что собравшиеся там князья и церковные ие-
рархи «обедаша оу Ольга и пиша» [Ип., 280], т.е. принимались им
в его резиденции), сохранило все эти детали.
Возможно, всё так и происходило. Однако проблема Свято-
полка таким заключением отнюдь не исчерпывается. И об этом
напоминают его монеты.
М., 1970, е.), равно как и признание его сыном Ярополка («Святополк-
Петр Ярополкович», там же), а не Владимира, рассматривается в следую-
щем очерке.
41
Ужанков А.Н. К вопросу о времени написания..., с. 402-405.
42
Творогов О.В. Сильвестр. / / СККДР, вып.1. Л., 1987, с. 390-391.
43
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА 297
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА
Полученный в результате критического анализа текстов

ПВЛ вывод, поддержанный независимыми источниками запад-
ноевропейского происхождения, что Святополк не был убийцей
Бориса и Глеба, поскольку на киевский престол попал только в
1018 г., будучи возведен на него своим тестем Болеславом, мог
стать окончательным, если бы в руках историков не находились
документы более авторитетные, чем исторические повествова-
ния. Речь идет об археологических свидетельствах, которые с
этого момента оказываются наиболее точными и нелицеприят-
ными корректорами выводов исследователей, причем с ними
они обязаны считаться больше, чем с мнениями своих предше-
ственников. Такими свидетелями в загадке Святополка высту-
пают древнейшие русские монеты, представленные чеканами
трех наиболее важных персонажей предшествующего рассмот-
рения — Владимира, Святополка и Ярослава. На протяжении
последних двухсот лет эти монеты вызвали большое количество
специальных работ, в том числе и монографических1, хотя, как
признают их нынешние исследователи, несмотря на безуслов-
ные успехи, предположений всё еще оказывается значительно
больше, чем утверждений.
К настоящему времени корпус древнейших русских монет
составляют около 240 экземпляров и их обломков, имеющихся в
наличии и упоминаемых в литературе, которые несут на себе
имена Владимира, Святополка, Ярослава и некоего «Петроса»
(вар. — «Петор»). Монеты с именем Владимира представлены:
1) И «златниками» высококачественного металла, чеканенны-
ми 6 парами штемпелей по типу византийского солида Χ-ΧΙ вв.,
т.е. воспроизводящими на одной стороне портрет правителя, а
1
Толстой И. И. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киев-
ского. СПб., 1882; Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси.
М., 1936 (ТГИМ, вып, 6); Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древ-
нейших монет России. Сводный каталог русских монет Х-Х1 веков. Л.,
1983. В дальнейшем при описании монет я опираюсь на последнюю моно-
графию.
на другой — оплечное изображение Иисуса Христа, и 2) 245 «сре-

брениками» 4 типов, отчеканенных 171 парой штемпелей, при-
чем более половины этих монет оказываются откровенно мед-
ными. Различие между типами «сребреников» Владимира
состоит в том, что I тип повторяет тип «златника» (т.е. имеет изо-
бражение князя со схематическим «трезубцем» над его левым
плечем), в то время как остальные типы II-IV имеют на оборот-
ной стороне вместо изображения Иисуса Христа этот же самый
княжеский знак, воспроизведенный графически безупречно.
С именем «Святополк» известна 51 монета, отчеканенные 28
парами штемпелей, причем из 35 пробированных монет только
4 экземпляра могут считаться серебряными, 7 — биллоновыми, а
24 — медными. Изображения обеих сторон повторяют принцип
их размещения на «сребрениках» Владимира II-IV типов, только
вместо «трезубца» на реверсе изображен «двузубец», правый
«зуб» которого завершается крестом, а над самим «двузубцем»
помещен еще один равноконечный крестик, состоящий из че-
тырех соединенных кружков. Последняя деталь имеет весьма
существенное значение, поскольку 5 монет с именем «Петрос»,
не являющиеся серебряными и, будучи отчеканены 5 парами
штемпелей, при значительной схожести княжеского знака име-
ют над ним вместо указанного крестика перевернутую литеру
«р». Наконец, 12 монет с именем «Петор» из меди и низкосорт-
ного биллонового сплава при том же княжеском знаке, но с из-
мененным крестом на его правом «зубце», изготовленные с
помощью 8 пар штемпелей, несут в центральном поле изобра-
жение полумесяца, лежащего рогами вверх.
Последний комплекс древнейших русских монет связан с
именем Ярослава и представлен двумя типами — «больших» и
«малых сребреников», каждый из которых известен в 6 экземп-
лярах, изготовленных 3 парами штемпелей, причем так называ-
емые «большие сребреники» выполнены не только высокохудо-
жественно, но и из высококачественного серебра, в отличие от
«малых сребреников», представляющих «варварские» подража-
ния. Последнее замечание касается только художественного ис-
полнения «малых сребреников», поскольку вместе с «боль-
шими» они по своим показателям отвечают требованиям
южно-русской денежно-весовой системы, причем наиболее хо-
рошо сохранившиеся «большие сребреники» Ярослава весом от
3,06 до 3,77 гр. соответствуют «южной куне» в 3,28 гр.2, тогда как
«малые сребреники» весом от 1,34 до 1,57 гр. соответствуют
2
Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домон-
гольский период. М., 1956, с. 150.
3
«южной резане» в 1,64 тр. , тем самым подтверждая не только
русское происхождение монет, но и ориентированность их не на
«северную», а на южно-русскую денежно-весовую систему4.
Этот корпус древнерусских монет, находившийся в центре
внимания, главным образом, нумизматов, практически не при-
влекался в качестве исторического источника для уточнения тех
или других событий русской истории как потому, что до сих пор
его исследователи не имеют возможности с полной увереннос-
тью приурочить имеющиеся на монетах имена к тем или иным
правителям древней Руси, так и потому, что между этими моне-
тами и последующим русским чеканом второй половины XIV в.
лежит «безмонетный период», на протяжении которого на Руси
обращались иностранные монеты, монетные слитки и прочие
эквиваленты денег5.
Первым, кто попытался выяснить происхождение этих мо-
нет, был И.И.Толстой, установивший приведенную выше по-
следовательность чекана и, соответственно, определивший их в
качестве монет Владимира I, Святополка «Окаянного» и Яро-
слава! 6 . С резким опровержением выводов И.И.Толстого в
1930 г. выступил в печати А.В.Орешников, который на основа-
нии тщательной классификации древнерусских княжеских лич-
но-родовых знаков представил их в качестве развивающейся си-
стемы7. В монографическом виде его исследование было
опубликовано уже после смерти автора, где на основании сопо-
ставления личных княжеских знаков, крестильных и бытовых
княжеских имен было убедительно показано, что за исключени-
ем Ярослава I (вместе с другими исследователями А.В.Орешни-
ков относил выпуск «больших сребреников» ко времени его
новгородского княжения 987-1019 гг.) речь должна идти о кня-
зьях не конца X и начала XI в., а об их потомках, князьях второй
половины XI и начала XII в.: Изяславе-Дмитрии Ярославиче
(1054 — 1078), его сыне Ярополке-Петре Изяславиче (1077 —
1078), Святополке-Михаиле Изяславиче (1093 — 1112) и, нако-
нец, Владимире Всеволодовиче Мономахе (1054 - 1125), чека-
нившем «златники» и «сребреники» сначала в Чернигове, а за-
тем — в Переяславле Южном и в Киеве8.
3
4
5
Спасский И. Г. Русская монетная система. JL, 1970.
6
Толстой И. И. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киев-
ского. СПб., 1882; он же. Древнейшие русские монеты Χ-ΧΙ вв. СПб., 1893.
7
Орешников А.В. Классификация древнейших русских монет по родо-
вым знакам. / / ИАН СССР, сер. VII. Отделение гуманитарных наук. JL,
1930,с.87-112.
8
Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси...
В пользу предложенной Орешниковым атрибуции свиде-

тельствовала не только разработанная им схема. Здесь получала
логическое обоснование история развития лично-родового зна-
ка русских князей, представленного в своей наиболее простой,
ничем не приукрашенной форме «трезубца» у Ярослава на его
«больших сребрениках», в результате последующего развития
приводившая «сребреники» и «златники» к типу византийского
солида начала XII в. Особенно привлекательным здесь пред-
ставлялось точное соответствие этих знаков именам, отмечен-
ным на монетах, что не находило объяснения у И.И.Толстого и
его последователей ни в отношении имен, ни в отношении до-
полнительных значков над «знаком рюриковича» на реверсе.
Более того, развитие чекана и порча монетного сплава полно-
стью объяснялись А.В.Орешниковым ситуацией конца XI и на-
чала XII в. на монетном рынке Западной и Восточной Европы,
испытывавших острую нехватку серебра, которая и привела, в
конце концов, к прекращению эмиссии металлических денег на
территории Руси9.
Предложенная А.В.Орешниковым схема развития лично-
родовых знаков русских князей была использована Б.А.Рыбако-
вым для классификации массового археологического материа-
ла10, а затем и В.Л.Яниным для определения русских булл
XII-XV вв. 11 Однако ни сам В.Л.Янин, ни другие нумизматы в
своем большинстве не поддержали А.В.Орешникова в его реви-
зии положений И.И.Толстого, главным образом, потому, что все
находки древнейших монет, связанные с кладами или комплек-
сами погребений, которые можно было датировать восточными
или западноевропейскими монетами, укладываются в интервал
от последнего десятилетия X в. (Зареченский клад) до конца
XI в. (Кинбурнская коса, Пинск, Висбю)12, никоим образом не
выходя в XII в. Более того, большинство комплексов с находка-
ми «сребреников Владимира» практически всех типов, должен-
ствующих, по А.В.Орешникову, быть наиболее поздними, дати-
руется временем до середины XI в.
Исследователь это знал, однако полагал, что «так как при-
ток монет с востока прекратился в 1015 г. вследствие недостат-
ка серебра <... > монеты, чеканенные до 1012-1015 гг. и уже заве-
9
Янин B.JI. Денежно-весовые системы..., с. 184-185.
10
Рыбаков Б.А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской
Руси Χ-ΧΙΙ вв. / / СА, VI, 1940.
11
Янин В.Л. Актовые печати древней Руси, тт. Ι-ΙΙ, М., 1970; Янин В.Л.,
Гайдуков П.Г. Актовые печати древней Руси, т. III. М., 1998.
12
Сотникова М.П., Спасский И.Г Тысячелетие..., с. 48-49.
13
зенные к нам, могли быть зарыты 100лет спустя» . Это положе-
ние было достаточно убедительно опровергнуто ВЛ.Яниным
путем разбора фактического материала14. Именно Янин, под-
держав схему И.И.Толстого, пошел далее, использовав схему
развития личных знаков древнерусских князей, чтобы усвоить
Святополку не только монеты с именами «Петрос» и «Петор»,
но и утвердить его происхождение от Ярополка, а не от Влади-
мира15, именуя его в своих последующих работах неизменно
«Святополк-Петр Ярополкович Окаянный»16. Доверие к легенде
ПВЛ, переработанной, как я показал выше, «Сказанием... о Бо-
рисе и Глебе», позволило исследователю в дальнейшем уже пря-
мо усвоить Святополку I свинцовую буллу с именем Петра, не
имеющую ничего общего с указанными типами монет17.
Таким образом, генеалогическая схема лично-родовых зна-
ков русских князей древнейшего периода, предложенная
А.В.Орешниковым на основании разработанной им типологии
и хронологии первых русских монет, была отделена от своего
фактологического основания и перенесена на столетие раньше с
переадресовкой выделенных геральдических символов, но при
сохранении прежней своей структуры18. По мере поступления
нового материала в результате случайных находок и раскопок
эта схема получала дальнейшее развитие19 и в своей наиболее за-
конченной форме представлена в работе А.А.Молчанова о лич-
но-родовых знаках «рюриковичей», где она, подобно генеалоги-
ческому древу, вырастает из «двузубца Игоря Рюриковича», а
заканчивается «тамгами» суздальских князей20.
Стройная и графически-логичная, эта схема, тем не менее,
вызывает много вопросов и возражений, поскольку в ее разра-
ботку положен далеко не равноценный, часто случайный и про-
сто не атрибутированный материал, а также ни на чем не осно-
ванные предположения предыдущих исследователей, весьма
вольно трактовавшие свои наблюдения и находки. Если система
княжеских знаков у А.В.Орешникова строилась исключительно
на нумизматическом материале, который он весьма осторожно
пытался пополнить загадочной свинцовой буллой с «двузубцем»
13
Орешников А.В. Денежные знаки..., с. 31.
14
Янин В.Л. Денежно-весовые системы..., с.61-71.
15
Янин В.Л. Денежно-весовые системы..., с. 166.
16
Янин В.Л. Актовые печати..., т. I, с. 38-40.
17
Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати..., т. III, с. 17-19.
18
Янин В.Л. Актовые печати..., т. I, с. 39-40.
19
Ширинский С. С. Ременные бляшки со знаками Рюриковичей из Бир-
ки и Гнездова. / / Славяне и Русь. М., 1968, с. 218, рис. 3.
20
Молчанов А.А. Об атрибуции лично-родовых знаков князей Рюрико-
вичей Χ-ΧΙΙΙ вв. / / ВИД, XVI, Л., 1985, с. 66-83, тб. I и И.
и подвеской со стилизованным «трезубцем рюриковичей»21, то

здесь на равных правах представлены знаки на буллах, граффи-
то на предметах, найденных в разных, часто весьма отдаленных
друг от друга местах, клейма на керамике и черепице и т.п. арте-
факты22.
В данном случае я меньше всего собираюсь упрекать иссле-
дователя, только обобщившего взгляды своих предшественни-
ков, сведя воедино столь разные по своей природе факты. Одна-
ко если «тамги» русских князей монгольского времени и их
доверенных лиц, как и должностных лиц Великого Новгорода,
представленные многочисленным и стилистически однород-
ным материалом, вызывают возражения исследователей разве
только при уточнении датировок и атрибуции того или иного
знака23, то совершенно иначе дело обстоит со знаками, усвояе-
мыми князьям Χ-ΧΙ вв.
Начнем с того, что вся исходная часть генеалогии «знаков
Рюриковичей» строится исключительно на последовательных
допущениях. Вот как об этом пишет А.А.Молчанов: «Отнесение
печати с изображением княжеского знака в виде простого двузуб-
ца (табл. I, 2) Святославу Игоревичу (по Янину. — А.Н.) обуслав-
ливает возможность приписать ему же аналогичные знаки на кос-
тяной пластинке (табл. I, 4) (по М.И.Артамонову. — А.Н.) и
керамике (табл. I, 5) (по А.М.Щербак. — А.Н.) из Саркела, завое-
ванного Святославом в 965 г., гончарном клейме из курганного не-
крополя древнего Изяславля (табл. I, 6) (по БА.Рыбакову. — А.Н.)
и деревянном изделии из Новгорода (табл. I, 3) (по БА.Колчину. —
А.Н.). Идентичный знак на серебряной бляшке (табл. 1, 1) из погре-
бения первой половины X в. у деревни Лебедки Орловской обл., (по
С.С.Ширинскому. — А.Н.), как относящийся бесспорно ко време-
ни до начала княжения Святослава, следует, по-видимому, отнес-
ти его отцу Игорю Рюриковичу»14. Но так ли это? Знакомство с
рисунками, представленными на таблице, а, тем более, — с са-
мими предметами, на которых они нанесены, убеждает в том,
что на самом деле речь идет о разных знаках, в которых только
при усилии воображения можно обнаружить схожие черты.
21
Орешников Λ.Β. Денежные знаки домонгольской Руси..., тб. I, рис. 1;
тб. II, рис. 1.
22
МолчановΛ.Α. Об атрибуции..., с. 67, тб. I.
23
Молчанов А А. Подвески со знаками Рюриковичей и происхождение
древнерусской буллы. / / ВИД, VII, JI., 1976, с. 69-91; Ершевский Б.Д. Об ат-
рибуции новгородских печатей и пломб XII - начала XIII в. с изображени-
ем княжеских знаков. / / ВИД, X, Д., с. 43-52; Молчанов АА. О четырех нов-
городских посадничьих печатях XII в. / / ВИД, XII, Л., 1980, с. 213-219.
24
Молчанов А.А. Об атрибуции..., с. 67-68.
Здесь представлены изображения наконечника стрелы (I, 1),

«шпоры» (I, 2, 6), остроги (I, 3), неопределенного знака (I, 4),
«камертона» (I, 5), ничего общего не имеющие с собственно
«знаками рюриковичей», которые воспроизведены на древней-
ших русских монетах.
Что на самом деле эти рисунки изображают, нам неизвестно,
точно так же как и то, кому они принадлежат, поскольку, как я
покажу ниже, усвоение свинцовой буллы с «двузубцем» Свято-
славу Игоревичу совершенно недоказательно и недостоверно.
Следует при этом напомнить, что у нас до сих пор нет никаких
доказательств того, чтобы этими знаками отмечалась «княжес-
кая собственность», тем более в таком случайном начертании,
как можно видеть, например, на керамике из Саркела, где этот
знак оказывается одним из многих, и т.д. В еще большей степе-
ни такая атрибуция неприемлема для редких «знаков Рюрикови-
чей», обнаруживаемых на дирхемах из монетных кладов (Свято-
слава Игоревича и Владимира Святославича?), которые якобы
«после такой операции становились своего рода государственной
единицей и играли определенную роль в экономике и торговле Древ-
нерусского государства»25.
Другими словами, прежде чем тот или иной знак вводить в
систему, на нем же и основывающуюся, его требуется всесто-
ронне атрибутировать, т.е. с достоверностью установить, что он
означает, для чего применялся и кому принадлежал. При этом
полезно помнить, что в указанное время (т.е. в Χ-ΧΙ вв.) лично-
родовой знак чаще всего являлся «знаком присутствия» вла-
дельца, оказываемого им доверия, согласия, подтверждения, т.е.
не мог распространяться на продукты ремесленного производ-
ства, на оружие дружины и пр., на чем настаивают археологи.
Поскольку же мы до сих пор не располагаем никакими досто-
верными свидетельствами о лично-родовых знаках Игоря, кото-
рый в исторической реальности не был «Рюриковичем», а также
Святослава Игоревича и Ольги, все спекулятивные построения
на этот счет только затемняют и без того сложный вопрос.
В этом плане гораздо больше смысла и пользы отказаться от по-
строения схем, не подкрепленных убедительными фактами,
чтобы сосредоточить усилия на попытке выяснить хронологию,
принадлежность и семантику «знаков рюриковичей», представ-
ленных на древнейших русских монетах.
И здесь с неизбежностью встает вопрос о достоверности ис-
точников и соответствии предложенных реконструкций собы-
25
Булкин В.Α., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники
Древней Руси ΙΧ-ΧΙ веков. Л., 1978, с. 144.
тий 1015-1019 гг. имеющимся в нашем распоряжении археоло-

гическим свидетельствам.
Выше, анализируя тексты, содержащие сведения о событиях
последней четверти X и первой четверти XI вв., я показал абсо-
лютную недостоверность летописной Повести об убиении Бо-
риса и Глеба, перекликающейся со «Сказанием...», как по при-
чине позднего и тенденциозного происхождения последнего и
наличия внутренних противоречий в тексте, так и по сопостав-
лению с известиями современников событий, в первую очередь
известий хроники Титмара из Мерзебурга. Опираясь на его вер-
сию событий, можно утверждать, что, во-первых, Святополк
был безусловно сыном Владимира, имевшим примущественные
права на Киев (т.е. не считал и не мог считать себя сыном Яро-
полка, как это полагает В.Л.Янин, усваивая ему лично-родовой
знак, якобы берущий начало от Святослава Игоревича26); во-
вторых, Святополк занимал киевское княжение только немно-
гим более 10 месяцев в 1018 г., будучи возведен на престол Боле-
славом I, т.е. не имел времени для эмиссии двух (трех?)
различных типов своих монет (с именами «Святополк», «Пет-
ор» (?) и «Петрос»).
Однако столь безупречное заключение не выдерживает кри-
тики со стороны именно нумизматического материала. Наличие
перечеканок Святополка на «сребрениках Владимира» II типа
(184-2 и 194-227) говорит о тесной связи этих эмиссий, не позво-
ляющих думать о сколько-нибудь продолжительном временном
разрыве между ними, и, похоже, свидетельствует в пользу пред-
положения об одновременном выпуске серий монет с именами
«Петрос» и «Петор», отличающихся, как уже было сказано, от
монет Святополка дополнительными «огласовками» над общим
личным знаком. Другими словами, они наводят на мысль о сов-
местном чекане двух (или трех?) братьев, наследовавших власть
после смерти Владимира и еще не успевших поссориться.
Сейчас, после выхода в свет уже третьего тома материалов по
древнерусской сфрагистике, подготовленного ВЛ.Яниным и
П.Г.Гайдуковым, мне представляется возможным объяснить,
почему столь безусловный и прямо бросающийся в глаза факт
был проигнорирован не только историками, но и нумизматами,
которые выводы своих исследований пытались согласовывать с
легендами ПВЛ.
В основу своей схемы развития родового княжеского знака
ΧΙ-ΧΙΙ вв. А.В.Орешников положил «трезубец» больших сребре-
26
Янин В.Л. Актовые печати..., т.1, рис. 4, с. 40.
27
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие..., с. 183 и 186. Такие же
перечеканки наблюдаются и внутри чекана Владимира III типа на монетах
I (129-2) и II (128-1) типов (там же, с. 165-166).
ников Ярослава как простейший вариант «знака рюриковичей»,

предпослав в качестве исходного «двузубец» («камертон») на
вислой печати с практически нечитаемой надписью, ныне поте-
рянной, происходящей из раскопок 1912 г. Д.В.Михалева на тер-
ритории Десятинной церкви в Киеве, которую сам он полагал
печатью Владимира 1 28 . Создавая собственную схему,
В.Л.Янин, определив «знаки Изяславичей» (по А.В.Орешникову)
в качестве вариантов знака «Святополка-Петра Ярополковича
Окаянного», выделил его «двузубец» в качестве особой линии
развития, параллельной линии развития знаков Владимира I и
его сыновей, с общим для всех исходным знаком «двузубца»
(«камертона»), определенного Яниным в качестве личного зна-
ка « Святослава Игоревича»29, которому он усвоил и соответству-
ющую печать30. При нечитаемой легенде на печати такое опре-
деление ее владельца оказывается тем более произвольным, что
над вилкой указанного «двузубца» оказывается изображен като-
лический крест, никак не могущий быть объясненным на дейст-
вительной печати Святослава Игоревича, который, как извест-
но, являлся врагом христианства и ревностным язычником31.
Другой ошибкой исследователей монет и печатей этого пе-
риода явился недифференцированный подход ко всем изобра-
жениям, сколько-нибудь напоминающим «знаки Рюрикови-
чей». Это показывают публикации последних десятилетий, где
на равных основаниях сведены воедино как моделированные
изображения объемного характера, предполагающие за собой
определенную историю развития собственно «герба» (княжес-
кие знаки на древнерусских монетах, «двузубец» на костяном
кружке из раскопок Саркела, являющемся, скорее всего, игор-
ной фишкой и приписанном Святославу Игоревичу только на
том основании, что он «взял Белую Вежу»32, и пр.), так и графи-
ческие (линейные) рисунки, встречающиеся во множестве мо-
дификаций на камнях, штукатурке, плинфе, черепках, монетах,
металлических и пр. предметах Северного Причерноморья, от-
носящихся к самым разным эпохам33.
28
Орешников А.В. Классификация древнейших русских монет..., с. 92-
95, рис. 1; он же. Денежные знаки..., с. 35, тб. I, 1.
29
В.В.Мавродин полагал «двузубец» тамгой Мстислава Владимировича
(Мавродин В.В. Тмутаракань. / / ВИ, 1980, № 11, с. 179).
30
Янин B.JI. Актовые печати..., т. I, с. 39-40, рис. 3 и 4. Лучшее воспроиз-
ведение см.: Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962, рис. на стр. 430.
31
См. по этому поводу свидетельство Льва Диакона (Лев Диакон. Исто-
рия. М., 1988, с. 78).
32
Артамонов М.И. История хазар..., рис. на с. 430.
33
Драчук B.C. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975,
таблицы.
В действительности, как можно легко убедиться на основе

таблиц булл, представленных В Л .Яниным в его монографичес-
ком труде, среди оттисков печатей Χ-ΧΙΙ вв. единственным зна-
ком, отдаленно напоминающим «знак рюриковичей», оказыва-
ется плохо читаемый оттиск (в равной мере похожий на
схематическое изображение храма) с надписью «град» на оборот-
ной стороне, исполненный штемпелем на прямоугольном отрез-
ке сплющенной массивной свинцовой трубки, который автор
усваивает Изяславу Владимировичу, умершему в 1001 г. в Полоц-
ке, хотя сам артефакт обнаружен в слоях 1134-1161 гг. Новгоро-
да34. Более того, при всём остроумии определений, последующие
«княжеские печати архаичной традиции», как их рекомендует ав-
тор — «Изяслава Ярославича» (с процветшим «крином» или «яко-
рем», названным почему-то «княжеским знаком»35, с равноко-
нечным крестом, поименованным «четырехлепестковой
розеткой»36, и с многолепестковой розеткой, напоминающей ро-
зетку на монетах Родоса IV-II вв. до н.э.37) только потому, что
они несут имя «Димитрий»38, и «печатей Николая», усвояемых им
Святославу Ярославичу по причине изображения св. Николая на
лицевой стороне и лигатуры «СВЯ» - на оборотной, где оттисну-
та фигура в подряснике с процветшим лотарингским крестом в
одной руке и благословляющей другой39, — не имеют и не могут
иметь ничего общего с действительными княжескими буллами
XI в., представленными здесь же классическим типом со строч-
ными греческими надписями и изображениями христианских
патронов князей, тезоименных по крестильному имени.
Последнее тем более примечательно, что в том же третьем
томе «Актовых печатей...» опубликована булла, действительно
принадлежащая князю Святославу Ярославичу, на которой изо-
бражение св. Николая Мирликийского (надпись «агиос Нику-
ла») дополнено на реверсе изображением сидящего на престоле
Иисуса Христа (Спаса), патрона главного храма Чернигова40.
34
Янин В.Л. Актовые печати..., т. I; описание с. 166, № 2; илл. тб. 1, 2.
35
Там же, с. 35; описание с. 166, № 3; илл. тб. 1, рис. 3.
36
Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 4-5; илл. тб. 1, рис. 4-5.
37
Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 6-9; илл. тб. 1, рис. 6-9; т. III, опи-
сание с. 113, NqNq 7-2 и 9-2; илл. с. 259, рис. 7 и 9.
38
Там же, с. 35-36.
39
Там же, т. I, с. 34-35; описание с. 167-168, №№ 10-13; илл. с. 250,
рис. 10-13; т. III, описание с. 113-114, №№ 96, 12а, 13а, 136; илл. с. 259, №№
96,12а, 13а, 136. По характеру изображения эта печать должна принадлежать
какому-либо церковному иерарху, но никоим образом не может быть усвое-
на Святославу Ярославичу, никогда не выступавшему в качестве «святителя».
40
Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати..., т. III, описание с. 113, № 9а;
илл. с. 259, № 9а.
Другими словами, как совершенно справедливо писал в свое

время ВЛ.Янин, становление института русской буллы проис-
ходило на протяжении всей второй половины XI в. по образцу
булл византийских, причем решающую роль в формировании
этого института, как можно думать, оказали своим примером
греки-иерархи русской Церкви. Единственным известным пока
исключением из этого правила является найденная в 1994 г. в
слоях первой половины XI в. Троицкого раскопа печать Яросла-
ва-Георгия с «портретным» изображением князя на лицевой сто-
роне и св. Георгия, очень схожего с изображениями «больших
сребреников» Ярослава, - на другой41, таким образом, под-
тверждающая мнение В.Л.Янина о развитии русской княжеской
буллы по типу греческих.
Так получается, что критический пересмотр предложенной
А.В.Орешниковым схемы усвоения древнейших русских монет
князьям конца XI и начала XII вв., с одной стороны, находит
свое подтверждение в отсутствии места для подобных монетар-
но-сфрагистических типов в указанный период, а с другой —
ставит заново вопросы о принадлежности выделенных типов из-
вестных «златников» и «сребреников» определенным князьям и
о значении имеющихся на них лично-родовых знаков. Послед-
нее оказывается тем более необходимым, что резкая смена типа
монетного чекана уже на ранней стадии эмиссии (после выпус-
ка «златников» и «сребреников» Владимира I типа, несущих на
аверсе портретное изображение правителя, а на реверсе — по-
грудное изображение Иисуса Христа) предполагает достаточно
резкий разрыв монетного дела на Руси с византийской традицией
и переход к собственной символике, определившей замещение
изображения небесного патрона на обороте лично-родовым (?)
знаком князя. Как и почему это произошло, сейчас мы не знаем
и даже не можем строить сколько-нибудь правдоподобные
предположения. Однако подобную смену государственных ори-
ентиров, вероятно, имело бы смысл сопоставить с двумя ком-
плексами известий о «Владимире», нашедших свое отражение
на страницах ПВЛ, заставляющих, порою, думать, что речь идет
не об одном, а о двух князьях с одинаковым именем.
Я не собираюсь сейчас настаивать на этой версии, поскольку
речь идет пока только о двух различных комплексах текстов, одна-
ко если чекан «златников» Владимира, ориентированных по свое-
му выполнению, весу и качеству металла на византийский образец
(т.е. соответствие византийским солидам конца X — начала XI вв.42),
41
Янин B.JI.y Гайдуков П.Г. Актовые печати... т. III, с. 13-18, описание
с. 113 (2а), илл. с. 259, рис. 2 а.
42
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие..., с. 62.
хорошо согласуются с Владимиром «корсунской легенды», жена-

том на византийской принцессе, то «сребреники Владимира» всех
четырех типов показывают очень широкий диапазон монетного
сплава от высококачественного серебра (редкие экземпляры) до
практически чисто медных монет (большинство)43. Картина будет
иной, если сравнить «сребреники» Владимира I типа, аналогич-
ные по своему изобразительному ряду «златникам», и «сребрени-
ки» II-IV типов, на которых перенесенный с аверса, тщательно
моделированный и заменивший изображение Пантократора
«трезубец» впервые приобретает форму лично-родового гер-
ба/тамги. Сам по себе этот знак остается загадкой для непосвя-
щенного, и только помещение его в изобразительный ряд, откры-
вающийся «осмысленным» изображением «трезубца Ярослава»
на его «малых сребрениках», предстающим уже в качестве падаю-
щего вниз сокола-ререга с глазами и клювом44, позволяет предста-
вить наиболее вероятное объяснение происхождению «знака рю-
риковичей» в качестве модифицированного и стилизованного
«знака ререговичей», т.е. священного символа вендов/ободритов.
Косвенным подтверждением возможности такой интерпрета-
ции оказывается и география находок «малых сребреников» Яро-
слава, неизвестных в Новгороде на Волхове и целиком лежащих
на берегах Балтийского моря (под Ивангородом, близ Дерпта, на
о-ве Сааремаа), на Готланде (Висбю, Гретлингбо), в Польше (по-
вят Новогард в Поморье, Равич под Познанью), в Норвегии (Ром-
сдале) и в Швеции (Гротреск, Унна Сайве), где обнаружены литые
копии «больших сребреников», как, впрочем, и в Саксонии (Галь-
берштадт)45.
Другими словами, если расположить известные нам по моне-
там и некоторым другим находкам «знаки рюриковичей», поста-
вив в начале знак «малого сребреника» Ярослава, затем — боль-
шого, за которым будет следовать «трезубец» Владимира на его
«сребрениках» II-IV типов, чтобы завершить указанный ряд зна-
ками Святополка-Петроса (не обращая внимания на имеющиеся
там дополнительные значки), то с формальной стороны такой
ряд можно истолковать в качестве эволюционной схемы после-
довательно трансформируемого изображения «вендского соко-
ла» в некую геральдическую эмблему, способную украсить воин-
ский щит, оружие, монеты и прочие личные и государственные
регалии.
Однако насколько правомочно такое допущение, когда нам
остается неизвестна хронология чекана указанных типов монет,
43
Там же, см. каталог.
44
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие..., рис. на с. 199-201.
45
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие..., с. 99, рис. 27 и пр.
их распространение подчеркивает обособленность чекана Яро-

слава от чекана остальных выпусков46, а модификация изобра-
жения (ограниченного хронологическими рамками конца X и
начала XI в.) уже на монете Святополка снимает всякую воз-
можность его первоначального осмысления, даже если догадка
и справедлива? И всё же такая попытка формального подхода
мне представляется небесполезной, поскольку она, во-первых,
убеждает в необходимости выделения объемных (т.е. действи-
тельных) «знаков рюриковичей» из всей массы схожих изобра-
жений, в первую очередь, тамгообразных, существующих па-
раллельно и получающих свое распространение в княжеской
среде уже в безмонетный период47, и, во-вторых, заставляет
внимательнее приглядеться к Ярославу с его «варягами» и мо-
нетным чеканом, вызвавшим (?) немедленную реплику с «опо-
знанием» в «трезубце» — «вендского сокола». Однако копирова-
ние в качестве украшений не малого, а именно «большого
сребреника» Ярослава, равно как и недавняя находка при рас-
копках в Новгороде свинцовой буллы Ярослава, оборотная сто-
рона которой в известной степени отвечает реверсу «большого
сребреника», как и весовые соотношения того и другого типа,
свидетельствует, в первую очередь, о внешнеполитическом зна-
чении данной денежной эмиссии, как, впрочем, и всего выпус-
ка древнейшего русского чекана.
Всё это я говорю к тому, что, поскольку до сих пор неизвест-
но, когда именно Владимир I начал чеканку своей монеты, мож-
но полагать, что она была предпринята одновременно с другими
реформами (церковной, судебной и пр.) еще при жизни «цари-
цы Анны», держащей Русь в орбите внешней политики визан-
тийского Двора и Церкви. Этим объясняется как приурочение
«златников» к солидам, так и подражание в оформлении им
«сребреников» I типа. Поэтому резкое прекращение золотого
чекана и столь же резкое изменение в оформлении «сребрени-
ков», выступающих в качестве независимой от Византии моне-
ты, естественно связать со смертью Анны, охлаждением отно-
шений с Константинополем и резкой переориентацией
Владимира I на контакты с Европой, результатом чего явилась, с
одной стороны, женитьба Святополка, ставшего, похоже, со-
правителем Владимира, на дочери Болеслава I в 1012 г.48, а вско-
ре и собственная женитьба Владимира на внучке Оттона I, доче-
46
Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие...: карты распространения
находок монетных типов на с. 61, 73, 88, 99 и общий перечень на с. 55-58.
47
Молчанов АЛ. Об атрибуции..., с. 66-83 и др. (дрогичинские пломбы).
48
Лециевич Л. Летописные поморяне. / / Древности славян и Руси. М.,
1988, с. 135; Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в Х-XI вв. М.,
1964, с. 217.
ри графа Куно фон Эннинген, как об этом пишут вслед за

НА.Баумгартеном В.Т.Пашуто и В.Д.КОРОЛЮК49.
Естественно, это не более чем предположение, однако оно
находит косвенное подтверждение в сообщении Титмара из
Мерзебурга о наличии у Владимира только трех сыновей, из ко-
торых de facto ему наследовали лишь двое, поскольку третий,
Святополк, содержался в заточении, а после смерти Владимира
сразу же бежал к Болеславу50. Однако наличие эмиссии трех ти-
пов «сребреников Святополка» (при перечеканке монет Влади-
мира) позволяет думать, что усобицы начались не сразу, какое-
то время братья поддерживали мир, и именно в это время могли
быть чеканены монеты с именем «Петрос» и «Петор», принадле-
жащие Мстиславу51, тем более, что все без исключения находки
монет Святополка и этих двух типов сосредоточены на левобе-
режье Днепра в трех пунктах (клад у с. Денисы, Переяславского
уезда, вместе с 7 сребрениками Владимира II-IV типов; Нежин-
ский клад 1852 г., состоящий в основном из сребреников Влади-
мира II-IV типов; курганы у с. Митьковка Климовского р-на, в
которых было найдено также 8 сребреников Владимира I и II ти-
пов и 4 сребреника Святополка, в том числе и с именем «Пет-
рос»52). Другими словами, нумизматические и сфрагистические
материалы убеждают, что мы ровным счетом ничего не знаем не
только о том, что происходило в первой четверти XI в. в Киеве и
на территории Среднего Поднепровья, но и кто был участником
этих событий, имея дело исключительно с текстами, а не с ре-
альными лицами.
Таким образом, загадок, связанных со смертью Владимира и
судьбой Святополка, оказывается много больше, чем мы дума-
ем. В любом случае, наличие русских монет древнейшего чекана
с именем Святополка, являющихся продолжением монетного
дела Владимира I, ставит вопрос о его наследниках, о точности
сообщений Титмара относительно судьбы Святополка и о том,
что же происходило на Руси в 1015-1018 гг. Поэтому, даже если
допустить, что В.Л.Янин прав в своей догадке о крестильном
49
Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 122; Коро-
люк В.Д. Западные славяне..., с. 227.
50
Thietmari chronicon, VII, 72 и 73 (Назаренко А.В. Немецкие латино-
язычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140-141).
51
О том, что христианское имя Мстислава Владимировича было «Кон-
стантин» сообщает только так называемый Любецкий синодик (Зотов Р. В.
О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском кня-
жестве в татарское время. СПб., 1892, с. 32).
52
Равдина Ύ.Β. Погребения X-XI вв. с монетами на территории Древней
Руси. Каталог. М., 1988, с. 85.
имени Святополка — «Петр», это ничего не меняет в данной си-

туации, объясняющей смену чекана, но по-прежнему требую-
щей объяснения содержания и происхождения «знаков Рюри-
ковичей» в геральдике первых русских князей, вызвавших
немедленную «реплику» в виде «малых сребреников» Ярослава с
превращением «трезубца» - в «ререга». И это при том, что, как
известно, «первый Рюрик» среди потомков Владимира I появ-
ляется только в середине XI в., т.е. много позднее, чем монеты с
«его» знаком.
Остается еще отметить, что в то же самое время (первая треть
XI в.), когда в Киеве и Новгороде на Волхове (?) делаются пер-
вые опыты чеканки монет, на берегах Керченского пролива, т.е.
на территории «внутренней Росии» Константина Порфироге-
нита, наблюдается чеканка медных миллиарисиев, подражаю-
щих монетам Василия II (976 — 1025) и Константина VIII
(1025 — 1028)53, - факт, до сих пор не поставленный в связь с
древнейшим чеканом Владимира I и находкой его монет на бе-
регах Азовского моря.
53
Кропоткин В.В. Византийские монеты из Таматархи-Тмутаракани. / /
Керамика и стекло древней Тмутаракани. М., 1963, с. 175-185.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ
Аксиоматичное представление о «руси», как обитателях

Среднего Поднепровья с центром в Киеве, развернутое в ПВЛ,
за последнее столетие было поколеблено обнаружением этой же
лексемы в разных точках Центральной и Восточной Европы, за-
фиксированной документами и нарративными текстами X-
XI вв. Нельзя сказать, что это оказалось совершенной новостью.
О «руси» в Северной Германии, Фризии, в Подунавье, Тран-
сильвании и Закарпатье, на берегах Черного и Азовского морей,
на Днепре и на Каспии в ΙΧ-ΧΙ вв. было известно еще в про-
шлом столетии, когда обсуждался пресловутый «варяжский во-
прос». И хотя все необходимые компоненты решения загадки
«руси», полученные в результате сбора и анализа самого разно-
образного исторического, лингвистического и археологическо-
го материала уже были в руках исследователей, признать «русь»
интерэтническим суперстратом, схожим с социумом викингов
Северной Европы, они еще не могли. Между тем, именно таким
социумом1, имеющим в основе своей совокупность пестрых по
этническому составу дружин, во главе которых стоят «архонты»,
над которыми возвышается «великий князь» или «каган», пред-
стает «русь» в знаменитом фрагменте Вертинских анналов 839 г.
и в 9-й главе De administrando imperio Константина Порфироге-
нита, судя по упоминанию в ней Святослава Игоревича, напи-
санной не ранее конца 40-х гг. X в. Отсюда, и только отсюда берет
начало определение "русский", как объект, принадлежащий «ру-
си» и от нее получающий свое бытие - раб, союзник, флот, земля
и т.д., которое с течением времени приобретает самостоятельное
значение в качестве обобщающего суперэтнонима, одновремен-
но вытесняющего из сферы обращения лексему "русин", перво-
1
В смысле социума лексема "русь" используется в договорах с греками:
«да имуть и въ Русь», «да възвратит именье в Русь» [Ип., 27]; «пойду в Русь...
а Руская земля далече есть» [Ип., 59].
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ 313
начально определявшую только представителя «руси». Послед-

нее обстоятельство необходимо всегда учитывать в историчес-
ких исследованиях, не позволяя произвольной замены лексемы
"рос/русь" лексемой "русский". К чему это приводит, я покажу
ниже на примере анализа новеллы 6551/1043 г.
Сам факт существования подобного интерэтнического и, в
то же время, суперстратного по отношению к местным племе-
нам социума росов, живущего за счет поборов (дань, полюдье,
набеги, грабежи) и торговли, в первую очередь, рабами, как это
согласно показывают восточные источники 2 и Константин
Порфирогенит3, объясняет недоумение по поводу многочислен-
ности Росий/Русий и, в свою очередь, ставит перед исследовате-
лем проблему дифференцированного подхода к сведениям о
разных группах росов/русов, которые содержатся в письменных
источниках. При этом главным препятствием оказывается не
разнообразие источников, а многовековой стереотип иденти-
фикации руси/Руси исключительно с районом Среднего Подне-
провья, наиболее последовательно проведенный авторами и ре-
дакторами ПВЛ, адаптировавших в ее состав тексты самого
разного происхождения, в первую очередь, договоры с греками.
Не потому ли единственными попытками поставить на обсуж-
дение загадку топологии многоликой руси/Руси остаются рабо-
ты А. Г. Кузьмина, наметившего контуры этой актуальной науч-
ной проблемы4.
Как известно, древнейшим памятником, отмечающим появ-
ление на исторической сцене Юго-восточной Европы росов/ру-
сов, остаются упомянутые Вертинские анналы, где под 839 г. за-
фиксировано прибытие в Ингельгейм на Рейне к Людовику I
Благочестивому в составе посольства византийского императо-
ра Феофила людей, называвших себя представителями «народа
Rhos». Их путь в Константинополь проходил «среди варваров,
2
Сводку восточных текстов о «русах», их нравах и образе жизни см: Но-
восельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв.
/ / Древнерусское государство и его международное значение. ML, 1965, с.
355-419; Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. II.
М., 1967, с. 77-107.
3
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989.
с. 48/49.
с. 28-55; он же. Об этнической природе варягов. (К постановке проблемы.)
/ / ВИ, 1974, с. 54-83; он же. Западные традиции в русском христианстве. / /
Введение христианства на Руси. М., 1987, с. 21-54; и др.
5
весьма бесчеловечных племен» , поэтому Феофил просил Людо-
вика дать им возможность вернуться назад более безопасным
путем. Последний установил, что эти люди «принадлежат народу
шведскому», т.е. являются норманнами, а потому заподозрил в
них лазутчиков и задержал их до выяснения обстоятельств. Из
такого лапидарного сообщения, что «росами» назвали себя нор-
манны, которым надо было вернуться в Северное Причерномо-
рье через Центральную Европу, делался вывод, что норманнами
были собственно росы/русы, и пр. Между тем, содержащаяся в
этой записи информация совсем иная и гораздо более интерес-
ная.
Из отношения Феофила к «росам» можно заключить, что до
их появления в Константинополе, т.е. до 839 г., византийцы ни-
чего об этим народе не знали, во всяком случае, не знали ничего
настораживающего или порочащего. Это было первое с ними
знакомство, обернувшееся через несколько лет сокрушитель-
ным набегом росов с моря на Пропонтиду, Амастриду и Пафла-
гонию 6 , положившим начало серии таких опустошительных
вторжений. Другими словами, сообщение Вертинских анналов
фиксирует первое появление росов/русов на границах Визан-
тийской империи, однако не водным путем, а по суше, в про-
тивном случае их представителям не было нужды присоеди-
няться к посольству Феофила в Ингельгейм. Поскольку
возможность появления росов в Константинополе со стороны
Кавказа исключается, остается полагать, что они двигались из
Поднепровья вдоль юго-восточных склонов Карпат через земли
кочевников, занимавших южнорусские, молдавские и приду-
найские степи, которых они хотели миновать на обратном пути.
Таким образом, анализ записи Вертинских анналов указывает
нам примерную дату возникновения нового социума под име-
нем рос/русь, вероятнее всего, в Северном Причерноморье, от-
куда его послы могли достигнуть по суше Константинополя.
Что представлял собой этот социум? Вертинские анналы да-
ют лишь две его приметы: наличие в нем «свеонов» и «царя по
имени Chacanus». «Житие Георгия Амастридского» рисует росов
толпой «варваров», «язычников», возглавляемых «князем»7, тогда
как упоминание присущего им «древнего таврического избиения
5
Цит. по: Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. Л.,
1936,с.23
6
Васильевский В.Г. Труды, т. 3. Пг., 1915, с. 64-65 и др.
7
Васильевский В.Г. Труды, т. 3., с. 67.
8
иностранцев, до сих пор у них процветающего» , указывает на их
укоренение уже в Крыму. И хотя Б.АДорн, ссылаясь на АЛ.Ку-
ника, полагал, что «росы, упоминаемые в житии Георгия Амаст-
ридского, относятся не к первой половине 9-го столетия <... > а ко
времени после Владимира»9, данные «Жития Георгия Амастрид-
ского» хорошо согласуются со Второй беседой патриарха кон-
стантинопольского Фотия, описывающего морской набег на
Константинополь в 860 г. «народа рос»10, по словам автора, впер-
вые «получившего известность со времени похода против нас» (т.е.
описанного в «Житии Георгия Амастридского»), причем Фотий
напомнил о варварских кораблях, которые «проходили перед го-
родом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угро-
жая городу смертию от меча»11.
Такое сопоставление текстов позволяет считать, что к 960 г.
«русь», первоначально ограниченная Средним Поднепровьем,
освоила северные берега Черного моря и успела закрепиться в
ряде пунктов Таврического полуострова.
Следующим по времени и первоочередным по важности до-
кументом оказывается договор «руси» с греками 6420/912 г., где
лексема "русь" использована 1) в качестве этнонима (противо-
поставление «християн» и «руси», «от руси или от грекъ»), 2) как
обозначение социума («обрящються тамо иже от нас, руси», «мы,
русь»), 3) в качестве топонима, когда «земля грецькы» противо-
поставляется «руской земле» («отъ коея убо страны пришедшимъ в
Русь», «аще злодей възвратится в Русь»), хотя указанные приме-
ры позволяют истолковывать их одновременно как указание на
территорию и социум, поскольку в преамбуле отмечено, что на-
званные в качестве послов лица выступают не от земли/государ-
ства, а «от рода рускаго... от великаго князя рускаго..., отъ всехъ...
светълых бояръ..., похотеньемъ наших князь... и отъ всехъ... су-
щих руси» [Ип., 23-24]. Тем самым социум «руси», вступающий в
договорные обязательства на паритетных правах с «царями
грецькими», представлен уже более сложной иерархической «пи-
рамидой», чью вершину занимает «великий князь рускый», «под
рукой» которого находятся как «светлые бояре», так и другие
«князья» и «вся русь».
8
Здесь возникает прямая параллель с «Артой/Арсой/Артанией» восточ-
ных источников, как «третьей областью русов», куда не допускают ни одно-
го чужеземца.
Дорн Б. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. / / Приложе-
ние к XXVI тому ЗИАН. СПб., 1875, с. 632.
10
Идентифицируемый в ПВЛ с походом Аскольда и Дира под 866 г.
11
Памятники истории..., с. 28.
Сомнение в адекватности имеющегося текста оригиналу мо-

жет вызвать титул «великий князь», поскольку князей росов
константинопольская канцелярия именует просто «архонтами»,
однако так мог быть переведен в XII в. 12 титул «каган/хакан»,
известный по Вертинским анналам, надписи на стене Софий-
ского собора в Киеве13, тексту «Слова о законе и благодати» ми-
трополита Илариона (в применении к Владимиру Святославичу
и Ярославу Владимировичу14), а также по «Исповеданию веры»
того же Илариона, подписанному им при поставлении на кафе-
дру в 1051 г.15, и по восточным источникам о русах, в которых
упоминается их правитель «хакан-рус»16, отражая тем самым ре-
альность именно Χ-ΧΙ вв. Сложнее обстоит дело с «боярами», не
находящими соответствия в качестве представителей земельной
аристократии в той дружинной среде, какой предстает социум
росов/русов на страницах ПВЛ и в сочинении Константина
Порфирогенита, остающегося, при всей спорности его переда-
чи топонимов и этнонимов17, для наших целей крайне важным
историческим источником.
12
Относительно времени, места и лица, переводившего текст договора
Олега существуют разные точки зрения (Обнорский С. П. Язык договоров
русских с греками. / / Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку.
М., 1960, с. 99-120), однако в любом случае их тексты были подвергнуты ре-
дакторской правке не ранее первой половины XII в., когда из них были изъ-
яты статьи, составившие «договор 907 г.», исправлена терминология и вне-
сен (в «договор 907 г.») перечень важнейших городов Руской земли того
времени. Возможно, тогда же в тексте появились «бояре», а Олег получил
титул «великого князя».
13
Высоцкий СЛ. Древнерусские надписи Софии Киевской. XI-XIV вв.
Киев, 1966, с. 49 (№ 13).
14
с. 78,91,92, 99.
15
« Азъ, милостию человеколюбивааго Бога, мнихъ и прозвитерь Ила-
рионъ, изволениемъ его, от богочестивыхъ епископ священъ быхъ и насто-
лованъ въ велицемъ и богохранимемъ граде Кыеве, яко быти ми въ немъ
митрополиту, пастуху же и учителю; быша же си въ лето 6559, владычеству-
ющу благоверному кагану Ярославу, сыну Владимирю; аминь» [Горский
А.В.] Памятники духовной литературы времен великаго князя Ярослава I.
М., 1844, с. 54.
16
Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений..., т. II. М., 1967, с. 78-81.
17
[Селищев A.M.] Рецензия: «Известия Отделения русского языка и сло-
весности при Академии Наук», т. XXIII, кн. 1, Пг., 1919. //Селищев A.M. Из-
бранные труды. М., 1968, с. 169.
В уже упоминавшейся главе «О росах, отправляющихся с мо-

ноксилами из Росии в Константинополь» Константин Порфиро-
генит приводит названия городов «внешней Росии», в которых
современные историки видят названия Новгорода на Волхове
(Немогардас), Смоленска (Милиниски), Любеча (Телиуцы), Чер-
нигова (Чернигога), Вышгорода (Вусеград) и Киева на Днепре,
представленного двумя вариантами — «Киоава, называемый
Самватас», и просто «Киова», помещая «русь» на Днепре. «Когда
наступает ноябрь месяц, тотчас их архонты (т.е. князья.- А.Н.) вы-
ходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что
именуется «кружением», а именно — в Славинии вервианов, другу-
витов, кривечей, севериев и прочих славян, которые являются пак-
тиотами (данниками) росов. Кормясь там в течение всей зимы, они
снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвра-
щаются в Киав»18.
О «полюдье» — объезде земель с целью сбора дани, выполне-
ния судебных функций и пр., — типичном способе функциони-
рования и жизнеобеспечения королевских дворов средневеко-
вой Европы, написано много, однако мало кто обратил
внимание, что речь здесь идет не об «архонте», как обычно счи-
тают, а об «архонтах», заставляя полагать, как то показывает
текст договора 6420/912 г., что социум росов, будучи интерэтни-
ческим образованием, не обладал еще династической моност-
руктурой. Поэтому социум росов можно представить в качестве
некой совокупности дружин, каждую из которых возглавлял
свой «светлый князь», ведавший сбором дани на определенной
территории, но пока еще никакими кровными узами с этой тер-
риторией не связанный, тогда как верховная власть и предста-
вительство в решениях вопросов войны и мира, касавшихся все-
го социума (и, соответственно, зависимых от него «Славиний»)
принадлежали выборному «хакану», который в договоре
6420/912 г. именовал себя «наша светлость».
Последнее обстоятельство, на мой взгляд, заслуживает осо-
бого внимания исследователей, т.к., насколько мне известно,
подобный титул не отмечен нигде на Руси до начала XVIII в. и,
наоборот, оказывается характерным для средневековой Европы
той эпохи. При этом лексема "светлый князь" договора 6420/912 г.,
находит полное соответствие в рассказе о славянах Ибн-Русте —
Гардизи, восходящем к IX в., где сообщается, что «глава (сла-
вян) коронуется... и зовется у них свиет-малик» (т.е. «свет-
18
Константин Багрянородный. Об управлении..., с. 51.
князь»)19. Переводчики и комментаторы этого места пытались

прочитать в билингве «свет-малик» имя князя Святополка мо-
равского или просто славянское имя «Свят»20, однако на самом
деле здесь представлена титулатура. Последнее позволяет видеть
в субъекте договора 6420/912 г. не автохтонного «князя росов», а
выходца из среды западноевропейской аристократии, чье про-
исхождение не подвергалось сомнению ни окружавшей его «ру-
сью», ни канцелярией константинопольского двора.
Что же до обращения «такоже и вы, грецы, да храните таку же
любовь къ княземъ же светлымъ нашимъ рускымъ и къ всемъ, иже
суть подъ рукою светлаго князя нашего» [Ип., 24], то здесь, на мой
взгляд, речь идет не столько о князьях (о них договор более не
вспоминает), сколько о пролонгированное™ «завета любви» во
времени, так как единственным его субъектом является Олег,
именующий себя «наша светлость» и представляющий всех, на-
ходящихся «под его рукою», т.е. «русь», в противном случае воз-
никает иерархическая неопределенность множественности
субъектов, не берущих на себя ответственность за соблюдение
принимаемых условий. Такому пониманию не противоречит и
текст договора 6453/945 г., не знающий, кроме Игоря, других
князей, поскольку чтение Ипатьевского списка «и отъ всея кня-
жья» [Ип., 36] корректируется списком Хлебниковским, сохра-
нившим правильное чтение «от всего княжения».
В такой иерархии социальной структуры «внешней Русии»
«светлые бояре» договора 6420/912 г., могут быть только пред-
ставителями славянской земельной знати, интересы которых
(как, впрочем, и жителей «Славиний») никак не отражает текст
договора, посвященный исключительно интересам «руси», ко-
торая предстает здесь совокупностью свободных людей, облада-
ющих правом поступать на службу к «царю греческому», вести
торговлю, владеть «челядью» и т.п. Война, торговля, наемниче-
ство, мореплавание — вот круг интересов русов, для которых их
«светлый князь» является только предводителем, но не облада-
телем. Именно по этой причине посланцы «рода рускаго» — Кар-
лы21, Инегельдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руальдъ,
19
Новосельцев Л.П. Восточные источники о восточных славянах...,
с. 388.
20
Заходер Б.Н. Каспийский свод..., т. II, с. 134-136.
21
Любопытное примечание, оставшееся незамеченным последующими
историками и публикаторами, делает к этой лексеме К.Я.Эрбен, напомнив-
ший, что в шведском языке слово "карл" означает вообще 'мужа'; посколь-
ку же в обеих случаях эта лексема стоит в начале перечня имен, не имеющих
определения как «послы» или «гости» («посла к нима в городъ Карла, Фар-
Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидульфостъ и Сте-

мир, выступающие в большинстве своем под германоязычными
именами, не отмечены никакими признаками социальной ие-
рархичности, кроме того, что именно они оказались избраны
князем в качестве доверенных лиц для ведения переговоров.
Подобная реконструкция социума русов, выступающих «на-
ходниками», паразитирующими на славянских племенах и еще
не начавших сращиваться с туземной аристократией, позволяет
по-новому взглянуть не только на договор 6420/912 г., но и на
Правду Рускую, поскольку в основе того и другого документа
лежат статьи Закона Рускаго, как это показал М.Б.Свердлов22.
Действительно, при внимательном изучении текста возникает
впечатление, что одной из первоочередных задач «руси» на пе-
реговорах в Константинополе было добиться признания леги-
тимности положений «Закона Руского» при возникающих кон-
фликтах и тем самым признания данного социума в качестве
полноценного субъекта международного права. Судя по всему,
положения этого закона, имеющего много общего с другими
варварскими «правдами», изначально были предназначены для
регламентации отношений между «русью» («русином») и «слове-
нином», т.е. коренным населением той территории, которую
«русь» контролировала изначально. Именно из-за этого, по-ви-
димому, мы не всегда можем понять содержание того или иного
термина, как, например, "огнищанин", уцелевшего при после-
дующих изменениях текста, однако не отвечающего той истори-
ческой реальности, в которой он сохранился.
Выяснив, насколько это возможно, вероятную структуру об-
щества «руси», обусловившего использование данной лексемы
одновременно для определения социума и топоса, где этот со-
циум находится, следует посмотреть, насколько отраженные в
договоре 6420/912 г. факты позволяют идентифицировать «русь»
Олега с Киевом и Среднем Поднепровьем.
Примечательной чертой договора Олега является тот факт,
что, начиная изложение обязательств обеих сторон с необходи-
мости скорейшего примирения в случае конфликта («по первому
слову да умиримся с вами, грекы»), он ничего не говорит о воз-
лофа» и пр.; «мы от рода рускаго Карлы, Инегельдъ» и пр. [Ип., 23]) естест-
венно думать, что они рекомендуют себя в качестве «мужей», т.е. доверен-
ных лиц, тем более, что перед текстом договора указано, что «посла Олегь
мужи свои» (Эрбен К.Я. Объяснение и исправление некоторых темных и ис-
порченных мест древнейшей русской летописи. / / Сб. статей ОРЯС, т. VII,
№ 5 . СПб., 1870, с. 6).
22
Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988.
можности каких-либо пограничных конфликтов. Точно также

договор ничего не говорит о наличии у «руси» морского берега,
хотя предусматривает, что греческое и русское судно одинаково
может быть «вывержено... ветромъ великомъ на землю чюжу»
[Ип., 26]. Из этого можно заключить, что греки не ограничива-
ли права «руси» пользоваться всей акваторией Черного моря, в
том числе и его берегами. И хотя позднее в ряде случаев лексемы
"русь" и "грецы" оказались заменены синтагмами «земля руская»
и «земля грецькая» (вариант: «земля крестьяньска»), изначаль-
ное положение договаривающихся сторон как этнокультурных
социумов, а не территориальных субъектов права, препятствует
определению топоса «руси», хотя и заставляет искать эту «русь»
скорее на дунайских, чем на днепровских берегах. Другими сло-
вами, здесь «русь» предстает обществом, еще не связанным с оп-
ределенной территорией, подобно тому, как в современных до-
говору государствах Западной Европы «столица» оказывается
там, где в данный момент находится двор правителя.
В этом плане известным коррективом к договору 6420/912 г.
служит договор Игоря, заключенный «русью» в 6453/945 г. после
ее сокрушительного поражения в набеге на византийскую сто-
лицу и окрестности, когда, по словам Иоанна Цимисхия, Игорь
вернулся «к Киммерийскому Боспору <...> едва лишь с десятком
лодок, сам став вестником своей беды»23.
Между заключением первого и второго договоров прошло
всего тридцать лет, однако социум русов здесь представлен со-
вершенно иным. Вместо князя, опирающегося исключительно
на свою дружину, избранные лица которой и выступают в пере-
говорах, в преамбуле договора 6453/945 г. перечислено обшир-
ное посольство, состоящее из купцов и собственно послов,
представляющих интересы обширного семейного клана «вели-
кого князя рускаго», состоящего из сына, жены, двух племянни-
ков, а также братьев (князя и/или его жены) и их жен, о которых
нам ничего неизвестно. Замечательно, что наряду с германо-
язычными именами (или считаемыми за таковыми) в этом пе-
речне большое место занимают имена славянские, свидетельст-
вуя о быстрой ассимиляции интерэтнического суперстрата
социума его славянским субстратом.
На какой территории протекали эти процессы? Договор
6453/945 г., дошедший до нас в менее поврежденном виде, чем
договор 6420/912 г., сохранил статью об условиях обитания при-
23
Лев Диакон. История, VI, 10. М., 1988, с. 57.
ходящей «руси» «у святого Мамы» с упоминанием Киева, Черни-

гова и Переяславля («и тогда възмуть месячьное свое и поели
слебное свое, а гостье месячное свое, первое отъ града Киева, и па-
кы ис Чернигова и ис Переяславля и прочии городи» [Ип., 37]),
что, безусловно, следует считать поздней интерполяцией, выда-
ющей себя повтором («а гостье месячное свое») и безусловным
анахронизмом, указывающим на XII в., когда эти города стали
действительно административными, культурными и церковны-
ми центрами Поднепровья. Однако в отличие от договора Оле-
га, договор Игоря изначально содержал статьи, впервые позво-
ляющие представить контуры возглавляемой им Руси.
Таковы условия «о Корсуньстей стране», об устье Днепров-
ском и о «черных болгарах». Все они свидетельствуют не о рас-
ширении прав «князя рускаго», как иногда пытаются предста-
вить наши историки, а, наоборот, о его ограничении и большей,
чем прежде, зависимости от Константинополя. Последнее от-
четливо проступает в запрете вести военные действия против
какого-либо города, принадлежащего «Корсунской стране», и
подчеркивается обязанность «князя руского» защищать от «чер-
ных болгар» «страну Корсуньскую», т.е. владения византийско-
го Херсона в Крыму, причем в случае необходимости Констан-
тинополь обещает поставить ему «воев», сколько будет нужно.
Иллюстрацией к данному пункту договора может служить сооб-
щение Георгия Кедрина, которое приводит в работе о Тмуторо-
кане В.В.Мавродин, согласно чему в 1016 г. император Васи-
лий II «послал в Хазарию флот под началом воеводы Монга, сына
Андроника, который при помощи Сфенга, брата Владимира, того
самого, супругой которого была сестра сего императора, покорил
эту страну, пленив в первом сражении хазарского царя Георгия Цу-
ло»24. Поскольку из надписи на сохранившейся печати Георгия
Цуло явствует, что последний был «царским протоспафарием и
стратигом Херсона», речь идет о совместных действиях визан-
тийцев и росов в подавлении восстания этого стратига, а также о
том, что в Χ-ΧΙ вв. в Константинополе «Хазарией» называли уже
только собственно Таврию, населенную иудействующими хаза-
рами (караимами), печенегами и отчасти христианизированны-
ми болгарами, к числу которых, судя по имени, принадлежал и
Георгий Цуло25.
Одновременно «руси» запрещается оставаться на зиму в ус-
тье Днепра, на Белобережье и на острове св. Эферия (остров
Змеиный?), «но егда придеть осень, да идуть в домы своя, в Русь».
24
Мавродин В.В. Тмутаракань. / / ВИ, 1980, № 11, с. 178.
25
Артамонов М.И. История хазар. JI., 1962, с. 436-437.
Этими словами договор очерчивает территорию на северо-за-

падном побережье Черного моря, судя по всему, до поражения
Игоря бесконтрольно использовавшуюся росами, находивши-
мися здесь не только в летний сезон набегов, но остававшихся
тут и на зимовку. Именно этот пункт объясняет, почему, будучи
разбит под Доростолом и вынужденный дать подписку о лой-
яльности Константинополю, Святослав летом 971 г. не спешил
уходить из прилегающего к Дунаю региона и обосновался как
раз в Белобережье, где его и настигли печенеги.
Таким образом, в договоре Игоря речь идет о «таврической
руси», «внутренней» по отношению к акватории Черного моря,
поскольку для выполнения обязательств по охране Херсона от
«черных болгар» «князь руский» должен был находиться не в
Киеве, а здесь же, в Крыму, прикрывая византийские владения с
севера, от Перекопа, Сивашей и Арабатской стрелки. Такое ис-
толкование статей договора 6453/945 г. подтверждается выше-
приведенными словами Иоанна Цимисхия об Игоре и тем фак-
том, что там же, на Боспоре Киммерийском, Святослава, прямо
именуемого «катархонтом тавров», находит патрикий Калокир,
отправленный императором Никифором «к тавроскифам, кото-
рых в просторечии обычно называют росами»26.
Вопрос о Таврической Руси, отличной от Днепровской (Ки-
евской) и Таманской, в свое время был всесторонне рассмотрен
ДЛ.Талисом на основе исторических материалов и его собст-
венных многолетних исследований в Крыму27. Он привел сведе-
ния каталонских и итальянских портоланов XIII-XVI вв.,
указывающих на южном берегу северо-западного Крыма (Тар-
ханкут) топонимы Rossofar (Rosofar, Roxofar), Rossoca, а север-
нее, на Тендерской косе («Ахилов дром» античных авторов) -
Rossa. К этому перечню следует прибавить расположенный на
Тарханкуте же Varangolimen (Narangolimen)28 (нынешний пос.
Черноморское, Kalos limen античных авторов), а на Азовском
море — Rosso и Casale dei Rossi29. Однако попытка увязать эти
данные с археологическим материалом средневековых городов
и поселений Крыма привела автора к неутешительным выво-
дам, которые он сформулировал следующим образом:
«Итак, в соответствии с греческими и арабскими письменными
источниками и данными топонимики можно утверждать, что не
26
Лев Диакон. История, V, 1; с. 44; IV, 6; с. 36.
27
ТалисДЛ. Росы в Крыму. / / СА, 1974, № 3, с. 87-99.
28
Вяземский П.П. Замечания на «Слово о полку Игореве». СПб., 1875,
с. XLVI; Каталанская карта - вклейка на с. 224.
29
ТалисД.Л. Росы в Крыму..., с. 88.
позднее во всяком случае первой половины Хв. в Западной и Восточ-

ной Таврике, а также в Северном и Восточном Приазовье обитал
многочисленный и известный своим соседям народ, который визан-
тийские авторы называли росы, тавроскифы, скифы или тавры, а
арабские писатели — русы. Этому утверждению, опирающемуся на
показания письменных источников, противоречит археологический
материал. Вещественные памятники, прежде всего керамика ран-
неславянского или русского происхождения на Нижнем Дону или
Тамани ранее XI в. отсутствует, но и позднее она не становится
там господствующей. На северном побережье Азовского моря и по
берегам впадающих в него рек славянских памятников не обнаруже-
но вовсе, как их нет и в Крыму; исключая единичные находки, дати-
рующиеся временем не ранее ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв., и вещи, относящиеся к
русской колонии в Херсонесе, также не ранее ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. Таким об-
разом, сопоставление письменных и археологических данных приво-
дит к внутреннему противоречивому, во всяком случае на сущест-
вующей стадии изучения, тезису: в I тысячелетии н.э. росы жили в
Крыму, но в это время славянской Руси в Крыму не было»30.
Вывод ДЛ.Талиса был абсолютно точен, однако настойчи-
вое в те годы стремление советских историков во что бы то ни
стало доказать «славянство» и «автохтонность» росов/русов по-
мешало ему сделать заключительный шаг: не разделять крым-
ских и днепровских «росов» и признать их не этносом, а профес-
сиональным интерэтническим социумом, аналогичным
йомсвикингам Южной Прибалтики или пиратам Карибского
моря, т.е. обществом не производителей, как любой этнос, а ис-
ключительно обществом потребителей, пользующихся присво-
енными орудиями труда и предметами быта, которые не могут
составить сколько-нибудь характерный комплекс материальной
культуры. Более того, насколько мне известно, ни в одном из
указанных мест на территории северо-западного Крыма или на
побережье Азовского моря не производились исследования
наличествующих, хотя и крайне слабо выраженных слоев
ΙΧ-ΧΙ вв., представляющих интерес с точки зрения именно раз-
нородности заключенных в них вещей, способных охарактери-
зовать оставившее их население.
Последнее было бы тем более интересно, что тридцатилет-
ний период между заключением договора 6420/912 г. и походом
941 г., вызвавшим последующий договор 6453/945 г., характери-
зуется, с одной стороны, ничем не омраченными отношениями
между Русью и Византией, а с другой - активными действиями
30
ТалисД.Л. Росы в Крыму..., с. 91-92.
11*
русов в восточном направлении против Хазарии и мусульман-

ских государств на берегах Каспийского моря. Сведения араб-
ских географов, в большинстве своем восходящие к X в. и
вызывающие удивление у современных историков своей фан-
тастичностью, рисуют русов (толкуемых обычно как «русские»,
что методологически совершенно недопустимо, т.к. является
подменой одного понятия другим, ему не тождественным)
людьми, не знающими земледелия, скотоводства, городов, жи-
вущими исключительно грабежом и нападениями на соседние
народы, в первую очередь на славян, которых они, в полном
соответствии с рассказом Константина Порфирогенита31, про-
дают в рабство на рынках Константинополя, Булгара, Итиля и
даже Хорезма32. Они вооружены мечами и топорами, не садят-
ся на коней и сражаются пешими, а в походы отправляются ис-
ключительно на своих судах33. Примечательно и поведение ру-
сов, во время захвата того или иного города убивающих
взрослых мужчин с тем, чтобы во время своей там остановки
жить с их женами и дочерьми, которых потом они продают в
рабство34.
Не стану приводить здесь обширных цитат из восточных ав-
торов для иллюстрации этих положений, которые каждый
интересующийся может найти в работах В.В.Бартольда35,
А.П.Ковалевского36, В.Ф.Минорского, В.М.Бейлиса, наконец,
Б.Н.Заходера, собравшего основные новеллы на эту тему, и их
предшественников37. Главное, все эти материалы находят под-
тверждение как в том, что сообщает о росах/скифах Лев Диакон
31
Константин Багрянородный. Об управлении..., с. 50/51. Ср.: Заходер
Б.Н. Каспийский свод..., т. 2, с. 81-84.
32
Заходер Б.Н. Каспийский свод..., с. 81-82.
33
Там же, с. 97-98.
34
См. Якубовский А.Ю. Ибн-Мискавейх о походе русов в Бердаа в 332 г.
(943/944 г.). / / ВВ, т. XXIV, Л., 1926, с. 64-69.
Бартольд В.В. Арабские известия о русах. / / СВ, I. М.-Л., 1940,
с. 15-50.
36
Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на
Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956.
3
Хвольсон Д.А. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, сла-
вянах и руссах Абу-Али Ахмеда бен Омара Ибн-Даста, неизвестного досе-
ле арабского писателя начала X века. СПб., 1869; Гаркави А.Я. Сказания
мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870; Дорн Б. Кас-
пий. О походах древних русских в Табаристан, с дополнительными сведе-
ниями о других набегах их на побережья Каспийского моря. СПб., 1875 и
др.
38
вплоть до неумения сражаться в конном строю , так и в харак-
теристике социума росов/русов, полученной в результате анали-
за источников, что никоим образом не дает права отождествить
их с коренными (славянскими) обитателями Приднепровья, на
чем постоянно настаивал Б.А.Рыбаков39. Вопрос заключается в
другом: в каких отношениях находились днепровские (киев-
ские) «росы» с «росами» таврическими, которые господствовали
на Черном море и совершали набеги на берега Каспия? Тексты
договоров 6420/912 и 6453/ 945 гг. убеждают не в их тождестве
(так, вероятно, сказать нельзя), но в известной зависимости та-
врических росов от киевских князей, как об этом свидетельству-
ет безусловное присутствие на берегах Боспора Киммерийско-
го, т.е. Керченского пролива, Игоря и Святослава... если только
они были действительно связаны с Киевом, а не попали в чере-
ду киевских князей по милости киевского «краеведа», разыскав-
шего заключенные ими договоры.
Такой подход позволяет с новых позиций рассмотреть имею-
щееся в ПВЛ описание ратификации договора 6453/945 г., в ко-
тором указана «соборная церковь Ильи», расположенная «над ру-
чьем», и «кумир Перуна» на холме, перед которым клянется
«некрещенная русь» во главе с Игорем. Эти приметы, как и «ко-
нец Пасынче беседы» вместе с «козарами», исследователи пыта-
лись отыскать в топографии Киева, однако, на мой взгляд, все
они (о том, что «пасынча беседа» попала сюда случайно и нико-
им образом не является топонимом, я уже писал), в том числе
сохранившийся до сих пор «ручей», гораздо лучше согласуются
с топографией Керчи40, где, вероятнее всего, и находилась в тот
момент резиденция Игоря, тогда как под «холмом» следует под-
разумевать нынешнюю «гору Митридата», где могло быть уста-
новлено изваяние Перуна. Однако насколько достоверно вооб-
ще это описание клятвы росов/русов богами славян? Этот
вопрос тем более уместен, что по сообщению арабского истори-
ка XIII в. Джирджиса Ибнуль Амида ал-Мекина до крещения
Владимира у «русов» «не было до этого времени религиозного за-
кона и не веровали они ни во что»41, что представляется вполне ве-
роятным уже по тому, что представлял собой этот социум и из
38
«Скифы (всегда) сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать
на конях и не упражняются в этом деле» (Лев Диакон. История..., с. 70 и 75).
39
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М.,
1982.
40
В таком случае, в «соборной церкви Ильи», неизвестной Киеву, сле-
дует видеть керченский храм св. Иоанна, стоящий действительно «над ру-
чьем».
41
Васильевский В.Г. Труды, т. И. СПб., 1909, с. 81.
кого он состоял. Столь же впечатляет и сохранившееся в ПВЛ

описание смерти Игоря от «деревлян», оказывающихся по ви-
зантийским сведениям «германцами», т.е. готами-тетраксита-
ми, обитавшими не в районе Овруча, а в «Климатах» Горного
Крыма, как то отмечено и в хронике Георгия Амартола («Дерви»,
помещенные за «Въспории» между «Меоти» и «Сармати»42).
Всё это означает, что на протяжении X в. «русь» контролиро-
вала в Причерноморье, по меньшей мере, два ключевых региона
— Поднепровье с обитающими там славянскими племенами, и
два района Крымского полуострова — Тарханкут, обращенный к
устью Днепра идеальной гаванью нынешнего пос. Черномор-
ский (быв. Акмечеть), получившей в последующее время назва-
ние «Варанголимен»43, и берега Боспора Киммерийского, по ко-
торому проходил торговый путь в Хазарию, Булгар, Итиль и
далее, к берегам Каспия и на мусульманский Восток. В археоло-
гическом отношении этот район Крымского полуострова и Та-
мани отмечен на берегу остатками небольших, иногда укреп-
ленных поселений ΙΧ-ΧΙ вв., носящих местное название
«батарейки»44, материал раскопок которых не дает возможности
определить этнические черты обитавшего здесь населения, как
это пришлось констатировать для средневековой Тмуторокани45
(упорно именуемой нашими историками и археологами, вопре-
ки летописям и самому «тьмутороканьскому камню» — «Тмутд-
рдканью»), из-за чего они и не пользуются вниманием археоло-
гов. Вероятно, такую же картину представляют временные
42
переводе, т. I. Пг., 1920, с. 59.
43
На всех генуэзских и венецианских картах XVI-XVII вв., обследован-
ных Е.Тодоровой, название «Варанголимен» в различных написаниях при-
сутствует на южном берегу Каркинитского залива (т.е. на полуострове Тар-
ханкут), хотя автором ошибочно привязывается к мысу «между
нынешними бухтами Ярлыгачской и Узкой». Вместе с тем, Е.Тодорова, в
отличие от ДЛ.Талиса, правильно идентифицировала топоним «Рософар»
не с городищем Тарпанчи (с. Окуневка), а с мысом Тарханкут, на котором «с
древних времен был установлен маяк» (Тодорова Е. Северное побережье
Черного моря в период позднего Средневековья. (Историко-географичес-
кое исследование). / / ИСССР, 1989, № 1, с. 176-177).
44
Местное население считает их развалины основаниями для батарей,
воздвигнутых то ли во время русско-турецких войн XVIII в., то ли во время
Крымской войны 1853-1856 гг., тогда как на самом деле в большинстве сво-
ем под ними лежат остатки античных сельских имений (villa rustica), пере-
крытые слоями раннего средневековья.
45
См.: Керамика и стекло древней Тмутаракани. М., 1963.
становища и постоянные места базирования викингов на побе-

режьях Англии и Франции в ΙΧ-Χ вв. и пиратов Атлантики и Ка-
рибского моря в XVI-XVII вв., оставленные такими же интерэт-
ническими шайками «рыцарей удачи».
Как можно видеть, в результате проделанной работы Д.Л .Та-
лис пришел к абсолютно правильному заключению, что «росы
жили в Крыму, но в это время славянской Руси в Крыму не было».
А усомнился он в собственной правоте исключительно из-за
диктата мнений авторитетов, господствовавших в советской ис-
торической науке, которые утверждали тождество славян и ро-
сов «по Нестору». Между тем, в ΙΧ-Χ вв., когда североевропей-
ская вольница, именуемая «викингами», бесчинствовала на
Балтике и по берегам Северного моря, аналогичные ей сообще-
ства «рыцарей удачи», объединявшие авантюристов и беженцев
из Центральной Европы, обосновались в низовьях Дуная, на
Днепре, но главным образом — на северо-западном и северо-
восточном побережьях Тавриды, откуда делали набеги на сла-
вян, на прибрежные районы Византии, прорывались в Среди-
земное море, проникали по Дону в волжскую Хазарию, и,
переходя на Волгу, достигали на севере Булгара, а на юге Кас-
пийского моря доходили до Абесгуна. В каждом из этих случаев
перед нами не «походы Руси», т.е. предприятия государственно-
го значения, как их пытаются представить некоторые историки,
а всего лишь разбойные «набеги руси», аналогичные походам
викингов. Их целью был не захват земель для образования госу-
дарств, а лишь примитивный грабеж территорий, каким зани-
мались потом «запорожцы», которым, к слову сказать, древние
росы/русы удивительным образом передали не только свой «ко-
шевой» и «куренный» образ жизни, но и облик, зафиксирован-
ный арабскими источниками: шаровары (шалвары), на которые
«идет по сто локтей материи», шапки со свисающим на затылок
«хвостом»46 и знаменитый «оследец» на бритой голове, отмечен-
ный у Святослава Львом Диаконом47.
О таком же символе знатности писал монах доминиканского
ордена Юлиан, посетивший в 1237 г. византийский город Мат-
рику в Зихии на Таманском полуострове, «где вождь (т.е. князь.
— А.Н.) и народ называет себя христианами, имея греческое Писа-
ние (т.е. вероисповедание. — А.Н.) и греческих священников; госу-
дарь там, говорят, имеет сто жен; все мужчины наголо бреют голо-
46
Заходер Б.Н. Каспийский свод..., т. II, с. 99.
47
«Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал
клок волос - признак знатности рода» (Лев Диакон. История, IX, 11; с. 82).
вы и тщательно растят бороды, кроме знатных людей, которые, в

знак знатности, оставляют над левым ухом немного волос48, вы-
бривая всю остальную голову»49.
Для характеристики черноморских росов/русов стоит приве-
сти свидетельство Абу али Ахмеда бен Мухамеда бен Якуба Ми-
скавейха о набеге русов на Бердаа/Бардаа в 943/944 г. (332 г.
хиджры), рисующих как самих русов, так и характер их обраще-
ния с пленными: «Эти русы — племя великое; они не знают от-
ступления, ни один из них не повернет спины, но или убьет против-
ника или сам будет им убит. Обычно каждый из них несет на себе
свое оружие и к себе же привязывает большую часть ремесленных
орудий, как то топор, пилу, молот и другие подобные вещи; они сра-
жаются при помощи дротика, щита, меча; они носят на себе столб
для палатки и оружие, подобное кинжалу. Русы сражаются пеши-
ми, в особенности те, которые совершили этот набег на Бердаа».
Когда русы овладели городом, они сначала выпустили из него
тех немногих, кто захотел уйти, после чего ограбили оставшихся
до нитки, перебили стариков и взрослых мужчин, «собрали жен-
щин и отроков, изнасиловали тех и других и обратили их в рабст-
во»50. Всё это подтверждает Мутаххар ал-Макдиси: «Они (русы.
— А.Н.) владели Бардаа в течение года и издевались над мусульма-
нами и насильничали над их харимами (т.е. гаремами. — А.Н.), как
никогда не делали этого никакие язычники. И вот погубил их всех
Аллах при помощи холеры и меча»51.
Какую роль в этих походах играли киевские князья, сказать
сейчас трудно. С уверенностью можно говорить только об их
участии в набегах на Константинополь, а также в походе «руси»
на дунайскую Болгарию, который возглавил (по наущению
Константинополя) Святослав. Вопрос об участии этого князя в
48
Как рассказывал знаток старого тифлисского быта Т.А.Бархударян
(Ф.Колунцев), у знаменитых кинто этот оследец перешел на левую щеку,
заняв среднее положение между усом и чубом.
49
Юлиан. О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом
Рихардом во время господина папы Григория IX. (.Аннинский С.А. Известия
венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе. / / Ис-
торический архив, вып. III. M.-JL, 1940, с. 78). Эти гаремы у хазар и на Та-
мани невольно заставляют вспомнить наличие гаремов у Владимира Свято-
го в окрестностях Киева [Ип., 67].
50
Флоровский А. Известия о древней Руси арабского писателя Миска-
вейхи Χ-ΧΙ вв. и его продолжателя. / / SK, I, Praha, 1927, с. 178 и 180.
51
Бейлис В.М. Народы Восточной Европы в кратком описании Мутах-
хара ал-Макдиси (X в.). / / Восточные источники по истории народов Юго-
Восточной и Центральной Европы, вып. 2. М., 1969, с. 309.
походе русов 969 г. на Волгу, результатом чего явился разгром

Итиля и Булгара, после работы В.В.Бартольда52 остается откры-
тым. Более вероятно его участие в нападении боспорских русов
на Белую Вежу. Однако и тот, и другой эпизод явлюется лишь
частью вопроса о принципах взаимодействия складывавшегося
«русского» государства в Поднепровье и черноморской «воль-
ницы» на Боспоре и в Таврии, поскольку именно этот регион
служил для «руси» зоной постоянного контакта с миром тюрк-
ских племен и, в частности, с государством хазар, от которых
они заимствовали титул «великого князя» («хакан-рус» восточ-
ных источников), усвоенный уже к 839 г. в Киеве на Днепре53.
Отсутствие фактических данных не дает возможности сейчас
говорить ни о характере взаимоотношений между Киевом и
«росской» Тавридой, ни о характере поселений росов, хотя при-
меры Игоря, Святослава, а позднее - Мстислава Владимирови-
ча и Владимира Ярославича, выступающих именно с черномор-
ской «русью», наводит на мысль, что именно там проходило
отрочество киевских (?) княжичей, возглавлявших такие граби-
тельские походы. В этом плане любопытно малопонятное сооб-
щение ПВЛ под 6608/1100 г. о князе Мстиславе Всеволодовиче
(племяннике Давыда Игоревича, находившегося в Тмуторокане
в 1081-1083 гг. вместе с Володарем Ростиславичем), который
«сниде... от Давыда на море» [Ип., 248], что трудно объяснить
иначе, как уходом из Руси «внешней» в «вольницу». О том же са-
мом, как видно, сообщает летописец и в отношении Святопол-
ка Изяславича, указывая, что тот, согласно чтению Погодинско-
го списка, «обычаи имяше <...> коли идяше на воину или на море,
поклонився въ гроба Феодосьева и молитву вземъ оу игумена суща-
го» [Ип., 258].
Остается думать, что именно склонностью к такому аван-
тюрному образу жизни был обусловлен конфликт Святослава с
матерью и киевским боярством, желавшим видеть князя в Кие-
ве, а не «за морем». Кстати, именно из этого «замория» Влади-
мир и Ярослав могли призывать своих «варягов» (т.е. наемни-
ков), а вовсе не «из Швеции», как убеждают себя «норманисты».
В пользу этого говорит разорванный поздней вставкой перечень
52
Бартольд В.В. Арабские известия..., с.35-36.
53
Сходным образом рассматривал эти вопросы ранней русской исто-
рии в Северном Причерноморье и В.А.Мошин в своих работах (Мошин В.
Начало Руси. Норманы в Восточной Европе. / / Byzantinoslavica, t. III. Praha,
1931, S. 38-58 и 286-307; он же. Русь и Хазария при Святославе. / / SK, t. VI,
Praha, 1933, с. 187-208).
народов в недатированной части ПВЛ, согласно которому «по

сему же (Понетьскому. - А.Н.) морю седять варязи семо къ вьсто-
ку до предела Симова» [Ип., 4], что соответствует действительно-
му проживанию росов/русов в конце XI в. на обеих берегах
Боспора, т.е. и на его азиатской стороне, где в это время локали-
зуется древний Тмуторокан.
Так мы с неизбежностью сталкиваемся с проблемой «русско-
го тмутороканского княжества», гораздо более сложной, чем
она представлена в исторических сочинениях.
В ПВЛ топоним «Тмуторокань»54 впервые встречается в кон-
це ст. 6496/988 г. при перемещении Владимиром Святославичем
своих сыновей по княжениям, в результате чего Мстислав ока-
зывается «вь Тмуторокане» [Ип., 106]. Следующее его упомина-
ние мы находим в новелле о единоборстве Мстислава с касож-
ским князем Редедей, помещенной под 6530/1022 г., в результате
чего на касогов была возложена дань, а в самом Тмуторокане
возведена церковь «святыя Богородица», указание на дальней-
шую судьбу которой («яже стоить и до сего дни вь Ткуторокане»)
выдает авторство уже знакомого нам «краеведа-киевлянина»,
работавшего в первой четверти XII в. Последнее обстоятельство
невольно поднимает вопрос о возможной зависимости этой но-
веллы от недошедшей до нас поэмы Бояна (или их общего ис-
точника), упоминание о которой сохранилось в «Слове о полку
Игореве» («Боянъ бо вещий... песь пояше... храброму Мстиславу,
иже зареза Редедю предъ плъкы касожьскыми»), поскольку напи-
сание поэмы, учитывая наши современные представления о
времени смерти Бояна в первой половине 90-х гг. XI в. 55 , безус-
ловно предшествовало фиксации «тмутороканских известий» в
ПВЛ.
К сожалению, новелла о Мстиславе, продолжение которой
читается под 6531/1023 и 6532/1024 гг. (о приходе к Киеву, во-
княжении в Чернигове и разгроме Ярослава), не проясняет мес-
тоположение Тмуторокана, указывая только близость к касогам
и наличие у Мстислава еще и «козар».
Следующим по времени «блоком» тмутороканских извес-
тий, разрывающих известия собственно русские и киевские,
54
О его предполагаемой этимологии см.: Добродомов И.Г. Происхожде-
ние названия Тъмуторокань. / / Диалекты и топонимия Поволжья. Вып. 1.
Чебоксары, 1972, с. 38-39; Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о пол-
ку Игореве». Л., 1979, с. 150-156; Баскаков НА. Тюркская лексика в «Слове
о полку Игореве». М., 1985, с. 115-116.
55
М., 1972, с. 410-417.
оказывается разнесенное под 6572/1064 и 6573/1065 гг. сообще-

ние о бегстве «кь Ткутороканю» внука Ярослава, князя Ростисла-
ва Владимировича, с которым бежал Порей, позднее убитый в
битве на Сожице, и «Вышата, сынь Остромирь, воеводы новго-
родьского», впервые упомянутый под 6551/1043 г. в рассказе о
последнем походе «руси» на Царьград, который возглавил отец
Ростислава, князь Владимир Ярославич, являвшийся новгород-
ским князем. Неожиданностью для читателя оказывается и на-
хождение в Тмуторокане Глеба, сына Святослава Ярославича,
которого упомянутые выше беглецы «выгна», что послужило по-
водом для Святослава Ярославича на следующее лето «идти... кь
Тмутороканю», чтобы вернуть Глеба на престол, впрочем, вполне
безрезультатно, потому что тот был снова и окончательно из-
гнан из этого города Ростиславом, не пожелавшим воевать «про-
тиву стрыеви» [Ип., 152-153], т.е. своего дяди по отцу, каким
приходился ему Святослав Ярославич.
Естественным продолжением тмутороканских известий яв-
ляется новелла 6574/1066 г. о Ростислава в Тмуторокане и его от-
равлении херсонским «котопаном» [Ип., 155], после чего эпизо-
дические упоминания этого города связаны исключительно с
местопребыванием в нем сыновей Святослава Ярославича: под
6585/1077 г. Романа, к которому бежал из Чернигова Борис (Вя-
чеславич?), затем под 6586/1078 г. Олега, присоединившегося к
братьям, чтобы затем вместе с Борисом выступить против Все-
волода. Разбитый в сражении на «Нежатине ниве», Олег снова
бежал в Тмуторокань к Роману, откуда летом 6587/1079 г. с по-
ловцами против Всеволода выступил Роман, погибший от рук
своих союзников56, в то время как Олег был схвачен в Тмуторо-
кане «козарами» и отправлен в Византию, а его заместил посад-
ник Всеволода, Ратибор [Ип., 195-196], чьи свинцовые буллы с
надписью «от Ратибора» хорошо известны специалистам.
Последнее упоминание Тмуторокана на страницах ПВЛ свя-
зано с возвращением «изъ грек» Олега Святославича под
6591/1083 г. и возвращением им себе отцовского Чернигова в
6602/1094 г. [Ип., 196 и 216], после чего этот загадочный город
исчезает со страниц русских летописей так же внезапно, как и
появился. Последнее наводит на мысль, что весь перечислен-
ный комплекс известий, в том числе и «одиссея» сыновей Свя-
тослава Ярославича, обусловлен присутствием в Тмуторокане
56
Как показывает анализ событий, сверенный с итинерарием Владими-
ра Мономаха, выступление Романа, Олега и Бориса должно было произой-
ти одновременно летом 1078 г.; их разделение в ПВЛ стало результатом хро-
нометрирования текста.
лица, в какой-то степени причастного к составлению ПВЛ.

Обычно таким лицом считают игумена Киево-Печерского мо-
настыря Никона57. Согласно Патерику этого монастыря, Никон
при Изяславе оставил Киев и отошел «въ островь Т^уторокань-
скый», где еще при жизни Ростислава (т.е. до 1066 г.) он (а не
Мстислав!) построил «церьковь святыа Богородици»58, а после
смерти этого князя по просьбе жителей совершил путешествие в
Киев, откуда вернулся с изгнанным ранее Глебом Святослави-
чем59. Последнее находит косвенное подтверждение в знамени-
той надписи князя Глеба, «мерившего море по леду от Корчева до
Тъмутороканя» в 1068 году, т.е. в первый же год по своем возвра-
щении60.
Однако именно эти разночтения по поводу церкви св. Бого-
родицы в Тмуторокане, согласно сведениям Патерика превра-
щенной Никоном в монастырь, который «иже и доныне есть при-
кладъ же имый в сей Печерьскый монастырь»61, равно как и текста
«Жития Феодосия» в ПВЛ, препятствуют однозначному реше-
нию этого вопроса, позволяя предполагать еще какой-то источ-
ник сведений, содержавший тмутороканские события до сере-
дины 80-х гг. XI в., т.е. до возвращения в этот город Олега
Святославича, быть может, «Тмутороканскую летопись», кото-
рую вел во время своего там пребывания Никон.
Наличие специальных обзоров и исследований, посвящен-
ных Тмуторокану/Тмутороканю, А.Н.Насонова62, И.ИЛяпуш-
кина63, АЛ-Монгайта 64 , АЛ.Медынцевой, В.В.Мавродина65 и
А.В.Гадло66 освобождают меня от необходимости изложения до-
57
дах. СПб., 1908, с. 420-460.
58
«Великий же Никонъ отьиде въ островь Тмутороканьскый, и ту обре-
те место чисто близь града и седе (на немь). И Божиею благодатью възрасте
место то, и церьковь святыа Богородици възгради на немь» (Патерик Киев-
ского Печерского монастыря, л. 36. СПб., 1911, с. 26).
59
60
Обзор литературы, посвященной надписи и самому камню см.: Ме-
дынцева А.А. Тмутараканский камень. М., 1979.
™ Патерик..., с. 26.
62
Насонов А.Н. Тмуторокань в истории Восточной Европы. / / ИЗ, № 6,
М., 1940, с. 79-99.
63
Ляпушкин И.И. Славяно-русские поселения IX-XII ст. на Дону и на
Тамани по археологическим памятникам. Л., 1941 (МИА СССР, т. 6).
64
Монгайт А.Л. Надпись на камне. М., 1969.
65
Мавродин В.В. Тмутаракань... с. 177-182.
гадок и заключений исследователей этих вопросов, ограничив-

шись констатацией 1) наличия на Тамани в 1068 г. города Тмуто-
рокана (а вовсе не «Тмуторякана» как пишут вслед за Б.А.Рыба-
ковым даже такие исследователи надписи Глеба, как
А.А.Медынцева, не задумываясь, что искажая топоним, засви-
детельствованный ПВЛ и надписью, они искажают историчес-
кий источник67), возможно, идентичного Матрике-Матрахе-Та-
матархе византийских текстов, 2) отсутствия на Таманском
городище сколько-нибудь выраженных следов торговых кон-
тактов с Поднепровской (Киевской) Русью68 и 3) наличия при-
внесенных в ПВЛ отдельных сведений о Тмуторокани, связан-
ных с именем Мстислава и с судьбами сыновей Святослава
Ярославича, подробно рассмотренных мною в другом месте69.
Все эти данные позволяют заключить, что переходящего по
наследству русского княжения в Тмуторокане не было: он был,
так сказать, «свободным городом росов», подчинявшемся праву
сильного, переходящим из рук в руки (от Глеба — к Ростиславу,
потом снова к Глебу, о чем свидетельствует датированная над-
пись на «тмутороканском камне», затем — к Роману и к Олегу,
после чего там водворился Ратибор, наместник Всеволода Яро-
славича, в свою очередь изгнанный Давыдом Игоревичем и Во-
лодарем Ростиславичем, которых точно так же изгнал из города
вернувшийся Олег), городом изгоев и вольницы, напоминаю-
щим более поздний Берлад на Дунае70. Всё это объясняет отсут-
ствие устойчивых торговых связей его с Поднепровьем, отсутст-
66
Гадло А. В. К истории Тмутороканского княжества во второй половине
XI в. / / Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основ-
ные проблемы. (Славяно-русские древности, вып. 1). Л., 1988, с. 194-213.
67
Основание такой «научной традиции» было заложено А.И.Мусиным-
Пушкиным в его работе «Историческое исследование о местоположении
Российского Тмутараканского княжения» (СПб., 1794), где на с. 51 по пово-
ду названия «Тмутаракань» (так!), следуя за В.Н.Татищевым (Татищев В.Н.
История Российская, т. 2. М.-Л., 1963, с. 155), автор писал, что «сие назва-
ние имееть хотя и не очень хорошее значение, а имянно 10 ООО таракановъ,
ибо 10 ООО по древнему счислению называлось «тьма».
68
См. итоги специальных исследований в сборнике: Керамика и стекло
древней Тьмутаракани. М., 1963.
69
Никитин А. Испытание «Словом...». / / Никитин А. Точка зрения. М.,
1985, с. 216-234, 251-253. См. также: Никитин A.JI. «Слово о полку Игореве».
Тексты. События. Люди. М., 1998.
70
См.: Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. JL, 1949,
с. 100-103, 182-186.
вне собственной экономической базы (вспомним постоянные

указания восточных авторов на отсутствие у русов земледелия,
садов и виноградников, лошадей и скота, который они покупа-
ют у кочевников71) и последующее, уже в начале XII в. выпаде-
ние города (как, впрочем, и всей черноморской «Росии») из
сферы жизни Киевской Руси72.
Нет объяснения другому: каким образом на протяжении
Χ-ΧΙ вв. поддерживались устойчивые контакты между Боспо-
ром и Поднепровьем? Каким образом Святослав Ярославич мог
из Чернигова «сходить» в Тмуторокан только для того, чтобы
выгнать оттуда Ростислава, которому А.В.Гадло, похоже, совер-
шенно справедливо усвояет известные печати с именем «Миха-
ила, архонта Матрахи»73, и «укрепить» на княжении Глеба? Все
эти перемещения, требующие преодоления многих сотен кило-
метров бездорожья, физических преград и продвижения по
враждебным территориям вызывают естественное недоверие к
информации ПВЛ, хотя на самом деле мы просто еще не знаем,
каким образом согласовать ее с описываемой ситуацией.
Есть и еще одно любопытное обстоятельство, связанное с
именем Тмуторокана, на которое обратил внимание в одной из
своих работ ВЛ.Мошин: двукратное упоминание в тексте Пате-
рика Киево-Печерского монастыря о тмутороканском епископе
Николае, вышедшем из числа его иноков74. Первый раз он на-
зван в числе поставленных епископов в послании Симона к По-
ликарпу, вторично - в связи с увещеванием затворника Ники-
ты, будущего новгородского епископа75, свидетельствуя, тем
самым, о наличии в Тмуторокане русской епископии. Как выяс-
нил Мошин, в Матархе (Таматархе) с начала X в. и по вторую по-
ловину XII в. существовала греческая архиепископия, подчи-
ненная непосредственно Константинополю и не дающая
никакой возможности предположить параллельное существова-
71
Заходер Б.Н. Каспийский свод..., с. 81-83.
72
Интересно, что наряду с черноморскими росами/русами восточные
авторы знают и других «русов», которые привозят меха белок, чернобурых
лисиц и мечи в страны Средней Азии, причем те и другие «русы» нигде не
пересекаются, заставляя думать, что «торговые русы» спускались к Итилю
по Волге и по Оке, и именно с ними произошла встреча у Ибн-Фадлана
(Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу
в 921-922 гг.Харьков, 1956.
73
Гадло А.В. К истории..., с. 194-213.
74
Мошин В.А. Николай, епископ тмутороканский. / / SK, t. V, Praha,
1932, S.47-62.
ъ
Патерик..., с. 76 и 91.
76
ние рядом с ней «русской епископии» , тем более, что нет ника-
ких свидетельств об участии «епископа Николая» в церковной
или общественной жизни Тмуторокана. И хотя исследователь
попытался объяснить существование русского тмутороканского
епископа как поставленного Константинополем «матрахского
архиепископа» из иноков Киево-Печерского монастыря в по-
следней четверти XI в., речь может идти или о не существовав-
шем никогда епископе, что ставит под сомнение списки иерар-
хов, приведенные в Патерике, или же о существовании
какого-то другого, выпавшего из поля зрения исследователей
Тмуторокана.
Вот почему будущих исследователей вопроса о Руси и Тмуто-
рокане я приглашаю обратить внимание на существование его
двойника на Дунае, современного Тутракана, выше которого по
течению реки, в сочинениях восточных географов фигурирую-
щей под именем «Дона» или «реки славян» (река, известная нам
сейчас в качестве «Дона», неизменно упоминается этими же ав-
торами в качестве «реки русов»)77, находятся следы «дунайской
руси», проступающей в названиях городов Гюргев, Русе78, Пир-
гос (последний топоним заставляет вспомнить «Богородицу
Пирогощую») и Новград, уже существовавших в Χ-ΧΙ вв. 79 , а
вместе с тем и Чернград/Чонград на Тиссе80. Здесь, на левобере-
жье среднего течения Дуная, вплоть до Трансильвании включи-
тельно, простирается территория, которую в отношении ука-
76
Мошин В. А. Николай, епископ..., с. 54-55.
77
На невозможность отождествления современного Дона с «рекой сла-
вян» арабских источников впервые указал В.В.Бартольд, обратив внимание
на отсутствие на Дону как славянских поселений, так и на полное выпаде-
ние этой реки из кругозора авторов ПВЛ (Бартольд В.В. Арабские извес-
тия..., с. 48.). Такая путаница вполне объяснима фактическим тождеством
гидронимов (Дон=Дунай) и подтверждается их постоянной взаимозаменой
в фольклоре славянских народов, в особенности у восточных славян, как
это показано в подробной работе Д.А.Мачинского (Мачинский Д.А. «Дунай»
русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии. / /
Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. JI., 1981, с. 110-171).
Последнее дает основание в исконной «реке славян» восточных авторов ви-
деть именно Дунай/Истр, а не Днепр/Борисфен, а, тем более, Дон/Танаис.
78
Сводку архивных сведений о городе, начиная с доисторической эпо-
хи и римского времени см.: Ковачев Н.П. и Минева-Ковачева Л. Названия на
селищата в Русенско. / / ИИБЕ, кн. XIII. София, 1969, с. 230-233.
79
КузевА., Гюзелев В. Български средновековни градове и крепости, т. I.
Градове и крепости по Дунав и Черно море. Варна, 1981, с. 154-176.
80
Коледаров П. Политическа география на средновековната Българска
държава. Първа част. От 681 до 1018 г. София, 1979, карты.
занного периода правомочно назвать «белым пятном» в реше-

нии вопросов «топологии руси», поскольку в дальнейшем она
контролируется с севера галицкими князьями («суды рядя до Ду-
ная»), имеет «русские грады», а главное — является единствен-
ной территорией, на которой был распространен термин «ру-
син», представленный выдержками из «Закона Рускаго» в
договорах 6420/912 и 6453/945 гг. и зафиксированный в тексте
Краткой и Пространной редакции Правды Руской.
Указывая этот регион, я не исключаю возможность, что не-
которые известия ПВЛ о событиях Χ-ΧΙ вв., подобно событиям
предшествовавшего периода, следует связывать не только с тав-
рической (и тмутороканской) Русью, но и с Русью дунайско-
карпатской. Косвенным подтверждением такой мысли может
стать известное упоминание о проходе «угров» мимо Киева «го-
рою» (т.е. берегом) [Ип., 17-18], что никак не соответствует то-
пографии днепровского Киева81, но согласуется с местоположе-
нием Гюргева (Юрьева) или Русе; описание осады печенегами
того же Киева82, и скорого прихода Святослава к нему из-под
81
К.Я.Грот полагал, что рассказ Анонима о пути угров через Карпаты
опровергается 1) пребыванием мадьяр из задонских степей на севере от Ни-
жнего Дуная; 2) их походами оттуда по Дунаю на запад - с юга; 3) свиде-
тельством хроники Регинона о первоначальных от них опустошениях на
Тиссо-Дунайской равнине, в Паннонии, а уже потом в северо-восточных
пределах; 4) невероятностью попадания степняков в леса и горы, когда им
были открыты речные равнины; 5) тем обстоятельством, что именно севе-
ро-восточный угол Угрии, примыкающий к Карпатам, занят исключитель-
но славянским населением, тогда как мадьяры сосредоточены в юго-запад-
ной ее части, между Тиссой и Дунаем. И далее писал: «Мадьяры в своем
движении на запад не могли идти иначе, как по стопам своих предшествен-
ников, восточных степных кочевников, каковы были гунны, болгаре и ава-
ры; и те, и другие из южных степей нашей Руси направлялись к устьям Ду-
ная и, двигаясь вдоль этой реки, у так называемых «Железных ворот»
проникали в великую равнину Дунайскую» (Грот Я. К. Моравия и мадьяры
с половины IX до начала X века. СПб., 1881, с. 267-268). К аналогичным вы-
водам о пути степных кочевников из южно-русских степей в Подунавье
пришел в результате изучения археологического материала более позднего
времени и А.О.Добровольский (Добровольский А.О. Кочевники Северо-За-
падного Причерноморья в эпоху Средневековья. Киев, 1986).
82
В этом плане особенно показательна работа болгарского филолога
Н.П.Ковачева, обнаружившего около 70 средневековых поселений с име-
нем «Киев» на территории Балкан, а также Центральной и Восточной Евро-
пы, часть которых принадлежит Χ-ΧΙ вв. (Ковачев Н.П. Средновековното
селище Киево, антропонимы Кий и отражението му в българската и сла-
вянската топонимия.//ИИБЕ, кн. XVI. София, 1968, с. 125-134.
Доростола [Ип., 55]; в недатированной части ПВЛ - «трех же-

рел» Днепра, характерных для Дуная [Ип., 6]; загадочное проро-
чество волхва, помещенное под 6579/1071 г. о «перемене места-
ми земель» [Ип., 164] и столь же загадочная угроза киевлян при
приближении Изяслава с «ляхами» к Киеву «зажегши городъ
свои ступити вь грецискую землю» [Ип, 163], как если бы эта «гре-
ческая земля» находилась на другом берегу Днепра, что опять-
таки характерно для низовьев Дуная; наконец, существование в
Венгрии Χ-ΧΙ вв. титула «герцог русов», которым обладал на-
следник престола83, что объяснимо лишь при наличии значи-
тельного массива союзных русов/русинов на территории «обре-
тенной родины», как то подтверждается топонимикой
Трансильвании и этнографическими исследованиями второй
половины прошлого века84. Всё это говорит о необходимости
признать de facto «множественность Руси» — мысль, настойчиво
проводимую А.Г.Кузьминым в своих работах85, игнорируя кото-
рую мы, по-видимому, никогда не разберемся ни в напластова-
ниях ПВЛ, ни в реальной русской истории, довольствуясь лишь
ее «виртуальными реконструкциями»86.
Столь же определенно на существовании Русинии/Ruthenii
между Польшей и Богемией в середине XII в. указывает Посла-
ние епископа краковского Матвея Бернарду Клервосскому,
83
История Венгрии, т. I. М., 1971, с. 123.
84
Кочубинский АЛ. О русском племени в Дунайском Залесье. Доклад
14.8.1887 г. на VII Археологическом съезде. / / Известия о занятиях Седьмо-
го археологического съезда в Ярославле. № 5, с. 2-3; Филевич И.П. История
древней Руси, т. I. Варшава, 1896.
85
[Кузьмин А.Г.] Западные традиции в русском христианстве. / / Введе-
ние христианства на Руси. М., 1987, с. 21-54.
Последнее относится также и к продолжающейся терминологичес-
кой путанице в отождествлении росов/русов, «рутенов» и «ругов» западно-
европейских источников, между тем как они далеко не тождественны, что
показал в одной из своих работ А.Г. Кузьмин, тут же «смазав» сам эти разли-
чия традиционным переводом этнонимов: «Около 935 г. Устав турнира в
Магдебурге называет в числе участников Велемира, князя (принцепса) Рус-
ского (м.б. «ruthenorum»? - А.Н.), а также выступающих под знаменем гер-
цога Тюрингии Отгона Редеботто, герцога Руссии (? — А.Н.), и Венцеслава,
князя Ругии. Документ опубликован в числе других магдебургских актов
Мельхиором Гольдастом в XVII в.» (Кузьмин А.Г. Сведения иностранных ис-
точников о руси и ругах. / / Откуда есть пошла Русская земля, кн. 1. М.,
1986, с. 668).
текст которого недавно был опубликован Н.И.Щавелевой с со-

провождающим переводом87. На географическое положение
этой Рутении и рутенов указывает приглашение Бернарду посе-
тить «народ тот, и не только в Рутении <...> но равно и в Полонии
и в Богем™, иначе общим названием в Склавонии»88. В том, что
речь идет именно о русинах/рутенах, которые не тождественны
«русским», свидетельствует фраза, что «не желает упомянутый
народ ни с греческой ни с латинской церковью быть единообраз-
ным, но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не
разделяет». Естественно, что в отношении киевской, подне-
провской Руси, чья Церковь строилась и управлялась гречески-
ми митрополитами, поставляемыми Константинополем, такая
характеристика никоим образом не применима, тем более в се-
редине XII в. Следовательно, все эти инвективы направлены не
против Руси, а против русинов, действительно живших на за-
падных склонах Карпат, однако отнюдь не тождественных жи-
телям Среднего Поднепровья ни в этническом, ни в политичес-
ком плане, как то постоянно можно встретить в работах не
только филологов, но и профессиональных историков.
Еще одним любопытным указанием на существование «ду-
найской Руси» мы обязаны кардиналу Цезарю Баронию, на ко-
торого ссылается Б.Я.Рамм. Кардинал сообщает о «краткой па-
мятной записке» одного из папских легатов, рассказывающей
об их действиях в Константинополе, когда 16 июня 1054 г. на
престол собора св. Софии ими был положен акт об отлучении от
церкви византийского патриарха, который тут же был уничто-
жен греческими священниками. Легаты сразу покинули Кон-
стантинополь, и тогда император Константин Мономах, «желая
получить точный текст отлучительной грамоты <...> отправил за
ними своих вестников, которые и получили вернейший текст из го-
рода русских (видимо — росов. - у4.Я.)» 8 9 . И З ЭТОГО Рамм заклю-
чил, что «круговой маршрут легатов из Константинополя в Рим»
87
Щавелева НИ. Послание епископа краковского Матвея Бернарду
Клервосскому об «обращении русских». / / Д Г СССР Материалы и исследо-
вания 1975 г. М., 1976, с. 113-121.
88
Там же, с. 115. На такое местоположение «Русинии» указывают и ре-
зультаты наблюдений над производными от этого хоронима А.В.Назарен-
ко, содержащихся в древних актах Австрии и Баварии (Назаренко А.В. Имя
«Русь» и его производные в немецких средневековых актах. IX — XIV вв. / /
ДГ СССР за 1982 г. М., 1984, с. 86-129), что лишний раз подчеркивает не-
правомочность передачи этнонима rutheni прилагательным "русские".
89
Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XV веках. М.-Л., 1959, с. 58.
шел «через Русь (вероятно, Киев)», хотя совершенно очевидно,

что они двигались через Болгарию вдоль Дуная.
С другой стороны, обращение к «дунайской Руси» в связи с
вопросом местонахождения «Тмуторокана» продиктовано тем
любопытным обстоятельством, что сын Ростислава, отравлен-
ного «корсунским котопаном», числится родоначальником
князей перемышльских, сидевших значительно ближе к Тмуто-
рокану/Тутракану дунайскому, чем тамано-боспорскому. Более
того, выясняется, что Ростислав был женат на венгерской гер-
цогине, которая после смерти мужа вернулась на родину90, а сы-
ну Иштвана I, Имре (ум. в 1031 г.), «была подчинена область, на-
селенная древними русами», по причине чего в анналах
Гильдесгейма он назван «герцогом русов»91. Как это согласовать
со сведениями ПВЛ и таманским Тмутороканом — я не знаю.
Столь же актуальной задачей исследователей русской исто-
рии должно стать решение вопроса о реальности такой быстрой
смены княжений и перемещения самих князей на огромные
расстояния, как об этом сообщает ПВЛ, учитывая при этом фи-
зическую географию и политическую обстановку. Действитель-
но, краткое сообщение ПВЛ о том, что «Святослав... пришедъ кь
Тиутороканю, посади сына своего... Глеба, и вьзвратися вьсвояси»,
предполагает военную экспедицию из Чернигова со многими
военными силами, которая должна была занять не менее двух, а
то и трех летних месяцев, тем более, если поход был предпринят
не через Перекоп или Арабатскую стрелку на Керчь (т.е. по За-
лозному пути через Олешье), а форсируя Дон и в обход Азовско-
го моря. Насколько такой поход мог быть осуществлен и «стои-
ла ли овчинка выделки»? В противном случае для этого
сообщения ПВЛ следует искать либо иную географическую ре-
альность, либо требовать пересмотра «тмутороканских извес-
тий», в том числе известного «единоборства» Мстислава, источ-
ником которого могла стать, как я уже писал, одна из поэм
Бояна, упоминаемая в «Слове о полку Игореве»92. Но откуда мог
взять этот сюжет Боян?
Задачи реальной топологии Руси ΙΧ-ΧΙ вв. с неизбежностью
ставят перед каждым исследователем вопросы о Берладе и горо-
дах дунайских и поморских, в которых В.В.Мавродин с доста-
точным основанием находил приметы «русской вольницы»,
90
История Венгрии, т. I. М., 1971, с. 138.
91
92
«Пес[н]ь пояше... храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ
пълкы касожьскыми» (Ироическая песнь о походе на половцев удельнаго
князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича... М., 1800, с. 3-4).
сопоставляемые им с Запорожской Сечью или донским казаче-

ством позднейших времен, но которые теперь могут быть срав-
нимы с «боспорской» или «таврической Русью». В этом плане
особенно примечательно упоминание Константином Порфиро-
генитом «Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора,
архонта Росии», откуда шли моноксилы в Константинополь,
при том, что (как можно понять из текста) они не сходились с
теми, что собирались «в крепости Киоава»93. Поскольку в рус-
ских источниках нет никаких сведений, что Святослав Игоре-
вич когда-либо находился на княжении в Новгороде на Вол-
хове, а отправлять лодьи из Волхова в Константинополь
практически невозможно, естественно задаться вопросом: не
указывает ли это сообщение на дунайский или какой-либо дру-
гой Новгород, где Святослав вполне мог проводить годы своей
юности, чем объясняется как его последующее стремление на
Дунай («средина земли моей»), так и выбор его кандидатуры в
Константинополе для вторжения в Болгарию и последующее
подчинение ему «городов по Дунаю», пополнивших ряды его
воинов. Наконец, наличие именно этой «дунайской Руси», как и
отмеченное рядом исследователей тождество клятвы оружием у
болгар и русов94, свидетельствуют в пользу упоминавшейся
мною гипотезы о происхождения его матери, Ольги, из болгар-
ской Плиски.
Другой комплекс фактов, заставляющий обратить внимание
на множественность «Новгородов», связан с сюжетом, приуро-
ченным к Ярославу Владимировичу и его борьбе за Киев, — из-
биении варягов «во дворе поромони» [Ип., 127]. Отсутствие в
этом тексте упоминания «словен» и «руси» (действующими эт-
носами выступают «варяги» и «новгородцы»), вместе с исполь-
зованным греческого (византийского) эпитета «варягов» -
"παραμοναί" ('верные'), а вовсе не «путешественники» (от др.-
северного farimenn), как истолковала Е.А. Мельникова и без-
думно повторил за ней Г.СЛебедев95, ставит вопрос о времени и
причинах проникновении столь специфически византийского
термина в лексику Новгорода на Волхове при наличии собст-
венного, причем здесь же используемого термина "варяги"96. Та-
93
Константин Багрянородный. Об управлении..., с. 44/45.
94
Срезневский И.И. Договоры с греками. / / Срезневский И.И. Русское
слово. М., 1986, с. 41-42; Златарски В.Н. Клятва у языческих болгар. / / Зла-
тарски В. Избрани произведения, т. I. София, 1972, с. 181-189.
ъ
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археоло-
гические очерки. Л., 1985, с. 206.
96
См. по этому поводу: Лихачев Д.С. Текстология на материале русской
литературы X-XVII веков. Л., 1983, с. 80-81.
кая неопределенность употребления и изолированность лексе-

мы в очередной раз дает повод заподозрить существование ка-
кого-то неучтенного Новгорода, время от времени всплываю-
щего в перспективе ранних веков русской истории. В известной
мере, такое заключение объясняет отсутствие указанных этно-
нимов и в других текстах, связанных с Ярославом, поскольку од-
норазовое упоминание «руси, варяг, словен» при наборе им вой-
ска в начале ст. 6526/1018 г. или «варяг и словен» в таком же
контексте ст. 6542/1034 г., не подтверждаемое в последующем
повествовании, носит характер безусловного «клише» XII сто-
летия.
Еще одним текстом, трудно согласующимся с историко-гео-
графической ситуацией первой половины XI в., оказывается но-
велла 6551/ 1043 г. о походе Владимира Ярославича на Констан-
тинополь, текст которой, искаженный сокращениями архетипа
Ипатьевского и Лаврентьевского изводов, частично восстанав-
ливается с помощью Воскресенского списка ПВЛ97, а сам рас-
сказ подробнейшим образом изучен и проанализирован в ряде
работ Г.ГЛитавриным98. Это последняя по времени работа, ох-
ватывающая весь круг известных по данному сюжету источни-
ков (русских, византийских, восточных), не упустившая ни од-
ного возможного нюанса в истолковании фактов, тем не менее,
оказывается не в силах ответить на три вопроса, неизбежно
встающие перед исследователем: 1) откуда пришли «росы» к
Константинополю; 2) почему ссора на константинопольском
рынке должна была вызвать такой ответный демарш со стороны
«Киевского государства» при безусловно крепнущих мирных и
даже родственных (вспомним брак Владимира!) отношениях в
области религии и культуры; 3) что дало основание М.Пселлу в
своем описании событий и через много лет утверждать, что «это
варварское племя всё время кипит злобой и ненавистью к Ромей-
ской державе и <...> ищет предлога для войны с нами»99.
Поставленные вопросы, несомненно, были бы легко разре-
шены самим исследователем, если бы он, безотчетно следуя тра-
диции, не заменял (даже в переводе источников!) росов/русь
лексемой "русские", подменяя таким образом действительного
субъекта агрессии против Константинополя — «черноморскую
русь» или «росов» — киевской «Русью», т.е. государственным об-
97
ПСРЛ, т. 7. СПб., 1856, с. 331.
98
Литаврин Г.Г. Война Руси против Византии в 1043 г. / / Исследования
по истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья. Киев-
ская Русь и ее славянские соседи. М., 1972, с. 178-222.
99
Леем М. Хронография. М., 1978, с. 95.
разованием, которое менее всего было заинтересовано в подоб-

ных конфликтах. Одним из оснований такой замены послужило
абсолютное доверие Г.ПЛитаврина к тексту ПВЛ и тот факт, что
Владимир Ярославич известен в качестве «новгородского кня-
зя», каким он, похоже, оставался до конца своей жизни. Соот-
ветственно, принято считать, что поход 1043 г. под стены Царь-
града был совершен из Новгорода на Волхове, хотя такое
допущение противоречит как логике, так и положению этого го-
рода, что заставило исследователя, вслед за Н.Н.Ворониным,
прибегать к сложным расчетам, учитывая время наступления
паводка на реках, преодоления волоков и пр.
Устойчивость подобного заблуждения, кроме традиции, мо-
жет быть обусловлена наличием в ПВЛ «тмутороканских извес-
тий», где прослеживается эта необъяснимая, на первый взгляд,
тяга новгородцев к черноморским берегам, в том числе и к Тму-
тороканю, когда вместе с «Ростиславом, сыном Владимира, вну-
ком Ярослава» туда бегут «Порей и Вьппата, сын Остромирь вое-
воды новгородьского» [Ип., 152], причем по своей стилистике
оба эти отрывка (6551/1043 и 6572/1064 гг.) безусловно принад-
лежат одному литературному источнику, повествующему о «чер-
номорской руси». Между тем, для быстрого и решительного по-
хода на греков, вызванного, как сообщает Скилица, ссорой на
константинопольском рынке, во время которой «был убит ка-
кой-то знатный скиф»100, вряд ли требовалось отряжать ильмен-
ских новгородцев, тогда как туда можно было отправить дунай-
скую или таврическую «вольницу»101. Более того, весь анализ
имеющегося материала, привлеченного историком, подводит к
выводу о крайней бессмысленности этого набега для предпри-
нявшего его государства и, наоборот, вполне объяснимого с точ-
ки зрения социума росов, воспользовавшихся подвернувшимся
предлогом попугать, пограбить, а, может быть, и сорвать «от-
ступное» с греков, никак не ожидавших такого поворота собы-
тий.
По свидетельству Михаила Пселла, очевидца сражения
1043 г. под стенами Константинополя, росы, проникнув в Про-
100
Литаврин Г.Г. Война Руси..., с. 187.
101
Возможному перенесению рада событий 40-60-х гг. XI в. от Керчи и
Тамани на Дунай отнюдь не противоречат места находки известных печатей
«от Ратибора» в Еникале, Херсонесе (?), Киеве, Полтавской губ. (Янин В.Л.
Актовые печати древней Руси, т. I. М., 1970, с. 180-181), которые В.В.Мав-
родин интерпретирует в качестве «отмечающих собой морской путь из Ки-
ева в Тмутаракань» (Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. Л.,
1949, с. 97).
понтиду, первоначально вступили в переговоры с ромеями,

предложив мир за огромный выкуп - по тысяче статоров на суд-
но, причем деньги должны были отсчитываться на одном из их
кораблей. Затянув переговоры, греки успели оснастить грузовые
суда и триеры «жидким огнем», так что росы были разбиты, об-
ращены в бегство, а окончательный разгром был довершен вне-
запным штормовым ветром с востока, который остатки флота
росов разбросал по скалам и потопил102.
К сожалению, отсутствие текстов византийских авторов,
только пересказанных Г.ГЛитавриным, не позволяет прояснить
самые существенные в данной ситуации вопросы: действитель-
но ли назван у Скилицы в качестве предводителя росов Влади-
мир (Ярославич?), как это можно понять из работы103, в каком
он указан достоинстве и упомянут ли в связи с этим «Новгород».
И то и другое одинаково важно, поскольку Пселл и Атталиат, со-
временники сражения, не знают ни «Владимира», ни «Новго-
род», тогда как И.Скилица писал в конце XI в., и мог использо-
вать, к примеру, ту «хронику черноморской руси», из которой в
ПВЛ, весьма вероятно, попали договоры 6420/912 и 6453/945 гг.,
а также тмутороканские известия. Соответственно, требует раз-
решения и вопрос о «Новгороде», из которого одинаково легко
было «сбежать в Тмуторокан», как если бы речь шла о соседнем
городе, или отправиться морем под стены Царьграда. Напомню,
что такой причерноморский «Новгород» отмечен у Константи-
на Порфирогенита в качестве города, где «сидел Сфендослав,
сын Ингора, архонта Росии»104, и откуда, похоже, в XI в. был со-
вершен отмеченный в «Житии Стефана Сурожского» набег «ру-
си» на черноморские берега во главе с «князем Бравлином», по-
пленившим «от Корсуня до Корча» весь юго-восточный берег
Таврии и взломавшим «железные врата» Сурожа105, результатом
чего стало первое крещение русов106. Вопросы эти тем более ин-
тересны, что в распоряжении исследователей имеется безуслов-
ное свидетельство княжения Владимира Ярославича, «старшего
102
Псем М. Хронография. М., 1978, с. 95-97.
103
104
Константин Багрянородный. Об управлении..., с. 44/45.
105
Житие Стефана Сурожского. / / Васильевский В.Г. Труды, т. III, Пг.,
1915, с. 95. Там же исследование В.Г.Васильевского (с. CXLII-CCLXXXVIII).
106
Не следует забывать и о Новгороде «в земле Словеньской» или просто
«в словенах», фигурирующем в легенде о «хождении» апостола Андрея, с ко-
торым связан знаменитый сюжет о банном мытье, поскольку, как я показал,
первоначально речь шла о пути вверх по Дунаю, а не по Днепру, на который
перенес путешествие апостола уже древнерусский книжник (Никитин А.Л.
«Хождение» апостола Андрея и путь «из варяг в греки». / / ГДРЛ, сб. 6. М.,
1994, с. 358-384).
сына Ярослава», в 40-х гг. XI в. именно в «Новгороде» — извест-

ный колофон Книги пророков, которую в 1047 г. написал «исъ
куриловице» «попъ Оупирь (вар. — Оупиръ) Лихыи»107, недавно
весьма убедительно идентифицированный Андерсом Сьёбергом
со шведским резчиком рук этого времени Офейгом Упиром108.
Между тем, от ответа на вопрос, присутствовал ли Владимир
(Ярославич?) при переговорах с греками под стенами Констан-
тинополя, зависит оценка достоверности сведений, сообщае-
мых новеллой 6551/ 1043 г. Речь идет не о том, были или не бы-
ли в его войске «варяги» и какую роль сыграли в событиях,
поскольку, как я показал ранее, все «варяги» появились в ПВЛ
не ранее первой четверти XII в.109, а о реальности присутствия
сына Ярослава под стенами Константинополя.
Из точного прочтения текста новеллы следует, что буря раз-
била русский флот, еще не дошедший до Царьграда, отсюда и
решение спасшихся вернуться, «поити в Русь», причем суда по-
вернул сам Владимир Ярославич, поднятый на корабль «Ивана
ТЪоримирича» вместе с Вышатой. Однако последний, будучи
«воеводой», т.е. отвечающим за войско, отказался от возможно-
сти личного спасения и тоже сошел на берег, поскольку ему ни-
чего другого не оставалось. Разбив посланные в догонку (?) гре-
ческие суда, Владимир возвращается «в Русь», тогда как
плененный со всеми оставшимися Вышата — только три года
спустя.
Сравнение содержания новеллы с пересказанными Г.ГЛи-
тавриным повествованиями М.Атталиаты, И.Скилицы и с текс-
том М.Пселла позволяет предположить, что речь идет о той час-
ти флота росов, который к моменту шторма находился еще
только на подступах к Босфору, испытал его силу и приводил се-
бя в порядок, когда на него наткнулись посланные в погоню
триеры, как об этом рассказывает И.Скилица. Наголову разбив
флот Константина Каваллурия и понеся новые потери, эта часть
флота росов вынуждена была уйти восвояси, оставив на берегу
107
Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка X-
XIV веков. СПб., 1882, стб. 17-18.
108
Sjobeig Anders. Pop Upir' Lichoj and the Swedish Rune-carver Ofeigr
Upir. / / Scando-Slavica, t. 28. Munksgaard, Copenhagen, 1982, S. 109-124.
109
Замечательно использование этого сюжета Б.А.Рыбаковым для по-
строения антиваряжской «виртуальной истории Руси», когда для подкреп-
ления собственной фантазии историк использует заведомо поздний текст с
тенденциозными дополнениями при полном игнорировании более ранних
источников (Рыбаков Б.А. «Остромирова летопись». / / Рыбаков Б.А. Из ис-
тории культуры Древней Руси. Исследования и заметки. М., 1984, с. 79-80).
росов с Вышатой, которые у Варны были частично уничтожены,

а частично захвачены в плен Катакалоном Кекавменом110. На-
сколько далеко рассказ ПВЛ стоит от реальных событий, будучи
создан десятилетия спустя в Киеве, показывает фраза «и бысть
весть грекомъ, яко избило море русь», а также последующее опи-
сание происходившего, дав повод А.А.Шахматову предполо-
жить здесь контаминацию двух разных сюжетов и положить на-
чало путанице, в результате которой Ян, сын Вышатича,
оказывается тождественен «старцу Яню», умершему в 1106 г. в
Печерском монастыре в возрасте 90 лет111, — вещь невозможная,
если представить что тем же летом Ян Вышатич был послан
Святополком Изяславичем на половцев, которых «угонивыпе...
до Дуная» [Ип., 257].
Изучение топологии «руси/Руси» с привлечением ПВЛ, в
том числе и ее недатированной части, как мне представляется,
помогает также решить загадку пресловутых «руских писмен»,
обретенных Константином Философом в Корсуне112, как пове-
ствует об этом «Паннонская легенда»: «Обрете же тоу еваггелие и
псалтирь роусьскыми писмены писано, и чловека обреть глаголю-
ща тою беседою, и беседова с нимъ, и силоу речи приимъ, своей бе-
седе прикладаа различнаа пьсмена, гласнаа и съгласнаа, и... въско-
ре начать чести и сказати...»113 Несмотря на попытки
истолковать это сообщение в качестве свидетельства об исполь-
зовании славянами (до Константина-Кирилла) готского, си-
рийского и прочих алфавитов, как об этом пишет ВА.Истрин114,
одновременно высказывались мнения о существовании у вос-
точных славян («русских») собственной письменности до кре-
щения Владимира. Последнее подтверждается, с одной сторо-
ны, текстами договоров с греками и циркулярным письмом
патриарха Фотия 867 г. о состоявшемся крещении росов вскоре
после их набега в 860 г. на Константинополь115, а с другой — мно-
110
111
112
Подробный обзор мнений исследователей по этому вопросу см.:
Ильинский Г. Один эпизод из корсунского периода жизни Константина Фи-
лософа. / / Slavia, III, Praha, 1925, S. 45-64; Никольский Η.К. К вопросу о рус-
ских письменах, упоминаемых в Житии Константина Философа. Л., 1928.
113
вянской письменности. //Труды славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 12.
114
Истрин В.А. 1100 лет славянской азбуки. М., 1988, с. 111-116.
115
Левченко М.В. Очерки по истории..., с. 57.
жеством археологических свидетельств X в., непосредственно

связанных с письменностью и образцами самой письменности
этого времени116.
Однако речь идет о более раннем периоде и, скорее всего, о
письме славян, возникшем задолго до миссии «моравских бра-
тьев». Предание усваивает его изобретение не просветителю
славян Кириллу, а его предшественнику, Кириллу Солунскому,
который родился в Каппадокии, учился в Дамаске и пришел в
Солунь из Александрии в конце VII в. Согласно преданию, ему
принадлежит изобретение 35-буквенной славянской азбуки,
распространившейся в Болгарии117, которая могла быть воспри-
нята росами и использована в сношениях с Византией, в том
числе и для перевода договоров на славянский (русский) язык.
Другое дело — насколько эти буквы соответствовали тому, что
мы называем теперь «кириллицей». Но о том, как выглядела
«протокириллическая письменность», мы можем судить разве
что по знакам на моливдовуле с изображением «камертона», ус-
военном ВЛ.Яниным Святославу Игоревичу118, и по начатым
Н.В.Энговатовым работам119, так и не получившим своего про-
должения после трагической смерти этого многообещающего
исследователя.120
116
Медынцева АЛ. Начало письменности на Руси по археологическим
данным. / / История, культура, этнография и фольклор славянских народов.
IX Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М.,
1983, с. 86-97.
117
Успенский П. Первое путешествие в афонские монастыри и скиты в
1846 г., ч. И, отделение 1. Киев, 1877, с. 101-104.
118
Янин B.JI. Актовые печати Древней Руси, т. 1. М., 1970, тб. I, рис. 1.
119
Энговатов Н. Древнейшая русская азбука. / / Знание - сила, 1960,
№11.
120
Будущим исследователям «городов русов» следует также иметь в ви-
ду слова ал-Идриси о «городе ар-Русийа на большой реке (Кубани? - А.Н.),
текущей с гор Кукайа», находящегося на расстоянии 27 миль от города Ма-
траха, «между жителями которого и жителями Русийи постоянная война»
(Бейлис В.М. Ал-Идриси о восточном Причерноморье и юго-восточной ок-
раине русских земель. / / Д Г СССР, 1982. М., 1984, с. 212), поскольку имен-
но он мог быть одним из загадочных «Новгородов» византийских авторов и
ранних известий русской историографии.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ 347
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ
Исследователь, еще только приступая к изучению ПВЛ,

сталкивается с парадоксальной ситуацией: при всём интересе к
этому памятнику среди множества специально посвященных
ему работ нет ни одной, которая подвергла бы анализу структу-
ру его текста в соотнесенности с контекстом включающих его
летописных сводов. Более того, несмотря на споры по поводу
количества «редакций» ПВЛ и их объемов, имеющийся текст
рассматривается исключительно в рамках «третьей редакции»,
т.е. ограничивая исследование рубежом 1118/1119 г., как если то
была не гипотеза А.А.Шахматова, а реальный список, не имею-
щий естественного продолжения. Между тем, мы до сих пор не
можем с уверенностью говорить даже о пределах работы Несте-
ра/Нестора 1 , так что единственным достоверным рубежом ран-
него киевского летописании оказывается известная запись игу-
мена Михайловского Выдубицкого монастыря Сильвестра,
впоследствии епископа Переяславля Южного, с упоминанием
6624/1116 г., когда он работал над «летописцем» [Л., 286].
Сопоставляя упоминания «летописца», т.е. летописи, у Не-
стера/Нестора и у Сильвестра, тем более, что колофон послед-
него следует в Лаврентьевской летописи за текстом ПВЛ, при-
нято считать, что речь идет об одном и том же сочинении,
которое было написано Нестером/Нестором, а затем отредакти-
ровано и дополнено Сильвестром. Последнее возможно, однако
даже приняв это в качестве постулата, исследователь остается в
неведении относительно реального состава и объема «летописца
1
Таково его настоящее имя, представленное в Хлебниковском списке
Ипатьевской летописи («Повести временныхълет Нестера черноризца Фе-
досьева манастыря Печерьскаго, откуду есть пошла Руская земля и хто в ней
почал первое княжить» [Ип., 2]), в «Житии Феодосия» («Си на оуме азъ,
грешный Нестеръ, приим и огради въ ся верою и оупованиемь» [Успенский
сборник ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. М., 1971, с. 71-72] и в «Чтении о житии и о погублении
блаженную страстотерпца Бориса и Глеба» (Абрамович Д.И. Жития святых
мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916 (ПДЛ, вып. 2-й), с. 26).
Сильвестра», который, безусловно, существовал, но пока оста-

ется для нас загадкой. Поэтому логическое обособление текста,
ничем не выделенного во всех известных нам летописных сво-
дах, является всего лишь гипотезой, не находящей сейчас
подтверждения. Поскольку же текст, именуемый «Повестью
временных лет», будучи неразрывной частью различных лето-
писных сводов, отличается в каждом случае своим объемом и
лексикой, неизбежно возникает вопрос о его истории — как ис-
тории собственно ПВЛ, так и истории ее текста в составе после-
дующих сводов.
Очевидно, что при очередном переписывании редакторы
сводов, отбиравшие необходимый с их точки зрения материал и
производившие сокращения, и просто переписчики вносили
свой вклад в лексику и фразеологию памятника, частично пере-
сказывая тексты, что можно видеть, например, в сюжете о борь-
бе Ярослава со Святополком в НПЛ, где сведено воедино
содержание нескольких годовых статей [НПЛ, 174-175]. Соот-
ветственно, каждое такое переписывание откладывалось в текс-
те определенным комплексом примет, которые лингвистичес-
кий анализ может выявить, но не всегда может объяснить,
указав лишь на явления «ранние» и «более поздние»2. Если при
этом учесть, что такой анализ охватывает только текст до 1119 г.,
хотя тот является неразрывной частью текста Ипатьевской лето-
писи в списке 20-х гг. XV в., или списка Лаврентьевской летопи-
си 1377 г., становится очевидно, что начинать его необходимо «с
конца», следуя методам реставрационных работ или археологи-
ческих раскопок. Однако, в отличие от материальных объектов,
имеющих четкий критерий возраста (т.е. времени изготовления
и времени выпадения артефакта из обращения), корпус актив-
ной лексики во времени меняется гораздо медленнее и незамет-
нее. Кроме того, при переписке происходит замена не только
отдельных лексем и синтагм, но и целых фраз, поэтому прихо-
дится говорить о значительном, а порою и полном обновлении
текста, ярким примером чего могут служить отдельные главы
известного «Жития Феодосия», представленные ПВЛ, Успен-
ским сборником и Патериком Киево-Печерского монастыря
различных редакций, — тексты, вызывающие до сих пор споры о
том, могли ли они быть написаны одним автором, т.е. Несте-
ром/Нестором.
С ПВЛ в целом дело обстоит еще сложнее, поскольку мы до
сих пор не можем представить ее первоначального объема и со-
2
Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975.
става даже в рамках, определенных АА.Шахматовым, который,

при всех своих блестящих наблюдениях и открытиях, внес мно-
го путаницы верой в «первичность» ПВЛ по тексту НПЛ и со-
блазном видеть в Лаврентьевском списке сохранившуюся «ре-
дакцию Сильвестра». Между тем, как он сам был вынужден
признать в конце своей жизни, Лаврентьевский список являет-
ся более дефектным и менее полным, чем список Ипатьевский
(оба они являются изводами одной редакции), хотя в таких де-
фектных, поздних и переработанных списках можно найти ут-
раченные фрагменты (НПЛ, Летописец Переславля Суздаль-
ского) или более полные чтения, позволяющие восстановить
испорченный текст (напр., отдельные сюжеты летописи по Вос-
кресенскому списку).
Поэтому мне представляется, что первым шагом исследова-
теля любого текста (в прямом и более широком смысле) должна
стать попытка оценки и анализа его структуры, которая, с одной
стороны, отражает историю данного текста, а, с другой, — дает
возможность понять смысловую взаимосвязь составляющих его
блоков, синтагм, лексем и пр. Если же данный текст, как в слу-
чае с ПВЛ, сам находится в составе некоего контекста, имеюще-
го сложный характер и неясное происхождение, то здесь анализ
следует начинать с выделения знаковых компонентов, достаточ-
но широко представленных в его структуре и в то же время не за-
висящих от конъюнктурных изменений целого. Рассмотрим с
этой точки зрения состав ПВЛ, которая является типичным ле-
тописным сводом, а потому обладает структурными единицами,
присущими всем остальным аналогичным сводам, в составе ко-
торых она и дошла до нас.
ПВЛ состоит из недатированного «введения» и годовых ста-
тей разного объема, содержания и происхождения. Эти статьи
могут иметь характер 1) кратких фактографических заметок о
том или ином событии, 2) самостоятельной новеллы, 3) части
единого повествования, разнесенного по разным годам при хро-
нометрировании первоначального текста, не имевшего погод-
ной сетки, и 4) «годовых» статей сложного состава, состоящих,
например, из 5) повести, присоединенной к краткой заметке
(«Повесть о начале Печерского монастыря», присоединенная к
заметке о поставлении Илариона митрополитом в 6559/1051 г.),
или 6) статьи и присоединенных к ней сообщений о событиях,
имевших место в данном календарном году. Такая структура
ПВЛ осложнена ее многослойностью, поскольку в ней доста-
точно явственно выступают более поздние сюжетные интерпо-
ляции («Повесть об убиении Бориса и Глеба», «Повесть об ос-
леплении Василька», «Повесть о походе 1111 г.»), разрывающие
уже имевшийся текст, или внутритекстовые вставки, дополне-

ния и пояснения (экспозиция Киева 70-80-х гг. XI в. в новеллах
о мести Ольги или захвате Киева Олегом) и просто рассказы о
ранних событиях, написанные два с половиной века спустя.
Эти общеизвестные факты я напоминаю потому, что и поны-
не многие историки всё еще уверены в синхронности работы ле-
тописца, т.е. в том что «годовая статья» действительно была
«итогом года», который некий «летописатель» заносил в свой
«дневник». В этом отношении особенно показательны работы
Б.А.Рыбакова, усвояющего каждому князю своего хроникера-
летописца и уподобляющего саму летопись чуть ли не газетному
листку, реагирующему на сиюминутные изменения политичес-
кой ситуации3, и М.Х.Алешковского, следующего за академи-
ком в утверждении «синхронного» событиям летописания и вы-
делявшего «погодную запись, сделанную сразу после события или в
конце года, когда произошло событие, или же в начале следующего
года, но под датой предыдущего годаИ. Несостоятельность подоб-
ного взгляда определяется как наличием «пустых лет» (чем за-
нимались в это время «летописцы» и за что получали содержа-
ние от князя?), так и практикой западных и восточных
хронистов, писавших годы, а то и десятилетия спустя после со-
бытий. Стоит напомнить, что даже в XVI в., когда Иван IV по-
пытался сделать летописание «государевым делом», А.ФАда-
шев не писал летопись, а только подбирал к ней материалы за
прошедшие годы, как то следует из описи царского архива5). Со-
ответственно, и абсолютное большинство статей ПВЛ оказыва-
ется написано десятки лет спустя после событий, как то призна-
вал сам Алешковский 6 . К этому можно добавить, что уже
упоминавшиеся ст. 6390/882, 6453/945 гг. несут в себе приметы
Киева 70-80-х гг. XI в.; все статьи с упоминанием «варягов» ока-
3
Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М.,
1972.
4
Алешковский М.Х. К типологии текстов «Повести временных лет». / /
Источниковедение отечественной истории. Сб. статей 1975 г. М., 1976,
с. 134.
5
«Ящик 223. А в нем... обыск князя Ондрея Петровича Телятевского в
Юрьеве Ливонском про Олексееву смерть Адашева, и списки черные, пи-
сал память, что писати в летописец лет новых, которые у Олексея взяты»
(Описи Царского архива XVI в. и Архива Посольского приказа 1614 г. М.,
1960, с. 43).
6
изведения в древней Руси. М., 1971, с. 56-59.
зываются написаны не ранее первой половины XII в., в том чис-

ле и «хождение апостола Андрея»; новелла об истории Печер-
ского монастыря под 6559/1051 г. несет в себе указание на нача-
ло 90-х гг. XI в., и т.д.
Следует заметить, что на Руси, как и в Европе, «летописани-
ем», т.е. повествованием о прошлом, занимались люди исклю-
чительно духовного звания и в монастырях не потому, что имен-
но в монастырях оказывались необходимые для работы книги,
но, в первую очередь, потому, что духовное лицо обладало необ-
ходимым образованием, начитанностью, а главное — обеспе-
ченностью, отсутствием жизненных забот о семье, карьере, хле-
бе насущном и тягот несения воинской или фискальной
службы. Как показывает практика, вплоть до XVI в. в русской
хронографии отсутствуют следы частного летописания, столь
характерного для европейцев и даже для арабского мира. Воз-
можно, такие попытки в эпоху Киевской Руси и предпринима-
лись, однако их следы надежно затерты в бесконечной ротации
последующих, создававшихся и обновлявшихся сводов.
Стоит при этом учесть и другой фактор, препятствовавший
возникновению частного летописания и литературного творче-
ства.
Привыкнув к обилию писчего материала, к черновикам, за-
писям, конспектам, различным выпискам, предварительным
наброскам, нам трудно представить технику работы летописца,
писавшего только набело, «без права на корректуру», распола-
гая крайне ограниченным пространством листа пергамена, ко-
торый был чрезвычайно дорог. Об этом свидетельствуют па-
лимпсесты и документы, использующие буквально каждый
квадратный сантиметр поверхности. Экономить приходилось
на каждом слове и на каждой букве, сокращая их «под титлы»
или вынося над строкой. Именно экономией места, а не конъ-
юнктурными соображениями, как то обычно изображают из-
лишне политизированные историки, объясняется большинство
последующих сокращений текста при переписке летописей:
чтобы поместить новое и более важное (уже потому, что оно но-
вое), опускалось старое, потерявшее свой интерес или просто
уже непонятное.
Однако происходил и другой процесс. При создании нового
списка некоторые статьи, повествовавшие о прошлом, тем бо-
лее, когда они оказались маркированы годами, пополнялись за-
метками о событиях, заимствованными из других летописей, из
собственной памяти или иных источников. Иногда они прини-
мали характер вставной новеллы, но чаще ограничивались крат-
ким сообщением о каком-либо факте, которое вводилось в
текст синтагмой «в се же лето», «в то же лето», «того же лета и

пр., причем под одним годом со временем оказывалось несколь-
ко таких записей, сделанных разными авторами, отличающи-
мися как по вводной синтагме, так и написанием одних и тех же
имен. Замечательным примером такого отличия стилей может
служить ст. 6597/1089 г., в которой мы встречаем два написания
имени одного киевского митрополита — "Иван" и "Иоанн":
«В лето 6597. Священа бысть церкви Печерьская святыя Бого-
родица манастыря Федосьева Иваном митрополитом, Лукою, бе-
логородским епископомь, и епискупомь ростовьскимъ Исаиемь, и
Иваномь, черниговьскымъ епискупомь, и Антоньемь, гурьговскимь
игуменомь, при благоверном князи Всеволоде, державному Руския
земли, и чадома его, Володимера и Ростислава, воеводьство дер-
жапцо киевьской тысящи Яневи, игуменьство (т.е. игуменство в
Киево-Печерском монастыре. - А.Н.) держащу Ивану.
В се же лето преставися Иоанъ митрополитъ. Бысть же си мужь
хитръ книгамъ и ученью, милостивъ убогимъ и вдовицам...» и пр.
[Ип., 199].
Естественно, что вторая запись не может принадлежать руке
предыдущего автора, хотя оба события произошли в один ка-
лендарный год, но и первая запись, и вторая оказываются сдела-
ны не по «горячим следам», а годы спустя. Наличие двух тради-
ций написания одного имени дает в руки исследователя
возможность и далее пользоваться такими приметами при раз-
делении текстов, на первый взгляд принадлежащих одному хро-
нологическому пласту, в данном случае печерянину, т.е., скорее
всего, Нестеру/Нестору, у которого такое же написание "Иван"
сохранилось непереправленным в начале «Чтения о Борисе и
Глебе»7. В ПВЛ написание "Иван" прослеживается в ст.
6582/1074 г. (игумен), 6594/1086 г. (митрополит), 6695/1087 г.
(митрополит), 6597/1089 г. (митрополит), в рассказе об обрете-
нии мощей Феодосия под 6599/1091 г. (игумен), под 6619/1111г.
(епископ), 6624/1116 г. (посадник), 6625/1117 г. (император),
6629/1121 г. (Богослов), 6632/1124 г. (Креститель), что вряд ли
можно посчитать случайностью. Однако столь безусловный вы-
вод требует в каждом случае проверки, поскольку разница в на-
писании может оказаться не всегда последовательно проведен-
ной поздней правкой. Так в ст. 6596/1088 г. Ипатьевского списка
тот же митрополит назван "Иоаном" («священа бысть церкви свя-
таго Михаила манастыря Всеволожа митрополитомь Иоаномь»
[Ип., 199]), однако из примечания издателей явствует, что «бук-
7
Абрамович Д.И. Жития святых мучеников..., с. 2.
вы -ано- написаны позже над строкой», а в списках Хлебников-

ском и Погодинском сохранилось правильное написание про-
тографа "Иваном".
Часть таких заметок-дополнений несли точные календарные
даты, другие - указания на время года. В тексте ПВЛ это осо-
бенно хорошо видно, поскольку в какой-то момент один из ре-
дакторов при создании очередного свода провел его сквозное
хронометрирование, снабдив текст сеткой годовых дат, под ко-
торыми предпринял попытку упорядочить все эти записи соот-
ветственно их внутригодовой последовательности. Поскольку
же один и тот же автор вводил в текст иногда несколько допол-
нений, относящихся к разным временам года, в ряде случаев по-
лучилась весьма выразительная картина разностилья, как,
напр., под 6612/1104 г.:
«В лето 6612. Ведена дщи Володарева за царевича за Олекси-
нича Царюграду, месяца июля в 20.
В том же лете ведена Передъслава, дщи Святополча, во Угры за
королевича месяца августа в 21.
Того же лета прииде митрополит Никифор в Русь месяца дека-
бря в 6 день.
В том же лете преставися Вячьслав Ярополчич в 13 день. Ники-
фор митрополит посажен на столе.
Сего же лета исходяща посла Святополк Путяту на Менеск, а
Володимер посла сына своего Ярополка, а Олег сам иде на Глеба,
поемыпе Давыда Всеславича; и не успеша ничтоже, и возъврати-
шася опять. И родися у Святополка сын, и нарекоша имя ему Бря-
числав.
В се же лето бысть знаменье: стояше солнце в крузе, а посреде
круга хрест, а посреде креста солнце, а вне круга оба полы 2 солн-
ца, над солнцем же кроме круга дуга, рогома на север; тако же зна-
менье в луне тем же образом, месяца февраля в 4 и 5 и 6 день, в дне
по три дни, а в ночи и в луне по три ночи» [Ип., 256].
Разнообразие вводных синтагм в дополнениях к основным
статьям ПВЛ делает небесполезной попытку проследить их упо-
требление на протяжении всей Ипатьевской летописи, чтобы
выяснить хронологические пределы их распространения. По-
скольку наряду с основными «в се же лето», «в се же время» «в то
же лето», «того же лета», «том же лете» (при частном «в том же
лете»), «в то же время», «в то же веремя» и «тое же (зимы, осе-
ни)» присутствуют малоупотребительные или просто единич-
ные их варианты «оу се же лето», «в си же времена», «оу си же
времена» и пр., то их наличие указывается в скобках только в
том случае, если в данной годовой статье отсутствует основное
написание. Количество повторов данной синтагмы в одной ста-

тье не указывается, хотя порою она может повторяться 5-8 раз.
Ипатьевская летопись
1) «В се же лето...»: 6450/942, 6508/1000, 6532/1024,

6583/1075, 6584/1076, 6586/1078, 6592/1084, 6595/1087,
6596/1088, 6597/1089, 6598/1090, 6599/1091, 6600/1092,
6601/1093, 6602/1094, 6603/1095, 6606/1098, 6607/1099,
6609/1101, 6610/1102, 6612/1104, 6613/1105, 6614/1106,
6616/1108, 6621/1113, 6622/1114, 6623/1115, 6624/1116,
6625/1117, (6626/1118), 6630/1122, 6632/1124, 6634/1126,
6635/1127, 6637/1129, 6638/1130, 6639/1131, 6640/1132,
6642/1134, 6645/1137, 6647/1139, 6648/1140, 6649/1141,
6650/1142, 6659/1151;
2) «В се же время...»: 6421/913, (6423/915), 6538/1030,

6592/1084, 6599/1091, (6600/1092), 6601/1093, 6603/1095,
6604/1096,6615/1107;
3) «В то же лето...»: 6422/914, 6544/1036, 6563/1055,

6573/1065, 6609/1101, 6610/1102, 6614/1106, 6615/1107,
6617/1109, 6618/1110, 6642/1134, 6649/1141, 6650/1142,
6651/1143, 6652/1144, 6653/1145, 6654/1146, 6655/1147;
4) «Того же лета...»: 6552/1044, 6563/1055, 6568/1060,

6571/1063, 6578/1070, 6579/1071, 6582/1073, 6602/1094,
6606/1098, 6608/1100, 6610/1102, 6611/1103, 6612/1104,
6613/1105, 6614/1106, 6616/1108, 6618/1110, 6619/1111,
6620/1112, 6621/1113, 6623/1115, 6625/1117, 6629/1121,
6631/1123, 6635/1127, 6636/1128, 6637/1129, 6644/1136,
6646/1138, 6647/1139, 6649/1141, 6650/1142, 6651/1143,
6655/1147, 6656/1148, 6676/1168, 6679/1171, 6680/1172,
6681/1173, 6682/1174, 6683/1175, 6685/1177, 6686/1178,
6688/1180, 6690/1182, 6691/1183, 6695/1187, 6697/1189,
6698/1190, 6700/1192, 6703/1195, 6704/1196, 6705/1197,
6706/1198, - 6773/1265,6793/1285,6794/1286,6799/1291;
5) «Том же лете...»: (6532/1024), 6596/1088, (6609/1101),

6611/1103, (6612/1104), 6613/1105, (6614/1106), 6615/1107,
6620/1112, 6622/1114, 6624/1116, 6625/1117, 6627/1119,
6628/1120, 6629/1121, 6631/1123, 6632/1124, 6636/1128,
6638/1130, 6639/1131, 6641/1133, 6644/1136, 6655/1147,
6658/1150, 6659/1151, 6661/1153, 6662/1154, 6663/1155,
6664/1156, 6665/1157, 6667/1159, 6668/1160, 6669/1161,

6670/1162, 6671/1163, 6673/1165, 6674/1166, 6675/1167,
6677/1169, 6678/1170, 6680/1172, 6681/1173;
6) «В то же время...»: 6579/1071, 6645/1137, 6648/1140,

6649/1141, 6654/1146, 6655/1147, 6656/1148, 6681/1173,
6682/1174, 6691/1183, 6693/1185, 6707/1199, - 6748/1240;
7) «В то же веремя...»: 6604/1096, 6655/1147, 6656/1148,

6658/1150, 6659/1151, 6660/1152, 6662/1154, 6663/1155,
6665/1157, 6669/1161, 6678/1170, - 6770/1252;
8) «Тое же (зимы, весны, осени)...»: 6642/1134, 6643/1135,

6649/1141, 6651/1143, 6652/1144, 6653/1145, 6658/1150,
6662/1154, 6663/1155, 6668/1160, 6676/1168, 6678/1170,
6681/1173, 6683/1175, 6693/1185, 6695/1187, 6698/1190,
6700/1192, 6701/1193, 6703/1195, - 6758/1250.
Как можно убедиться, распределение вводных синтагм по

годовым статьям оказалось далеко не хаотичным. Так, исполь-
зование сообщений с синтагмой «в се же лето», хотя и отмечено
в трех статьях X — первой четверти XI в., практически начинает-
ся с 1075 г. и резко заканчивается в 1151 г., более уже не возни-
кая. Сходную картину представляют заметки с синтагмой «в то
же лето», служившей, по-видимому, естественным дополнени-
ем к первой, однако эта синтагма используется уже в статьях
второй и третьей четверти XI в., будучи максимально представ-
лена в последующий период, причем ее употребление точно так
же завершается к середине XII в. на 1147 г.
Совершенно иначе выглядит употребление синтагмы «того
же лета». Будучи отмечена в четырех статьях середины XI в., она
сосуществует с двумя первыми до середины XII в. (1070-
1148 гг.), но в отличие от них занимает господствующее положе-
ние в последней четверти XII в. (1171-1198 гг.) и периодически
возникает в текстах последней трети XIII в. (1265-1291 гг.).
Очень похоже что именно с этой синтагмой связаны две другие
- «в то же время» (особый вид «веремя») и «тое же (зимы, осе-
ни)», из которых первая охватывает период с конца 30-х гг. XII в.
по 1199 г., а вторая - с середины 30-х гг. по 1195 г., т.е. они оказы-
ваются синхронны.
Таким образом, по употреблению этих синтагм можно с уве-
ренностью говорить о том, что протосвод, заключавший в себе
текст, именуемый сейчас ПВЛ, был создан не ранее конца 40-х
или в первой половине 50-х гг. XII в., будучи отмечен дополне-
12*
ниями с вводными синтагмами «в се же лето» и «в то же лето».

Наличие большого разрыва между концом 40-х и началом
70-х гг. XII в., после чего до конца 90-х гг. XII в. в качестве ввод-
ных используются прежние синтагмы, создает впечатление, что
интерполированный текст («хроника Всеволода Ольговича»),
повествующий о событиях в Русской земле середины XII в., был
привлечен для продолжения уже имевшегося текста сводчиком
конца 90-х гг. XII в. Подтверждением этому может служить упо-
требление синтагмы «тое же зимы (весны, осени)», использо-
ванной в дополнениях к статьям 1134-1195 гг.
К сходным выводам приводят соответствующие наблюдения
над употреблением этих синтагм в Лаврентьевской летописи, за
тем только исключением, что она не знает «летописи Всеволо-
да», сохранила гораздо меньше дополнений к статьям ПВЛ, чем
Ипатьевская летопись, и содержит ряд мелких разночтений
(«сего же лета», «в сем же лете», «сем же лете»), включаемых в
основной массив в скобках при отсутствии данного года. Ис-
ключение составляет синтагма «того ж лета», вначале перемежа-
ющаяся с полной формой («того же лета»), а после 1212 г. полно-
стью ее заменяющая.
Лаврентьевская летопись
1) «В се же лето...»: 6532/1024, (6538/1030), 6535/1043,

6536/1044, 6546/1054, (6552/1060), 6557/1065, 6562/1070,
6563/1071, 6565/1073, 6567/1075, (6568/1076), 6570/1078,
6573/1081, 6581/1089, 6583/1091, 6584/1092, 6585/1093,
6586/1094, 6587/1095, 6591/1099, 6594/1102, (6595/1103),
(6596/1104), 6598/1106, 6599/1107, 6600/1108, 6605/1113,
6614/1122, 6615/1123, 6619/1127, 6620/1128;
2) «В сеже время/времена...»: 6406/914, 6535/1043, 6557/1065,

6563/1071, 6583/1091,6584/1092, 6588/1096;
3) «В то же лето...»: 6405/913, 6593/1101, 6594/1102,

6598/1106, 6599/1107, 6601/1109, 6607/1115, 6608/1116,
6610/1118, 6611/1119, 6612/1120, 6615/1123, 6616/1124,
6618/1126, 6619/1127, 6620/1128, 6621/1129, 6623/1131,
6624/1132, 6627/1135, 6628/1136, 6630/1138, 6633/1141,
6638/1145, 6638/1146, 6639/1147, 6642/1150, 6643/1151,
6646/1154, 6647/1155, 6648/1156, 6651/1159, 6656/1164,
6661/1169, 6666/1174, (6667/1175), 6668/1176, (6672/1180),
6677/1185,(6678/1186), 6679/1187;
4) «Того же лета...»: 6595/1103, 6630/1138, 6631/1139,

6637/1145, 6647/1155, 6649/1157, 6651/1159, 6652/1160,
6702/1210, 6703/1211,6704/1212;
5) «Того ж лета...»: 6666/1174, 6677/1185, 6678/1186,

6679/1187, 6680/1188, 6681/1189, 6682/1190, 6686/1194,
6687/1195, 6688/1196, 6690/1198, 6691/1199, 6692/1200,
6702/1210, 6704/1212, 6705/1213, 6706/1214, 6707/1215,
6708/1216, 6708/1217, 6710/1218, 6711/1219, 6712/1220,
6713/1221, 6715/1223, 6716/1224, 6717/1225, 6718/1226,
6719/1227, 6720/1228, 6722/1230, 6723/1231, 6724/1232,
6729/1237, 6730/1238, 6731/1239, 6733/1241, 6737/1245,
6738/1246, 6739/1247, 6743/1251, 6744/1252, 6745/1253,
6746/1254, 6747/1255, 6750/1258, 6753/1261, 6755/1263,
6776/1284, 6777/1285, 6787/1295, 6790/1298, 6791/1299,
6792/1300, 6793/1301, 6794/1302, 6795/1303;
6) «Том же лете...»/»В том же лете...»: 6586/1094, 6592/1100,

6594/1102, 6596/1104, 6597/1105, 6598/1106, 6599/1107,
6602/1110, 6605/1113, 6606/1114, 6607/1115, 6608/1116,
6609/1117,6636/1144,6650/1158;
7) «Тое же зимы (весны, осени)...»: 6627/1135, 6630/1138,

6633/1141, 6635/1143, 6638/1146, 6643/1151, 6644/1152,
6646/1154, 6647/1155, 6648/1156, (6650/1158), 6651/1159,
6663/1171, 6664/1172, 6667/1175, 6689/1197, (6692/1200),
6693/1201, 6694/1202, 6698/1206, 6699/1207, 6700/1208,
6701/1209, 6710/1218, 6712/1220, 6718/1226, 6719/1227,
6724/1232, 6729/1237, 6738/1246, 6740/1248, 6741/1249,
6742/1250, 6748/1256, 6749/1257, 6750/1258, 6756/1264,
6787/1295.
Однако здесь в употреблении вводных синтагм замечается и

существенная разница. Так, например, в Лаврентьевской лето-
писи полностью отсутствует синтагма «в то же время/веремя»,
довольно широко использованная в Ипатьевской летописи (от
1071 до 1252 г.), причем вторая ее форма («веремя») оказывается
наиболее характерной только в узком интервале 15 лет середины
XII в. (1147-1161 гг.). Наиболее примечателен тот факт, что ни
одна из синтагм, общих для Ипатьевской и Лаврентьевской ле-
тописей, в тексте последней не доходит до конца 90-х гг. XII в.,
обрываясь на конце 50-х гг. (за исключением синтагмы «в то же
лето»), в отличие от Ипатьевской летописи (1147 г.) доходящей
до 1185 г. Исходя из этого, можно думать, что Лаврентьевская

летопись сохранила в «конспективном» виде обрывки общего с
Ипатьевской архетипа середины и второй половины XII в., ко-
торый включал в себя значительно переработанную ПВЛ.
Эти наблюдения подтверждают ранее высказанное предпо-
ложение, что, работая с ПВЛ даже в рамках «летописца Сильве-
стра», т.е. ограничивая себя 1116 г., исследователь имеет дело,
как минимум, еще с тремя последующими редакциями и напла-
стованиями в тексте, которые могут выступать на уровне от-
дельных лексем, синтагм, фраз и отдельных новелл, выделение
которых не всегда возможно даже в результате специального
анализа. Так, уже все статьи списков Ипатьевского вида после
1116 г., а Лаврентьевского - после 1110 г., вплоть до начала
50-х гг. XII в. представляют собой свод, с одной стороны, усво-
ивший и частично отложившийся на том, за который мы прини-
маем ПВЛ Нестера, а с другой — всё более явственно пополняе-
мый с 1137 г. заимствованиями из «хроники Всеволода», текст
которой становится определяющим для событий 40-50-х гг.
XII в. в Ипатьевской летописи. Ограничение использования
вводных синтагм «в то же лето» и «том же лете» 70-80-ми гг. XII в.,
свидетельствует еще об одном своде, точно так же не оставившем
без своих дополнений текст Нестера/Нестора. Однако наибо-
льшее воздействие на ПВЛ должен был оказать свод 1198/1199 гг.
с последней летописной заметкой под 6706/1198 г. о смерти чер-
ниговского князя Ярослава Всеволодича, дополненной сообще-
ниями о рождении дочери у Ростислава Рюриковича и о том, что
другую свою дочь, Всеславу, он отдал за Ярослава Глебовича в
Рязань. Завершением же этого свода, обращенного к «великому
князю Рюрикови, по порожению же еже от божественныя купели
духом пронаречену Василию, сыну Ростиславлю» [Ип., 709], стала
новелла о воздвижении каменной стены под церковью Михай-
ловского Выдубицкого монастыря над Днепром.
Любопытной деталью, на которую следует обратить внима-
ние, является наличие в Ипатьевской летописи ст. 6707/1199 и
6708/1200 гг., отсутствующих в Хлебникове ком и Погодинском
списках, в большинстве случаев более точно передающих их об-
щий протограф. Если считать, следом за другими историками,
автором этого свода выдубицкого игумена Моисея (в чем я не
вижу никаких препятствий), следует задаться неизбежным во-
просом, насколько далеко простиралось его вторжение в текст
ПВЛ, поскольку синтагмы «того же лета» и «в то же время», до-
ходящие до его конца, начинают встречаться в годовых статьях
ПВЛ уже с 6552/1044 г. Последнее означает, что игумен Моисей
(или то лицо, которое мы в данном случае обозначаем этим име-

нем) мог быть автором и редактором ряда основных статей
предшествующего времени. В таком случае, объяснение получа-
ют антилатинские выпады в «испытании вер» и «поучении» Вла-
димира после крещения, вполне уместные в конце XII в., одна-
ко, как замечал К.К.Висковатый, совершенно невероятные в
конце XI или в начале XII века.8
Совершенно по-новому и в полном соответствии с имеющи-
мися новгородскими материалами в этом плане можно было бы
осмыслить и «варяжскую» тему, начиная от «хождения апостола
Андрея», прихода Рюрика «к словенам» и кончая «варягами»
Владимира и Ярослава, которые, как я показал, не находят себе
места в киевской жизни конца XI и начала XII вв., но вполне от-
вечают политико-экономической ситуации середины и второй
половины XII в. (Новгород, «варязское Поморье» и пр.). Однако
удасться ли найти текстологические аргументы, подтверждаю-
щие такую догадку, покажет будущее.
Только теперь, разобравшись с окружением «летописца
Сильвестра» или, используя более привычное название — ПВЛ,
можно попытаться выяснить ее собственную структуру. Отправ-
ной точкой в этом анализе нельзя использовать ни «введение»,
поскольку оно несет на себе отпечаток позднейших наслоений и
начинается с заимствованного текста из хроники Георгия Амар-
тола, неоднократно пополнявшегося последующими редакто-
рами, ни собственно «погодные статьи», поскольку они являют-
ся или фрагментами предшествующего повествования без дат,
или же относятся к разным хронологическим пластам. Наблю-
дения над использованием вводных лексем, основной массив
которых в Ипатьевской летописи резко обрывается на послед-
них записях свода выдубицкого игумена, позволяет думать, что
именно его рукой были хронологизированы внутригодовые за-
метки-дополнения и, соответственно, произведена вся хроно-
метрия текста.
Но так ли это? Опорой в решении данного вопроса может
служить «хронологическая» статья 6360/852 г., вводившая рас-
сказ о «Руской земле» в контекст мировой истории через «Миха-
ила царя», от воцарения которого дан отсчет лет до «первого лета
Олгова, рускаго князя», после чего указывается следующая про-
8
Изяславу о латинех». / / Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567. Об «усвоении по-
сланий Феодоса [Грека] преп[одобному] Феодосию Печерскому» во второй
половине XII в. писал еще раньше А. Д .Седельников (Седельников А. Древ-
няя киевская легенда об апостоле Андрее. / / Slavia, III. Praha, 1924, S. 325).
должительность княжений: «отъ перваго лета Олгова, понележе

седе в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31; от перваго лета Иго-
рева до перваго лета Святославля лет 33; от перваго лета Свято-
славля до перваго лета Ярополча лет 28; Ярополк княжи леть 8;
Володимеръ княжи леть 37. Ярослав княжи лет 40. Темь же от
смерти Святославля до смерти Ярославли лет 85; от смерти Яро-
славли до смерти Ярополчи (по Лаврентьевской и Радзивилов-
ской — «Святополчи». - А.Н.) лет 60» [Ип., 12].
Отправной точкой здесь оказывается не смерть Рюрика, от-
сутствующего в перечне (потому что речь идет о собственно «Ру-
ской земле», т.е. киевском Поднепровье), а вокняжение Олега в
Киеве в 6389/881 г. через 29 лет «от первого лета Михаила». По
этой схеме Игорь заступил на престол спустя 31 год (т.е. в
6420/912 г.) после Олега; через 33 года, в 6453/945 г., его сменил
Святослав, которому, в свою очередь, через 28 лет, в 6481/973 г.
наследовал Ярополк, и так далее. Но при сопоставлении полу-
чаемых абсолютных дат у этих расчетов оказывается расхожде-
ние с хронологической сеткой ПВЛ, обнаруживающей по «лиш-
нему» году у Олега и Игоря и два «лишних» года у Святослава.
Почему так могло произойти, достаточно подробно попытался
разобрать и аргументировать А.Г.Кузьмин, следовавший за
И.И.Срезневским, К.Н.Бестужевым-Рюминым и М.Н.Тихоми-
ровым, которые признавали, что список с такой хронологией не
мог быть составлен по тексту, который он предваряет9. Эти «из-
лишние» годы прослеживаются вплоть до смерти Ярослава, ко-
торая указана через 85 лет после смерти Святослава, что дает
6566/1058 г. вместо 6562/1054 г., т.е. с четырьмя «избыточными»
годами, после чего от действительной даты смерти Ярослава
(1054 г.) отсчитывается еще 60 лет, что дает 1114 г. - «до смерти
Святополче» (так в Лаврентьевском [Л., 18] и Радзивиловском10
списках).
Однако такие подсчеты таят в себе ошибку. Появление у со-
временных исследователей расхождений с «хронометристом»
ПВЛ в один год произошло, скорее всего, потому, что послед-
ний при своих подсчетах «от первого лета до первого» суммиро-
вал и оба крайних года. Точно так же он поступал и со следую-
щим отсчетом, поскольку речь шла о календарных годах, и
последний год княжения предшественника оказывался для его
преемника первым годом. Единственный сбой отмечен при пе-
9
с.259-277.
10
ПСРЛ, т. 38. Радзивиловская летопись. Л., 1989, с. 15.
реходе княжения от Святослава к Ярополку, поскольку его кня-

жение указано со следующего года после смерти Святослава, но
это ошибка уже поздней рубрикации конца XIII или начала
XIV в., как то можно видеть по Ипатьевской летописи, сбила с
толка и самого рубрикатора. В результате им не отмечено начало
княжения ни Владимира (потерявшего, таким образом, необхо-
димые по расчету два года), ни Ярослава, начало княжения ко-
торого отсчитывается с 6522/1014 г. При таком расчете (с учетом
двух крайних лет) между смертью Ярослава 20.2.6562/1054 г. и
смертью Святополка Изяславича 16.4.6621/1113 г. прошло дей-
ствительно 60 «мартовских» лет. Гораздо труднее в этой ситуа-
ции понять, откуда возникла цифра в 85 лет между смертью Свя-
тослава (по летописи — весной 6480/972 г., наиболее вероятно —
осенью 6479/971 г.) до смерти Ярослава, поскольку истинной
цифрой в данной таблице расчетов может быть только 83.
Таким образом, итоги расчетов в ст. 6360/852 г. полностью
соответствуют показаниям ПВЛ и, на первый взгляд, опровер-
гают предположение о том, что «погодная сетка» абсолютных
дат появилась в ПВЛ только в конце XII в., указывая на «хроно-
метриста», работавшего вскоре после смерти Святополка Изя-
славича, т.е. опять-таки на Нестера/Нестора или на Сильвестра,
который после окончания работы уже в 6624/1116 г. записал:
«Игумен Силивестръ святаго Михаила написах книгы си Летопи-
сець, надеяся от Бога милость прияти, при князи Володимере, кня-
жащу ему Кыеве, а мне в то время игуменящю оу святага Михаила;
въ 6624 индикта 9 лета; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ мо-
литвахъ» [Л., 286] и .
11
С точки зрения трансформации текстов в последующих летописных
сводах и приемов их пополнения, любопытно использование этого коло-
фона составителями Никоновской летописи, не привлекавшее специаль-
ного внимания исследователей: «В лето 6624. Се язь грешный инокъ Сели-
вестръ, игуменъ святаго Михаила, написахъ книги сия, глаголемыа
греческымъ языкомъ хранографъ, русским [же] языкомъ тлъкуется времен-
никъ, еже есть летописець, во священно и божественно священноначялст-
ва господина Никифора митрополита киевского и всея Руси, во обладание
державы Киевекиа православнаго и благочестиваго великого князя Влади-
мера Маномаха, сына Всеволожа, внука Ярославля, правнука великаго и
равноапостольнаго святаго Владимера, нареченнаго во святемъ крещении
Василиа, крестившаго всю Русскую землю. Писа же вся сиа любве ради Гос-
пода Бога, и пречистыа Богородицы, и святыхъ его, и своего ради отечества
Русскиа земли, во спасение и ползу всемъ, и молю всехь прочитающихъ
книги сиа, да помолятся о мъне во святыхъ своихъ молитвахъ, да сладост-
ный и радостный гласъ услышу отъ Господа Бога въ день онъ суда великаго,
и избавленъ буду безконечныхъ мучений, и обещанныхъ благыхъ отъ Госпо-
да получю, молитвами пречистыа Богородици и всехъ святыхъ, аминь»
(ПСРЛ, т. 9. Патриаршая или Никоновская летопись. СПб., 1862, с. 149).
Безупречный с точки зрения логики вывод сразу же вызыва-

ет ряд вопросов, из которых далеко не все могут получить удов-
летворительное разрешение. Например, совершенно непонят-
но, почему на протяжении нескольких строк автор ст. 6360/852 г.
трижды менял принцип исчисления продолжительности кня-
жений: «от первого лета до первого», по итоговой цифре и, на-
конец, «по смертям» — от Святослава до Ярослава и от Ярослава
до Святополка, как если бы между ними никого не было. Одна-
ко наиболее естественный вывод, что составитель ПВЛ таким
образом воспроизвел расчеты княжений, которые нашел в пред-
шествующих сводах, послуживших ему для работы, до сих пор
не нашел сколько-нибудь реального подтверждения.
В связи с этим стоит остановиться на определении возмож-
ных причин появления в конце этого перечня имени «Яропол-
ка» вместо «Святополка», как об этом свидетельствуют расчет
времени и правильное чтение в Лаврентьевском [Л., 18] и Радзи-
виловском12 списках. Из всех князей с таким именем между 1054
и 1114 г. речь может идти только о галицко-волынском князе
Ярополке Изяславиче, убитом «треклятым Нерадьцем»
22.11.1086 г. [Ип., 197-198; Л., 206]. Свод 1086 г., который завер-
шался бы таким событием, историкам неизвестен. Реконструи-
руя различные редакции ПВЛ, Шахматов не остановился на из-
вестии об убийстве Ярополка Изяславича, по-видимому, не
придав этому сообщению датирующего значения13. Между тем,
наличие в хронологической росписи статьи 6360 г. имени Яро-
полка Изяславича в качестве некой завершающей «точки» мо-
жет свидетельствовать о существовании во второй половине XI в.
его летописи или, как предполагал вслед за В.М.Истриным
М.Х.Алешковский, наличия в Киево-Печерском монастыре
«альтернативноголетописания» 80-х гг. XI в., ориентированного
на Изяславичей14, следы которого в летописании XII в. могли
быть приняты Шахматовым за следы Начального летописного
свода15. Об этом говорят безусловные симпатии к Изяславу со
12
ПСРЛ, т. 38. Радзивиловская летопись..., с. 15.
13
Шахматов АЛ. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст.
Примечания. Пг., 1916, с.261-262.
14
Алешковский М.Х. Повесть временных лет..., с.69-70; он же. К типоло-
гии текстов..., с. 154.
15
Шахматов АЛ. О Начальном киевском летописном своде. М., 1897;
он же. Киевский Начальный свод 1095 г. / / А.А.Шахматов. 1864-1920. Сбор-
ник статей и материалов. М.-Л., 1947 (Труды Комиссии по истории Акаде-
мии Наук СССР. Вып. 3), с. 117-160.
стороны «ученика Феодосия», которому в ПВЛ принадлежат

1) повесть о Печерском монастыре под 6559/1051 г., 2) сказание
о черноризцах Печерского монастыря в связи с успением Фео-
досия под 6582/1074 г., 3) рассказ об обретении мощей Феодосия
под 6599/1091 г. и 4) рассказ о нападении половцев на монас-
тырь под 6604/1096 г. Эти симпатии, похоже, можно проследить
и в ст. 6581/1073 г. в связи с изгнанием Изяслава, в ст. 6583/1075 г.
по поводу богатств Святослава, в панегирике 6586/1078 г. умер-
шему князю и в безусловном интересе к его сыну Ярополку, про-
явившемуся в ст. 6592/1084, 6593/1085 и 6595/1087 гг., последней
из которых и мог завершаться «свод Ярополка».
И всё же, скорее всего, здесь мы имеем дело с опиской, по-
скольку никакого ощутимого «рубежа 1087 г.» в тексте ПВЛ не
прослеживается (скорее, подобный «рубеж» можно увидеть по
вокняжении Изяслава Ярославича в Киеве в 1055 г., т.е. за отме-
ченной расчетами смертью Ярослава, после чего в тексте начи-
нают встречаться фактографические дополнения), тогда как
рассказ о смерти Ярополка и даже посвященный ему панегирик
не выходят за рамки панегириков другим князьям, пользовав-
шимся симпатиями «ученика Феодосия». Всё это с неизбежнос-
тью приводит к главному вопросу, который ставят перед иссле-
дователями тексты ПВЛ, — вопросу об ее авторах, о
возможности отождествления «ученика Феодосия» с «летопис-
цем Никоном», а теперь еще и с Сильвестром, как то наиболее
обстоятельно представил в одной из своих работ А.Г.Кузьмин16,
хотя его аргументация строилась не столько на анализе имею-
щегося материала, сколько на общих от него впечатлениях.
Многое им было подмечено правильно: принадлежность автора
ПВЛ к киевской аристократии, симпатии к дому Всеволода и
неприязнь к Святополку, внимательное отношение к культу Бо-
риса и Глеба, безусловная симпатия к Владимиру Всеволодови-
чу и сдержанное отношение к Ольговичам. Примеров можно
привести много, однако, как мне представляется, главная
ошибка Кузьмина состоит в том, что он ограничился «тенденци-
ями» и «сюжетами», не попытавшись рассмотреть проблему
также на лексическом и структурном уровнях хотя бы в ее пер-
вом приближении.
Вероятно, окончательно разрешить этот вопрос на лексичес-
ком уровне станет возможным только после компьютерного
16
анализа всех лексем и синтагм, составляющих ПВЛ и включаю-

щие ее своды Ипатьевского и Лаврентьевского изводов. В этом
плане обнадеживают уже первые шаги по выделению примет
«краеведа-киевлянина», который одинаково может оказаться
alter ego Нестера/Нестора, Сильвестра и даже неизвестной нам
по имени личностью. Что же касается структурного уровня, то
здесь главным препятствием принять ту или иную точку зрения
оказывается «наложение» текста, условно названного мною
«хроникой княжения Святополка» (описания первых, самых
трагических лет его княжения — войны с половцами, «охота» на
Олега, история ослепления Василька, — сюжетно, композици-
онно и стилистически связанные друг с другом), который полу-
чил свое завершение не ранее смерти Давыда Игоревича в 1112 г.,
т.е. спустя 13-14 лет после описываемых событий, на уже имев-
шийся летописный текст, проступающий в дополнении к ст.
6604/1096 г. («в се же веремя воева Куря с половце Переяславля и
Оустье пожьже месяца майя 24; Олегъ же выде исо Стародуба вонь
и прииде къ Смоленьску, и не прияша его смоляне, и иде к Разаню
17; а Святополкъ и Володимеръ идоста оу свояси» [Ип., 221]) и со-
хранившийся в ст. 6606/1098 и 6607/1099 гг., поскольку в них со-
держится краткая фиксация части этих же событий в форме за-
меток. Но кому принадлежали эти краткие годовые заметки?
Судя по лексеме "веремя" в дополнении к рассказу 6604/1096 г. —
сводчику, работавшему в середине и третьей четверти XII в.
Другой интерполяцией в ПВЛ, которая имела место после
1116 г., является рассказ о победоносном походе на половцев
17
На этом примере, использованным М.Х.Алешковским для доказа-
тельства правоты «Нестора» (которому он усваивает данное сообщение),
против «Василия» (которому он усваивает рассказ о Гюряте Роговиче и по-
следующее сообщение об Олеге, что тот «пришедъ къ Смоленьску и поемъ
воя и поиде Мурому» [Ип., 226]), опираясь на свидетельство НПЛ, что
именно в это время Давыд находился в Новгороде на княжении (Алешков-
ский М.Х. Повесть временных лет..., с. 36-37), можно видеть коренную
ошибку историка, предопределившую многие из его выводов: поверка тек-
стов Лаврентьевского и Ипатьевского списков ПВЛ хронологией НПЛ, о
ненадежности которой в свое время предупреждал еще Н.Г.Бережков (Бе-
режков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963). Между тем, ос-
новной рассказ об Олеге, помещенный под 6604/1096 г. (мартовским), пол-
ностью согласуется с сообщением дополнения к ст. 6603/1095 г., что «сего
же лета исходяча (т.е. во второй половине февраля 1096 г.) иде Давыдъ Свя-
тославичь из Новагорода къ Смоленьску» [Ип., 219], подтверждая правиль-
ность относительной (внутренней) хронологии всего повествования.
Владимира Всеволодовича и Святополка в 1111 г., представлен-

ный под 6618/1110 и 6619/1111 гг., однако являющийся вполне
самостоятельным сочинением, т.е. существовавшем первона-
чально вне летописного текста. Это видно из того, что, во-пер-
вых, рассказ имеет законченную форму, включая различные от-
ступления, во-вторых, начинается в качестве дополнения к ст.
6618/1110 г., в третьих, представляет не документальное повест-
вование о действительном событии, а публицистическое произ-
ведение, основанием которому (кроме возможного факта похо-
да) послужили ст. 6611/1103 о походе на половцев (свидание на
Долобске) и дополнение к ст. 6624/1116 г., сообщавшее о походе
сыновей Владимира и Давыда на Дон («В се же лето посла Воло-
димеръ сына своего Ярополка а Давыдъ сына своего Всеволода на
Донъ, и взяша три грады Сугровъ, Шаруканъ, Балинъ» [Ип., 284])
и в данном случае выступающее в качестве terminus post quern.
Именно это произведение, представляющее собой одновремен-
но рассказ, поучение, проповедь и краткий богословский трак-
тат о явлениях ангелов, которые впервые выступили в рядах рус-
ских войск («и посла Господь Богъ ангела в помощь руськымъ
княземъ... и падаху половци предъ полкомъ Воладимеровымъ, не-
видимо бьеми ангеломъ» [Ип., 267]), создав прецедент для даль-
нейшего привлечения небесных сил против иноплеменных
(«Житие Александра Невского», «Сказание о Мамаевом побои-
ще»), могло принадлежать Сильвестру, в то время уже епископу
Переяславля Русского или Южного.
Впрочем, вопрос о хронологической подчиненности заимст-
вований от «Повести о победе на Сальнице» (она же — «поток
Дегея» [Ип., 267]) более поздними текстами осложняется нали-
чием в ее тексте завершающего фрагмента, который содержит
сообщение, что «възвратишася русьстии князи въ свояси съ сла-
вою великою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ ре-
коуще: къ грекомъ, и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до
Рима провде» [Ип., 273]. Этот перечень, сразу приводящий на
память перечень народов в «Слове о полку Игореве» («ту немци и
венедици, ту греци и морава») и в «Слове о погибели Рускыя зем-
ли» («до угорь и до ляховъ, до чаховъ»), вместе с приведенными
выше параллелями с неизбежностью ставить вопрос о возмож-
ности редакторской переработки данного текста во второй по-
ловине XIII в., и соответственно, о времени его возникновения
и принадлежности Сильвестру.
Сложность заключается еще и в том, что о Сильвестре нам
практически ничего неизвестно, кроме того, что он говорит о
себе в цитированном колофоне и краткого упоминания о нем в

«Сказании о нашествии Едигея» по поводу нелицеприятности
летописца: «Но и первии наши властодръжци без гнева повелеваю-
ще вся добрая и недобрая прилунившаяся написовати, да и прочим
по них образы явлени будуть, яко же при Володимере Монамасе
оного великаго Селивестра Выдобыжскаго, не украшая пишущаго,
почет почиеши»18. Однако русское церковное предание не связы-
вает с именем Сильвестра ни одного сочинения19, а косвенные
аргументы, позволившие А. Г.Кузьмину выдвинуть гипотезу о
его тождестве с «учеником Феодосия»20, при всей их привлека-
тельности разбиваются о то обстоятельство, что Сильвестр не
значится ни среди иноков Печерской обители, ни тем более сре-
ди вышедших из нее епископов, о чем никак не могла бы умол-
чать традиция.
Гипотезу о возможном авторстве Сильвестра не поддержива-
ют и наблюдения над освещением роли Михайлова Выдубицко-
го монастыря и событий его жизни на страницах ПВЛ. Их край-
не мало, и все они представляют собой фактографические
заметки: дополнительное сообщение под 6578/1070 г. о заложе-
нии «церквы святаго Михаила в манастыре Вьсеволожи на Выдо-
бычи» [Ип., 164], участие его игумена Софрония в переносе мо-
щей Бориса и Глеба в 6580/1072 г. [Ип., 171], сообщение об
освящении церкви св. Михаила в 6596/1088 г. «митрополитомь
Иоаномь и епископы Лукою и Исаиемь, игуменьство тогда держа-
щу того манастыря Лазореви» [Ип., 199], упоминание, что в
6601/1093 г. Владимир, Святополк и Ростислав «совокупися оу
святого Михаила» [Ип., 210], упоминание под 6604/1096 г., что
половцы «тогда же зажгоша и дворъ Красный, его же поставилъ
благоверный князь Всеволодъ на холму иже есть над Выдобычь»
[Ип., 223], упоминание в «Повести об ослеплении Василька те-
ребовльского», что, придя к Киеву 4 ноября 6605/1097 г., тот «пе-
ревезеся на Выдобичь, иде поклонитися къ святому Михаилу в ма-
настырь, и ужина ту, а товары свои постави на Рудици» [Ип., 232],
наконец, под 6623/1115 г. в рассказе о переносе и канонизации
Бориса и Глеба среди игуменов на втором месте после печерско-
го Прохора назван «Селивестр святаго Михаила» [Ип., 280]. Бо-
лее того, в этом скудном перечне внимание останавливает фор-
18
Сказание о нашествии Едигея. / / ПЛДР, XIV - середина XV века. М.,
1981, с. 254.
19
[ Творогов О.В.] Сильвестр. / / СККДР, XI - первая половина XIV в. Л.,
1987, с. 390-391.
20
мулировка «того манастыря» (под 6596/1088 г.), похоже, исклю-

чающая возможность даже редакторской работы Сильвестра
над этим текстом, в лучшем случае позволяя считать его таким
же переписчиком ПВЛ, каким был впоследствии монах Лаврен-
тий.
Однако, насколько уверенно можно отводить Сильвестру
роль даже переписчика ПВЛ?
Вопрос этот далеко не риторический, т.к. для Лаврентьев-
ской летописи 1377 г. приписка Сильвестра оказывается чуже-
родным телом. Напрямую она никак не связана с текстом ПВЛ,
обрывающимся на середине ст. 6618/1110 г., т.е. на вступитель-
ной части повести о походе, упреждаемом словами: «тако и се
явленье некоторое показываше, ему же бо быти, еже и бысть на 2-е
бо лето» [Л., 285]. Никак не связана она и с летописным продол-
жением, которое представлено здесь теми же годовыми статья-
ми, что и в Ипатьевской летописи, только сокращенными, а в
отдельных случаях иначе разнесенными по годам, как показы-
вает в своей работе по хронологии летописания Н.Г.Бережков.
Поскольку же текст Ипатьевской летописи не обнаруживает на
протяжении всей первой половины XII в. каких-либо «швов»,
разрывов и пр.21, следует признать, что сохранившийся колофон
Сильвестра может свидетельствовать разве только о полной за-
мене «летописца Сильвестра» «текстом Нестора», воспроизве-
денного в Лаврентьевской летописи с большими сокращения-
ми, чем в Ипатьевском списке, а после ст. 6618/1110 г. вообще
переданного конспективно.
Все эти факты убеждают, что Сильвестр в действительности
не имел прямого отношения к тексту ПВЛ. Последнее означает,
что вопросы о времени создания, хронологических пределах,
первоначальных объемах и авторе/авторах произведения, кото-
рое легло в основание всей русской историографии, до сих пор
не решены, а прежние выводы подлежат полному пересмотру
21
Исключением могла быть быть только «хроника княжения Святопол-
ка», а более точно - входящая в нее «Повесть об ослеплении Василька тере-
бовльского», написанная, если судить по упоминанию смерти Давыда Иго-
ревича в Дорогобуже, не ранее 1112 г. и, как я уже писал, «наложившаяся»
на продолжающийся летописный текст. Однако фрагмент этого субстрат-
ного текста об Олеге Святославиче («Олег же выде исо Стародуба вонъ и
прииде къ Смоленьску, и не прияша его смоляне» [Ип., 221]) находится в ст.
6604/1096 г., т.е. «Повесть...» действительно оказывается частью «хроники».
Но если автором «хроники Святополка» считать Сильвестра (что вероятно),
то ее интерполяция в состав ПВЛ (как и повести о походе 1111г., написан-
ной не ранее 1116 г.) никак не обусловлено обязательной работой Сильвес-
тра и над этим текстом.
«в связи с открывшимися новыми обстоятельствами дела». По-

добный вывод мало кого обрадует, но снятие хронологических и
авторитарных «барьеров» на пути омоложения текста ПВЛ и ре-
альность его перемещения из начала XII в. к середине того же
столетия (в части текстов и позднее), открывает новые возмож-
ности для его понимания, интерпретации и пр., а вместе с тем, и
для изучения творческого вклада автора, жившего и работавше-
го в последней трети XI — первой трети XII вв., выделенного по
особенностям его стиля, всё равно, будем ли мы называть его
«краеведом-киевлянином» или, что более привычно, Несте-
ром/Нестором при почти полном совпадении лексических и
хронологических характеристик обеих фигур.
Рассмотрим их внимательнее.
Если основываться на собственном признании Нестера/Не-
стора, что в Киево-Печерский монастырь он пришел 17 лет, а
постриг его Стефан после смерти игумена 3.5.1074 г.22, то он
должен был родиться около 1055-1056 г. Это означает, что собст-
венные его воспоминания Moiyr начинаться с середины 60-х гг.
Действительно, начиная с 6573/1065 г. в ПВЛ начинают встре-
чаться сведения о событиях, которые можно посчитать личны-
ми впечатлениями летописца, а не только сообщениями его ин-
форматоров. К таким детским воспоминанием можно отнести
заметку о комете Галлея 1066 г., помещенную под 6573/1065 г., но
с неопределенным указанием на время («в та же времена»), и
факт уловления рыболовами «детища» в Сетомле, «его же позо-
ровахомъ и до вечера» [Ип., 153], замечательное по точности де-
талей описание «прения» киян с Изяславом перед освобожде-
нием Всеслава из поруба [Ип., 160], которому он мог быть
свидетелем, и более позднее явление в Киеве волхва, который
«прелыценъ бесомъ» [Ип., 164]. Всему последующему он был со-
временник, а чему-то даже и очевидец, однако личное участие
автора в событиях с уверенностью может быть установлено
только по его собственным признаниям, как, например, в рас-
сказах об обретении мощей Феодосия [Ип., 201-205], нападении
половцев на Печерский монастырь в 1096 г. [Ип., 222-223] или
беседе с Гюрятой Роговичем в 1092 г. [Ип., 224-225].
Всё перечисленное связано с Киевом и Печерским монасты-
рем, в котором Нестер/Нестор был монахом в сане дьякона, во
всяком случае так он говорит, прямо называя себя, в «Житии
Феодосия», представленном в Успенском сборнике23 и Патери-
22
[Барсуков Н.\ Источники русской агиографии. СПб., 1882, стб. 602.
23
Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 134.
ке Киево-Печерского монастыря24. О других его литературных

трудах свидетельствует также маркированное его именем «Чте-
ние о жизни и о погублении блаженную страстотерптца Бориса
и Глеба»25, собственные его указания на работу над «летопис-
цем» в рассказе об обретении мощей Феодосия, сохранившемся в
списке ПВЛ Воскресенской летописи26, и в ПВЛ под 6614/1106 г.
в связи со смертью «Яня, старца доброго», у которого автор «слы-
шахъ многа словеса, яже вписахъ в летописиць» [Ип., 257].
О дальнейшей его жизни известно только, что в 1092 г. он разго-
варивал с новгородцем Гюрятой Роговичем, а в 1114 г. был в Ла-
доге. Последний факт приобретает определенный интерес, т.к. с
6621/1113 г. в тексте летописи появляются сведения, освещаю-
щие деятельность Мстислава Владимировича в Новгороде на
Волхове. Под этой датой сообщается, что тот «заложи церковь
камяну святого Николы на княже дворе оу торговшца Новегороде»
[Ип., 277]; под 6622/1114 г. о заложении им же города «болии
перваго»; под 6624/1116 г. о походе на «чюдь» с новгородцами и
псковичами, а под 6625/1117 г. — о переводе его отцом из Новго-
рода в Белгород.
Связаны ли эти сведения напрямую с путешествием Несте-
ра/Нестора (или «краеведа») на новгородский Север — мы не
знаем, поскольку на этих годовых статьях, слишком лаконич-
ных, чтобы рассматривать их в качестве «текста», исследователь
не находит сугубо личностных примет их автора, кроме, разве
что, живого интереса к ладожским древностям, столь характер-
ного для «краеведа». В какой-то мере подтверждением такого
взгляда может служить приходящаяся в ПВЛ именно на этот пе-
риод определенная скудость сведений о событиях в Киеве, поз-
воляющая предполагать отсутствие в этот период здесь ее авто-
ра, но не более.
Между тем, скудные сведения, которые удается почерпнуть
относительно времени и обстоятельств жизни Нестера/Несто-
ра, не противоречат собранным сведениям о «краеведе», по-
скольку вся фактографическая картина Киева, заложенная по-
следним в текст новелл о событиях второй половины IX —
первой половины XI вв., приводит нас в конец 60-х и в 70-е гг.
XI столетия, т.е. к тем же самым воспоминаниям, топонимам и
лицам из киевского боярства, с которыми естественно связы-
вать «ученика Феодосия». И тот, и другой оперировали текста-
24
Патерик Киевского Печерскаго монастыря. СПб., 1911, с. 57-58.
25
Абрамович Д.И. Жития святых мучеников..., с. 1-26.
26
«Аз же грешный, иже и летописание се въ то время писахъ, вземъ мо-
ты ку начахъ прилежно копати» (ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому
списку. СПб., 1856, с. 5.
ми, еще не получившими «годовой сетки». Правда, можно заме-

тить определенные отличия в более живом, а порою и более
дерзком языке «краеведа» по сравнению с языком автора пове-
ствования об истории Печерского монастыря, успении Феодо-
сия и последующего обретения его мощей, но при этом следует
учитывать неизбежное стилистическое отличие между повест-
вованием о делах мирских и событиях церковных. Во всяком
случае, тексты ПВЛ, принадлежащие «ученику Феодосия», т.е.
Нестеру/Нестору, по своему языку гораздо ближе текстам, усво-
яемым «краеведу», нежели те же самые тексты, маркированные
именем Нестера, представленные в Успенском сборнике
ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв.27 и Патерике Киево-Печерского монастыря28, поз-
воляя думать, что тексты ПВЛ Ипатьевского извода сохранили
более близкий к архетипу язык автора.
И всё же, наиболее серьезным препятствием на пути призна-
ния Нестера/Нестора автором ПВЛ историки полагают не язык
его сочинений, а изложенную им в «Чтении о Борисе и Глебе»
фактографию событий 1015-1019 гг., отличающуюся от той, ко-
торая изложена в ст. 6523/ 1015 г., включая интерполированную
в ПВЛ «Повесть об убиении Бориса и Глеба» (нахождение Бори-
са и Глеба у Владимира, приезд Святополка в Киев, бегство Гле-
ба из Киева «на кораблеце» вверх по Днепру, отсутствие имен
действующих лиц и пр.). Однако, если такое расхождение «Чте-
ния...» с версией ПВЛ (по-существу, с версией «Сказания о Бо-
рисе и Глебе») можно объяснить спецификой данного произве-
дения и, так сказать, «первым опытом» молодого сочинителя, то
совершенно необъяснимыми представляются разногласия глав
«Жития Феодосия», включенные в ПВЛ, с их аналогами в текс-
те «Жития...» по Патерику Киево-Печерского монастыря и Ус-
пенскому сборнику. Там Ярослав оказывается погребен не Все-
володом, а Изяславом, новый Печерский монастырь основан не
Феодосием, а Варлаамом, Студийский устав получен из Кон-
стантинополя от Ефрема, позднее переяславльского епископа, а
не от монаха, Феодосий предсказал время своей смерти, о чем
ПВЛ не знает, с особым пиететом автор «Жития...» говорит о
«великом Никоне», тогда как «ученик Феодосия» относится к
нему с антипатией, и пр.
Но действительно ли эти расхождения столь велики? Все их,
как мне представляется, можно объяснить определенной тен-
денцией к «выправлению картины», проводившейся последую-
щими обработчиками «Жития Феодосия», с точки зрения кото-
рых хоронить Ярослава должен был его старший сын и
27
28
Патерик..., с. 14-64.
преемник, тем более, благодетель Печерской обители; Студий-

ский устав должен был быть получен из самого монастыря при
содействии такого авторитета, как Ефрем, а не от безвестного
монаха; Феодосий должен был при жизни проявить свой дар
предвидения и чудотворения («ангел приходил»), и так далее. Та-
кое разительное лексическое и стилистическое отличие указан-
ных сочинений от текстов ПВЛ, на мой взгляд, лишь подтверж-
дает неадекватность текста «Жития Феодосия» авторскому
протографу, обнаруживая его переработку последующими ре-
дакторами.
Естественно, что в этих условиях особенный интерес вызы-
вают принципиальные параллели, которые удается проследить
в «Чтении...» Нестера/Нестора и в тексте ПВЛ. Речь идет о двух
фразах, подтверждающих отсутствие апостольской проповеди
на Руси («не беша бо ни апостоли ходили к нимъ, никто же бо имъ
проповедалъ слова Божия», «не бе бо никто же не приходил к нимъ,
иже бы благовестилъ о Господе нашемъ Иисусе Христе»29), кото-
рые оказываются чрезвычайно близки «сетованиям дьявола» по
поводу варягов-мучеников в ст. 6491/983 г. («зде бо не суть оучи-
ли апостоли, ни пророци прорекъли» [Ип., 70]) и крещении киев-
лян в ст. 6496/988 г. («яко еде не суть оучения апостольскаа, ни
суть ведуще Бога» [Ип., 102]). Кроме того, там же находится фра-
за о нищелюбии Владимира «яко же и на возехъ возити брашно по
граду, и овощь, и медь, и вино, и, спроста рещи, все, еже на потре-
бу болящимъ и нищимъ»30, которой в ПВЛ соответствует «яко не-
мощни и болнии не могуть доити двора моего, повеле устроити ко-
ла, и вьскладываше хлебы, мяса, рыбы и овощь разноличныи, и
медь въ бочкахъ, а вь другыхъ квасы возити по градомъ» [Ип.,
110]. Конечно, ничто не мешает предположить, что Нестер/Не-
стор и «краевед» могли пользоваться одним и тем же источни-
ком, однако если распространить такое предположение еще и
на «ученика Феодосия», который точно так же пользовался од-
ним источником с ними, расходясь в деталях, это явится нару-
шением известного принципа Оккама о достоверности собы-
тий31.
29
Абрамович Д.И. Жития святых мучеников..., с. 3 и 4.
30
Там же, с. 5.
31
Д.И.Абрамович полагал, что единственными свидетельствами в поль-
зу авторства Нестера/Нестора по отношению к летописи служат «два места
в послании черноризца Поликарпа к Анкидину» («Нестеръ, иже написа ле-
тописец» и «блаженны Нестеръ въ летописцы написа о блаженныхъ отцехъ,
о Дамияне, Иеремии, и Матфеи, и Исакии»), однако полагал, что этот лето-
писец — «не что иное, как летопись Печерской обители за вторую половину
Действительные трудности встают перед исследователем, та-

ким образом, не в отождествлении «краеведа» с «учеником Фео-
досия» и последнего — с Нестером/Нестором, а в вопросе о
структуре текста ПВЛ после смерти Всеволода Ярославича и во-
княжения Святополка Изяславича. Начинающийся этим годом
текст, определяемый мною условно в качестве «хроники княже-
ния Святополка», являет собой вполне самостоятельное произ-
ведение, концом которого можно посчитать ст. 6608/1100 г. о
мире в Уветичахъ, завершающуюся фразой о смерти Давыда
Игоревича в Дорогобуже, что произошло в 1112 г., указывая, та-
ким образом, terminus post quern своего написания. Однако ха-
рактер последующих статей не позволяет ни здесь, после ст.
6608/1100 г., ни после ст. 6620/1112 г. обнаружить сколько-ни-
будь явственного «шва», предполагаемого, с одной стороны, из-
вестной «хронологической статьей» 6360/852 г., где продолжи-
тельность княжений исчисляется по смерть Святополка, т.е.
апрелем 1113 г., а с другой — колофоном Сильвестра, указываю-
щим на 1116 г.
Оба эти рубежа дезавуируются текстом Лаврентьевской ле-
тописи, начинающейся после колофона Сильвестра не с 1117, а
с 1111 г., где она оказывается тождественна ПВЛ по своему со-
держанию, однако сокращенной до состояния «конспекта».
Вместе с тем, наличие в Ипатьевской летописи ст. 6606/1098,
6607/1099 и 6608/1100 гг., сообщающих о событиях, обстоятель-
но изложенных под 6605/1097 г., а, равным образом, наличие од-
ного из дополнений к ст. 6604/1096 г. рассказывающего в такой
же форме о действиях Олега Святославича, о чем в этой же ста-
тье затем рассказано подробнее и вернее, указывает на исполь-
зование каким-то сводчиком параллельных текстов или интер-
поляций, имевших место не ранее конца 20-х гг. XII в., однако
до сплошного хронометрирования текста.
В пользу того, что такое хронометрирование произошло не
ранее конца XII в., говорит последовательность вводных лексем
при распределении дополнений по внутригодовой хронологии
в статьях, отсутствие годовых дат в летописных фрагментах
50-60-х гг. XII в., представленных изначально сплошным повест-
вованием, а также отсутствие погодного распределения событий
в галицко-волынской летописи XIII в., как о том свидетельствует
специальная оговорка одного из ее авторов под 6762/1254 г.:
«Число же летомъ зде не писахомъ, в задняя впишемь по антиохи-
искым събором, алоумъпиадамъ; грьцкыми же численицами, римь-
XI столетия» (Абрамович Д. К вопросу об объеме и характере литературной
деятельности Нестора летописца (оттиск из 2-го тома Трудов XI Археологи-
ческого съезда в Киеве). М., 1901, с. 6 и 7).
скы же висикостомь, якоже Евьсевии и Памьфилово, и инии хроно-

графи списаша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишемь, ро-
щетъше возадьняа» [Ип., 820]. Для статей второй половины XI в.,
начиная со смерти Ярослава в 1054 г., и последующих сюжетов
XII в. это не составляло большой трудности ввиду наличия срав-
нительно большого количества опорных датировок в самом тек-
сте. Здесь автор не только мог положиться на собственную па-
мять, но и пользоваться помощью многочисленных
информаторов, одним из которых был, как известно, «Янь, ста-
рець добрый <...> оу него же азъ слышахъ многа словеса, яже впи-
сахъ в летописиць» [Ип., 257]. Высокая точность таких отдельных
датировок создавала в своей совокупности надежную опору для
хронологии последней трети XI и первой четверти XII в., когда,
вероятнее всего, и начали появляться первые «годовые статьи»,
состоявшие из набора событий. Сложнее было определиться с
событиями легендарного периода, каким оказывался весь отре-
зок времени от появления Олега (а именно с него начался отсчет
киевских князей) до княжения Ярослава включительно. Но этот
«легендарный период» был уже насыщен не только изысканиями
«краеведа», но и сведениями, почерпнутыми из хроники Георгия
Амартола, его Продолжателя (или Продолжателя Феофана), до-
говорами Олега и Игоря, сказаниями о «мести Ольги», рассказа-
ми о Святославе, Владимире и крещении Руси, после чего в текс-
те ПВЛ начинают появляться отдельные даты, почерпнутые,
вероятнее всего, из киевских синодиков, на которые и мог ориен-
тироваться «хронометрист», работавший на рубеже ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв.
И здесь обнаруживается любопытное обстоятельство.
Наблюдения над структурой дополнений и над расхождени-
ем годовых (статейных) дат в разных летописных сводах как в
отдельных случаях, так и в группах статей, убеждают, что всякий
раз причиной этого являются ошибки в расчетах или «хрономе-
тристов», распределявших события по годам много времени
спустя после того, как они уже были записаны, или самих лето-
писцев, писавших тоже много времени спустя после событий.
Действительная синхронность записи наблюдается очень редко
и касается только небесного явления, смерти, рождения или
экстраординарного события, запись которого не занимает мно-
го времени и места, скажем, на полях книги. Это дает основание
отказаться от признания использования в древней Руси «ультра-
мартовского стиля» наряду с обычным «мартовским», открытие
которого принадлежит Н.В.Степанову, а введение в научный
оборот — Н.Г.Бережкову32, поскольку оба исследователя исходи-
32
Бережков Н.Г. Хронология..., с. 13-16.
лн из презумпции синхронности работы летописца и соответст-

вия дополнений годовому обозначению данной статьи. Прове-
денный анализ «вводных лексем» дополнений по Ипатьевской
летописи позволяет теперь видеть, во-первых, асинхронность
большинства этих сообщений и, во-вторых, установление их
последовательности позднейшим «хронометристом», исходив-
шим не из реальности абсолютной даты каждого сообщения, а
из нахождения их в тексте за тем или иным событием.
В самом деле, предположить использование разных стилей и
даже эр внутри одной митрополии, как то можно видеть в по-
пытках историков обосновать наличие разного летосчисления
для Киева, Переяславля Южного, Чернигова или Белгорода33,
можно только забыв о структуре годового круга церковных
служб, на которых строился и держался весь древнерусский ка-
лендарь. На самом деле, за всем этим стоят вполне естественные
ошибки позднейших сводчиков и обработчиков. «Ультрамар-
товская» датировка возникает в том случае, когда при соблюде-
нии последовательности календарных лет по той или иной при-
чине (дефектность списка без дат, невнимательность
переписчика) оказываются пропущены события одного года и
комплексы сообщений последующих лет автоматически оказы-
ваются сдвинуты на год назад. Таким образом, появление в тек-
сте «ультрамартовского стиля» может указывать на ошибку
сводчика или же на заимствование данной группы сведений из
другого источника, содержавшего ошибочные даты.
Что же касается вопроса об авторе/авторах ПВЛ в границах
так называемой «третьей редакции» (продолженной еще на де-
сяток лет), то я оставляю его открытым, хотя считаю в высшей
степени вероятным тождество «краеведа-киевлянина» с Несте-
ром/Нестором и «учеником Феодосия» по причинам, высказан-
ным выше, и на основании наблюдений, изложенных в посвя-
щенной ему главе. При всей соблазнительности кандидатуры
Сильвестра, весьма убедительно представленной А.Г.Кузьми-
ным34 и с других позиций обоснованной А.Н.Ужанковым35, нео-
долимым препятствием для признания его в качестве автора или
редактора является отсутствие каких-либо фактов, действитель-
но говорящих о его причастности к ПВЛ.
33
Бережков Н.Г. Хронология..., с. 16-23; Кузьмин А. Г. Русские летописи
как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969, с. 74-76; он же. На-
чальные этапы..., 221-276.
34
Кузьмин А Г. Начальные этапы..., с. 161-167.
35
УжанковА.Н. К вопросу о времени написания «Сказания» и «Чтения»
о Борисе и Глебе. / / ГДРЛ, сб. 5. М., 1992, с. 402-405.
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ 375
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Суммируя результаты представленных здесь очерков, посвя-

щенных отдельным вопросам, которые встают перед исследова-
телем ПВЛ, в первую очередь следует отметить, что все они при-
водят к заключению о чрезвычайно сложной и запутанной
истории текста данного памятника, складывавшегося на протя-
жении второй половины XI и всего XII века, первоначально
имевшего характер историко-литературного повествования, но
постепенно перерабатываемого в хронику. Последнее проис-
ходило путем постоянных сокращений новелл и внесения
дополнений фактологического характера в текст «краеведа-ки-
евлянина», который на основании сочинений своих предшест-
венников («Сказание о грамоте словенской», циклы сказаний о
Владимире и Ярославе, «Речь философа», «Корсунекая леген-
да») и современников (летопись Киево-Печерского монастыря
Нестера/Нестора, «хроника княжения Святополка», сказание
об ангелах и походе 1111 г.), используя документальные матери-
алы (договоры с греками 911 (912) и 942 (945) гг.) и заимствова-
ния из других произведений (рассказы о мести Ольги, «Повесть
об убиении Бориса и Глеба»), создал замечательный труд по ис-
тории первых двух веков Киевского государства и собственно
Киева, концептуально связанной с историей западных и
(в меньшей степени) южных славян, отражающий картину жиз-
ни, в первую очередь, поднепровской Руси и окружающих ее
степных народов.
Судя по всему, этот текст имел несколько авторских редак-
ций (т.е. разновременных, различной полноты списков), кото-
рые пополнялись своими владельцами независимо друг от друга
и, в конечном счете, могли повлиять на архетип ПВЛ, в своем
окончательном виде сложившийся не ранее первых лет XIII в.,
скорее всего, в киевском Выдубицком (Михайловском) монас-
тыре, именно тогда получив название «Повести временных (т.е.
расчисленных годами) лет». В последующем этот свод лег в ос-
нование всего древнерусского летописания, подвергаясь сокра-
щениям и дополнениям. Таким образом, анализ содержания и
структуры текста летописных сводов, содержащих древнейшие

списки ПВЛ, позволяет с уверенностью снять «ограничитель-
ный барьер» 1118/1119 г., якобы представляющий время сложе-
ния «третьей редакции ПВЛ» и тем самым подойти с новых по-
зиций к анализу хронологии, структуры и сюжетов этого текста,
отделяя от более раннего текста столь явные (для XI и первой
четверти XII в.) анахронизмы, как «варяги», антикатолические
выпады «Корсунской легенды» и пр., вызывавшие удивление у
исследователей и служившие камнем преткновения в его изуче-
нии.
Такое «омоложение» ПВЛ дает возможность использовать в
филологическом анализе текста выделяемые в нем «знаковые
синтагмы», касается ли это вводных синтагм дополнений к ос-
новному тексту статьи или характерных авторских синтагм, как
то было сделано для выявления творчества «краеведа-киевляни-
на». Это направление работы представляется мне наиболее важ-
ным и перспективным, как потому, что оно позволяет более
обоснованно говорить об авторах (пусть даже безымянных) тех
или иных новелл и фрагментов текста, так и потому, что сам я
считаю работу по выделению литературного наследия «краеве-
да» и его идентификации с Нестером/Нестором отнюдь не за-
конченной, а, скорее, лишь вчерне намеченной мною и потому
требующей своего продолжения.
Наиболее важным в этой серии исследований мне представ-
ляется вывод, подкрепленный достаточно убедительными при-
мерами, об использовании «краеведом-киевлянином» для ре-
конструкции событий древнейшей истории поднепровской
Руси адаптированных текстов (и преданий), рассказывающих о
событиях, происходивших в иной физико-географической ре-
альности. Такова легенда о Рорике/Рюрике, связанная со слове-
нами/вендами и одним из Новгородов славянского Поморья, но
перенесенная и укоренившаяся на почве Восточной Европы на-
столько, что и сейчас историки именуют «Рюриковичами» дина-
стию русских князей, не имевших, по-видимому, никакого
отношения к данному персонажу истории. Столь же примеча-
тельна в этом отношении легенда о «хождении» апостола Анд-
рея вверх по Дунаю, замена которого в ПВЛ Днепром 1 вызвала
1
Характерно, что в одной из своих работ Д.А.Мачинский пишет о «по-
стоянной тенденции эпической традиции связывать название «Дунай» с
представлениями о Днепре под Киевом <...>, а также с Волховом, Моск-
вой-рекой или Доном - реками, игравшими большую роль в русской исто-
рии. Показательно, что лексема «Дунай» в традиционном восточнославян-
ском фольклоре встречается чаще, чем имена даже таких рек, как Волга и
далеко идущие последствия в церковном предании, государст-

венных установлениях позднейших веков и породила очередной
фантом русской исторической географии — днепровский «путь
из варяг в греки». Можно думать, что подобных скрытых транс-
плантаций в тексте ПВЛ значительно больше, чем мы можем
сейчас указать (например, весь сюжет с четырехкратной «мес-
тью Ольги», смерть Олега от головы коня, м.б., избиение варя-
гов «на дворе поромонем» и пр.), однако здесь принципиально
важно подчеркнуть, что в каждом таком случае перед нами не
вымысел автора, не использование им «бродячих сюжетов», а
текстуальные заимствования с последующей адаптацией сюже-
тов к событиям русской истории, что требует изучения их генеа-
логии по отношению к мировой истории и литературе.
Вместе с тем, особое внимание в последующем изучении
ПВЛ следует обратить на следы возможных редактур, конъюнк-
турной переработки и прямых интерполяций текстов, начиная со
второй половины XII и кончая второй половиной XIII вв., на что
могут указывать инвективы против «латынян» в поучении Вла-
димиру I после крещения, титулование Олега и Игоря «великим
князем» в договорах с греками, «Повесть о победе на Сальнице»
под 1111 г. и, может быть, «хроника княжения Святополка», час-
тично наложившаяся на существовавший ранее краткий текст об
этих же событиях, как то видно по ст. 6606/1098 и 6607/1099 гг., о
чем я писал выше. Анализ подобных произведений, имевших са-
мостоятельное хождение среди читателей и только потом введен-
ных в состав ПВЛ или переработанных в соответствии с ее об-
щим замыслом, открывает путь к изучению культуры городской
среды древней Руси, для которой они создавались и в которой
обращались; среды, выступавшей в качестве социального заказ-
чика и массового читателя светской литературы, жалкие остатки
которой мы обнаруживаем в летописных сводах.
Анализ текстов ПВЛ на уровне лексем и синтагм оказывается
необходим еще и потому, что, как можно было видеть на приве-
денных примерах, каждый сюжетосодержащий текст, интерпо-
лированный в то или иное произведение, оказывает воздействие
не только на воспринимающий его контекст, зачастую карди-
нально его переориентируя, но также и на его последующее ос-
мысление, порождающее историографические фантомы.
Столь же перспективными представляются мне результаты
обзора использования знаковых лексем в тексте ПВЛ, таких как
"поляне", "словене", "деревляне", а также псевдоэтнонимов
Днепр» (Мачинский Д.М. «Дунай» русского фольклора на фоне восточно-
славянской истории и мифологии. / / Русский Север. Проблемы этногра-
фии и фольклора. Л., 1981, с. 158).
"русь" и "варяги", выступающих в качестве своеобразных инди-

каторов, указывая, с одной стороны, на использование текстов
стороннего происхождения, а с другой - на хронологические
пласты заимствованных сюжетов. Это можно видеть на примере
«мести Ольги», дунайских войн Святослава и Корсунской ле-
генды, знающих только «русов», но не «варягов», и, наоборот,
комплекса новелл о борьбе Владимира и Ярослава за Киев, в ко-
торых действуют «варяги» и полностью отсутствует «русь». То же
самое можно сказать и о древанах/древлянах/деревлянах, выво-
дящих сюжеты с Игорем и Ольгой за пределы Среднего Подне-
провья и прямо связывающих их, с одной стороны, с кругом эт-
нонимов западных славян, а с другой — с крымскими готами и
германским эпосом, не нашедшим отражения в русском фольк-
лоре даже через посредство ПВЛ. Подобный подход, основан-
ный на изучении документальных и нарративных источников,
позволил выяснить действительное содержание лексемы "ва-
ряг", ее анахроничность для исторической реальности IX — на-
чала XI вв., и тем самым показал бессмысленность и беспер-
спективность обсуждения «варяжской проблемы» в контексте
первых веков истории Русского государства, ограничив обраще-
ние данного термина в древнерусской письменности только
XII-XIV веками.
В этом плане безусловный интерес вызывает дальнейшее
рассмотрение истории использованного автором ПВЛ этнони-
ма "поляне" (poleni, polenii) для обозначения первоначального
населения Киевской земли, хотя, как показывают европейские
нарративные источники X-XI вв., изначально он указывал толь-
ко на обитателей Древнепольского государства с центром в
Гнезно и лишь позднее был распространен на всю Польшу2. На
чужеродность (заимствованность) данной лексемы указывает,
во первых, отсутствие у нее формы единственного числа ("поля-
нин"), в то время как у остальных сюжетообразующих этнони-
мов, используемых для описания событий IX-X вв. они имеют-
ся ("словене" — "словенин", "русь" — "русин"), и, во-вторых,
ограничение ее использования исключительно «вводной» час-
тью ПВЛ, так как последующие упоминания "полян" в составе
войск сначала Олега, а затем Игоря [Ип., 21 и 34], оказываются
всего только продуктом творчества «киевлянина-краеведа».
Подобные выводы, подкрепленные большим числом приме-
ров, в свою очередь, ставят перед исследователем вопрос о до-
стоверности фактов ранней русской истории вплоть до середи-
2
[Исаевич Я.Д.] Древнепольская народность и ее этническое самосо-
знание. / / Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху
раннего средневековья. М., 1982, с. 150 и 153.
ны XI в., которые содержатся на страницах ПВЛ. Вопрос этот

тем более актуален, что вплоть до настоящего времени абсолют-
ное большинство историков проявляло и проявляет к ним из-
лишнюю доверчивость, не подвергая тексты перекрестной
поверке, в том числе и сторонними, нарративными и археологи-
ческими источниками, а в случае расхождения с ними идет на
всевозможные ухищрения, чтобы затушевать разногласия, при-
равнивая ПВЛ по достоверности чуть ли не к юридическому до-
кументу. Это в одинаковой мере касается прихода Рюрика в
Новгород, похода 907 г. на Константинополь, второго похода
Игоря, мести Ольги древлянам/деревлянам, ее поездки в Кон-
стантинополь, походов Святослава, братоубийственной резни,
устроенной якобы Святополком, и многих других событий
вплоть до 60-х гг. XI в., когда в тексте ПВЛ впервые появляются
точные даты. Между тем, в научной литературе накопилось уже
достаточно примеров, показывающих несостоятельность очень
многих «фактов», содержащихся в ПВЛ, на которые указывали
историки, занимавшиеся смежными вопросами, и которые
предстоит еще суммировать, чтобы раз и навсегда установить
грань между фактами вымышленными, фактами, не поддающи-
мися по каким-либо причинам проверке, и фактами действи-
тельно достоверными, т.е. находящими подтверждение в неза-
висимых исторических источниках, а не в спекулятивных
допущениях исследователей.
Другими словами, я предлагаю впредь при изучении ПВЛ
воздерживаться от «каскадирования» последовательных пред-
положений, ограничиваясь констатацией возможного объясне-
ния конкретного факта, однако не делая его фундаментом даль-
нейших гипотетических построений. В первую очередь это
касается таких сюжетов русской истории, как идентификация
«Елены, королевы ругов» с Ольгой, судьбы дочерей Ярослава, в
том числе и «Анны французской», отождествления «Вольдема-
ра» и «Ярицлейва» скандинавских саг с Владимиром Святосла-
вичем и Ярославом Владимировичем, места чеканки «ярославо-
ва сребра» с соколом-ререгом («трезубец»), а также зависимости
названия денежных единиц "куна" и "скот" от фризских сопа и
scoti, что представляет первоочередной интерес для исследова-
теля, однако требует безусловного пересмотра источниковедче-
ской базы и методов анализа.
Соответственно, по-новому представляется теперь вся хро-
нология событий ПВЛ, широко используемая историками, хо-
тя, как я заметил выше, исследователь имеет право опираться
только на абсолютные даты (которые, однако, могут быть оши-
бочны в результате ошибок переписчиков), подтверждаемые на-
холящимися рядом датами астрономических явлений. Правило

это должно соблюдаться особенно неукоснительно, поскольку
сквозная хронометрия ПВЛ, судя по всему, появилась только в
самом конце XII или в начале XIII в., не ранее, а до этого текст
вряд ли имел погодное членение, будучи построен на последо-
вательности событий во времени, т.е. на относительной хроно-
логии, хотя и насыщаемой со второй половины XI в. отдельны-
ми абсолютными датами.
Такой вывод подтверждается почти полным отсутствием в
предшествующей части ПВЛ сколько-нибудь точных абсолют-
ных датировок даже астрономических явлений, как это показал
в своей работе Д.О.Святский3, так что немногими заслуживаю-
щими доверия хронологическими вехами для всего X в. оказыва-
ются: полная дата подписания договора 911 г., сообщение о на-
беге «руси» на Константинополь в 941 г., основанное на хронике
Амартола, и крещение Владимира в 988 г., подтверждаемое араб-
скими источниками. Что же касается первой четверти XI в., то
здесь проверку (по Титмару) выдерживает только вступление
Болеслава со Святополком в Киев в 1018 г. и предшествующий
пожар города, который, как справедливо предположил
М.Х.Алешковский, был связан не со вступлением в него Яросла-
ва, а с набегом печенегов, прорвавших городские укрепления4.
Здесь я вынужден сознаться, что на начальных этапах работы
меня не оставляла надежда выделить из текста ПВЛ если не
фрагменты хроник X в., то структуру историко-литературного
сочинения, которое можно было бы условно назвать «Сказани-
ем о первых князьях руских», восходящего к эпохе Святослава
или Владимира. Как можно видеть, этим надеждам не суждено
было сбыться, а результаты анализа текстов позволяют раз и на-
всегда покончить с попытками открытия в ПВЛ как «летописи
Аскольда», так и более поздних хроникальных сочинений эпохи
Владимира и Ярослава, не говоря уже о каком-либо «погодном»
ведении летописных заметок, о чем в свое время писали Л .В.Че-
репнин, Б.А.Рыбаков, М.Ю.Брайчевский и другие историки.
Столь же невероятной с этих позиций представляется гипотети-
ческая «летопись Остромира», ставшая основой для широких
построений и выводов БЛ.Рыбакова, поскольку новгородское
летописание, как в этом можно убедиться, начинается с ПВЛ,
причем представленной поздним и, судя по всему, еще и дефект-
ным списком.
3
Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-
критической точки зрения. Пг., 1915.
4
Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. / / АЕ за
1967 г. М., 1969, с. 29.
Таким образом, единственным указанием на возможность

существования каких-то записей конца X в. в Киеве остается за-
мечание «краеведа», что во времена Ольги можно было пристать
к Боричеву взвозу «въ лодьи, бе бо тогда вода текущи возле горы
Кьевьскыя и на Подоле не седяхуть людье» [Ип., 43-44], хотя рас-
сказы о катастрофическом и многолетнем повышении уровня
воды в Днепре могли передаваться изустно на протяжении дол-
гого времени, тем более, что, как показали исследования, это
происходило неоднократно не только в X, но и в XI в. 5
Наконец, и это, может быть, наиболее существенно, прове-
денный анализ вскрыл прямую и тенденциозную зависимость
изложения ПВЛ событий 1015-1019 гг. от «Сказания о Борисе и
Глебе», каковое в свою очередь противоречит как данным ино-
странных источников о «недееспособности» Святополка, так и
данным нумизматики и сфрагистики, которыми в настоящий
момент располагает исследователь. Без преувеличения можно
утверждать, что сведения ПВЛ о событиях указанного периода,
равно как и внелетописные тексты, повествующие о них, обра-
зуют мощный узел загадок, от разрешения которых зависит
дальнейшее развитие исследований в области русской истории
Χ-ΧΙ вв., в настоящее время представленной больше истолкова-
нием агиографических сказаний, нежели анализом реальных
событий, скрытых от нас (а часто и замещенных) благочестивой
легендой. Это одинаково касается Владимира и его семейной
жизни, судьбы Святополка, роли Ярослава в указанных событи-
ях и многого другого, в том числе и хронологии выпусков древ-
нейших русских монет, одинаково противоречащих как тради-
ционной картине событий, так и ее отражению в хронике
Титмара из Мерзебурга.
Предлагаемые мною версии объяснения указанных проти-
воречий являются только версиями, которые не могут претендо-
вать даже на статус «рабочих гипотез». Столкнувшись в своем
анализе с взаимоисключающими фактами, мне оставалось толь-
ко показать их несовместимость, требующую от исследователя
поиска новых, более достоверных материалов, способных про-
лить свет на события первой четверти XI в. и на лиц, участвовав-
ших в этих событиях. Пока же это не сделано, любое использо-
вание версии «ПВЛ — Сказания о Борисе и Глебе» для
объяснения событий указанного времени способно только уве-
личить количество загадок и несоответствий. Это же относится
и ко всем более ранним сюжетам ПВЛ.
5
Гупало К.Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982, с. 21-30.
Естественно задаться вопросом: почему все эти факты оказа-

лись практически вне рассмотрения моих предшественников?
Как мне представляется, это произошло потому, что в русской
исторической науке возобладали два подхода к источникам —
так называемый «скептический», который так и не смог создать
своей «школы», ограничившись выступлениями по отдельным
вопросам, и «охранительный» при явном преобладании послед-
него6. Между тем, и то и другое направление одинаково губи-
тельно для любой науки, способной плодотворно развиваться
лишь при наличии третьего, аналитического подхода к объекту
исследования, в данном случае к тексту, первым шагом в озна-
комлении и оценке которого должно стать выявление присущих
ему внутренних противоречий как в его содержании, так и в лекси-
ке. И чем более таких противоречий, действительных или мни-
мых, будет выделено исследователем на этом первом этапе, тем
шире станет круг рассматриваемых им вопросов, и тем надежнее
и плодотворнее станут выводы, намечающие пути дальнейших
исследований по самым разным направлениям, вовлекая в свою
орбиту другие области знания и применяемые в них методы.
Кроме того, как я пытался показать на примерах, в совре-
менном летописеведении обычно рассматриваются сюжеты/из-
вестия, но не тексты, т.е. содержание, а не форма, в которой это
содержание передано. В результате, авторы фундаментальных
исследований, начиная с АЛ.Шахматова и кончая современны-
ми исследователями, в отличие от математиков и других пред-
ставителей точных и прикладных наук, излагают в них зачастую
не процесс решения той или иной задачи, а всего только полу-
ченный ими конечный результат, обоснованность которого чи-
тателям приходится принимать на веру. Естественно, такая си-
туация не только не укрепляет и не расширяет фонд научных
достижений, но ослабляет его, заставляя исследователя или по-
вторять черновую работу, чтобы убедиться в достоверности вы-
водов предшественника, или, принимая их, рисковать результа-
тами собственной работы.
6
Насколько велика инерция традиции в исторической науке, можно
видеть на примере общепринятой, утвержденной СИЭ дате сражения на
Калке - 31 мая 1223 г. Она основана на показаниях летописей Лаврентьев-
ской, Троицкой, Воскресенской, Типографской и пр., повторяется во всех
справочных изданиях, хотя еще в 1929 г. А.Б.Салтыков на основании анали-
за всех имеющихся восточных и русских источников показал правильность
другой даты - 31 мая 1224 г., сохранившейся в Ипатьевской, НПЛ, Η ГУЛ,
Софийской I, Псковской II и пр. летописях (Салтыков А.Б. Хронология
битвы при р. Калке. / / УЗ Института истории, т. 4. М., 1929, с. 5-12). Но кто
сейчас помнит об этой статье?
Сказанное одинаково касается изучения как летописных

сводов и хронографов, так и литературных произведений рус-
ского средневековья и проблемы определения их авторов, столь
поверхностно и без необходимого всестороннего текстологиче-
ского анализа в свое время определенных Б.А.Рыбаковым для
так называемого «Киевского свода», вычленяемого из текста
Ипатьевской летописи. Между тем, для средневековых текстов
любого объема и содержания попытка установления авторства
может быть предпринята лишь после всестороннего текстологи-
ческого, стилистического, лексикологического, фактологичес-
кого и прочих анализов. При этом, в случае отсутствия сколько-
нибудь достоверного указания на возможного автора в самом
тексте или в каком-либо ином письменном источнике, упоми-
нающем данный текст, вся определительная часть оказывается
не более чем предположением данного исследователя, совер-
шенно не обязательным для остальных, пока эта догадка не бу-
дет подкреплена прямым и безусловным указанием на такое
лицо.
Что происходит при несоблюдении этих условий, видно на
примере того же Б.А.Рыбакова, который, выделяя в Ипатьев-
ской летописи тексты, по его мнению, принадлежащие перу вы-
дубицкого игумена Моисея, опирается на сентенции о «казнях
Божьих» наведением/нахождением «поганых», отмеченных им
дважды — под 6685/1177 («и се Богъ попоусти казнь на ныя, не аки
милуя ихъ, но насъ наказая, обращая ны к покаянию, да быхом ся
въстягноули от злыхъ делъ, и симъ казьнить ны нахождениемь по-
ганыхъ» [Ип., 603]) и 6693/1185 («и се Богъ казня ны грехъ ради
нашихъ, наведе на ны поганыя, не аки милоуя ихъ, но насъ казня и
обращая ны к покаяйЬю, да быхом ся востягноули от злыхъ своих
дел, и симъ казнить ны нахождениемь поганыхъ» [Ип., 648])7.
Между тем, если под 6576/1068 г. мы встречаемся с явным отго-
лоском этой же сентенции («грехъ ради нашихъ попусти Богъ на
ны поганыя... казнить Богъ смертью или гладомъ или наведениемь
поганыхъ» [Ип., 156-157], то в ст. 6601/1093 г. находим уже пол-
ностью «текст Моисея» («се на ны Богъ пусти поганыя, не милуя
их, но нас казня, да быхом ся востягнули от злыхъ делъ; симъ каз-
нить ны нахожденьемь поганых» [Ип., 213]), который еще раз по-
является под 6791/1283 г. («се же наведе на ны Богъ грехъ ради на-
шихъ, казня ны, а быхом ся покаяле злыхъ своих безаконьныхъ
дел» [Ип., 894]).
7
1972, с. 69.
Возможность использования в последнем случае «текста

Моисея» опровергается наблюдением над другой синтагмой,
также приписываемой Рыбаковым исключительно текстам вы-
дубицкого игумена. Она связана с описанием погребения князя
Святослава Ростиславича под 6680/1172 г., который «приложися
къ отцемъ, отдавъ обыции долг, его же несть оубежати всякому ро-
женому» [Ип., 551], и князя Давыда Ростиславича под 6705/1197 г.,
который «приложися ко отцемь своимъ и дедомъ своимъ, отдавъ
общии долгъ, его же несть оубежати всякому роженомоу» [Ип.,
706], хотя использование этого текста в соседних статьях
6688/1180 г. по поводу Романа Ростиславича («и приложися к де-
домъ своимъ и отцемь своимъ, и отдавъ обыции свои долгъ, его же
несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип., 617]) и 6704/1196 г. по
поводу Всеволода Святославича («и приложися ко отцемь своимъ
и дедомъ, давъ общии долгъ, емоу же несть оубежати всякомоу ро-
женомоу» [Ип., 696]), не замеченное историком8, казалось бы,
подтверждает его гипотезу. Однако текст этот в Ипатьевской ле-
тописи использован не только в интервале 1172-1196 гг., но так-
же под 6601/1093 г. по отношению к Всеволоду Ярославичу
(«и приложися ко отцемь своимъ» [Ип., 208]) и, что особенно
важно, под 6796/1288 г. в отношении князя Владимира Василь-
ковича, который точно так же «приложися ко отцемь своим и де-
домъ, отдавъ общии долгъ, его же несть оубежати всякомоу роже-
номоу» [Ип., 918], что уже никак не может быть усвоено игумену
Моисею.
Такое распределение достаточно индивидуальных синтагм,
использованных на пространстве практически всей Ипатьев-
ской летописи, делает небесполезным обзор употребления дру-
гих таких же синтагм в некрологах в связи с установленным
фактом существования единого архетипа для Ипатьевского и ла-
врентьевского изводов ПВЛ, последующие списки которых от-
личаются, в основном, лишь количеством и объемом произве-
денных сокращений первоначального текста, в своей последней
обработке, как можно видеть, восходящего даже не к рубежу
ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв., а, по-видимому, к третьей четверти XIII в. Основа-
нием для такого утверждения могут служить две синтагмы, пер-
вая из которых содержит указание на создателя церкви, в кото-
рый тот или иной князь погребен («юже создал сам», «юже бе
создал сам», «юже бе создал отец [дед, прадед] его»), а вторая —
сочетание «обычныя песни» заупокойной службы. Из них первая
использована в Ипатьевской летописи в ст. 6560/1052,
8
6595/1087, 6621/1113, 6646/1138, 6680/1172, 6698/1190,

6772/1264, 6792/1284 гг., а вторая, включая вариант «конечныя
песни» - в ст. 6562/1054, 6601/1093, 6621/1113, 6634/1126,
6655/1147, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286, 6796/1288 гг., при-
чем синтагма «обычныя песни» в сочетании с синтагмой «прило-
жися... отдавъ общии долгъ» использована в ст. 6601/1093,
6680/1172, 6688/1180, 6704/1196 и 6796/1288 гг.
В этой «панафидной лексике» Ипатьевской летописи задей-
ствована еще одна лексема - "тело" («и тако спрятавши/положи-
ша тело его»), которая употреблялась в указанном значении
только во второй половине XII и на протяжении XIII вв. — в ст.
6662/1154, 6670/1162, 6680/1172, 6682/1174, 6683/1175,
6704/1196, 6706/1198, 6773/1265, 6776/1268, 6779/1271,
6787/1279, 6792/1284 гг., в сочетании как с синтагмой «юже бе
созда» (6680/1172, 6792/1284), так и с «богохвалными/конечными
песнми» (6683/1175, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286), что опять
приводит нас к концу XIII в., отнюдь не гарантируя изначаль-
ность указанной даты. Все это показывает, на какую зыбкую и
недостоверную почву определений вступает исследователь
ПВЛ, рассматривающий тот или иной ее аспект вне контекста
Ипатьевской летописи в ее полном объеме. А это, в свою оче-
редь, заставляет быть готовым к необходимости коренного пе-
ресмотра времени, обстоятельств возникновения и генеалогии
списков ПВЛ лаврентьевского извода, которые легли в основа-
ние последующего русского летописания, оказав огромное вли-
яние на последующую интерпретацию событий первых столе-
тий русской истории.
Преодолеть сложившуюся инерцию исторической мысли в
данной области возможно, по-видимому, только в результате це-
ленаправленных археологических исследований, понимаемых в
совокупности всех так называемых «вспомогательных историче-
ских дисциплин», включая сюда использование физических,
физико-химических, палеогеографических и прочих природо-
ведческих методов, получающих в данном случае абсолютный
приоритет в сравнении с письменными источниками нарратив-
ного характера, какими являются летописи и связанные с ними
памятники древнерусской литературы и агиографии. Последнее
тем более необходимо, что, как можно было убедиться на при-
мере с «русью» в Крыму, между фактами археологическими и ли-
тературными зачастую напрочь отсутствует не только какая-ли-
бо корреляция, но и просто возможность опознания, что
оказывается характерным и для других подобных регионов.
Подобный результат, хотя и предстающий в совершенно
ином обличии, можно наблюдать при распространении сведе-
ний ПВЛ о древлянах/деревлянах на археологические памятни-

ки бассейнов рек Припяти и Ужа, и это при том, что комплексы
происходящих оттуда находок оказываются в явном противоре-
чии как с характеристикой «Древлянской земли», которую до-
несла до нас летопись, так и с ее идентификацией византийски-
ми источниками9.
Таковы основные итоги и направления, открывающиеся пе-
ред исследователем ПВЛ, которые, как мне представляется,
должны привести, с одной стороны, к составлению некоей ито-
говой сводки достоверного и недостоверного материала, каким
может пользоваться и на какой может опираться историк в этом
памятнике русской исторической мысли, а с другой - к под-
линной реконструкции сохранившихся пластов и фрагментов
его текста, первую, хотя и неудачную попытку чего предпринял
в свое время А.А.Шахматов10.
9
Напр., у Льва Диакона (Лев Диакон. История. М., 1988, с. 56-57).
10
Шахматов А.А. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст.
Примечания. Пг., 1916.
ИССЛЕДОВАНИЯ
И СТАТЬИ
о КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ» 389
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»*
В № 3 журнала «Вопросы истории» за 1964 г. архитектор-рес-

тавратор С.А.Высоцкий опубликовал сообщение о найденном
им в Апостольском приделе киевской Софии граффито с текс-
том купчей, в которой речь шла о «земле Бояновой». Позднее,
без каких-либо дополнений, эта публикация вошла в первый
выпуск Свода древнерусских надписей киевской Софии, осуще-
ствленного тем же автором. Открытый им текст гласил:
«М(с)ц(а ендрга въ а С(В1А)ТОГО ИП(ПОЛИ)ТА крила землю

кнгагыни Боганю всеволожаа передъ с(в1а)тою Софиею передъ
попы л БЫЛЪ попинъ Мкнмъ Дъмнло Пдтелеи Стипъко
Михалъко нежьновнч ΛΙηχΛ Данило Марко Оьмьюнъ Мм хал
влисавнничь Иванъ Мнъчынъ Т^доръ ТО^БЫНОВЪ Иль га
Копыловнчь Т^дор Еързгатичь а передъ тими посл^ы к#пи
землю кнгагыни Боганю вьею л въддлд на нем семьдесглтъ
грнвьнъ СОБОЛИИ д вт» томь дрдннць семьсът^ гривьнъ».
Высоцкий перевел его следующим образом:
«Месяца января в 30, на святого Ипполита, купила землю Боя-

нову княгиня Всеволодова перед святою Софиею, перед попами, а
тут были: попин Яким Домило, Пателей Стипко, Михалъко Не-
женовин, Михаил, Данило, Марко, Семъюн, Михал Елисавинич,
Иван Янчин, Тудор Тубынов, Илья Копылович, Тудор Борзятич; а
перед этими свидетелями купила княгиня землю Боянову всю, а да-
* Публиковалось в сокращении: Никитин A.JI. О купчей на «землю Боя-

ню». / / Герменевтика древнерусской литературы XI-XIV вв. Сб. 5. М., 1992,
с. 350-369; он же. Боян - русский поэт и болгарский князь. / / Болгарская
русистика, N° 1. София, 1993, с. 7-15.
390 ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ла за нее семьдесят гривен собольих, а в этом (заключается) часть

семисот гривен»1.
Отсылая интересующихся к первоисточнику, напомню лишь

основные выводы первооткрывателя. Изучение палеографиче-
ских особенностей надписи привело С.А.Высоцкого к выводу,
что наиболее вероятным временем ее возникновения является
вторая половина XII века, хотя написания отдельных букв ха-
рактерны и для второй половины XI века. Поскольку большин-
ство аналогий указывало, как считал Высоцкий, на XII век, то
решающим аргументом в пользу третьей четверти этого столе-
тия стало для него упоминание «княгини Всеволодовой», кото-
рую публикатор отождествил с Марией Мстиславной, вдовой
князя Всеволода Ольговича, умершей в 1179 году, чье имя изве-
стно нам из Густинской летописи. Подтверждение такому реше-
нию он находил и в других именах, содержащихся в тексте. Так,
одного из «Тудоров» он полагал «Тудором, тиуном вышгород-
ским», одного из «Михаилов» — «митрополитом киевским», «по-
па Семьюня» — «духовником киевского князя Ростислава Мсти-
славича», а «попина Якима Домило» — ставленником Всеволода
Ольговича, туровским епископом Акимом, «имя которого чита-
ется в летописи (Ипатьевской. — А.Н.) под 1144-1146гг.»
Далее Высоцкий специально остановился на рассмотрении
гапакса «драниць» (винит, падеж мн. числа), до этого в памят-
никах древней письменности не встречавшегося. Отказавшись
от грамматически точного прочтения этой фразы и опираясь
на фиксируемое надписью соотношение 70 и 700 гривен как
1:10, исследователь заключил, что речь идет об уплате соболя-
ми церковной десятины от сделки. Что касается Бояна, то,
упомянув о бытовании такого имени на Руси, С.А.Высоцкий
допускал, что продаваемая земля могла некогда принадлежать
поэту XI века, известному по «Слову о полку Игореве», хотя
«ко времени написания граффито Бояна уже не было в живых, но
память о нем и местах, связанных с его именем, могла сохранять-
ся в народе»2.
1
Высоцкий С. А. Надпись о Бояновой земле в Софии Киевской. / /
ИСССР, 1964, № 3, с. 112-117; он же. Древнерусские надписи Софии Киев-
ской XI-XIV вв. Вып. I, Киев, 1966, с. 60-71. Следует сказать, что граффито,
окружающие купчую и предшествующие ее появлению, к сожалению, не
содержат явных датирующих признаков.
2
Высоцкий С.А. Древнерусские надписи..., с. 71.
В.П.Адрианова-Перетц, рассмотрев в одной из своих работ

находку С.А.Высоцкого, полностью приняла такую интерпрета-
цию текста, в свою очередь пополнив и развив аргументацию
исследователя. По ее мнению, определение «Якима Домило»
«попином» было связано с тем, что после сведения туровского
епископа Акима с кафедры в 1146 году он был уже не епископ,
но и не простой «поп», поэтому его именовали «только по проис-
хождению: «попин» — из попов»3. Конечно, такое заключение вы-
глядело довольно странно, поскольку под происхождением че-
ловека подразумевается нечто иное, тем более, что Аким не был
лишен священнического сана и не был расстрижен в миряне, но
об этом исследовательница, вероятно, не подумала. Владельцем
земли она считала того самого Бояна, которого вспоминал автор
«Слова о полку Игореве», и представляла его как «гусляра в кол-
паке, в длинной вышитой рубахе», которого «богато одаряли, и
что среди этих даров были и земли, которые потомки продали в се-
мью князей-покровителей их знаменитого предка»4.
Более внимательно к находке С.А.Высоцкого отнесся
Б.А.Рыбаков. Опираясь на палеографию, историк категоричес-
ки отверг датировку первооткрывателя, указав на черты, харак-
терные для второй половины XI века, а более точно — его по-
следней четверти. Свидетелей сделки с «женскими отчествами»
— Михаила Елисавинича и Ивана Янчина, Рыбаков посчитал
священниками, связанными с великокняжескими семьями в
Киеве: Михаила — духовником вдовствующей княгини Елиса-
вы, матери Святополка Изяславича (ум. 4.1.1107 г.), а Ивана -
духовником княжны Янки, дочери Всеволода Ярославича (ум.
3.11.1112 г.). Соответственно, и «княгиня Всеволодова» оказа-
лась не вдовой Всеволода Ольговича, а женой Всеволода Яро-
славича — Анной. Последнее обстоятельство только и могло
объяснить выступление клира киевской Софии в качестве га-
ранта сделки и участие в ее заключении духовников великокня-
жеской семьи, определять которых по именам их духовных до-
черей можно было лишь при жизни последних5. Тем самым, по
количеству и характеру исторических реалий дата надписи,
предложенная Рыбаковым, — 80-е годы XI века — оказывается
гораздо более аргументированной, чем предложенная С.А.Вы-
соцким и поддержанная В.П.Адриановой-Перетц.
3
Адрианова-Перетц В.П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской
литературы ΧΙ-ΧΙΙΙ веков. JL, 1968, с. 14-15.
4
5
1972, с. 415-416.
В отличие от своего предшественника, Рыбаков считал, что

«семьдесят гривен собольих» являются не процентами («десяти-
ной»), идущими в храмовую казну, а задатком от общей суммы в
семьсот гривен, причем последняя для того времени сопостави-
ма с доходом (податью) с семи небольших городков. Таким об-
разом, в социальной иерархии киевской Руси конца XI века Бо-
ян по своему имущественному положению оказывался если не
князем, то весьма состоятельным боярином. «Следует отме-
тить, — писал Рыбаков, — что Бояня земля покупается неизвест-
но у кого: ее владелец (к моменту купли) не указан. Вероятно, сам
Боян к этому времени уже умер, но его имя осталось за его (может
быть, выморочной?) землей. Не этим ли объясняется то, что за-
пись о купле сделана так всенародно у самого входа в Софийский
собор?» И тут же добавлял: «Текст граффито сам по себе не дает
нам права отождествлять Бояна-песнотворца с Бояном-земле-
владельцем, но хронологическое препятствие теперь устранено;
последняя припевка Бояна относится к 1083 г., а Бояня земля мог-
ла быть куплена уже в 1086 г.»6.
Как можно понять из этого краткого обзора, исследователи
уникального граффито рассматривали лишь отдельные его ком-
поненты, но не весь текст в целом, упустив из виду, что перед
ними юридический документ, составлявшийся в строгом соот-
ветствии с формуляром, который, исходя из установлений
Правды Руской, требовал указания не только объекта сделки и
его покупателя, но, в первую очередь, продавца, без чего сделка
не могла считаться действительной. Каждое слово такого акта
имело строго определенное значение, не допускающее иных
толкований, а порядок имен свидетелей («послухов») соответст-
вовал их роли и полномочиям. Судя по всему, покупке «земли
Бояна» придавалось совершенно исключительное значение, по-
скольку купчая, написанная на пергамене и скрепленная печа-
тями присутствовавших лиц, была продублирована на фреске
св. Онуфрия в главном соборном храме Киева. Между тем, без
ответа остались главные вопросы: 1) кто продавал «землю Боя-
6
Там же, с. 417 и 414. Речь идет о словах Бояна «тяжко ти головы кроме
плечю, зло ти телу кроме головы», которые Б.А.Рыбаков полагал обращен-
ными к жене Олега Святославича после возвращения того на Русь в 1083 г.
В первом выпуске «Словаря книжников и книжности Древней Руси» (JL,
1987) на с. 86 приведена только первая часть цитируемой фразы, что позво-
лило JI.А.Дмитриеву представить утверждение Рыбакова о возможности
отождествления Бояна «Слова...» и Бояна купчей в прямо противополож-
ном смысле. Такая же операция была им проделана и в отношении автора
настоящей статьи (там же, с. 87).
ню», 2) кем были поименованные в тексте «послухи», 3) почему

для покупки использованы два разных глагола - "крити" и "ку-
пити", 4) каковы были финансовые расчеты при заключении
сделки и 5) что нам дает этот текст по выяснению личности Бо-
яна? Попробуем в них разобраться.
Основную трудность вызывает определение продавца земли,
имя которого должно находиться в синтагме «землю княгыни
Бояню Всеволожаа», выступающей в первом случае с глаголом
"крила", а во втором (без упоминания «Всеволожаа») — с глаго-
лом "купила".
Следуя нормативам древнерусского языка, СА.Высоцкий
разделил ее на две части («землю Бояню» и «княгыни Всеволо-
жаа»), каждая из которых грамматически согласована, хотя в
тексте они переплетены между собою. Основанием для такого
их расчленения является сочетание «княгыни Всеволожаа»
(именит, падеж ед. числа), выступающее в качестве подлежаще-
го. Сомнение в правильности такого членения вызывают два об-
стоятельства: нахождение лексемы "княгыни" внутри синтагмы
«землю княгыни Бояню» и повторение той же синтагмы без
имени «Всеволожаа» в конце купчей. Как я уже говорил, с точки
зрения формуляра отсутствие имени продавца делает купчую
недействительной, в то время как имя покупателя, обозначен-
ное в начальных строках акта, в дальнейшем может уже не по-
вторяться7.
Другими словами, в синтагме «землю княгыни Бояню» было
бы логично видеть указание на продавца («княгиня Боянова»),
если форму "княгыни" рассматривать не как именительный па-
деж единственного числа, а как винительный при исходном
(именит, падеж ед. числа) "княгыня". Сложность заключается в
том, что, начиная с Изборника Святослава 1073 г., где на мини-
атюре находится древнейшее из пока известных написание
"княгыни" (именит, падеж ед. числа)8, и до XVI века родитель-
ный падеж единственного числа этого существительного пред-
ставлен формой «княгыне» (или «княгыня») за одним, впрочем,
примечательным исключением: в договоре Игоря с греками
945г. по Лаврентьевскому и Радзивиловскому спискам летописи
при перечислении послов указан «Искусеви, Ольги княгини»9.
7
Примером могут служить двинские купчие середины XV в. Мелентия
Ефимовича Чеваки на земли и угодья, купленные им у Онцифора Андрони-
кова, Клементия Панкратова и др. (ГВНП,с. 218, № 179; с. 221-222, № 184).
8
Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 203.
9
ПСРЛ, т. 1. Лаврентьевская летопись. Вып. 1, Л., 1926, стб. 46. Приме-
чательно, что в остальном тексте ПВЛ это слово склоняется нормативно.
Последнее позволяет предположить древнейшую форму этого

слова в именительном падеже единственного числа как "княги-
ня". Больше того, наблюдения над склонением существитель-
ных этого типа ("земля", "княгыня") в новгородских берестяных
грамотах открывает существование норматива, дающего в роди-
тельном падеже единственного числа такую же форму - "госпо-
дыни" (грамота № 84), "полтини" (грамота № 354) и т.д.10
Исходя из этого норматива, продавцом земли оказывается
«княгиня Боянова», т.е. вдова князя Бояна, что восполняет ис-
кусственную лакуну в формуляре купчей и соответствует оценке
земельных владений Бояна, сделанной БА.Рыбаковым. Но не
будем спешить с выводами. Внимательное изучение заключи-
тельной фразы купчей убеждает, что «семьдесят гривен собольих»
являются ценой «всей» Бояновой земли, а не церковной десяти-
ной от сделки, поскольку следующая синтагма «а в томь драниць
семьсъту гривыгь» недвусмысленно указывает, что гривны «дра-
ничные» являются эквивалентом семидесяти гривен «соболь-
их». Другими словами, в тексте купчей оговорен курс «соболь-
их» гривен при пересчете на курс «драничных» гривен, которые
относятся к первым как 10:1. Что собой представляли гривны
«драницы» и гривны «собольи» — неизвестно, поскольку эти де-
нежные единицы до сих пор ни в одном документе не встреча-
лись, как неизвестно реальное содержание металла в «собольих»
гривнах: скорее всего, они не эквивалентны «гривнам серебра»,
которые имел в виду БА.Рыбаков 11 . Подобная оговорка о содер-
жании денежного эквивалента содержится в купчей конца XIV
— начала XV века Михайловского Архангельского монастыря на
Двине, где отмечено, что «дали... семь рублев, а по сту белки на
рубль»12.
Таким образом, «земля Бояня» оказывается много дешевле,
чем предполагалось ранее, но оценена, по-видимому, достаточ-
но высоко, даже если предположить, что она находилась в са-
мом Киеве. И хотя ее оценка никак не может служить столь же
весомым аргументом в пользу княжеского достоинства ее вла-
дельца, как о том говорит приведенный выше грамматический
анализ, последний находит свое подтверждение в другом ком-
10
Зализняк А.А. Словоуказатель к берестяным грамотам. / / Янин В.Л.,
Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте. М., 1986, с. 266-310.
11
АВ.Назаренко полагает, что «драница» соответствует связке вытер-
тых беличьих шкурок, а 10 гривен собольих - 1 фунту серебра (Назаренко
А.В. Происхождение древнерусского денежно-весового счета. / / ДГВЕ,
1994 г. Μ., 1996, с. 70).
12
ГВНП, с. 183, № 123.
плексе фактов этого документа, выпавших из поля зрения ис-

следователей. Речь идет о свидетелях, представлявших интересы
продавца.
Безусловной заслугой Б.А.Рыбакова следует считать произ-
веденный им анализ имен двух послухов с «женскими» отчест-
вами — духовника вдовствующей княгини Елисавы («Михаил
Елисавинич») и духовника княжны Янки Всеволодовны («Иван
Янчин»). Будучи связаны с великокняжеской семьей, оба они
выступали при совершении сделки, скорее всего, от лица поку-
пателя, жены Всеволода Ярославича, княгини Анны. Факт этот
позволяет при дальнейшем анализе расчленить аморфную мас-
су «послухов» на три функционально самостоятельные группы:
1) собственно свидетелей, представителей софийского клира,
2) лиц, представлявших интересы покупателя, и 3) представите-
лей продавца.
В переводе и толковании С.А.Высоцкого первая группа, со-
стоящая из священников («попы»), представлена людьми, на-
званными то по имени, то по имени с отчествами. Между тем хо-
рошо известно, что духовные лица, начиная с диакона и кончая
патриархом, в древней Руси назывались только по имени. Вы-
соцкий произвольно сгруппировал их имена, но оказался прав,
выделив из общей массы «попина Якима», открывающего пере-
чень свидетелей, однако не потому, что тот был якобы «сведен-
ным епископом», а потому, что состоял благочинным (протоие-
реем) церкви св. Софии13. Именно поэтому за ним по именам
названы члены софийского клира, простые попы - Домило,
Пантелей, Степан, Михаил, Данило, Марк и Семен. Исключе-
ние составляет среди них «Михалько», имеющий определение
«нежьнович», которое отличало его от следующего за ним тезо-
именного попа Михаила указанием на молодость («Михалько»)
и, по-видимому, на целибат («неженович» = «неженатик»), ко-
торый в то время допускался православной церковью.
Вторая группа послухов, выступавшая свидетелями со сто-
роны княгини Всеволожей, была определена Б.А.Рыбаковым и
состояла из двух священников — Михаила и Ивана.
Остающиеся, таким образом, послухи — Тудор Тубынов,
Илья Копылович и Тудор Борзятич — образуют компактную
13
Словари древнерусского и церковно-славя некого языка ставят знак
равенства между «поп» и «попин» (см. словари И.И.Срезневского, Г.Дья-
ченко, Словарь русского языка XI-XVII вв. и др.). Однако явное выделение
«попина Якима» из числа остальных попов заставляет видеть в нем протои-
ерея. Попытка толкования этого слова С.А.Высоцким и В.П.Адриановой-
Перетц более чем произвольна.
группу и, в отличие от попов, названы не только полными име-

нами, но еще и с отчествами. Последнее указывает на их высо-
кое социальное положение, позволяя считать их боярами, пред-
ставляющими интересы продавца, который, таким образом,
должен занимать более высокое социальное положение, чем его
представители.
Однако у Бояна нет отчества — ни в «Слове о полку Игореве»,
ни в тексте купчей. Если в первом случае его социальный ранг
не требует определения, то во втором — в официальном юриди-
ческом документе ΧΙ-ΧΙΙ века — без отчества могли выступать
только три категории людей — 1) слуги, 2) духовные лица и
3) князья. Отнесение Бояна купчей к первой категории невоз-
можно по социальному положению представляющих его инте-
ресы лиц и по отсутствию уменьшительного суффикса, наличе-
ствующего даже в имени одного из попов («Стипъко»);
отнесение его к духовенству невозможно по тем же обстоятель-
ствам и по причине его «мирского» имени. Таким образом, оста-
ется лишь третья возможность, которая находит подтверждение
1) в титулатуре его жены («княгиня Бояня»), 2) в социальном
статусе его представителей, поименованных с отчествами, и
3) в специфике их имен, принадлежащих к той же этнической
общности, что и имя "Боян", на рассмотрении которого следует
теперь остановиться.
До находки С.А.Высоцкого имя "Боян" было известно на
территории Восточной Европы, главным образом, из «Слова о
полку Игореве» (Боян — поэт второй половины XI в.), «Задон-
щины» (куда он попал из «Слова...») и по двум письменным ис-
точникам, связанным своим происхождением с Великим Нов-
городом. Так, в тексте Новгородской Первой летописи дважды
упоминается «Бояня улка» в связи с церковью св. Димитрия -
сначала в 1300 году в связи с ее строительством, а затем при упо-
минании о происшедшем пожаре14. Второй документ, приводя-
щий это имя — «рядная» Тешаты и Якима, датируемая
1266-1291 гг., в которой среди свидетелей упомянут и некий Бо-
ян15. Кроме того, при раскопках Новгорода были найдены три
берестяных грамоты с упоминанием двух Боянов, из которых
один жил в интервале 1065-1117 годов, а другой — в третьей чет-
верти XII века16.
14
«В лето 6808 <...> срубиша 4 церкви: святыя Богородица в манастыри
въ Зверинци, и святого Лазоря, и святого Дмитрия на Бояни улке» [НПЛ,
91]; «В лето 6834 <...> месяца августа 28 загореся на Бояни улке» [НПЛ, 97].
15
ГВНП, с. 317, № 331.
16
Зализняк А.А. Словоуказатель..., с. 267.
Отсутствие имени "Боян" в корпусе древнерусской книжности

XI-XVII вв. и дошедших от того времени документов официаль-
ного характера как нельзя лучше свидетельствует о малой распро-
страненности этого имени в среде восточнославянских народов,
и, наоборот, имя это оказывается весьма популярно у южных сла-
вян, в первую очередь у болгар, где оно широко бытует в качестве
антропонима с глубокой древности и по настоящее время.
Пришедшее в болгарскую (славянскую) среду от древних тю-
рок, имя "Боян" имело определенное сакральное значение17, бы-
туя в среде староболгарской знати и более узко — в царской се-
мье. Имя "Боян" носили: 1) сын хана Кубрата (VII в.)18,
2) болгарский хан, заключивший в 764 г. мирный договор с Кон-
стантинополем19, 3) брат хана Омортага, казненный в 833 г. за
приверженность к христианству20, 4) сын того же Омортага21 и
5) Боян-Вениамин, сын царя Симеона. Последний для нас осо-
бенно интересен. По словам кремонского епископа Лиутпран-
да, посетившего Константинополь в 949-950 гг., Боян-Вениа-
мин получил блестящее образование в византийской столице,
прославившись как поэт, музыкант и — волшебник, который по
своей воле мог превращаться в волка или орла22. Подобная ха-
рактеристика, приуроченная к имени "Боян", поразительным
образом совпадает с тем, что двести с лишним лет спустя писал
автор «Слова о полку Игореве» о своем предшественнике, кото-
рый чаровал слушателей игрой на гуслях и «растекался... серым
волком по земле и сизым орлом под облаками». Последнее об-
стоятельство позволило Е.Л.Мороз, основываясь на тюркском
происхождении имени Бояна, представить его легендарным
певцом-шаманом, память о котором восходит к глубокой язы-
ческой древности народа23.
17
Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979,
с. 80-83; Баскаков Н.А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М.,
1985, с. 143-146.
18
Дуйчев И. Най-ранни връзки между пръвоболгари и славяни. / /
И.Дуйчев. Българско средновековие. София, 1972, с. 88.
19
Иречек К. История на българите. София, 1978, с. 178.
20
Дуйчев И. Връзки между чехи, словаци и българи. / / И.Дуйчев. Българ-
ско средновековие..., с. 341.
21
Иречек К. История..., с. 165.
22
Златарски В.Н. История на Българската държава през средните веко-
ве, т. I, ч. 2. София, 1971, с. 495-496; Дуйчев И. Проучвания върху българско-
то средновековие. II. Боян Магесник. / / Сборник Българската Академия на
Науките, т. 41, клон историко-филологичен, бр. 21. София, 1949, с. 9-19.
23
Мороз Е.Л. Следы шаманских представлений в эпической традиции
Древней Руси. / / Фольклор и этнография. Связи фольклора с древними
представлениями и обрядами. Л., 1977, с. 64-72.
Случайно ли такое совпадение? Если на основании свиде-

тельства Лиутпранда сначала Ю.Венелин, а вслед за ним
Вс.Миллер склонны были видеть в Бояне «Слова о полку Игоре-
ве» воспоминание о Бояне-Вениамине, почерпнутое из болгар-
ского источника24, то реальный русский поэт, писавший во вто-
рой половине XI века об усобицах «ярославлих внуков», вполне
мог быть прямым (хотя и далеким) потомком этого сына царя
Симеона, уехавшего из Болгарии на Русь, правда, не в результа-
те русско-болгарских и болгаро-византийских войн второй по-
ловины X века, как о том писали Н.Балабанов и В.Пундев25, а,
как мне представляется, значительно раньше, в связи женить-
бой Игоря на Ольге, которая в некоторых источниках оказыва-
ется «княжной болгарской». О последнем вполне определенно
писали как архимандрит Леонид (Кавелин), открывший прямое
на это указание в летописном тексте26, Д.И.Иловайский 27 ,
М.Н.Тихомиров28, так и автор данной работы29, полагавший, что
Боян-Вениамин мог быть родным братом Ольги30 и вероятным
отцом ее племянника («анепсий»), который сопровождал рус-
скую княгиню во время поездки в Константинополь, и чье уча-
стие в церемониале приема Ольги31 иначе трудно объяснить.
Сейчас, когда удалось уточнить вероятное время рождения рус-
ской княгини (вторая половина 20-х гг. X в.), т.е. за 3-5 лет до
24
Венелин Ю. Критические исследования об истории болгар. М., 1849,
с. 263-265; Миллер Вс. Взгляд на «Слово о полку Игореве». М., 1877, с. 117-
136.
25
Пундев В. Боянъ Магьосникъть. София, 1923, с. 43.
26
Леонид, архимандрит. Откуда родом была св. великая княгиня русская
Ольга? / / PC, 1888, июль, с. 217.
27
Иловайский Д.И. Вероятное происхождение св. княгини Ольги. / /
Иловайский Д.И. Исторические сочинения, ч. 3, М., 1914, с. 441-448.
28
«С точки зрения исторической вероятности привод жены к Игорю от
болгарского города Плискова понятнее, чем появление Ольги из Пскова, о
котором более ничего не известно в X в.» (Тихомиров М.Н. Исторические
связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 107).
29
Никитин А.Л. Ольга? Елена? Эльга?// НиР, 1991, № № 11-12. Наибо-
лее подробно эта версия была в последнее время рассмотрена Н.Н.Ерофее-
вой (Ерофеева Н.Н. Дело о полку Игореве. М., 1997, с. 117-120).
30
Архимандрит Нестор, следом за С.Чилингировым (Чилингиров С.
Какво е дал българинът на другите народи. София, 1941, с. 31-32) полагал
Ольгу дочерью Анны, сестры Симеона, и ее мужа, болярина Сондока (Не-
стор, арх. Имал ли е в жилите си българска кръв киевският княз Светослав
Игоревич?//Духовна култура, 1964, № 12, с. 13-14.
31
Литаврин Г. Г. Состав посольства Ольги в Константинополе и «дары»
императора. / / Византийские очерки. Труды советских ученых к XVI Меж-
дународному конгрессу византинистов. М., 1982, с. 79.
смерти самого Симеона, ничто не препятствует считать ее млад-

шей сестрой Петра и Бояна-Вениамина, детей от второго брака
болгарского царя.
Связать имена Ольги и Бояна-Вениамина заставляет не
только сам факт ее происхождения из древней болгарской сто-
лицы, какой была Плиска, но так же полная неизвестность о
судьбе этого многообещающего сына царя Симеона и комплекс
сведений о Бояне, киевском поэте второй половины XI века, ко-
торый содержится в «Слове...». Того и другого разделяет, по
меньшей мере, столетие, однако очень многие приметы в твор-
честве киевского Бояна (сравнение его автором «Слова...» в про-
цессе творчества с белкой на дереве, серым волком на земле и
сизым орлом под облаками, столь поразительно напоминающее
«оборотничество» Бояна-Вениамина, о котором упомянул Ли-
утпранд), постоянные дунайские («тропа» и войны Траяна, ду-
найские девицы) и праславянские (борьба Всеслава с Хорсом,
языческий пантеон) реминисценции вызывают естественный
вопрос: не был ли древнерусский поэт Боян прямым потомком
династов Первого болгарского царства, как это еще в 1920 году
попытался представить болгарский исследователь Н.Балабанов.
Касаясь другой исторической загадки — появления в 70-х го-
дах XI века в Киеве знаменитого «Изборника Святослава 1073 го-
да» и некоторых других известных нам книг, являющихся копия-
ми с подлинников, созданных некогда в Преславе или Плиске для
личной библиотеки царя Симеона, — Балабанов предположил,
что оригиналы могли быть принесены на Русь или воинами Свя-
тослава Игоревича, или же сыном царя Симеона, Бояном-Вениа-
мином, который стал «придворным поэтом Святослава»32. В по-
следнем Балабанов, скорее всего, ошибался, поскольку массовые
переселения болгарской знати и духовенства в Киевскую Русь, в
том числе и потомков царя Симеона, должны были принять мас-
совый характер лишь после смерти Святослава, когда Византия
оккупировала большую часть территории Болгарии, лишив авто-
номии ее Церковь, запрещая богослужения на славянском языке
и уничтожая книги кириллической письменности.
И всё же уход в пределы других государств представителей
той или иной династии случался часто. Почти в каждом средне-
вековом княжестве и королевстве той поры можно было встре-
тить младших отпрысков или боковые ветви правящих (или
свергнутых) в соседних странах семей, изгнанных из отечества
или бежавших по собственному почину. Они всегда пользова-
32
Балабанов Н. Стари украино-български литературни отношения. / /
Украино-български преглед, ч.1, брой 5 и 6, 1919-1920.
лись широким гостеприимством у соседей и родственников, ко-

торые предлагали им не только убежище, но и содержание, со-
ответствующее их рангу и титулу. Так происходило и на Руси,
когда к галицкому князю Ярославу Владимировичу («Осмо-
мыслу») в 1165 году бежал из Византии его свойственник, буду-
щий византийский император Андроник Комнин, «в утешение»
которому (т.е. в кормление) галицкий князь выделил несколько
городков на всё время его пребывания в добровольном изгна-
нии 33 . Не отмеченные ПВЛ, потомки Бояна-Вениамина могли и
в дальнейшем проживать в Киеве, обладать земельной собст-
венностью, занимать достаточно независимое положение в ки-
евском обществе наравне с «Рюриковичами». Более того, их
присутствие в Киеве в 70-е годы XI века может объяснить, с од-
ной стороны, появление именно в это время роскошных книг из
библиотеки Симеона, которые нам известны по снятым тогда
копиям - «Изборника 1073 г.», Евангелия Константина Пре-
славского, Чудовской рукописи со «Словом Ипполита папы
Римского» и ряда других34, а с другой — болгарские имена свиде-
телей, выступающих со стороны продавца в записи о «земле Бо-
яновой», поскольку в целом они более характерны для южных,
нежели для восточных славян, т.е. именно для болгар35.
Так получается, что даже если вернуться к первоначальному
прочтению СЛ.Высоцким синтагмы, заключающей в себе объ-
ект сделки, имя продавца и покупателя («землю княгыни Бояню
Всеволожаа»), анализ остального текста всё равно ведет к за-
ключению о высоком социальном статусе Бояна и к его связям с
болгарским этническим массивом в Киеве XI в.
Приводя эти факты, я отнюдь не утверждаю обязательное
тождество Бояна купчей и Бояна «Слова о полку Игореве», од-
нако параллели достаточно ярки и красноречивы, чтобы заду-
33
ПСРЛ, т. 2, СПб., 1908, стб. 524.
34
См. статьи Б.Ангелова, Э.Георгиева, ПДинекова и М.В.Щепкиной / /
Изборник Святослава 1073 года. Сборник статей. М., 1977.
35
В русских летописях имя "Тудор" отмечено только в середине XII в.
(Тудор, воевода галицкий; Тудор Сатмазов, воевода берендеев; Тудор, тиун
вышгородский), а имя "Илья" (исключая духовных лиц) за то же до-мон-
гольское время - всего один раз в конце XI в. (Илья, новгородец) (Указате-
ли к первым осьми томам Полного собрания русских летописей, изданных
Археографическою Комиссией. Отдел первый. Указатель лиц. Вып. 1-2,
СПб., 1898). В новгородских берестяных грамотах имя "Илья" отмечено в
XII - начале XIII вв. (№№ 561 и 596), а вместе с единственным упоминани-
ем "Тудора" (№ 348) - в XIII в. {Зализняк АЛ. Словоуказатель...). Наоборот,
в Болгарии эти имена издревле принадлежат к наиболее популярным.
маться об исчезающей вероятности одновременного существо-

вания во второй половине XI в. в Киеве двух разных людей, об-
ладавших одним именем и сходными чертами биографии36. Све-
дения, содержащиеся в «Слове...» о Бояне (а теперь нет никаких
оснований продолжать игнорировать этот источник), рисуют
поэта XI века человеком эрудированным, достаточно независи-
мым, выступающим на стороне Святослава Ярославича и его
сыновей, Романа и Олега, в их борьбе против Всеволода Яросла-
вича и Владимира Мономаха за отцовское наследство37. При
этом косвенным подтверждением близости Бояна семье Свято-
слава Ярославича служат не только вычлененные фрагменты
поэмы Бояна из текста «Слова...», но и изготовление именно для
Святослава Ярославича Изборника 1073 г., являющегося твор-
чески переработанной копией с «Изборника» царя Симеона38,
хранившегося, скорее всего, в личной библиотеке Бояна.
О том, почему «земля Боянова» была продана жене Всеволо-
да Ярославича, сейчас можно только гадать, как, впрочем, о
судьбе самого Бояна и стечении обстоятельств, по которым про-
давцом наследственного владения «внуков Семионовых» высту-
пала «княгиня Боянова», а не он сам. Причины могли быть са-
мыми разными, начиная от смерти поэта, трений с новым
киевским князем после его решительной победы над племянни-
ками в 1079 году и кончая отъездом — на Дунай, где в 80-е годы
XI века, одновременно с внутренними потрясениями в Визан-
тии, активизировалось движение болгар за освобождение, или к
вернувшемуся с Родоса Олегу Святославичу. Как бы то ни было,
факт ликвидации наследственного владения налицо, причем
это событие могло иметь место в достаточно широком времен-
ном интервале — от 1079 г. (битва на «Нежатине ниве») до 1111 г.
(смерть вдовы Всеволода Ярославича), хотя, вероятнее всего,
его следует ограничить 80-ми или началом 90-х гг. XI в.
Вполне вероятно, что именно политическая подоплека от-
торжения «Бояновой земли» от его бывшего владельца застави-
ла поместить «противень» подлинной купчей на одной из фре-
36
Впервые попытку наметить возможные контуры биографии Бояна,
поэта второй половины XI в., предприняли Н.В.Шляков (Шляков Н.В. Бо-
ян. / / ИпоРЯС, т. 2. Л., 1928, кн. 2, с. 483-498), а за ним - В.Ф.Ржига (Ржи-
га В. Ф. Несколько мыслей по поводу вопроса об авторе «Слова о полку Иго-
реве». / / ОЛЯ АН, т. XI, вып. 5, М., 1952, с. 428-438).
37
Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 135-278.
38
Жуковская Л.П. Изборник 1073 г. Судьба книги, состояние и задачи
изучения. / / Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977, с. 10-
15.
сок главного храма Киева, призвав гарантом сделки софийский

клир во главе с его благочинным, а вовсе не практика «утверж-
дения земельных актов церковью», как посчитал в свое время
Я.Н.Щапов, предположивший даже, что «пергаменного экземп-
ляра (купчей. — А.Н.) могло не существовать»39. Присутствие со-
борных попов в качестве «послухов» никоим образом не дает ос-
нований для такого утверждения, тем более, что в самом тексте
документа можно найти прямое указание на функцию свидете-
лей, подтверждавших не столько факт продажи земли, который
в отсутствие продавца и покупателя осуществляли представите-
ли сторон, сколько достигнутое соглашение о ее цене. На по-
следнем стоит остановиться особо, поскольку имеющиеся в тек-
сте данные впервые приоткрывают процедуру подобной сделки.
Как я уже отметил, при изложении сделки в купчей нотари-
ем было использовано два глагола — "крити" и "купити" — до по-
следнего времени воспринимаемых филологами как равнознач-
ные, что отмечено во всех словарях древнерусского языка и в
словоуказателях к текстам. Действительно, при наличии одного
только глагола "крити" («шед на тьрг крити себе ризу»40, т.е. «шел
на рынок купить себе одежду») замена его глаголом "купити"
вроде бы смысла не меняет. Но, исходя из предположения о же-
сткости формуляра купчей и особого, как можно убедиться, зна-
чения этой сделки, следует полагать, что между указанными гла-
голами существовало определенное смысловое отличие,
поскольку каждый из них отражает разные этапы одного про-
цесса.
Глагол "купити", как явствует из его положения в конце акта,
употреблен для обозначения завершения сделки, ее итога, выра-
женного передачей денег представителям продавца перед свиде-
телями. Но сделке, как известно, предшествует торг и сговор,
что описано с помощью глагола "крити" в первой фразе купчей.
Именно для этой важнейшей части сделки и требовались свиде-
тели достигнутой договоренности. Поэтому мне представляет-
ся, что глагол "крити", будучи юридическим термином, имел
значение 'сторговать(ся)', 'договориться о цене', поскольку еще
в прошлом веке реальное «рукобитье» (рукопожатие), скрепляв-
шее достигнутую договоренность между продавцом и покупате-
лем, обязательно накрывалось полой одежды.
В данном случае речь шла о том, что представители сторон
«перед святой Софией и ее клиром» сторговались о цене земли.
39
Щапов Я.Н. Государство и Церковь Древней Руси Χ-ΧΙΙΙ вв. М., 1989,
с.106-107.
40
СРЯ, вып. 8, М., 1981, с. 59.
Достигнутую договоренность и фиксировали «софийские по-

пы» во главе со своим благочинным. Стоит заметить, что приве-
денный выше пример из словаря соответствует как раз такому
значению: некто «шел на рынок сторговать себе одежду».
Теперь с учетом возможных вариантов объяснительный пе-
ревод записи о продаже «Бояновой земли» можно представить в
следующем виде:
«Месяца января 30 [числа], в день святого Ипполита, перед по-
пами святой Софии княгиня Всеволодова [Анна] сторговала землю
княгини Бояновой. При этом присутствовал протопоп Яким, [по-
пы] Домило, Пантелей, Степан, Михалко «неженатик», Михаил,
Данило, Марк [и] Семен, [тогда как со стороны покупателя были
попы] Михаил [духовник княгини] Елисавы [и] Иван [духовник
княжны] Янки, [а со стороны продавца были] ТУдор Тубынов,
Илья Копылович [и] ТУдор Борзятич. И перед этими свидетелями
[княгиня Всеволодова] купила землю княгини Бояновой всю [т.е.
без остатка]. А за нее отдала семьдесят гривен собольих, а в них
[содержится] семьсот гривен «драничных».
Предлагаемый перевод, как и толкование текста, носят, ко-
нечно же, не окончательный характер: купчая на «землю Боя-
ню» является древнейшим известным документом частного ак-
та древней Руси, не имеющим аналогий на протяжении почти
трех последующих веков. Мы не знаем ни формуляра таких ак-
тов, ни процедуры совершения подобных сделок, ни реального
содержания денежных единиц той эпохи, выступающих в мало-
понятных для нас терминах (гривны — «драницы», «собольи»,
«серебра» и пр.41), ни особенностей синтаксиса и грамматики
подобных актов, ни практики помещения «противней» (копий)
на стенах общественных зданий и храмов — традиции, похоже,
идущей еще из античного мира.
Дошедшие до нас памятники древнерусской письменности
мало способствуют прояснению этих вопросов, так что прихо-
дится надеяться на археологов и реставраторов, в руках которых
может оказаться схожий материал, позволяющий уточнить или
пересмотреть предлагаемое прочтение. Точно так же остается
гадать о событиях, которые привели к этой сделке, и о задейст-
вованных в ней лицах.
41
См. по этому поводу указанную работу А.В.Назаренко, в которой он
предлагает свое объяснение денежно-весовых систем раннего русского
средневековья (Назаренко А.В. Происхождение древнерусского денежно-
весового счета. / / Д Г В Е , 1994, М., 1996, с. 5-79.
И всё же можно утверждать, что купчая на «землю Бояна», да-

же на этой стадии ее исследования, предстает исключительной
важности документом для истории киевской Руси второй поло-
вины XI века. Во-первых, это древнейший известный нам зе-
мельный акт, дошедший в «противне» своего времени, который
знакомит с процедурой сделки, ее оформлением, участием пред-
ставителей сторон и привлечением в качестве свидетелей духов-
ных лиц, причем количество последних — 9 человек во главе с
благочинным Якимом — отличается от установлений византий-
ской «Эклоги»42, но соответствует рекомендациям «Закона Суд-
ного людем»43, что особенно интересно в связи с признанным
юго-славянским (болгарским) происхождением последнего.
Во-вторых, купчая знакомит нас с именами попов софий-
ского клира 80-90-х годов XI века, с духовниками великокняже-
ских семей этого времени и с фактом исполнения ими весьма
щекотливых посреднических функций в такого рода сделках,
где, скорее всего, была замешана и политика. В-третьих, доку-
мент сообщает нам о проживании в Киеве на положении неза-
висимых землевладельцев и в окружении своего двора потомков
болгарских царей, одним из которых был, по-видимому, Боян,
чья семья вынуждена была уступить свое наследственное владе-
ние жене великого киевского князя.
Наконец, и это особенно интересно, наличие в Киеве XI ве-
ка «князя Бояна» с его болгарским окружением в какой-то сте-
пени решает загадку, с одной стороны, появления в это именно
время книжных феноменов эпохи царя Симеона, а, с другой, -
присутствия в тексте «Слова о полку Игореве» пласта «дунай-
ских реминисценций», заключенных в фрагментах поэтическо-
го наследия Бояна, о чем писали многие исследователи древне-
русской поэмы. В этом плане особенный интерес вызывают
наблюдения Н.МДылевского над орфографией и грамматикой
Мусин-Пушкинского списка «Слова...», в котором он неизмен-
но отмечал «строгую выдержанность системы средств болга-
ризированной орфографии», что, по его мнению, является
безусловным доказательством «в пользу натуральности (т.е. из-
начальное™ в тексте. — А.Н.) этой системы»44.
42
Семенченко Г.В. Византийское право и оформление русских завеща-
ний XIV-XV вв. / / ВВ, т. 46, М., 1986, с. 166.
43
Ср. главу «О послухах» в издании: Закон Судный людем краткой ре-
дакции. М., 1961, с.35,41, 49, 59 и сл.
44
Дылевский Н.М. Лексические и грамматические свидетельства под-
линности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным. / / Слово о
полку Игореве - памятник XII века. М.-Л., 1962, с. 218.
<ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ 405
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ 1
О половцах упоминают все учебники русской истории, как о

чем-то само собою разумеющемся и известном. Их можно
встретить на страницах исторических романов и на сцене опер-
ных театров. И всегда оказывается, что половцы — исчадия ада,
злейшие враги Руси, коварные и алчные, косоглазые и медноли-
цые... Но так ли это? Не оказались ли мы в плену искусственных
концепций, не поняв летописцев или поздних редакторов лето-
писных сводов, смотревших на степных соседей сквозь призму
уже новых, русско-монгольских отношений?
История половцев для непредвзятого исследователя полна
парадоксов. Почти два века они жили бок о бок с древней Ру-
сью, иногда даже среди русских. Вместе с русскими воинами
они участвовали в княжеских усобицах, ходили в помощь рус-
ским князьям на Венгрию, Польшу, Волжскую Булгарию, выда-
вали за них своих дочерей; вместе с русскими дружинами встали
против монголов и — бежали, разбитые, чтобы потом снова воз-
никнуть на исторической арене Восточной Европы сначала под
именем кипчаков, а после насильственной исламизации в XV в.
— в качестве казанских, астраханских и крымских «татар».
Сейчас наступило время, когда можно попытаться взглянуть
на наших древних соседей новыми глазами. Сделать это доста-
точно трудно, как по причине установившейся тенденциознос-
ти, так и по крайней скудости материала, в первую очередь
письменных известий об этом неуловимом народе, то появляв-
шемся, то исчезавшем за степным горизонтом. Но главная
сложность заключается в другом: то явление, которое отмечено
в русских летописях этнонимом «половцы», на самом деле пред-
ставляло собой сложный и весьма пестрый конгломерат степ-
ных народов, у каждого из которых был свой язык, свой антро-
пологический и бытовой облик, свои верования и обряды, свои
традиции быта. Появившись в южно-русских степях, собствен-
1
Первоначальный вариант см.: Никитин А. «Лебеди» Великой Степи. / /
НиР, 1988, 9-10 и 12.
но половцы, куманы, представленные разными родовыми объе-

динениями, судя по всему, тоже весьма отличными друг от друга,
вряд ли могли сильно повлиять на быт прежних обитателей сте-
пей, взимая с них дань, облагая повинностями и привлекая для
участия в своих походах. Отсюда и такой разнобой в описании
верований и облика куманов/кипчаков, который исследователь
обнаруживает у средневековых путешественников XIV-XV вв.
В этом плане характерно свидетельство Гильома де Рубрука,
оставившего описание самых разных обрядов погребения у со-
временных ему обитателей Степи, причисленных им огульно к
половцам, на которое обычно ссылаются современные исследо-
ватели, когда говорят о верованиях и религии половцев: «Кома-
ны насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую,
обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пуп-
ком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, то есть остро-
конечные домики, и кое-где я видел большие башни из кирпичей,
кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел
одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких
жердях 16 шкур лошадей, по четыре с каждой стороны мира; и они
поставили перед ним для питья кумыс, для еды мясо, хотя и гово-
рили про него, что он был окрещен. Я видел другие погребения в на-
правлении к востоку, именно большие площади, вымощенные кам-
нями, одни круглые, другие четырехугольные, и затем четыре
длинных камня, воздвигнутых с четырех сторон мира по сю сторо-
ну площади»2.
Рубрук не был этнографом, но его описание свидетельствует,
что речь идет о погребальных обрядах разных этнических групп,
объединяемых общим термином куманы/кыпчаки, однако в
большей своей части им не тождественных. Последнее надо
иметь ввиду, поскольку всё, что будет сказано далее, относится к
тем половцам, с которыми вступали в родственные контакты
русские князья ΧΙ-ΧΙΙ вв., в первую очередь, к половцам подон-
ским, во главе которых находились потомки Шарукана, т.е.
«желтого» или «золотого хана»3. Наряду с потомками хана Асе-
ня, возглавлявшими половцев подунайских, они резко выделя-
ются из массы остальных половецких родов как по знатности,
так, похоже, и по своему физическому облику и религиозным
воззрениям. Основанием подобного выделения может служить
2
Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. / / Путешествия в
восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957, с. 102-103.
3
Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». JL, 1979,
с. 171-174; Баскаков Н.А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М.,
1985, с. 147-149.
<ЛЕБЕДИ»ВЕЛИКОЙ СТЕПИ 407
и тот факт, что все русско-половецкие княжеские браки (как и

половецко-грузинский брак Давида IV Строителя) связаны поч-
ти исключительно с Шаруканидами, тогда как на долю Асено-
вичей выпало создание Второго Болгарского царства, а дочь од-
ного из них, Калояна, стала в 1207 г. женою Генриха, короля
эфемерной Латинской империи4.
Итак, что же мы знаем о них? 5
1. «... самому Богу враги!»
«Того же лета (6686 — А.Н.), месяца августа, придоша инопле-

менницы на Рускую землю, безбожнии измаильтяне, окаянные ага-
ряне, нечистые исчадия делом и нравом сотониным, именем Кон-
цак, злу начальник, правоверным христианам, паче же всем
церквам, идеже имя Божье славится, сими же погаными хулится,
то не реку единым хрестьяном, но и самому Богу враги; то аще кто
любит враги Божья, то сами что приимут от Бога?» [Ип., 612].
Пробегая глазами слова проклятий, в которые монах-летописец
облек известие об очередном военном столкновении Руси со
Степью в 1178 г., современный читатель воспринимает содержа-
4
Робер де Клари. Завоевание Константинополя. М., 1986, с. 79 и 158;
И.Божилов датирует это событие 1211г. (Божилов И. Асеновци (1186-1460).
Генеалогия и просопография. София, 1985, с. 72, 93-94).
5
Для истории половцев наиболее важны следующие работы: Тизенгау-
зен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I.
СПб., 1884; Голубовский П.В. Печенеги, торки и половцы до нашествия та-
тар. История южнорусских степей ΙΧ-ΧΙΙΙ вв. Киев, 1884; он же. Половцы в
Венгрии. / / Университетские известия. Киев, 1889, 12, с. 45-72; Расовский
ДА. Половцы. / / SK, Praha, (VII, 1935, S. 245-262; VIII, 1936, S. 161-182; IX,
1937, S. 71-85; X, 1938, S. 155-178; XI, 1939, S. 95-128); Кудряшов К.В. Поло-
вецкая степь. Очерки исторической географии. М., 1948; он же. О местопо-
ложении половецких веж в Северном Причерноморье в XII в. / / ТИЭ, но-
вая серия, т. 1. М.-Л., 1947, с. 98-112; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники
Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966; он же.
Общественный строй Золотой Орды. М., 1973; Плетнева С.А. Половецкие
каменные изваяния. М., 1974 (Археология СССР. Свод археологических ис-
точников. Вып. Е4-2); Добродомов И.Г. О половецких этнонимах в древне-
русской литературе. / / Тюркологический сборник. 1975. М., 1978, с. 102-
129. Добролюбский А.О. Кочевники северо-западного Причерноморья в
эпоху Средневековья. Киев, 1986. Последняя по времени книга С.А.Плет-
невой (Плетнева С.А. Половцы. М., 1990), к сожалению, наряду с обобще-
нием накопленного материала, содержит много странных положений
(напр., об образовании «новых этносов» внутри половцев, об антропологи-
ческих «определениях» и др.) и просто фантазий (о походах Владимира Мо-
номаха «за Дон и за Яик», о «поминальных храмах со статуями» у половцев
и пр.).
щуюся в них информацию как нечто естественное, поскольку

она отвечает сложившемуся стереотипу мышления. Мы при-
выкли считать половцев «погаными», т.е. не только «язычника-
ми», но и «нечистыми»; привыкли считать их «безбожными»,
т.е. агрессорами и насильниками, врагами христианства и даже
мусульманами, поскольку они названы «сынами Измаила» и по-
томками его матери Агари. И вот тут поневоле задумаешься: а
так ли это?
Что в ΧΙ-ΧΙΙΙ вв. половцы не были мусульманами, известно
достаточно определенно. Более того, можно утверждать, что всё
это время они служили надежным живым щитом для славян и
грузин от исламской экспансии с востока. Но были ли они
язычниками, как считает большинство исследователей?
В самом деле, что несет в себе определение половцев «пога-
ными», которое мы, не задумываясь, повторяем за летописцем и
за позднейшими переработчиками «Слова о полку Игореве» на
протяжении уже многих столетий? Язычники? Яе-христиане?
С формальной стороны, вроде бы, всё верно. Однако напрасно
искать в летописях хотя бы намёк на религиозные воззрения по-
ловцев. Вряд ли это случайно. Пусть скупо, но летописи расска-
зывают о былом язычестве славян, обычаях «сыроядцев», обря-
дах евреев и мусульман, приходивших обращать Владимира
Святославича в свою веру. По летописям мы можем представить
себе даже «черную веру» монголов. А вот о религии народа, с ко-
торым Русь жила бок о бок на протяжении трех веков и даже ус-
пела породниться, ничего не находим.
Удивляет и другое обстоятельство. Иноверие народов вос-
принималось монахами-летописцами довольно безразлично,
даже если те оказывались такими серьезными врагами, как пе-
ченеги или монголы. В чем же причина столь гневных филип-
пик по адресу половцев, напоминающих более поздние обличе-
ния Церковью «папежников»-католиков или старообрядцев?
Подобную злобу и нетерпимость обычно вызывают не привер-
женцы чужих религий, а свои еретики и отступники. В таком
случае летописцы совсем не случайно умалчивают об их вере, не
приводя никаких доказательств их язычества, кроме «поганос-
ти» («ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы, и по-
имаютьмачехы своя иятрови» [Ип., 11-12]), аналогично деревля-
нам, радимичам, вятичам, северо и даже кривичам, о которых
сказано, что они «живяху в лесе, якоже всякыи зверь, ядуще все
нечисто» [Ип., 10]. Вот почему, столкнувшись с очередным кас-
кадом проклятий в летописях, невольно задумываешься: уж не
были ли половцы христианами?
И не просто христианами, а христианами-еретиками.

Однако прежде чем ставить вопрос о конфессиональной
принадлежности половцев, посмотрим, чем располагает в этом
плане современная наука, в первую очередь - археология.
За последнее время археологами проведена большая работа
по изучению погребальных памятников кочевых народов Сред-
невековья. И всё же, как признают сами ученые, им до сих пор
не удается выделять с достоверностью из массы тюркских по-
гребений — древнебулгарских, печенежских, торческих, ясских
(аланских), половецких, — представителей определенного этно-
са. Слишком все они похожи друг на друга в своем погребаль-
ном ритуале, украшениях, вооружении, одежде, как были похо-
жи когда-то в языке и образе жизни.
Сложность заключена и в том, что названия "печенеги",
"торки", "половцы" в конечном счете оказываются только услов-
ными ориентирами в пространственно-временном потоке на-
родов, периодически заполонявших южно-русские степи в сво-
ем движении с востока на запад. При этом каждый раз
происходила смена не всего населения, а лишь какой-то его ча-
сти, отмеченная именем пришлого народа, который в глазах со-
седей олицетворял подчиненный ему конгломерат племен, про-
должавших жить по своим обычаям и поклонявшихся своим
богам. То же произошло и с термином "половцы/плавцы", кото-
рым сначала восточные, а затем и некоторые западнославян-
ские народы со второй половины XI в. стали обозначать как соб-
ственно половцев (куманов), представленных сравнительно
небольшой и, по-видимому, не однородной этнической группой
со своей культурой, религией и антропологическим типом, так и
огромный массив разноликих степных народов, имеющих свои
обычаи, свои верования, свой лексический фонд и антрополо-
гические особенности, подпавший власти половцев. Прежние
обитатели степей признали над собой господство нового этноса,
покорились ему, но продолжали существовать в качестве обо-
собленных родовых объединений. Поэтому в «эпоху половцев»,
отмечаемую с середины XI по начало XV в., т.е. когда они и при-
шедшие из казахстанских степей родственные им кипчаки стали
основным этническим массивом Золотой Орды, внутри этого
массива продолжали существовать этносы предшествующих
времен, лишь формально причисляемые к куманам/кыпчакам.
Еще труднее для XI-XIII вв. в массе схожих кочевнических
погребений определить христианское захоронение. С тех пор,
как в Среднем Поднепровье прекратили сжигать покойников,
отличить славянина от тюрка-кочевника стало возможным толь-
ко по конструкции могильной ямы, по костям коня и положен-
ным в могилу вещам, впрочем, не всегда. Крест как отличитель-
ная особенность христианских погребений встречается далеко

не всегда даже в городских некрополях этого времени. Всё ос-
тальное — оружие, украшения, одежду и доспех, сосуды с заупо-
койной пищей, — славяне продолжали ставить и класть в могилу
еще долгое время спустя после всеобщего крещения, поскольку
рядом с христианством продолжало существовать язычество со
своими святилищами, жрецами, жертвами и культом6.
Однако могут ли кости коня, с которым половец не расста-
вался при жизни, который был ему дороже брата, свидетельст-
вовать о «язычестве» его хозяина? Нет, конечно. Тогда что же ос-
тается? Только «каменные бабы», которых, по свидетельству
Г.Рубрука, приведенному выше, половцы ставили на своих мо-
гилах и которым, по свидетельству Низами, «поклонялись» в са-
мом прямом смысле? Но можно ли считать эти знаки внимания
и почтения — идолопоклонничеством, даже если возле таких из-
ваяний археологи порою находят остатки жертвоприношений?
В таком случае, к язычникам можно причислить и большую
часть христианских народов Европы, в особенности славян, на
кладбищах которых (особенно сельских) можно найти на моги-
лах скорлупу яиц, рассыпанную крупу, конфеты, печенье, цве-
ты, — всё то, что является зримым свидетельством памяти жи-
вых, навещающих своих усопших близких.
Между тем, если обратиться к дословному переводу поэмы
Низами, который приводит в одной из своих работ С.А.Плетне-
ва, оказывается, что речь идет не о половецких изваяниях, во
множестве рассеянных по степям, а о какой-то «этой, единст-
венной в своем роде статуе», которую почитают «все племена кип-
чаков, когда попадают сюда»1. Другими словами, ни о каких
«идолах» в собственном смысле этого слова или «идолопоклон-
ничестве» здесь речи нет, поскольку остается неизвестным, кого
изображала статуя, по свидетельству Низами окруженная почи-
танием всех кипчакских (половецких) родов, — Будду, Иисуса
или Богородицу. Поэтому следует с крайней осторожностью от-
носиться к подобным утверждениям «очевидцев», не знавших
сути религиозных воззрений того или иного народа, а потому и
не имевших возможности адекватно передать увиденное. Это
относится и к каменным изваяниям южно-русских степей,
огульно зачисленным на счет половцев, тогда как, вероятнее
всего, часть их могла быть воздвигнута совсем другими этничес-
кими группами, тем более, что недавно опубликованная совме-
6
См.: Русанова И.П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних сла-
вян. М., 1993.
7
Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния..., с. 5, прим. 3. Цит по:
Низами. Искандер-намэ. Баку, 1940, с. 315-318.
стная работа советского историка Я.Р.Дашкевича и польского

исследователя Э.Трыярского, посвященная «каменным бабам»8,
показала, как мало еще мы знаем о них и о тех, кто их высекал и
устанавливал.
Дело в том, что действительная территория распространения
таких «каменных баб» много шире, чем предполагали их иссле-
дователи, — от Верхней Волги до Добруджи и от Башкирии до
Карпат. Но только ли половцы их возводили? По существу, мы
даже не знаем, кого они изображают — предка рода, героя или
портрет умершего. Если судить по разнообразию лиц, костюмов,
по тому, что среди изваянных есть мужчины, женщины, юноши
и пожилые люди, отличающиеся антропологическими чертами,
почти наверное можно утверждать, что они представляют собой
памятники мемориального характера, пытающиеся передать
индивидуальные черты человека подобно христианским над-
гробным памятникам. Последнее в какой-то мере признавал и
Г.А.Федоров-Давыдов, указавший, что «в «Codex Cumanicus» име-
ется термин «sin», который переводится как 'изображение умер-
шегона что обратил внимание еще В.В.Бартольд; м.б. так назы-
вались и половецкие «бабы»9, название которых в русском языке
связано с другим тюркским словом — baba, т.е. 'отец', 'предок'.
Во всяком случае, это не «идолы» и не «объекты поклонения»,
если только почтение к памяти или изображению умершего соп-
леменника или родственника, характерное особенно для хрис-
тианства, не трактовать как обязательный «культ предка».
Между тем, в мусульманской литературе и в русской народ-
ной традиции мы найдем схожее представление об этих камен-
ных изваяниях как «идолах» или «болванах». Такое согласие
столь несхожих конфессий лишь подтверждает ошибочность
подобного толкования. Для ортодоксального мусульманина
Средневековья «идолом» являлось любое изображение, всё рав-
но, человека или животного. Это одинаково относилось к ико-
нам, картинам, статуям и портретным надгробиям, поскольку
Коран запрещал правоверным воспроизводить существа, сотво-
ренные Аллахом. И с этой точки зрения все христиане оказыва-
лись для мусульман такими же «идолопоклонниками», как, ска-
жем, первобытные племена Африки или браманисты Индии.
Схожих взглядов придерживалось, по-видимому, и духовен-
ство православной (восточной) Церкви. Не случайно в истории
русского церковного искусства тщетно искать до XVIII в. порт-
8
Дашкевич Я.Р., Трыярски Э. Каменные бабы причерноморских степей.
Коллекция из Аскания-Нова. Wroclaw, 1982.
9
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы..., с. 191,
прим. 38.
ретных или скульптурных надгробий, столь характерных для За-

падной Европы, точно так же, как живописных или скульптур-
ных портретов в быту. И то, и другое появляется очень поздно в
результате европейского влияния на изменившуюся русскую
жизнь только в XVII в. Что же касается объемной скульптуры и
декоративных барельефов на стенах владимиро-суздальских со-
боров ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв., то они, как установлено, были занесены на
Русь извне западно-европейскими (романскими) мастерами, не
получив дальнейшего развития из-за монгольского нашествия.
Более того, на стенах Успенского собора Владимира на
Клязьме легко разглядеть следы последующей стески орнамен-
тального узора и фигурных композиций, аналогичных резьбе
Георгиевского собора в Юрьеве Польском, как видно, смущав-
ших русское духовенство. Насколько такое отношение к скульп-
туре на Руси было не случайным, показывает устойчивое наиме-
нование всяких объемных изображений «болванами» вплоть до
XVIII в., даже если речь шла о статуях святых, как бы напоминая
об их «идольских истоках».
Так получается, что «каменные бабы» и отношение к ним со-
седствующих народов не только не доказывает тезис о «язычест-
ве» половцев, но в известной мере подтверждает мысль, что, не
будучи мусульманами, иудаистами или буддистами, последова-
телями «черной веры» монголов или зороастрийцами, собствен-
но половцы, скорее всего, были последователями Христа. Пред-
положение это не столь невероятно, как может показаться на
первый взгляд, особенно, если не ограничивать рассмотрение
истории половцев в южно-русских степях только узким отрез-
ком ΧΙ-ΧΙΙ вв.
В самом деле, широкое распространение христианства в сре-
де тюркских народов, в том числе и у прямых предков половцев,
кимаков, давно известно, достаточно сослаться на работы ака-
демика В.В.Бартольда10. Но историки, изучающие половцев на
территории Восточной Европы, по большей части забывают об
остальных тюрках, в том числе и о кимаках, оставшихся в Азии
и, так сказать, «подлежащих изучению» уже востоковедами, а не
славистами11. Отсюда возникает искусственная ограниченность
и просто искаженное представление о предмете исследования.
Одним из первых историков о христианстве половцев и даже
части монголов вспомнил Л.Н.Гумилев. Он же первым указал на
необычность, если можно так выразиться, «степного христиан-
10
Бартольд В. О христианстве в Туркестане в до-монгольский период. / /
ЗВОИРАО, VIII, СПб., 1894, с. 18-19.
11
Бартольд В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научною целью. / /
ЗИАН, VIII серия, Историко-филологическое отделение, т. 1,4, СПб., 1897.
ства», представленного несторианством, к тому же еще и сильно

окрашенного манихейством. К сожалению, вместо того, чтобы
выяснить роль и своеобразие христианства в политической и
общественной жизни половцев насколько это возможно по со-
стоянию источников, Л.Н.Гумилев ограничился попыткой объ-
яснить несторианством содержание «Слова о полку Игореве» и
взаимоотношения русских князей ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв. Как часто бывает
в таких случаях, второстепенные, яркие, хотя и не всегда обос-
нованные построения исследователя заслонили, а в ряде случа-
ев и дискредитировали в высшей степени продуктивную идею,
которая осталась даже не замеченной читателями талантливой,
интересной, но далекой от науки книги12.
И несторианство, и манихейство, сыгравшие исключитель-
но важную роль в истории и культуре азиатских народов, заслу-
живают специального обстоятельного рассказа. Здесь же я толь-
ко кратко остановлюсь на причинах, благодаря которым
несторианство, как мне представляется, пользовалось таким ус-
пехом в среде кочевых народов Востока.
В отличие от ортодоксального христианства, равно западно-
го и восточного, последователи учения Нестория, осужденного
Эфесским собором в 431 г., придавали мало значения обрядовой
стороне религии. Обязательны были только акты крещения и
причащения, почему в ритуалах и символике несториан первен-
ствующую роль играл священный сосуд, как правило, чаша
(«чаша Грааля»), изображение которой можно увидеть на скалах
Азии от Каспия до Тихого океана. Несториане не были иконо-
борцами, однако не считали нужным почитание икон, а тем бо-
лее - креста, который послужил орудием пыток и казней
Учителя и его первых последователей. Отсюда отпадала необхо-
димость в торжественной обрядовости богослужений и в специ-
альных храмах, которые оказывались невозможны в условиях
кочевой жизни. Отрицая церковную иерархию как привнесен-
ный извне институт Церкви, несториане ограничивались нали-
чием в своей среде священников, задачей которых была пропо-
ведь, наставление в учении и совершение двух главнейших
обрядов — крещения и причащения.
Из этого можно видеть, что несторианство как нельзя лучше
подходило для кочевого быта, поскольку его никоим образом не
стесняло. Само учение было записано на свитках и в книгах, что
предполагало обязательное распространение грамотности среди
последователей Нестория. В основе его учения лежал тезис, что
Иисус был не Богом, как учила ортодоксальная Церковь, а всего
только совершенным и добродетельным человеком, избранным
12
Гумилев JI.H. Поиски вымышленного царства. М., 1970.
сосудом, наполненным божественной волей и благодатью. По-

добный взгляд открывал возможность для проникновения в не-
сторианство различных гностических учений, в том числе и
манихейства, тогда как само учение Нестория может быть рас-
ценено в качестве возврата к первоосновам христианства и к по-
пытке возрождения быта первых христианских общин, за что
оно и было подвергнуто анафеме ортодоксами.
Такая религия, простая и понятная, находила живой отклик
в душах кочевников. Вместе с тем, нет нужды пояснять, почему
поиски каких-либо вещественных доказательств христианства
половцев, не почитавших даже креста, для раннего периода их
истории обречены на неудачу. Можно сказать, что духовность
несторианства уводила половцев значительно дальше от языче-
ства и идолопоклонства, чем ортодоксальность осудивших их
представителей семи Вселенских соборов. В этом плане удиви-
тельно яркую картину иконоборчества половцев дает рассказ
ПВЛ об их нападении на Киево-Печерский монастырь
20.7.1096 г., когда они «вземыпе иконы, зажигаху двери и укаряху
Бога и законъ нашь <...> глаголаху: где есть Богъ ихъ; да поможеть
имъ и избавить я от насъ; и ина словеса хулная глаголаху на святыя
иконы, насмихающеся» [Ип., 223].
Но если для установления христианства половцев мы не рас-
полагаем «крестными свидетельствами», то в руках «каменных
баб», еще недавно во множестве стоявших на пространствах
южно-русских степей, обнаруживаем не менее важные и убеди-
тельные доказательства. Традиционно считается, что в своих ру-
ках все они держат «сосуд»13, хотя при внимательном изучении
часть этих предметов оказывается более похожа на свиток, часть
— на книгу, и только меньшая часть имеет сходство с сосудом,
напоминая в этом случае о евхаристии («чаша Грааля»), а в двух
других — об Учении. В последнем «каменные бабы» удивительно
схожи с католическими надгробиями Западной Европы того же
времени, на которых скульпторы точно также изображали умер-
ших в парадных одеяниях или доспехах, вкладывая им в руки
евангелие или молитвенник.
Аналогия оказывается столь полной, что трудно удержаться
от сопоставления брани монахов-летописцев в адрес половцев с
их же более поздними инвективами «богомерзких латинов» в
«идольском богослужении»! Пропасть, разделявшая в сознании
православного духовенства XVI-XVII вв. две Церкви, восточную
и западную, оказывалась много глубже, чем между православием
и мусульманством или действительным идолопоклонством, ска-
жем, обских угров... Но разве не так же относилось к половцам
13
Плетнева СЛ. Половецкие каменные изваяния..., с. 25.
полу-русское, полу-греческое духовенство в XII в.? Вот почему, с

точки зрения ортодоксии, монах-летописец был прав, именуя
половцев-несториан, смеющихся над иконами, «врагами Бога» и
Церкви. Ересь Нестория была предана проклятию на вселенских
соборах и порицалась всеми Церквами, поскольку, отказывая
Иисусу в божественной природе и полагая Марию не «Богороди-
цей», а всего только «человекородицей», последователи ересиар-
ха «возводили хулу на Бога». Будь половцы действительно языч-
никами, в подобных тирадах не было бы никакого смысла...
В связи с вопросом о христианстве половцев весьма приме-
чателен один пассаж, содержащийся в поучении «К невежам о
посте», изданном по рукописи XVI в. Имп. Публичной Библио-
теки, где говорится об обычае «невегласов» топить баню в «ве-
ликую субботу» и кормить «навье», под видом которых приходят
бесы и, обсуждая такой прием, решают остаться в доме таких
людей, говоря, что других таких не встречали, хотя «мы же похо-
дили по болгаром, мы же по половцемь, мы же по чюди, мы же по
вятичемь, мы же по словеном, мы же по инымь землямъ»14. Если
указание на «чюдь» и «вятичи» содержит косвенное указание на
время и место создания поучения как начало освоения этих ок-
раин из поднепровской Руси в конце XI или в начале XII в.
(вспомним слова Владимира Мономаха о его походе на вяти-
чей), то помещение половцев в ряду «болгар» и «словен», безус-
ловно к этому времени окрещенных, определенным образом
выделяет их из массы остальных кочевников.
Столь же примечательны и другие косвенные свидетельства
христианства половцев, которыми располагает исследователь.
Речь идет о русско-половецких браках, заслуживающих внима-
ния по многим причинам.
В системе матримониальных связей древнерусских князей
русско-половецкие браки занимают особое место уже потому, что
это единственные известные нам браки Руси со Степью. Никто из
предшествовавших половцам кочевников не удостоился родства
с так называемыми «Рюриковичами» — ни печенеги, ни торки, ни
берендеи, ни угры, ни исламизированные волжские болгары, ни
даже хазары, породнившиеся с Византией. Можно полагать, что
русские князья брали жен или из числа своих родственников, или
из аристократии исключительно христианских народов. Обрат-
ных примеров до середины XIII в. у нас просто нет. Правило это
подтверждают отдельные браки с ясами/аланами, предками со-
временных осетин, которые в то время были распространены от
Северного Кавказа до верховьев Дона и являлись христианами.
Предполагать, что в конфессионально-матримониальном вопро-
14
Слою «к невежам». Типография Св.-Троицкой Сергиевой Лавры. 1914, с. 3.
се для половцев было сделано исключение, нет никаких основа-

ний. Последнее тем более вероятно, что, упоминая о браках с по-
ловчанками, летописи ни разу не говорят об их крещении. Самое
большее, что можно обнаружить, это церковное венчание «зад-
ним числом», как то произошло с Владимиром Игоревичем и до-
черью Кончака, вернувшимися на Русь уже с первенцом, кото-
рый крещен был, как можно догадаться, еще в степи.
Что же касается «еретичества» новоявленных русских княгинь,
то оно, по-видимому, «гасилось» приобщением к православной
обрядности и удостоверялось почитанием икон и креста. Впро-
чем, какой-то обряд мог иметь место при получении уже русского
имени, хотя и это остается только в области предположений.
Любопытно и другое. Как ни мало нам известно о половцах,
их жизни и обычаях, можно видеть, что и сами они в своих кон-
тактах и симпатиях отдают явное предпочтение христианским
народам. На половчанке — внучке Шарукана, дочери Атрака и
сестре Кончака - женился в 1118 г. вторым браком грузинский
царь Давид IV Строитель, хотя придворная грузинская традиция
строго соблюдала выбор царицы исключительно из круга хрис-
тианских народов. Вместе с родственниками жены Давид при-
гласил для защиты Грузии 40 тысяч половцев, которые в не-
скольких решающих битвах спасли страну от порабощения
турками-сельджуками, особенно прославив себя в битве при
Дидгори 12 августа 1121 г.15
То же самое можно заметить и в отношениях половцев с ду-
найскими болгарами. Кроме их постоянного участия в антиви-
зантийских выступлениях последних, внимание привлекает
беспримерный в истории факт, когда при регулярной поддерж-
ке кочевых половцев было создано Второе Болгарское царство,
первые правители которого происходили из рода половецкого
хана Асеня. Если вспомнить, что восстание Асеней против Ви-
зантии шло под знаменем борьбы за самостоятельность болгар-
ской Церкви, выбор царей-иноверцев, а затем и цариц-полов-
чанок был бы практически невозможен.
Отношения половцев с Болгарией и Византией заслуживают
особого разговора16. Здесь же важно подчеркнуть, что и со сто-
роны деятелей болгарской Церкви мы не видим такого обост-
ренного отношения к половцам, зимовавшим в низовьях Дуная,
как на Руси, где влияние константинопольского патриархата, а
вместе с тем и самой Империи, было гораздо ощутимее. Впро-
1974,с. 104-105.
16
См.: РаоовоашД. Рольпсшовцеввюйнах Асеней с Византийской и Латинской им-
периями в 1186-1207 годах / / Списание на Бьлгарската Академия на науките, кн. LVUI,
клен исгорико-фшюлогичен и философсксюбщесгвен, 29. София, 1939, с. 203-211.
чем, и время было другое. Половецкая династия болгарских ца-

рей вступила на престол накануне падения Константинополя
под ударами крестоносцев, а потом Византии было уже не до ве-
роисповедных различий...
Но если после всего сказанного и остаются сомнения в изна-
чальном христианстве половцев, обитавших в южно-русских
степях (Дешт-и-Кыпчак позднейших авторов), их должно окон-
чательно развеять свидетельство такого авторитетного арабско-
го путешественника первой половины XIV в. как Ибн-Баттута,
который в своих записках прямо заявляет, что «все кыпчаки —
христиане»17. И это — спустя сто с лишним лет после того, когда
еще можно было говорить о каком-либо влиянии православных
русских княжеств на быт и культуру «диких» половцев! Следова-
тельно, христианство их было не новым заимствованием, а дав-
ним установлением быта, т.е. несторианского толка.
Какого они толка, что исповедуют, что отрицают — именито-
го мусульманского путешественника не интересовало: главное
заключалось в том, что они — христиане, а не идолопоклонники
и не мусульмане. Половцы, именуемые в то время «кыпчаками»,
были составной частью Золотой Орды, которая, по сути своей,
очень рано стала почти исключительно ордой половецкой, и
только позднее в ней стал увеличиваться булгарский (татарский)
элемент. Её правители из политических соображений рано при-
няли мусульманство, тогда как основная масса кочевых полов-
цев до середины XV в. продолжала исповедовать несторианство.
К сожалению, мы не знаем, как к этим христианам относилась
специально образованная в Орде Сарайская и Подонская право-
славная епископия, державшая в своих руках, кроме забот о
«православных», еще и каналы дипломатической связи между
Ордой и Константинополем. Если судить по тому, что в её сохра-
нившихся документах — вроде бы — не находится упоминаний о
прихожанах-половцах, обособленность последних от русско-ви-
зантийской Церкви продолжала сохраняться и после их завоева-
ния монголами, способствуя последующему переходу в ислам.
Ну, а как складывалась история взаимоотношений половцев
с Русью до прихода монголов?
2. «...послал в Степь ко вуемъ своимъ»
Политическая история половцев на Руси официально начи-
нается в 1056 г. Под этой датой в ПВЛ помещено краткое сооб-
щение: «Иде Всеволод на торки зиме к Воиню, и победи торки. В
17
Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой
Орды, т. I, с. 279.
семь же лете приходи Блушь с половци, и створи Всеволодъ миръ

с ними, и возвратишася половци вь свояси» [Ип., 151]. В такой
скупой констатации двух, казалось бы, не связанных между со-
бою фактов заключена подоплека постоянного повода для по-
следующих конфликтов между половцами и русскими князья-
ми. К ней мы еще вернемся. Сейчас важнее напомнить
постулаты, которыми большинство наших историков определя-
ет роль половцев в истории древней Руси. Им соответствуют и
конечные выводы, которые рождают искаженное представле-
ние как о самом народе, так и о его участии в общеисторичес-
ком процессе.
Этими постулатами и одновременно выводами, с наиболь-
шей яркостью и законченностью представленными в работах
Б.А.Рыбакова, является убежденность в исконной агрессивнос-
ти половцев, в их жестокости и вероломстве, наконец, в состоя-
нии перманентной войны между 1^сью и Степью, поглощавшей
все творческие силы русского государства18.
Причин для появления такого отношения к половцам не-
сколько. Первая коренится в некритическом использовании ис-
точников, в первую очередь летописей, рассматриваемых в
качестве документа, а не литературно-художественного произ-
ведения, причем дошедшего до нас в поздней переработке. Вто-
рая причина, о которой пойдет дальше разговор, может быть оп-
ределена как научная небрежность, привычка полагаться
целиком на мнение предшественников, не проверяя факты и не
анализируя сделанные из них выводы. Наконец, существует
обыкновенная предвзятость, когда факты толкуются в угоду той
или иной политической или националистической концепции, и
хотя все это лежит за пределами собственно науки, оказывает на
нее самое пагубное воздействие.
Под влиянием этих трех факторов в научном и, следователь-
но, в общественном сознании сложилось убеждение в «искон-
ном противостоянии» Руси и Степи. «Степные кочевники — по-
ловцы — делают отчаянную попытку прорвать оборонительную
линию земляных валов, которыми Русь огородила с юга и с юго-вос-
тока свои степные границы, и осесть в пределах Киевского госу-
дарства», — писал, опережая Рыбакова, Д.СЛихачев 19 . В этом
свете половцы предстают прямыми предшественниками монго-
лов. Они «коварны», «хищны», «злобны», «алчны». Их основное
желание — захватить русские города, «попленить всю землю Рус-
18
Рыбаков Б.А. «Слою о полку Игореве» и его современники. М., 1971.
19
ние. М.-Л., 1947, с. 145.
кую», как выражается монах-летописец, с явным неодобрением

относившийся к дружбе русских князей с половецкими ханами.
П о с к о л ь к у конфессиональные истоки неприязни монаха-лето-
писца теперь понятны, при анализе описанных в летописи ситу-
аций следует вводить своего рода «коэффициент поправки». На-
иболее добросовестные историки так и поступают. Более
полувека назад ДА.Расовский указывал: «Русская историогра-
фия несколько преувеличила значение боевой встречи Руси и полов-
цев и в бесплодных и, в сущности, безопасных для существования
Руси войнах ее с половцами видела серьезный натиск азиатского
Востока на форпост европейской цивилизации.<...> Взгляд этот
ошибочен.<... > За мелкими пограничными войнами не было замече-
но, что настоящего наступательного движения на Русь у половцев
никогда не было и, добавим сейчас же, быть не могло из-за нежела-
ния половцев выходить из степей и расширять свою территорию
за счет лесостепной или лесной областей. Половецкие войны были
статическими, а потому и не могли серьезно угрожать Руси, ко-
торая в эти века почти вся находилась в лесной полосе. Страдать
могли лишь те, сравнительно незначительные части Руси, кото-
рые вклинивались в степи и оставались открытыми для половец-
ких нападений. Но такие земли составляли не более одной пятнад-
цатой всего пространства, занимаемого тогда Русью». И далее
историк констатирует: «северные пределы половецких кочевий и
южные границы приднепровских русских княжеств оставались не-
изменными»20.
Сразу же оговариваю: такой безупречный вывод для русско-
половецких отношений XII и начала XIII вв. нельзя распростра-
нять на последующее время, как это делал, например,
Л.Н.Гумилев для периода ордынского ига, вступая в резкое про-
тиворечие с фактами. Более взвешенно подходят к истории по-
ловцев на Руси ГА.Федоров-Давыдов и СА.Плетнева, которая
даже включила «Половецкую землю» (так!) в систему княжеств
древней Руси21.
Наоборот, примером крайне отрицательного отношения к
половцам вообще предстают известные монографии Б.А.Рыба-
кова, посвященные «Слову о полку Игореве». Утрируя негодо-
вание киевского летописца, историк рисует фантастическую
картину беспощадной двухвековой схватки между обескровлен-
ной, обессиленной Русью и постоянно атакующей Степью, про-
рывающей «систему обороны» древнерусских княжеств, воз-
20
Расовский Д.А. Половцы. / / SK, t. XI, S. 98 и 99.
21
Плетнева СЛ. Половецкая земля. / / Древнерусские княжества X-
XIII вв. М., 1975, с. 260-300.
14*
двигнутую якобы стараниями киевских князей на огромном

пространстве от Подонья до Карпат на манер Великой китай-
ской стены. Соответственно и характеристика того или иного
князя дается, исходя из отношения последнего к князю киев-
скому: поддерживал ли тот антиполовецкие киевские выступле-
ния, не гнушаясь умерщвлять послов и гостей, как то делал
«пламенный патриот» Владимир Мономах, или, наоборот, вы-
ступал за мир и дружбу со Степью, как поступал постоянно по-
прекаемый академиком Олег Святославич...
Считая излишним анализ подобной системы оценок, хочу
напомнить, что реальная история русско-половецких отноше-
ний даже в том виде, как она предстает беглому взгляду истори-
ка на страницах наших летописей, оказывается куда сложнее,
богаче и даже парадоксальнее такой искусственной схемы.
Летописание домонгольской Руси полно сообщениями о во-
енных столкновениях русских князей с половцами, это общеиз-
вестно. И хотя на временной шкале такие конфликты занимают
неизмеримо меньшую протяженность, чем периоды мирных
сношений, внимание привлечено именно конфликтами. По-
этому представляется целесообразным обратиться к статистике,
чтобы одновременно выяснить причины возникновения экс-
тремальных ситуаций и определить, как они соотносятся с пе-
риодами мирных контактов. Для этих целей наиболее показа-
тельным является интервал между 1056 и 1200 г., на которым
обрывается так называемый «Киевский летописный свод», наи-
более полно представленный в Ипатьевской группе списков.
Такое ограничение оправдывается и другим обстоятельством: к
началу XIII в. половецкая аристократия была уже связана с Ру-
сью столь тесными узами родства и дружбы в трех, четырех и бо-
лее поколениях, что даже наиболее резкие в своих оценках по-
ловцев историки с осторожностью начинают говорить о
«симбиозе» двух народов и культур. Да и как можно иначе оце-
нивать обстановку, если знаменитый новгород-северский князь
Игорь Святославич и его братья, «буй-тур» Всеволод и Олег, по
крови были на 3/4 половцами?!22
Итак, временной интервал — без малого полтора века, на
протяжении которого все упоминания половцев летописцами
могут быть определены шестью видами межэтнических контак-
22
Их дед, Олег Святославич, сын Святослава Ярославича, был женат на
дочери хана Осулука; «уями» (т.е. дядьями по матери) его сына Святослава
Ольговича были «дикие половцы» Тюнрак и Камос Осулуковичи [Ип., 334],
а первым браком, будучи уже наполовину половцем, Святослав Ольгович,
женился на дочери хана Аепы Гиргинева [Л., 283].
тов: 1) приходом половцев с предложением «вечного мира»,

2) браками между половцами и русскими князьями, 3) участием
половцев в княжеских усобицах в качестве союзников, 4) похо-
дами русских князей на половцев, 5) ответными набегами и
6) спонтанными нападениями половцев на Русь.
Приходы половцев для заключения очередного «вечного ми-
ра» с киевским («великим») князем, как представителем всей Ру-
си, отмечены в летописи 15 раз: в 6601/1093, 6602/1094,
6603/1095,6609/1101,6611/1103,6621/1113,6632/1140,6654/1146,
6655/1147, 6663/1155, 6654/1156, 6666/1158, 6671/1163, 6680/1172
и 6700/1192 годах. На самом деле, таких приходов должно было
быть столько же, сколько раз за всё это время в Киеве «настоло-
вался» очередной «великий князь». Как можно понять из сооб-
щений летописи и их анализа, всякий раз, когда это происходи-
ло, половцы посылали к новому «главе русской земли»
представителей ото всех орд с предложением подтвердить мир
между Русью и Степью, «да ни мы начнемь боятися васъ, ни вы
насъ» [Ип., 555]. Инициатива всегда исходила от половцев, и её
трудно истолковать иначе, как неизменным желанием степняков
жить в мире с Русью.
Мирным отношениям способствовали и русско-половецкие
браки. Можно не сомневаться, что в летописи мы имеем далеко
не полный их перечень. В отличие от западноевропейских хро-
ник, в которых представительницам прекрасного пола уделено
значительное внимание, русские летописи практически не заме-
чают жен и дочерей русских князей. Даже если они и бывают упо-
мянуты, то обозначены не собственными именами, а по мужу или
отцу, исключения весьма редки. С другой стороны, мы совсем не
знаем случаев обратных браков (а они должны были иметь мес-
то!), когда бы за степных ханов выходили замуж русские княжны.
В том, что такие браки были, убеждают не только более поздние
браки великокняжеских дочерей с ордынскими царевичами, но, в
первую очередь, история вдовы черниговского князя Владимира
Давыдовича. Так и не названная по имени дочь городенского кня-
зя Всеволодко Давыдовича овдовела в 1151 г., когда в битве погиб
ее муж, и тут же бежала в Степь со своим сыном, Святославом
Владимировичем, чтобы выйти за половецкого хана Башкорда.
Последний не только вырастил пасынка, но добился для него до-
ли в отцовском наследстве, посадил на престол и затем приходил
с ним на помощь к его стрыю, Изяславу Давидовичу, со своей
конницей [Ип., 501; ошибочно назван «Мстиславом»].
Здесь мы подходим к важному и примечательному явлению.
Летописи сохранили сведения о полутора десятках русско-
половецких браках. На половчанках были женаты Олег Свято-
славич, Изяслав Давидович, Всеволод Ольгович, Юрий Влади-

мирович (Долгорукий); у Всеволода и Святослава Ольговичей
мать была половчанка; у Игоря и Всеволода Святославичей по-
ловчанками были и мать, и бабка (по отцу). Таким образом, уже
к концу XII в. во всех князьях «черниговского дома» и в боль-
шинстве князей северо-восточной Руси текла половецкая
кровь. На помощь себе половцев призывали: Олег Святославич
- в 6586/1078 и 6602/1094 гг., Роман Святославич - в 6587/1079 г.,
Давыд Игоревич — в 6505/1097 г., Всеволод Ольгович — в
6636/1128, 6643/1135, 6644/1136, 6647/1139 гг., Изяслав Давидо-
вич - 6648/1140, 6662/1154, 6667/1159, 6668/1160, 6669/1161,
6670/1162 гг., Святослав Ольгович - в 6654/1146, 6655/1147 гг.,
Юрий Владимирович (Долгорукий) — в 6657/1149, 6658/1150,
6659/1151,6660/1152,6662/1154, 6663/1155 гг., Святослав Всево-
лодович - в 6675/1167, 6685/1177, 6688/1180 гг., Мстислав Анд-
реевич — 6679/1171 г., Глеб Юрьевич — в 6680/1172 г., Ярослав
Всеволодович - в 6703/1195 и 6704/1196 гг., Рюрик Ростиславич
— в 6704/1196 г. Такая помощь отмечена летописью в 30 случаях.
И вот что примечательно. За исключением Давыда Игоревича,
нанявшего Боняка с отрядом, как об этом прямо говорит летопи-
сец, все остальные князья оказываются родственниками полов-
цев — сыновьями, внуками и мужьями половчанок.
Прослеженная закономерность позволяет понять действи-
тельный механизм «высокой политики», на которую до сих пор
ссылаются отдельные историки, пытаясь оправдать действия
того или иного князя, чтобы обвинить его противника в «непат-
риотичности» или «корыстолюбии». Отсюда же проистекают
попытки моральных оценок обращения князей за помощью к
половцам, рисуя это как «предательство» по отношению к своей
стране и народу и ставя в один ряд с расправами московских
князей со своими тверскими или нижегородскими противника-
ми с помощью карательных татарских отрядов. На самом деле
всё было много проще и патриархальнее, а главное — естествен-
нее. Но для этого надо напомнить, что собой представляла Русь
XII века.
Известно, что территория Русской земли того времени со-
стояла из множества крупных и мелких «уделов». Это верно. Од-
нако уделы не были обособлены друг от друга, поскольку их
соподчиненность и неопределенные очертания постоянно ме-
нялись. В отличие от других государств Европы и Азии, система
управления Руси представляла в то время как бы гигантский
«семейный княжеский подряд», поскольку на всех ее престолах,
во всех городах сидели исключительно родственники, далекие
или близкие. И все их распри, все их войны определялись не ка-
кими-либо «высокими идеями» или планами, о которых так лю-

били писать советские историки, а постоянным переделом об-
щего имущества и ссорами за общим семейным столом, как в
прямом, так и в переносном смысле. Достаточно выяснить род-
ственные связи князей в возникающих, распадающихся и вновь
образующихся противоборствующих группировках на протяже-
нии одного года, чтобы увидеть воочию этот кровнородствен-
ный монолит княжья и понять подлинные мотивы действий
каждого из них. А ведь мы, как правило, имеем возможность су-
дить о родстве и свойстве русских князей только по мужской ли-
нии. Можно представить, какое количество недоумений и спор-
ных вопросов оказалось бы решено, если бы летописи донесли
до нас сведения и о представительницах женской половины
княжеских домов!
Между тем, родство обязывало. Сложные переплетения его
нитей с начала XII в. протянулись в Степь, где законы родства
были куда более непреложными, чем для русских князей, кото-
рые в глазах степняков были полны лжи и коварства, преступая
клятвы и естественный порядок вещей. Вот почему русские
князья постоянно посылают за помощью в степь «къ оуемъ сво-
имъ» («В то же веремя посла Святославъ в половце ко уемъ своимъ,
и приде ихъ к нему вборзе 300» [Ип., 329]), а те регулярно присы-
лают к русским родственникам с вопросом: «прашаемъ здоровия
твоего; а коли ны велишь к собе со силою прити?» [Ип., 341].
Стоит заметить, что именно этот постоянный оборот, ис-
пользуемый в летописи — «ко уемъ», «къ оуемъ», «ко вуемъ», т.е. к
дядьям (родственникам) по матери (ед. число — "уй"), — в ряде
случаев не понятый последующими переписчиками, породил
мифическое племя «ковуев» или «коуев». Впервые «коуи» появ-
ляются в статье 6659/1151г. Ипатьевского списка летописи, в ко-
тором, как отмечено издателями, изначально стояло «оуи», а над
ним едва приметное «к», и с этого момента в рассказе неизвест-
но откуда появляются «торки, ковуи, берендеи и печенеги», хотя
раньше указаны только «черные клобуки» [Ип., 427, 517, 544,
638], до сих пор кочующие по страницам научных трудов наряду
с реальными этнонимами23. Между тем, данный этнолингвисти-
ческий курьез оказывается важным «сигналом» для исследова-
теля, позволяя датировать появление «ковуев» в тексте Ипатьев-
ского списка временем не ранее конца XIV в., поскольку в
соответствующих статьях Лаврентьевского списка, законченно-
го перепиской в 1377 г., нет ни «ковуев» (их вообще нет более ни
23
Менгес К.Г. Восточные элементы..., с. 61-62; Баскаков Н.А. Тюркская
лексика..., с. 65-66; Плетнева С.А. Половцы..., с. 81; и др.
в одной из летописей, кроме тех, что восходят к общему с Ипа-

тьевской протографу, т.е. в списках Хлебниковском, Погодин-
ском и Ермолаеве ком), ни «печенегов».
Можно ли на основании такой помощи считать половцев
«агрессорами»? Между тем, тот же летописец отмечает порой,
что именно степные родственники склоняли русских князей к
установлению мира на Руси и к отказу от усобиц. Последнее тем
более важно, что мир между Русью и Степью нарушали два по-
стоянно действующих фактора: коллективные походы русских
князей на половцев, которые без преувеличения можно назы-
вать «облавами», и - торки.
Начнем с походов русских князей. В летописи их отмечено
около двух десятков - в 6611/1103, 6617/1109, 6618/1110,
6619/1111, 6624/1116, 6650/1152, 6661/1153, 6668/1160,
6675/1167, 6676/1168, 6678/1170, 6682/1174, 6691/1183,
6693/1185, 6695/1187 (трижды, что, скорее всего, является ре-
зультатом неудачного соединения трех источников), 6698/1190,
6699/1191 и 6701/1193 гг. При этом последние четыре даты пря-
мо совпадают по времени с уходами половцев на Нижний Дунай
в помощь болгарам, боровшимся против Византии, когда «рус-
ские удальцы» грабили оставленные без охраны вежи, пленили
слуг, женщин и детей и отгоняли их стада. Естественно, что каж-
дый такой русский набег побуждал половцев к ответным дейст-
виям, т.е. их последующие появления на Руси оказываются не
спонтанными, а спровоцированными. Такими являются набеги
половцев на Русь в 6600/1092 (после убийства Романа),
6601/1093 (после ареста послов), 6603/1095 (после убийства Ит-
ларя и Китана с дружиной), 6604/1096 (выступление в защиту
Олега), 6615/1107, 6618/1110 (ответы на походы князей
6617/1109 и 6618/1110 гг.), 6661/1153, 6668/1160, 6675/1167,
6693/1185, 6695/1187, 6698/1190, 6701/1193 гг. Они вызваны вы-
ступлениями в поддержку обиженных русских родственников,
местью за предательски убитых ханов, являются ответными вы-
ступлениями после русских облав на их беззащитные вежи.
Считать такие набеги «актами агрессии» нет никаких основа-
ний.
Иначе выглядят другие 13 половецких походов — в
6613/1105, 6614/1106, 6624/1116, 6634/1126, 6663/1155,
6673/1165, 6680/1172, 6681/1173, 6682/1174, 6685/1177,
6695/1187, 6698/1190, 6701/1193 гг. Все они направлены исклю-
чительно против торков и берендеев, поселенных киевскими
князьями в бассейне р. Рось на южных границах Киевского кня-
жества. Их грабительский характер не вызывает сомнений, но
при этом следует учитывать то самое обстоятельство, которое
определило характер первого контакта русских князей с полов-

цами еще в 6564/1056 г. - отношения половцев к торкам.
Согласно ПВЛ, Всеволод Ярославич встретился с половцами
после того, как сам он наголову разбил у Воиня торков, которых
гнали половцы. Торки враждовали с половцами издавна. Разбив
их, русский князь тем самым выступил в качестве естественного
союзника половцев, что они засвидетельствовали самым недву-
смысленным образом, заключив на последующие годы мир с
Русью. Ситуация изменилась, когда бежавшие из степей от по-
ловцев торки попросили защиты у киевского князя и были рас-
селены по Роси, образовав линию военных пограничных посе-
лений. Для киевских князей торки стали стражами южных
границ и союзниками, тогда как в глазах половцев они остава-
лись их беглыми рабами, которых следовало возвратить и нака-
зать. На протяжении сотни последующих лет половцы постоян-
но обращались к киевским князьям с просьбой отдать им торков
и получали неизменный отказ. В этой ситуации и лежит корень
более чем векового конфликта половцев с киевскими князьями,
которые, в отличие от черниговских князей, к тому же неизмен-
но придерживались провизантийской, т.е. антиполовецкой по-
литики.
Напрасно пытаться установить, кто из них был прав: Степь
жила по своим законам, отличным от законов земледельческих
народов и государств. К концу XII в. торки успели породниться
с половцами и теперь уже сами предупреждали степных «сватов»
о приготовлениях против них киевских князей («В лето
6638/1170 <...> и бысть весть половцем от кощея от Гаврилкова от
Иславича, оже идуть на не князи русьтии» [Ип., 539]; «В лето
6695/1187. Сдоумавъ князь Святославъ со сватомъ своимъ Рюри-
комъ поити на половце <...> ис Черныхъ же Клобукъ даша весть
сватомъ своимъ в половци» [Ип., 652]). Здесь важно установить,
что и здесь «агрессивность» половцев направлена была не про-
тив Руси как таковой, а против родственного народа, с которым
у них были свои счеты, тянувшиеся из глубин веков и глубин
азиатских степей.
Так в чем же тогда выражалась «постоянная агрессия» полов-
цев против Русской земли, заставляя последнюю «стонать» и
«истекать кровью»? В трех набегах половцев: 6569/1061 г., когда
произошло первое столкновение княжеских дружин с половца-
ми, 6576/1068 г., когда объединенные силы русских князей -
Изяслава, Святослава и Всеволода — были разбиты Шаруканом,
после чего вскоре сам Шарукан попал в руки Святослава под
Черниговом, и 6579/1071 г., причины и обстоятельства которого
не совсем понятны. Вот и всё.
Стоит добавить, что уже в 1068 г., судя по всему, между Свя-
тославом Ярославичем и Шаруканом был заключен союз,
скрепленный первым русско-половецким браком Олега, сына
Святослава, в последующем родоначальника «ольговичей», и
дочери Шарукана, сестры Атрака. С тех пор и на протяжении
всего последующего времени черниговские князья и донские
половцы, возглавляемые Шаруканидами, укрепляют дружеские
и родственные связи, проводя последовательную линию на
«срастание» Руси и Степи. Сейчас можно утверждать, что это
была единственно верная политика соблюдения национальных
интересов обеих народов, поскольку Русь испокон веков была
открыта Степи и Востоку как для притока свежих сил, так и для
развития торговли и распространения своего политического и
культурного влияния на степные народы. К тому же союз с по-
ловцами-несторианами для Руси был единственным гарантом
национальной независимости от мусульманской экспансии с
востока и от колониалистской политики Византии с юга.
Последний вопрос, как можно думать, стоял особенно ост-
ро, поскольку для Константинополя половцы, выступавшие с
конца XI в. в союзе с болгарами против Империи, оказывались
не только идеологическими, но и политическими противника-
ми. Сдерживать кочевников, традиционно стремившихся на
Нижний Дунай, отвлекать их силы надлежало киевским князь-
ям, в первую очередь «мономашичам», связанным родством с
императорским домом и направляемым греками-митрополита-
ми. В силу этого между походами половцев на границы Импе-
рии, в Подунавье, болгарскими антивизантийскими восстания-
ми и походами русских князей в Степь можно вывести прямую
зависимость, особенно яркую для периода становления Второго
Болгарского царства.
Так получается, что выдвинутый рядом историков лозунг
«половецкой опасности», мягко говоря, не соответствует дейст-
вительности и вводит читателей в заблуждение. Половцам не
нужны были ни русские, ни византийские города. Куда бы они
ни шли, где бы ни воевали, они неизменно возвращались в род-
ные степи, прерывая даже военные действия, когда наступала
пора сезонных перекочевок. Вот почему здесь уместно привести
слова одного из самых глубоких исследователей истории полов-
цев, ДЛ.Расовского, который писал: «Не раз половецким ханам
представлялась возможность радикально изменить ход истории в
причерноморском бассейне. В 1091 г. они держали в своих руках
судьбы византийской империи; но, после того как они помогли ви-
зантийцам разбить своих сородичей печенегов, половецкие ханы и
не подумали использовать свое положение победителей: удовле-
творившись византийскими подарками, они вернулись в свои сте-

пи. С силами, значительно преобладавшими в численности своих
союзников, русских, половцы не раз вступали в Киев, однако они ни-
когда не пытались воспользоваться своим преобладающим положе-
нием, чтобы создать здесь свое государство. Будучи главной опорой
в армии грузинского царя Давида Восстановителя, половцы всегда
оставались послушным вспомогательным войском, не стремясь со-
здать на Кавказе независимое турецкое ханство. С Кавказа, из-за
Балканских гор, из Киева и из еще более далекого Владимира-на-
Клязьме, половцы неизменно возвращались в причерноморские сте-
пи, и в этом отношении вошедшие в эпос слова одного из виднейших
половецких ханов, Атрака, о том, что «лучше на своей земле лечь
костьми, нежели на чужой славным быть», могут служить эпи-
графом ко всей двухвековой истории половцев...»2*
Так что это были за люди?
3. «...голубоглазые и златоволосые...»
Чтобы понять, что скрывается за абстрактным понятием

«народ», следует вглядеться в лица людей, которые его составля-
ют, проникнуться их судьбами, ощутить дыхание их повседнев-
ной жизни. Только тогда нам станут доступны их мысли, их иде-
алы, отношение к окружающему их миру.
От древних половцев нас отделяют разные барьеры — времен-
ные, этнокультурные, языковые, психологические. Целостную
картину их жизни никто из исследователей не пытался соста-
вить, довольствуясь рассмотрением отдельных кусочков, выпав-
ших из ее мозаики. Впрочем, даже если собрать всё, что осталось
от прошлого, то и тогда перед нами окажутся только отдельные,
мало связанные друг с другом фрагменты обширного панно.
И всё же это единственный путь, которым можно куда-то прийти.
Обычно половцев изображают желтолицыми, черноволосы-
ми, скуластыми и косоглазыми, т.е. типичными монголоидами.
Такими они предстают нам в популярных и художественных
произведениях, на книжных иллюстрациях, на театральной сце-
не, на экране кинематографа и даже в некоторых научных стать-
ях. Это и так, и не так. Как я уже говорил выше, население Поля
половецкого в ΧΙ-ΧΙΙ1 вв. и позднее представляло собой конгло-
мерат остатков самых различных этносов, далеко не всегда схо-
жих друг с другом по внешнему виду, но живущих в одних усло-
виях и объединенных верховенством половцев или «куманов»,
как их называли на Западе. И если за более чем вековой период
24
РасовскийДА. Половцы. / / SK, t. XI, S. 95-96.
изучения древностей кочевников средневековья археологи, об-

следовавшие более 2000 погребений, смогли в общих чертах ус-
тановить признаки хронологических изменений в их материаль-
ной культуре с тем, чтобы датировать находки, то вопросы
различения печенежских, торкских и половецких захоронений
XI-XIII вв. до сих пор не выходят за рамки более или менее ост-
роумных предположений.
Еще хуже обстоит дело с антропологией, поскольку никто
еще, насколько мне известно, не предпринял попыток изучения
и обобщения всех тех человеческих останков, которые были от-
крыты при раскопках. Из случайных же обзоров, которыми на
данное время располагает наука, следует, что в среде кочевников
этого периода были представлены как группы с более или менее
выраженными монголоидными чертами, число которых увели-
чивается с течением времени по направлению к востоку, так и
представители ярко выраженного «средиземноморского типа»,
представленного до сих пор на территории современной Украи-
ны — брахикефалы с высоким лбом, тонким с горбинкой носом,
пропорциональными скулами и энергичным подбородком.
Собственно говоря, это классический тип населения Балкан и
Южной Европы, каким мы знаем его по мраморным портретам
императорского Рима и погребениям эпохи бронзы Восточной
Европы и далее, на всём необозримом пространстве евразий-
ских степей от Дуная до Прибайкалья25.
Ничего удивительного в этом нет. Половцы, как известно,
принадлежат к тюркоязычной семье народов, а древние тюрки,
такие как хазары и болгары, всегда славились красотой. О кра-
соте половцев и, в первую очередь, половчанок сохранилось
много свидетельств. Дочь хана Атрака, Гурандухт, ставшая же-
ной Давида IV Строителя, как видно, с успехом конкурировала с
красотой грузинских княжен; персидский поэт Низами Гандже-
ви, женатый на половчанке, воспевал исключительную красоту
женщин этого народа. Наконец, стоит вспомнить эпитет Кон-
чаковны, племянницы Гурандухт26 — «красная девка» — употреб-
25
Г.ФДебец писал о резком отличии черепов «афанасьевцев» от чере-
пов обитателей Прибайкалья неолитического времени, усматривая в них
несомненную принадлежность европейскому расовому типу (Дебец Г.Ф.
Палеоантропология СССР. М., 1948, с. 65-66).
26
Если учесть, что Гурандухт вышла замуж за Давида IV не позднее
1118г. (он умер в январе 1125 г.), а к 1185 г. Кончаковне не могло быть более
13 -14 лет (т.е. она родилась не ранее 1171 г.) и Кончак был ровесником Иго-
ря Святославича или даже несколько моложе его, т.е. родился около 1151г.,
скорее всего, Кончаковна была ее внучатной племянницей. По-видимому,
единственным источником, сообщающим об этом браке, остается выдерж-
ленный в «Слове о полку Игореве» по отношению к ней и к по-

ловчанкам вообще: эпитет, выразивший высшее восхищение
поэта и ни разу более не употребленный в отношении предста-
вительниц прекрасного пола других народов, в том числе и рус-
ского. К сожалению, сохранившиеся каменные половецкие
изваяния, выполненные из грубого пористого известняка, пост-
радавшие от времени и мусульманской нетерпимости к «идо-
лам», дают мало материала по этой проблеме, хотя в некоторых
случаях можно угадать правильные черты мужских и женских
лиц, выполненных резчиком в условной, очень схематичной ма-
нере.
Тот или иной антропологический облик, «вписывающийся»
в привычный стереотип или, наоборот, встающий в противоре-
чие с традиционными, хранящимися на уровне подсознания эт-
носа канонами красоты, играет важную роль в установлении
межэтнических контактов. Несоответствие привычному стерео-
типу вызывает инстинктивный всплеск ксенофобии, боязни
нового, «чужого», препятствуя таким контактам, и, наоборот,
при общем сходстве действительная «чужеродность» оказывает-
ся как бы незамечаемой. В древности этот фактор мог играть
еще большую роль, чем в наши дни. А в случае с половцами, по-
хоже, барьера для межэтнического общения не возникало. Та-
кое наблюдение в первую очередь относится к половецкой ари-
стократии, выделявшейся из общей массы половцев и,
по-видимому, импонировавшей эстетическим представлениям
ка из Картл ис - Цховреба в изложении МДжанашвили, который, правильно

указывая годы жизни Давида, называет его «Третьим» и «Восстановителем»,
а сам эпизод передает следующим образом: «Давид отлично знал, что кип-
чаки — племя многочисленное, отважное, проворное, смелое, услужливое,
умеющее сохранять мир нерушимый; вместе с тем кипчаки жили по близо-
сти Грузии и легко было призвать их на помощь. Поэтому-то царь Давид
женился на Гурандухте, прославленной многими добродетелями» (Карт-
лис-Цховреба, с. 236-246). И далее: «Она была дочь главнейшего из кипча-
ков, Атрака Шараганидзе (т.е. сына Шарукана. - А.Н.)» (Джанашвили М.
Известия грузинских летописей и историков о Северном Кавказе и России.
/ / Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып.
22. Тифлис, 1897, с. 35.) Когда произошла свадьба, исследователь не гово-
рит, однако это событие правомочно связывать с откочевкой донских по-
ловцев из южно-русских степей в 1116-1118 гг. (см. также: Аннабадзе З.В.
Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей XI-XIV вв.
/ / О происхождении балкарцев и карачаевцев. Материалы научной сессии
по проблемам происхождения балкарского и карачаевского народов (22-26
июня 1959 г.). Нальчик, 1960, с. 124; Лордкипанидзе М.Д. История Грузии XI
— начала XIII века. Тбилиси, 1974, с. 97-98.
славян, грузин и обитателей Подунавья. Объяснить этот фено-

мен возможно лишь теми характерными чертами, которые вы-
деляли половцев из массы остальных тюрков и определили име-
на, по которыми они были известны у других народов.
Сами половцы называли себя «куманами» или «кунами» —
словом, которое некоторые тюркологи возводят к древне-тюрк-
скому "кум/кун" — 'лебедь', 'белые', 'белокрылые', 'лебеди'. До-
гадка возможная, но ведет она не к «тотемическому предку» или
всеобщему тотемизму половцев (как то попытался недавно объ-
яснить Г.В.Сумаруков27, следуя за СА.Плетневой, которая вы-
водила имя рода Бурчевичей из тюркского bori — 'волк', полагая
его «тотемом»28, поскольку никаких реальных следов тотемиз-
ма у половцев проследить не удается29), а к тому названию, под
которым эти странники степей вошли в историю своих восточ-
ноевропейских соседей. Так немецкое Falones, венгерское
Palocz, польское и чешское Plavci/Plauci, армянское "хардеш" и
русское "половцы" обозначают один и тот же цветовой оттенок
— 'соломенно-желтый', 'золотистый', 'белокурый' — определя-
ющий цвет волос куманов30.
Как известно, пигментация волос неразрывно связана с оп-
ределенным цветом глаз. В отличие от остальных тюрок, черно-
волосых и кареглазых, белокожие половцы представали в золо-
тистом нимбе волос над яркими голубыми глазами, которые не
могли не поразить черноволосых и смуглых грузин, болгар и та-
ких же, как мы знаем по захоронениям, приднепровских славян.
Столь характерная «цветовая гамма» половцев, вызывавшая
восхищение современников, для историка оказывается своего
рода «генеалогическим свидетельством», помогая связать их
происхождение с загадочными динлинами китайских хроник
(«белой расой Центральной Азии»), а через них — с людьми так
27
Сумаруков Г.В. Кто есть кто в «Слове о полку Игореве»? М., 1983.
28
Плетнева С.А. Половецкая земля..., с. 228. В таком случае и современ-
ные русские фамилии-зоонимы следует возводить к «славянскому тотемиз-
му», что не соответствует действительным причинам их возникновения.
Правда, в другой своей работе автор вынужден был весьма неопределенно
признать, что «идея культа предка - «тотемизм» образа (? — А.Н.) - не улав-
ливается по материалам каменных изваяний» (Плетнева С.А. Половецкие
каменные изваяния..., с 74).
29
См. в этом отношении любопытную работу: Гордлевский В.А. Что та-
кое «босый волк»? (К толкованию «Слова о полку Игореве»). / / Гордлев-
ский В.А. Избранные сочинения, т. II. М., 1961, с. 482-504.
30
Расовский Д.А. Половцы. / / SK, t. VII, S. 252-258. О самоназвании по-
ловцев см.: Менгес К.Г. Восточные элементы..., с. 73-78.
называемой «афанасьевской культуры», чьи погребения III ты-

сячелетия до н.э. были открыты археологами в Прибайкалье31.
Таким образом, в океане времен половцы предстают перед
нами в качестве потомков древнейших европейцев, вытеснен-
ных из Восточной и Центральной Азии начавшейся когда-то
широкой экспансией монголоидных народов. «Отуреченные»
некогда "динлины", они потеряли свою древнюю родину, сме-
нили язык, и общетюркский поток вынес на простор причерно-
морских степей вместе с другими уже последние остатки неког-
да сильного и многочисленного, а теперь вымирающего и
теряющего среди других свой облик золотоволосого народа, от-
меченного уже признаками своего азиатского прошлого32.
Под стать облику и психологическая характеристика полов-
цев, которую можно найти у разных авторов. Египетский исто-
рик XIV в. Ибн Фадлаллах Эломари с высокомерием аристокра-
та арабского мира писал о простоте нравов половцев, но речь его
сразу менялась, едва он касался их внешних и внутренних ка-
честв: «Тюрки этих стран, говорю я, (один) из лучших родов тюрк-
ских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана,
совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству
своих характеров»33. Сходную оценку дает испанец XV в. Педро
Тафкар рабам-половцам. Говоря об их врожденной честности и
верности, он заметил, что «ни один из них никогда не предавал
своего хозяина»34.
К сожалению, всё, чем сейчас мы располагаем о половцах —
только случайно зафиксированные факты их долгой и богатой
истории. Может быть, она и будет когда-нибудь написана на ос-
новании археологических исследований, работ антропологов,
известий арабских, персидских, китайских и европейских ис-
точников. Половцы были отнюдь не «цыганами», кочующими в
жалких кибитках по степи. Нельзя сравнить их ни с казахами,
ни с туркменами в том виде, в каком застали эти народы этно-
графы, поскольку половцы стояли на гораздо более высоком
уровне культурного и общественного развития. В отличие от пе-
ченегов и торков, о половцах можно говорить как о некоем ус-
тойчивом общественном образовании, предполагающем разви-
тую социальную структуру, наследственную власть, религию,
31
Герасимов М.М. Восстановление лица по черепу (современный и ис-
копаемый человек). М., 1955 (ТИЭ, новая серия, т. 28), с. 534-539.
32
Расовский ДА. Половцы. / / SK, t. VII, с. 258-261.
33
Тизенгаузен В. Сборник материалов..., т. I, с. 232.
34
Цит. по: Федоров-Давыдов Г.А. Курганы, идолы, монеты. М., 1968,
с. 89.
сохранявшую внутри несторианства остатки религии предков,

и, по-видимому, письменность.
Насколько мощным было воздействие половцев на окружа-
ющие народы, с которыми они вступали в контакт, показывают
два примера.
Первым и самым поразительным можно считать открытие
архива средневековой армянской колонии в Каменце-Подоль-
ском. Сохранившиеся юридические документы, относящиеся к
XVI в., были написаны армянскими буквами, но на половецком
языке. Получилось так потому, что после захвата в 1064 г. турка-
ми-сельджуками г. Ани, средневековой столицы Армении, на-
чался исход армян на Северный Кавказ и на берега Черного мо-
ря, где они оказались связаны с половцами настолько тесно, что,
сохранив алфавит, сменили свой язык на половецкий. В первую
очередь это произошло в Крыму, где половцы и армяне остава-
лись до завоевания его турками в 1475 г., после чего перебрались
в Подолию, Галицию и на Волынь, где в городах уже имелись
большие армянские колонии, и продолжали пользоваться такой
«билингвой» по XVII в. включительно35. Наиболее крупным па-
мятником такого взаимодействия стала так называемая «Венеци-
анская хроника», охватывающая события 1492-1537 гг. на армя-
но-половецком языке, опубликованная в 1896 г. в Венеции
армянским историком ГАлишаном36. К сожалению, остается не-
известным, как происходило конфессиональное взаимодействие
этих двух этносов, но вряд ли несторианство стало препятствием
для слияния половцев с армено-григорианскими общинами.
Факт этот заставляет пристальнее вглядеться в русско-поло-
вецкие контакты, поскольку каждый смешанный брак означает
мощное взаимодействие (или противоборство) культур в преде-
лах достаточно больших человеческих коллективов. За личным
знакомством наступает пора усвоения знаний и обычаев, обога-
щение словарного фонда, а затем и появление относительного
двуязычия в быту. Найти доказательства этому в свое время пы-
тался О.Сулейменов в книге, посвященной «Слову о полку Иго-
реве»37. Его попытка изначально была обречена на провал, по-
скольку двуязычие в быту подчиняется нормам одного из
превалирующих языков, а в литературе просто невозможно, за
исключением разве только пародийных жанров. Между тем,
35
Грунин Т. И. Предисловие. //Документы на половецком языке XVI в.
(Судебные акты Каменец-Подольской армянской общины). М., 1967.
(ППВ, вып. III.), с. 58.
36
Там же, с. 108-109.
37
Сулейменов О. Аз и я. Алма-Ата, 1975.
приведенный выше летописный сюжет с ханом Башкордом

убеждает, что дети русских князей, будущие князья, могли вос-
питываться в Степи у своих родственников по материнской ли-
нии, отправляясь туда на достаточно долгое время.
Есть и другой пример. Причиной одного из самых острых
конфликтов между Владимиром Мономахом и Олегом Свято-
славичем в 1095 г. стал отказ черниговского князя выдать на рас-
праву киевским князьям сына хана Итларя, находившегося на
воспитании при дворе Олега, когда Мономах предательски убил
его отца, пришедшего из Степи для заключения мира [Ип., 219].
Стоит заметить, что подобный обычай воспитания сыновей ры-
царей, князей и королей в дружественных семьях или в семьях
вассалов был в то время широко распространен в Западной Ев-
ропе, являясь почти обязательным для будущего рыцаря.
Сейчас трудно понять, почему сам институт рыцарства мы
связываем исключительно с Западной Европой, отказывая в нем
древней Руси, чья государственность и общество до середины
XIII в. развивались в рамках западноевропейских традиций.
Древнерусская юрисдикция (Правда Руская) была создана по
образцу варварских «правд», начиная с упомянутого в договоре
Олега с греками «Закона Рускаго»; институт Церкви с его «деся-
тиной» был заимствован одновременно из Византии (иерархия)
и от Рима (десятина); отношения города и князя, «земли» и пра-
вителя, институт общегородского вече — всё это находит прямые
аналогии на европейском Западе. Сходным был, по-видимому, и
институт рыцарства, скрытый от нас терминами "дружина", "от-
роки", "детскы" и пр. Это тем более важно, что, как сейчас выяс-
няется, рыцарство отнюдь не принадлежит только Европе. На-
оборот, можно думать, что оно пришло в Европу с Востока, где
законы рыцарства, морали, этикета, как, например, у арабов, со-
блюдались гораздо строже, чем на европейском континенте38.
По ряду признаков можно думать, что всё это с особой силой
проявилось и у половцев. «Аристократы степей» имели свои го-
рода, только не прикрепленные к месту, а передвигавшиеся под
солнцем и звездами. «Дворцы на колесах» стояли на огромных
платформах, которые тащили десятки быков. «Мы увидели боль-
шой город, движущийся со своими жителями; в нем мечети и база-
ры, дым от кухонь, расстилающийся по воздуху, потому что они ва-
рят еду и во время самой езды», — писал о ханской ставке Золотой
Орды в середине XIV в. Ибн-Баттута39, а Гильом де Рубрук в
38
См.: Юнусов А.С. Восточное рыцарство (в сравнении с западным). / /
ВИ, 1986, № 10, с. 101-112.
39
Тизенгаузен В. Сборник материалов..., т. I, с. 289.
1253 г. следующим образом описывал устройство «татарских»

(на самом деле — половецких) жилищ:
«Дом, в котором они спят, они ставят на колеса из плетеных
прутьев; бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде
маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, на-
подобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, ча-
ще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и
порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также бе-
рут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они
украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом
они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей.
Именно, они сшивают цветной войлок или другой, составляя
виноградные лозы и деревья, птиц и зверей. И они делают по-
добные жилища настолько большими, что те имеют иногда
тридцать футов в ширину. Именно, я вымерил однажды ширину
между следами колес одной повозки в 20 футов, а когда дом был
на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять фу-
тов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка,
тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 пе-
ред ними. Ось повозки была величиной с мачту корабля, и чело-
век стоял на повозке при входе в дом, погоняя быков. Кроме то-
го, они делают четырехугольные ящики из расколотых
маленьких прутьев, величиной с большой сундук, а после того, с
одного краю до другого, устраивают навес из подобных прутьев
и на переднем краю делают небольшой вход; после этого покры-
вают этот ящик, или домик, черным войлоком, пропитанным
салом или овечьим молоком, чтобы нельзя было проникнуть
дождю, и такой ящик равным образом украшают они пестрот-
канными или пуховыми материями. В такие сундуки они кладут
всю свою утварь и сокровища, а потом крепко привязывают их к
высоким повозкам, которые тянут верблюды, чтобы можно бы-
ло таким образом перевозить эти ящики и через реки. Такие сун-
дуки никогда не снимаются с повозок. Когда они снимают свои
дома для остановки, они всегда поворачивают ворота к югу и
последовательно размещают повозки с сундуками с той и с дру-
гой стороны вблизи дома, на расстоянии половины полета кам-
ня, так что дом стоит между двумя рядами повозок, как бы меж-
ду двумя стенами...»40
Такими же были и «телегы», упоминаемые в «Слове о полку
Игореве», скрип деревянных колес которых далеко разносился
над просторами ночной степи.
40
Гильом де Рубрук. Путешествие..., с. 91-92.
Пока половецкая аристократия кочевала, часть половцев, за-

нимавшаяся торговлей и ремеслом, оседала в городах, основан-
ных еще их предшественниками, возможно, даже создавала новые
поселения на торговых путях и поблизости излюбленных мест
ханских ставок, где возникали сады и виноградники, впервые за-
веденные в речных долинах еще хазарами. Однако «желтые/золо-
тые» половцы там не жили и не могли жить. В новоявленных горо-
дах лесостепной полосы и даже в собственно степной зоне, в до-
линах рек и на перекрестке торговых путей садились зависимые от
половцев народы, их предшественники и дальние родственники,
чей жизненный порыв иссяк, а юность сменялась неминуемой
зрелостью, требующей слияния с окружающими этносами.
Для самих половцев это время еще не наступило, как не на-
ступало время оседлости для их кочующей аристократии. Свое-
образие быта, истории и культуры накладывало отпечаток на
психологию этих людей, на их мировоззрение, на отношение к
окружающему миру. Я вовсе не намерен идеализировать полов-
цев. Но для того, чтобы их понять, чтобы не упрекать напрасно
весь народ в том, в чем он неповинен, надо освободиться от
предвзятости. Как любой кочующий народ, живший натураль-
ный хозяйством, торговлей скотом и «живым товаром», полов-
цы смотрели на набеги и войны как на естественный образ жиз-
ни. В феодальном обществе, и не только кочевом, война была
одним из основных «способов производства»: захваченная в бою
добыча, затем делившаяся, определяла богатство и достоинство
воина, его положение в структуре социума, давала право распо-
ряжаться жизнью и имуществом побежденного. «Право сильно-
го», регламентируемое внутри общества своими законами, явля-
лось краеугольным камнем, на котором возвышалось здание
феодализма. Логика была простой: идя в набег, вступая в битву,
воин рисковал своей жизнью, таким образом, получаемая им до-
ля общей добычи становилась «платой за риск». Русские князья,
германские и венгерские феодалы, французские и английские
рыцари в этом отношении были не лучше, а, может быть, даже
хуже половцев, потому что меньше уважали своих противников.
Приняв как факт постулаты эпохи, мы сможем объективнее
оценивать известия летописей. В сезонной жизни половцев
важнее всяких войн и побед было соблюдение хозяйственного
(природного) календаря. Сезонные перекочевки, правильная
смена пастбищ, предохранявшая их от потрав, соблюдение, как
сказали бы мы сейчас, «оптимального экологического режима
хозяйствования» приводило к тому, что, участвуя в осаде какого-
либо города, половцы могли за несколько дней до его неминуе-
мой сдачи собраться и уйти. Так не раз происходило в Подуна-
вье, где половцы помогали болгарам освободиться от ига Визан-

тии. Не раз и не два болгарские цари вынуждены были снимать
осаду с византийских крепостей лишь потому, что в заботе о сво-
их стадах половцы не могли задерживаться дольше конца мая41.
Не помогали никакие уговоры. В этом отношении половцы ока-
зывались столь же «легкомысленны», как скифы в известном
рассказе Геродота, которые вместо того, чтобы сражаться с уже
выстроившимися против них персами, бросились в погоню за
внезапно появившимся зайцем42.
До последнего времени историки смотрели на кочевников
глазами оседлых народов, разделяя их антипатии и предубежде-
ния. Сейчас нам следует быть более объективными и признать,
что с точки зрения экологии, достижения равновесия между че-
ловеком и природой, половцы куда гармоничнее вписывались в
окружавшую их среду, чем народы земледельческие, которые ее
истощали и разрушали по своему усмотрению.
Мне трудно отказаться от мысли, навеянной изучением ви-
зантийских источников, что половцы отнюдь не стремились к
регулярным сражениям с кем бы то ни было. Похоже, что и на
войну они смотрели, как на развлечение, достойную мужчины
игру, но именно игру, предпочитая короткие стычки и маневр,
легко отказываясь от разгрома противника, если это оказыва-
лось сопряжено с лишениями и трудностями. Они не стреми-
лись жертвовать жизнью ради сомнительного успеха и легко
«показывали плечи», ударившись в бегство. В обычных услови-
ях война была для них разновидностью охоты, удальством, хотя
в случае нужды они могли стоять насмерть, как то было в реша-
ющем сражении с турками-сельджуками при Давиде Восстано-
вителе или в войнах с византийцами. Способные на молниенос-
ный набег, сами они никогда не вели длительных осад, за
исключением одного случая с торками [Ип., 212]. И столь же из-
вестный по летописи случай появления среди них какого-то
«бесурменина», владевшего секретом «живого огня» (на этот
случай обычно ссылаются те, кто обвиняет половцев в желании
«попленить русские города») — явное недоразумение уже пото-
му, с какой легкостью половцы отдали этого «бесурменина» рус-
ским князьям [Ип., 634-635].
41
«Когда пришла Пятидесятница (в 1205 г. Пасха приходилась на 10 ап-
реля, так что речь идет о 30 мая 1205 г. — А.Н.), то от Иоанниса, короля Вла-
хии и Болгарии <...> ушли его коммены, ибо они не могли воевать летом»
(то же самое произошло в начале мая 1207 г. — А.Н.) (Жоффруа де Вимарду-
эн. Взятие Константинополя. М., 1984, с. 161, 190). См. также: РасовскийД.
Роль половцев в войнах Асеней..., с. 203-211.
42
Геродот. История, IV, 134.
Внимательный просмотр известий наших летописей о кон-

тактах с половцами приводит к заключению, что эти «дети сте-
пей» во многом поступали, как настоящие дети. Они оставались
по-детски доверчивы к тем, кто, как русские князья, неодно-
кратно нарушал договоры, кто убивал их заложников, их ханов и
«братию», тогда как тщетно было бы искать обратные примеры.
Брать в плен, чтобы отпускать за выкуп — таково было «правило
игры» этих степных рыцарей, и оно соблюдалось на Востоке го-
раздо строже, чем у рыцарей Запада. Князь, хан, даже шах могли
быть убиты в жаркой схватке. Но смерть их была или случайна,
или обусловлена личными отношениями противников. Про-
стой воин не имел права поднять руку на благородного; похоже,
он был даже не в праве его пленить. Об этом свидетельствуют
восточные историки 43 и писатели того времени, описывая
схватки с крестоносцами в Палестине, и о том же самом повест-
вует грузинская поэма ΧΙ-ΧΙΙ вв. «Амирандарежданиани».
Можно думать, что такие же правила определяли поведение
половцев и на русских землях, когда они приходили в гости к
родственникам или отправлялись в далекое кочевье. Об этом
свидетельствует та легкость, с которой киевские князья убивали
половецких ханов, захватывали их вежи, стада и семьи, оставав-
шиеся без серьезной охраны на время долгих отлучек мужчин.
Сами половцы вели себя иначе, как показывают многочислен-
ные следы их пребывания в Верхнем Поволжье - во владимир-
ском Ополье, в окрестностях Переславля Залесского и Ростова
Великого, где сохранились топонимы "Половцы", "Половец-
кое", "Итларь". Да и в самом Боголюбове, резиденции владими-
ро-суздальских князей, тесно связанных кровным родством со
Степью, за строками летописных известий встают живущие там
степняки — половцы, торки, берендеи, аланы...
43
В этом плане замечательно описание смерти Ногая (28.9.1299-
15.9.1300) в летописи Рукнеддина Бейбарса: «Настиг его русский из войска
Токты; он (Ногай) сообщил ему, кто он такой, и сказал ему: «не убивай ме-
ня, я Ногай, а отведи меня к Токте; мне нужно с ним сойтись и перегово-
рить с ним». Но русский не поддался его словам, а тотчас тут же отрубил ему
голову, принес ее к царю Токте и сказал ему: «вот голова Ногая». Тот спро-
сил его: «что же надоумило тебя, что это Ногай?» Тот ответил: «он сам мне
поведал об этом и просил меня не убивать его, но я не послушался его и ки-
нулся на него». Токта вознегодовал на это сильным гневом и отдал приказа-
ние насчет (казни) русского. Он был убит за то, что умертвил такого велико-
го по сану человека, а не представил его султану. Он (Токта) сказал:
«правосудие требует смерти его, чтобы не явился снова кто-нибудь, кото-
рый бы сделал подобное этому». (Тизенгаузен В. Сборник материалов..., т. I,
с. 114.)
Всё это убеждает, что в отношении половцев следует говорить

не о контактах с ними населения русских княжеств, а о симбио-
зе, начальном этапе постепенного слияния двух этносов, эколо-
гически вполне совместимых, если бы не последующее монголь-
ское нашествие. Действительно, к XIII в. Русь и Половецкая
Степь представляли единое образование, пронизанное бесчис-
ленными нитями родственных, дружеских, политических и эко-
номических связей. Образование многонациональное и интер-
национальное, как изначально складывалась древняя Русь. Эту
особенность отметил уже один из авторов ПВЛ, который, пере-
числив племена и народы, закончил этот перечень многозначи-
тельными словами «яже ныне зовомая Русь». Собственно говоря,
на это же указала и С.А.Плетнева, поставив «Половецкую зем-
лю» в один ряд с другими древнерусскими княжествами.
И здесь к месту вспомнить о втором, не менее ярком приме-
ре воздействия степной культуры на духовную культуру русско-
го земледельческого населения. Это — былины.
Вот уже около двух столетий русский былинный эпос прико-
вывает к себе внимание фольклористов, этнографов, истори-
ков, поэтов и художников. В нем видят и воспоминания об об-
рядах инициаций, оставленных в темных далях тысячелетий, и
пережитки общинно-родового строя, борьбу патриархата с мат-
риархатом, явственные отзвуки языческих времен и отражение
дружинного быта древней Руси. И всё же больше всего в были-
нах так называемого «Владимирова» или «киевского цикла» ока-
зывается дыхания степи.
Подвиги былинных героев, наших «рыцарей круглого стола»,
богатырей русских, совершаются не в чащах среднерусских лесов,
не в перелесках лесостепи, где оседало русское население и возни-
кали города, а именно в самой степи — просторной, бескрайней,
откуда изредка накатывается «вражья сила» и где герой обычно
встречается со своим первым противником, таким же, как и он
сам, искателем приключений. Как правило, бой завершается по-
бедой. Однако далеко не всегда эта победа предполагает гибель
одного из борцов или поединщиков. Очень часто сам бой оказы-
вается способом узнавания героем в своем противнике отца, бра-
та или сестры (от другой матери), способом обретения жены или
заключения побратимства. Это типично степной сюжет, как и
«симбиотические» отношения героя со своим конем, как все ак-
сессуары степного быта, дожившие в былинах до наших дней на
далеком русском Севере, где и степей никогда не видели.
Оттуда, из степей, пришли в былину имена противников бо-
гатырей и их побратимов, половецких ханов.
Со всем этим мы свыклись, как с чем-то само собой разуме-
ющемся. В самом деле, как представить русскую народную
культуру северных лесов и холодных морей без речитатива бы-

лины, без сказителей? Но сама былина, как жанр, как форма —
откуда она? Русский былинный эпос несопоставим с европей-
ским сюжетно и структурно. Нельзя считать его и собственно
славянским: ничего подобного былине западные славяне (да и
южные тоже) никогда не знали. Так получается, что историко-
географическая зона возникновения былин оказывается зоной
контакта киево-черниговской и владимиро-суздальской Руси со
Степью. Больше того. Ни один европейский эпос, описываю-
щий деяния героев, не знает такого внимательного и любовного
отношения к природе, как русский, — к просторам, ветру, солн-
цу и небу, к деревьям и травам, птицам и зверям, к быстротеку-
щей воде и к облакам. И в этом русскую былину можно сопоста-
вить только с тюркским эпосом, отразившимся в эпосах
казахском и калмыцком.
О том, что тюркский и собственно половецкий эпос был из-
вестен на Руси, показывают летописи, в том числе Ипатьевская,
сохранившая пересказ «Повести о траве емшан» о возвращении
половцев во главе с ханом Атраком из Грузии в причерномор-
ские степи [Ип.^716]. Аразве не дыханием Степи наполнено на-
ше «Слово о полку Игореве»? В отличие от летописи, оно доно-
сит до нас шум схватки, блистание доспехов, ржание коней,
многоцветье одежд, цветущую, наполненную жизнью степь, да-
лекие горизонты, заросшие лозняком берега многочисленных
речек со своими пернатыми обитателями. Ветер колышет соч-
ные, поднимающиеся из земли травы, слышится клёкот орлов,
вороний фай... У кого из поэтов европейского Средневековья,
живших за каменными стенами маленьких и тесных городов,
можно найти что-либо подобное?
Песни-речитативы степных акынов, сопровождавшиеся
щипковым струнным аккомпанементом или ударами бубна, по-
хожие на заклинания, околдовывали слушателей, разворачивая
перед ними панораму степных просторов, создавая ощущение
удивительной слиянности природы и всадника, рождали порыв
«удали богатырской», которая питала дух русского народа в по-
следующие исторические времена, поддерживая его в периоды
лихолетья монгол о-ордынского ига. И всё это было воспринято
и усвоено так, что в исконно русском происхождении былины до
последнего времени не возникало сомнений... Сейчас эта связь
ни для кого не является секретом. И всё же очень мало кто заду-
мывался над вопросом, как, в каких условиях происходила пере-
дача песенно-былинной традиции от этноса к этносу? Ведь если
оружие можно захватить в бою, ткани и украшения — купить, то
песенную культуру, имеющую всегда еще и подспудное магичес-
кое значение, можно было обрести только из уст в уста в резуль-

тате долгого и плодотворного сотрудничества двух народов.
И тут я должен снова вернуться к русско-половецким бра-
кам, поскольку историю одного из них мы можем восстановить,
используя летописи и «Слово о полку Игореве».
4. «Спала князю умь по хоти...»
Муза истории Клио удивительна в своих пристрастиях, со-

храняя для потомков факты, на первый взгляд, малозначитель-
ные и ввергая в реку забвения народы и государства. События
весны 1185 г., связанные с поездкой в степь новгород-северско-
го князя Игоря Святославича, так же мало повлияли на ход ми-
ровой истории, как разгром басками арьергарда войска Карла
Великого в Ронсевальском ущелье в 778 г. Однако и то, и другое
оказалось благодарным сюжетом для поэтов, причем в «Песне о
Роланде» историческая действительность, в конце концов, ока-
залась полностью искажена, если не сказать сильнее. По-види-
мому, те же процессы, определяемые законами жанра, повлияли
и на содержание «Слова о полку Игореве», получив отражение и
в летописи, которая поверялась поэзией так же, как содержание
«королевских сап> поверялось песнями скальдов, о чем преду-
преждал читателей Снорри Стурлусон: «У конунга Харальда
(Прекрасноволосого. - А.Н.) были скальды, и люди еще помнят
их песни, а также песни о всех конунгах, которые потом правили
Норвегией. То, что говорится в этих песнях, исполнявшихся перед
самими правителями или их сыновьями, мы признаем за вполне до-
стоверные свидетельства. Мы признаем за правду всё, что говорит-
ся в этих песнях об их походах или битвах. Ибо, хотя у скальдов в
обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которо-
го они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему та-
кие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают,
что это явная ложь и небылицы»44.
Как это могло происходить и к чему привести, можно видеть
по судьбе Задонщины, созданной по образцу и в ответ на «Сло-
во...», а также по литературной истории «Сказания о Мамаевом
побоище», которое от редакции к редакции обрастало «истори-
ческими подробностями», как сказали бы мы сейчас, «под влия-
нием социального заказа», что хорошо показал в своей работе
еще С.К.Шамбинаго45.
44
Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980, с. 9-10.
45
Шамбинаго С.К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906.
Поэзия и реальность — вот извечный, яркий пример единст-

ва и борьбы противоположностей, приводящий в недоумение
историков и литературоведов. В первую очередь, это относится
к самому «Слову о полку Игореве» и к его исторической основе,
о чем в последнее время высказано столько научных (т.е. аргу-
ментированных фактами) и эмоциональных (т.е. аргументиро-
ванных домыслами) версий. Впрочем, одного мнения здесь нет
и быть не может, поскольку любая версия несет в себе новое
прочтение и истолкование не только собственно исторического
источника, но и нашего прошлого в целом. Станет ли она досто-
янием науки и насколько долго продержится — уже второй во-
прос: судьбу идеи предсказать нельзя. Важно только помнить,
что единственная гарантия развития науки и общества заключа-
ется в постоянном наличии в обращении «множественных аль-
тернатив», которые только и обеспечивают возможность выбора
наилучшего решения.
Напоминать об этой истине приходится потому, что на про-
тяжении последних десятилетий истолкование текста «Сло-
ва...», а вместе с тем и событий 1185 г., шло исключительно под
углом зрения «половецкой опасности» для Руси конца XII в.
При этом высказывающиеся закрывали глаза на дружеские свя-
зи князей и ханов, забывали межэтнические браки и их послед-
ствия, хотя, как я писал выше, тот же Игорь Святославич был по
крови (и, вероятно, по воспитанию) на 3/4 половцем.
Не принималось в расчет и другое: с одной стороны, — тесная
дружба Игоря и Кончака, которая, как свидетельствует лето-
пись, крепла от года к году и завершилась женитьбой Владимира
Игоревича на дочери Кончака, а с другой, — ожесточенная усо-
бица Игоря с Владимиром Глебовичем, князем переяславль-
ским, возникшая, кстати сказать, в результате именно этой
дружбы.
Так сложилась парадоксальная ситуация, когда Игоря одни
объявляли воином-героем, выступившем «за землю Русскую», а
другие — «предателем русских национальных интересов». Вот
как, к примеру, формулирует свои обвинения против Игоря
Б.А.Рыбаков, считавший, что в «Слове о полку Игореве» отра-
жена «неслыханная военная измена перед лицом половецкой опасно-
сти, когда Кончак шел на Киев»: «Игорь, во-первых, не участвовал
в организованном Святославом общем успешном февральском по-
ходе 1185 г.; во-вторых, нарушив феодальную субординацию, он
тайно от своего сюзерена задумал сепаратный поход; в-третьих,
не сумел обеспечить разведку и обрек свое войско на неслыханное
поражение; в-четвертых, нарушил общерусскую оборону и открыл
дорогу половцам; в-пятых, сорвал большой поход на Дон, заставив
вместо этого всех князей вести оборонительные бои на Днепре и

Сейме; в-шестых, поставил Святослава и других князей, хотев-
ших выкупить пленных, если верен рассказ о выкупе, под угрозу ра-
зорения»46. И это при том, что ни в одном из этих обвинений нет
ни слова правды — достаточно внимательно прочитать летопись
и текст «Слова...»! Любопытно, что никто не попытался рассмо-
треть ситуацию под углом чисто человеческих отношений, но
такое было время, когда и в нашей общественной жизни пред-
почитали говорить о «народе», напрочь отказываясь признавать
составляющих его «человеков»... В результате таких искусствен-
ных построений, призванных оправдать тезис о «половецкой
опасности», искажалась историческая перспектива и под со-
мнение невольно ставилась подлинность замечательного поэти-
ческого произведения. Намеренно или бессознательно авторы
подобных концепций, вопреки историческим фактам, утверж-
дали национальную рознь в древней Руси, а главную идею по-
эмы — призыв к миру, провозглашенный русским поэтом XII ве-
ка, — подменяли идеологией «крестового похода» против
«поганых».
Столь же тенденциозно и восторженно-патриотически трак-
товался рассказ о походе Игоря и его первой встрече с половца-
ми, звучавший почти барабанным боем: «в пятьк потопташа по-
ганыя пълкы половецкыя...» А что было на самом деле?
Кроме текста «Слова...», современный историк располагает
двумя версиями событий апреля-мая 1185 г., освещенных с диа-
метрально противоположных позиций. Рассказ, включенный в
текст Ипатьевского списка летописи и несущий на себе отпеча-
ток явного влияния поэмы («Каяла», «море» и пр.), повествует о
случившемся наиболее подробно и с позиций, благоприятству-
ющих новгород-северскому князю [Ип., 637-644]47, хотя теперь
трудно сказать, что здесь соответствует действительности, а что
является домыслом позднего обработчика. Наоборот, краткое
изложение того же сюжета в Лаврентьевском списке можно на-
звать в первой его части памфлетом — столько в нем неприязни
к черниговским князьям и издевки над их пленением половца-
ми [Л., 397-399].
И вот что интересно: попыткой военного похода рисует это
предприятие только Лаврентьевский список, тогда как внима-
46
Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971,
с. 94 и 181.
47
Далее тексты приводятся по Ипатьевскому списку с необходимой
правкой по Хлебникове кому.
тельное прочтение начала рассказа Ипатьевского списка ставит

такую посылку сразу же под сомнение. В своих статьях Д.СЛи-
хачев не раз подчеркивал, что древнерусские писатели в зависи-
мости от цели и задач своей работы использовали разную терми-
нологию, придерживаясь своего рода «этикета». Распространяя
такой взгляд на лексику автора рассказа Ипатьевского списка,
можно видеть, что Игорь не «выступил», не «исполчился», не
«вступил в стремя», как обязан был бы сказать летописец о нача-
ле военного похода, а всего только «поехал» из Новгорода, «взяв
с собой» своего брата, племянника и старшего сына, Владимира
Игоревича, только что получившего в самостоятельное княже-
ние Путивль, однако еще не женатого. Тем самым писавший
указывал, что воинские подвиги не являлись целью данного по-
хода. К тому же, собравшиеся ехали «не спеша», совсем не забо-
тясь о том, что об их поездке может кто-либо проведать.
Еще более удивительно выглядит эпизод со «сторожами», то
есть разведчиками, которые, вернувшись, сообщили Игорю, что
«видехомся с ратными, ратницы ваши со доспехомъ ездятъ», по-
этому надо или «поспешить» — куда? — или возвратиться домой,
ибо «не наше есть время». Не правда ли, странная дилемма для
собравшихся в набег?
Впрочем, ситуация требует некоторых пояснений.
Без разведки, постоянно высылаемой вперед и по сторонам,
в то время не отправлялись ни в какое путешествие, всё равно,
ехали ли из одного замка в другой, двигались ли торговым кара-
ваном или предпринимая военный поход. Так было в Европе,
так было в Азии и в Африке. Но кто такие «ратницы ваши» и по-
чему автору было важно подчеркнуть, что они «ездят с доспе-
хом»? В одной из своих предыдущих работ, опираясь на чтение
Хлебниковского списка «наши», я предположил, что «сторожа»
виделись с русскими дозорными, которые и предупредили их об
опасности, исходя из того, что половцы никогда не расстава-
лись с оружием («доспехом») и что слово "ратный" означает
только «военного», «вооруженного человека», но не «противни-
ка»48. Не отказываясь от возможности такого прочтения данно-
го фрагмента, считаю необходимым указать на употребление
данной лексемы также и в смысле «противник» в конце галиц-
ко-волынской части Ипатьевской летописи: «а кто не сретить
мене, тыи ратный мне», находящийся в той же Ипатьевской лето-
48
Никитин А.Л. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М.,
1998, с. 108 и 161.
писи [Ип., 849]. А.И.Генсиорский в своем исследовании лекси-

ки и фразеологии галицко-волынского летописания приводит
еще несколько подобных примеров под 1224, 1234, 1254 и
1261 гг.49
Однако возможно и другое понимание лексемы "доспех", ко-
торая в данном контексте может обозначать не воинский до-
спех, а указание на поспешность половецких передвижений по
степи, вызванной какой-то озабоченностью50.
В связи с этим возникает вопрос: если новгород-северский
князь ехал в степь не к врагам, а к друзьям, то к кому же? Таким
другом, насколько известно, у него был только Кончак. Начиная
с 1174 г. на страницах Ипатьевской летописи множатся свиде-
тельства растущей дружбы русского князя и половецкого хана,
старшего среди Шаруканидов. В 1180 г. оба они участвуют в сов-
местных боевых операциях в составе войск Святослава Всеволо-
довича, причем половцы специально просят определить их под
начало Игоря («Святославъ въеха с братома в Киевъ. Половци же
испросиша у Святослава Игоря, ать ляжеть с ними под Долобьску»
[Ип., 621]). В 1183 г. из-за Кончака, которого Игорь не дал огра-
бить и пленить Владимиру Глебовичу, развязывается кровавая
усобица между новгород-северским и переяславльским князья-
ми, которая к весне 1185 г. всколыхнула и другие русские княже-
ства. Как известно, Владимир Глебович подверг земли Игоря та-
кому же разгрому, какой в мае 1185 г. там же учинил Гзак.
Так не о новой ли опасности со стороны переяславльского
князя, которому Игорь нанес ответный удар, предупреждали до-
зорные? Мне кажется, нет. Считается, что весной 1185 г. погра-
ничные русские земли должны были ожидать набега половцев,
которым нужен был полон для выкупа своих ханов, захваченных
во время похода русских князей весной 1184 г. [Ип., 632]. В сво-
их более ранних работах неожиданное появление Гзака, пленив-
шего Игоря, я также склонен был объяснять этими причинами,
не обратив внимания на то, что 21 апреля 1185 г., т.е. буквально
49
Генсьорський Α.Ι. Галицько-Волинський лггопис (лексичш, фразео-
лопчш та стшистичш особливосп). Кшв, 1961, с. 82 и 118.
50
Замечательно толкование этого места академиком Б.А.Рыбаковым.
По его словам «сторожа» «видели половецких всадников и по наличию с
ними четырехколесных повозок - телег с доспехами - определили серьез-
ные воинственные намерения половцев», поскольку те возили с собой на
телегах не только доспех, но и «запасы стрел» (!). Если к этому добавить, что
«войско Игоря» определено академиком «около 10-15 тысяч всадников», из
которого в результате «битвы» ускользнуло «15 человек» (Рыбаков Б.А. Петр
Бориславич. Поиск автора «Слова о полку Игореве». М., 1991, с. 72, 74,84 и
136), то «научность» подобных выводов не нуждается в комментариях.
за два дня до выступления Игоря из Новгорода Северского,

полк Романа Нездиловича, посланного Святославом вместе с
берендеями, взял вежи половецкие, много полона и коней («Тое
ж весны князь Святослав посла Романа Нездиловича с берендичи
на поганыа половцы. Божиею помощию взяша веже половецкиа,
много полона и коней, месяца априля въ 21» [Ип., 637]), о чем
Игорь просто не мог еще знать. Очень может быть, что о естест-
венном обострении обстановки в степи, вызванной действиями
киевского князя, и предупредили разведчиков «наши ратные»:
степь полнилась слухами и волнением, поскольку половцам
нужно было собирать выкуп или обменный полон. Готовясь
продолжать путь, Игорь въезжал в тревожную неизвестность.
Между тем, Гзак, сыгравший трагическую роль в судьбе Иго-
ря, пошел на Русь как раз за «обменным фондом»: ему нужно
было золото или люди, чтобы вызволить «свою братию». Кня-
жеская «потеха» оборачивалась кровавой данью для простых
людей, расплачивавшихся жизнью и свободой за нарушенный
мир со Степью. Вот почему, когда Игорь и его спутники оказа-
лись в плену, Гзак, если верить летописи, тотчас же послал в Ки-
ев гонца с вестью к князьям: или вы приходите к нам по свою
братию, или мы идем к вам («И поиде путем гость, они же казаша
рекуще: пойдете по свою братью, али мы идем по свою братью к
вам» [Ип., 399]). Как можно убедиться, «правила игры» оказыва-
ются именно такими, как я показывал выше.
Но всё это произошло несколько дней спустя. А пока в степь
были высланы дозоры. И здесь весьма примечателен ответ, кото-
рый вкладывает в уста Игоря автор летописного рассказа, что,
дескать, не столкнувшись с опасностью, повернуть назад — «срам
пуще смерти», т.е. вернуться можно только при неизбежности
боя. Другими словами, здесь ясно сказано, что бой не был целью
экспедиции. А что еще? Ведь ни опасность встречи с врагом, ни
солнечное затмение, ни сопровождающие его зловещие знаме-
ния, столь ярко и поэтично описанные в «Слове...», ни преду-
преждение разведчиков не остановили Игоря и его спутников в
их движении. Получается, что причина поездки была настолько
важна, что зловещими приметами можно было и пренебречь.
Парадоксальная ситуация, которая возникает при анализе
фактов, разрешается в летописном рассказе столь же парадок-
сально: Игоря ожидала в полном смысле слова бескровная побе-
да. В описании первой встречи с половцами согласны все три,
столь противоречащие друг другу источника — памфлет Лаврен-
тьевской летописи, «Слово...» и текст Ипатьевской летописи, со-
хранивший наиболее обстоятельное описание происходившего.
Последуем за ним.
Русский отряд подошел к берегу реки Сюурлий в полдень.

Половцы уже ожидали прибывших на противоположном берегу,
выстроившись в боевой порядок. За ними стояли их «дворцы на
колесах» — вежи, скрип которых разносился предшествующей
ночью далеко по степи, как «крик распуганных лебедей». Кня-
зья не успели «исполчиться», т.е. построиться в боевой порядок
(стоит отметить, что ни о каких «полках» ранее и речи не было,
князей сопровождали только «дружины», что далеко не одно и
тоже) и подойти к реке, как из рядов половцев выскочили луч-
ники и, «пустиша по стреле на русь», тотчас же ударились в бегст-
во. «Поскакали и те половцы, которые стояли далеко от реки», -
пишет автор рассказа [Ип., 639-640]. Иными словами, не при-
няв бой, а лишь «отсалютовав» русским своими стрелами, по-
ловцы бежали, бросив на произвол судьбы свои дома и семьи.
Русские, перебредя речку, бросились к вежам, но боя так и не
было...
Не правда ли, странно? Во-первых, в случае военных дейст-
вий вежи откочевывали глубоко в степь, где их не мог найти
противник, а не выдвигались в район боевых действий. Во-вто-
рых, половцы явно ожидали русский отряд, но не собирались с
ним сражаться. В третьих, они бросили своих близких на ми-
лость победителя, словно были уверены, что с теми ничего не
случится. И это — те самые половцы, которые уничтожили пече-
негов, неизменно разбивали войска византийских императоров,
нанесли сокрушительное поражение объединенным силам рус-
ских князей в 1068 году и спасли Грузию от турок-сельджуков?
Те самые, что потом неизменно обращали в бегство отряды кре-
стоносцев?
В таком случае, перед нами не бой, а всего лишь его инсце-
нировка. А следом начался «пир победителей», в описании ко-
торого наши источники тоже согласны. Он продолжался всю
ночь, хмельной, радостный и беспечный. Последнее, может
быть, самое невероятное, поскольку князья должны были ожи-
дать не только возвращения половцев, но и подхода их других
соединений. И всё же русские князья были настолько уверены в
своей безопасности, что на следующее утро «изумились», по
словам летописца, увидев себя окруженными половцами Гзака.
А что иное они могли ожидать?
Странности на этом не кончаются. В руках русских князей
находился богатый полон, которым они могли обеспечить свою
свободу. Однако, как можно понять, вопрос об обмене не под-
нимался, как если бы Игорю и его спутникам нечего было пред-
ложить Гзаку. И возникает новый вопрос: а как же «красные дев-
ки»? Не здесь ли следует искать ключ к разгадке?
В ряде мест «Слово о полку Игореве» оказывается куда точ-

нее, чем летописи, особенно там, где этого требовали законы
рыцарской поэтики. В перечне трофеев, захваченных на берегу
р. Сюурлий, нет ни рабов, ни женщин, ни стариков, - никого,
кто должен был оставаться в вежах. Нет там ни золота, ни ору-
жия, а только молодые половчанки, «красные девки половец-
кие», вместе с которыми был захвачен обоз с одеждами, украше-
ниями и тканями: «И рассушясь стрелами по полю, помчаша
красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя
оксамиты; орьтьмами и япончицами, и кожухы начашя мосты мос-
тити по болотомъ и грязивымъ местомъ, и всякими узорочьи поло-
вецкыми». Если вспомнить, что в конце «Слова...» синонимом
дочери Кончака оказывается именно «красная девка», трудно
освободиться от впечатления, что перед нами обоз с приданым
невесты, которую сопровождают подружки-фрейлины. Ну, а
поскольку известно, что результатом всех этих событий стал
брак Владимира Игоревича с Кончаковной, логично предполо-
жить, что с самого начала «поход Игоря» преследовал заранее
намеченную и задолго подготавливаемую обеими сторонами
цель — женитьбу старшего сына новгород-северского князя на
дочери половецкого хана, старшего в роду Шаруканидов.
Более того, описание этого приданого удивительно схоже с
приданым Марии, дочери болгарского царя Калояна, половчан-
ки по происхождению, выехавшей на встречу с женихом, Генри-
хом (Анри) Энно, императором Латинской империи, как это
описывает Робер де Клари, называя ее ошибочно «дочерью» Бо-
рила, которому она приходилась племянницей: «Потом он ото-
слал ее к императору и велел подарить ему 60 лошадей, все они бы-
ли нагружены добром, и золотом, и серебром, и шелковыми
материями, и богатыми сокровищами; и не было там ни одного ко-
ня, который не был бы покрыт попоной из малинового шелка, столь
длинной, что она волочилась позади каждой лошади на целых семь
или восемь шагов; и никогда не продвигались по грязи или по худым
дорогам, так что никакая материя не была разорвана, и все были
исполнены великой красоты и благородства»51.
Таким образом, загадочный инцидент на берегу Сюурлия
оборачивается вполне реалистической картиной степной свадь-
бы, начавшейся столь характерным ритуальным «боем за невес-
ту» с последующим «похищением» самой невесты и ее подружек
(к слову сказать, тоже невест!), с «грабежом» приданого, с по-
следующим «пиром победителей», на котором пили и пели и ко-
торый, согласно степным законам, в этот день проходил обяза-
51
Робер де Клари. Завоевание Константинополя, CXVII, с. 79.
тельно без родителей невесты. Последние появлялись только на

следующий день, когда невеста уже становилась женой «похи-
тителя», с которого получали калым «за бесчестие».
Но первым на следующий день оказался не Кончак, а Гзак,
который шел за полоном. Предостережения «сторожей» были
не напрасны. Кончак пришел, когда незадачливые сваты и но-
вобрачные оказались уже в плену. Конечно, ни о каком «трех-
дневном бое» говорить не приходится хотя бы потому, что самые
крупные сражения средневековья заканчивались к концу пер-
вого светового дня, а битва на Куликовом поле длилась «от шес-
того до девятого часа», т.е. менее трех часов: «до вечера» продол-
жалось лишь преследование бегущего противника.
Предположение, что всё описание трехдневного сражения «иду-
ще вкруг озера» было вставлено при позднейшей переработке ле-
тописного рассказа под влиянием «Слова...», подтверждается
наличием в его тексте «черных людей» и «отроков боярских»,
поскольку первый из этих терминов появляется в документах не
ранее XIV в., а второй известен только в данном контексте Ипа-
тьевской летописи. Если же его признать идентичным термину
"дети боярские", то последний начинает употребляться в доку-
ментах Московского государства лишь во второй четверти XV в.
Другими словами, рассказ Ипатьевской летописи, на основании
которого Б.А.Рыбаковым и его последователями делаются дале-
ко идущие интерпретации «похода Игоря» и его «пути в Поло-
вецкую степь», возник не ранее начала XV в., переработав уже
имевшийся текст в соответствии с экспозицией уже перерабо-
танного «Слова о полку Игореве» и представлениями нового
времени о прошлом. И с этой точки зрения академик был неда-
лек от истины, выказывая свое недовольство «автором-галича-
нином» и «придуманном им рассуждении о черных людях»52.
Что же касается Игоря и его спутников, то вероятнее всего,
они были повязаны под утро половцами Гзака еще полусонны-
ми, а вместе с ними был захвачен и калым, который Игорь вез
Кончаку, — то самое загадочное «руское злато», в связи с потерей
которого, по свидетельству автора «Слова о полку Игореве» и к
великому смущению его исследователей, оплакивали («каяли»)
Игоря различные народы53. В самом деле, откуда у Игоря, если
52
Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники..., с. 252.
53
Об этом значении древнерусского слова, ныне совершенно забытом
из-за псевдопатриотической тенденциозности, с позиций которой у нас до
последнего времени рассматривался поход Игоря, напоминал еще Е.В.Бар-
сов, указывая примеры в древнерусской письменности, где лексема "каять"
выступает в качестве синонима «сожалеть» или «жалеть», откуда "окаян-
он шел в набег на половцев, могло оказаться «русское злато»?

Теперь и эта загадка получала объяснение.
Кончак прибыл слишком поздно: если верить Лаврентьев-
ской летописи, Гзак успел даже послать известие в Киев князьям
с предложением обмена пленных, хотя последнее могло прои-
зойти даже на следующий день. Вероятно, молодоженов и
«красных девок» ему всё-таки пришлось освободить во избежа-
ние неприятностей со стороны Кончака и донских половцев, к
числу которых, скорее всего, Гзак не принадлежал, будучи по-
ловцем поднепровским, пострадавшим от набега Романа Не-
здиловича. Но на Игоря и остальных такая неприкосновенность
не распространялась. Если вспомнить, что в 1168 г. Олег Свято-
славич, старший брат Игоря, захватил вежи Гзака, пленив его
жену и детей, («Той же зиме ходиша Олговичи на половци, бе бо
тогда люта зима велми, и взя Олег веже Козины, и жену, и дети, и
злато, и сребро, а Ярослав Беглюковы веже взя, и похваливше Бо-
га и пречестную его Матерь, възвратишась въ свояси» [Ип., 532]),
можно допустить, что половецкий хан взял своего рода реванш.
Неизвестно, какие отношения у Гзака были с Кончаком, во вся-
ком случае, не дружественные. Вот почему, отпустив Игоря на
поруки, он всё-таки отправился в Посемье грабить земли ново-
явленного зятя Кончака, не поддавшись на уговоры обратиться
против их общего с Игорем врага, переяславльского князя Вла-
димира Глебовича, куда тотчас же отправился сам Кончак.
Насколько вероятна такая трактовка событий?
Она основана не на допущениях, а на точном прочтении ис-
точников и хорошо согласуется как с ними, так и с общим укла-
дом русско-половецких отношений, разрешая многие недо-
уменные вопросы. Она объясняет характер экспедиции (или
«поездку») Игоря, опасения и колебания его спутников, снима-
ет загадку «первого боя» и согласуется даже в таких деталях, как
наличие в руках Игоря «русского золота», являвшегося калымом
за невесту для сына. Вместе с тем, можно привести еще ряд фак-
тов, подтверждающих выдвинутое объяснение. Сватовство в те
времена было делом длительным, даже среди друзей, и, судя по
примерам, сохраненным летописями, между сговором и свадь-
бой проходило несколько лет в полном соответствии с гречески-
ми законами54, причем малолетние невесты могли до свадьбы
ный" = "несчастный", упрекая переводчиков в невнимательности к фактам

языка (Барсов Е.В. Слово о полку Игореве как художественный памятник
Киевской дружинной Руси, т. III. Лексикология «Слова». М., 1890, с. 352.
54
«Обручение христиан происходит между лицами младшего возраста,
начиная от семи лет и позже...» [I, 1]; «У христиан брак заключается либо в
подрастать в доме своих будущих мужей, играя в куклы, как, на-

пример, Верхуслава, дочь Всеволода Юрьевича суздальского,
которой было всего только восемь лет, когда в 1187 г. ее венчали
с Ростиславом Рюриковичем [Ип., 658].
Жениху ее в тот момент было около 15 лет — столько же,
сколько в 1185 г. было Владимиру Игоревичу. По тем временам
это был «возраст зрелости», когда юноша обретал полную само-
стоятельность, мог заводить семью, а княжичу выделялся собст-
венный удел. Вероятно, дочери Кончака было чуть меньше, т.е.
13-14 лет, а вернулись они на Русь в последних числах 1187 г. уже
с первенцом, которому должен был исполниться год («Тогда же
приде Володимерь ис половець с Коньчаковною, и створи свадбоу
Игорь сынови своемоу, и венча его и с детятемь» [Ип., 659]). Что
подготовка этого брака началась задолго до поездки, сомневать-
ся не приходится. Летопись даже называет человека, занимав-
шегося переговорами с Кончаком: им был Ольстин Олексич, со-
провождавший Игоря и жениха в степь. За два месяца до
майских событий он тоже находился «в половцах» с какой-то
миссией55, и ехал он не с мифическими «ковуями», которые пре-
вратились в «черниговскую помощь», а просто «ко вуям своим»,
т.е. к дядьям по материнской линии: родственники среди полов-
цев были как у князей, так и у бояр, каким предстает по полноте
своего имени Ольстин Олексич.
Предрешенность женитьбы Владимира Игоревича можно
вывести также из того, что молодой княжич выехал к отцу «из
Путивля», только что полученного им в удел, т.е. уже не княжи-
чем, а князем, что неизменно предшествовало свадьбе, которая,
таким образом, завершала выделение юноши из семьи и свиде-
тельствовала о его самостоятельности и независимости56.
Тем самым разрешается и вопрос, неоднократно поднимав-
шийся исследователями «Слова...», о причине именно в Путив-
письменной, либо в устной форме между мужчиной и женщиной, (каждый)

из которых находится в возрасте, соответствующем союзу, — для мужчин
начиная с пятнадцати лет, для женщин — с тринадцати лет, по обоюдному
их желанию и с согласия родителей» [II, 1] (Эклога. Византийский законо-
дательный свод VIII века. М., 1965, с. 44-45).
55
Как сообщает Ипатьевская летопись, в конце февраля того же 1185 г.,
отказываясь участвовать в совместном походе Святослава Всеволодовича и
Рюрика Ростиславича на половцев, Ярослав Святославич, князь чернигов-
ский «молвяшеть бо тако: азъ есмь послалъ к нимъ моужа своего Ольстина
Олексича, а не могоу на свои моужь поехати» [Ип., 636].
56
Подробнее о событиях 1185 г. см.: Никитин А.Л. «Слово о полку Иго-
реве». Тексты. События. Люди. М., 1998.
ле, а не в Новгороде Северском, «плача» Ярославны, матери

Владимира Игоревича, которая именно в «стольном граде» сво-
его сына должна была ожидать возвращения мужа и первенца с
невесткой.
Текст «Слова...» сохранил еще одну любопытную деталь, так
и не понятую многочисленными исследователями древнерус-
ской поэмы, более того, истолкованную в прямо противопо-
ложном смысле. Речь идет о желании Игоря «копие приломити
конець Поля половецького», что всегда воспринималось как же-
лание вступить в бой с половцами. Между тем, выражение «при-
ломить копье», т.е. ликвидировать возможность продолжения
боевых действий, было этикетной формулой заключения мира,
тем более, что указывалось, где это должно произойти: не в По-
ле, а на его границе. Существование схожего обычая отмечено и
в русско-литовских летописях под 1375 г., где Ольгерд, заключая
мир с московским князем Дмитрием Ивановичем выговаривает
себе право «копье о стену замковую сокрушити»57, что, наряду с
заключением мира, подчеркивает характер его «завоеванное™».
Но если всё так, как возник традиционный взгляд на собы-
тия?
Как показала в одной из своих работ JI.П.Жуковская, «Слово
о полку Игореве» попало к А.И.Мусину-Пушкину в списке, со-
зданном в последней трети XV в. Между 1185 г. и этой датой
текст поэмы неоднократно переписывали и перерабатывали,
причем орфография, как показала исследовательница, позволя-
ет с уверенностью говорить, по крайней мере, о трех серьезных
57
«А по долгих намовах дался Олгерд для еднаня и примиря, еднак же
под кондициами, абы ему вольно было з частю рицерства литовского и па-
нами переднейшими до замку Московского збройно вьехавши копию о сте-
ну замковую скрушити, а для безпечности примирья границ литовских з
Москвою по Уфу реку, абы сам князь Димитрий з митрополитом и з бояра-
ми своими присягою потвердил, выправу военную ему и войску его литов-
скому заплатил, що все великий князь московский и с п о л н и т обецал. А
Ольгерд тежь перестаючи на кондициах умовленых доброволне поданых
без жадной войны, въехал в замок Московский доброволне отвореный, там
же в церкви Димитрия князя привитал, и, даючи ему красное великодное
яйце, молвил: «Видиш, княже Димитрий, хто з нас раней на войну встал». А
отдавши яйце, копие свое скрушил о браму, абы Москва памятала, же лит-
ва з Олгердом была в Москве и копие свое Олгерд крушил о браму» (ПСРЛ,
т. 32. Хроника Литовская и Жмойтская. М., 1975, с. 61). В Евреиновской ле-
тописи речь идет о том, чтобы Ольгерд «приклонил» (по-видимому, «прело-
мил») свое копье (ПСРЛ, т. 35. Летописи белорусско-литовские. М., 1980, с.
223-224). За указание на этот текст искренне благодарю И.Г.Добродомова.
15*
58
редактурах . Как при этом менялось его содержание, сказать
трудно. Однако перестановки, которые предлагал сделать в по-
эме Б.А.Рыбаков, «пополняя» ее текст «Словом о погибели зем-
ли Русской»59, еще раз напоминают о фрагментарности сохра-
нившегося текста.
Сейчас можно думать, что самые серьезные изменения
«Слова...» могли иметь место после Куликовской битвы, будучи
инспирированы ею. Для читателей и слушателей конца XII в.
факт пленения русских князей половцами не представлял траге-
дии, поскольку надо всем главенствовал счастливый конец. По-
сле 1237-1238 гг. такой взгляд был невозможен уже потому, что
половцы-кипчаки составляли основную массу ордынского вой-
ска, т.е. являлись безусловными врагами. Не случайно уже в Ос-
новной редакции «Сказании о Мамаевом побоище», восходя-
щей к первой четверти XVI в., Дмитрий для выяснения
замыслов Мамая снабжает посольство к нему толмачами, знаю-
щими «язык половецкий»60. Таким образом, действительные ан-
типоловецкие настроения на Руси следует датировать не столь-
ко ΧΙ-ΧΙΙ, сколько XIII-XV вв., поэтому в новой исторической
реальности, после победы над Мамаем, переработчик «Слова...»
задним числом обращался к московскому князю Дмитрию Ива-
новичу, говоря, что «Дон ти, княже, кличет, зовет князи на побе-
ду».
Еще раз «Слово...» было извлечено из-под спуда во второй
половине XV в., когда впервые в Московском государстве,
окончательно освободившемся от ордынского ига и сочетав-
шемся в лице Ивана III браком с Софьей Фоминичной, как с
последней реликвией погибшей Византии, возник естествен-
ный интерес к собственной истории. Именно в это время на ос-
нове «Слова о полку Игореве», заимствуя текст и замысел, была
написана «Задонщина», занявшая в литературном процессе ме-
сто древнерусской поэмы. Этим и только этим объясняется от-
сутствие последующих списков «Слова...», тогда как сама «За-
донщина» представлена шестью известными списками. Для нас
безусловная удача, что после такой кардинальной переработки
«Слово...» сохранило свой первоначальный эпилог, где возгла-
шается «слава» Владимиру Игоревичу. Это и был тот первый и
главный итог поэмы, логическое завершение событий 1185 г.,
58
Жуковская Jl.Il. О редакциях, издании 1800 г. и датировке списка
«Слова о полку Игореве». / / «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985,
с.68-125.
59
Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники..., с. 68-85.
60
Сказания и повести о Куликовской битве. JL, 1982, с. 29.
когда истинным героем оказывался не воин, а молодожен, скре-

пивший своим браком союз Руси и Степи.
Если поразмыслить, в условиях кровавой феодальной усоби-
цы, в условиях религиозной и национальной розни, подогревае-
мых на Руси византийским императором и константинополь-
ской Церковью, для которых половцы неизменно были врагами
и «погаными», подобный призыв к миру и дружбе народов ста-
новился актом высокого героизма и подлинного патриотизма.
И в этой обстановке личность новгород-северского князя пред-
стает нам в неожиданном освещении. Будучи феодалом, челове-
ком своей эпохи, вынужденным участвовать в княжеских усоби-
цах (к слову сказать, летописи ни разу не указывают его их
инициатором), Игорь Святославич по праву стал подлинным
народным героем, потому что проводил постоянную линию
против национальной и конфессиональной ограниченности,
выступая за мир между народами, между Русью и Степью.
В XI в. к этому призывал Боян; в конце XII в. этот призыв
вместе с возрожденными поэмами Бояна был снова поднят ав-
тором «Слова...».
Похоже, имя сына Игоря читалось и в начале поэмы. В одной
из своих популярных работ БА.Рыбаков категорически заявил,
что во фразе «Почнемъ же, братие, повесть сию от старого Влади-
мира до нынешнего Игоря» имя Игоря «или вставлено позднее, или
неудачно перемещено»61, хотя дальше этого не пошел. С его за-
ключением можно согласиться. Сохранившееся в тексте проти-
вопоставление «старого» — «нынешнему» требует соответствия
имен, а из всех возможных «Владимиров» в данной ситуации
возможен только Владимир Игоревич, поскольку его именем
поэма и завершается. Появление здесь имени его отца легко объ-
ясняется ошибкой переписчика, если, исходя из ритмической
структуры текста, представить первоначальное написание этой
фразы как «от старого Владимира до нынешнего Игоревича».
Более того. Фраза «спала князю умь похоти и жалость ему зна-
мение заступи», не понятая уже последующими переработчика-
ми текста, по всем канонам лексики и грамматики древнерус-
ского языка сообщающая, что «князем овладела мысль («умь») о
жене («по хоти») и желание заслонило ему предзнаменования»,
которые предупреждали об опасности, не содержала никакой
загадки62, подтверждая, что первоначальным героем поэмы о
61
Рыбаков БА. «Старый Владимир». / / Наука и жизнь, 1986, №10, с. 103.
в2
Дылевский Н. «Спала князю умь похоти» в «Слове о полку Игореве». / /
Людмил Стоянов. Изследвания и статии за творчеството му. София, 1961,
с.317-331.
событиях 1185 г. был именно Владимир Игоревич, а не Игорь

Святославич.
И последнее. Женитьба Владимира Игоревича на Кончаков-
не оказалась своего рода «камнем преткновения» для многих ис-
следователей «Слова...», всякий раз останавливавшихся перед
подобным объяснением событий в силу очередной господству-
ющей концепции. Поэтому саму женитьбу старались игнориро-
вать, вынося ее как бы «за скобки». Однако они не могли пройти
мимо поэтического языка «Слова...», в котором фигурировали
«сваты», рисовались картины «пира», слышались обрывки сва-
дебных «слав», а образность метафор прямо перекликалась с
символикой свадебной обрядовости. Разгадка напрашивалась
сама собой, но камертоном толкований служило упорное отне-
сение «Слова...» в разряд дружинной, воинской поэзии. Поэто-
му свадебная и пиршественная обрядовость была сведена к по-
этическим метафорам, где битвы уподоблялись «пирам»,
противники — «сватам» и т.д. И лишь сравнительно недавно на
страницах «Трудов Отдела древнерусской литературы» появи-
лась заметка американского филолога Р. Манна63, в которой был
поставлен вопрос: а так ли случайны эти системы свадебной об-
разности в «Слове...»?
Как я показал, о случайности говорить не приходится, по-
скольку только такое прочтение, вместе с вычленением в тексте
«Слова...» фрагментов произведений Бояна, древнерусского по-
эта, жившего во второй половине XI в. в Киеве, позволяет разре-
шить абсолютное большинство исторических и филологических
загадок древнерусской поэмы. Последнее одинаково касается
«дунайского плата» болгарских реминисценций, которые отмеча-
лись большинством исследователей «Слова...», отголосков совер-
шенно неизвестного нам общеславянского эпоса, главный герой
которого, Всеслав, в сознании поэта конца XII в. окончательно
слился с образом исторического Всеслава Брячиславича полоц-
кого, современника Бояна, наконец, совершенно невероятной
ситуации, созданной переработчивами текста в конце XIV или в
первой половине XV века, в результате чего новгород-северский
князь отправляется то ли воевать Половецкую Степь, то ли отво-
евывать у кого-то давно забытое Тмутороканское княжество.
И то, и другое в ситуации исторической реальности 1185 г.
представлялось безусловно абсурдным, вызывая у исследовате-
лей XX в. справедливые подозрения в неаутентичности текста
поэмы. Однако вместо того, чтобы разобраться с разновремен-
63
Манн Р. Свадебные мотивы в «Слове о полку Игореве». / / ТОДРЛ,
XXXVIII, Л., 1985, с. 514-519.
ными напластованиями и трансформацией сюжета, как это обя-

зан был сделать подлинный исследователь, «скептики» предпо-
чли огулом объявить весь текст подделкой конца XVIII в.
продемонстрировав собственную ограниченность и некомпе-
тентность. Впрочем, недалеко ушли от них и представители «ох-
ранного направления» в своем толковании «Слова...», во имя ут-
верждения абсурда, постулированного грамотеями XIV-XV
веков принесшие в жертву партийной борьбы и псевдопатрио-
тизма доброе имя Игоря Святославича вместе с его половецки-
ми родственниками и побратимами...
Народы меняются, как люди. Сейчас из анализа текстов, из

глубин раскопов мы извлекаем наше прошлое, столь удивитель-
ное для нас, как если бы мы заглянули в историю совсем друго-
го народа. И рядом с древней Русью, прочно вросшей в землю
Восточной Европы фундаментами своих белокаменных храмов,
башнями и стенами городов, начинает мало по малу материали-
зоваться образ другого народа, нашего побратима, который так
и не успел пройти положенный ему исторический путь разви-
тия, рассыпав впопыхах своих детей по другим странам, а здесь
остался только в памяти былинных напевов, да и то искаженных
невольной татарщиной.
Сможем ли мы извлечь память о нем из небытия, восстано-
вить историческую справедливость, запечатлеть в веках его об-
раз — покажет будущее. Но попытаться это сделать мы обязаны.
Потому что в истории стран и народов непреложен закон, об-
щий для всего человечества: никто не должен быть забыт.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА

ИПАТЬЕВСКОЙ ЛЕТОПИСИ
О ПОХОДЕ 1185 г. НА ПОЛОВЦЕВ
События апреля-мая 1185 г. в междуречье Днепра и Дона,

ставшие сюжетной основой «Слова о полку Игореве», в русском
летописании отражены двумя, весьма отличающимися друг от
друга источниками: рассказом Лаврентьевского списка летопи-
си, получившем отражение в подавляющем большинстве после-
дующих летописных сводов, и рассказом Ипатьевской летопи-
си, значительно более подробном, но содержащемся лишь в
группе связанных с ее протографом списков (Хлебниковском,
Погодинском, Ермолаевском и Яроцкого). Эти версии отлича-
ются друг от друга объемом фактических сведений и отношени-
ем их авторов к «ольговичам». В Лаврентьевской летописи и за-
висимых от ее протографа списках оно доходит до прямой
издевки над незадачливыми князьями в похвальбе после первой
победы («а ноне поидемъ по них за Донъ и до конца изобьемъ
ихъ; оже ны будет ту победа, идем по них и [в] луку моря, где
же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и
честь» [Л., 397-398]); и плачевном финале («а о наших не бысть
кто и весть принеса за наше согрешение; где бо бяше в нас ра-
дость — ноне же въздыханье и плачь распространися» [Л.,
398]), тогда как в Ипатьевской группе списков рассказ полон
внимания и симпатии к новгород-северскому князю.
Такое неоднозначное отражение событий обычно объясня-
ется, во-первых, исхождением архетипа рассказа Лаврентьев-
ского списка из кругов «мономашичей», враждебных к «ольго-
вичам», тогда как в Ипатьевском изводе использован текст
черниговских летописцев, симпатизировавших Игорю Свято-
славичу и уделявших ему достаточно большое внимание, а, во-
вторых, отнесением написания Лаврентьевского рассказа к бо-
лее позднему времени, чем Ипатьевский, когда уже стала
забываться реальная картина происходившего. Последнее об-
стоятельство в какой-то мере находит свое подтверждение в тек-
сте Новгородской IV летописи, где помещен сильно сокращен-
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185 Г. 457
ный рассказ Лаврентьевского списка, заканчивающийся после

слов «похвальбы» словами, уже не имеющими ничего общего с
действительностью: «И поиде Игорь Святославличь съ двема
сынома и съ братаници за Донъ, а не ведоуще Божиа строение;
и тамо победита ихъ безъ вести: некыи гость принесе весть в
Роусь»1.
Примечательно и другое: в отличие от Лаврентьевского,
текст рассказа Ипатьевского списка содержит большое количе-
ство лексем и фразеологических оборотов, перекликающихся с
текстом «Слова...». А поскольку их последовательность в лето-
писном рассказе соответствует их последовательности в тексте
древнерусской поэмы, это дало основание одним исследовате-
лям указывать на зависимость летописи от поэмы, а другим,
как, например, А.Мазону и А.А.Зимину, — на обратную зависи-
мость поэмы от летописного повествования, ставя под сомне-
ние аутентичность «Слова...»2, тем более, что ряд историков на-
ходят в поэме отражение исторических фактов, имевших место
после 1185 г. и даже прямо принадлежащих началу XIII в.3 К со-
жалению, все эти наблюдения, заслуживающие безусловного
внимания для выяснения принципиальных вопросов взаимоза-
висимости списков летописей и древнерусской поэмы, как и
данные о фразеологических «репликах» «Слова...» в текстах вне-
летописного характера4, стали в советское время не только пред-
метом изучения и обсуждения, но и предметами ожесточенного
(и бесплодного) спора о «подлинности» древнерусской поэмы,
когда спорящие стороны одинаково закрывали глаза на всплы-
вавшие в пылу полемики факты5.
1
ПСРЛ, т. IV, ч. I, вып. 1. Новгородская четвертая летопись. Пг., 1915,
с. 173.
2
Зимин А.А. Когда было написано «Слово»? / / ВЛ, 1967, № 3, с. 142-144.
3
Котляр М.Ф. Чи Mir Роман Мстиславич ходити на половщв рашше
1187 р.? / / У1Ж, 1965, № 1,с. 117-120.
4
Напр., известная приписка к псковскому Апостолу начала XIV в., ко-
торый оказался «забыт» «Энциклопедией Слова о полку Игореве». См. о
нем: Щепкина М.В., Протасьева Т.Н., КостюхинаЛ.М., Голышенко В С. Опи-
сание пергаментных рукописей Государственного Исторического музея. / /
АЕ за 1964 Γ. М., 1965, с. 165-166; Зимин А.А. Приписка к псковскому Апос-
толу 1307 года и «Слово о полку Игореве». / / PJI, 1966, № 2, с. 60-74; Кучкин
В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси.
М., 1984, с. 137-138.
5
Отрадным свидетельством перемен в этой области явилась работа
Л.В.Столяровой, затронувшая и знаменитую приписку к Апостолу 1307 г.:
Столярова Л.В. Записи исторического содержания XI-XIV веков на древне-
русских пергаменных кодексах. / / Д Г В Е 1995. М., 1997, с. 36-37.
Между тем, вопрос о времени появления каждого из указан-

ных текстов (Лаврентьевского, Ипатьевского, известного нам
текста «Слова...») в дошедшей до нас редакции, как и возмож-
ные между ними связи и взаимовлияния, не только принципи-
ально важен, но и в определенной степени может быть решен
путем сопоставления и анализа этих текстов и зафиксирован-
ных ими реалий, что существенно сужает рамки исследования и
позволяет решать именно эти, конкретные вопросы, не уклоня-
ясь в бесплодные дискуссии о вероятности того или иного собы-
тия. Широкая известность всех трех названных текстов позво-
ляет в дальнейшем ограничиваться самыми необходимыми на
них ссылками без привлечения полного их объема, отметив
только, что цитирование приводится по их изданию в корпусе
«Полного собрания русских летописей» (т.е. для Лаврентьевско-
го списка 1377 г. — т. 1, вып. 2. Л., 1927, стб. 397-400; для Ипать-
евского, датируемого временем «около 1425 г.»6 — т. 2, СПб.,
1908, стб. 637-651), а «Слово о полку Игореве» - по изданию
1800 г.
Рассказ Лаврентьевской летописи представляет в данном
случае безусловный интерес по причине старшинства его спис-
ка (1377 г.), хотя начинается с ошибочной даты 6694/1186 г., под
которой помещено описание солнечного затмения, происшед-
шего 1 мая 1185 г., никак не связанного здесь с походом. За ним
следует сообщение о рождении «в то же лето, того же месяца
мая в 18 день» сына у Всеволода Юрьевича. Далее говорится,
что Игорь с двумя сыновьями из Новгорода Северского, Всево-
лод из Трубеча, Святослав Ольгович из Рыльска и «черниговская
помощь» собрались у Переяславля и «вошли в землю» половцев.
Последние послали весть по всей земле своей, но не дождались
помощи, были побеждены в первом бою «и биша и до вежь,
множество полона взяша, жены и дети, и стояша на вежах 3
дни веселяся» [Л., 397]. Далее следует похвальба князей «пойти
6
«Филиграни: 1) собака с ошейником и бубенцем, знак соответствует
№533 (1424 г.) у Лихачева, Палеографическое] знач[ение бумажных водя-
ных знаков]; 2) рыба, соответствует №240 у Лихачева, Бумаж[ные]
мельн[ицы Московского государства]; 3) дракон, знак близок к №531
(1424 г.) у Лихачева, Палеографическое] знач[ение...]; 4) леопард, знак бли-
зок к №569 (1410-1411 гг.) у Лихачева, Палеографическое] знач[ение...].;
5) маленькая геральдическая лилия; 6) двойной полукруг со звездой» (Опи-
сание Рукописного отдела Библиотеки Академии Наук СССР, т. 3, вып. 1.
М.-Л., 1959, с. 303.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185 г. 459
за Дон» и «в луку моря», после чего сами они были окружены

половецкими «стрелками», которые в ожидании остальных
войск «3 дня» не давали русским отрядам подойти к воде, так что
те «изнемогли бо ся бяху безводьемь, и кони, и сами в зной и в
тузе», а когда те всё же прорвались, «ратные» бросились на них и
«притиснули их к воде». В результате «князи вси изъимани быша,
а боляре и велможа и вся дружина избита, а другая изъимана и
та язвена», поэтому «где бо бяше в нас радость, ноне же възды-
ханье и плачь распространися» [Л., 398].
На Русь весть о пленении Игоря принес «гость, шедший ми-
мо». Святослав выступил к Каневу, но половцы бежали «за
Дон», и тогда он возвратился к Киеву. Услышав об этом, полов-
цы тайно пришли к Переяславлю и «взяша все городы по Суле и
у Переяславля бились весь день». Увидев, что острог у Перея-
славля уже захвачен нападающими, из города выехал князь Вла-
димир Глебович «в мале дружине», в результате чего был ранен
«треми копьи». Половцы же вернулись с полоном. «И по малых
днехъ оускочи Игорь князь оу половець», так как «не оставить
бо Господь праведнаго в руку грешничю: очи бо Господни на бо-
ящаяся его, а уши его в молитву их», поэтому половцы «гониша
бо по нем и не обретоша его» [Л., 399].
Считать рассказ Лаврентьевского списка восходящим ко
времени описываемых событий нет никаких оснований. Этому
предположению противоречит наличие таких безусловных
ошибок, как выступление Игоря от Переяславля, традиционно-
го места сбора войск киевских князей против половцев (что в
данном случае не могло быть как по причине усобицы между
Игорем и Владимиром Глебовичем, так и по направлению похо-
да), сообщение о трехдневном веселии «на вежах» и последую-
щем трехдневном же (!) «удержании от воды» войска Игоря по-
ловецкими «стрелками», что является чисто эпическим
преувеличением, позволяющим полагать здесь прямое воздей-
ствие «Слова о полку Игореве» с его «трехдневной битвой».
Столь же существенным свидетельством об известной зависи-
мости летописного текста от текста поэмы может быть истолко-
вано желание князей «пойти за Дон» (в «Слове...» — «Игорь къ
Дону вой ведетъ»), упоминание «луки моря» («а поганаго Кобя-
ка изъ луку моря»), «безводье» и «туга» («въ поле безводне жаж-
дею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче»), указание на за-
хваченные половцами в Посулье грады («по Сули грады
поделиша»). Менее вероятны параллели с ранами Владимира
Глебовича переяславльского, упоминаемые в «Слове...» («а Во-
лодимиръ подъ ранами; туга и тоска сыну Глебову»), бегство

Игоря («Игорь князь поскочи горнастаемъ») и напрасная пого-
ня за ним половцев.
Вместе с тем, в рассказе Лаврентьевского списка присутству-
ют реалии, которых нет в известном тексте «Слова...», как, на-
пример, упоминание «черниговской помочи», наличия в захва-
ченных вежах «жен и детей», упоминание, наряду с князьями и
дружиной, «боляр и велмож», плененных половцами (откуда
они?), причем в Лаврентьевском списке представлены как бы
две версии происшедшего - «князи вси изъимани быша, а боляре
и велможа и вся дружина - избита, а другая (? — А.Н.) изъимана и
та язвена», неведомый «гость», принесший весть о пленении
черниговских князей «на Русь». Все они могли попасть в текст
как в момент создания архетипа, так и при последующей лите-
ратурной обработке сюжета.
В этом плане особенно интересно сравнение Лаврентьев-
ского списка с текстом Ипатьевской летописи. Однако преж-
де, чем к нему приступить, следует напомнить о зависимости
протографа рассказа о походе 1185 г. Ипатьевского списка от
текста «Слова о полку Игореве», причем значительно боль-
шем, чем полагали А.И.Лященко 7 и А.А.Зимин8, считавшие,
что «Слово...» написано на основе рассказа Ипатьевской лето-
писи.
Рассказ Ипатьевской летописи начинается с того, что «Свя-
тославичь Игорь, вноук Олговъ поеха из Новагорода (Северского.
— А.Н.)», взяв с собой Всеволода из Трубецка, Святослава Ольго-
вича и сына Владимира, испросив у Ярослава (черниговского) в
«помочь Ольстина Олексича, Прохорова вноука, с коуи черниговь-
скими». Произошло это 23 апреля 1185 г., «и тако идяхоуть тихо».
Возле Донца их встретило солнечное затмение, происходившее
«в год (т.е. час) вечернии» (т.е. «во время службы вечерней», что в
православном богослужении определяется от 2 до 5 часов попо-
лудни9 и хорошо согласуется со временем действительного за-
7
Лященко A.M. Этюды о «Слове о полку Игореве». / / ИОРЯС, XXXI. Л.,
1926, с. 147-158.
8
Зимин Α.Λ. Ипатьевская летопись и «Слово о полку Игореве». / / ВИ,
1968,№ 6, с. 43-64.
9
Никольский К. Пособие к изучению устава богослужения православ-
ной Церкви. СПб., 1900, с. 152-153. При пользовании данным пособием
следует делать поправку на «декретное время», введенное советской влас-
тью, которым мы пользуемся до сих пор.
тмения 1.5.1185 г.10), после чего путешественники, перейдя До-

нец, пришли к Осколу, где два дня ждали Всеволода из Курска, а
оттуда вместе перешли к Сальнице. Здесь их встретили «сторо-
жа» (т.е. разведка), посланные «ловить языка», которые сообщи-
ли, что они «виделись с ратными, ратници наши (вар. «ваши») со
доспехомъ ездять» [Ип., 638-639], и предложили вернуться до-
мой. На совете решено было продолжать поездку, и на следую-
щий день «во обеднее время» они встретили «полки половецкие»,
стоявшие перед вежами на противоположной стороне реки Сю-
урлия.
Приехавшие «изрядиша полковъ б»: в середине полк Игоря,
справа - Всеволода, слева - Святослава Ольговича, впереди
«дроугыи полкъ Ярославль, иже бяхоу с Ольстиномъ кооуеве, а
третии полк на переди же — стрелци, иже бяхоуть от всихъ князии
выведени», и начали спускаться к реке. Не успели они перейти
реку, как половецкие стрельцы «пустиша по стреле на роусь и
тако поскочиша», после чего ударились в бегство и все осталь-
ные силы половцев, бросив на произвол судьбы свои вежи. За
ними помчались все, кроме Игоря и Всеволода, о которых ска-
зано, что «роусь дошедше вежь и ополонишася», остальные вер-
нулись «с полоном» ночью. На совете было предложено тотчас
же уходить, воспользовавшись победой, поскольку «видихомъ
полки половецькии, оже мнози соуть», но оказалось, что кони
Святослава Ольговича «не могоуть». На следующее утро поло-
вецкие полки окружили русскую ставку, «аки борове», и остав-
шиеся увидели вокруг себя «землю всю — Кончака и Козоу Боур-
новича, и Токсобича, Колобича и Етебича, и Терьтробича».
Окруженные, желая «бо бьющеся доити рекы Донця», спеши-
лись, объясняя это тем, что «оже побегнемь оутечемь сами, а чер-
ныя люди оставим, то от Бога ны боудеть грехъ» [Ип., 641]. Так
бились до вечера, затем настала ночь субботняя, и продолжали
биться, а на рассвете воскресенья «возмятошася ковуеве в полкоу
побегоша». Игорь поехал вслед за ними, желая вернуть, но был
схвачен половцами, причем сказано, что с «ковуями» никого
«добрых» не ушло, разве кто «от простыхъ или кто от отрокъ бо-
ярскихъ». Что же касается «добрых» людей, то они бились пе-
шими, идя «вокруг озера», пока не были перебиты или схвачены.
«И тако во день святого воскресения наведе на ня Господь гнев
10
СвятскийД. Астрономические явления в русских летописях с научно-
критической точки зрения. Пг., 1915, с. 22-27.
свои, в радости место наведе на ны плачь и во веселье место желю

на реце Каялы» [Ип., 642-643], заключает автор.
За описанием битвы следует покаянный «плач» Игоря, в ко-
тором он корит себя, что «взяхъ на щитъ городъ Глебовъ: оу Пе-
реяславля тогда бо не мало зла подъяша безвиньнии христьа-
ни», спрашивает, где теперь его брат, племянник, сын, «где
бояре доумающеи, где моужи храборьствоующеи... где кони и
ороужыя многоценьная», и молит: «Господи, Боже мои, не от-
ригни мене до конца». Рассказ заканчивается «разводом» плен-
ных с указанием, кто кого взял: Игоря — «Тарголове моужь име-
немь Чилбоук, а Всеволода, брата его, ял Роман Кзичь, а
Святослава Олговича — Елдечюкъ въ Вобурцевичахъ, а Воло-
димера — Копти в Оулашевичихъ"; тогда же Кончак поручился
"по свата Игоря, зане бяшеть ранен» [Ип., 643-644]. Что касает-
ся остальных, то, по сведениям летописца, «роусь съ 15 моужь
оутекши, а ковоуемь мнее, а прочии в море истопоша».
По изложении действий Святослава киевского, который по-
сле встречи с Беловолодом Просовичем, прибежавшим с поля
битвы, отправил своих сыновей в Посемье, а Давыда смолен-
ского — к Треполью, рассказ Ипатьевской летописи возвраща-
ется к Кончаку, пришедшему к Переяславлю, где Владимир Гле-
бович в схватке был «язьвен... треми копьи» [Ип., 647]11.
Услышав о приближении сил русских князей, половцы ушли
от Переяславля и на обратном пути осадили Римов, взяв в по-
лон всех, кто не успел уйти из города.
Игорь же «тотъ годъ (т.е. «тогда». — А.Н.) бяшеть в полов-
цехъ», которые «слоушахоуть его и чьстяхоуть его... бесъ пря
творяхоуть повеленое им». Самым замечательным оказывается,
что он «попа же бяшеть привел из Роуси к собе», что можно счи-
тать безусловной правкой редактора, понявшего выражение
«тот год» как год календарный, а не как 'тот час' или 'в то вре-
мя'. В рассказе о пребывании Игоря в плену и обстоятельствах
его побега, представляющем самостоятельный сюжет, особого
11
Много позже они будут названы «язвами смертьными», дав основа-
ние таким исследователям, как Б.А.Рыбаков, обвинять Игоря (!) в его смер-
ти (Рыбаков БА. «Слово о полку Игореве» и его современники. И., 1971, с.
182), забывая слова Владимира Мономаха: «дивно ли, оже мужь оумерлъ в
полку?» [J1., 254]. Между тем, как выясняется далее, Владимир Глебович
еще два года спустя после этих событий был здоров и бодр, ездя «напереди»
в полку, и умер, разболевшись во время похода «болезнию тяжкою», от ко-
торой скончался в пути, а вовсе не от старых ран [Ип., 652].
внимания заслуживает фраза, что «избави и Господь за молитву

христьяньску», предваряющая последующее повествование, в
котором сообщается, как «доумци» Игоря убедили его бежать с
«половчином именемь Лавор»: Игорь дождался, когда «половци
напилися бяхоуть коумыза... пришед ко реце и перебредъ, и
вседе на конь, и тако поидоста сквозе вежа, и иде пешь 11 день
до города Донца, и оттоле иде во свои Новъгородъ», после чего
«еха ко Киевоу к великомоу князю Святославоу, и рад бысь
емоу Святослав, также и Рюрикъ, свагь его» [Ип., 651].
Из этого видно, что у рассказа Ипатьевской летописи со
«Словом...» не просто больше общих мест, чем у Лаврентьев-
ского списка, но сам рассказ если не написан, то кардинально
переработан под воздействием древнерусской поэмы. В по-
следнем убеждают не только смысловые, но и текстуальные
совпадения: затмение, встреченное на пути («солнце ему
тьмою путь заступаше», «тогда Игорь възре на светлое солнце
и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты»); ожидание Все-
волода у Оскола («Игорь ждеть мила брата Всеволода»), иду-
щего из Курска («а мои ти готови, оседлани у Курьска»); поезд-
ка через ночь («нощь стонущи ему грозою»); указание на
пятницу, как на день первой встречи с половцами («въ пяткъ
потопташа поганыя плъкы половецкыя»); погоня Святослава
Ольговича и прочих за половцами («и рассушясь стрелами по
полю помчаша»); выступление половецких полков («половци
идуть отъ Дона, и от моря, и отъ всехъ странъ»); битва с утра
субботы до вечера, затем через ночь и в воскресенье («съ зара-
ния до вечера, съ вечера до света летят стрелы», «бишася день,
бишася другый: третьяго дни къ полуднию падоша стязи Иго-
ревы»); поворот полков («Игорь плъкы заворочаетъ»); о муже-
стве Всеволода («яр туре Всеволоде, стоиши на борони»); Кая-
ла («с тоя же Каялы», «ту ся брата разлучиста на брезе быстрой
Каялы»); гибель в «море» остатков войска («Олегъ и Святъ-
славъ... в море погрузиста»); упоминание Римова («се у Римъ
кричать подъ саблями половецкыми»); раны Владимира Глебо-
вича («а Владимиръ подъ ранами; туга и тоска сыну Елебову»);
Лавор («Овлуръ свисну за рекою»); описание бегства и указа-
ние на «город Донец» («въверъжеся на бръзъ комонь, и скочи
съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца»); приезд в
Киев и радость князей («Игорь едетъ по Боричеву... Страны
ради, гради весели»).
Одновременно в рассказе Ипатьевской летописи обнаружи-
ваются реалии и сюжеты, не находящие себе соответствия в тек-
сте «Слова...». К ним относятся: точная дата поездки; указание
на мирный характер поездки («не спеша»); «помочь Ольстина

Олексича, Прохорова внука»; «ковуи»; точное время затмения;
маршрут с Донца на Оскол, Сальницу и Сюурлию; эпизод со
«сторожами» и решение Игоря; установление полков; описание
первого боя; обстоятельства задержки на ночь; перечень ханов и
родов «земли Половецкой»; наличие в войске Игоря «черных
людей», «добрых людей» и «отроков боярских»; бегство «ковуев»
и пленение Игоря; битва в пеших порядках вокруг озера; пере-
чень кто кого взял в плен; покаяние Игоря и его молитвы об ос-
вобождении; указание на Беловолода Просовича, как вестника
о поражении и пр. Так перед нами постепенно проясняется
структура летописного повествования, изначально со «Сло-
вом...» не связанная уже потому, что обладает собственной ин-
формационной ценностью и художественной цельностью даже
в случае изъятия из текста реалий, обусловленных влиянием по-
эмы.
Попробуем теперь сопоставить фактологическую канву рас-
сказа Ипатьевской летописи о походе и бое с канвой рассказа
Лаврентьевского списка. Общих мест у того и другого оказыва-
ется крайне мало — «черниговская помочь» и поражение «у во-
ды», поскольку сообщение о первой победной стычке, присут-
ствующее во всех трех текстах (Лаврентьевском списке,
Ипатьевской летописи и «Слове...») следует исключить как ис-
торическую основу самого сюжета. В таком случае сообщение о
«черниговской помочи», как и странный пассаж Лаврентьев-
ского рассказа (после сообщения о том, что «изнемогли бо ся
быху безводьемь... в зной и в тузе... по 3 дни бо не пустили бяху
их к воде») «устремишася на нь и притиснуша их к воде» [Л.,
398], можно объяснить только влиянием «Слова о полку Игоре-
ве», где «безводье» сопряжено с известием о «потоплении».
Что же касается более серьезных совпадений — сообщения о
действиях киевских князей, рассказа об осаде Переяславля и ра-
нах Владимира Глебовича, наконец, сообщения о судьбе Игоря,
переданное в форме, указывающей на зависимость данного ме-
ста Лаврентьевского списка от рассказа Ипатьевской летописи
(«и по малых днехъ ускочи Игорь князь у половець, не оставить
бо Господь праведного в руку грешничю: очи бо Господни на бо-
ящагося его, а уши его в молитву ихъ» [Л., 399] и «но избави и
Господь за молитву христьяньску, им же мнози печаловахуться
и проливахуть же слезы своя за него» [Ип., 649]), то все они на-
ходятся не в самом рассказе о походе, а в его «конвое», восходя-
щем к какому-то общему источнику этих сведений, представ-
ленному в южно-русском летописании XII в.
Теперь, сравнивая между собою все три памятника — «Слово

о полку Игореве», рассказ Лаврентьевской и рассказ Ипатьев-
ской летописей, — можно заметить, что зависимость летопис-
ных текстов от «Слова...» в каждом случае особая. Так, рассказ
Лаврентьевской летописи отразил в своем тексте такие моменты
древнерусской поэмы, как эпическую «трехдневность», распро-
страненную не только на битву, но на «пир победителей» и на
«жажду и тугу», использовал упоминание «Дона» и «луки моря»
для усиления издевки, а загадочную фразу «по Реи и по Сули
гради поделиша» (что никак не может относиться к половцам и,
скорее всего, пришло в поэму из наследия Бояна или явилось
следствием каких-то иных обстоятельств), преобразовал в ут-
верждение, что половцы захватили «все города по Суле». Если
учесть, что все перечисленные моменты оказались органически
связаны с текстом, являя его сюжетную структуру, то в данном
случае приходится говорить не о влиянии текста «Слова о полку
Игореве» на протограф рассказа Лаврентьевского списка, а о
памфлетной реплике на текст древнерусской поэмы, какой яв-
ляется этот рассказ о самом походе, заместившей в одном из
протографов Лаврентьевского списка первоначальный его ва-
риант, судя по сохранившемуся продолжению (выступления
князей, осада Переяславля, сообщение о побеге Игоря), выдер-
жанный в лояльных по отношению к новгород-северскому кня-
зю тонах12.
Когда произошла такая замена? Тот факт, что древнейшему
новгородскому летописанию рассказ о походе 1185 г. оставался
неизвестен до XV в., следует из его отсутствия во всех списках
НПЛ и подтверждается находящимся там описанием солнечно-
12
Речь идет только о тексте от «того ж лета здумаша Олговы внуци» до
«ноне же въздыханье и плачь распространися». Действительно, рассказ Ла-
врентьевского списка о походе 1185 г. столь искажает реальность (бахваль-
ство и беспечность князей в ожидании половцев, «выдерживание» их в про-
должении трех (!) дней вдали от воды «половецкими стрелками», пока не
подоспеют основные силы половцев и пр.) и противоречит собственному
окружению, что объяснить его содержание можно только допустив, что на-
писан он был много времени спустя после событий, заместив по каким-то
причинам первоначальный текст при сохранении остального «конвоя». Не
будь рассказ зафиксирован Лаврентьевским списком, обладающем абсо-
лютной датой своего завершения — 20 марта 1377 г., этот текст можно было
бы посчитать памфлетной репликой на поражение московских воевод 2 ав-
густа 1377 г. на р. Пьяне.
го затмения 1.5.1185 г., которое в НПЛ13 резко отлично от того,

что представлено в Л аврентьевском списке14. Более того, в Η ГУЛ
рассказ о походе 1185 г.15 представлен предельно сокращенным
текстом рассказа Лаврентьевского списка, который в своем пол-
ном виде читается практически во всех более поздних общерус-
ских летописных сводах (в списках Радзивиловском, Летописца
Переславля Суздальского, летописях Симеоновской, Ермолин-
ской, Воскресенской и др.). Поскольку известны крайне сжатые
сроки, в которые Лаврентий с двумя писцами16 осуществил пе-
реписку текста — с 14 января по 20 марта 1377 г., не имея време-
ни на литературную редактуру, можно считать, что, за вычетом
сокращений, в Л аврентьевском списке представлен его прото-
граф 1305 г. Тем самым текст рассказа Лаврентьевского списка
оказывается архетипным для всех последующих списков данно-
го извода, а время создания его собственного архетипа вряд ли
может быть старше второй четверти XIII в.
Значительно более сложной представляется история расска-
за Ипатьевской летописи и его зависимости от «Слова о полку
Игореве». Если судить по обилию точных дат, имен действую-
щих лиц, топонимов и реалий, его архетип был создан вскоре
после событий 1185 г. Позднее он вошел в состав южнорусского
(киевского) свода XII в., который был продолжен в XIII в. га-
лицко-волынской летописью, известной нам только по 1292 г.
включительно, поскольку на этой записи обрывался протограф
Ипатьевской летописи, список которой, как известно, был вы-
полнен во второй половине 20-х гг. XV в. В этих временных рам-
ках, заключающих более двухсот лет сложной жизни еще более
сложного текста летописного свода, рассказ о походе 1185 г. пре-
терпел правку, вызванную желанием его редактора согласовать
показания текстов летописного рассказа и «Слова о полку Иго-
реве». Только так можно объяснить появление в его тексте лек-
13
«Майя въ 1 день, въ час 10 дни, яко въ звонение вечернее, солнце
помьрче, яко на часу и боле, и звезды быша, и пакы просветися, и ради бы-
хом» [НПЛ, 37-38, 228].
14
«В лето 6694 месяца майя въ 1 день на память святага пророка Иере-
мия, в середу на вечерни бысть знаменье въ солнци и морочно бысть велми,
яко и звезды видети человекомъ въ очью, яко зелено бяше, и въ солнци оу-
чинися яко месяць, из рогь его яко угль жаровъ исхожаше, страшно бе ви-
дети человекомъ знаменье Божие» [Л., 396)].
15
ПСРЛ, т. 4. Пг., 1915, ч. I, вып. 1, с. 173.
16
Прохоров Г.М. Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи.
/ / ВИД, IV, М.-Л., 1972, с. 83-104.
семы "Каяла" (при наличии «Сюурлия», на берегах которого

произошло сражение), упоминание «моря», в котором «истопо-
ша» остатки отряда Игоря, использование гидронима "Донец"
(«и потече къ лу1у Донца») в качестве указания направления вы-
хода из боя («хотяхуть бо бьющеся доити рекы Донця») и топо-
нима («до города Донця»), осмысление фразы «претръгоста бо
своя бръзая комоня» как потери Игорем своего коня («и иде
пешь 11 денъ до города Донця») и пр. Очень вероятно, что влия-
нием «Слова...» («наведе своя храбрыя плъкы», «храбрыя плъкы
Игоревы», «Игорь плъкы заворочаеть») объясняется и внезап-
ное появление у Игоря на берегу Сюурлия «полков», вместо
«дружины», которая упоминалась ранее. Таким образом, речь
должна идти не о текстуальных заимствованиях из «Слова...», а
о переосмыслении летописного рассказа в соответствии с текс-
том древнерусской поэмы в направлении их большей согласо-
ванности.
Наряду с этим и как бы в развитие такой редактуры, исследо-
ватель обнаруживает в тексте рассказа Ипатьевской летописи
эпизоды и реалии, которые не могут быть отнесены ни на счет
архетипа, ни на счет правки, связанной с текстом «Слова...», в то
же время не дающие основания исключить их одновременность
тексту. Речь идет здесь о деталях экспозиции, поскольку собст-
венно канва повествования — выступление, поход, первая стыч-
ка, захват веж, последующий бой, пленение и побег из плена,
равно как и описание набега половцев на Переяславль и дейст-
вия киевских князей, как я уже писал, принадлежат событийной
реальности, которая начинает изменяться под пером редактора,
лишь когда сами события начинают исчезать из памяти живу-
щих.
С этих позиций историческая канва рассказа Ипатьевской
летописи, сохранившего точную дату поездки, состав экспеди-
ции, имена действующих лиц, маршрут до Сюурлия, перечень
половцев, указание, кто кого пленил и т.д., представляется
вполне достоверной. Сомнения в аутентичности текста впервые
возникают при описании стычки на Сюурлие, когда «дружина»
Игоря вдруг оборачивается «полками», строящимися в боевой
порядок, напоминающий «уряжение полков» перед Куликов-
ской битвой по так называемой «летописи Дубровского» и
«Сказанию о Мамаевом побоище»17. Еще менее вероятным
17
Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побои-
ще». / / «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. M.-JL,
1966, с. 501-502.
представляется «спешивание» войска Игоря при наступлении

половецкой конницы (это могло быть оправдано только при по-
строении копейщиков «ежом», как то было на Куликовом поле)
и его последующее движение «вокруг озера», неизвестно откуда
возникшего. Не рассеивают сомнений и внезапно появляющие-
ся в рассказе «черные люди», «простые люди», «добрые люди» и
«отроци боярские», о которых ничего не сказано ранее. Столь
же замечательны и кооуи/ковуи Ольстина Олексича, Прохорова
внука, которые из указания «ко уям» (т.е. «к братьям матери»)
однажды превратились под пером редактора и переписчика ле-
тописи, как видно не понявшего текст, в новый тюркский этнос,
получивший хождение по страницам современных научных ра-
бот. Стоит напомнить, что эта ошибка характерна лишь для про-
тографа Ипатьевской летописи, другие летописи никаких «ко-
вуев» не знают, как не знает их и Лаврентьевский список (только
«черниговская помочь»)18. Всё это наводит на мысль, что перво-
начальная основа рассказа, имевшегося в архетипе Ипатьевской
летописи, при редактировании его протографа с позиций боль-
шего соответствия «Слову...», обогатилась фрагментом об «уря-
жении полков», экспозицией двухдневного боя «при озере» и
рядом второстепенных деталей, в том числе и указанными кате-
гориями действующих лиц — «отроци боярские», «черные люди»
и пр., резко изменив лексику рассказа о походе 1185 г. по сравне-
нию со включающим его текстом.
Опираясь на эти лексемы, естественно задаться вопросом о
времени создания новой редакции и тем самым хотя бы в общих
чертах наметить время возникновения протографа Ипатьевской
летописи, предстающего архетипным для последующих спис-
ков ее единственного извода.
Наибольший и вполне понятный интерес у большинства ис-
следователей «Слова о полку Игореве» и рассказа Ипатьевской
летописи вызывали «черные люди», понимаемые как «пешие
воины», ответственность за судьбу которых («оже побегнемь —
утечемь сами, а черныя люди оставимъ, то от Бога ны будеть
грехъ») заставила русских князей сойти с коней, обрекая себя на
поражение и плен. Между тем, о пеших воинах «Слово...» не
упоминает даже намеком, о них не говорится в экспозиции ле-
тописного повествования, и они отсутствуют в «уряжении пол-
ков» на берегу Сюурлия перед первой стычкой. Более того, их
участие в конном походе, длящемся почти три недели, физичес-
18
Впервые коуи/ковуи появляются в Ипатьевском списке под
6659/1151 г. и бесследно исчезают после 6693/1185 г.
ки невозможно и никогда не применялось, также как и «спеши-

вание перед боем», которое Б.А.Рыбаков относит на счет «мона-
шеской переработки чужих сведений без достаточного знания де-
ла»19. Не будем спорить с академиком о «знании дела», тем более
что его замечание не проясняет вопрос о появлении в Ипатьев-
ской летописи термина «черные люди», неизвестного в конце
XII в., а в более позднее время обозначавшего податное, тяглое
население Руси. Но когда он возник?
В Ипатьевской летописи термин «черные люди» встречается
единственный раз в рассказе о походе Игоря.
В Лаврентьевской летописи термин «черные люди» тоже
единственный раз встречается в ст. 6791/1283 г. («а что изъимано
людей черных и з женами и з детми»), от которой сохранилось
только окончание [Л., 481], что позволяет датировать начало его
бытования еще до 1305 г. (времени создания протографа Лав-
рентьевского списка), хотя он мог быть внесен во время перепи-
ски в 1377 г.
В Синодальном списке Новгородской первой летописи, да-
тируемом первой половиной XIV в., термин «черные люди»
употреблен дважды — в ст. 6763/1255 г. о мятеже в Новгороде («и
уведавше черный люди, погнаша по немь» [НПЛ, 81]) и в ст.
6776/1269 г. при перечислении потерь от поражения новго-
родцев и псковичей под Раковором («а иныхъ черныхъ людии
бещисла» [НПЛ, 86]), будучи повторен в тех же статьях Комис-
сионного списка, датируемого серединой XV в., а также в ст.
6850/1342 г.: «и въсташа чорныи люди на Ондрешка, на Федора
на посадника Данилова» [НПЛ, 308, 317, 356].
В Рогожском летописце, датируемом 40-ми гг. XV в., наибо-
лее раннее упоминание термина «черные люди» находится в ст.
6859/1351 г. («тако же же и бояре его и велможи и купци и
чръные люди»20), тогда как в Симеоновском списке летописи,
созданном в первой половине XVI в., единственное упомина-
ние «черных людей» содержится в ст. 6873/1365 г. о постройке в
Торжке каменной церкви Преображения «замышлениемъ бо-
гобоязнивыхъ купець новогородцкихъ, а потягнутьемъ чер-
ныхъ людей»21, т.е. практически в то же самое время.
19
Рыбаков Б.Л. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971,
с. 186 и 254.
20
ПСРЛ, т. 15, вып, 1. Изд. 2-е. Пг., 1922, с. VIII, стб. 60.
21
ПСРЛ, т. 18. СПб., 1913, с. 104.
Эти примеры, почерпнутые из древнейших списков лето-

писных сводов, позволяют говорить, во-первых, о сравнитель-
ной редкости употребления термина «черные люди» в летописа-
нии периода XIII-XIV вв. (в противоположность летописанию
XV-XVI вв.), во-вторых, о том, что нижней границей его появ-
ления в древнерусской письменности, исходя из датировок
списков, следует считать конец XIII— начало XIV в.
Такому выводу не противоречат и данные документов.
Несмотря на то, что термин «черные люди» известен в текс-
те Уставной грамоты новгородского князя Всеволода Мстисла-
вича о привилегии церкви Ивана Предтечи на Петрятине дво-
рище, данной в 1134- 1135 г. («три старосты от житьих людей, и
от черных тысяцкого»22), сама грамота дошла до нас только в
списках конца XVI в. и более позднего времени. Поэтому пер-
вым по времени новгородским документом, содержащим это
термин, является дошедшая в подлиннике на пергамене грамо-
та Великого Новгорода 1372 г. послам Юрию и Якиму с наказом
об условиях заключения мирного договора с тверским великим
князем Михаилом Александровичем, посланная «от посадника
Михаила, от тысяцкого Матфея, от бояръ, и от житьихъ лю-
дей, и от чорныхъ людей, и от всего Новагорода»23. Оставляя
под вопросом аутентичность преамбулы Уставной грамоты ве-
ликого князя Василия Дмитриевича Двинской земле, данной в
1397 г. («пожаловал есмь бояр своихъ двинскихъ, также сот-
ского и всехъ своихъ черныхъ людей Двинские земли») по при-
чине сохранения ее только в списке XV-XVI вв.24, следующим
документом новгородского происхождения, содержащим упо-
минание «черных людей», оказывается жалованная грамота
Великого Новгорода Соловецкому монастырю 1459-1469 гг. («и
житьимъ людемъ, и купцемъ, и чернымъ людемъ»25), выводя-
щая нас уже в XV в.
Согласные показания списков летописей, указывающие на
XIV в. как время появления термина «черные люди», и новго-
родских документов, дающие первую абсолютную дату - 1372 г.,
подтверждаются и уточняются появлением этого термина в
«докончательных» грамотах великого князя Дмитрия Иванови-
ча московского с князем серпуховским и боровским Владими-
22
ДАИ, т. I, с. 3.
23
Грамоты Великого Новгорода и Пскова. M.-J1., 1949, №17, с. 32-33.
24
Там же, № 88, с. 144.
25
Там же, № 96, с. 152.
ром Андреевичем, первая из которых датируется временем око-

ло 1367 г. («а который слуги потягли къ дворьскому, а черный
люди к сотникомъ, тыхъ ны въ службу не приимати»26), вторая -
25 марта 1389 г. («а который слуги к дворьскому, а черный люди
къ становщику, тыхъ вь службу не приимати»; «а хто будет по-
купил земли данные, служнии или черных людии»27). В последу-
ющих «докончаниях» этот термин используется неоднократно,
однако не далее конца XV в.28 Несколько иную картину пред-
ставляет актовый материал XIV-XVI вв., изданный Л.В.Череп-
ниным, где наиболее раннее упоминание «черных людей»
отмечено в жалованной грамоте великого князя Василия Васи-
льевича игумену Троице-Сергиева монастыря Зиновию, датиру-
емой временем 1432-1445 гг. и известной только в списке сере-
дины XVI в.29, тогда как самый ранний подлинник помечен
25.8.1448 г.30
Другим термином рассказа Ипатьевской летописи о событи-
ях 1185 г., требующим своего рассмотрения, является синтагма
"отроци боярские", которая, судя по указателю Г.Е.Кочина,
формально может считаться гапаксом, поскольку встречена
только один раз в данном контексте31. Уникальность указанной
синтагмы не позволяет сколько-нибудь категорически утверж-
дать ее адекватность термину «дети боярские», появляющемуся
в московском делопроизводстве только в 30-х гг. XV в., как то
показал в обстоятельном исследовании В.А.Кучкин32. Правда, в
указанной его работе, содержащей обширный документальный
материал и убедительные выводы, оставался нерешенным во-
прос о времени появления и бытования последнего термина в
26
ДЦГ, М.-Л., 1950, № 5, с. 20.
27
Там же, № 11, с. 31 и 32.
28
Там же: № 13, докончание 1390 г. (с. 38); 27, докончание 1433 г. (с. 71);
№ 45, докончание 19.6.1447 г. (с. 131,133,137,139); № 56, докончание 1450-
1454 гг. (с. 171, 174); № 58, докончание 1451-1456 гг. (с. 181, 185); № 66, до-
кончание до 12.9.1472 г. (с. 215); № 76, докончание 9.6.1483 г. (с.284, 288);
№ 84, докончание 19.8.1496 г. (с. 335, 340).
29
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси,
τ.Ι. М., 1952, № 105.
30
Там же, т. II, М., 1958, № 218.
31
Конин Т.Е. Материалы для терминологического словаря древней Рос-
сии. М.-Л., 1937, с. 226.
32
Кучкин В.Л. О термине «дети боярские» в Задонщине. / / ТОДРЛ, L.
СПб., 1997, с. 347-358.
новгородском обиходе. Между тем он встречается не только в ст.

6767/1259, 6894/1386, 6906/1398 и 6953/1445 гг. Комиссионного
списка НПЛ («В лето 6767/1259. <...> И повеле князь стереци
их сыну посадницю и всемъ детемъ боярьскымъ по ночемъ»;
«В лето 6894/1386. <...> Той же зимы ездиша за Волок Федоръ
посадникъ Тимофеевич, Нимофеи Юрьевич, а с ними боярьскии
дети, брати 5000 рублев что возъложилъ Новъгород на Заволоч-
кую землю»; «В лето 6906/1398. <...> И биша чолом <...> бояри
и дети боярьскыи и житьии люди и купечкыи дети, и вси их
вой», «И в то время воеводы послаша Дмитриа Ивановича, Ива-
на Богдановича, а с ними дети боярьскии, воеваша волости кня-
зя великаго», «Той же зиме приихаша изъ Заволочия <...> и бо-
яре, и дети боярьскыи, и все вой»; «В лето 6953/1445. <...>
много добрых людей, детей боярьскых и удалых людей избиша»
[НПЛ, 310, 380, 391-393,425]), о чем упоминал В.А.Кучкин и что
с натяжкой можно объяснить редакторскими анахронизмами,
поскольку Комиссионный список по филиграням устойчиво
датируется 40-ми гг. XV в. [НПЛ, 7-8], но присутствует и в ст.
6767/1259 г. Синодального списка [НПЛ, 82], датируемого в
этой своей части концом XIII в. [НПЛ, 5-6], что исключает со-
мнения в аутентичности текста.
Таким образом, материал новгородского летописания позво-
ляет говорить об использовании термина «дети боярские» в нов-
городско-псковских землях уже во второй половине XIII в., зна-
чительно увеличивая время его бытования по сравнению с
отрезком, установленным В.А.Кучкиным.
Что же касается возможности рассмотрения синтагма «отро-
ки боярские» в качестве некоего переходного варианта к «детям
боярским», то она представляется нереальной как потому, что
нигде более не встречена, так и потому, что обуславливающая её
лексема "отрок" (т.е. 'слуга', 'дружинник') исчезает уже к нача-
лу XII в. (в НПЛ последнее упоминание «отрока княжеского»
содержится в ст. 1071 г. [НПЛ, 192]), будучи заменено термином
"детьскы", в то время как лексема "отрок" становится принад-
лежностью исключительно религиозной литературы. В том, что
это не случайность, убеждают наблюдения над лексикой новго-
родских берестяных грамот, где лексема "отрок" преимущест-
венно наблюдается в XI и первой половине XII в., не выходя ни
разу в XIII в. (грамоты из Новгорода - 241, 509, 642, 644, 666;
грамоты из Старой Русы - 6, 7, 15 33). К аналогичным результа-
33
Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раско-
пок 1977-1983 гг.). Комментарии и словоуказатель к берестяным грамотам
там на материале русской письменности и специально ПВЛ

пришел в свое время и А.С Львов, полагавший, что такая замена
«отрока» на «детьскы» произошла раньше всего на севере Руси34.
Исключением оказывается опять Ипатьевская летопись, в
которой термин «отрок» в его изначальном значении встречается
не только в рассказе о первой мести Ольги деревлянам
(ст. 6453/945 г.) и в повести об ослеплении Василька (ст.
6605/1097 г.), но и в сюжетах середины и второй половины XII в.:
«всадиша и в носад с 4-ми отрокы» (ст. 6657/1149 г.); «и послаша
отрока», «и посла к нимъ с тем же отрокомъ» (ст. 6667/1159 г.);
«или кто отъ отрокъ боярьскихъ» (ст. 6693/1185 г.). Более того,
после определенного перерыва этот термин снова возникает на
страницах этой летописи в сюжетах 1231-1256 гг.: «оставыпуся
въ 18 отрок верныхъ» (ст. 6739/1231 г.), «отроки держа коне» (ст.
6740/1232 г.); «и бе Батый у города и отроци его обьседяху градъ»
(ст. 6748/1240 г.); «и уби вепревъ шесть, самъ же уби и рогатиною
3, а три отроци его» (ст. 6763/1255 г.); «сам же еха въ мале отрок
оружныхъ», «король посла отрока Андрея» (ст. 6764/1266 г.)
[Ип., 373, 501, 642, 763, 769, 784, 830, 832].
Настойчивое использование термина «отрок» в сюжетах
1231-1256 гг. позволяет видеть здесь не случайный анахронизм,
допущенный автором или редактором, а, скорее, его привычку к
определенной лексике, в частности, к лексике духовной литера-
туры. Более того, наличие в ст. 6764/1256 г. гапакса «отроци
оружные», сразу приводящего на память «отроци боярские» ст.
6693/1185 г., позволяет думать, что оба они принадлежат одному
автору, работавшему над протографом Ипатьевского списка в
конце XIII — начале XIV в. Однако значит ли это, что в его руках
был список «Слова о полку Игореве» и что ему же принадлежит
кардинальная переработка рассказа о событиях 1185 г. с «полка-
ми», «черными людьми» спешиванием всадников и обходом
озера? Единственная возможность хоть как-то прояснить этот
вопрос — обратиться к истории текста протографа Ипатьевской
летописи, насколько исследователь может ее реконструировать
по имеющимся данным. И тут мы сталкиваемся с весьма суще-
ственным препятствием.
Хотя Ипатьевская летопись является одним из древнейших
списков летописных сводов и занимает одно из первых мест по
(из раскопок 1951-1983 гг.) М., 1986; они же. Новгородские грамоты на бе-
ресте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.
34
Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 229-230.
своему значению в историографии древней Руси, до сих пор не

существует работы, заключающей в себе всестороннее исследо-
вание ее списков, ее содержания и истории ее текста. Этот пара-
доксальный для науки факт объясняется, с одной стороны, со-
ставом Ипатьевской летописи, включающей в себя ПВЛ, так
называемый «Киевский (или южнорусский) свод 1201 г.» и «Га-
лицко-Волынскую летопись» до 1292 г., на котором заканчива-
ются ее известия, с другой же — интересом исследователей не к
летописи в целом, а лишь к отдельным ее сюжетам или частям,
да и то привлекаемым в качестве параллельного материала.
В равной степени это относится к А.А.Шахматову, который всё
свое внимание концентрировал на ПВЛ в составе НПЛ и Лав-
рентьевского списка35, к БЛ.Рыбакову, который использовал
Киевский свод XII в. только для извлечения из него «княжеских
посланий» и обнаружения «авторов летописцев», в том числе
гипотетического автора «Слова о полку Игореве»36, к А.С.Орло-
ву37, В.Т.Пашуто38, Н.Ф.Котляр39, А.Н.Ужанкову40, которых ин-
тересовали в Ипатьевской летописи только галицко-волынское
летописание и содержащиеся в нем сведения, и к А.И.Генсиор-
скому, который посвятил два своих исследования истории и
языку галицко-волынского летописания, но опять же не лето-
писи в целом41. Соответственно, исследователей «Слова о полку
Игореве» интересовал в ней только рассказ о походе 1185 г., за
пределы которого они стали заглядывать только в последнее
время, когда выяснилось, что многие разгадки происшедшего
35
дах. СПб., 1908; он же. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв.
М.-Л., 1938, с. 69-118.
36
М., 1972.
37
Орлов А.С. О Галицко-Волынском летописании. / / ТОДРЛ, V, М.-Л.,
1947,с. 15-35.
38
Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1959,
с. 17-133.
39
Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись (источники, структура,
жанровые и идейные особенности). / / Д Г В Е 1995. М., 1997, с. 80-165.
Ужанков А.Н. «Летописец Даниила Галицкого»: редакции, время со-
здания. / / ГДРЛ, сб. 1. М., 1989, с. 247-283; он же. «Летописец Даниила Га-
лицкого»: проблема авторства. / / ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 149-180; он же.
«Летописец Даниила Галицкого»: к вопросу об авторе второй редакции. / /
ГДРЛ, сб. 6. М., 1994, с. 62-79.
41
Генсьорськи АЛ. Галицько-волинський литопис (процес складання;
редакцй и редактори). Кшв, 1958; он же. Галицько-волинський лггопис.
Кшв, 1961.
лежат в предыстории событий — в родственных связях Ольгови-

чей со Степью, крепнущей дружбе Игоря с Кончаком и обуслов-
ленной ею усобице с переяславльским князем.
Между тем, внимательное знакомство с Ипатьевским и бо-
лее поздними списками этого памятника, имеющего совершен-
но исключительное значение по своему содержанию как для ис-
ториографии, так и для истории литературы древней Руси,
убеждает, что, в отличие от других летописных сводов, Ипатьев-
ская летопись представляет не механическое соединение разно-
временных текстов и сводов, а следующую (после ПВЛ) попыт-
ку создания на имеющемся материале всеобъемлющей истории
Руси, сходную с той, что была предпринята в XVI в. при созда-
нии так называемой Никоновской летописи, а еще через два
столетия — В.Н.Татищевым. Убеждают в этом наблюдения над
текстом, позволяющие проследить на всем его протяжении, хо-
тя и далеко не равномерно, определенные стилистические обо-
роты и повторы42, которые трудно объяснить «стилем эпохи»43,
наличие единой рубрикации по княжениям, прослеживаемой
до конца списка, а также чрезвычайно любопытным объяснени-
ем автора о расчете хронологии событий по различным счисле-
ниям44, в котором объясняется отсутствие дат в протографе, на-
42
Например, использование прилагательного "оканьный" по отноше-
нию к Святополку (6523-6527 и 6738 гг.), Кончаку (6691-6692, 6788 гг.), а
равным образом и по отношению к другим персонажам — Остафию Кон-
стантиновичу (6770, 6772 гг.), хану Ногаю (6785, 6788, 6791 гг.) и Телебуге
(6791 г.); выражения "мы на предлежащее возвратимся" (6576, 6670, 6705,
6791 гг.) с его вариантами "на прежнее" (6682, 6790 гг.), "на прежереченное"
(6604 г.) и "на преднее" (6735 г.).
43
В этом плане особенно интересно использование сентенции о казнях
божиих, заключающей рассказ о последствиях поражения Игоря («и се
Богъ казня ны грехъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя, не аки милуя ихъ,
но насъ казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злых
своих делъ»), впервые появляющейся в конце ст. 6600 г. («се же наведе на ны
Бог, веля намъ имети покоянье и въстагноутися от греха и зависти, от про-
чих злых делъ неприязненыхъ»), затем в ст. 6601 г. («се на ны Бог пусти по-
ганыя не милуя их, но насъ казня, да быхом ся востягнули от злых дел»), в
рассказе о событиях 1185 г. и, наконец, под 6791 г. («се же наведе на ны Бог
грехъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаяле злыхъ своих беззаконь-
ныхъ делъ»).
44
«В та же лета времени миноувшоу. Хронографоу же ноужа есть писа-
ти все и вся бывшаа; овогда же писати в передняя, овогда же востоупати в
задняя, чьтыи моудрыи разумееть. Число же летомъ зде не писахомъ, в зад-
няя впишемь по антиохиискым събором, алоумъпиадамъ; грьцкыми же
численицами, римьскы же висикостомь, якоже Евьсевии и Памьфилово, и
чиная с 6710/1202 г., как то показывают списки Хлебниковский

и Погодинский, и «пустых лет» с 6747/1239 г.
Но кто был этим автором, и когда он работал? Сложность
найти ответ на эти вопросы предопределена незавершеннос-
тью Ипатьевской летописи, чье повествование обрывается на
событиях 1292 г., не давая никакого представления о том, при-
надлежит ли этот дефект самому списку или оригиналу, с кото-
рого был списан. Сомнения не разрешают и другие, более по-
здние списки Ипатьевской летописи (Хлебниковский,
Погодинский, Ермолаевский), которые хотя и обладают свои-
ми разночтениями, порою давая более верный текст, чем Ипа-
тьевский список, порою - менее верный, однако заканчивают-
ся на том же месте, оставляя, таким образом, вопрос о полноте
и составе протографа после 1292 г. открытым. Густинская лето-
пись XVII в., в части своей использующая сокращение прото-
графа Ипатьевской летописи, также не разрешает этого вопро-
са45. Предположение В.Т.Пашуто, что автором последней части
Галицко-волынской летописи (так наз. «Летописного свода
князя Владимира Васильковича» и «Летописца времени князя
Мстислава Даниловича») был владимирский епископ Евстиг-
ней46 или близкий к нему человек, непосредственно связанный
с Владимиром (Волынским) и г. Каменцем, который также от-
мечен особым вниманием в тексте, оспорил в своей работе
А.И.Генсиорский, вычленивший в тексте «Галицко-волынской
летописи» (1201-1292 гг.) следы пяти сводов, продолжавших
друг друга (I — до 1234 г., II — до 1266 г. в Холме, III — до 1286 г.
в Перемышле, IV — до 1289 г. в Любомле, V — до 1292 г. в Пин-
ске) и, соответственно, указавший возможных их авторов
(I — холмский епископ Иван (ок. 1255 г.), II - Дионисий Пав-
лович, государев дьяк (ок. 1269 г.), III — перемышльский епис-
коп Мемнон (ок. 1285 г.), IV — духовная особа, близкая князю
Владимиру Васильковичу (ок. 1289 г., переработал всё с 1261 г.),
V — житель Пинска, ранее связанный с Мстиславом Данилови-
чем (в начале XIV в.)47.
инии хронографи списаша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишемь, ро-

щетьше во задьняа» [Ип., 820].
45
ПСРЛ. т. 2, СПб., 1843 г., с. 233-273.
46
с. 109-133.
47
Генсьорський Α.Ι. Галицько-Волинський лггопис (процес складання;
редакци и редактор!). Кшв, 1958, с. 99-100.
Как бы то ни было, все эти выкладки и предположения ука-

зывают на территорию, где мог храниться оригинал и откуда
могли идти в Россию известные нам списки, в том числе и про-
тограф Ипатьевского. Подтверждением этому служит «список
Яроцкого», полученный от директора Коммерческого училища
в Кременце Я.В.Яроцкого, тождественный рукописи Ермолаев-
ского списка. Его списал в 1651 г., как обозначено на рукописи,
«Марко Бунъдур, законник и послупгьник монастыря Николы
Пустынника», дополнив «Повестью о побоищи Мамаевом с
князем Дмитрием Ивановичем Владимирским в лето 6889», т.е.
3-й редакцией «Сказания о Мамаевом побоище» по классифи-
кации С.К.Шамбинаго 48 , а также идущие с Волыни списки Гус-
тинский и Мгарский того же XVII в.49
Список Яроцкого, тождественный Ермолаевскому и всей
группе списков Ипатьевской летописи, не получивших в своей
галицко-волынской части абсолютных дат, позволяет думать,
что автор «владимирского летописца» не успел закончить свой
труд, и собранный им свод так и не перешагнул рубеж
XIII-XIV вв. Но как складывалась судьба его списка, попавшего
на Русь и ставшего в середине 20-х гг. XV в. протографом (или
архетипом) для списка Ипатьевского? Неизбежен и другой во-
прос: можем ли мы считать Ипатьевский список сохранившим
свои изначальную полноту, или до того, как был переплетен, он
успел потерять какие-то тетради так же, как они были потеряны
в его протографе, общем для всей группы этих списков, что от-
мечено в Ипатьевском соответствующими пробелами в тексте?
Вопрос этот приобретает особую остроту и интерес, поскольку в
рассказе о походе 1185 г., как это было показано выше, исследо-
ватель обнаруживает вторжение социальной лексики второй по-
ловины XIV в., отсутствующей во всех остальных текстах лето-
писи («черные люди», «отроци боярские»), а наряду с этим —
заимствования из ее собственного текста, которые могут быть
объяснены (учитывая местоположение данного рассказа в тексте)
только наличием последующей редактуры, т.е. созданием после-
дующего списка, в интервале между 1292 и 1425 г.
Напомню, о чем идет речь.
В рассказе о походе 1185 г. мною были выделены эпизоды и
реалии, которые не могли восходить ни к реально-событийной
48
Описание Рукописного отдела БАН, т. 3, вып. 1. M.-JI., 1959,
с. 305-306.
49
ПСРЛ, т. 2, СПб., 1843, с. 231-232.
основе повествования конца XII в., ни быть почерпнуты из тек-

ста «Слова о полку Игореве» — «коуи/ковуи», присутствующие
только в тексте Ипатьевской летописи, где они возникли по не-
доразумению, поездка «сторожей... языка ловить», «уряжение
полков» на берегу Сюурлия, «спешивание» во время боя, «чер-
ные люди», «добрые люди», «отроци боярские» и, в особеннос-
ти, боевой ход «вкруг озера». При этом следует отметить, что
некоторые из перечисленных реалий, как выяснилось, присут-
ствуют в самом тексте Ипатьевской летописи, в то время как
другие ей совершенно неизвестны.
К числу первых относятся «ковуи», появляющиеся впервые
в ст. 6659/1151 г. вместе с «печенегами» («отрядиша Володиме-
ра, брата свое, по веже с торкы и с коуи, и с берендеи, и с пе-
ченегы»), хотя ранее речь шла только о «черных клобуках»
[Ип., 427]. Та же четверная формула употреблена в ст.
6670/1162 г. («с куи»), причем точно так же она сразу же заме-
няется «черными клобуцами» [Ип., 517]. Третий и последний
раз за пределами рассказа 1185 г. «коуи» фигурируют в ст.
6678/1170 г. («послал Мьстислав Михалка князя Дюргевича
Новгороду къ сынови с коуи, Бастеевой чадью») [Ип., 544],
после чего они исчезают. Такое положение ошибки впереди
рассказа позволяет считать ее присущей данному комплексу
известий (1151-1170), перенесенной и развитой в событиях
1185 г., так что для ее объяснения не требуется допущение про-
межуточной редакторской работы.
Совсем иначе обстоит дело с реалиями, которые содержит
текст Ипатьевской летописи в составе более поздних, чем по-
ход 1185 г., сюжетов. В первую очередь это сравнение выступа-
ющих половецких полков с «бором» (лесом) («начата высто-
упати полци половецкии акъ борове»), что встречает точное
соответствие в ст. 6676/1268 г. «бяхоуть бо полчи видениемь акы
борове велицеи» [Ип., 866] и 6789/1281 г. «и сташа около горо-
да аки борове величеи» [Ип., 885]. Безусловно, оба примера
можно посчитать калькированием текстов более ранних
(«и поидоша полци половецьстии, аки борове» 6611/1103 г.
[Ип., 254]; «иноплеменницы собраша полки своя многое мно-
жество, и выступиша, яко борове велиции» 6619/1111 г. [Ип.,
267]), а то и вообще никак с ними не связанными, однако о них
следует помнить, тем более, что они принадлежат к тому же
хронологическому комплексу известий, что и параллель с
«битвой вкруг озера», вызывающей особый интерес.
Напомню, что в рассказе 1185 г., к удивлению всех без ис-
ключения исследователей, в том числе и специалистов по исто-
рии военного дела, воины Игоря «вей соседоша с конии <...> и

поидоша бьючеся <...> идоуще в кроугъпри езере <...> а прочии
в море истопоша» [Ип., 641-644]. Что и когда послужило приме-
ром для правщика, создавшего столь оригинальную интерпре-
тацию событий? Частичную разгадку происхождения этого тек-
ста дает, как мне представляется, сообщение Ипатьевской
летописи в ст. 6770/1262 г. о набеге «литвы» на г. Каменец, после
чего «угониша я у Небля (Невель? — А.Н.) города», где ее при-
тиснули к берегу озера и полностью уничтожили в последую-
щем сражении. Вот эти два фрагмента Ипатьевской летописи,
свидетельствующие о своей безусловной текстуальной взаимо-
зависимости.
И тако оугадавше вси со- Литва же бяше стала при

седоша с конии, хотяхоуть бо озере, и видевше полки, изря-
бьющеся доити рекы Донця дишась и седоша во три ряды
<...> и поидоша бьючеся <...> за щиты по своемоу норову.
и биаху бо ся идоуще в кроугъ Василко же, изрядивъ свое
при езере <...> не бяшеть бо полкы, поиде противоу имъ и
лзе ни бегаючимъ оутечи, зане сразишася обои. Литва же
яко стенами силнами огоро- [не] стерпевше, оустремиша-
жени бяхоу полкы половець- ся на бегъ, и не бысь лзе оуте-
скими <...> а прочии в море чи, обишло бо бяшеть озеро
истопоша [Ип., 641-644]. около, и тако начаша сечи е, а
дроузии во озере истопоша, и
тако избиша я все, и [не] оста
от нихъ ни одинъ [Ип., 856].
Однако для того, чтобы текст, принадлежащий владимиро-

волынскому летописцу конца XIII в. мог повлиять на сюжет
конца XII в., находящийся в той же летописи, необходимо со-
здание хотя бы одного последующего по времени списка, спо-
собного воспринять такие дополнения, причем для этого требу-
ется еще и наличие определенного интереса именно к данному
сюжету.
О том, что такой интерес был и что работа над рассказом
1185 г. велась во второй половине XIV или в первой четверти
XV в. свидетельствуют реалии этого времени, появившиеся в
протографе Ипатьевской летописи только в данном сюжете —
«черные люди», «отроци боярские», возникающие de facto лишь
во второй половине XIV в. К перечисленному, по-видимому,
следует добавить также «уряжение полков», напоминающее та-
кое же «уряжение» в памятниках Куликовского цикла, и «сторо-
жей» с их задачей «имания языка», сразу же приводящее на па-

мять соответствующий эпизод «Сказания о Мамаевом побои-
ще»50, которому сюжетно предшествуют «вести» еще Краткой и
Пространной Летописной повести51. Я особенно подчеркиваю
датирующее значение «уряжения полков», потому что на протя-
жении всей Ипатьевской летописи, посвященной «бесчислен-
ным ратям и великим трудам, и частым войнам, и многим кра-
молам» [Ип., 750], мы не обнаруживаем ни одного подобного
«уряжения», как отсутствуют они и в других летописных памят-
никах вплоть до XV в.52
Насколько имеющиеся факты способны помочь в определе-
нии времени такой переработки? Для этого, как мне представ-
ляется, необходимо еще раз сопоставить имеющийся в нашем
распоряжении текст «Слова о полку Игореве» с текстом расска-
за о походе 1185 г., потому что только знакомство с поэмой мог-
ло подвигнуть книжника второй половины XIV в. на «исправле-
ние» и обновление именно этого, а не какого-либо иного текста.
И здесь исследователя ожидает неожиданность, позволяющая
предположить, что в руках древнерусского книжника был иной,
чем известный нам теперь текст «Слова о полку Игореве», по-
скольку иначе невозможно объяснить полное отсутствие в рас-
сказе Ипатьевской летописи гидронима "Дон", который в Му-
син-Пушкинском списке «Слова...» является чуть ли не
господствующей смысловой и фонетической доминантой. Все
устремление Игоря в известном нам тексте «Слова...» направле-
но на Дон, и туда же, на Дон, направляет автор других князей.
Если отсутствие Тмутороканя, «сна» Святослава и его «золотого
слова», исторических экскурсов о Всеславе и «плача» Ярослав-
ны в летописном рассказе вполне понятно, поскольку не нахо-
дит себе места при изложении последовательности происходив-
шего, то отсутствие темы «Дона», «поганого Кончака» и защиты
«земли Русской» можно объяснить только их отсутствием в тек-
сте, имевшемся в руках переработчика.
Причин тому может быть две: дефектность списка, что каса-
ется только объема, но не основной идеи, поскольку указанные
темы пронизывают всё повествование о походе и битве в поэме
50
Бегунов Ю.К. Об исторической основе..., с. 489.
51
Сказания и повести о Куликовской битве. JL, 1982, с. 14 и 18.
52
Бегунов Ю.К. Об исторической основе..., с. 501 со ссылкой на В.И.Бу-
ганова о том, что «следов разрядных росписей летописи почти не сохрани-
ли, исключение, возможно, представляет «уряд» полков перед Куликов-
ской битвой» (Буганов В.И. Разрядные книги последней четверти XV -
начала XVII в. М., 1962, с. 107).
вплоть до «истопоша» и «Каялы», внесенных в рассказ, или же

иной состав самой поэмы, о чем я не раз писал, полагая, что свое
патриотическое звучание «Слово...» получило только после
1380 г., будучи переработано в соответствии с требованиями
времени после победы русских князей на Куликовом поле и
«маркировано упоминанием Дона»53. Первую из предложенных
причин следует сразу же исключить, как несостоятельную, тогда
как вторая может стать единственно продуктивной гипотезой,
открывающей возможности дальнейшего изучения судьбы тек-
ста «Слова...» в XIV-XV вв. вместе с изучением места и времени
возможного появления протографа Ипатьевского списка, осно-
вывая его на исследовании бумаги, чернил, почерков, лексики и
палеографии других памятников письменности этого периода.
Полагаю бесполезным сейчас гадать о времени и путях при-
хода в Московское государство из Литвы (Волыни, Киева и др.)
как списка архетипа Ипатьевской летописи, так и его «встречи»
со списком «Слова...», ввиду оживленных культурных и полити-
ческих сношений в XIV и в начале XV в. России с территорией
будущей Украины. Однако памятуя, что fata libelli оборачивается
historiam libelli, я полагаю, что систематические поиски в ука-
занных направлениях (филигранографические, графологичес-
кие, лексикографические и текстологические наблюдения над
рукописями XIV — начала XV вв.) могут принести свои плоды и
в отношении взаимодействия «Слова...» с Ипатьевским спис-
ком летописи54, тем более, что изложенные выше наблюдения
53
«Сейчас мы можем утверждать, что и само «Слово...» в конце XIV или
в первой половине XV века под влиянием победы на Дону было соответст-
венным образом переработано и уже в таком виде дошло до нас, будучи
маркировано упоминанием Дона как ориентира не поражения, а триумфа и
победы. Отсюда — «Дон ти, княже, кличет, зовет князи на победу!» (Ники-
тин A.JI. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М., 1998, с. 125).
Другим бесспорным свидетельством позднейшей переработки в Ипатьев-
ской летописи рассказа о походе 1185 г. Игоря Святославича может служить
замена описания солнечного затмения 1 мая 1185 г., находившегося в об-
щем архетипе Ипатьевской и Лаврентьевской летописей и сохранившегося
в списках Л аврентьевском, Радзивиловском и Переславля Суздальского
«бы(сть) знаменье въ солнци, и морочно бысть велми, яко и звезды видети
человекомъ въочью яко зелено бяше, и в солнци оучинися яко месяць, из
рогъ его яко угль жаровъ исхожаше» [Л., 396], которое в Ипатьевском ока-
залось заменено на «виде солнце, стояще яко месяць» [Ип., 638].
54
Еще одной любопытной параллелью к фразеологии «Слова...» и лето-
писи под 6706/1198 г. является синтагма «в Кыеве на Горах» («родися дщи у
Ростислава у Рюриковича... и взяста ю к деду и к бабе, и тако воспитана
над текстом ее протографа позволили сузить отрезок времени, в

котором мог осуществиться такой контакт, с двух с половиной
веков до полувека. В свою очередь, эти наблюдения позволяют
сформировать новый взгляд на время появления памятников
так называемого «Куликовского цикла», в первую очередь «За-
донщины» и «Сказания о Мамаевом побоище», чья текстуаль-
ная зависимость от «Слова...» и Ипатьевской летописи неиз-
менно подчеркивалась всеми их исследователями.
бысть в Кыеве на Горах» [Ип., 708]), отмеченная еще А.И.Лященко (Лящен-

ко А.И. Этюды о «Слове о полку Игореве». / / ИОРЯС, XXXI. Л., 1926, с.
151).
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ 483
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ

(О некоторых "тюркских этнонимах" Ипатьевской летописи)
Начиная с 40-х гг. прошлого века, когда была опубликована

Ипатьевская летопись, сохранившая в своем составе корпус све-
дений Киевской (иначе — южно-русской) летописи XII в., вни-
мание отечественных историков, а затем и тюркологов, было
привлечено неизвестными ранее названиями тюркских народ-
ностей, состоявших, как можно было понять из текста, на служ-
бе у киевских и черниговских князей. Кроме уже известных по
Лаврентьевскому списку торков и берендеев, носивших в сере-
дине XII столетия обобщающее имя «черных клобуков» («кара-
калпак»), Ипатьевская летопись называла «коуев/ковуев» и «ка-
епичей», участвовавших в походах русских князей на половцев.
Если о «каепичах» практически ничего больше не было извест-
но, поскольку они упоминались только один раз под
6668/1160 г., то «коуи/ковуи» вызывали особенный интерес к се-
бе тем обстоятельством, что они фигурировали в рассказе о по-
ходе новгород-северского князя 1185 г. как «черниговская по-
мочь», т.е. состояли на службе у Ярослава Всеволодовича, и
своим бегством с поля боя предопределили захват Игоря в плен
и поражение его отряда.
"Каепичи", "коуи/ковуи" и "турпеи" за полтора столетия изу-
чения «Слова о полку Игореве», русского летописания, филоло-
гических и археологических исследований прочно вошли в меж-
дународный научный обиход и справочную литературу в
качестве тюркских этнонимов1. «Коуи, — писала С .А.Плетнева,
1
См.: Расовский Д.А. О роли Черных Клобуков в истории Древней Руси.
/ / SK, 1.1. Praha, 1927, S. 93-109; он же. Половцы. / / SK, t. VII. Praha, 1935,
S. 245-262; t. VIII, Praha, 1936, S. 161-182; t. IX, Praha, 1937, S. 71-85; t. X,
Praha, 1938, S. 155-178; t. XI, Praha, 1939, s. 95-128; Федоров-Давыдов Г.А. Ко-
чевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966;
Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979; Бас-
каков НА. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985; Плетне-
16»
подводя итоги многолетней работы, — четвертое по величине (и

значимости) этническое соединение, входившее в союз черных кло-
буков. Местоположение их веж и пастбищ в 50- 70-е годы XII в. ус-
танавливается только косвенно. Дело в том, что они постоянно
выступают вместе с торками, берендеями и печенегами в составе
черных клобуков. Поскольку этот союз образовался и локализовал-
ся на территории Поросья, то логично предположить, что коуи
жили там же, где и остальные этнические группировки этого со-
юза. Однако под 1185 г. летописец неоднократно упоминает1 осо-
бую группу этого этноса, названную им «коуи черниговские». Сле-
довательно, помимо Поросья, коуи раскинули в то десятилетие
свои вежи и пастбища и в Черниговском княжестве: на его грани-
цах и, возможно, даже частично в окрестностях самого Чернигова
— по широкой деснинской пойме»3.
Но так ли это? Оставив в стороне «раскинутые ковуями»
пастбища в широкой деснинской пойме, попробуем заново по-
знакомиться с тем, что нам дают источники, которыми в данном
случае для «ковуев» и «каепичей» является только Ипатьевская
летопись, а для «турпеев» — еще и Лаврентьевская.
Первое упоминание «коуев/ковуев» в Ипатьевской летописи
содержит ст. 6659/1151 г., рассказывающая о борьбе за Киев
между Юрием Владимировичем, князем владимиро-суздаль-
ским, опиравшемся на союзных ему половцев, и киевским кня-
зем Изяславом Мстиславичем с братьями, имевшими в союзни-
ках «черных клобуков». Когда суздальская рать перешла Днепр у
Заруба и киевским войскам, стоявшим у Воиня, пришлось воз-
вращаться, чтобы организовать оборону самого Киева, «черные
клобуки» предложили князьям отрядить с ними Владимира
Мстиславича к их вежам, чтобы они могли забрать жен, детей,
стада «и што своего всего», и уже к вечеру этого дня придти и
встать у стен Киева. Мотивировали они свое решение так: «хо-
чемъ же за отца вашего, за Вячьслава и за тя (вар.: зятя), и за
ва СЛ. Половцы. М., 1990, и др. Впрочем, в литературе было высказано и

другое, ничем не подтвержденное мнение, согласно которому "коуи/ковуи"
трактовались как «наемные войска русских князей, составлявшиеся из та-
тар (так! - А.Н.) и других кочевников» (примечание П.М.Поляна к статье
В.П.Семенова-Тян-Шанского «Слово о полку Игореве» глазами географа».
//Альманахбиблиофила, XXI. М., 1986, с. 267).
2
Здесь безусловная ошибка: в ст. 6693/1185 г. «коуи» упомянуты четыре
раза, но только в одном рассказе о походе и битве новгород-северского кня-
зя, более никаких упоминаний о них нет.
3
Плетнева СЛ. Половцы..., с. 81.
брата твоего Ростислава, и за всю братью и головы свое сложи-

ти <...> а Гюргя не хочемъ». В результате князья послушали со-
вета «и тако отрядиша Володимера, брата свое, по веже с торкы
и с кооуи и с берендеи и с печенегы, а сами поидоша къ Трепо-
лю» [Ип., 427].
Второе упоминание «коуев/ковуев» содержится в начале ст.
6670/1162 г., сообщающей, что «поиде Мьстиславъ из Володи-
миря полком своимъ с галичьскою помочью, а Рюрикъ поиде ис
Торцьского с Володимеромъ съ Андреевичем и с Василкомъ съ
Поргевичем, и с берендеи, и с куи, и с торкы, и с печенегы» на
Изяслава Давыдовича, после чего действуют просто «черные
клобуки» [Ип., 517].
Третье упоминание мы встречаем в ст. 6678/1170 г. в связи с
тем, что Мстислав Изяславич послал «Михалка князя Дюргеви-
ча Новугороду, къ сынови, с коуи, Бастеевою чадью; и бысь
весть Рюрикови и Давидови... и яста Михалка за Межимость-
емъ ко Мозырю идуща; ту же льсть издея Бастии надъ Михал-
комъ» [Ип., 372].
Наконец, четвертое и основное упоминание «коуев/ковуев»
находится в ст. 6693/1185 г. в рассказе о походе новгород-север-
ского князя Игоря Святославича, на этот раз выступая уже в ка-
честве сюжетообразующего элемента. Здесь сообщается, что, по-
ехав из Новгорода, Игорь «оу Ярослава испроси помочь Ольсти-
на Олексича, Прохорова вноука с кооуи черниговьскими» [Ип.,
638], которые снова всплывают в рассказе об уряжении полков:
«Игоревъ полкъ середе, а по правоу брата его Всеволожь, а по
левоу Святославль, сыновця его, на переде емоу сынъ Володи-
меръ и дроугии полкъ Ярославль, иже бяхоу с Ольстиномъ кооу-
еве» [Ип., 639]. Когда половцы ударились в бегство, «Святослав
же Олгович и Володимеръ Игоревич и Ольстинъ с кооуи стрелци
поткоша по нихъ» [Ип., 640], после чего «кооуи» упоминаются
еще трижды в связи с их бегством: «бысь же светающе неделе,
возмятошася ковоуеве полкы побегоша» [Ип., 641-642], «не бя-
хоуть бо добре смялися с ковоуи» [Ип., 642] и в заключении, что
«съ 15 моужь оутекши, а ковоуемь мнее» [Ип., 644].
Вот всё, что известно о «ковуях», поскольку ни в одном
другом летописном своде, кроме списков, восходящих к прото-
графу Ипатьевского (Хлебниковский, Погодинский, Ермолаев-
ский, Яроцкого, а также летописей типа Густинской, восходя-
щих к архетипу Ипатьевской, но передающих его в сильном
сокращении 4 ), какие-либо упоминания «ковуев» отсутствуют.
4
П С Р Л , т. 2. С П б . , 1843, с. 231-232.
Что же касается Лаврентьевского списка, содержащего статьи

Киевского свода XII в., то в нем они представлены в сильно со-
кращенном виде, по сравнению с Ипатьевской летописью, или
же не представлены вовсе. Так, в ст. 6659/1151 г. выпущен эпизод
с отходом «черных клобуков» за своими вежами, в ст.
6679/1170 г. — эпизод с пленением Михалка, ст. 6670/1162 г. во-
обще отсутствует, а в ст. 6693/1185 г. упоминается просто «черни-
говская помочь». И все же приведенные примеры редкого и слу-
чайного употребления данного этнонима, собранные воедино,
дают возможность подойти к ним с иной, чем это делалось до
сих пор, стороны.
Начнем с известного, т.е. с торков и берендеев, расселенных
по р. Рось на южных границах Киевского княжества, которые с
середины XII в. получили общее наименование «черные клобу-
ки». Очень вероятно, что на том же Правобережье Днепра были
размещены и те торки с печенегами, которые были захвачены у
половцев во время похода 6611/1103 г. [Л., 279; Ип., 255], поэто-
му формулировка, которую мы находим в первых двух примерах
из Ипатьевской летописи («с торки, с берендеи и с печенеги») и,
соответственно, под 6660/1152 г. в Лаврентьевском списке
(«Изяслав же <...> отряди сына своего Мстислава на половци с
берендеи и с торкы, и с печенегы» [Л., 339]), не вызывает сомне-
ния в своей аутентичности, как расшифровка обнимающего их
понятия «черные клобуки», в то время как упоминаемые здесь
же «кооуи» оказываются инородным телом.
С другой стороны, внимание привлекает необычное написа-
ние этнонима "кооуи" («-ооу-»), что также не находит себе ана-
логии как в древнерусской письменности, так и в передаче
тюркской лексики. Пытаясь выяснить этимологию, происхож-
дение и значение данной лексемы, Н.А.Баскаков, следом за
К.Г.Менгесом5, писал: «Ковуй — название племени черных клобу-
ков.<... > Наиболее вероятной и по существу единственной этимо-
логией этого названия является сближение этого названия с назва-
нием птицы и связанного с этой птицей цветовым оттенком, а
именно... 'племя, имеющее своим тотемом лебедя', 'племя лебедин-
цев'бледный, серый, голубой, сивый, светло-желтый, буланый'6.
Поскольку такое заключение никак не проясняет вопроса, по-
пытаемся посмотреть на эту лексему со стороны русской, а не
тюркской орфографии.
5
Менгес К.Г. Восточные элементы..., с. 61-62.
6
Баскаков Н.А. Тюркская лексика..., с. 65.
Всего в распоряжении исследователя девять фактов написа-

ния этой лексемы: "с кооуи", "с куи", "с коуи Бастеевою чадью",
"с кооуи черниговськими", "бяхоу кооуеве", "с кооуи", "возмя-
тошася ковоуеве", "ковоуи", "ковоуемь". Посчитав второй из
приведенных примеров («с куи») обычной опиской, можно ви-
деть устойчивое написание удвоенного «о» перед «у», заставляя
предполагать наличие здесь непонятого переписчиком (или
редактором) предлога «ко» перед дифтоногом «оу». В таком
случае мы получаем обычный ряд — «ко уи», «к уи», «ко уи», «ко
оуи», «ко оуеве», «ко оуи», «ко воуеве», «ко воуи», «ко воуемь»,
сопоставимый с соответствующими лексемами Ипатьевской
летописи (6478/970 г. «и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип.,
57]; 6493/985 г. «иде Володимиръ на болъгары съ Добрынею,
оуемъ своимъ» [Ип., 71]; 6654/1146 г. «посла Святославъ в по-
ловце к оуемъ (вар.: «оуеви») своимъ и прииде ихъ к немоу в
борзе 300» [Ип., 329]; 6665/1147 г. «Святославъ же поведа
Иванкови Гюргевичю... и половцемъ дикымъ, оуемъ своимъ,
Тюнракови Осоулоуковичюи братоу его Камосе» [Ип., 334].; «и
тогда придоша к немоу ели (вар.: «послы») ис половець от оуевъ
его съ Василемъ половциномъ» [Ип., 341]; 6665/1147 г. «придо-
ша к нем бродничи и половци придоша к немоу мнози оуеве
(вар.: «рода») его» [Ип., 342]; 6746/1238 г. «идоста Михаилъ и
Ростиславъ ко оуеви своемоу в ляхы» [Ип., 783]; 6748/1240 г.
«потом же Михаилъ иде от оуя своего на Володимер» [Ип.,
788]; 6749/1241 г. «се ли твори возмездье оуема своима во доб-
родеанье» [Ип., 791]; 6760/1252 г. «изгна Миндовг сыновца сво-
его <...> пославшомоу на воину со воемь (вар.: «съ вуемь сво-
им») своими» [Ип., 815]; 6760/1252 г. «Тевтевилъже прибеже во
Жемоить ко воуеви (вар.: «къ оуеви») своемоу» [Ип., 817];
6787/1279 г. «поведе Володимероу оуи его, князь Болеславъ, на
сыновча своего, на Кондрата» [Ип., 880]) и Лаврентьевского
списка (6478/970 г. «бе Добрына оуи Володимеру» [Л., 69];
6488/980 г. «посади Добрыну оуя своего в Новегороде» [Л., 79];
6493/985 г. «иде Володимеръ на болгары съ Добрыною съ воемъ
(РА — «оуемъ») своимъ»'[Л., 84]; 6636/1128 г. «и бе оу него оуи
(РА — «уи») его Добрына» [Л., 299]), практически повторяюще-
го чтение НПЛ [НПЛ, 121, 128, 132, 138].
Количество этих примеров я полагаю достаточным, чтобы
раз и навсегда отказаться от «племени ковуев», признав в таком
написании ошибочное соединение предлога "ко" с формой мно-
жественного числа существительного "уй/оуй" — "оуи", т.е. 'бра-
тья матери', а более широко — 'мужчины рода матери', как то
можно видеть по фразеологии Ипатьевской летописи в ст.

6654/1146 г., когда к Святославу «пришло их 300».
Из всех приведенных выше четырех примеров с использова-
нием лексемы "кооуи/ковоуи" практически не требует коррек-
туры при объяснении третьего в ст. 6678/1170 г., где указывается,
что Михалко был послан к Новгороду «с [к]оуи», т.е. с родом
своей матери, каким в данном случае являлась «Бастеева чадь».
Менее ясны два предшествующих примера, однако тот факт, что
в 1151 г. «черные клобуки» просили отправить «ко оуям» за вежа-
ми и семьями с ними именно Владимира Мстиславича, позво-
ляет предполагать или «штамп» позднего редактора, который
изначально не понял выражения "ко оуям", сделав из этой лек-
семы этноним, и тут же использовал его еще и в ст. 1162 г. (что
наиболее вероятно), или (что маловероятно) какие-то родствен-
ные связи Владимира Мстиславича с «черным клобуком» по
женской линии.
Более сложен и требует обстоятельного разбора рассказ 1185 г.
о походе новгород-северского князя в степь, и вот почему. В од-
ной из предшествующих работ я обратил внимание на некото-
рые его реалии («черные люди», «отроци боярские» и др.), при-
надлежащие времени не ранее второй половины XIV в.7
Другими словами, эти лексемы не могли попасть в данный текст
не только в конце XII в., к какому времени его обычно относили
исследователи, но и в конце XIII или в самом начале XIV в., как
определяли окончательное время сложения на Волыни прото-
графа Ипатьевской летописи8. В то же время, они отсутствовали
в остальном тексте. Из этих наблюдений следуют два вывода:
1) указанные термины попали в текст рассказа о походе 1185 г.
протографа Ипатьевской летописи во второй половине XIV или
в первой четверти XV в. при кардинальной переработке именно
этого рассказа, и 2) обращение к указанному рассказу при игно-
рировании всего остального корпуса летописных известий архе-
типа Ипатьевской летописи может объясняться только знаком-
ством редактора-переработчика со списком «Слова о полку
Игореве». Отсюда с неизбежностью проистекает заключение,
что именно тогда из текста «Слова...» в протограф Ипатьевской
летописи попали «Каяла», «море», «Лавор», «Донец», «трехднев-
ный бой», «заворачивание полков» и прямые текстуальные за-
7
См. в настоящем сборнике статью: «Датирующие реалии рассказа
Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев».
8
с. 109-133; Генсьорський АЛ. Галицько-Волинський лггопис (процес скла-
дання; редакцп и редактор!). Кшв, 1958, с. 99-100.
имствования, — всё то, что в противном случае приходилось бы

объяснять двукратным обращением редакторов свода к древне-
русской поэме.
Такой вывод нашел свое подтверждение и в ряде других об-
стоятельств похода и боя, почерпнутых редактором, по всей ви-
димости, уже из владимиро-волынских статей Ипатьевского ар-
хетипа второй половины XIII в. (напр., пеший бой вкруг озера),
в котором якобы поначалу принимали участие «ковуи», ударив-
шиеся затем в бегство.
Как появились в повествовании и какое место в протографе
рассказа занимали собственно «уи», породившие «ковуев»? От-
вет, как мне представляется, подсказывает, во-первых, подчи-
ненность в рассказе данной лексемы имени «Ольстина Олекси-
ча, Прохорова внука», о чем говорится не только в начале, но
напоминается и далее («иже бяху с Ольстином ковуеве»), и, во-
вторых, упоминание в ст. 6692/1184 г. — в действительности от-
носящееся к 6693/1185 г., как то показывают переставленные
фрагменты, — о поездке Ольстина Олексича, «мужа» Ярослава
Всеволодовича черниговского, к Кончаку: «Ярославъ же... по-
сла к нимъ моужь свои Ольстина Олексича» [Ип., 635]; «азъ
есмь послал к нимъ моужа своего Ольстина Олексича, а не мо-
гоу на свои моужь поехати» [Ип., 636]. Тот факт, что Игорь, от-
правляясь в Степь, «испроси» у Ярослава «в помочь» именно
Ольстина Олексича, незадолго до этого ездившего к Кончаку в
связи с какими-то переговорами, в том числе и о «мире», делает
в высшей степени вероятным предположение, что «Прохоров
внук» был наполовину половец и ехал «ко уи» или «с оуями»
(в тексте — «с коуи»), и должен был стать гарантом мирных на-
мерений Игоря, пополняя своей дружиной еще и физическую
защиту. Таким образом, первоначальный вид фразы можно ре-
конструировать как 'испроси у Ярослава помочь Ольстина
Олексича, Прохорова вноука, ко оуи', к чему сначала было до-
бавлено «черниговскими», а затем развернуто «уточнение» по
типу В.Н.Татищева.
При переработке "оуи" превратились в «кооуев/ковоуев»,
оказавшихся тем более к месту, что переработчику требовалось
объяснить отсутствие дальнейших упоминаний о судьбе самого
Ольстина Олексича.
Такое переосмысление "оуев" в конце XIV или в начале XV в.
можно считать весьма симптоматичным, как, впрочем, появле-
ние данного термина в письменности киевской Руси в середине
XII в. и его полное забвение и выпадение из активной лексики в
последующий период. В системе славянских родственных свя-
зей, всё равно, «большой» или индивидуальной семьи, опреде-

ляющими всегда были «мужские линии», почему женщина у
славянских народов в доме занимала подчиненное положение, а
за его пределами практически не играла никакой роли. Об этом
лучше всего свидетельствуют древнерусские летописи, как пра-
вило, не знающие женских имен, а в случае необходимости ука-
зывающие или на происхождение женщины (отчеством) или на
ее принадлежность (по мужу). Как и в Европе, на Руси выдавае-
мые замуж женщины в дальнейшем не становились для своих
мужей гарантами получения помощи от ее отца или братьев, бу-
дучи разве что причинами последующих наследственных притя-
заний или семейных раздоров. Совсем иначе обстояло дело у
половцев, где кровное родство по материнской линии ценилось
выше, чем по линии отца. Можно сказать, что ребенок принад-
лежал всему роду его матери, в первую очередь, ее братьям,
"уям", накладывая на всех членов рода обязательство оказания
ему помощи и защиты, и тем самым распространяя на них «уй-
ство», подтверждение чему можно видеть в уже цитированных
фрагментах ст. 1146 г.
Упрочение с конца XI в. симбиотических отношений между
Степью и Русью привело, с одной стороны, ко всё возрастающе-
му числу межэтнических браков, причем не столько среди арис-
тократии, сколько среди массы русского оседлого и половецко-
го кочевого населения (уводы в полон, побеги, оседание на
землю, расселение выходцев из орды и пр.), а с другой - к резко
возросшему значению «института уев», связавшего Степь с Ру-
сью и внесшего в междукняжеские конфликты фактор «второго
этноса». По мере того, как половцы всё более втягивались в по-
вседневную жизнь русских княжеств, наполненную внутрисе-
мейными сварами, вероломством, борьбой, они менялись сами
и изменяли свои отношения к родственникам, пройдя «от коче-
вий к городам», как выразилась С.А.Плетнева. Конец всему это-
му положили монголы, захватившие степи с оставшимися по-
ловцами и вырезав всю половецкую аристократию, которая до
тех пор оставалась гарантом сохранения степных традиций.
Вместе с половцами из русских летописей ушел и сам термин —
"уй", "уи" — в новой реальности потерявший свое основание и
смысл, поскольку всё вернулось на круги своя.
История и реальное содержание термина "уй" в русской жиз-
ни хорошо показывает Ипатьевская летопись. Он появляется на
ее страницах в легенде о Владимире и Добрыне, неся с собой от-
голоски не славянской архаики, а русско-половецких связей
XII в., активно используется с 1146 по 1185 г., исчезает на пол-
столетия, и с 1238 г. вновь появляется на страницах летописи,

повествующей о событиях середины и второй половины XIII в.
в Галицко-Волынской Руси, где в литературном и бытовом оби-
ходе до польско-литовского завоевания лексика предшествую-
щего периода сохранялась значительно лучше, чем на землях
Северо-Восточной Руси.
Именно так сейчас может быть представлена история «наро-
да кооуев», вызванная в конце XIV или в начале XV в. ошибоч-
ным прочтением слитного написания лексемы "ко оуям" и по-
родившая столько недоумений, догадок и прямых фантазий со
стороны историков, археологов и даже филологов. Надеюсь, что
теперь им положен конец.
Еще проще выглядит загадка лексем "каепичи", "бастии" и
"турпеи", которые СА.Плетнева принимает за этнонимы. «Что
касается турпеев и каепичей, — пишет археолог, — то оба эти не-
большие этноса обитали, видимо, на переяславльско-черниговском
пограничье, поскольку упоминаются в летописи в связи с военными
действиями, ведшимися князьями друг против друга именно на
территории этих княжеств. Иных, более веских доказательств о
месте их обитания у нас нет»9.
Здесь всё верно, за исключением термина "этнос". Получив
от отца, Изяслава Мстиславича, занявшего Киев, приказ «Пере-
яславля добыта», Мстислав Изяславич «послася на ону сторону
(т.е. на Левобережье) к Турпеемъ и к дружине, веля имъ ехати к
собе <...> Ростислав же <...> сгони ТУрпее у Днепра, и поймав е,
приведе е Переяславлю» [Ип., 398], из чего следует, что затея эта
не удалась. В тех же словах передает этот эпизод 6658/1150 г. и
Лаврентьевский список [Л., 326]. На то, что под «Турпеями» сле-
дует понимать никакой не этнос, а род, некоего Турпея, указы-
вает наличие у них общей «дружины», а также то, что перехва-
тить их и привести назад к Переяславлю смог один Ростислав
Юрьевич, естественно, в сопровождении собственной дружи-
ны, в которой было вряд ли более двух десятков воинов.
Подобно «ковуям», «каепичи» встречены только в Ипатьев-
ской летописи, причем лишь единожды, тем самым уже изна-
чально позволяя думать, что перед нами очередная описка:
«а молодь, перебравъ [с] берендичи, и с каепичи пусти на полов-
ци ити» [Ип., 507]. Разбирая тюркские этнонимы, Η .А.Баскаков
пояснил, что «каепичи — название огузского племени древних узов
— черных клобуков русских летописей. Структура этого этнонима
9
ясна, она состоит из названия тюркского племени qaj или собст-

венного мужского имени + ара \почтительное обращение к стар-
шему в роде' (ср. apa/aba/awa 'отец, мать' или oba 'род, родовое
подразделение, большая семья >>10. Между тем, здесь, скорее всего,
выступают потомки какого-то Аепы, двое из которых, как изве-
стно, в 6615/1107 г. заключили мир с русскими князьями и спо-
собствовали двум тогда же заключенным бракам половецких
принцесс — с Юрием Владимировичем, сыном Владимира Мо-
номаха, и со Святославом Ольговичем, сыном Олега Святосла-
вича [Л., 282-283; Ип., 259].
В отличие от этих псевдоэтнонимов, лексема "Бастеева
чадь", упоминаемая только в Ипатьевской летописи под
6678/1170 г. («послалъ Мьстиславъ Михалка <...> с коуи, Бас-
теевою чадью» [Ип., 544]), и 6680/1172 г. («и Глебъ князь при-
слалъ бяше Ц)игоря тысячкаго своего с помочью, и половци ди-
кие, Концакъ с родомъ своимъ, и свои берендичи, Бастеева
чадь» [Ип., 548]), имеет дополнение в имени самого Бастия —
дважды в ст. 6678/1170 г. («Бастии же и инии мнози гониша по
них» и «ту же льсть издея Бастии над Михалкомъ» [Ип., 540 и
544]). Из всего этого комплекса следует, что речь идет не о наро-
де, а только, как и в случае с «турпеями», о роде берендея Бас-
тия, бывшего «своим» для Мстислава Изяславича.
Вся эта путаница с несуществующими тюркскими этносами,
извлекаемыми по мере надобности (и ненадобности!) из описок
Ипатьевской летописи, объясняется, с одной стороны, слепым
доверием филологов и историков к «Указателю» издания Архео-
графической Комиссии (СПб., 1871), где все эти лексемы со-
провождаются пометкой «нар.» (т.е. «народ»), а со стороны
С.А.Плетневой — еще и отсутствием представления о разнице
между «социумом» и «этносом», что достаточно ярко предстает в
ее последней, в целом нужной и интересной монографии о по-
ловцах. Так она пишет, что у черных клобуков основу общества
«составляла большая семья (аил), называемая русскими летопис-
цами чадью. В нее входили как кровнородственные члены, так и их
слуги из других обедневших семей и даже домашние рабы. Богатые
семьи достигали очень больших размеров и превращались <...>в но-
вые этнические единицы»п. Это, безусловно, новое слово в науке,
так же, как и другие утверждения на эту же тему, например:
«Процесс выделения из большой массы новых малых этнических об-
разований, получавших имя от главы семьи или куреня, был, види-
10
Баскаков Η Л. Тюркская лексика..., с. 65.
11
12
мо, характерен для степняков» . И далее: «Таким образом, слож-
ный процесс этнообразования <...> заключался не только в слиянии
мелких групп, но и в выделении из старого, давно сложившегося эт-
носа небольших группировок, нередко перераставших в новые этно-
сы»13.
Как можно видеть, автор говорит здесь о процессе не этно-
образования, а только социального расслоения, упадке одних
родов и возвышении других в рамках одного этноса и в структу-
ре одной социальной формации. Ссылаясь в монографии на ра-
боту З.В.Анчабадзе о кипчаках Северного Кавказа, С.А.Плетне-
ва могла бы вспомнить в связи с этим, что у половцев «каждая
родовая единица совпадала с определенной военной единицей», во
главе которых стояли главы родов14, т.е. то самое, что было отме-
чено русскими летописцами, писавшими о «турпеях», «аепичах»
и «Бастеевой чади». Одновременно следует отметить и слишком
большую ее доверчивость к летописным текстам, воспринимае-
мым в качестве документов, а не историко-литературных произ-
ведений, что прямо относится к Ипатьевской летописи (походы
русских князей «за Дон и за Яик», попытки половцев «попле-
нить города» и пр.).
Такие примеры еще раз напоминают о необходимости точ-
ного употребления терминов науки, критического использова-
ния древних текстов и крайне осторожного отождествления их
сведений с данными, полученными при изучении материаль-
ных источников, которые и должны быть положены в основу эт-
нокультурных реконструкций. Всё остальное, прежде чем быть
использовано, должно быть подвергнуто жесточайшей провер-
ке, как это выяснилось на примере «коовуев» и остальной «ча-
ди», позволив вернуться к трем степным этносам, только и
представленным в археологических памятниках южно-русских
степей — печенегам, торкам и половцам.
12
13
14
Анчабадзе З.В. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских ле-
тописей XI-XIV веков. / / О происхождении балкарцев и карачаевцев. Ма-
териалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и кара-
чаевского народов (22-26 июня 1959 г.). Нальчик, 1960, с. 122.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ
И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ 1
В русской исторической традиции имена Сергия Радонеж-

ского и героя Куликовской битвы Александра Пересвета до сих
пор прочно связаны друг с другом преданием о встрече князя
Дмитрия Ивановича с настоятелем обители Святой Троицы.
Последний благословил московского князя на битву с Мамаем
и отправил с ним двух братьев-иноков, Пересвета и Ослебю,
один из которых пал в поединке с «печенежином Челубеем».
Эти сюжеты до сих пор вдохновляют художников, поэтов и пи-
сателей на создание произведений, многие из которых стали
восприниматься как своего рода исторические свидетельства.
Неслучайно накануне празднования 600-летия Куликовской
битвы в научной статье, посвященной этому событию, один ис-
торик прямо писал, что «столкновению главных сил (ордынцев и
москвичей. — А.Н.) предшествовало единоборство двух богаты-
рей — Пересвета и Темир-мурзы (Челубея). Этот поединок имел
целью воодушевить войска обеих сторон. Гибель богатырей в ре-
зультате единовременного удара копьями произвела сильное впе-
чатление на наблюдавших за традиционным поединком»2, после
чего пересказал сюжет известной картины В.М.Васнецова, ис-
пользуемой на уроках истории в школе.
Действительно, именно этот момент сражения, вычленен-
ный из всего остального, стал в дальнейшем для большинства
россиян и центральным событием битвы, и своего рода симво-
1
Предшествующие публикации: Никитин А. Одиссея Александра
Пересвета. / / НиР, 1990, № 4-5; он же. Подвиг Александра Пересвета.//
ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 256-272.
2
Бескровный Л.Г. Куликовская битва. / / Куликовская битва. М., 1980,
с. 238.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ 495
лом победы Руси над Золотой Ордой, торжеством «честнаго

креста» над «неверными», так что образ чернеца в развеваю-
щейся схиме, несущегося с копьем на ордынского воина, впол-
не смог бы заменить на гербе Москвы столь сходного с ним «ко-
пейщика». Но, может быть, так это и было? Стоит вспомнить,
что образ Георгия Победоносца, поражающего поверженного
дракона (на ранних московских монетах изображен всадник не
с копьем, а с саблей), получил своего рода канонизацию не ра-
нее конца XV века, и в сознании народа неизменно ассоцииро-
вался с освобождением от татаро-монгольского ига.
Однако «стоп-кадр», созданный Васнецовым, у действи-
тельного исследователя той эпохи вызывает множество недо-
уменных вопросов. Например, о какой «традиции поединков»
перед битвой3 может идти речь, если в ордынских войсках они
запрещались? Как мог принимать непосредственное участие в
сражении монах, тем самым отринув данные им при постриге
обеты? Почему о встрече Дмитрия Ивановича с Сергием не со-
общает ни одна летопись, ни один документальный источник, а
имя героя-чернеца отсутствует в синодиках Троице-Сергиевой
лавры так же, как и его брата Ослеби? Не означает ли всё это,
что участие знаменитого подвижника русской Церкви в собы-
тиях 1380 года, как и геройский подвиг Пересвета — не более
чем благочестивая легенда, а сам Пересвет — одна из мифологем
нашей истории?
Попробуем в этом разобраться. Однако, чтобы стало понят-
но дальнейшее, кратко перечислю события, которые предшест-
вовали битве на Дону, отчасти спровоцировав ее и, безусловно,
повлияв на ее исход.
В 1374 г. Москва отказала Орде в выплате традиционной да-
ни, воспользовавшись смутами и заговорами вокруг ордынско-
го престола и верно рассчитав, что там будет «не до нее»4. Затем,
3
«По традиции битва началась единоборством богатырей, в котором
погибли и русский, родом из Брянска, Пересвет (погребен в Москве в
Симоновом монастыре), и Те мир-мирза» (Пашуто В.Т. «И въскипе земля
Руская...». / / ИСССР, 1980, № 4, с. 86).
4
«А князю великому Дмитрию Московьскому бышеть розмирие съ
тотары и съ Мамаемъ» (ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Рогожский летописец. Пг., 1922,
стб. 106). В.АКучкин считает следствием этого несомненный отказ от
выплаты дани, затянувшийся вплоть до 1380 г. (Кункин В.Л. Русские
княжества и земли перед Куликовской битвой. / / Куликовская битва. Сб.
статей. М., 1980, с. 96).
в 1377 г. в Литве умер великий князь Ольгерд5. Ему наследовал

сын от второго брака, Ягайло, против которого вскоре подня-
ли мятеж его старшие братья6, в первую очередь, Андрей Оль-
гердович, князь полоцкий. В столкновении с Ягайло он был
разбит и вместе с семьей, дружиной и боярами бежал во Псков7,
который его принял, поскольку присягал ему еще в 1341 г.8 От-
туда Андрей Ольгердович направился в Москву, куда еще в
1371 г. была выдана его родная сестра, Елена Ольгердовна, за
серпуховского и боровского князя Владимира Андреевича, дво-
юродного брата московского князя Дмитрия Ивановича9, так
что им обоим он приходился шурином, почему и был принят с
почетом и радостью.
Для радости основания были не только родственные. Во-
княжение Андрея Ольгердовича в Пскове позволило москов-
скому князю зимой 1379/80 г. провести удачную военную опера-
цию против Ягайло, отодвинув свои западные границы от
Москвы. Как пишет летописец, «князь великии Дмитреи Ива-
новичь събра воя многы, и посла с ними брата своего князя Во-
лодимера Андреевичя да князя Андрея Олгердовичя Полоть-
ского, да князя Дмитриа Михайловичя Волыньскаго <...>
литовскыя городы и волости воевати <...> Они же сшедшеся
взяша город Трубьческыи и Стародубъ»10. Это военное пред-
приятие оказалось вполне «семейным делом», чем и объясняет-
ся его успех: в Трубчевске княжил Дмитрий Ольгердович, род-
ной брат Андрея и шурин Владимира Андреевича. Естественно,
он «не стал на бой, не поднял рукы противу великаго князя, и
не бьяся, но выйде из града съ княгинею своею, и з детми и съ
бояры», пришел в Москву, где был «с любовью» принят великим
князем и получил «на прокормление» город Переславль Залес-
ский «со всеми его пошлинами»11.
За два года до «выхода» Дмитрия Ольгердовича произошло
еще одно событие политического порядка, имевшее важные по-
5
ПСРЛ, т. 15, в. 1. Пг., 1922, стб. 117.
6
Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975,
с. 98-99.
7
НПЛ, 375; Псковская 3-я летопись. / / Псковские летописи, т. 2. М.,
1955, с. 105-106. Более подробно см.: Флоря Б.Н. Литва и Русь перед битвой
на Куликовом поле. / / Куликовская битва. Сб. статей. М., 1980, с. 158-159.
8
Псковские летописи, т. 1. М. - Л., 1941, с. 19; т. 2. М., 1955, с. 96.
9
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 99.
10
ПСРЛ, т.18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 129.
11
Там же. Как показал Б.Н.Флоря, Переславль Залесский служил
местом традиционного «кормления» для выезжавших из Литвы князей
(Флоря Б.Н. Литва и Русь..., с. 166).
следствия: в августе 1378 г. московские войска, без предупреж-

дения и договоренности вступив в пределы Рязанского княже-
ства, наголову разбили на р. Воже двигавшихся к Москве ор-
дынцев12. Впервые московские воеводы предприняли тактику
контрудара, причем не на своей, а на чужой территории, пока-
зав, что они не намерены считаться с «рязанским суверените-
том». Ответный удар Мамая, прошедшего «огнем и мечом» Ря-
занскую землю13, но не рискнувшего переступить московские
рубежи, не повлиял на сложившуюся политическую ситуацию,
хотя всем было ясно, что скорого столкновения между Москвой
и Ордой не избежать.
Наконец, весной 1380 г. в Москве был подписан договор о
мире и дружбе с Новгородом Великим14. Он развязывал руки
московскому князю, который теперь мог не опасаться возмож-
ного сговора новгородцев за его спиной с Литвой или с Тверью.
Договор оказался как нельзя более кстати: в августе того же
1380 г. рязанский князь Олег Иванович прислал в Москву сооб-
щение, что Мамай стоит на реке Воронеже и собирает войска,
договорившись о совместных действиях с Ягайло15.
12
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 134-135.
13
Там же, стб. 135.
14
«В лето 6888. Биша чоломъ всь Новградь господину своему владыце
Алексею, чтобы еси, господине, ялъся ехати ко князю великому <...> Князь
же прия их в любовь, а к Новугороду кресть целовалъ на всей старине
новгородчкой и на старых грамотах» [НПЛ, 376].
15
«Въ лето 6888. А с е писание Софониа Резанца, брянского боярина, на
похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю
Володимеру Андреевичу. Ведомо ли вамъ, рускымъ государямъ, царъ
Мамай пришелъ изъ (За)волжиа, сталъ на реце на Воронеже, а всемъ
своимъ улусом не велел хлеба пахать; а ведомо мое таково, что хощеть ити
на Русь, и вы бы, государи, послали его пообыскать, туто ли онъ стоить, где
его мне поведали» (ПСРЛ, т. 15. Тверская летопись. СПб., 1863, стб. 440).
Справедливо подвергая сомнению «брянское боярство» Софония,
возникшее, скорее всего, под влиянием Задонщины, на основании которой
Софония полагали ее автором, В. Ф. Ржи га первым отождествил его с
первенствующим рязанским боярином Софонием Алтыкулачевичем,
подтверждавшим жалованную грамоту князя Олега Ивановича рязанского
Ольгову монастырю, датируемую около 1372 г. (Ржига В.Ф. О Софонии
рязанце. / / Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 404-405). В
последней публикации грамота более осторожно датируется «после 1356 г.»
(Грамоты XIV в. Публикация, вступительная ст., комментарий и указатель
слов М.М.Пещак. Кшв, 1974, с. 32-33). Возникновение текста
«Задонщины» во второй половине XV в., на что указывают имеющиеся в
тексте вопиющие анахронизмы, безусловно снимает вопрос об авторстве
Последующие события историческая традиция рисует сле-

дующим образом16.
Московское войско и дружины союзных князей должны бы-
ли собраться в Коломне, у впадения в Оку Москва-реки, к
15 августа 1380 г. Три дня спустя, 18 августа, Дмитрий Иванович
с князьями и боярами посетил обитель преподобного Сергия,
получил благословение на битву, а в помощь — двух иноков,
братьев Пересвета и Ослебю. 20 августа он уже был в Коломне,
преодолев за сутки около 200 километров пути от Троицкой
обители до берега Оки, потому что утром этого дня войска вы-
ступили из города. 24-го августа они перешли Оку возле Лопас-
ни, а 5-го сентября вышли к верховьям Дона. Простояв на бере-
гу Дона около двух суток, 7-го сентября войска форсировали
реку и к вечеру того же дня вышли к речке Непрядве, за которой
и было решено дать сражение Мамаю. На следующее утро, пе-
ред битвой, к Дмитрию пришел посланец троицкого настоятеля
с благословенной просфорой и «грамоткой»17, после чего была
одержана полная победа над ордынцами18. Что касается Пере-
света и его брата Ослеби, то, согласно распространенному пре-
данию, оба они погибли в битве и были вместе похоронены в
Москве «близ монастыря Симонова»19.
этого Софония, объясняя устойчивое упоминание его имени в тексте

памятника этим самым «поведанием», т.е. посланной от рязанского князя
вестью о выступлении Мамая на Русь и его планах, однако не дает никаких
оснований считать его автором какого-то недошедшего до нас
«поэтического сочинения о Куликовской битве», как это сделала
Р.П.Дмитриева, (Дмитриева Р. П. Об авторе «Задонщины». / / Сказания и
повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 368) или «поэтического
произведения о Батыевом нашествии», как то предложил считать
А.А.Горский (Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина».
Источниковедческие и историко-культурные проблемы. М., 1992, с. 136).
16
Наиболее объективное изложение событий и анализ источников см.:
Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле. / / ВИ, 1980, № 8, с. 3-21.
17
Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 19.
18
Пространная летописная повесть «О побоище, иже на Дону...» / /
Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 17-20. См. также:
Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле. / / ВИ, 1980, № 8, с. 9-15.
19
Карамзин Н.М. История государства Российского, кн. 2, т. 5, СПб.,
1842, стб. 41; прим. 82: «В приходской церкви Рождества Богоматери,
разбирая колокольню сей церкви, называемой Старым Симоновым <...>, в
царствование Екатерины II нашли древнюю гробницу под камнем, на коем
были вырезаны имена Осляби и Пересвета: ныне она стоит в трапезе, а
камень закладен в стене».
Такова — традиционно - общая последовательность собы-

тий. Однако, насколько она верна и какое место занимают в ней
интересующие нас Пересвет и Ослебя?
О событиях сентября 1380 г. мы знаем по четырем произ-

ведениям, весьма отличным по своему характеру и содержа-
нию. Это так называемая Летописная повесть, «Житие Сер-
гия Радонежского», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом
побоище». Начать их рассмотрение следует с Летописной по-
вести, источника наиболее раннего, сохранившегося в соста-
ве летописных сводов в двух редакциях — Краткой и Прост-
ранной.
Большинство исследователей согласно, что Краткая редак-
ция летописной повести возникла вскоре после самого собы-
тия и до 1409 г., как определяют создание пергаменной Троиц-
кой летописи, которая погибла в московском пожаре 1812 г.
О том, что она содержала интересующий нас текст в его Крат-
кой редакции, известно по выпискам из этой летописи
Н.М.Карамзина 20 . Такие же списки Повести, повторяющие
друг друга почти дословно, сохранились в составе Рогожского
летописца (середина XV в.) и Симеоновской летописи (начало
XVI в.)21. Вчитываясь в ее текст, можно заметить, что ее Крат-
кая редакция представляет своего рода микро-свод из следую-
щих сюжетов: 1) сообщения о битве, обрывающейся на указа-
нии ее точной даты («Се бысть побоище месяца септября в
8 день, на Рожество святыя Богородица, в субботу, до обеда»),
2) краткого перечня погибших князей и бояр, 3) сообщения о
торжестве победителей («стояше на костех») и возвращении их
с трофеями в Москву. К этому присоединены: 4) сообщение о
рязанском князе Олеге, бежавшем с семьею от татар, и
5) о судьбе Мамая и отправке к Тохтамышу послов с дарами и
поздравлениями.
При всей сюжетной стройности в рассказе о битве явствен-
но проступает соединение двух текстов, повествующих об од-
20
Приселков М.Д. Троицкая летопись. М.-Л., 1950.
21
ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Пг., 1922, стб. 139-141; ПСРЛ, т. 18. СПб., 1913,
с. 129-131. В дальнейшем текст используется по изданию: Сказания и
повести о Куликовской битве. Л., 1982 (далее — Ск.), с. 14-15.
ном событии, отчего происходит как бы удвоение факта22.

В других случаях можно заметить уточнения, например: «И пе-
реехав Оку, прииде ему пакы другыя вести. Поведаша ему Мамая
за Доном собравшася, (в поле стояща и) ждуще к собе Ягайла на
помощь, (рати литовскые). Князь же великий поиде за Дон.
И бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася поганые полов-
ци, (татарские полци), (бе бо поле чисто на усть Непрядвы)» и т.п.
Взятые в скобки слова и фразы звучат вторично по отноше-
нию к основному тексту, достаточно емкому и лаконичному,
восходящему, скорее всего, к первоначальной записи конца XIV
или начала XV века. Нет здесь и названия поля «Куликово»: оно
появилось в текстах не ранее середины XV в. или еще позднее.
Особое значение приобретает тот факт, что даже в переработан-
ном к середине XV в. варианте этого текста нет никакого наме-
ка на поединок Пересвета с ордынским богатырем. Согласно
повести, битва началась сразу: «И ту исполчишася обоим и устре-
мишася на бой, (и соступишася обои), и бысть (на долзе часе)
брань крепка и сеча зла. (Чрес весь день сечахуся и падоша мерт-
вых множество бесчислено от обоих). И поможе бог князю велико-
му Дмитрию Ивановичи)». О том, что фраза «чрес весь день...»
вторична, говорит тот факт, что во всех остальных источниках, в
том числе и в Пространном варианте Повести, продолжитель-
ность сражения указана предельно точно: «с шестого до девято-
го часа», т.е. по современному счислению времени - с 11-ти ча-
сов утра до 2-х часов пополудни.
В Краткой редакции имя Пересвета находится только в пе-
речне погибших князей и бояр, причем в самом конце списка.
Сейчас можно считать доказанным, что этот перечень воспро-
изводит официальный государственный синодик, причем в од-
ном из его древнейших списков середины XV в. имя Пересвета
отсутствует23, как отсутствует оно и в синодике Троицкого мо-
настыря, в который Пересвет должен был быть внесен, если он
был троицким иноком.
В Пространной редакции летописной повести, сохранив-
шейся в составе сводов конца X V - первой половины XVI в., со-
держится та же фактическая основа, расширенная за счет от-
22
[Кучкин В.Α.] Рассказ о Куликовской битве в составе Рогожского
летописца и Симеоновской летописи. Текстологический комментарий. / /
Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998, с. 14-15.
23
Салмина М.А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и
«Задонщина». / / «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского
цикла. М.-Л., 1966, с. 370-371.
ступлений, картин, объяснений, превративших изначальный

текст в литературное произведение с диалогами и психологиче-
скими характеристиками героев, на материале которого позд-
нее будет создано «Сказание о Мамаевом побоище»24. Кроме
точных календарных дат и часов суток, повесть дополнена сооб-
щениями, что на помощь московскому князю пришли два сына
Ольгерда, Андрей, князь полоцкий, но не с полочанами, а, как
и следовало ожидать, с псковичами, и Дмитрий, князь брян-
ский и трубчевский, «со всеми своими мужи». Здесь же читатель
узнает, что московского князя и его войско на битву благосло-
вил не Сергий, о свидании с которым летописец не знает, а ко-
ломенский епископ Герасим. Последнее представляется тем бо-
лее правдоподобным, что при заданных календарных сроках на
поездку к Троице и возвращение к войску просто не оставалось
времени. И как бы подтверждая такой вывод, Пространная по-
весть сообщает, что троицкий игумен послал московскому кня-
зю вдогонку «грамоту» с благословением, которую тот получил
за два дня до Рождества Богородицы, то есть 5-го или 6-го сен-
тября, когда войско стояло на берегу Дона в раздумье перед
дальнейшим шагом. Письмо от Сергия, ободрившее Дмитрия,
сыграло свою ролы в тот же день началась переправа через Дон,
навстречу Мамаю [Ск., 19].
В Пространной редакции летописной повести тоже ничего
не говорится о поединке Пересвета с ордынцем. Битва началась
столкновением армий: «И бысть сеча зла и велика, и брань
крепка <...> и много руси побьени быша от татар, и от руси та-
тары, паде труп на трупе». Только в конце, в значительно рас-
ширенном перечне павших (но опять на последнем месте) мы
находим имя Александра Пересвета [Ск., 22]. Однако расшире-
ние списка героев не должно вводить в заблуждение. Как выяс-
нил Ю.К.Бегунов, увеличение количества имен произошло не
за счет уточнения действительных потерь, а за счет людей, по-
гибших или до, или же — много позже интересующей нас даты25.
Однако именно в этом перечне к имени Пересвета дано приме-
чание, которое трудно посчитать случайным или выдуманным,
поскольку оно никак не связано ни с битвой, ни с действующи-
24
ПСРЛ, т. 4. Новгородская четвертая летопись, вып. 1. Пг., 1915,с.311-
320; вып. 2. Л., 1925, с. 321-325. Далее текст приводится по [Ск., 16-24]. См.
также: Салмина МЛ. Еще раз о датировке «Летописной повести» о
Куликовской битве. //ТОДРЛ, XXXII, Л., 1977, с. 3-39.
25
Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом
побоище». / / «Слово о полку Игореве» и памятники..., с. 505-506.
ми лицами: называя Александра Пересвета, автор заметил, что

он — «бывый прежде болярин брянский».
Вторым по своей значимости источником, содержащим све-
дения о событиях 1380 г. и текстуально не зависящим от обеих
редакций летописной повести, является «Житие преподобного
Сергия Радонежского» в его древнейших вариантах, изданных
еще Н.С.Тихонравовым26.
Автором первой редакции «Жития...» традиционно полага-
ют инока Троицкой обители Епифания (Премудрого), сподвиж-
ника Сергия. На протяжении многих лет он близко знал препо-
добного, а затем опрашивал современников, собирая сведения о
детстве и юности своего наставника. Труд Епифания был закон-
чен между 1418 и 1420 годами, то есть четверть века спустя после
смерти самого Сергия27, однако его текст известен лишь по от-
дельным фрагментам, с той или иной степенью достоверности
вычленяемым из текста «Епифаниевских редакций», принадле-
жащих в большей своей части перу Пахомия Логофета (Серба),
работавшего во второй четверти XV в.28 Последнее обстоятель-
ство позволяет рассматривать тексты суммарно, поскольку дело
касается исключительно рассказа о свидании московского кня-
зя Дмитрия Ивановича с Преподобным.
В древнейших списках «Жития Сергия» Епфаниевско-Па-
хомиевской редакции середины или второй половины XV в. со-
общается, что к Сергию «некогда» приехал «князь великий» и
начал жаловаться на угрозу со стороны Мамая, собирающегося
«разорить церкви». В последующей, более развернутой редак-
ции (по Н.С.Тихонравову — 2-й Епифаниевской с изменениями
Пахомия) речь идет уже о «князе великом Дмитрии Ивановиче»,
сообщившем Сергию, что «безбожные татары идут <...> на
Русскую землю, хотя разорити святые церкви и погубити наше
христианство». Игумен благословил князя выйти навстречу
врагу, после чего Дмитрий обещал, если останется жив, постро-
ить монастырь. Вернувшись с победой, он заложил монастырь
на р. Дубенке в память Успения пресвятой Богородицы. Вот как
об этом повествуют жития.
26
Тихонравов Н. Древние жития преподобного Сергия Радонежского.
М., 1892.
27
Прохоров Г.М. Епифаний Премудрый. / / СККДР, вып. 2, ч. 1 (А-К).
Л., 1988, с. 215.
28
Прохоров ГЖ Пахомий Серб. / / СККДР, вып. 2, ч. 2 (Л-Я). Л., 1989,
с. 171. См. также: Зубов В.П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб. К
вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского». / / ТОДРЛ, IX, М.-Л.,
1953,с.145-158.
«Некогда же приде «По времени ж некоем прииде

князь велики в монастыр к князь великый Дмитрей Ивано-
преподобному Сергиу, и вич къ преподобномоу Сергию в
рече ему: отче, велия пе- монастырь и рече старцю: веси
чаль обдержит мя. Слы- ли, отче, велика меня скорбь об-
шах бо, яко Мамай держит и печаль, и всемоу хрис-
въздвиже всю орду и идет тианьствоу скорбь. Слышим, что
на Русскую землю, хотя Мамай, ординьскый князь, по-
разорити церквы, их же движе всю ордоу безбожных та-
Христос кровию своею ис- тар, идоут на мою отчиноу, на
купи. Тем же, отче святый, Роусскоую землю, хотя разорити
помоли Бога о том, как святыа церкви и погубити наше
сия печаль обща всем Хри- христианство. Тем же, отче свя-
стианом есть. Преподоб- тый, помоли Бога о нашем хрис-
ный же отвеща: иди про- тианстве, да избавит нас Бог от
тиву их, и Богу помагающе таковыа беды. Блаженный же
ти победиши, и здравъ с отвещавъ, рече: господини царю
вой своими възвратишася, нашь русскый, ты еси пастырь
токмо не малодушествуй. великомоу стадоу всему христи-
Князь же отвеща: аще убо анствоу. Подобает ти пещися о
Бог поможет ми молитва- своем стаде крепко, и должно ти
ми твоими, то пришед по- и душю свою положити о нем в
ставлю церковь въ имя Христовъ образ, яко ж и Хрис-
пречистыа владычица на- тосъ о нас кровь свою излиа и ду-
ша Богородица честнаго шу свою положи. И поиди, гос-
еа успениа и монастыр подини царю нашь, противоу имъ
съставлю общаго житиа. съ правдою и покорением, яко ж
Слышанно ж бысть, как пошлина твоа дръжить покаря-
Мамай идет с татары с ве- тися ординьскому царю должно.
ликою силою. Князь же, А чрес то надеемся на человеко-
събрав воя, изыде противу любие Божие и на пречистоую
их. И бысьть по пророчь- Богоматерь, поможет ти Богъ
ству святого Сергиа. И, победити их, и здравъ возврати-
победив, татары прогна, и шися съ вой своими. Дръзаи, гос-
сам здравъ съ вой своими подини нашь, Богъ с тобою, и
възвратися. И тако моливь прославит Господь имя твое в род
святаго Сергиа обрести и род. Князь же великыи рече:
место подобно, иде ж отче святый, аще ми Бог помо-
церъков сътворити. И тако жет и възвращуся здравъ, по-
обретше место подобно, ставлю церков во имя пречистые
призва и князя великаго, и Богородица честнаго оуспениа, и
основаста церковь, иже и монастырь съставим общаго жи-
вскоре сътворише церков тиа. И се князю глаголящу. Слы-
красну въ имя пречистыа шано бысть въскоре: се Мамай

на Дубенке, и съставиша грядет съ татары съ силою мно-
обще житие». гою. Князь же великыи събрався
изыде въскоре противу их, и
бысть сеча зело велика, и по про-
рочеству святаго побежени быша
безбожные татарове, избиша их
множство бесчислено. Самь же
князь великыи здравъ возвратися
съ своими вой, радуяся» и пр.29
Вот и все. Ни о каких иноках, посланных с князем, ни одна
из древних редакций жития Сергия, оставшихся от XV в., не
упоминает.
Текст этот в высшей степени примечателен. Он свидетельст-
вует, что до второй половины XV в., если не еще позже, никто из
окружения Сергия в Троицкой обители не знал о посылке с
Дмитрием иноков, в противном случае факт этот вряд ли мог
быть обойден молчанием. С другой стороны, сбор Епифанием
материалов о жизни Сергия и использование Пахомием Сербом
исключительно только собранного Епифанием позволяет пола-
гать, что до указанного времени в Троицкой обители не вели ни-
какой летописи или хроникальных заметок, из которых позд-
нейшие сочинители могли почерпнуть сведения о событиях
1380 г. Единственное, что осталось от того времени — известные
записи на листах Троицкого стихираря XIV в., сделанные неким
«Епифаном» (в котором традиция склонна видеть Епифания
Премудрого), даты которых читались И.И.Срезневским и его
последователями как 21 и 26 сентября 1380 года, однако их со-
держание не проясняет, а еще больше запутывает вопрос:
«М(е)с(я)ца септябр въ 21 д(е)нь в пят(ок) на памят(ь)
о(агио)с ап(о)с(то)ла Кондрата по литурги почата быс(ть)
пис(а)т(ь) татр[адь] 6. Во т(о)жь [...] [...] симоновскии приез-
диль, во т(о)ж д(е)нь келарь поехалъ на Резань, во т(о)ж [д(е)нь]
чернца уе[...] [...]ьр д(е)нь Исакш Андрониковъ приехалъ к намь,
во т(о)ж д(е)нь весть прид(е), яко летва грядеть с агаряны [...]»30
29
Тихонравов Н.С. Древние жития..., с. 59-60, 136-137.
30
Столярова Л. В. Записи исторического содержания XI-XIV веков на
древнерусских пергаменных кодексах. / / ДГВЕ. 1995. М., 1997, с. 76);
Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка X-XIV веков.
СПб., 1882, стб. 240-241; Шляков Н. Невыясненное известие из жизни
преподобного Сергия Радонежского. / / Прибавление к Церковным
ведомостям. СПб., 1892, № 41, с. 1411-1414; Голубинский Е.Е. Преподобный
Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. М., 1909, с. 91, прим. 2.
Так получается, что единственным фактом, отложившимся в

памяти иноков Троицкой обители о взаимоотношениях препо-
добного Сергия с московским князем, остался его приезд перед
сражением с татарами и последующее строительство монастыря
на р. Дубенке. Но когда произошло это свидание?
В текстах жития об этом не сказано. По умолчанию счита-
лось само собой разумеющимся, что обращение московского
князя к троицкому игумену, с которым у него тогда были до-
вольно сложные отношения из-за кандидатов на митрополичью
кафедру, могло произойти только в самый критический момент,
т.е. накануне битвы на Дону. Об этом — вроде бы — свидетельст-
вовал и княжеский обет, реализованный постройкой монастыря
на р. Дубенке. Однако именно наличие монастыря позволяет в
таком приурочивании усомниться, поскольку, как показал
В.А.Кучкин, монастырь основан не в память Рождества Богоро-
дицы, приходящегося на день победы на Дону, а в память Успе-
ния Богородицы, приходящегося на 15 августа. Более того, со-
временные событию летописи закладку обетного монастыря на
Дубенке и его храма отмечают в августе 1379 г., т.е. за год до Ку-
ликовской битвы. Всё это безусловно доказывает, что Дубен-
ский монастырь явился памятником не Куликовской битвы, а
предшествующей ей битвы на р. Воже, которая произошла
11 августа 1378 г., за три дня до праздника Успения Богородицы,
с чем и был связан приезд Дмитрия к Сергию31.
Визит этот был вызван крайней необходимостью. Впервые
московский князь выступал против своего ордынского сюзере-
на, которому приносил некогда присягу на верность, и освобо-
дить от нее князя могла только Церковь, ибо он целовал Орде
крест; впервые без предупреждения и договоренности он втор-
гался со своим войском на территорию дружественного Москве
Рязанского княжества, что могло привести к долгому размирью
и даже к выступлению рязанского князя против Москвы в сою-
зе с ее многочисленными врагами... Другими словами, Дмитрий
не мог предпринять эти шаги, не обратившись за советом и бла-
гословением к своему крестному отцу, каким являлся Сергий
Радонежский, причем не один, а вместе со всей своей боярской
«думой».
31
Кучкин В.Л. Свидание перед походом на Дон или на Вожу?/ НиР, 1987,
№ 7, с. 50-53; он же. О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликов-
ской битвы. / / ВНА, вып. 37. Православие в истории России. М., 1988,
с. 100-116; он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Кули-
ковской битвы. / / Церковь, общество и государство в феодальной России.
М., 1990, с. 117-119.
В августе же 1380 г., после получения известия о движении

Мамая к Москве, все эти вопросы уже были разрешены победой
на Воже, и на поездку князя к Сергию не оставалось времени:
следовало спешить навстречу врагу, чтобы перехватить его за
пределами московских рубежей. В Троицу Дмитрий мог только
послать с известием нарочного, не более. Именно поэтому рас-
сказ о присылке Сергием благословляющей «грамоты» вдогон-
ку князю, которую тот получил за два дня до битвы, при отсут-
ствии предшествующего личного свидания, представляется
если не реальным, то вполне вероятным фактом.
Следует ли из этого заключить, что Пересвет и Ослебя явля-
ются мифом? Не будем спешить с выводами, потому что уже
четверть века спустя после работы Пахомия Серба появилось
произведение, в котором впервые Пересвет и Ослебя выступа-
ют в качестве действующих лиц. Это — «Задонщина».
Посвященная событиям 1380 г., «Задонщина» состоит как
бы из двух пластов, взаимно проникающих и обуславливаю-
щих друг друга: поэтических образов и переработанных текс-
туальных заимствований из «Слова о полку Игореве» и расска-
за о событиях 1380 г., заключающего безусловные анахрониз-
мы. И в том, и в другом она удивительно повторяет свой
прототип, поскольку и «Слово о полку Игореве», рассказыва-
ющее о событиях 1185 года, облекает их в образы и тексты Бо-
яна, поэта второй половины XI в.32 Как автор «Слова...» начи-
нает свой зачин с обращения к Бояну, так и безвестный автор
«Задонщины» сохраняет эту традицию, называя Бояна «гораз-
дым гудцом в Киеве»33.
В «Задонщине», сохранившейся в шести списках, два из ко-
торых представлены отрывками, четко прослеживаются «сю-
жетные блоки», которые можно сопоставлять и сравнивать. По-
добно Краткой летописной повести, «Задонщина» ничего не
сообщает о каком-либо участии Сергия Радонежского в описы-
ваемых событиях, зато Пересвету и Ослебе посвящен отдель-
ный «блок» с чрезвычайно интересной информацией. Вот как
он выглядит в древнейшем списке, происходящем из Кирилло-
Белозерского монастыря, датируемом 70-80 гг. XV века:
«Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце,
свистом поля перегороди, а ркучи таково слово: «Лучше бы ес-
32
Никитин A.JI. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М.,
1998; Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина»..., М., 1992.
33
Тексты Задонщины приводятся по изданию: «Слою о полку Игореве»
и памятники Куликовского цикла...» (далее — [Тексты]), с. 535-556.
мя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых поло-

женным пасти». И рече Ослебя брату своему Пересвету: «Уже,
брате, вижю раны на сердци твоемь тяжки. Уже главе твоей па-
сти на сырую землю на белую ковылу моему чаду Иякову. Уже,
брате, пастуси не кличють, ни трубы не трубять, только часто
ворони грают, зогзици кокуют, на трупы падаючи» [Тексты, 550].
Совсем в ином оформлении предстает этот же сюжет в спи-
ске Ундольского XVII в.:
«Пересвета чернеца бряньского боярина на суженое место
привели. И рече Пересвет чернец великому князю Дмитрию
Ивановичю: «Лутчи бы нам потятым быть, нежели полоненым
от поганых татар». Тако бо Пересвет поскакивает на своем до-
бром коне, а злаченым доспехом посвельчивает. А иные лежат
посечены у Дуная великого на брезе. И в то время стару надоб-
но помолодети, а удалым людям плечь своих попытать. И мол-
вяше Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: «Брате
Пересвете, вижу на теле твоем раны великия, уже, брате, лете-
ти главе твоей на траву ковыль, а чаду твоему Якову лежати на
зелене ковыле траве на поле Куликове на речке Напряде за ве-
ру крестьянскую и за землю за Рускую и за обиду великого кня-
зя Дмитрия Ивановича» [Тексты, 538].
Оставляя в стороне использование здесь фразеологии «Сло-
ва о полку Игореве», отметим другое: «Задонщина» не знает ни
о каком поединке Пересвета с «печенежином» или «татарином»,
а в ее древнейшем списке, несущем на себе отпечаток сокраще-
ний монаха Кирилл о-Белозерского монастыря Ефросина, ни
Пересвет, ни его брат Ослебя не имеют никаких признаков
«иночества». Больше того, вместе с ними на поле боя оказывает-
ся еще и сын Ослеби, Яков, племянник Пересвета, который в
поздней версии ошибочно назван сыном самого Пересвета. Все
трое представлены здесь воинами, облаченными не в «манатьи»
и «куколи», а в щеголеватый ратный доспех, которым Пересвет,
не скрывая, гордится. Следы такого первоначально рыцарского
образа сохранились и в позднем списке Ундольского, несущем
уже отпечаток легенды о «чернечестве» братьев, но усваиваю-
щем — и это стоит особенно выделить — Пересвету вместе с ры-
царским обликом чин «брянского боярина», заимствованный,
по-видимому, из Пространной летописной повести.
Так получается, что в середине XV в., когда Пахомий Серб
составлял окончательный вариант жития троицкого игумена,
никто еще не подозревал последнего в подготовке победы на
Куликовом поле, что представляется нам сейчас чуть ли не ак-
сиомой, единственным основанием которой оказывается «Ска-
зание о Мамаевом побоище», известное сейчас в полутораста

списках, подразделяемых на восемь редакций, не считая внут-
риредакционных вариантов.
«Сказание о Мамаевом побоище» возникло не ранее конца
XV в.34 или, что представляется более вероятным, в первой тре-
ти XVI века. Его историческая основа достаточно прозрачна:
автор «Сказания...» использовал в качестве сюжетной канвы
Пространную летописную повесть, взяв из нее лишь то, что
привлекло его внимание или отвечало стоящим перед ним зада-
чам, и «Задонщину», которую в значительной степени перера-
ботал. Одновременно он использовал паремийные «Чтения о
Борисе и Глебе», «Житие Александра Невского» и русские лето-
писи, из которых заимствовал ряд сюжетов.
Обилие использованных автором историко-литературных
источников для написания собственного сочинения, далеко не
полностью выявленных исследователями «Сказания...», приве-
ло некоторых из них к убеждению, что в руках автора было еще
какое-то произведение, написанное по свежим следам со слов
участников битвы, которое и сохранило большое количество
имен персонажей, нигде более в этой связи не упоминаемых.
Так Р.Г.Скрынников полагал, что произведение это восходит к
рассказам очевидцев битвы из кругов, близких боровскому и
серпуховскому князю Владимиру Андреевичу и боярам Всево-
ложичам, тесно связанным с Троицким монастырем. «Самое су-
щественное значение для определения времени и места составле-
ния «Сказания», — писал Р.Г.Скрынников, — имеет прямая
ссылка автора на источники информации, которыми он пользо-
вался.<...> Одна небольшая, но характерная деталь подкрепляет
свидетельство книжника о его беседах с воином из удельного пол-
ка. В «Сказании» обозначены имена одного-двух, очень редко трех
воевод из состава «великих» полков Дмитрия Донского, зато на-
званы имена пяти воевод сравнительно небольшого полка Влади-
мира Андреевича»35.
Основанием для такого утверждения Р.Г.Скрынникова яви-
лась также фраза «Се же слышахом от верного самовидца, иже бе
от пълку Владимера Андреевича», находящаяся в одной из редак-
ций «Сказания...». К сожалению, именно эта ссылка на свиде-
тельство «очевидца» ничего не стоит, поскольку тот рассказыва-
34
Салмина Μ А. К вопросу о датировке «Сказания о Мамаевом побои-
ще». / / ТОДРЛ, XXIX. Л., 1974, с. 98-124; Кучкин ВА. Дмитрий Донской и
Сергий Радонежский..., с. 113-114.
35
Скрынников Р.Г. Куликовская битва. Проблемы изучения. / / Куликов-
ская битва в истории и культуре нашей Родины. М., 1983, с. 60-61).
ет не о битве, а лишь о «венцах мученических», опущенных из

облаков руками ангелов над бьющимися русскими полками:
«Се же слышахом от верного самовидца, иже бе от плъку Влади-
мера Андреевича, поведаа великому князю, глаголя: «В шестую
годину сего дни видех над вами небо развръсто, из него же изыде
облак, яко багрянаа заря над плъком великого князя, дръжаше-
ся низко. Тъй же облакъ исплъненъ рукъ человеческих, яже ру-
кы дръжаще по велику плъку ово проповедникы, ово пророчес-
кы. Въ седмый же часъ дни облакъ тъй много венцевъ дръжаше и
опустишася над плъкомъ, на головы християньскыя» [Ск., 44].
Можно, конечно, предположить, что речь идет о появлении над
полем сражения НЛО, если бы это не было прямым заимствова-
нием из «Жития Александра Невского»: «Се же слышах от са-
мовидца, иже рече ми, яко видех полкъ Божий на въздусе, при-
шедши на помощь Александрови»36. Справедливости ради
следует заметить, что автор «Сказания...» был не первым в ис-
пользовании «самовидца», поскольку данный сюжет его пред-
шественник заимствовал из повести о походе Владимира Моно-
маха на половцев в 6614/1111 г. с описанием знаменитой «битвы
на Сальнице», где «падаху половци предъ полкомъ Володимеро-
вымъ, невидимо бьеми ангеломъ, яко се видяху мнози человеци,
и главы летяху невидимо стинаеми» [Ип., 267-268].
Как я уже отметил, использованию «Сказания...» в качестве
исторического источника препятствует наличие в его тексте во-
пиющих анахронизмов. Во всех его редакциях союзником Ма-
мая указан не Ягайло, а Ольгерд, хотя этот противник Москвы
умер тремя годами ранее Куликовской битвы. В Киприанов-
ской и некоторых других редакциях «Сказания...» Дмитрия
Ивановича на брань с Мамаем благословляет митрополит Ки-
приан [Ск., 52-56], находившийся тогда в Киеве, а вместо епис-
копа Герасима войска в Коломне (по Основной редакции) на-
путствует епископ Геронтий [Ск., 34], занимавший
коломенскую кафедру с 1453 по 1473 год, т.е. почти сто лет спу-
стя после описываемых событий. Наконец, покидая Москву,
Дмитрий Иванович совершает молебствие перед иконой Вла-
димирской Богоматери, тогда как на самом деле эта икона пере-
шла из Владимира на Клязьме в столицу только пятнадцать лет
спустя после битвы.
36
Житие Александра Невского. / / Памятники литературы древней Ру-
си. XIII век. М., 1981, с. 434. Подробнее о влиянии Жития на «Сказание...»
см.: Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побои-
ще». / / «Слово о полку Игореве» и памятники..., с. 477-485.
Недостоверны или сомнительны оказываются и поимено-

ванные персонажи, количество которых в различных редакциях
«Сказания...» возрастает от столетия к столетию37, причем ино-
гда причины таких ошибок или фантазий удается найти. Вот
один из подобных примеров.
В Распространенной и последующих редакциях «Сказа-
ние...» включает в себя особую повесть о приходе на помощь
московскому князю рати, собранной новгородскими посадни-
ками по благословению новгородского же архиепископа Евфи-
мия [Ск., 86-88]. В действительности новгородцы в 1380 г. на
помощь Москве не приходили и не могли прийти. Что же каса-
ется «архиепископа Евфимия», то с таким именем владык было
двое: Евфимий Брадатый был избран на новгородскую кафедру
в 1423 г. и умер 1 ноября 1429 г.; его сменил Евфимий Вяжиц-
кий, умерший 10 марта 1458 г.38 Как можно видеть, оба владыки
жили много лет спустя после Куликовской битвы, когда новго-
родским архиепископом был Алексий. Источником такого ана-
хронизма, скорее всего, стала Новгородская Первая летопись
младшего извода и сходные с нею летописные своды, где перед
повестью о побоище на Дону содержится сообщение о новго-
родском посольстве в Москву в начале 1380 г. [НПЛ, 376]. С дру-
гой стороны, на возникновение данного пассажа в «Сказа-
нии...», похоже, оказала влияние «Задонщина», впервые
поднявшая тему помощи московскому князю со стороны Нов-
городской республики против ордынцев39.
Между тем, именно в «Сказании...» сообщается, что, назна-
чив день сбора войска в Коломне, Дмитрий Иванович с двою-
родным братом и «со всеми князи» отправился к Троице, где
прослушал литургию, вкусил монастырской трапезы, получил
благословение Сергия и испросил у него двух иноков, Пересве-
та и Ослебю, «которых ранее знал как опытных военачальников и
богатырей». Вызвав иноков, Преподобный «повелел им вместо
золоченых шлемов возлагать на себя схиму с нашитым крестом»
[Ск., 56-57]. Это достаточно важная деталь, по-видимому, была
предназначена для «исправления» образа Пересвета в Задонщи-
не, где он на поле «поскакивает, золоченым доспехом посверки-
вая». Оттуда же в Киприановскую редакцию заимствовано ука-
зание, что иноки — «братья», а Печатный вариант «Сказания...»
37
Бегунов Ю.К. Об исторической основе..., с. 477-523.
38
Хорошев А.С. Церковь в социально-политической системе Новгород-
ской феодальной республики. М., 1980, с. 95.
39
«Стоят люди новгородцы у святой Софеи, а рькучи...» [Тексты, с. 536,
541,548,551].
добавляет, что они еще и «брянские бояре» [Ск., 109]. Всё это,
как показал С.К.Шамбинаго в своем исследовании списков па-
мятников Куликовского цикла, в том числе и «эпизод о посеще-
нии великим князем обители взят из Жития (Сергия. - А.Н.) по
Никоновской редакции»40.
Замена автором «Сказания...» Ягайлы на Ольгерда позволи-
ла ему более драматично представить приход на помощь мос-
ковскому князю Андрея и Дмитрия Ольгердовичей «с ратью ли-
товскою», готовых за правое дело пойти даже против родного
отца, «возненавидевшего их мачехи их ради» [Ск., 36]. Теперь не-
решительность московского князя перед форсированием Дона
снимает не письмо Сергия, как в Пространной летописной по-
вести, а совет Ольгердовичей, напоминающих князю о его
предках, Ярославе Мудром и Александре Невском, утверждав-
ших свои победы переходом рек: первый - Днепра под Любе-
чем для битвы со Святополком, второй — якобы переходом Не-
вы [Ск., 37-38].
Соответственно, и посланец троицкого игумена теперь по-
является в стане московских войск перед самым началом сра-
жения с письмом («книгами») и освященной просфорой («бого-
родичным хлебом») [Ск., 42], как последним напутствием на
ратный подвиг, что становится своего рода увертюрой к после-
дующему единоборству Пересвета, который видит выезжающе-
го из рядов ордынцев «злого печенега». Названный в тексте пол-
ным именем, Александр Пересвет оказывается здесь, как
видно, под влиянием текста «Задонщины», отцом Якова, кото-
рому передает благословение («Чаду моему Иакову — миръ и бла-
гословение»), после чего вступает в единоборство и погибает.
Судьба Ослеби в «Сказании...» остается неизвестной. Он — как
бы случайная фигура, статист, оттеняющий подвиг своего брата
и не имеющий собственной роли в происходящих событиях. Та-
ким же мы видим его и в «Задонщине», откуда, по-видимому,
Ослебя и пришел в «Сказание...». Но если об Ослебе никаких
новых данных варианты редакций «Сказания...» не содержат, то
о Пересвете мы узнаем, что выехал он на поединок из полка
Владимира Всеволодовича (Всеволожского), а в Распростра-
ненной редакции поименован не только «чернецом», но еще и
«любоченином» [Ск., 98], что позволило некоторым исследова-
телям считать его выходцем из города Любеча.
Впервые из «Сказания...» мы узнаем и о его противнике, на-
зываемом то просто «печенежином», то «Темир-мурзой» [Ск., 64
40
Шамбинаго С.К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 175.
(Киприановская редакция)], то «Таврулом» [Ск., 406], то «Челу-

беем» [Редакция «Синопсиса» и лубочных изданий], что, конеч-
но же, не способствует доверию к тексту, заставляя предпола-
гать здесь контаминацию разных историко-литературных
версий и просто редакторский произвол в изложении сюжета и
обрамляющих его реалий. Об этом достаточно подробно писал
Л.АДмитриев, пытаясь в то же время «подтянуть» время созда-
ния древнейшей редакции «Сказания...» к событиям 1380 г.41
Вот, собственно, почти весь комплекс сведений, непосред-
ственно относящихся к герою Куликовской битвы, каким рас-
полагает историк. Остается выяснить, что из этого соответству-
ет действительности, если она вообще доступна такой поверке.
Ситуация, с которой сталкивается исследователь событий

1380 г., действительно необычна. С одной стороны, он не может
пожаловаться на скудость материала, скорее, на его изобилие; с
другой стороны, материал этот оказывается противоречивым
или заведомо ложным. Остается единственный путь: собирая по
крохам, постараться восстановить биографии Пересвета и Ос-
леби, чтобы или признать их мифичность или объяснить сло-
жившуюся ситуацию.
При всей скупости данных, содержащихся в рассмотренных
выше источниках, можно заключить, что Александр Пересвет
был человеком военным, «бывшим брянским боярином», хотя в
одной из редакций «Сказания...» он назван «чернецом любоча-
нином» [Ск., 98]. Поскольку это никак не согласуется с его пове-
дением на поле боя, как то изображено в «Задонщине», прихо-
дится задаться вопросом: а под какими именами нам известны
братья Александр Пересвет и Андрей Ослебя — под крестильны-
ми, мирскими, или под иноческими, принятыми при постриге?
Если в отношении Пересвета, названного «Александром»
уже в Краткой летописной повести42 решить вопрос практичес-
ки невозможно, то с его братом Ослебей дело обстоит иначе.
Вопреки легенде, полагающей гибель обеих братьев в битве на
Дону и повествующей об их совместном захоронении на терри-
тории Старого Симонова села в Москве (B.JI.Егоров, исследо-
вавший приписываемый им склеп в Симоновом монастыре, по-
41
Дмитриев Л.А. История памятников Куликовского цикла. / / Сказа-
ния и повести о Куликовской битве..., с. 338.
42
ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 140.
казал безусловную невозможность его принадлежности брать-

ям43), Ослебя не погиб в сражении. Более того, как выяснил в
свое время С.К.Шамбинаго, разбирая акты местнических спо-
ров между монахом Геннадием (Бутурлиным) и М.Б.Плеще-
евым, в 1390-1393 гг., т.е. уже после смерти преподобного Сер-
гия, Андрей Ослебя был жив и служил боярином при дворе
митрополита Киприана44, к тому времени переселившегося в
Москву. Другими словами, спустя десятилетие после Куликов-
ской битвы Ослебя всё еще оставался мирским человеком. Ино-
ческий чин он принял только по прошествии 5-7 лет. Об этом
изменении в его жизни свидетельствует статья 1398 г. Москов-
ского летописного свода конца XV века, где сказано, что вели-
кий князь Василий Дмитриевич послал в Царьград, осаждав-
шийся перед этим турками, «много серебра в милостыню
(патриарху. — А.Н.) с черньцомъ Родионом Ослебятемъ, иже пре-
же быль боярин Любутьскы»45. Эти два документа практически
снимают все неясности в вопросе происхождения как Андрея
Ослеби, так и его брата Александра Пересвета, объясняя истоки
их «чернечества» и происхождение эпитета «любочанин», кото-
рый указывал не на черниговский Любеч, а на брянский Лю-
бутск. Последнее особенно важно.
В XIV в. город Любутск входил в состав брянских земель Ве-
ликого княжества Литовского, а более точно — в состав владе-
ний князя Дмитрия Ольгердовича. Переход этого князя на
службу к Москве определил и судьбу обоих братьев, последо-
вавших за своим сюзереном. Этим и только этим обстоятельст-
вом определялось их появление в составе княжеской дружины,
возглавлявшей Передовой полк на Куликовом поле и приняв-
шей на себя первый удар ордынцев46. В таком случае понятно и
присутствие на Куликовом поле сына Ослеби, Якова Ослебети-
на, павшего, как можно полагать, вместе со своим дядей, Алек-
сандром Пересветом, и отсутствие имени Пересвета в офици-
альном московском синодике XV в., поскольку для Москвы он
был чужим не только по происхождению, но и, так сказать, по
юрисдикции. Отсюда может идти и легенда о захоронении двух
43
Егоров B.JI. Пересвет и Ослябя. / / ВИ, 1985, 9, с. 182-183.
44
Шамбинаго С.К. Повесть о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 177.
45
ПСРЛ, т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.-Л.,
1949, с. 228. Стоит заметить, что в этой же статье названо имя одного из
«противников» Пересвета — Челубея, сына Мурада I, взявшего штурмом г.
Тырново, столицу Второго Болгарского царства в 1393 г.
46
ПСРЛ, т. 4. вып. 2. Л., 1925, с. 486.
героев Куликовской битвы, спутавшая Якова Ослебетина с его

отцом, только не на территории нынешнего Симонова монас-
тыря, а, как указывал Н.М.Карамзин, на территории села Ста-
рого Симонова, в склепе, который мог служить временной усы-
пальницей для Пересвета и его племянника в ожидании
перенесения их праха на родовое кладбище в JI юбутске.
Однако такое отождествление «Андрея Ослеби» и «Иродио-
на Ослебетина» в свое время вызвало протест В.А.Кучкина,
предположившего, что в данном случае речь идет о разных лю-
дях, поскольку имя "Андрей" для Ослеби было, скорее всего, не
мирским, а монашеским47. В качестве доказательства историк
привел заключительную часть подтвердительной грамоты 1483 г.
о совершении обмена между великим князем Василием Дмит-
риевичем и митрополитом Киприаном г. Алексина на слободку
Караш, что имело место между 6.3.1390 г. и 13.2.1392 г.48, где в
числе митрополичьих бояр, совершавших обмен, указан «чер-
нец Андрей Ослебятя»49.
Далее, развивая свою аргументацию и обнаруживая среди
митрополичьих бояр, кроме Андрея и Родиона, еще и «Акинфа
Ослебятева», упоминаемого летописью уже под 1425 г.50 (судя по
всему, этот же Акинф находился в окружении митрополита в
1391 г., поскольку отмечен в качестве одного из главных дейст-
вующих лиц в Уставной грамоте Владимирскому Царевокон-
стантиновскому монастырю51), ВЛ.Кучкин предположил, что
«вообще род Ослябей/Ослебятевых служил русским митрополи-
там»52, упустив из виду, что во всех источниках, упоминающих
о прошлом Андрея Ослеби, он указан в качестве «боярина лю-
бутского», т.е. выходца из Литвы. Более того. Ссылка историка
на один из пунктов Уставной договорной грамоты Василия
Дмитриевича и митрополита Киприана, датируемой 28.6.1392 г.
или 28.6.1404 г., согласно которому в случае войны «митрополи-
чимъ бояром и слугамъ» надлежит выступать «под митрополичимъ
47
Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский..., с. 107-108.
48
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Вос-
точной Руси в X-XIV вв. М., 1984, с. 273-274.
49
«А Кипреан митрополит менил с моим дедом великим князем Васи-
льем Дмитриевичем своими бояры: чернцом Андреем Ослебятем, Дмитри-
ем Афинеевичем, Степаном Фофановичем, Демьяном Райковичем, Миха-
илом Раем. А дана грамота на Москве месяца марта в 17 день лета 6900
девятьдесять перваго (1483. - А.Н.)» (АФЗХ, ч. 1, М., 1951, с. 24).
50
ПСРЛ, т. VIII. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1859, с. 92.
51
АФЗХ, ч. 1.М., 1951, с. 179-180.
52
Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский..., с. 107.
воеводою, а под стягом моимъ»53 (т.е. княжеским), якобы объяс-

няющая появление Ослеби на Куликовом поле в составе «мит-
рополичьей дружины»54 (которой нет в росписи полков), не мо-
жет в данном случае служить доказательством правильности
определения в меновом акте Андрея Ослебяти «чернецом». И не
потому только, что обязанности бояр митрополичьих участво-
вать в военных действиях исключают присутствие среди них
«чернецов», но потому, что «чин чернеческий» несовместен как
с «саном боярским», так и вообще с каким-либо саном. Что же
до грамоты 1483 г., то присутствие в ней определения Андрея
Ослеби «чернецом» поддается объяснению.
Как я сказал, Ослебю не знают ни Краткая, ни Пространная
летописная повести. Впервые, но без имени, он появляется в
Кирилло-Белозерском списке «Задонщины», который датиру-
ется по филиграням на бумаге от 1470 до 1480 г.55, участвуя в сра-
жении вместе со своим сыном Яковом. Указание Пересвета и
Ослеби без крестильных имен сохраняется во всех без исключе-
ния списках «Задонщины», в то время как в летописной повес-
ти Александр Пересвет представлен с полным именем. Собст-
венное имя Ослеби — "Андрей" — впервые возникает только в
«Сказании о Мамаевом побоище», появившемся не ранее пер-
вой четверти XVI в., с чем согласен и сам историк56, т.е. оно за-
имствовано из летописи или, что даже вероятнее, из цитиро-
ванной уже «меновой». Как известно, грамота 1.3.1483 г.,
заменившая подлинник конца XIV в., в свою очередь дошла до
нас не в подлиннике, а в составе копийной книги актов на зе-
мельные владения московского Митрополичьего Дома, состав-
ленной не ранее второй четверти XVI в.57 Любопытно, что в се-
редине прошлого века была известна другая ее копия, тоже
восходящая к концу XV в., опубликованная МЛ.Коркуновым,
где точно так же указывалось, что митрополит Киприан «менил
<...> своими бояры: чернцомъ Андреемъ Ослебятемъ, Дмитриемъ
Офинеевичемъ» и т.д.58
53
«А про воину. Коли яз самъ, кн(я)зь великии, сяду на кон(ь), тог'ды и
митрополичимъ бояром и слугамъ, а под митрополичимъ воеводою, а под
стягом моимъ, великаго кн(я)зя» (Древнерусские княжеские уставы X-XV
вв. М., 1976, с. 178).
54
Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский..., с. 108.
55
Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборников
XV в. книгописца Ефросина. //ТОДРЛ, XXXV, Л., 1980, с. 106.
56
57
АФЗХ, Ч. 1, С. 4.
58
Коркунов М.А. Памятники XV века. Акты из местничества Сабурова с
Заболоцким. / / ИОРЯС, т. 5, вып. 1-7. СПб., 1856, стб. 365.
17*
Поскольку оба эти списка являются копиями не первона-

чальной, а всего только подтвердительной грамоты, выданной
вместо подлинника в последней четверти XV в., то определение
«чернец», стоящее перед именем Андрея Ослебяти, легко может
быть объяснено пометой при его имени, сделанной на подлин-
нике конца XIV в. после пострига Ослеби, как выбывшего из
числа митрополичьих бояр, и механически перенесенной в но-
вый текст. Все это убеждает, что Андрей Ослебя, будучи бояри-
ном любутским и выехав из Литвы с Дмитрием Ольгердовичем,
после битвы на Дону остался в Москве и был определен в бояре
к митрополиту Киприану, после чего, по-видимому, овдовев, он
принял постриг под именем Иродиона, в то время как в митро-
поличьих боярах остался его второй сын, Акинф Ослебятев.
Другими словами, при наличии монашеского имени «Ироди-
он» и примечания, что «прежде он был боярин любутский», мы
должны признать имя "Андрей" таким же мирским именем Ос-
леби, как "Александр" Пересвета.
Подтверждением литовского происхождения Пересвета и
Ослеби могут служить разыскания А.А.Зимина о родословии
«выезжего из Литвы» известного Ивана Пересветова, который в
челобитной Ивану IV именовал Александра Пересвета и Андрея
Ослебю «своими пращурами» («поминая своих пращур и пра-
дед, как служили верно государем <...> Пересвет и Ослебя в
чернцех и в схиме со благословением Сергия чюдотворца на
Донском побоищи при великом князе Дмитрие Ивановиче за
веру християнскую и за святыя церкви <...> пострадали и гла-
вы свои положили»59), и тот факт, что имена братьев появляют-
ся в произведениях куликовского цикла — «Задонщине» и «Ска-
зании о Мамаевом побоище» — лишь после того, когда к
Москве были присоединены брянские земли, на которых еще в
начале XVII в. существовали владения некоего Захара Пересве-
това60.
Восстановив, насколько это возможно, происхождение
Александра Пересвета, убеждающее в легендарности причисле-
ния его и брата Ослеби к троицким инокам, можно попытаться
59
Зимин АЛ. И.С.Пересветов и его сочинения. / / Сочинения И.Пере-
светова. М.-Л., 1956, с. 171,199, 236;онже. И.С.Пересветов и его современ-
ники. М., 1958, с. 302 и сл. Слова эти можно было посчитать историческим
свидетельством, если бы не прямое заимствование здесь фразеологии «Ска-
зания о Мамаевом побоище» и наличие только поздних списков сочинений
И.С.Пересветова (середина и конец XVII в.).
60
Зимин АЛ. И.С.Пересветов и его сочинения..., с.Ю, прим. 3.
выяснить каким образом брянский боярин оказался связан пре-

данием с именем преподобного Сергия и его обителью в повест-
вовании о Куликовской битве. Как мне представляется, загадка
эта напрямую связана со свидетельством о «заочном благосло-
вении» московского князя троицким игуменом.
Историки в большинстве своем склонялись к тому, чтобы
рассматривать известие о приходе посланца Сергия к Дмитрию
на Дон в качестве позднейшей выдумки, забывая при этом, что
приход посланца отмечен еще в Пространной редакции лето-
писной повести, возникшей намного раньше «Сказания...», от-
куда он и был заимствован сочинителем, не решившимся пол-
ностью порвать с уже существующей традицией. Так возникло
«двойное» благословение — личное и заочное. Теперь, когда
можно с определенностью утверждать, что личной встречи кня-
зя с Преподобным перед битвой не было, версия о заочном бла-
гословении оказывается единственно возможной.
Но кто был посланцем? Кому мог вручить троицкий игумен
свое письмо и просфору для великого князя? Кто мог не только
разыскать, но и успеть догнать войско, спешно идущее на бит-
ву? До последнего времени никто эти вопросы не ставил и не
пытался их разрешить. А именно в них, как мне представляется,
и заключена разгадка Пересвета, потому что принести послание
Сергия мог только он. Тем более, что по одной, далеко от Тро-
ицкого монастыря сохранившейся легенде, посыльным прямо
назван «инок Александр Пересвет». Насколько мне известно,
факт этот никем из исследователей до меня не учитывался, хотя
он опирается не только на предание, но и на комплекс истори-
ко-архитектурных памятников, ныне совершенно забытых.
Начать следует с того, что Куликово поле, имя которого воз-
никает в летописных текстах не ранее второй половины XV в.61,
оказывается в местности, крайне неудобной для продвижения
войск, причем в стороне от обычного пути ордынских набегов,
проходивших восточнее, по водоразделу между рекой Воронеж
и Доном. Об этом свидетельствует интересный документ второй
половины XVII в., хранившийся в Московском архиве Минис-
терства юстиции, где, в частности, говорится о приходе ордын-
ских войск на Москву двумя «сакмами»: «по первой, из-за Вол-
ги, на Царицынский и на Самарский перевозы, и через реку
Дон на Казанский брод и на урочище Казар, где ныне город Во-
ронеж, на Рязанския и на Коломенския и на иныя места; по
61
Хорошкевич A.JI. О месте Куликовской битвы. / / ИСССР, 1980, № 4,
с. 92-106; Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле..., с. 16-18.
второй перешод реку Волгу, а Дону реки не дошод, промеж рек

Хопра и Суры, чрез реки Лесной и Польный Ворон ежи, на Ряс-
кие и на Рязанския и на Щацкия места»62.
В то же время в 40 километрах на восток от Куликова поля,
неподалеку от г. Скопина Рязанской области, на левом берегу
реки Верды, на горе близ деревни Дмитриевки вплоть до 20-х гг.
нашего века существовал мужской Дмитриевский Ряжский мо-
настырь. В качестве местночтимой реликвии в монастыре со-
хранялся костыль из яблоневого дерева, с которым, согласно
преданию, на это место пришел к Дмитрию Ивановичу от Сер-
гия Радонежского Александр Пересвет с «грамоткой» и просфо-
рой. Отсюда вместе с войском Пересвет двинулся к Дону, оста-
вив ненужный более костыль у некоего отшельника, жившего
на этой горе. Позднее, в ознаменование своей победы и в па-
мять о полученном благословении от Преподобного, на месте
встречи с его посланцем московский князь основал монастырь
с двумя церквами — во имя великомученика Дмитрия Солун-
ского и преподобного Сергия Радонежского63.
Подобная версия прихода Александра Пересвета к Дмитрию
Донскому накануне сражения никем из исследователей не рас-
сматривалась и не учитывалась при реконструкции событий.
Между тем, она заслуживает внимания уже потому, что не свя-
зана ни с одной из существующих историко-литературных вер-
сий и подтверждается реликвией, сохранившейся до наших
дней в Особой кладовой Рязанского историко-архитектурного
музея-заповедника за 3888. Конечно, реликвия не доказатель-
ство, тем более, что это не дорожный посох (который не был ну-
жен Пересвету), а именно костыль, опора для раненого или
искалеченного человека, вряд ли принадлежавший историчес-
кому Пересвету, если только не предположить, что в битве герой
был не убит, а лишь смертельно ранен и какое-то время пользо-
вался этой палкой64. Но последнее относится уже к области до-
мыслов, тогда как единственное рациональное зерно легенды —
62
Егоров В.Д. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М.,
1985. с. 181. Документ опубликован: ИТУАК, вып. 33. Тамбов, 1892, с. 49.
Добролюбов И. Историко-статистическое описание церквей и монас-
тырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных, с списка-
ми их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указани-
ями, т. 2. Рязань, 1885, с. 242.
64
Так понимает слова «Задонщины» «Пересвета... на суженое место
привели» (список У) и «Пересвета... привели на судное место» (список С)
В Л . Егоров (Егоров В.Л. Пересвет и Ослябя. / / ВИ, 1985, № 9, с. 180).
встреча московского князя и Пересвета на берегах речки Верды

- подтверждается достаточно убедительными аргументами.
Действительно, костыль - не дорожный посох, Пересвет —
не инок, однако основание Дмитриевского монастыря москов-
ским князем на территории Рязанского княжества, притом с
храмами, исключающими какое-либо иное объяснение, кроме
связанного с битвой на Дону (в память св. Сергия и св. Димит-
рия) - аргумент, исключающий иное толкование. Выбор данно-
го места заставляет предполагать, что с ним действительно свя-
зано какое-то важное событие кампании 1380 г., к которому
причастен Сергий. Из всего, что нам известно, единственной
причиной могло быть получение от него письма, что совпало с
еще одним немаловажным событием похода: обнаружением не-
приятеля.
Уже в Пространной летописной повести отмечена остановка
московского войска на берегу Дона, без уточнения, впрочем,
где и почему это произошло. В «Сказании...» эта остановка при-
урочена к месту, «нарицаемом Березуй, яко за двадесять и три по-
прища до Дону» (т.е. 25-30 км), причем именно здесь войско «на-
ехали» (т.е. догнали) братья Ольгердовичи [Ск., 37], с которыми
должны были прибыть Пересвет и Ослебя. Принятый в совре-
менной историографии маршрут движения московского войска
из Коломны к устью Лопасни для переправы через Оку, а затем
прямо на юг, к верховьям Дона и к устью Непрядвы65, исключа-
ет возможность нахождения ставки московского князя в районе
нынешнего г. Скопина. Однако этот маршрут, зафиксирован-
ный «Сказанием...», выдает свое позднее происхождение, когда
московскому войску приходилось выступать против набегов
крымских татар, появлявшихся возле Каширы и западнее, у
Серпухова, поскольку левый фланг Московских земель в это
время был надежно прикрыт линиями засек и землями бывше-
го Рязанского княжества. Во второй половине XIV в. ситуация
была совсем иной, и движение московского войска через Ло-
пасню оказывалось невозможным по трем причинам.
Во-первых, маршрут обычных набегов ордынцев, как я уже
сказал, проходил восточнее — по высокому левобережью Дона
на Переяславль Рязанский и на Коломну. Именно так в 1378 го-
ду шел Бегич, разбитый затем наголову московскими войсками,
которые переправлялись через Оку у Коломны и далее шли пря-
мо на Вожу, встречь традиционному пути ордынских набегов.
Во-вторых, уходя из Коломны со всем войском на устье Лопас-
65
Бескровный Л.Г. Куликовская битва..., с. 228-234.
ни, а затем двигаясь после переправы через Оку прямо на юг, к

верховьям Дона и Непрядве, Дмитрий открывал Мамаю беспре-
пятственный традиционный путь на Рязань и Коломну, т.е. ос-
тавлял открытыми «ворота Москвы», а в это невозможно пове-
рить. В третьих, именно сюда, в район нынешнего Скопина,
должен был направиться московский князь, получивший перво-
начальное известие Софония Алтыкулачевича, мнимого автора
«Задонщины», что Мамай «сталь на реце на Воронеже»66. Нако-
нец, именно сюда его должны были вывести донесения развед-
ки, что ордынцы находятся в верховьях р. Цны [Ск., 37 и 401]67.
Задачей московских воевод было как можно раньше встать
на пути ордынцев, преградив им дорогу на Рязань и Москву на
самых далеких рубежах. Вот почему можно утверждать, что
двухдневная задержка была вызвана растерянностью москви-
чей, когда, выйдя южнее застав между Чюром и Михайловым,
они не обнаружили Мамая. Волнение оправдывалось тем, что,
оторвавшись от русской разведки и оказавшись в тылу москов-
ских войск, Мамай мог беспрепятственно направиться к безза-
щитной Москве. И только к началу третьего дня местоположе-
ние Мамая, двигавшегося на соединение с силами Ягайло, было
обнаружено за Доном, на его правом берегу. Именно поэтому
потребовалось срочно форсировать Дон, чтобы отсечь Мамая
от спешившего к нему великого князя литовского.
Похоже, в этот момент в ставке московского князя и по-
явился посланец троицкого игумена. Он знал, где следует ис-
кать Дмитрия; знал, что именно здесь проходит «ордынская
сакма», что здесь удобно следить за приближающимся против-
ником и есть подходящее место для битвы68. Более того, можно
думать, что этот пункт был изначально назначен для сбора за-
паздывающих подкреплений, и промедли Дмитрий еще немно-
го — Мамай сам бы вышел сюда с правобережья Дона, но уже с
войском Ягайло. Одновременность двух радостных известий -
письма Сергия и возвращения разведки — могла вызвать благо-
дарственный молебен и заронить мысль об основании монас-
тыря в случае победы, как то уже становилось традицией.
Если принять версию о ставке московского князя на месте
будущего Дмитриевского монастыря 5 сентября 1380 г. (за два
дня до праздника Рождества Богородицы), то последующее вре-
мя оказывается как раз достаточным для перехода к Дону, пере-
66
ПСРЛ, 15. Тверская летопись. СПб., 1863, стб. 440.
67
68
правы через него и выхода к Непрядве. Здесь время и расстоя-

ние на местности совпадают с теми, что указаны в Пространной
летописной повести, хотя вопрос о действительном месте сра-
жения остается открытым. Другое дело - мог ли быть Пересвет
посланцем Сергия, если, как мы с достоверностью установили,
он не был иноком Троицкого монастыря?
Полагаю, что мог. Более того, мне представляется, что имен-
но у Пересвета, более чем у кого-либо другого, была возмож-
ность принять и выполнить подобное поручение.
Как известно, по приезде в Москву с семьей и дружиной
князь Дмитрий Ольгердович получил в кормление город Пере-
славль Залесский. Это означало, что он имел там свой двор, по-
лучал ранее поступавшие в казну городские платежи, а вместе с
тем отвечал за выполнение горожанами государственных по-
винностей, в том числе за экипировку и своевременное выступ-
ление городского ополчения. Согласно «Сказанию...», пере-
славский полк на Куликовом поле возглавлял воевода Андрей
Серкизович, погибший в битве, чье имя с самого начала фигу-
рирует в синодике [Ск., 15, 22, 34, 58, 68 и др.]. Но кто передал
весть о походе горожанам? Дмитрий Ольгердович со своей лич-
ной дружиной находился при московском князе, и на поездку в
Переславль Залесский у него не оставалось времени. Выпол-
нить эту миссию должен был кто-то из его доверенных людей, а
для появления в Переславле Пересвета было достаточно при-
чин: он мог сопровождать туда семью своего князя, поехать для
устройства городских дел, за переславским полком и так далее.
Наконец, при получении известия о сборе войск Пересвет про-
сто мог находиться в Переславле, откуда поспешил с городским
ополчением на Дон. Не будем гадать, какая из этих причин сы-
грала свою роль. Важно установить, что именно в это время
брянский боярин Александр Пересвет с наибольшей вероятно-
стью мог ехать из Переславля, как сказали бы теперь, «в дейст-
вующую армию». Путь его проходил мимо обители преподоб-
ного Сергия69, где он должен был заночевать и где неминуемо
69
С.З.Чернов, строя свою работу об историческом ландшафте древнего
Радонежа в соответствии с картиной, рисуемой древнейшими редакциями
жития Сергия (т.е. будучи убежден, что Сергий (Варфоломей) с братом Сте-
фаном поселились в необитаемом никем месте), всё же признает, что уже в
1350-1360 гг. московско-переславская дорога проходила под стенами Тро-
ицкой обители (Чернов С.З. Исторический ландшафт древнего Радонежа.
Происхождение и семантика. / / Памятники культуры. Новые открытия
1988 г. М., 1989, с.423). На самом деле, эта дорога существовала значитель-
но раньше, равно как и сходившиеся на «Маковце» дороги от Дмитрова и
должен был встретиться с настоятелем. Последний же вряд ли

упустил возможность послать своему «крестнику», князю мос-
ковскому, благословляющее письмо и освященную просфору к
грядущему празднику Рождества Богородицы.
Я не настаиваю на том, что всё именно так происходило, тем
более, что известные приписки от 21 и 26 сентября 1380 г. на
л. 48 известного пергаменного Стихираря Троице-Сергиевой
лавры вроде бы свидетельствуют, что весть об угрозе нашествия
«литвы с агарянами» достигла монастыря только в последний из
указанных здесь дней70. Однако это единственная возможность
объяснить тот факт, что Пересвет оказался связан исторической
традицией с преподобным Сергием, а ратный подвиг брянского
боярина приобрел поистине эпические размеры. В этом случае
становятся понятны колебания авторов и редакторов повество-
ваний о Куликовской битве между «иноком», «чернецом» и «бо-
ярином», поскольку — следуя логике — кого, как не инока своей
обители, Сергий мог послать к великому князю? И кто, как не
инок, мог совершить действительно эпический подвиг осво-
бождения Русской земли, причем не от простого ордынца, а во-
обще от «басурманина»?!
Здесь мы подходим к решению последней загадки Пересвета
— к его единоборству, о котором нам известно только по «Сказа-
нию о Мамаевом побоище».
4
Картина Куликовской битвы и предшествующих ей собы-

тий, развернутая в различных версиях «Сказания о Мамаевом
Калязина, что и обусловило наличие здесь куста поселений (Клементьево,
Панино, Кокуево, Княжево?), очень скоро ставших монастырскими слобо-
дами внутри городской черты собственно Сергиева Посада. Безусловным
подтверждением этого может служить запись в Кормовой книге Троице-
Сергиевой лавры XVI в., воспроизведенной А.В.Горским, что «дал князь
Андрей [Радонежский] село Княжо [княжее?] под монастырем, да село
Офонасьево, да село Клементьево, а на их же земле монастыр стоит» (Гор-
ский А.В. Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы лавры, со-
ставленное по рукописным и печатным источникам. Часть 2. Приложения.
М., 1890, с. 47). Эта запись показывает, во-первых, что первоначальными
владельцами земли, на которой возникла обитель Сергия, были указанные
села, а не основатель обители; во вторых, парадигма «село княжо под мона-
стырем» заставляет думать, что, в отличие от других сел, расположенных на
некотором расстоянии от монастыря (Клементьево - через овражистую до-
линку р. Кончуры), это располагалось в непосредственной к нему близости.
70
Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка (X-
XIV в.). СПб., 1882, с. 240-241; Столярова Л.В. Записи..., с. 76.
побоище», оказалась столь насыщенной фактами (пусть вымы-

шленными) и именами (пусть и не историческими), что поеди-
нок Пересвета с ордынцем как-то не стал темой специального
рассмотрения исследователей. Между тем, сам факт устойчиво-
го наименования разными редакциями и вариантами «Сказа-
ния...» (за немногими исключениями) противника Пересвета
«печенегом» требует рассмотрения и объяснения уже потому,
что в реальном ордынском войске никаких печенегов не было и
быть не могло.
Исчерпывающие сведения о реальном составе ордынского
войска дает Краткая летописная повесть, называя два основных
составлявших его этнических массива - татары и половцы, к
которым Мамай присоединил наемников из «фрязей, черкасов и
ясов» [Ск., 14]. Памятью об этой исторической реальности кон-
ца XIV в. является упоминание в некоторых списках «Сказа-
ния...» «толмачей, умеющих языку половецкому»71. Пространная
повесть прибавляет к перечню «бессерменов, арменов и бурта-
сов»72, именуя ордынцев то «половцами», то «татарами», а ино-
гда и теми, и другими, но «печенегов» летописи не знают так же,
как не знают поединка Пересвета.
И тот, и другой сюжеты принадлежат исключительно «Ска-
занию...», однако по-разному проявляется в разных редакциях.
Так, например, в Киприановской редакции нет ни «печенега»,
ни «половцев», войско Мамая именуется исключительно «та-
тарским», Пересвет сражается с «татарским богатырем», назван-
ным «Темир-мурзой», в других списках — «Таврулом»[Ск., 64 и
406]. В Распространенной редакции, Основной, Летописной и
др. против Пересвета выступает «печенег, подобный древнему Го-
лиаду», противниками московской рати являются «татары»,
«половцы», «агаряны», и только в Забелинском списке, непо-
средственно за поединком Пересвета, противниками москов-
ского войска однажды названы «печенези»73, что следует считать
безусловной опиской.
Последнее обстоятельство, привлекая внимание филологов
и историков литературы, давало повод относить все упомина-
ния половцев и печенегов за счет «исторической традиции в со-
знании русского народа», не разбиравшегося якобы в степня-
ках, рядом с которыми он жил, или даже на счет «нарочитой
71
Сказание о Мамаевом побоище по Забелинскому списку. / / Повести
о Куликовской битве. М., 1959, с. 172.
72
73
«Печенези же своя бопи кликнута...» (Сказание о Мамаевом побои-
ще по Забелинскому списку. / / Повести о Куликовской битве..., с. 195).
архаизации», вызванной использованием текстов «Задонщины»

и «Слова о полку Игореве». Однако ни «Слово...», ни «Задонщи-
на» никаких «печенегов» не знают. Что касается «половцев» и
всего с ними связанного, то здесь проявлялось нечто иное.
Как известно, основным населением Золотой Орды и глав-
ной составляющей силой ее войска в XIV в. были не монголы, а
болгары (известные позднее в качестве «казанских татар») и по-
ловцы. Те самые, что населяли южнорусские степи до прихода
монгольских завоевателей.
Об этом часто забывают, полагая, что половцы исчезли из
степей, изгнанные и уничтоженные монголами. На самом деле
они не только остались, но и очень скоро ассимилировали ос-
татки своих завоевателей, которые почему-либо не ушли в мон-
гольские степи, как об этом писал Ибн Фадлаллах Эломари, и
уже к концу XIII в. официальным языком Золотой Орды стал
половецкий (тюркский) язык: «В древности это государство
было страною кипчаков, но когда им завладели татары, то
кипчаки сделались их подданными. Потом они (татары) сме-
шались и породнились с ними (кипчаками), и земля одержала
верх над природным и расовым качеством их (татар), и все они
стали точно кипчаки, как будто они одного (с ними) рода, от-
того, что монголы (и татары) поселились в земле кипчаков,
вступали в брак с ними и оставались жить в земле их»74. Как
сейчас выясняется, большая масса половцев до прихода монго-
лов была христианской (несторианской)75, и она осталась такой
даже после того, как государственной религией ордынцев стал
ислам. Если имя несет в себе определенную вероисповедную
информацию, то Мамай был половцем и происходил из христи-
анской семьи: его правильное имя — Маммий — легко найти в
православных святцах. Вот почему не анахронизмом, а точным
отражением исторической действительности следует считать
сообщение «Сказания...», что московский князь, отправляя
разведчиков, посылает с ними толмачей, знающих «язык поло-
вецкий».
Противником Пересвета должен был быть половец. Откуда
же появился печенег? Хотя потомки печенегов, как полагают эт-
нографы, до сих пор обитают в низовьях Дуная под именем гага-
узов, живая память о печенегах («пацинаках» византийских ав-
торов) исчезла уже к концу XII века, сохранившись только в
74
Из сочинения Ибн Фадлаллаха Эломари. / / Тизенгаузен В.Г. Сборник
материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. 1. СПб., 1884, с. 235.
75
Никитин А.Л. «Лебеди» Великой Степи. / / НиР, 1988, № 9, с. 44-46.
русских летописях, которые, как и жития русских святых, ис-

пользовал автор «Сказания...». Это позволило ему создать с точ-
ки зрения современного историка фантастическую, а для
тогдашнего читателя вполне убедительную картину о прихожде-
нии на помощь Дмитрию новгородского ополчения, по-своему
представить действия сыновей Ольгерда, ввести в текст несуще-
ствующую переписку между Олегом, Мамаем и Ольгердом, дать
развернутую картину свидания Дмитрия с преподобным Серги-
ем и даже показать неоднократные консультации московского
князя с отсутствовавшим в Москве митрополитом Киприаном.
Особенно внимательно автор «Сказания...» использовал жи-
тия Александра Невского: подобно тому, как Пелгусий, старей-
шина ижорцев, несших стражу на невских берегах, видел свя-
тых Бориса и Глеба, спешащих «с небесною дружиною» на
помощь «сроднику нашему князю Александру»76 (Невскому. —
А.Н.), так и в «Сказании...» стоящий в дозоре «некий разбойник
Фома Кацибей» («Хецыбеев», «Хаберцыев», «Халцыбеев» различ-
ных списков) удостоился видеть, как Борис и Глеб еще перед
битвой посекли «полки, идущие с востока» на Русь [Ск., 40-41,
62,95-96, 118-119].
Судя по всему, автор «Сказания о Мамаевом побоище» го-
раздо шире использовал в своей работе тексты «Повести вре-
менных лет», «Задонщины» и «Жития Александра Невского»,
чем это сейчас представляется. Не случайно к историческим па-
раллелям конца X - начала XI веков и к опыту Александра Нев-
ского обращаются в «Сказании...» Ольгердовичи, уговаривая
Дмитрия перейти Дон; к памяти славных деяний Владимира
Святославича, крестившего Русь, обращается в своих речах к
московскому князю его двоюродный брат Владимир Андреевич.
На память приходит и многое другое: гадание Дмитрия Волын-
ца перед битвой заставляет вспомнить гадание перед битвой Бо-
няка в 1097 г. в новелле Ипатьевской летописи [Ип., 245], а по-
мощь небесного воинства на Дону приводит на память
обстоятельства победы Владимира Мономаха над половцами на
Сальнице 27 марта 1111г. [Ип., 267-268]. Стоит отметить, что ав-
тор архетипа «Сказания...» был настолько увлечен исторически-
ми реминисценциями, что заставил Дмитрия Ивановича высту-
пить против Мамая «совокупи всю русь и словены» («Князъ же
Олгордь Литовьскый <...> прииде къ граду Одоеву, и слышав, яко
князь великий съвокупи многое множество въинства, всю русь и
словены, и пошолъ к Дону противу царя Мамаа» [Ск., 35]), — фра-
76
Житие Александра Невского. / / ПЛДР, XIII век. М., 1981, с. 428-430.
за, которая в последующих редакциях (Киприановской, Рас-

пространенной и пр.) неизменно оказывается уже опущенной.
Как можно видеть из этих примеров, автор «Сказания...» ис-
пользовал в своей работе именно тот хронологический пласт
русских летописных сводов, где содержатся упоминания о еди-
ноборствах: Мстислава с касожским князем Редедею (поимено-
ванным, однако, не «касогом», а «князем») [Ип., 134 (1022 г.)] и
безымянного юноши-кожемяки с печенегом [Ип., 106-108
(992 г.)]. Последний выходит из полков печенежских «превелик
зело и страшен». Именно так рисует противника Пересвета и
«Сказание...»: «выеде злой печенег... подобен бо древнему Голиа-
ду: пяти сажен высота его, а трех сажен ширина его». Когда юно-
ша-кожемяка в новелле под 6501/993 г. «удави печенега в руку до
смерти», то «вьскликоша русь», бросившись на врагов. То же са-
мое происходит и при поединке Пересвета с «печенегом» на по-
ле Куликовом.
Параллели, сходные имена и сравнения приоткрывают нам
ассоциации, о которых средневековый автор заботился больше,
чем об исторической достоверности. Поэтому, если бы мы не
были теперь уверены в существовании реального Александра
Пересвета, то были бы в праве предположить, что его прозвище
"Пересвет" обязано «Повести временных лет», возникнув «по
сосмыслию и созвучию» с именем города, заложенного Влади-
миром якобы в память победы юноши («Переяславль»), по-
скольку тот «переял славу» печенежского богатыря. С другой
стороны, христианское имя Пересвета - "Александр" — наводи-
ло читателя на мысль, что в облике брянского боярина, а глав-
ное — инока, посланного Сергием Радонежским, из рядов вой-
ска московского князя выехал его небесный защитник и
«сродник» - князь Александр Ярославич, точно так же открыв-
ший Невское сражение со шведами на коне и с копьем, ранив
ярла Биргера77. Поскольку же сомнений в историчности Алек-
сандра Пересвета теперь нет, все эти явные и напрашивающие-
ся реминисценции заставляют предположить обратный путь ав-
торской мысли - от имени Пересвета к поединку и к печенегу.
Однако насколько реален поединок?
Похоже, этот сюжет «Сказания...» никто из его исследовате-
лей не подвергал сомнению. J1.Г.Бескровный, В.Т.Пашуто и
другие называли его «традиционным», однако на протяжении
77
Идея родства с небесными заступниками, князьями Борисом и Гле-
бом, проходит красной нитью и через «Слою о житии великого князя Дми-
трия Ивановича» (ПЛДР, XIV - середина XV века. М., 1981, с. 208-228).
всей военной истории России летописи не знают ни одного слу-

чая поединка перед битвой, кроме двух легендарных, упомяну-
тых «Повестью временных лет» — кожемяки с печенегом и
Мстислава с Редедей. Однако тот и другой — всего только факты
литературы, а не истории. С таким же успехом эти историки
могли бы сослаться на поединки былинных богатырей или на
«поединщиков», предусмотренных Русской Правдой, посколь-
ку поединки на Руси существовали исключительно в сфере су-
допроизводства («поле»).
В самом деле, только кабинетный, далекий от реальности
исследователь может предположить, что войско, подогреваемое
еще с вечера к предстоящему сражению, настроившееся на со-
крушительную атаку, чтобы вырвать желанную победу, разгоня-
ющееся, чтобы как можно сильнее обрушиться на стремящего-
ся к нему противника, может вдруг остановиться в двух десятках
шагов от врага и спокойно ожидать сначала вызова поединщи-
ков, затем их приготовления к бою и, наконец, исхода самой
схватки. Каждый, кто попытается представить себе атаку, где
всё решается единым натиском и порывом, поймет, как трудно,
а порою невозможно снова поднять и бросить в схватку ряды
остановившихся бойцов.
Но дело даже не в этом. Как согласно показывают авторы
восточных хроник и европейские путешественники, оставив-
шие записки о монголах и ордынцах, не только поединки, но и
какое бы то ни было индивидуальное проявление в бою у тех и
других было категорически запрещено. На войско противника
обрушивался стремительный удар конной лавы, предваряемый
дождем стрел, а если натиск был остановлен, лава откатыва-
лась, перестраивалась и повторяла атаку. Особенно строго ор-
дынские военачальники следили, чтобы никто не разрывал
строя и не вырывался из него. Виновных, пусть даже показав-
ших чудеса храбрости, ожидала смертная казнь. Дисциплина,
превращавшая людей в «колесики и винтики» единого механиз-
ма, как будут говорить позднее, была куда важнее для аппарата
власти, чем случайный успех.
К слову сказать, русские войска терпели поражения от мон-
голов, а затем от ордынцев, до тех пор, пока вели бой обособ-
ленными княжескими дружинами, «стягами», которые уничто-
жались нападавшими поодиночке. Для того, чтобы появился
первый успех, русская армия должна была перенять стратегию и
тактику своих противников. Похоже, к этой мысли первым
пришел самый удачливый воевода Дмитрия Ивановича, кото-
рого великий князь даже женил на своей родной сестре — Дми-
трий Михайлович Боброк (Волынский). Победы на Воже, а за-
тем на Дону как нельзя лучше свидетельствуют об этом. Такой

вывод подтверждает и Краткая летописная повесть, рассказы-
вая о сражении: «И ту исполчишася обои и устремишася на бой,
и соступишася обои, и бысть на долже часе брань крепка зело и
сеча зла...» Поэтому, когда в «Сказании...» мы обнаруживаем
постепенность развития событий, следует помнить, что перед
нами не историческое свидетельство, а литературный сюжет,
развертываемый по законам нарастания эмоционального воз-
действия на читателей и слушателей.
Описание поединка Пересвета с ордынским богатырем, точ-
но так же, как введение в круг действующих лиц отсутствующе-
го митрополита Киприана, Сергия Радонежского, уже умерше-
го Ольгерда, новгородских полков, архиепископа Евфимия и
т.д., для читателей и слушателей «Сказания...» было не ложью,
не выдумкой автора, а естественной героизацией своего нацио-
нального прошлого, кстати сказать, настолько забытого, что
подобные анахронизмы ими просто не замечались. Для читате-
лей XVI и XVII веков все эти люди оказывались «современника-
ми», подобно тому, как в современники когда-нибудь наши по-
томки станут зачислять Екатерину II, Наполеона, Пушкина и
Чернышевского. Ведь ничего не стоило автору «Сказания...» на
место исторического епископа коломенского Герасима помес-
тить Геронтия [Ск., 34] — тоже коломенского епископа, однако
жившего сто лет спустя после битвы.
Находясь в первом ряду Передового полка братьев Ольгер-
довичей, как показывает дошедший до нас «уряд полков» в ле-
тописи Дубровского 78 , Пересвет погиб одним из первых,
открыв счет русским потерям. Из общей массы героев Куликов-
ской битвы он был выделен народной памятью, вероятнее все-
го, потому, что предание связало его имя с преподобным Серги-
ем — вначале как «посла», затем - как «инока». В самом деле,
кто еще, кроме посланца игумена Троицкого монастыря мог со-
вершить главный подвиг? Поэтому появление (в «Сказании...»)
перед Пересветом «печенега», единственного известного лето-
писи и фольклору противника-поединщика, не должно вызы-
вать удивления. Русский богатырь, по воле автора облаченный в
схиму с крестом, просто не мог вступить в борьбу с обыкновен-
ным ордынцем. Слившись в народном сознании с порождения-
ми русского эпоса, Пересвет должен был победить такого же
эпического противника, каким рисовался и он сам!
78
ще». / / «Слово о полку Игореве» и памятники..., с. 499-502.
В последнем нетрудно убедиться, обратившись к именам,

которые усвоены «печенежину» в различных редакциях и вари-
антах «Сказания...». В Киприановской редакции это «Темир-
мурза», соответствующий историческому Темир-Аксаку (Та-
мерлану); затем — «Таврул», двойник захваченного под стенами
Киева татарина из войска Батыя, как следует из летописной ста-
тьи 1240 г. [Ип., 784]; наконец, в третьем издании «Синопсиса»,
откуда берет начало лубочная традиция «Сказания...», в значи-
тельной большей степени повлиявшая на литературу и искусст-
во XVIII-XIX вв., чем собственно рукописная традиция, про-
тивником Пересвета оказывается «Челубей» — Челяби-эмир,
сын султана Мурада I, взявший в 1393 г. Тырново, столицу Вто-
рого Болгарского царства, «последнего православного царст-
ва»79. Другими словами, все три имени противника боярина-
инока принадлежат «врагам рода христианского», против
которых на Куликовом поле в лице Пересвета — согласно под-
тексту «Сказания...» — выступает даже не московский князь, а
сама русская православная Церковь.
***
Подведем итоги. Рассмотрение летописных и историко-ли-

тературных текстов XV-XVI вв. показывает, что первые свиде-
тельства о связи Сергия Радонежского с победой на Дону появ-
ляются не ранее середины XV в. в виде посланца троицкого
игумена на Дон с «грамоткой» и благословением, зафиксиро-
ванных Пространной летописной повестью. Имело ли это мес-
то в действительности, сказать трудно. Сомнения в реальности
данного факта вызывает молчание по этому поводу текстов
древнейших житий преподобного Сергия, соединяющих набег
ордынцев 1380 г. с набегом 1378 г., но главное - содержание
приписок к Троицкому стихирарю, согласно которым первые
вести о военной угрозе со стороны объединенных сил ордынцев
и Литвы были получены в Троицком монастыре только 26 сен-
тября 1380 г., т.е. спустя две с лишним недели после победы.
Наоборот, в пользу реальности такой посылки свидетельст-
вует предание о Пересвете, основание Дмитриевского Ряжского
монастыря, «посох Пересвета», упоминание «Березуя», двух-
79
«И яко близь съ собою войска схождахуся, се выйде татаринъ единъ с
полку татарского именемъ Челубей, пред всеми являлся мужествомъ, яко
древний онъ Голиад» ([Армашенко И.] Синопсис. Киев, 1680, с. 160; о под-
линном авторе «Синопсиса» см.: Чистякова Е.В. Синопсис. / / ВИ, 1974,
№ 1, с. 215-219).
дневная заминка в ожидании противника и прочие факты, поз-

воляющие скорее поставить под сомнение «приписки Епифа-
ния» (вернее, их прочтение исследователями), чем отвергнуть
данную версию.
Что же касается благочестивой легенды о свидании Дмитрия
с Сергием, то ее не знает не только Пространная летописная по-
весть, но и Хронограф 1512 г., отодвигая время ее возникнове-
ния к 30-40-м гг. XVI в., когда, по-видимому, и возникла Основ-
ная редакция «Сказания...», содержащая рассказ о приходе
Дмитрия к Троице и «испрошении» у Преподобного братьев-
иноков, но не ранее80.
Таким образом, рассмотренные выше обстоятельства появ-
ления в Москве Александра Пересвета и его брата Андрея Осле-
би в составе двора Дмитрия Ольгердовича и их последующие
судьбы, получившие столь неожиданное отражение в литерату-
ре московской Руси и последующего времени, позволяют окон-
чательно отказаться от легенды с поединком, однако выдвигают
другие вопросы - о действительном месте битвы 1380 г., об об-
стоятельствах основания Дмитриевского Ряжского монастыря
и о причинах возникновения легенды об иноках-воинах в сте-
нах Троице-Сергиева монастыря, с которым они в действитель-
ности никак не были связаны.
80
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»? 531
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?1
Начиная с открытия первого, позднего по времени, однако

наиболее полного списка «Задонщины» В.М.Ундольского и до
сего дня, когда опубликованы все известные списки этого про-
изведения, в том числе и отрывки из них2, внимание исследова-
телей возвращается к вопросу о загадочном «Софонии рязан-
це». Его имя вынесено в заглавие двух списков в качестве имени
автора - «Писание Софониа старца рязанца, бл(а)г(о)с(ло)ви
от(че): Задонщина великог(о) кн(я)зя г(о)с(поди)на Димитрия
Иванович(а) и брата его кн(я)зя Володимера Ондреевич(а)»
[К-Б] и «Сказание Сафона резанца, исписана руским князем
похвала, великому кн(я)зю Дмитрию Ивановичу и брату его Во-
лодимеру Ондреевичу» [С], специально «поминается» в тексте
трех наиболее сохранившихся списков — «Аз же помяну резанца
Софония» [У], «И я ж(е) помяну Ефон(и)я ерея резанца» [И-1 ],
«И здеся помянем Софона резанца» [С], а также указано в за-
главиях пяти списков «Сказания о Мамаевом побоище» по ка-
талогу Л .А.Дмитриева3.
1
Первая публикация: Никитин А.Л. Что написал «Софоний Рязанец»?
/ / Г Д Р Л , с б . 10. М., 1999.
2
Тексты опубликованы: «Слово о полку Игореве» и памятники Кули-
ковского цикла. К вопросу о времени написания «Слова...». М.-Л., 1966, с.
535-556 (далее - Тексты). Принятые условные обозначения списков: У —
Ундольского, И-1 — Музейский № 2060, И-2 — Музейский № 3045, Ж -
БАН, 1.4.1, К-Б - Кирилл о-Белозерский, С - Синодальный № 790.
3
Все списки Основной редакции: 1) ЛОИИ, собр. Лихачева, 13, кон.
XVII в.; 2) ГПБ, F.IV.228, XVIII в.; ГПБ, Q.XV.70, XIX в.; БАН, 16.17.22,
XVIII в.; БАН, 16.13.2, кон. XVII в. {Дмитриев Л.А. Описание рукописных
списков Сказания о Мамаевом побоище. / / Повести о Куликовской битве.
М., 1959, с.481-509). Одно из подобных заглавий воспроизведено полууста-
вом XV в. на л. 180 (последнем) рукописи «Пандекты Никона Черногорца»:
«Сее слово съставлено именемь Софониа резанца о великом кнези Дмит-
рии Иоановиче и брата его Василиа Ондреевича и о всех князех русских ка-
ко билисе беаше за Доном за свою ве[ли]кую обиду с поганым царем Мама-
Еще одно упоминание имени Софония содержится в ст.

6888/1380 г. Тверской летописи с пояснением, что он является
«брянским боярином», и приводится следующее его «писание»:
«В лето 6888. А се писание Софониа резанца, брянского бояри-
на, на похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его
князю Владимиру Андреевичу: «Ведомо ли вамъ, рускымъ госу-
дарямъ, царь Мамай пришелъ изъ (За)волжиа, стал на реце на
Воронеже, а всемъ своимъ улусомъ не велел хлеба пахать; а ве-
домо мое таково, что хощетъ ити на Русь, и вы бы, государи,
послали его пообыскать, туто ли онъ стоитъ, где его мне пове-
дали»4.
Следом в рукописи идет текст, зачеркнутый киноварью, со-
ответствующий завершающим фразам «Задонщины» (по спис-
кам У и И-1): «Темъ же всемъ суженое место межу Дономъ и
Днепромъ, на поле Куликове, на реце на Непрядве; а положили
главы своа за землю Рускую и за веру христианскую. А мы по-
идемъ въ свою отчину, в землю Залескую, кь славному граду
Москве, и сядемъ на своемъ великомъ княжении; чести есмя
собе добыли и славнаго имяни. Конец.»5 Если при этом учесть,
что первый фрагмент, вероятнее всего, заимствован из архетип-
ного начала «Задонщины», которое известно сейчас только по
сокращенному виду списков У и Ж 6 , то остается предположить,
что в руках редактора Тверской летописи находился список «За-
донщины», близкий к списку Ундольского, но более полный, из
которого он заимствовал начало и конец, однако затем оставил
только первый фрагмент, потому что в последующем к тексту
Тверской летописи он присоединил «Сказание о Донском
ем» (ЩепкинаМ.В., Протасьева Т.Н., КостюхинаЛ.М., Голышенко B.C. Опи-

сание пергаментных рукописей Государственного Исторического музея. / /
АЕ за 1964 г. М., 1965, с. 160). См. также: Дмитриев Л.А. Задонщина. / /
СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-353.
4
ПСРЛ, т. 15. Тверская летопись. СПб., 1863, стб. 440.
5
Там же, прим. 7.
6
«Кн(я)зь великии Дмитреи Ивановичь с своим братом с кн(я)земъ
Владимером Андреевичем и своими воеводами были на пиру у Микулы Ва-
сильевича. Ведомо намъ, брате, у быстрого Дону ц(а)рь Мамай пришел на
Рускую землю, а идет к намъ в Залескую землю» («Слово о полку Игореве»
и памятники Куликовского цикла..., с. 535); «Князь Дмитреи Иванович
своимъ братомъ Владимеромъ Ондреевичомъ и своими воеводами были на
пиру у Микулы Васильевича. Ведомо намъ, брате милыи, что у быстрого
Дону ц(а)рь Мамай пришел на Рускую землю» (Там же, с. 547).
бою»7, т.е. Распространенную редакцию «Сказания о Мамаевом

побоище»8.
Факт этот, почему-то выпавший из поля зрения исследова-
телей «Задонщины», позволяет с новых позиций рассмотреть
известные ее тексты и роль Софония не только в литературном
процессе XIV-XV вв., но и в событиях 1380 г.
Кем был Софоний и какое отношение он имеет к «Задонщи-
не» и к «Сказанию о Мамаевом побоище»? Эти вопросы подни-
мались неоднократно, и к настоящему времени можно считать
утвердившимся мнение АЛ.Шахматова, высказанное им еще в
1910 г., что Софоний был не автором «Задонщины» или «Сказа-
ния о Мамаевом побоище», а предшествовавшего им произве-
дения о победе на Дону, которое исследователь условно обозна-
чил как «Слово о Мамаевом побоище»9. Следует подчеркнуть,
что вывод этот базировался исключительно на текстологичес-
ких наблюдениях и практически не затрагивал вопроса о лично-
сти самого Софония.
Первыми, кто попытался прояснить эту загадочную фигуру,
наделяемую столь противоречивыми эпитетами как «резанец»10,
«старец»11, «брянский боярин»12, «иерей»13, был А.Д. Седельни-
7
ПСРЛ, т. 15, с. VI.
8
Дмитриев Л А. Описание рукописных списков..., с. 499.
9
Шахматов А.А. Отзыв о сочинении С.К.Шамбинаго «Повести о Ма-
маевом побоище».//Сб ОРЯ С, т. 81, 17. СПб., 1910, с. 183. Отличную от ос-
тальных исследователей позицию в этом вопросе занимает АЛ.Горский,
полагая Софония автором недошедшего до нас литературного произведе-
ния о времени Батыева нашествия за отсутствием «данных, позволяющих
утверждать, что Софоний не мог быть автором произведения о более ран-
ней эпохе, чем эпоха Куликовской битвы» (Горский А.А. «Слово о полку
Игореве» и «Задонщина». М., 1992, с. 125), что, как известно, не может слу-
жить сколько-нибудь весомым аргументом, как и последующие его общие
соображения (там же, с. 126-136).
10
Списки «Задонщины» К-Б, С, У; «Сказание о Мамаевом побоище»
(основная редакция, печатный вариант); приписка на л. 180 рукописи
«Пандекты Никона Черногорца» (Щепкина М.В., Протасьева Т.Н., Костю-
хина Л.М.у Голышенко B.C. Описание пергаментных..., с. 160).
11
Вряд ли можно признать удачными попытки некоторых современных
исследователей определить социальный статус Софония как духовного ли-
ца («старец», «иерей»), апеллируя к авторитету монаха Кирилло-Белозер-
ского монастыря Ефросина, чьей рукой был создан так называемый Ки-
рилло-Белозерский список «Задонщины» (К-Б) в самом конце 70-х гг. XV в.
(Лурье Я.С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Еф-
ков, а за ним - В.Ф.Ржига, которые отождествили «рязанца Со-

фония» «Задонщины» с Софонием Алтыкулачевичем14, бояри-
ном рязанского князя Олега Ивановича, известным из текста
жалованной грамоты рязанскому Ольгову монастырю, датируе-
мой началом 70-х гг. XIV в.15 К сожалению, изложенная гипоте-
за не вызвала интереса у позднейших исследователей, оставив-
ших ее без обсуждения, может быть, потому, что всё их
внимание оказалось направлено на текстологические исследо-
вания «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище» в их
отношении к «Слову о полку Игореве»16.
Своего рода итог в разысканиях автора «Задонщины» подве-
ла в 1982 г. Р.П.Дмитриева, которая писала: «Гипотеза А.А.Шах-
матова о не дошедшем до нас «Слове о Мамаевом побоище» и о
том, что написано оно было при дворе серпуховского князя Влади-
мира Андреевича человеком из окружения литовских князей Дмит-
рия Олъгердовича и Андрея Олъгердовича, не противоречит нашему
заключению о Софонии как предшественнике автора «Задонщи-
ны». Он как очевидец сражения или как человек, получивший сведе-
ния от участников сражения, смог написать свое произведение,
которым затем воспользовался автор «Задонщины». И далее:
«Следует признать, что автор «Задонщины» воспользовался двумя
поэтическими произведениями — сочинением Софония и «Словом о
полку Игореве»11.
росина в конце XV в. //ТОДРЛ, XVII, М.-Л., 1961, с. 130-168)древнейший,

но, вто же время, наименее исправный (Дмитриева Р.П. Приемы редактор-
ской правки Ефросина. / / «Слово о полку Игореве» и памятники Куликов-
ского цикла.., с. 286-291).
12
ПСРЛ, т. 15, с. 440.
13
Сказание о Мамаевом побоище (основная редакция, печатный вари-
ант). / / Сказания и повести..., с. 103.
14
Седельников А.Д. Где была написана «Задонщина»? / / Slavia, IX. Praha,
1930, S. 535-536; Ржига В.Ф. О Софонии рязанце. / / Повести о Куликов-
ской битве..., с. 401-405.
15
Жалованная грамота Олега рязанского. Древнейший документ Мос-
ковского архива Министерства юстиции. Снимок и текст со статьями
Д.В.Цветаева и А.И.Соболевского. М., 1913; Грамоти XIV ст. Ки1в, 1974,
с. 33.
16
См. статьи Н.С.Демковой, Л.А.Дмитриева, Р.П.Дмитриевой,
М.А.Салминой, О.В.Творогова в кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники
Куликовского цикла...; Горский А А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщи-
на». Источниковедческие и историко-культурные проблемы. М., 1992, и др.
17
Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». / / Сказания и повести...,
с. 366 и 368.
Между тем, как я отметил еще в 1985 г.18, в руках исследова-

телей находились все данные, позволявшие им решить загадку
того пиетета, с которым Софоний упоминается неведомым ав-
тором «Задонщины».
Существование не дошедших до нас архетипов, на основе
которых создавались последующие редакции произведений
«Куликовского цикла», представляется весьма вероятным уже
потому, что в сохранившихся поздних списках мы находим си-
туации, не находящие объяснения в контексте. Так, из содержа-
ния Пространной летописной повести нельзя понять причину
яростных инвектив в «лести» (т.е. во лжи) по адресу Олега ря-
занского, поскольку из повествования следует, что рязанский
князь прислал в Москву абсолютно правдивое сообщение о го-
товящемся походе Мамая вкупе с великим князем литовским
Ягайло19. Столь же загадочным остается для читателя причина
двухдневной остановки московского войска где-то на берегу
Дона, в «Сказании о Мамаевом побоище» определенном как
«место, рекомое Березуй», после чего войско вышло к устью Не-
прядвы как раз накануне сражения20.
На первый взгляд, оба эти факты никак не связаны друг с
другом, тем более, с загадкой Софония, но это не так. Как я по-
казал в одной из своих работ21, традиционно принятый маршрут
войска Дмитрия от устья J1 опасни прямо на юг к Куликову полю
не выдерживает критики, поскольку это направление оказыва-
ется много западнее пути, по которому совершались обычные
ордынские набеги на Москву по направлению: Ряжск — Перея-
славль Рязанский — Коломна22. Именно там, на последнем от-
резке пути в 1378 г. московскими войсками нар. Воже был пере-
хвачен и разбит корпус Бегича. Реальным подтверждением
сказанного может служить факт основания на этом пути, непо-
18
Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 155.
19
«И учини собе старий злодей Мамай съветъ нечестивый с поганою
Литвою и съ душегубивым Олгом, стати им у реке у Оке на Семень день на
благовернаго князя» (Пространная летописная повесть. / / Сказания и по-
вести..., с. 16).
20
«Великому же князю бывшу на месте, нарицаемом Березуе, яко за
двадесять и три поприща до Дону» (Сказание о Мамаевом побоище. Основ-
ная редакция. / / Сказания и повести..., с. 37); Киприановская редакция
(там же, с. 59); Распространенная редакция (там же, с. 92).
21
Никитин А. Одиссея Александра Пересвета. / / НиР, 1990, N° 5, с. 34.
22
Выписка в Разряде о построении новых городов и [засечной] черты в
ИТУАК, вып. 33. Тамбов, 1892, с. 49 (Егоров B.JI. Историческая география
Золотой Орды. М., 1985, с. 181).
далеку от нынешнего г. Скопина, Дмитриевского (Ряжского)

монастыря, связанного с преданием, что на данном месте за два
дня до сражения на Куликовом поле «инок Александр Пере-
свет» догнал войско Дмитрия и передал ему письмо от Сергия
Радонежского с благословением на битву23.
Насколько мне известно, эта монастырская легенда ранее не
учитывалась историками то ли по причине ее малой известнос-
ти, то ли по причине кажущейся невероятности такого удале-
ния московского войска от места битвы. Между тем, удивляться
следует тому маршруту на устье Непрядвы, которым до сих пор
отправляют историки московское войско на встречу с Мама-
ем24. Ведь в приведенном выше «писании» или «поведании» Со-
фония, адресованном московскому князю и его двоюродному
брату, местом нахождения Мамая указан отнюдь не Дон, куда
направляют войска все без исключения тексты Пространной
летописной повести, «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом
побоище», а река Воронеж, с верховьев которой по высокому
водоразделу открывался путь к Рязани и к Москве.
Исходя из такой ситуации, следует полагать, что задачей
московских воевод было как можно раньше перехватить только
еще формирующееся на перекочевках ордынское войско. По-
этому представляется единственно возможным выдвижение
московского войска именно в район нынешних Скопина и
Ряжска, туда, где в более позднее время проходили мощные ли-
нии «засечной черты». Место это было, видимо, хорошо извест-
но, и туда должны были подойти запаздывавшие полки и дру-
жины, как об этом сообщает «Сказание о Мамаевом
побоище»25. Если же вспомнить, что два дня стояния «на Бере-
зуе» были вызваны замешательством разведки, которая обнару-
жила Мамая не на юге, как ожидалось, а на юго-западе, за
Доном26, то автор Пространной летописной повести, составляв-
23
Никитин A.JI. Подвиг Александра Пересвета. / / ГДРЛ, сб. 3. М., 1992,
с. 267-268. См. также: Добролюбов И. Историко-статистическое описание
церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упразд-
ненных, с списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографи-
ческими указаниями, т. 2. Рязань, 1885, с. 242.
24
См., напр., работы Л.А.Бескровного, В.А.Кучкина, И.Б.Грекова,
Б.А.Рыбакова, Р.Г.Скрынникова и других историков, посвященные послед-
нему юбилею Куликовской битвы.
25
Сказания и повести..., с.37, 59,92.
26
«Приспе же въ 5 день месяца септевриа <...> приехаша два от стражь
его <...> и приведоша языкъ нарочить <...> Тый языкъ поведает: «Уже царь
на Кузмине гати стоить, нъ не спешить, ожыдаеть Олгорда Литовскаго и
ший ее полвека спустя после событий, вполне мог посчитать та-

кое расхождение «поведания» с действительностью коварным
замыслом («лестью») рязанского князя. Между тем, никакой
«лести» и в помине не было, поскольку в «писании» Софония
после сообщения о приходе и намерениях Мамая следовало
предложение князьям «пообыскать, тут ли он стоит, где мне пове-
дали»27.
В этой ситуации по-иному звучит и топоним "Березуй", ко-
торый следует выводить не от 'березы', как то делается обыч-
но28, а от 'берега' или 'бережения', подразумевая под ним тради-
ционное место сторожевого форпоста, выдвинутого «на берег»
Половецкого поля29.
Выявленные обстоятельства, сохранившиеся в поздних тек-
стах и восходящие, скорее всего, к гипотетическому «Слову о
Мамаевом побоище», позволяют по-новому взглянуть на лич-
ность Софония и на его роль в событиях 1380 г., вернувшись к
гипотезе Седельникова-рЬкиги о его аутентичности рязанскому
боярину Софонию Алтыкулачевичу.
Софоний не был и не мог быть автором ни «Задонщины»,
как правильно показал Л.А.Дмитриев30, ни гипотетического
«Слова о Мамаевом побоище», как это полагала Р.П.Дмитрие-
ва31 и допускал с некоторой осторожностью Л. А.Дмитриев32, по-
скольку его единственным произведением («писанием», «пове-
Олга резаньскаго, а твоего царь събрания не весть, ни сретениа твоего не

чаеть, по предписанным ему книгам Олговым, и по трех днех имать быти на
Дону» (Там же, с. 37).
ίΊ
ПСРЛ, т. 15, с. 440.
28
ще». / / «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 489,
прим. 71.
29
См. по этому поводу [Клосс Б.М.] Сказание о Мамаевом побоище (ва-
риант Ундольского). Примечания. / / Памятники Куликовского цикла.
СПб., 1998, с. 214.
30
«Всё сказанное выше заставляет усомниться в, казалось бы, общепри-
нятом утверждении, что автором «Задонщины» был Софоний рязанец, о
котором, кстати говоря, мы ничего не знаем. Возможно, Софоний был ли-
бо предшественником, либо современником автора «Задонщины», и по-
следний назвал его в своем произведении по аналогии с упоминанием авто-
ром «Слова о полку Игореве» своего предшественника — Бояна» {Дмитриев
Л.А. История памятников Куликовского цикла. / / Сказания и повести...,
с. 311).
31
Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». / / Сказания и повести...,
с. 360-368.
32
Задонщина. / / СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-353.
данием») оказывается сообщение о появлении Мамая и намере-

ниях последнего, сохранившееся в составе Тверской летописи,
дошедшей до нас в списке начала XVI в. Более того, можно ду-
мать, что реальное сообщение включало также сведения о пере-
говорах между Мамаем, Ягайло и Олегом рязанским, сам факт
которых был использован в Пространной редакции летописной
повести, а позднее литературно развернут в «Сказании о Мамае-
вом побоище». Стиль послания Софония, тон обращения к мос-
ковскому князю, сведения, содержащиеся в нем, и ссылка на ис-
точник («мне поведали», т.е. доложили), делают вполне
достоверным отождествление его автора с рязанским боярином,
выступающим секретным посредником между рязанским и мос-
ковским князем в предупреждении братоубийственной войны.
Вопреки уверениям автора Пространной летописной повести,
рязанский князь Олег Иванович не был изменником и не мог ис-
пытывать никаких симпатий к Орде и ордынцам, находясь между
Ордой и Москвой, как между молотом и наковальней, так что лю-
бая их стычка губительнейшим образом отзывалась на Рязанском
княжестве, подвергавшемся огню и разорению. «Москва страш-
на, но ордынцы — страшнее», — так можно сформулировать точку
зрения всех без исключения обитателей Рязанского княжества в
то время. Вот почему мне представляется вполне вероятным, что
рязанский князь использовал именно Софония Алтыкулачевича,
своего первого и, похоже, наиболее доверенного боярина, чтобы
подать весть Москве о грозящей опасности и сообщить об «от-
крытом коридоре» для прохода по Рязанской земле до «Березуя»
навстречу Мамаю. В противном случае вторжение московского
войска означало неизбежный вооруженный конфликт с немед-
ленным оповещением ордынцев — об этом историки почему-то
забывают. И зря, поскольку самым красноречивым свидетельст-
вом наличия секретных договоренностей между Олегом рязан-
ским и Дмитрием Ивановичем оказывается основанный вскоре
после победы 1380 г. московским князем на рязанской земле мо-
настырь во имя своего патрона, Димитрия Солунского, позднее
дополненный престолом св. Сергия Радонежского.
Стоит заметить, что «Задонщина» донесла до нас еще одно
полустершееся заимствование из протографа, бросающее свет
на роль Софония в указанных событиях и на его личность: заим-
ствование, которое в протографе играло, как можно думать, сю-
жетоформирующую роль, но в «Задонщине» оказалось настоль-
ко затушевано, что не привлекло специального внимания
исследователей. Между тем, оно дает определенные представле-
ния о среде, в которой могло возникнуть гипотетическое «Слово
о Мамаевом побоище».
Речь идет об упоминании «Микулы Васильевича» - сына по-

следнего московского тысяцкого, свояка великого князя мос-
ковского, Николая Васильевича Вельяминова, женатого на сес-
тре жены Дмитрия Ивановича и, таким образом, находившегося
также в свойстве с боровским и серпуховским князем Владими-
ром Андреевичем. Последний же, как известно, был не только
двоюродным братом московского князя, но и свояком Дмитрия
и Андрея Ольгердовичей, на сестре которых был женат33. По-
следнее дает основание именно в окружении данного князя ис-
кать авторов произведений Куликовского цикла, как известно,
особое внимание уделивших самому князю и его шурьям. Теперь
в этот круг мы должны ввести и Н.В.Вельяминова с его женой
Марией Дмитриевной, дочерью суздальского князя, так как по
сохранившемся остаткам начала двух наиболее полных списков
«Задонщины» (У и Ж) можно видеть, что это произведение в
своем протографе открывалось указанием на пир, происходив-
ший в доме Вельяминова, где присутствовали оба князя и куда
пришло послание Софония о Мамае. Если учесть, что Н.В.Вель-
яминов был в это время воеводой в Коломне34, ближайшем к Ря-
зани пограничном московском городе, то его знакомство с ря-
занским боярином и постоянные между ними контакты, как
сказали бы мы теперь, «по линии общественной безопасности»,
вряд ли можно подвергнуть сомнению. Таким образом, следует
говорить не о «вести с Поля», полученной от безымянных «сто-
рожей», а о задействованных дипломатических каналах самого
высокого ранга, по которым в Москву (или в Коломну) была до-
ставлена депеша Софония, если только он не привез ее сам, вос-
пользовавшись приглашением на пир, присутствие на котором
для него было не только возможно, но и вполне естественно.
Для последующего изучения «Задонщины» в свете изложен-
ного небесполезно обратить внимание на фрагменты с упомина-
нием как самого Микулы Васильевича, который, похоже, в ги-
потетическом «Слове о Мамаевом побоище» мог играть роль
третьего по значению героя повествования, так и его жены, от-
крывающей «плач» московских жен, поскольку, вероятнее всего,
эти фрагменты связаны с протографом, носившим более доку-
ментальный характер, как мы можем видеть по стилю «писания»
Софония и сохранившемуся началу с «пиром», чем его последу-
ющие переработки в «Задонщине» и в «Сказании о Мамаевом
побоище».
33
ПСРЛ, т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 110-1 И.
34
Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых земле-
владельцев. М., 1969, с. 215 и 218.
Подведем итоги.
Как мне представляется, изложенные выше факты позволя-
ют с высокой степенью вероятности отождествить Софония «За-
донщины» с рязанским боярином Софонием Алтыкулачевичем,
по всей видимости, крещеным выходцем из Орды. В этом убеж-
дает редкое имя, точное указание на происхождение, узкий вре-
менной интервал, общественное положение и тот объем инфор-
мации, включая упоминание о секретных переговорах рязанско-
го князя с Мамаем и Ягайло, который был передан в Москву и
вряд ли был доступен кому-либо другому. Всё это дает основания
полагать, что акция оповещения Москвы была проведена Софо-
нием Алтыкулачевичем с ведома и по поручению рязанского
князя, сообщившего таким способом о намерениях Мамая и об
открытых для прохода московского войска рубежах Рязанской
земли. Единственным произведением Софония было то «писа-
ние», которое дошло до нас в списке Тверской летописи. Ника-
кого другого произведения Софоний не создавал, будучи упомя-
нут в «Задонщине» в благодарность за свою миссию, способст-
вовавшую победе над Мамаем. Поэтому усвоение ему какого-то
историко-литературного, тем более поэтического сочинения, от
которого до нас не дошло ни одной сколько-нибудь достоверной
строки, вполне безосновательно и бесперспективно35.
Появление имени Софония в заголовке некоторых списков
«Задонщины» (К-Б и С) объясняется сокращением под перья-
ми редакторов и переписчиков упоминания пира и полученно-
го на нем известия, которое было внесено в Тверскую летопись
из полного текста «Задонщины», восходившего к ее протографу.
Другими словами, при переписке и редактуре имя Софония из
«пира» переместилось в заголовок, поскольку переписчики
фразу о «поведании» воспринимали шире, чем только известие
о Мамае, распространяя ее на весь текст. Однако при всех со-
кращениях в списках бережно сохранялась «похвала Софо-
нию», возникшая по принципу обратного параллелизма со
«Словом о полку Игореве»36, что может служить дополнитель-
35
ДмитриевЛ А. Задонщина. / / СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-350.
Предположение А.А. Горского, что «Софоний рязанец» «был в эпоху Кули-
ковской битвы лицом, которому приписывалось авторство произведения о
Батыевом нашествии» (Горский А.А. «Слово о полку Игореве»..., с. 136), а в
XV в. «было приписано авторство «Задонщины» (там же, с. 125-126), осно-
вано, по-видимому, на недоразумении.
36
«Тот боярин воскладаша горазная своя персты на живыя струны, по-
яша руским кн(я)зем славу <...> Аз же помяну резанца Софония» («Слово о
полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 536).
ным подтверждением выдвинутой мною гипотезы об отсутст-

вии первоначального противопоставления автором «Слова...»
своего творчества - творчеству Бояна, которому он на самом
деле следовал, используя поэтические тексты XI в. так же, как
автор «Задонщины» использовал лексику и фразеологию «Сло-
ва о полку Игореве»37.
Итак, я считаю возможным утверждать, что известие Софо-
ния Алтыкулачевича московскому князю о грозящей опаснос-
ти, дошедшее до нас в составе Тверской летописи, не только
предотвратило внезапность нападения ордынцев, но и послу-
жило причиной внесения имени этого рязанского боярина в
поэтическое произведение, прославляющее победу московско-
го князя на Дону. Любопытно, что сделано это было по типу
«похвалы Владимиру» в известном «Слове о законе и благодати»
Илариона («Похвалимъ же и мы по силе нашей» и т.д.38), но со
ссылкой на автора «Слова о полку Игореве», утверждая, таким
образом, преемственность в развитии древнерусской поэтики
уже московского периода.
37
Никитин A.JI. Наследие Бояна в «Слове о полку Игореве». Сон Свято-
слава. / / «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-
XVII веков. М., 1978, с. 112-133. См. также: Никитин А.Л. «Слово о полку
Игореве». Тексты. События. Люди. М., 1998.
38
с. 91, 122, 174.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»1
Весной 1905 г. в художественной жизни России произошло

событие, последствия которого трудно переоценить. По при-
глашению отца-наместника Троице-Сергиевой лавры в самом
ее «историческом сердце» - Троицком соборе, иконописец и
реставратор В.П.Гурьянов, сняв перед этим золотой чеканный
оклад, впервые освободил от позднейших записей и почернев-
шей олифы храмовую икону «Троицы»2. К этому времени
мысль, пошедшая с легкой руки И.М.Снегирева, что икона
принадлежит кисти Андрея Рублева3, одного из немногих изве-
стных по имени русских иконописцев, была уже господствую-
щей.
Подобно другим именам древнерусских художников, имя
Андрея Рублева впервые стало известно русскому образованно-
му обществу только в XIX в., когда появился, а затем начал бы-
стро расти интерес к произведениям древнего искусства, в том
числе и к русскому иконописанию 4 . Не будет ошибкой утверж-
дать, что первые коллекционеры и знатоки древнерусской ико-
нописи услышали это имя от старообрядцев. В среде «древлего
благочестия», собиравшей предметы старины до-никоновской
эпохи, — рукописные и старопечатные книги, реликвии, мощи,
иконы, облачения, утварь церковного обихода, — имя Андрея
Рублева произносилось с почтением, поскольку его авторитет
был утвержден «самим» Стоглавым собором 1551 г., чьи поста-
новления для старообрядцев были столь же непререкаемы, как
и писания отцов Церкви.
1
Первая публикация: Никитин А. Кто написал «Троицу Рублева»? / /
НиР, 1989, № 8-9.
2
Гурьянов В. П. Две местные иконы св. Троицы в Троицком соборе Свя-
то-ТЪоицко-Сергиевой лавры и их реставрация. М., 1906 г.
3
Подробнее об истории атрибуции «рублевских» икон см.: Анисимов
A.M. Научная реставрация и «Рублевский вопрос». / / Анисимов A.M. О древ-
нерусском искусстве. М., 1983, с. 105-134.
4
См.: Вздорное Г.М. История открытия и изучения русской средневеко-
вой живописи. XIX век. М., 1986.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА» 543
В 41-й главе «стоглавого» сборника постановлений собора

«О тридцати двух царских вопросах» речь шла о том, как надпи-
сывать «Троицу», в то время сюжет излюбленный в русском
иконописании. Согласно библейскому преданию, к Аврааму и
Сарре, двум праведникам, достигшим преклонных лет, но не
имевших детей, однажды явились три мужа, принятые старика-
ми почтительно и гостеприимно. После обильной трапезы один
из прибывших предрек, что у хозяев скоро родится сын. Даль-
нейшее развитие самого сюжета для нашей темы интереса не
представляет, и я напомнил о нем только потому, чтобы воскре-
сить в памяти читателей сцену, которая воспроизводилась ико-
нописцами, — три гостя-ангела за столом под сенью Мамврий-
ского дуба с прислуживающими им Авраамом и Саррой.
Ограничусь только одним замечанием: трактуемая первона-
чально как идеал вознаграждаемого гостеприимства, со време-
нем «Троица» стала терять свой реалистический антураж — сер-
вировку стола, сцену заклания барашка на дворе слугами, даже
фигуры престарелых хозяев, став изобразительным символом
триипостасности божества — «Троицей духовной».
К середине XVI в., когда Стоглавый собор принимал свои
постановления, накопилось много недоумений как в жизни са-
мой русской Церкви, так и по части иконописания. Одно из них
касалось иконографии Троицы и заключалось в следующем во-
просе, поданном на обсуждение: «Глава МА, вопрос А: У святей
тройцы пишут перекрестие, ови у средняго, а иные у всех трех,
а в старых писмах и в греческих подписывают святая тройца. а
перекрестья не пишут ни у единого, а ныне подписывают у
средняго 1С ХС святая тройца. и о том разсудити от Божест-
венных правил, како ныне то писати.
О том ответ: Писати иконописцем иконы с древних перево-
дов. како греческие иконописцы писали, и как писал Ондрей
Рублев и прочие пресловущие иконописцы, и подписывати свя-
тая тройца. а от своего замышления ничтоже предтворяти.»5.
Если для нас в этом тексте наиболее важным оказывается ут-
верждение, что Андрей Рублев в своих работах придерживался
старовизантийских традиций и писал иконы «с древних перево-
дов» (то есть, следуя графическим канонам), а не по собствен-
ному «замышлению», то для старообрядцев главную ценность
представляло имя, выделенное в ответе. Оно получало своего
рода канонизацию, приобретая при этом еще и «знак качества»
5
Стоглав. Изд. Д.Е.Кожанчикова. СПб., 1863, с. 128.
— единственное имя, указанное собором, так сказать, «на века»,

почему иконы кисти Андрея Рублева приобретали особую ду-
ховную и материальную ценность. Их разыскивали, доверяясь
молве или преданию, за ними охотились, их перекупали, и каж-
дая такая икона становилась украшением старообрядческой
молельни или домашней коллекции.
Никакого достоверного, т.е. научного, критерия для опреде-
ления икон Рублева не было. И всё же к началу XX в. в среде
знатоков сложился совершенно определенный взгляд на «руб-
левские письма», определяемые как «дымные». По словам Гурь-
янова, к ним относили иконы, «на которых лики написаны тон-
кослойно с соблюдением крайней последовательности в переходе
от освещенных мест к неосвещенным, выглядят определенно зеле-
новатыми в тенях и моделированы коричневой ("темной ") охрой
без отметок, т.е. без ударов на наиболее светлых местах для обо-
значения белою краскою бликов; в соответствии с ликами так же
слабо моделированы и фигуры, а контур обозначен лишь тонкой
описью»6.
Основания для такой характеристики «рублевских» икон
были. Именно такими перед зрителями представали деисусные
чины Благовещенского собора московского Кремля, Успенско-
го собора Владимира, Троицкого собора Троице-Сергиевой лав-
ры — тех храмов, где по свидетельству письменных источников
вместе с другими мастерами иконописного дела работал и Анд-
рей Рублев. Однако насколько можно было доверять такой ат-
рибуции?
К началу нашего века все эти памятники древнерусского ис-
кусства претерпели неоднократные поновления, искажавшие
их красочную гамму и даже, порой, рисунок. Кроме того, обра-
щение к многофигурным ансамблям, составленным из отдель-
ных произведений, делало указанный критерий весьма неопре-
деленным. Древнерусские иконописцы на храмовых подрядах
работали артелями, в которых соблюдалось строгое разделение
труда: одни специализировались на ликах, другие — на «долич-
ном», третьи — на архитектуре, четвертые — на пейзаже, тогда
как «артельщики», чьи имена только и попадают в документы,
как тот же Андрей Рублев, его товарищ Даниил или «Прохор с
Городца», будучи «знаменщиками», исполняли самую важную
часть работы — наносили на доску или на стену храма прорись
будущего изображения. Из этого следует, что стилистически
выделить работу только одного из них, чтобы определить имен-
6
Анисимов A.M. Научная реставрация..., с. 116.
но ему присущие особенности, практически невозможно. Сле-

дует учесть и другое немаловажное обстоятельство: широкое ис-
пользование в работе иконописцев прорисей или «переводов»,
о чем так настоятельно напоминал «Стоглав» в цитированном
ответе.
Всё это объясняет, почему, по мере того как разрастался ин-
терес к древнерусскому искусству и накапливались открытия в
этой области, мысль исследователей и собирателей всё чаще об-
ращалась к иконе «Троицы», занимавшей главное место — спра-
ва от царских врат - в «местном» ряду иконостаса Троицкого
собора Троице-Сергиевой лавры. Что этот образ мог принадле-
жать кисти самого Андрея Рублева, указывали одна из редакций
«Жития Никона», написанного Пахомием Логофетом (Пахоми-
ем Сербом) в середине XV в., и «Сказание о святых иконопис-
цах», возникшее два с лишним века спустя, где прямо говори-
лось, что Рублев написал образ «Троицы» по заказу игумена
лавры Никона 7 . Естественно было полагать, что этот образ со-
хранился вместе со всем иконостасом Троицкого собора и был
тем самым, на который указывал «Стоглав», поскольку ни о ка-
ких других заказанных Рублеву «Троицах» известно не было, как
не было известно и о каких-либо перемещениях этого образа.
Архивные разыскания убеждали, что «Троица Рублева», как
ее стали именовать в научной литературе, была одной из наибо-
лее почитаемых в монастыре икон, привлекавшей богатые
вклады сначала Ивана IV, а затем Бориса Годунова и его семьи.
Ее изучение могло дать в руки историков искусства своего рода
надежный эталон, сверяясь с которым можно было получить
исчерпывающее представление о стиле и методах работы про-
славленного мастера. Вместе с тем, эти данные позволили бы
проводить экспертизу других икон, которые приписывали Анд-
рею Рублеву на основании легенды или расхожего мнения.
Сделать это было не так просто. До конца 1904 г. «Троица»
Рублева была спрятана от глаз любопытствующих тяжелой зо-
лотой ризой, оставлявшей открытыми только лики и руки ан-
гелов, восхищавшие знатоков изяществом рисунка и светлос-
тью красок. Последнее заставляло обращаться памятью к более
ранним греческим образцам, с которых предлагал писать ико-
ны «Стоглав», что еще раз подтверждало мысль об авторстве
Рублева.
7
Буслаев Ф.И. Древнерусская народная литература и искусство. / / Бус-
лаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности, т. II. СПб.,
1861, с. 379.
Была и другая причина связывать икону с именем знаменито-

го художника. В отличие от большинства своих предшественни-
ков, ее автор отказался от жанровой трактовки сюжета, исклю-
чил из композиции Авраама и Сарру и оставил за столом только
трех ангелов, сконцентрировав, таким образом, на них всё вни-
мание зрителя. Собственно говоря, это был уже новый сюжет,
полный символики и глубины толкования, изображающий три-
единое совершенство божества, а не традиционное «гостеприим-
ство Авраама».8 Подобный иконографический тип «Троицы»
был знаком историкам искусства, однако все остальные иконы
этого типа оказывались написаны несколько позже, чем эта.
Возникало естественное предположение, что прославленный
мастер первым ввел этот тип в русскую иконографию, заслужив
признательность и восхищение современников, которые и стали
копировать образец. Оставалось только увидеть саму икону.
Когда В.П.Гурьянов, сняв три слоя напластований, открыл
авторский слой (как выяснилось при повторной реставрации в
1919 г., в некоторых местах он до него не дошел), и сам рестав-
ратор, и очевидцы его открытия испытали настоящее потрясе-
ние. Вместо темных, «дымных» тонов темнооливкового вохре-
ния ликов и сдержанной, суровой коричнево-красной гаммы
одежд, столь привычной глазу знатока древнерусской иконопи-
си того времени, перед пораженными зрителями открылись яр-
кие солнечные краски, прозрачные, поистине «райские» одеж-
ды ангелов, сразу же напомнившие итальянские фрески и
иконы XIV, в особенности - первой половины XV века. «Трои-
ца Рублева», как оказалось, не имела ничего общего с привыч-
ным византийским каноном, воспринятым и переработанным
к этому времени московскими мастерами. Среди темных одежд
и строгих ликов прочих икон первой половины XV в., «Троица»
представала подлинным «светом Фаворским», вполне достой-
ным и сюжета, поскольку он должен был изображать триедин-
ство «неизреченного и неописуемого» божества, и художника,
прославленного преданием.
Чтобы оценить интерес и восторг, вызванный новым обликом
«Троицы» и, соответственно, новым представлением о Рублеве,
следует напомнить, что они оба предстали перед истинными це-
нителями искусства начала XX века, искушенными как в русской
иконописи, так и в мировом искусстве в целом. Наши соотечест-
8
О богословском аспекте изображений Троицы см.: Клибанов А.И. К ха-
рактеристике мировоззрения Андрея Рублева. / / Андрей Рублев и его эпоха.
Сб. статей. М., 1971, с. 62-102; Салтыков А.А. Иконография «Троицы» Анд-
рея Рублева. //Древнерусское искусство XIV-XVвеков. М., 1984, с. 77-85.
венники уже открыли для себя солнечные полотна французских

импрессионистов и российских художников этого направления,
уже познакомились с первыми расчищенными древнерусскими
иконами, с итальянскими «примитивами» Предвозрождения, но
даже на фоне всего этого вынуждены были склониться перед за-
мечательным мастером, перекинувшим радужный мост своей па-
литры не только между Московией и Италией первой четверти
XV в. (в этом тогда сходились многие9), но и между своим време-
нем и XX веком, в который автор «Троицы» сразу же вступил как
гениальный художник. Первым, кто еще до раскрытия иконы за-
подозрил, что она была написана «итальянским художником»,
оказался ДА.Ровинский, чье мнение «было сразу потушено запи-
ской митрополита Филарета, и снова, на основании предания, образ
был отнесен к числу произведений Рублева, продолжая служить од-
ним из главных памятников при изучении манеры этого иконопис-
ца»10. Далее, на основании собственных впечатлений и опыта,
Н.П.Сычев следующим образом характеризовал раскрытую рес-
тавраторами «Троицу»: «Если в технике иконы уже видны приемы
греко-итальянской живописи, в стиле ликов ангелов еще сохранены
формы, наблюдающиеся у Чимабуэ и Дуччио, а в архитектурной де-
корации удержаны правильные перспективные формы архитекто-
ники Джотто с ее античными отражениями, то в посадке фигур
характерно удлинение их торсов, а также в общем сужении компо-
зиции, ясно отразился готический стиль, соединенный на иконе св.
Троицы, как и на иконах лучших итальянских мастеров, с красотою
чисто венецианских красок»п. Два с лишним десятилетия спустя,
как бы подводя итоги впечатления современников от «Троицы»,
Б.И.Пуришев писал, что в этой иконе «Рублев достиг исключи-
тельных высот, создав произведение, естественно вызвающее в па-
мяти различные замечательные образцы мирового искусства. Руб-
лева называли "русским Рафаэлем " и "русским Беато Анжелико
сравнивали с Перуджино, Джорджоне, мастерами Сиенской и Умб-
рийской школ, Чимабуэ, сДуччо и Симоне Мартини»12.
9
С Джотто и Дуччо сравнивал «Троицу» Д.В.Айналов (Айналов Д.В. Ис-
тория русской живописи от XVI по XIX столетие. СПб., 1913, с. 17),
Н.П.Сычев и позднее Н.Н.Пунин {Лунин Η. Андрей Рублев. Пг., 1916); с
Пьеро делла Франческо - В.Н.Лазарев {Лазарев В.Н. Русская средневеко-
вая живопись. М., 1970, с. 299).
10
Сычев Н. Икона св. Троицы в Троице-Сергиевой лавре. ЗОРСА РАО,
т. X, Пг., 1915, с. 60-61.
11
12
Пуришев Б.И. Андрей Рублев и общие вопросы развития древнерус-
ского искусства XIV-XVII веков. / / Михайловский Б.В., Пуришев Б.И. Очер-
ки истории древнерусской монументальной живописи. М.-Л., 1941, с. 16.
18!
С этого момента имя Андрея Рублева, осеняемое «Троицей»,

начинает победоносное шествие по миру, привлекая востор-
женные взоры к сокровищам древнерусского искусства, вызы-
вая растущий поток публикаций, исследований и просто пане-
гириков, освещая отблесками славы, излучаемой «Троицей»,
события и людей своей эпохи13.
К сожалению, не обошлось и без потерь.
Открытие «подлинного Рублева» мгновенно перечеркнуло и
обесценило все те иконы, которые приписывались преданием
его кисти, поскольку ничего общего между ними и «Троицей» не
оказалось. На первый взгляд, не было у нее ничего общего и с
деисусными чинами Успенского (владимирского), Благовещен-
ского (кремлевского) и самого Троицкого соборов, хотя участие
Рублева в работе над ними вроде бы подтверждалось летопися-
ми. Впрочем, по мере того, как в середине нынешнего столетия
происходило открытие художественной культуры древней Руси
и утверждалась мысль о ее национальном своеобразии, исследо-
ватели обнаруживали в изображениях этих иконостасов особое,
по сравнению с прочими, изящество линий, одухотворенность
лиц, особую гармоничность традиционных красок, что можно
было объяснить опять-таки выдающимся талантом Андрея Руб-
лева, для которого эти традиционные работы служили как бы
внутренней подготовкой к написанию «Троицы».
Так был сформулирован тезис, согласно которому «Троица»
и в творчестве самого Рублева оказывалась явлением исключи-
тельным. Последнее объясняли тем, что до ее создания он рабо-
тал с другими иконописцами, следуя заветам своих наставников
и византийскому канону. Здесь же, на склоне прожитых лет, ис-
полняя личный заказ игумена Троице-Сергиевой лавры Никона
«в похвалу Сергию», учеником которого считался, Андрей Руб-
лев дал волю своему страстному, долго сдерживаемому темпера-
менту, создав в «Троице» «лебединую песню» художника...
Версия эта стала своего рода «догматом о Рублеве». Исходя
из такой посылки, стало проще искать другие возможные про-
изведения самого Рублева, отвечающие сложившемуся пред-
ставлению о манере работы и палитре выдающегося мастера.
Эти произведения должны были быть написаны в конце XIV
или в первой четверти XV века, обладать признаками москов-
ской иконописной школы того периода и резко выделяться на
13
Библиографию важнейших работ об Андрее Рублеве и его «Троице»
см.: «Троица» Андрея Рублева. Антология. Сост. Г.И.Вздорнов. М., 1981 (да-
лее - Антология), с. 127-130. Там же отзывы о «Троице» ведущих отечест-
венных искусствоведов и весь изобразительный ряд аналогов.
общем фоне своим совершенством. Вместе с тем они должны

нести на себе легкое влияние той греко-итальянской школы,
отпечаток которой на иконописи Новгорода и Москвы тради-
ционно связывался с Феофаном Греком — старшим современ-
ником, если не учителем Андрея Рублева, поскольку они рабо-
тали одновременно над росписями еще первого каменного
Благовещенского собора московского Кремля.
Такими памятниками, явно выпадавшими из традиционно-
го ряда и получившими почти единодушное признание «руб-
левских», стали три замечательные иконы из деисусного чина
Успенского собора в Звенигороде, находящиеся теперь в собра-
нии Третьяковской галереи в Москве. От уже известных деисус-
ных чинов того же времени они отличались более радостным
колоритом, иным характером написания ликов, отчасти напо-
минающим лики ангелов на «Троице», и несколько неожидан-
ными композиционными приемами, поскольку, в отличие от
обычного чина, персонажи были даны не в полный рост, а по-
грудно, что производило впечатление особой мощи и прибли-
женности к зрителю.
Не меньший восторг искусствоведов вызвало и открытие в
Успенском соборе г. Владимира фресок, сохранившихся кое-где
под позднейшими записями и относящимися именно к тому
времени, когда над росписью храма работала артель, возглавля-
емая Даниилом и Андреем Рублевым. И если все обнаруженные
фрески нельзя было усвоить именно Рублеву, поскольку как в
росписи, так и в их «назнаменовании» явно проступали разные
почерки, то фигура трубящего ангела, входившего в компози-
цию «Страшного суда», большинством голосов была отдана
Рублеву.
Наконец, в результате долгих поисков выяснилось, что Руб-
лев оставил свой след в русском искусстве не только как иконо-
писец и фрескист, но и как миниатюрист. Он был объявлен ав-
тором прекрасных миниатюр так называемого «Евангелия
Хитрово» и с меньшей достоверностью — еще нескольких пер-
воклассных кодексов. На протяжении всей истории изучения
древнерусской иконописи Рублеву приписывали авторство де-
сятков икон, отдельные фрески, миниатюры и даже произведе-
ния прикладного искусства, обнаруживающие высокий худо-
жественный вкус и изящество мастера. Вот что по этому поводу
писал современный исследователь творчества Рублева И.Е.Да-
нилова:
«Круг произведений, связанных с именем Рублева, предельно
расширен. Крайним произведениям мастера, созданным до 1405 г.,
отнесены, кроме фресок собора Успения на Городке в Звенигороде,

росписи алтарной стенки Рождественского собора Саввино-Сто-
рожевского монастыря в Звенигороде, три иконы Звенигородского
чина; из икон Благовещенского иконостаса приписаны Рублеву
иконы "Благовещение ", "Рождество Христово ", "Сретение ",
"Крещение", "Воскрешение Лазаря", "Вход в Иерусалим", "Преоб-
ражение", при том В. Н.Лазарев предполагает, что Рублев был
учеником Прохора с Городца. Из фресок Успенского собора во Вла-
димире к работам Рублева отнесены, кроме росписей центрально-
го нефа, также фигуры святых Онуфрия, Антония Великого и про-
роков Исайи и Давида. Из икон Васильевского иконостаса Рублеву
приписаны все чиновые иконы, а из икон Троицкого иконостаса —
"Крещение ", "Архангел Гавриил ", "Апостол Павел ". Помимо пере-
численных выше произведений с именем Рублева ряд исследовате-
лей связывал "Георгия " и "Дмитрия Солунского " из Благовещен-
ского иконостаса, фигуры Саввы Освященного и Макария
Египетского из фресок Успенского собора во Владимире; четыре
праздничные иконы из иконостаса Успенского собора во Владими-
ре: "Сретение", "Благовещение", "Вознесение", "Сошествие во
ад"; архангела Гавриила и архангела Михаила с дверей того же
иконостаса; "Богоматерь Владимирскую" из Владимира; икону
"Успение" из Кирилло-Белозерского монастыря; "Умиление" из
Русского музея, "Спас в силах " из ГТГ, икону "Сретение " из Тро-
ицкого иконостаса, миниатюры евангелия Хитрово, изображаю-
щие символ евангелиста Матвея (ангел), символ евангелиста Ио-
анна (орел), а также инициалы; шитую пелену с изображением
Сергия и Троице-Сергиевой лавры; икону Иоанна Предтечи из му-
зея Рублева и, наконец, даже средник иконы "Архангел Михаил "из
Архангельского собора в Кремле.
Таким образом, число произведений, приписываемых в настоя-
щее время Рублеву, доходит до пятидесяти, то есть оказывается
примерно таким же, сколько в свое время ходило среди старооб-
рядцев икон "Рублевых писем»14.
Рублев был объявлен «гением», и в качестве такового стара-
ниями искусствоведов, стремившихся заполучить в реестр от-
крытий «еще одного Рублева», стал «обирать» своих современ-
ников, присваивая всё лучшее, что было создано за XIV-XV вв.
Чтобы разорвать порочный круг бездумного клеймения именем
Рублева всего выдающегося, как когда-то делали по отношению
к нему старообрядцы, следовало обратиться от восторженных
14
Данилова И.Е. Андрей Рублев в русской и зарубежной искусствоведче-
ской литературе. / / Андрей Рублев и его эпоха. Сб. статей. М., 1971, с. 47-48.
славословий, заливавших страницы монографий, к архивам, к

запасникам музеев, к черной, но необходимой научной работе.
Первым это сделал В.А.Плугин, человек, влюбленный в Андрея
Рублева и посвятивший изучению его творчества и его жизни
большую часть жизни своей.
Работая над изучением приписываемых Рублеву произведе-
ний, Плугин столкнулся с фактом совершенно удивительным,
который замалчивали или обходили большинство его предше-
ственников, а именно: вопреки распространенному мнению,
что «Троица» Рублева с момента своего создания служила образ-
цом для бесчисленных копий и воспроизведений, «была люби-
мейшей иконой древнерусских художников»15, единственным
сколько-нибудь достоверным ее воспроизведением (если не
считать копии Годунова, заказанной царем в 1598-1600 гг., что-
бы перенести на нее с подлинной иконы золотую ризу Ивана IV,
заменив ее своей), оказалась «Троица» из Коломны, датируемая
искусствоведами в широком интервале времени — от середины
XV до середины XVI в.16 Более того, выяснилось, что среди мно-
гочисленных изображений «ветхозаветной Троицы» на иконах,
сохранившихся до наших дней, только единицы следуют ико-
нографическому типу «Рублевской Троицы», изображающей
трех ангелов без Авраама и Сарры, свидетельствуя тем самым,
что столь символически трактованный образ, наполненный
глубоким философским содержанием, не вызвал интереса и по-
нимания на Руси.
"Троица " Рублева оказалась в стороне от магистрального пу-
ти троичной иконографии», — вынужден был с удивлением кон-
статировать в одной из своих итоговых работ исследователь17.
Было и еще одно немаловажное обстоятельство, мимо кото-
рого не могли пройти искусствоведы. При написании икон
древнерусские художники обычно пользовались «переводами»,
о которых упоминал «Стоглав», то есть прорисями, снятыми с
древних оригиналов, благодаря чему сохранялся тип или «из-
вод», проносимый в целостности через века. Задачей художни-
ков-знаменщиков, возглавлявших артели, был перенос этих
прорисей с бумаги на стену храма или на доску будущей иконы
с необходимым изменением размера, но при безусловным со-
хранении пропорций. В отношении артели, связанной с А.Руб-
15
Лазарев В.Н. «Троица» Андрея Рублева. / / Лазарев В.Н. Русская сред-
невековая живопись. М., 1970, с. 299.
16
Антология..., рис. 44.
17
Плугин ВА. О происхождении «Троицы» Рублева. / / ИСССР, 1987, №2, с. 74.
левым, это не предположение, а установленный исследования-

ми И.Э.Грабаря и В.Н.Лазарева факт, выявленный при сравне-
нии икон деисусного чина и праздничного яруса Благовещен-
ского и Троицкого соборов. Хотя работы разделяет промежуток
в двадцать с лишним лет, они «почти точно друг друга повторя-
ют»18, то есть сделаны по одним и тем же прорисям.
Совсем иначе обстоит дело с «ангельской Троицей», как
можно обозначить вид «Троицы Рублева», чтобы отличить его от
«ветхозаветной Троицы», где он является центральной частью.
Как я уже отметил, за исключением «Троицы» из Коломны,
все остальные известные образцы отличаются от «Троицы» Руб-
лева рисунком и композицией ангелов, деталями одеяний, при-
сутствием на столе различной сервировки трапезы (у «Рублев-
ской Троицы» только одна чаша), наконец, пейзажем, не говоря
уже о манере письма и колорите. Именно колорит резко выде-
ляет «Троицу Рублева» из числа остальных «ангельских», в том
числе и двух ее копий, годуновской и коломенской, позволив
такому серьезному знатоку древнерусской и византийской ико-
нописи, каким был В.НЛазарев, написать знаменательные сло-
ва, что рублевская «палитра отличается не только своим пре-
дельно высветленным характером, но и редкой прозрачностью.
Странным образом она напоминает палитру одного из величайших
итальянских колористов — Пьеро делла Франческой.
Однако дело не только в палитре. «Троица Рублева» даже в
черно-белом, «графическом» воспроизведении оказывается не-
превзойденным шедевром по своей пропорциональности и ла-
коничности. В полном смысле слова она завершает возможный
эволюционный ряд, начинаемый традиционной «ветхозавет-
ной Троицей», решаемой на бытовом, событийном уровне жиз-
ни. Другими словами, все известные нам иконы «ангельской
Троицы», вопреки преданию, типологически (и психологичес-
ки!) не могут быть производными от «Троицы Рублева»: их про-
тотипы (поскольку их датируют временем после 1430 г.) должны
ей предшествовать.
Чтобы примирить возникающее противоречие, в результате
которого Рублев оказывается вовсе не первым создателем изво-
да «ангельской Троицы» на Руси, как то молчаливо считалось,
В.А.Плугин в одной из своих работ выдвинул гипотезу, согласно
которой Андрей Рублев всю свою жизнь работал над созданием
18
Лазарев В.Н. О методе работы в Рублевской мастерской. / / Лазарев
В.Н. Византийское и древнерусское искусство. М., 1978, с. 208.
19
Лазарев В.Н. О методе работы..., с. 299.
нового извода «Троицы» — именно этой, «ангельской», — напи-

сав множество вариантов, ни один из которых (кроме троицко-
го) до нас не дошел, но о которых мы имеем представление по
известным нам более поздним копиям. «Их иконографические
«разногласия» с «Троицей», — пояснял исследователь, — легко
(? - А.Н.) объясняются тем постоянным художественным поис-
ком, который вел мастер, задачами, которые он в разное время ре-
шал, наконец, разными жанрами, в которых он воплощал задуман-
ное (икона, фреска, а вероятно и миниатюрные изображения для
панагий, клейм шитья и икон и т.д.)»20.
Что касается «разнообразия жанров», то вопрос более чем
спорен. Ремесленная регламентация в средние века всегда и
везде была достаточно жесткой. Пока же следует заметить, что
при всем остроумии гипотезы (хотя и нарушающей закон «брит-
вы Оккама» не увеличивать числа сущностей сверх необходимо-
го), она не выдерживает критики с точки зрения нарушения тех
пропорций, которыми как раз и характеризуется творчество
Рублева в «Троице», отличающего его как замечательного рисо-
вальщика («знаменщик»), равного по своему искусству Джотто,
от того, что мы видим на так называемых «копиях».
Получается, что взаимоотношения «Троицы Рублева» со
всеми остальными иконами этого типа, не являющимися ее ко-
пиями, остается загадкой, требующей разрешения не на гипоте-
тическом уровне, а на фактическом материале. Не случайно ни
В.А.Плугин, ни такой тонкий исследователь древнерусского ис-
кусства, как Г.И.Вздорнов, выпустивший антологию, посвя-
щенную «Троице Рублева», за исключением двух упомянутых
копий, не нашли ни одного полностью соответствующего ей
изображения, кроме разве что гравированного на створке сере-
бряного панагиария 1435 г. из Софии Новгородской21.
Однако, как выяснил Плугин, взаимоотношения оригинала и
«копий» оказались не самой главной загадкой «Троицы Рублева».
Во втором номере журнала «История СССР» за 1987 г.
В.А.Плугин опубликовал статью, написанную им на основании
своего доклада на кафедре источниковедения Исторического
факультета МГУ. Последнее обстоятельство специально огово-
рено в редакционном вступлении, где подчеркнуто, что, при
всей спорности конечных выводов, основное содержание до-
20
Плугин ВА. Тема «Троицы» в творчестве Андрея Рублева и ее отраже-
ние в древнерусском искусстве XV-XVII вв. / / Куликовская битва в истории
и культуре нашей Родины. (Материалы юбилейной научной конференции.)
М., 1983, с. 167.
21
Антология..., рис. 31.
клада, построенного на данных письменных источников, заслу-

живает самого серьезного внимания.
Суть открытия историка заключалась в том, что, согласно
прямого свидетельства вкладных книг Троице-Сергиева монас-
тыря, «Троица Рублева» появилась в местном ряду Троицкого
собора только в 1575 г., будучи вкладом Ивана IV. В то время эта
икона Андрею Рублеву не приписывалась и была «вложена» в
монастырь вместе с другими ценными иконами и прочими дра-
гоценностями. Уже в момент вклада она была «одета» богатой
золотой чеканной ризой, которую позднее, в 1598-1600 гг. Бо-
рис Годунов заменил своей, тоже золотой, но еще более богатой
и пышной, а предыдущую ризу перенес на специально выпол-
ненную для того копию, которую поставил по левую сторону
«царских врат» в том же местном ряду.
Как убедительно показал ВА.Плугин, ошибка предшеству-
ющих исследователей заключалась в том, что они, вслед за изве-
стным историком А.В.Горским, считали, что Иван IV только
«одел» золотой ризой уже имеющийся образ22, хотя во вкладной
книге 1673 г., воспроизводящей записи отписных ризных книг
1575 г., прямо указано: «Государя ж царя и великаго князя Ива-
на Васильевича всеа Русии вкладу написано в отписных ризных
книгах 83 [1575] году <...> образ местной живоначальныя Трои-
цы, обложен златом, венцы златы»23 и т.д. Другими словами,
«Троица Рублева» если и была написана Андреем Рублевым, то
не для Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, а для како-
го-то другого храма. Какого?
Автор статьи полагал, что «стиль, колорит, композиция, об-
разное решение, размеры и пропорции доски свидетельствуют о
том, что она («Троица». — А.Н.) была написана для иконостаса с
поясным деисусным чином типа и размеров звенигородского»24, ко-
торый, как известно, без каких-либо документальных основа-
ний исследователи приписали кисти Андрея Рублева.
Если оставить в стороне Звенигород, то замечания В.А.Плу-
гина оказываются чрезвычайно меткими. Исследователям
22
[Горский А.В.] Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы ла-
вры. М., 1857, с. 10.
23
Плугин ВА. О происхождении..., с. 67.
24
«Мы убеждены, что «Троица» не могла предназначаться для данного
декоративного комплекса (вне зависимости от датировки и атрибуции по-
следнего): стиль, колорит, композиция, образное решение, размеры и про-
порции доски свидетельствуют, на наш взгляд, о том, что она была написа-
на для иконостаса с поясным деисусным чином типа и размеров
Звенигородского» (Плугин ВА. О происхождении..., с. 65).
творчества Рублева и иконостаса Троицкого храма всегда оста-

валось удивляться, почему центральная по замыслу храмовая
икона так яростно (другого слова я не могу найти) дисгармони-
рует со всем остальным иконостасом. И не только своими крас-
ками. За исключением головы архангела Гавриила, самый при-
дирчивый исследователь не обнаруживает ничего общего между
«Троицей Рублева» и остальными многочисленными фигурами
деисусного и праздничного рядов. Больше того, в глаза бросает-
ся несоразмерность «Троицы» и пространства, выделенного под
нижний, «местный» ряд. «Троица Рублева» по своей высоте
меньше расстояния между тяблами, куда она должна была плот-
но входить, поэтому для нее была сделана специальная рама.
Между тем, если бы «Троица» была написана для этого иконо-
стаса, она должна была соответствовать ему как своей палит-
рой, так и своими размерами.
Правда, история «местного ряда» Троицкого собора, затро-
нутая в свое время В.И.Антоновой25, еще ждет своего докумен-
тального изучения, поскольку в настоящее время в нем не оста-
лось ни одной изначальной иконы. Исключением считали
«Троицу», но, как теперь выяснилось, последнее было ошибкой.
А как быть со «Сказанием о святых иконописцах», литера-
турным памятником конца XVII в., сообщающим о создании
Андреем Рублевым по повелению игумена Никона «образа пре-
святые Троицы» в похвалу Сергию Радонежскому? Но как пока-
зал тот же Плугин, в одном из сохранившихся списков, восхо-
дящем, по-видимому, к более раннему времени, на месте слова
«образ» стоит «церковь»26, что подтверждается фактом росписи
Троицкого храма и созданием его иконостаса по прорисям, ко-
торыми за двадцать с лишним лет до этого пользовались Фео-
фан Грек, «Прохор с Городца» и тот же Андрей Рублев. Церковь
- а не образ. И это стоит запомнить.
Столь же неожиданно В.А.Плугин обнаружил еще один се-
рьезный аргумент, позволяющий со всей категоричностью ут-
верждать, что еще в 1547 г. в Троице-Сергиевой лавре не было
«Троицы Рублева», и вот почему.
Как известно, в то лето страшный пожар опустошил Москву,
выгоревшую чуть ли не целиком, причем сильно пострадали и
храмы Кремля. До нас дошел ряд документов, благодаря кото-
25
Антонова В.И. О первоначальном месте Троицы Андрея Рублева. / /
Государственная Третьяковская галерея. Материалы и исследования,
вып. 1.М., 1956, с. 21-43.
26
Плугин В.А. О происхождении..., с. 65-66.
рым известно, как происходило восстановление их иконного

убранства27. Для этого в Москву были вызваны новгородские и
псковские иконники, в центральные храмы были свезены са-
мые замечательные иконы из крупных городов и монастырей
России и с них снимали копии. Однако, как писал в своей «Жа-
лобнице» знаменитый поп Сильвестр, игравший немаловаж-
ную роль в кремлевской жизни начала 50-х гг. XVI в. и, судя по
всему, прямо отвечавший за эти восстановительные работы, в
Троице-Сергиевой лавре брали не иконы, а только прориси с
них28. Если бы в это время там находилась «Троица Рублева»,
она безусловно стала бы образцом для новых икон. Между тем,
именно тогда написанная для Кремля «Троица с деяниями» ни-
коим образом не повторяет «Троицу Рублева», которую через
четыре года «Стоглав» — как принято считать — указывает ико-
нописцам в качестве образца29.
Стоит заметить, что, несмотря на такое прямое указание,
иконописцы продолжали игнорировать тип «ангельской Трои-
цы», воспроизводя и после «Стоглава» только тип «Троицы вет-
хозаветной», может быть, потому, что, вопреки представлениям
современных искусствоведов, цитирующих этот документ, на
самом деле там говорилось не об изображении «Троицы», как
это ошибочно повторяют исследователи, а всего только о крес-
тах в нимбах и о надписях. Примером столь характерной ошиб-
ки может служить типичное для данного случая утверждение
Г.В.Попова, что споры о написании «Троицы» закончились
«своего рода канонизацией рублевского варианта на Стоглавом со-
боре 1551 г.»30.
Однако Троицкий собор в Троице-Сергиевой лавре не мог
существовать без «Троицы», которую Андрей Рублев должен
был написать вместе с иконостасом, если он работал над ним.
Следовательно, такая икона существовала, так что вклад Ивана IV
был сделан не на пустое место. Он должен был заменить собой
какую-то другую «Троицу», которая, скорее всего, и принадле-
жала кисти Рублева. И у меня есть основания утверждать, что
эта икона не только сохранилась, но и хорошо нам известна.
27
Подобедова О.И. Московская школа живописи при Иване IV. М.,
1972.
28
«Жалобница благовещанскаго попа Селивестра». / / Московские со-
боры на еретиков XVI века в царствование Ивана Васильевича Грознаго.
М., 1847, с. 19-21.
29
30
Попов Г.В. Художественная жизнь Дмитрова в XV-XVI вв. М., 1973,
с. 116.
В 1920 г. во время национализации Лавры, когда ее имущест-

во делили между собой Комиссия по охране памятников Лавры
и Сергиевский исполком, на паперти церкви св. Зосимы и Сав-
ватия была обнаружена ветхая, весьма пострадавшая от време-
ни, поновлений и просто небрежения икона «Троицы ветхоза-
ветной». После того как в 1958-1960 гг. реставратор Н.А.Баранов
расчистил ее от позднейших записей и укрепил, стало ясно, что
она была создана в первой половине, а, быть может, и в первой
четверти XV в.31
Нельзя сказать, что новооткрытая «Троица» выпала из поля
зрения специалистов. Г.И.Вздорнов с присущей ему проница-
тельностью понял то исключительное значение, которое пред-
ставляет эта икона для атрибуции «Троицы Рублева» и более ши-
роко — для решения «рублевского вопроса» вообще. «Это
безусловно местный образ, связанный с каким-то Троицким хра-
мому - писал он в своем исследовании. - Точное происхождение
иконы неизвестно, но правильнее всего считать, что она возникла в
Троице-Сергиевом монастыре или написана для этого монастыря,
где оставалась в последующее время»32. Далее исследователь ана-
лизировал возможные варианты и приходил к выводу, что икона,
скорее всего, была написана для деревянного (первого) храма
Троицы в 1411 г., т.е. до «Троицы Рублева», однако самим Рубле-
вым или кем-то «из его круга». Логично было предположить так-
же, что после гибели деревянного храма 1411 г. икону перенесли
на подобающее ей место в новый каменный Троицкий собор,
однако этому мешала укоренившаяся уверенность, что «Троица
Рублева» была написана как раз для этого нового храма.
Исходя из такой посылки, Г.И.Вздорнов нашел компро-
миссное решение, как мне представляется, не слишком убеди-
тельное для него самого: «Ко второй половине XVI в. в Троице-
Сергиевой лавре имелось три каменных храма, посвященные
Троице. В одной из этих церквей и должна была стоять в ряду ме-
стных образов указанная икона. Но в белокаменном соборе находи-
лась "Троица ", написанная Андреем Рублевым, а сооружение Ус-
пенского собора заканчивалось полтора столетия спустя после
того, как новооткрытая икона была водворена на предназначенное
для нее место в каком-то другом храме. Этим последним, следова-
31
Николаева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977,
с. 92-93, рис. 127.
32
Вздорное Г.И. Новооткрытая икона Троицы из Троице-Сергиевой ла-
вры и Троица Андрея Рублева. //Древнерусское искусство. Художественная
культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. XIV-XVI вв. М., 1970,
с. 131.
телъно, была третья Троицкая церковь, а именно — церковь св. Ду-

ха, где, вероятно, и находилась в XVв. наша икона»33.
Теперь, после находки В.А.Плугина, мы знаем, что «Троицы
Рублева» в XV в. в Троицком соборе не могло быть, а ее место,
скорее всего, занимала найденная в 1920 г. икона, по своему ко-
лориту, рисунку и деталировке фигур несравненно лучше впи-
сывающаяся в ансамбль троицкого иконостаса, чем все осталь-
ные известные нам иконы. Даже размеры ее доски — 161x122 см.
гораздо лучше соответствуют расстоянию между тяблами ико-
ностаса в местном ряду, чем «Троица Рублева» (142x114 см.) и ее
годуновская копия (146x116 см.). Оценивая новооткрытую
«Троицу», все искусствоведы, касающиеся этой темы, согласны
с ее большей близостью византийским изводам и с ее явным
старшинством по отношению к «Троице Рублева».
Другими словами, при постройке Никоном нового (камен-
ного) Троицкого собора в 20-х гг. XV в. у него уже должна была
быть икона «Троицы» для местного ряда, если принять датиров-
ку Г.И.Вздорнова. Однако, учитывая удивительную близость
этой «Троицы» деисусному чину Троицкого собора и соответст-
вие ее размеров местному ряду иконостаса, вернее будет пред-
положить, что они были созданы одновременно. Следователь-
но, если Андрей Рублев действительно писал по заказу Никона
«Троицу», то ею может быть только эта, «ветхозаветная», най-
денная в 1920 г. на паперти церкви Зосимы и Савватия. Именно
с этой иконы, как можно думать, были сделаны прориси 1547 г.,
использованные собранными в Москве иконописцами, тем бо-
лее, что сама она полностью укладывается в то представление
«образцового подлинника» в сознании людей XVI в., какими
были иконостасы, связанные с именем Андрея Рублева.
Наконец, — и это немаловажно — новооткрытая «ветхозавет-
ная Троица», восходящая по датировке специалистов к первой
половине XV в., то есть ко времени, когда она могла находиться
только в Троицком соборе лавры (церковь Сошествия св. Духа
была построена лишь в 1476 г.), несет на себе следы богатого ок-
лада, косвенным образом подтверждающие ее нахождение в ме-
стном ряду центрального храма монастыря.
Откуда же появилась «Троица Рублева»?
Пытаясь ответить на этот вопрос, В.А.Плугин, чтобы не раз-
рушать легенду, ограничил себя постулатом о создании Андреем
Рублевым «Троицы Рублева» для звенигородского Успенского
33
собора, откуда образ мог быть взят в Москву в 1547 г., а затем,
богато украшенный Иваном IV, ./йог быть передан в Троице-Сер-
гиеву лавру, причем значительно ранее 1575 г. Он полагает, что
подобный подарок монастырю Иван IV мог сделать во второй
половине 50-х и даже в 60-х гг. XVI в.34 Вряд ли. Оснований для
таких пожертвований мы не знаем, и фактов таких в эти годы не
видим. Гораздо достовернее данные вкладных книг, поскольку
именно в первой половине 70-х гг. XVI в. Иван IV делает щед-
рые вклады в монастыри по убиенным, замаливая свои оприч-
ные грехи. В таком случае происхождение «Троицы Рублева»
следует связывать не со Звенигородом, а с новгородским похо-
дом Ивана IV, с ограблением Старицы, Твери, Торжка, Новго-
рода и окрестных монастырей, откуда он отправлял в Москву
сотнями возов изъятую местную «святость».
Версия «звенигородского» происхождения «Троицы Рубле-
ва» не выдерживает критики еще и потому, что до сих пор никем
не доказано (и вряд ли будет доказано без соответствующих ар-
хивных находок) авторство Андрея Рублева по отношению деи-
сусного чина, происходящего из Успенского собора в Звениго-
роде. Последний не имеет ничего общего ни в палитре, ни в
технике, ни в рисунке ни с «Троицей», ни с теми чиновыми ико-
нами, в создании которых мог принимать участие Андрей Руб-
лев. Стоит напомнить, что само усвоение звенигородских икон
Рублеву произошло исключительно под влиянием «мифа о Руб-
леве», в котором главнейшую роль сыграло раскрытие «Трои-
цы», разом выпавшей из ряда привычных представлений о
древнерусской иконописи того времени.
Другими словами, перед нами две загадки — «Троица Рубле-
ва» и «звенигородский чин», — сходства между которыми, кро-
ме, может быть, некоторых использованных красочных пиг-
ментов, практически нет.
Пока можно утверждать только, что «Троица Рублева» и зве-
нигородские иконы были созданы первоклассными мастерами,
имена которых нам с достоверностью неизвестны. Но если зве-
нигородский чин, несмотря на свою исключительность, не вы-
падает из круга иконописи «московской школы» XV в., продол-
жая и развивая византийские традиции, то в «Троице Рублева»,
как совершенно справедливо замечали некоторые исследовате-
ли, перенесены на русскую почву художественные традиции
Северной Италии, а среди русских иконописных школ ее исто-
34
Плугин В.Л. О происхождении..., с. 75-76.
ки вероятнее всего искать в Новгороде. Косвенным подтверж-

дением такого вывода может служить, с одной стороны, грави-
рованное изображение именно такой (этой?) «Троицы» на уже
упоминавшемся серебряном панагиарии 1435 г. из Софии нов-
городской, а с другой — время поступления иконы в Троице-
Сергиеву лавру после известного погрома Новгорода в 1570 г.
Есть и еще одно немаловажное отличие этих шедевров рус-
ской иконописи друг от друга. «Звенигородский чин» создан
иконописцем и отмечен всеми характерными особенностями
техники иконописания, в то время как «Троица Рублева» несет
явный отпечаток руки мастера смелых и ярких фресковых рос-
писей, кстати сказать, ничего общего не имеющих с фресками
Успенского собора во Владимире, в которых видят произведе-
ния Рублева. В какой-то степени техника письма «Троицы» сто-
ит ближе к той, что мы видим на иконе «Преображение» работы
Феофана Грека, но только в какой-то степени, а по своему ко-
лориту, как ни странно, икона оказывается гораздо ближе к
фрескам XIV в., выполненными итальянскими художниками в
храме у с. Лыхны в Абхазии.
А как же Андрей Рублев?
Загадка самого Андрея Рублева много сложнее и острее, чем
загадка приписываемой ему «Троицы». В последнем случае пе-
ред нами действительно исключительное по художественным
достоинствам произведение русского иконописного искусства,
работа художника, сумевшего отразить в нем всё лучшее, что бы-
ло создано к этому моменту на Руси, в Италии и в Византии, по-
этому не так уж важно, как звали этого мастера. Интересно? Да.
Но если он оставил нам себя не в имени, а в совершенстве свое-
го творения, то тем самым он и остался для нас бессмертным.
Мы видим именно его творение, а не чье-либо иное, только при-
писываемое ему преданием или домыслами исследователей.
К сожалению, теперь мы уже не можем сказать того же о са-
мом Андрее Рублеве. И чтобы хоть немного продвинуться в
этом направлении, следует разобраться: а что нам вообще о нем
известно? Практически — почти что ничего, если не считать
двух его художественных биографий, выпущенных в свое время
издательством «Молодая гвардия»35 и состоящих целиком из
домыслов их авторов. Между тем, еще три десятилетия назад
В.Д.Кузьмина сумела собрать все упоминания письменных ис-
точников об этом художнике, прокомментировать их и подверг-
35
Прибытков B.C. Андрей Рублев. М., 1960; Сергеев В.Н. Рублев. Изд.
3-е, М., 1990.
36
нуть научной критике . Опираясь на ее великолепную работу, к
которой время вряд ли сможет добавить что-либо новое и суще-
ственное, познакомимся с материалом, которым располагает
историк.
Начать следует с того, что собственно документов, в которых
упоминалось бы имя Андрея Рублева, нам неизвестно. Таким
образом, следующим по достоверности письменным источни-
ком становится погибшая в пожаре 1812 г. пергаменная Троиц-
кая летопись, реконструированная М.Д.Приселковым на осно-
вании выписок Н.М.Карамзина. Из нее мы узнаем, что весной
1405 г. «почаша подписывати церковь каменную святое Благо-
вещение на князя великаго дворе, не ту, что ныне стоит, а мас-
теры бяху Феофан иконник Гречин, да Прохор старец с Город-
ца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю»37.
По этому поводу М.Н.Тихомиров заметил, что в данном случае
у Карамзина нет ссылки на Троицкую летопись, а оговорка «не
ту, что ныне стоит», могла появиться не ранее конца XV в., хотя
за всем тем сомневаться в точности самого известия нет основа-
ний38.
Через три года имя Рублева всплывает снова: в 1408 г. «мая
в 25 начата подписывати церковь каменную великую собор-
ную святая Богородица иже во Владимире повелением князя
великаго, а мастеры Данило иконник да Андрей Рублев»39.
И это — всё. Две фразы в летописи — всё, чем мы располага-
ем в отношении Андрея Рублева, его работы и его сотоварищей.
Более поздние списки летописей эти известия повторяют или
сокращают вплоть до полного опущения имен.
36
Кузьмина В.Д. Древнерусские письменные источники об Андрее Руб-
леве. //Андрей Рублев и его эпоха. Сб. статей. М., 1971, с. 103-124.
37
Приселков М.Д. Троицкая летопись. M.-JL, 1950, с. 459.
38
«М.Д.Приселков внес известие 1405 г. в реконструированную им Тро-
ицкую летопись начала XV в., ссылаясь на Карамзина, но сделал явную
ошибку, так как Карамзин не пишет, откуда он взял это известие (т.е. оно
могло быть поздним. - А.Н.). Во всяком случае, в Троицкой летописи нача-
ла XV в. нельзя было писать, что расписывали не ту церковь, которая стоит
«ныне». Ведь новый собор Благовещения был построен после 1484 г. Дейст-
вительно, в Московском своде конца XV в. известие о росписи церкви Бла-
говещения дано короче: «Тое же весны начаша подписывати церковь Бла-
говещенье на великого князя дворе первую, не ту, иже ныне стоит, да того
лета и кончаша» (Тихомиров М.Н. Андрей Рублев и его эпоха. / / Тихомиров
М.Н. Русская культура X-XVIII веков. М., 1968, с. 210). В XV в. Благовещен-
ский собор перестраивался дважды - в 1416 и в 1484 г.
39
Приселков М.Д. Троицкая летопись..., с. 466.
Из всего этого можно извлечь только, что в 1405 г. Андрей

Рублев был уже монахом («чернец»), происходил, скорее всего,
из боярского рода (указан не по имени только, а и по фамилии)
и был достаточно искусным мастером фресковой росписи, по-
тому что его имя упомянуто на третьем месте после такого про-
славленного художника, как Феофан Грек, вызванного к работе
из Новгорода. Через три года он работает на росписи Успенско-
го собора во Владимире, судя по упоминанию на втором месте,
под началом «иконника» Даниила, который, согласно преда-
нию, становится его другом и спутником до конца жизни40.
Стоит обратить внимание, что в обоих записях указывается
об исполнении Рублевым именно фресковых работ и отсутст-
вует какой-либо намек на собственно иконописание. Более то-
го, специальное указание Даниила «иконником» как бы проти-
вопоставляет его Рублеву и подчеркивает различие между
ними. Я не могу утверждать, что Рублев был только мастером
фрески, хотя, как известно, в эпоху средневековья разделение
труда и его специализация строго соблюдалась как в Европе,
так и в Азии, а Русь не была в этом смысле исключением из
правила. Рублев мог писать иконы, например, в зимний пери-
од, однако обе заказных работы, отмеченные летописью, свя-
заны именно с работами альфреско. Об этом недвусмысленно
свидетельствует запись под 1405 г., сообщающая, что, начав
весною, к осени художники уже закончили роспись церкви
Благовещения.
Даже при наличии большой артели столь определенный вре-
менной интервал позволял завершить лишь роспись стен, не
более, после чего только и можно было на следующий год, ког-
да роспись «устоится», приступать к установке арматуры иконо-
стаса и наполнению храма иконами и прочей «святостью». По-
следнее требовало значительно большего времени, поскольку
до написания икон и построения иконостаса требовалось заго-
товить для икон доски соответствующего размера, а главное —
выдержать их, высушить, проклеить, загрунтовать, так что все
эти операции, как и само написание образов, растягивались не
на месяцы, а на годы. Примером того, как много времени тре-
40
В этом плане поучительно читать, как М.Н.Тихомиров, упрекавший
искусствоведов в том, что «вырванные из источников, мало проверенные и
мало объясненные известия о жизни и творчестве Рублева плохо связывают
основные факты в его биографии», сам под конец начинает создавать «вир-
туальную биографию» Андрея Рублева (Тихомиров М.Н. Андрей Рублев...,
с. 208, 212-217).
бовала работа иконописца, причем над срочным царским зака-

зом, служит ситуация, отраженная в материалах собора 1554 г.,
когда разбирался «мятеж» дьяка И.М.Висковатого против «но-
вомысленных» икон, созданных псковскими и новгородскими
мастерами. Работать над ними они начали сразу же, как только
получили задание, т.е. в 1547 г., а сдали заказ — как это получа-
ется по делу, возбужденному И.М.Висковатым, - шесть лет
спустя41.
Не расходятся в показаниях с летописью и другие, гораздо
менее надежные источники, сообщающие о дальнейшей жизни
Рублева - «Житие Сергия Радонежского» и «Житие Никона»,
его ученика и преемника на игуменстве, написанные извест-
ным агиографом Пахомием Логофетом (иначе — Сербом) в пе-
риод между 1430 и 1450 годами. Используя записи своего пред-
шественника, Епифания, Пахомий составил несколько
редакций того и другого жития, отличающихся фактами и их
освещением. Не будучи очевидцем, во второй редакции «Жития
Сергия» он пишет о постройке Никоном в Сергиевом монасты-
ре Троицкого собора на средства князя Юрия Дмитриевича зве-
нигородского (отсюда и допущение современных исследовате-
лей, что Рублев мог работать в Звенигороде), что Никоном
«умолены быша <...> чюднии добродетельнии старцы и живо-
писцы, Даниил и Андрей. <...> И яко украсиша подписанием
(выделено мною. - А.Н.) церковь сию в конец своего богоугод-
ного жития блаженного, и тако к господу отидоша во зрении
друг с другом в духовном союзе, якоже и зде пожиста»42.
Казалось бы, свидетельство однозначное: Даниил с Андреем
были приглашены Никоном «подписывать» собор фресками и
по окончании работы оба умерли в этом же монастыре. Однако
в так называемой Первой пространной редакции «Жития Ни-
кона», написанной, как предположила В.Д.Кузьмина, в 1450 г.,
тот же Пахомий по завершении работы художниками в Троиц-
ком соборе отпустил их в московский Спасо-Андроников мона-
стырь, где они расписали Спасский собор и на этот раз умерли
там. Последующие редакции «Жития Сергия» вплоть до середи-
ны XVI в., откуда дошли до нас великолепные «лицевые» руко-
писи, представляют обе версии смерти художников, не добав-
ляя ничего нового, за исключением немаловажного факта: на
41
«Жалобница благовещанскаго попа Селивестра»..., с. 18-21.
42
«Житие Сергия», фототипическое издание 1853 г. л. 288-290. (Цит. по:
Кузьмина ВД. Древнерусские письменные..., с. 111).
всех этих миниатюрах Андрей Рублев изображен расписываю-

щим стены храмов фресками43.
Другими словами, ни летописи, ни предание, исходящее из
стен Троице-Сергиева монастыря, где работал Пахомий, ничего
не говорят о создании художником икон. В этом смысле
В.А.Плугин совершенно прав, полагая, что Никон приглашал
Даниила и Андрея писать не «образ», а «церковь» Троицы44.
Противоположное мнение, утверждающее Андрея Рублева в
качестве именно иконописца, опирается на свидетельство Ио-
сифа Волоцкого, восходящее к началу XVI в., т.е. спустя столе-
тие после описанных событий. Основатель Волоколамского мо-
настыря упоминает в письме к Б.В.Кутузову полученные им от
Феодосия, сына знаменитого иконописца Дионисия, «иконы
Андреева письма»45. Как свидетельствует челобитная волоколам-
ских монахов старцу Ионе Голове, датируемая 1515-1522 гг.,
личной собственностью игумена были три иконы «Рублева
письма Андреева»46. Видимо, эти же иконы были отданы им кня-
зю Федору Борисовичу, о чем упоминает в «Житии Иосифа Во-
лоцкого» его биограф Савва Крутицкий, писавший в 1540 г.47
Менее определенно Иосиф Волоцкий говорит об Андрее
Рублеве и Данииле в той части своей «Духовной», которая изве-
стна как «Сказание вкратце о святых отцех, бывших в монасты-
рях, иже в Рустей земле сущих». Он пишет общими словами о
дружбе между Андреем Рублевым и его «спостником» Даниилом
и о том, что «по всяк час», свободный от работы, они предава-
лись любованию и лицезрению святых икон48. Всё это можно
расценивать как зарождение и развитие церковной легенды,
весьма мало заслуживающей доверия уже потому, что, не говоря
уже об Иосифе Волоцком, писавшем о Рублеве восемь десятков
лет спустя после его смерти, даже Пахомий, собиравший мате-
риал о художнике по свежим следам и среди людей, помнивших
его, не мог однозначно ответить на вопрос, где и когда тот умер
и что расписывал раньше, а что позже — Троицкий собор в Тро-
ице-Сергиевой лавре или Спасский собор в Спасо-Андронико-
вом монастыре в Москве.
43
Там же, рис. 2,4, 7.
44
Плугин В.А. О происхождении..., с. 65-66.
45
Послания Иосифа Волоцкого. M.-JL, 1959, с. 212.
46
Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1861. Приложе-
ние, с. 57.
47
Кузьмина В.Д. Древнерусские письменные..., с. 118.
48
Больше того. Позиция, занимаемая Иосифом Волоцким и

его монастырем в общественно-политической и церковной жиз-
ни Москвы конца XV — первой половины XVI в., когда «презлые
иосифляне», выступая в защиту неукоснительного соблюдения
церковной старины, беспощадно боролись со всякими новыми
веяниями, не только со свободомыслием, но и просто с инако-
мыслием, позволяет предположить, что по каким-то причинам
Андрей Рублев оказался выгодной фигурой в борьбе с их против-
никами. Причина же может быть только одна: в своем творчест-
ве Андрей Рублев был сугубо традиционен и консервативен в
следовании византийскому подлиннику, но «зело изящен» в его
исполнении. Отсюда и ссылка на Рублева в «Стоглаве», предпо-
лагающая образцом «Троицы» отнюдь не «ангельский» извод, а
«ветхозаветный», с Авраамом и Саррою, как можно видеть по
написанному тогда же для Кремля образу «Троица в деяниях».49
С тех же позиций, как мне представляется, следует рассмат-
ривать и «Сказание о святых иконописцах» — компиляцию рубе-
жа XVII-XVIII вв. Внимательное изучение текста, относящегося
к Андрею и Даниилу, открывает истоки сведений, которыми
пользуются до настоящего времени все, пишущие о творчестве
Рублева, не подвергая их сомнению или критике. Ввиду исклю-
чительного значения этого текста привожу его полностью.
«Преподобный отец Андрей радонежский, иконописец, про-
званием Рублев, многая святыя иконы писал, все чудотворные.
Яко же пишет о нем в Стоглаве святого чудного Макария митро-
полита, что с его письма писати иконы, а не своим умыслом. А
преже живяше в послушании у преподобного отца Никона Радо-
нежского. Он повеле при себе образ написати святыя Троицы в
похвалу отцу своему святому Сергию Чудотворцу.<...> Препо-
добный отец Даниил, спостник его, иконописец, зовомый Чер-
ный, многая с ним святыя иконы чудесныя написаша, везде не-
разлучно с ним. И зде при смерти приидоша к Москве в обитель
Спасскую и преподобных отец Андроника и Саввы, и написаша
церковь стенным письмом и иконы призыванием игумена Алек-
сандра, ученика Андроника святаго и сами сподобишася ту почи-
ти о господе, яко же пишет о них в житии святаго Никона»50.
Текст этот интересен тем, что он раскрывает нам источники
компиляции неизвестного автора, трудившегося явно в Троице-
Сергиевом монастыре, поскольку Андрей Рублев, подобно Ни-
кону, оказывается у него безо всяких на то оснований «радонеж-
49
«Жалобница благовещанскаго попа Селивестра»..., с. 19.
50
ским». Как видно, он пользовался «Житием Никона» (прост-

ранной редакции Пахомия), «Стоглавом» и летописью — если
не самим Троицким списком, то таким, чьи известия за 90-е гг.
XIV в. прямо к нему восходят. Очень похоже, что на основании
знакомства с этим текстом под его пером впервые возникло
здесь невероятное сочетание «Даниил Черный», столь широко
пущенное на страницы научных работ современными искусст-
воведами и историками, хотя на самом деле речь в первоисточ-
нике шла о двух разных художниках: под 1395 годом - о Семене
Черном51, а под 1408 годом — об иконнике Данииле52. Этого ми-
фического «Даниила Черного», сопровождающего Андрея Руб-
лева по жизни, можно встретить теперь во всех работах о Рубле-
ве, хотя простое ознакомление с первоисточником, т.е. с
Троицкой летописью, показало бы любому интересующемуся
всю фантастичность подобного имясочетания. Не таким ли пу-
тем возник миф и о «многих чудотворных иконах» письма Анд-
рея Рублева, местонахождение которых, однако, ни в одном
списке чудотворных икон не указывается?
Подводя итоги предпринятому разысканию сколько-нибудь
документальных биографических сведений об Андрее Рублеве,
приходится констатировать их неутешительность, если не бес-
перспективность. Единственное, о чем, как мне представляет-
ся, можно говорить уверенно, так это о том, что Андрей Рублев,
отмеченный Троицкой летописью в начале XV в., был преиму-
щественно мастером фресковой росписи и принимал участие в
украшении четырех храмов: исчезнувшей к концу XV в. церкви
Благовещения в московском Кремле, Успенского собора во
Владимире, Троицкого собора в Троице-Сергиевой лавре и
Спасского собора Андроникова монастыря в Москве.
О качестве этих росписей мы можем судить только по сохра-
нившимся фрескам в Успенском соборе Владимира: первона-
чальная роспись Троицкого и Спасского соборов позднее была
безжалостно срублена. Факт этот, достаточно интересный для
размышления о возможных причинах уничтожения прекрас-
ных фресок (об их достоинствах и колорите можно было судить
по множеству сохранившихся фрагментов, открытых под на-
стилом пола Спасского собора Андроникова монастыря при ре-
ставрационных работах в 50-х гг. нашего века и, я надеюсь, до
сих пор хранящихся в запасниках нынешнего Музея древнерус-
ского искусства им. Андрея Рублева), может свидетельствовать
о какой-то «еретичности» реального Рублева, его учителей и
51
Приселков М.Д. Троицкая летопись..., с. 445.
52
коллег в глазах последующих поколений российских церковни-

ков, уничтожавших произведения художника, но канонизиро-
вавших его имя, которым освящалось дальнейшее развитие ду-
ховной живописи.
Мысль эта, при всей своей парадоксальности, может ока-
заться не бесполезной при попытке представить действитель-
ное художественное наследие Рублева. Однако сейчас я хочу ос-
тановиться еще на двух моментах биографии художника, один
из которых по какой-то причине игнорируется его исследовате-
лями, а второй не попал в поле их зрения. Речь идет о происхож-
дении Рублева и времени его смерти.
Среди иконописных мастеров, поименованных Троицкой
летописью, только Андрей Рублев назван по имени и фамилии,
что может служить указанием на его аристократическое проис-
хождение. Остальные иконописцы — Феофан «Гречин», Прохор
«с Городца», Семен «Черный» — отмечены по этническому при-
знаку, по месту происхождения или прозвищем. Косвенным
подтверждением родовитого происхождения «чернеца Андрея»
могут служить упоминания в Псковских летописях под 1474,
1477, 1484 и 1486 гг. боярина Андрея Семеновича Рублева53 (он
мог приходится внуком или внучатым племянником художни-
ку, поскольку в каждой ветви рода обычно использовался огра-
ниченный набор имен), а равно и топонимы «Рублево», проис-
ходящие от фамилии владельца села. Разыскания в этом
направлении среди актового материала могут дать интересные,
хотя и не бесспорные результаты.
Более определенно можно говорить о времени смерти Андрея
Рублева и его «спостника» Даниила, опираясь, как это ни пока-
жется странным, на сочинения Пахомия, содержащие взаимоис-
ключающие версии, по одной из которых друзья умирают в Тро-
ице-Сергиевой лавре, а по другой — в Андрониковом монастыре.
Но вот что здесь примечательно. По обеим версиям Пахомия:
1) настоятели обоих монастырей приглашают Даниила и Андрея
(«умаливают») откуда-то со стороны, после чего их торжественно
встречают, т.е. они не принадлежат к братии этих монастырей,
что можно считать безусловным фактом; 2) вне зависимости от
того, в какой последовательности шла роспись монастырских со-
боров, Спасского и Троицкого, смерть «спостников» наступила
после завершения этих работ, и 3) оба художника умерли одно-
временно, что подчеркивается и текстом, и миниатюрами лице-
вых житий, где они лежат рядом на смертных одрах.
53
Псковские летописи, вып. 1. M.-JL, 1941, с. 79; вып. 2, М., 1955, с. 63,
69,198, 208.
Последнее мне представляется особенно важным. Судя по

тому, что Пахомий, работавший в 40-х гг. XV в. в Троицком мо-
настыре, не мог собрать достоверных известий о конце худож-
ников, место их смерти правильно приурочивается к Андрони-
кову монастырю. Но сам факт одновременной смерти наводит
на мысль, что причиной ее явилась какая-то эпидемия, кстати
сказать, унесшая и большинство свидетелей последних лет жиз-
ни Даниила и Андрея.
Действительно, 27 мая 1425 г. в Москве и на окружающих ее
землях начался «великий мор», который свирепствовал на про-
тяжении последующих двух лет54. Если принять за достоверное,
что Троицкий собор был начат строительством в 1422 г. (год от-
крытия мощей Сергия), то Даниил и Андрей, уже закончившие
роспись Спасского собора, могли успеть расписать Троицкий за
лето 1425 г. (два года на строительство, год — на усадку и про-
сушку), после чего возвратились в Москву в самый разгар моро-
вого поветрия и умерли между 1425 и 1427 годами.
Что же касается известного устного сообщения П.Д.Бара-
новского о виденной им в копии XVIII в. надписи на могильной
плите Рублева в Андрониковом монастыре, содержавшей изве-
стную дату смерти художника — 21 января 1430 г.55, — то оно вы-
зывает сомнение как точностью своей, необычной для того вре-
мени, так и хорошо выясненным обстоятельством, что первые
надписи на могильных камнях московских некрополей появля-
ются не ранее самого конца XV в., т.е. много десятилетий позже
описываемых событий56.
***
Задачей этой работы было показать, как мало в действитель-

ности нам известно об Андрее Рублеве и о его творчестве, как
всё это обросло непроницаемыми слоями легенд и домыслов
исследователей, так что и концов, казалось бы, не найти. Сей-
час, после открытия ВА.Плугина, позволяющего освободиться
от гнета легенды, настало время пересмотреть устоявшийся
«миф о Рублеве», истоки которого уходят в XV-XVI вв.
Вряд ли надо доказывать, что «Троица Рублева», потеряв имя
своего автора, ничуть не проиграла в своей прелести и значимо-
сти для мирового искусства, подарив нам еще одного неизвест-
54
ПСРЛ, т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.-Л.,
1949, с. 247.
55
Вздорное Г.И. От составителя. / / Антология..., с. 7.
56
Янин B.JI. Некрополь Новгородскою Софийского собора. М., 1988,
с. 72.
ного ранее мастера, создавшего столь же яркое художественное

произведение, как дошедшее до нас «Слово о полку Игореве».
Если же быть точным, то, отказываясь от фиктивного «насле-
дия Рублева», мы обретаем произведения нескольких новых,
совершенно блистательных и столь же неизученных художни-
ков XV в., оставивших нам, кроме «Троицы Рублева», «звениго-
родский чин», евангелия Хитрово, Морозова и Кошки, и все ос-
тальные первоклассные, совсем друг на друга не похожие
шедевры, расширяющие наши представления о богатстве и раз-
нообразии художественной культуры Руси XV в.
В связи с этим на память невольно приходят пророческие
слова одного из ранних исследователей творчества Рублева, пи-
савшего после раскрытия В.П.Гурьяновым «Троицы», что даже
если эта икона и не будет впоследствии признана работой Анд-
рея Рублева, мы ничего не потеряем, потому что у нас останет-
ся, с одной стороны, имя художника, работавшего в XV веке, а с
другой — выдающееся произведение искусства, созданное не
менее великим мастером57.
Действительно, отделение «Троицы Рублева» от имени ее
предполагавшегося автора открывает перед исследователями
широкие возможности поиска подлинного наследия Андрея
Рублева, к которому теперь можно подойти уже непредвзято,
освободившись от невольных «фильтров» и «шор», которые на-
лагала на нас «Троица». Исследователи Рублева всё открывае-
мое сознательно и бессознательно поверяли «Троицей» и, как
часто бывает в таких случаях, в угоду кажущемуся отказывались
от действительного. Начать можно хотя бы с исследования тож-
дества прорисей, использованных при создании деисусного чи-
на и праздничных рядов московского Благовещенского собора
(сомнение в аутентичности которых весьма обстоятельно аргу-
ментировала Л.А.Щенникова 58 ), Успенского во Владимире и
57
«Как бы ни решался этот вопрос (об авторе. - А.Н.), — резюмирует
Н.Н.Пунин, — признание кисти Рублева в иконе св. Троицы не может иметь
большого значения: это скорее этическое желание, чем эстетическое; наше
благоговение и наша любовь побуждают нас искать связей между этим ве-
ликим именем и этим великим памятником, течение же истории не изме-
нится от той или другой уверенности нашей в характере данного явления.
Не всё ли равно, кто написал икону св. Троицы? Не всё ли равно, что напи-
сал Андрей Рублев? Важно лишь то, что существовал Рублев и что икона св.
Троицы была написана». (Цит. по: Анисимов А.И. Научная реставрация..., с.
126-127).
58
Щенникова JI.A. О происхождении иконостаса Благовещенского со-
бора. / / Советское искусствознание, 1981, вып. 2 (15). М., 1982, с. 81-129;
она же. К вопросу о происхождении иконостаса Благовещенского собора
Московского Кремля. / / Куликовская битва в истории..., с. 183-193.
Троицкого в Троице-Сергиевой лавре, то есть комплексов, в ук-

рашении которых принимал (или мог принимать) участие Руб-
лев. Не исключено, что именно они позволят выяснить систему
признаков, по которым можно определять почерк артели, с ко-
торой работали Даниил и Андрей Рублев.
К чему это приведет, предугадать трудно. Очень может быть,
что в этом случае знаменитая икона «Успение» из Кирилло-Бе-
лозерского монастыря, создание которой предание упорно при-
писывало именно Андрею Рублеву59, окажется действительно
его работой, а вместе с ней — какие-то другие иконы, которым
до расчистки «Троицы» Гурьяновым тоже усваивалось имя «Руб-
левских». Как бы то ни было, на место восторженных эмоций
теперь должен прийти сухой и безжалостный анализ, не выдаю-
щий желаемое за действительное, а освобождающий истину из
плена домыслов и догадок.
Рублев безусловно заслуживает этого уже потому, что его
имя столь долго связывалось с одним из самых прекрасных про-
изведений нашего средневекового станкового искусства — с
«Троицей», которая навсегда вошла в историю мирового искус-
ства как «Троица Рублева». Вероятно, под этим именем она бу-
дет жить и впредь — не как «Троица» Андрея Рублева, а как про-
сто «Троица Рублева». О такой возможности четверть века назад
косвенно предупреждал Г.И.Вздорнов, когда писал: «Стех пор,
как расчищена рублевская "Троица ", прошло более полувека, но ис-
тория этой иконы всё еще остается неясной. Главная трудность в
ее изучении состоит в том, что о ней не сохранилось ни одного из-
вестия, не только современного жизни великого художника, но и
такого, которое можно было бы уверенно отнести к XV столе-
тию. В сущности, нет даже и прямых доказательств того, что
икона "Троица " из иконостаса Троицкого собора Сергиевой лавры
написана именно Рублевым, а не другим художником»60.
Теперь пришло время всерьез заняться и ее изучением. Мы,
действительно, ничего о ней не знаем. А вопросов много. На-
пример, кто ответит с достоверностью, какими красками она
написана и когда эти красители появились на Руси? Откуда они
к нам пришли — с Востока, из Византии или из Западной Евро-
пы? Где впервые были использованы — в Новгороде или в
Москве? Как, в каких составах использовались, откуда заимст-
вована их технология? Как она соотносится с другими памятни-
ками и другими школами?
59
Анисимов А.И. Раскрытие памятников древнерусской живописи. / /
Анисимов А.Н. О древнерусском искусстве..., с. 89 и 398.
60
Вздорное Т.И. Новооткрытая икона «Троицы»..., с. 138.
Наконец, мы должны возможно точнее выяснить, когда

именно была написана «Троица».
До сих пор все определения времени создания недатирован-
ных икон проводились методом сравнения: «похоже» - «не по-
хоже», «напоминает» или «не напоминает». Между тем, физи-
ками, химиками, криминалистами разработано достаточное
количество самых разнообразных методик определения соста-
ва, технологии и возраста, не требующих разрушения красочно-
го слоя. Самым простым в данном случае методом можно счи-
тать дендрохронологию, шкала которой детально разработана
для Новгорода и Новгородской земли нашими археологами.
Конечно, обтесанные доски, составляющие основу для красоч-
ного слоя «Троицы», не дадут нам точного указания на год, ког-
да были срублены деревья, из которых они сделаны. Но их изу-
чение даст интервал хотя бы в 20-25 лет, который на первых
порах будет вполне достаточен для определения времени напи-
сания иконы. То же самое предстоит выполнить и в отношении
ее ближайших аналогов — «Троицы» Паисия 1485 г. из Успен-
ского собора Иосифо-Волоколамского монастыря, «Коломен-
ской Троицы», датировка которой образует интервал почти что
в сто лет, «Махрищенской Троицы» и, конечно же, «Ветхозавет-
ной Троицы», найденной в 1920 г. на паперти церкви Зосимы и
Савватия в Троице-Сергиевой лавре.
Лишь когда это будет сделано, мы сможем из области дога-
док и мифотворчества ступить на твердую почву фактов нашего
действительного прошлого.
МЕСТО КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО СПИСКА

В РУКОПИСНОЙ ТРАДИЦИИ «ЗАДОНЩИНЫ»1
Вопрос о времени возникновения того или иного историко-

литературного текста Средневековья и о его дальнейших мета-
морфозах в случае отсутствия точной даты или же свидетельст-
ва современников всегда остается открытым для дискуссий и
внесения уточнений на основе фактов, не замеченных или ина-
че интерпретированных предшествующими исследователями.
Одним из таких дискуссионных памятников является «Задон-
щина», известная сейчас по шести спискам, датируемым време-
нем от второй половины XV в. (К-Б) до второй половины
XVII в. (Ж), и представляющим, по мнению Л.АДмитриева и
Р.П.Дмитриевой, которые следуют в этом за Р.Якобсоном,
«текст одной редакции, но в двух изводах»2. Исчерпывающая
библиография, приведенная в их работах, освобождает меня от
необходимости излагать историю изучения данного памятника,
тем более, что в настоящей заметке делается попытка уточне-
ния лишь одного частного вопроса, не требующего рассмотре-
ния его истории ab ονο. Речь идет о выяснении рукописной
истории «Задонщины» и взаимозависимости ее списков, разно-
чтения которых не всегда можно объяснить, а также связям «За-
донщины» с текстом «Слова о полку Игореве», которому в ряде
фрагментов она следует текстуально, репликационно и компо-
зиционно.
Как известно, решение последнего вопроса осложняется на-
личием «Сказания о Мамаевом побоище», в котором представ-
1
В ГДРЛ (сб. 10, М., 2000, с. 231-241) данный текст опубликован с ре-
дакторскими купюрами.
2
Дмитриев JI.A. «Задонщина». / / СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988. с. 346;
Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков «Задонщины» и текст «Слова о
полку Игореве». / / «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского
цикла. М.-Л., 1966, с. 199-263, стемма на с. 262. В последующем все ссылки
на списки «Задонщины» даются по этому изданию [Тексты, с. ...], исполь-
зуя принятые условные их обозначения.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ» 573
лены реплики тех же фрагментов «Слова о полку Игореве», что

и в «Задонщине». Поскольку «Сказание...» появилось позднее
«Задонщины», т.к. его самые древние списки датируются не ра-
нее первой половины XVI в., часть исследователей3 полагает
вслед за А.А.Шахматовым, что источником заимствований для
«Задонщины» и «Сказания...» было не само «Слово о полку
Игореве», а некий промежуточный текст, названный им «Сло-
вом о Мамаевом побоище»4. Однако такое предположение, как
и многие другие гипотетические построения Шахматова, до сих
пор не нашло никакого реального подтверждения. Это вынуж-
дает снова обратиться к рассмотрению имеющихся списков
«Задонщины» и к вопросу о времени ее создания.
Попытку очередного решения этой задачи предпринял в
1985 г. В.А.Кучкин5. Изложив историю изучения вопроса свои-
ми предшественниками, большинство которых склонялось к
признанию «Задонщины» памятником середины или второй
половины XV в., историк, будучи сторонником ранней даты со-
здания произведения и следуя здесь за М.Н.Тихомировым6 и
Г.Н.Моисеевой7, попытался использовать для своих целей со-
держащийся в текстах «список городов», к которым «шибла сла-
ва» (т.е. весть) о поражении Мамая и победе русских войск на
Куликовом поле:
«Шибла слава к Железнымъ вратом, к Риму и к Кафы по
морю, и к Торнаву, и оттоле к Царюграду» [И-1, Тексты, с. 543].
«А глава шибла к Железным вратам, ли къ Караначи, к Риму
и χ Сафе по морю и к Которнову, и оттоле ко Царюграду» [У,
Тексты, с. 538].
«Шибла слава к мору и Ворнавичом и к Железным вратом,
ко Кафе и к турком и ко Царуграду» [С, Тексты, с. 553].
3
Григорян В.М. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». / / Куликов-
ская битва в литературе и искусстве. М., 1980, с. 72-91 \ Дмитриева Р.П. Об
авторе «Задонщины». / / Сказания и повести о Куликовской битве. JL, 1982,
с. 360-368, и др.
4
Шахматов АЛ. Отзыв о сочинении С.К.Шамбинаго: «Повести о Ма-
маевом побоище» СПб., 1906. / / Отчет о двенадцатом присуждении премий
митрополита Макария. СПб., 1910, с. 180-181.
Кучкин ВЛ. К датировке Задонщины. / / Проблемы изучения культур-
ного наследия. М., 1985, с. 113-121.
6
Тихомиров М.Н. Древняя Москва (XII-XVBB.). Μ., 1947, с. 202.
7
Моисеева Т.Н. К вопросу о датировке Задонщины (наблюдения над
пражским списком Сказания о Мамаевом побоище). / / ТОДРЛ, т. XXXIV,
Л., 1979, с. 220-239.
Наличие в этом перечне города Тырново (Торнав, Котор-

нав), столицы Второго Болгарского царства, захваченного тур-
ками в 1393 г., дало основание М.Н.Тихомирову заключить, что
«первоначальный текст «Задонщины» составлен был не позднее
этого года»8. В.А.Кучкин пошел в этом направлении дальше,
воспользовавшись отождествлением Г.Н.Моисеевой «Карана-
ча» и «Воронавича» с городом Орначем/Ургенчем9, разрушен-
ном Тимуром в 1388 г., который он посчитал возможным ис-
пользовать в качестве terminus ante quern. «Таким образом, —
писал историк, - автору Задонщины упоминать Орнач (Ургенч) в
качестве одного из крупнейших городов известного ему и его чита-
телям европейского и азиатского мира, которого достигла слава о
победе русских на Куликовом поле, после 1388 г. уже не имело
смысла. Отсюда можно заключить, что Задонщина (или ее источ-
ник, повествовавший о Донском побоище) создавалась до 1388г.»10
Как известно, любое заключение в отношении ряда компо-
нентов, сделанное на основе истолкования одного из них,
должно соответствовать всем остальным. Однако, подобно сво-
им предшественникам, В.А.Кучкин обошел молчанием причи-
ну упоминания в этом ряду остальных городов, заставляя пред-
полагать в них, как в Орначе/Ургенче, крупные торговые
центры Средневековья, для которых это известие могло пред-
ставлять определенный интерес. На самом деле, это не соответ-
ствует действительности, поскольку ни Рим (в Италии), ни
Тырново (в Болгарии) не только в конце XIV в., но и вообще
когда-либо такой роли не играли.
Другим аргументом в пользу раннего (в 80-х гг. XIV в.) воз-
никновения «Задонщины», который В.А.Кучкин привел в своей
следующей работе11, стало «родословие» Ольгердовичей («сыно-
ве Олгордовы, а внуки мы Доментовы, а правнуки есми Сколомен-
довы» [У, Тексты, с. 536]), рассмотренное в свое время Е. Ох-
маньским12. То, что данная характеристика восходит к архетипу
«Задонщины», подтверждает Кирилло-Белозерский (К-Б) спи-
сок, где читаются «дети Вольярдовы, внучата Едиментовы, прав-
нучата Сколдимеровы» [Тексты, с. 549]. Выяснив, что Сколо-
8
Тихомиров М.Н. Древняя Москва..., с. 202.
9
Моисеева Т.Н. К вопросу..., с. 220-221.
10
Кучкин В.А. К датировке..., с. 118.
11
Кучкин В.А. О термине «дети боярские» в Задонщине. / / ТОДРЛ, L.
СПб., 1997, с. 347-358.
12
Охманьский Е. Гедиминовичи - «правнуки Сколомендовы». / / Поль-
ша и Русь. М., 1974, с. 359-362.
менд был не прадедом, а прапрадедом Ольгердовичей, поль-

ский историк решил, что столь подробную (хотя и с ошибкой)
информацию автор «Задонщины» мог получить только от самих
Ольгердовичей или из их непосредственного окружения, а сами
они, в первую очередь Андрей Ольгердович, могли слышать ее
от самого Гедимина. Полностью согласившись в этом с Е.Ох-
маньским, ВЛ.Кучкин уточнил время пребывания литовских
князей в Москве и сделал вывод, что «если свою родословную
помнил только князь Андрей, то автор «Задонщины» мог полу-
чить эти сведения до 1385 г. и около того же времени внести их в
свое произведение»13.
Если бы не наличие специального примечания 11 на с. 349
цитируемой работы, которым ВЛ.Кучкин восстанавливает свой
приоритет в оценке данного факта, всё это можно было посчи-
тать ироническим выпадом в отношении польского историка,
поскольку для династов и дворянства в целом рассматриваемой
эпохи доскональное знание генеалогии собственной и всех ос-
тальных представителей привилегированных классов своего го-
сударства было обязанностью и главным предметом образова-
ния «с младых лет». Именно на этих знаниях основывались все
последующие между ними отношения и «счеты», одинаково
при заключении браков, мира, дележа земель, места в процес-
сиях, на приемах, за столом или на поле брани. Естественно,
что в Москве XV в., которая постоянно то враждовала, то род-
нилась с Литвою, узнать родословие великих князей литовских
по нисходящим и восходящим линиям для книжного человека,
каким являлся автор «Задонщины», не представляло никакого
труда. Поэтому остается лишь удивляться настойчивости
В.А.Кучкина, которого вряд ли кто заподозрит в наивности,
продолжающего использовать подобный «аргумент» для дати-
рования «Задонщины»14.
Но вернемся к перечню городов, который, за исключением
«Рима», фигурирует только в списках так называемой Полной
13
Кучкин В.А. О термине..., с. 349.
14
Подобный подход к анализу литературного произведения на истори-
ческую тему, т.е. виртуальной реальности, с позиций выявления обязатель-
ных информаторов-очевидцев (в данном случае, Домента-Гедимина и Анд-
рея Ольгердовича) напоминает заверения В.Чивилихина, что «Слово о
полку Игореве» было написано князем Игорем, ибо «кто лучше него мог
знать об обстоятельствах этого похода?». В таком случае, история Анны Ка-
рениной была рассказана Л.Н.Толстому самой Анной Карениной или же
Карениным, Данте действительно побывал в аду, в чистилище и видел рай,
и т.д. Не пора ли от этого отвыкнуть, научившись разграничивать анализ
исторического документа и литературного творчества?
редакции и отсутствует в Кирилло-Белозерском списке, чье от-

крытие вызвало непрекращающиеся до настоящего времени и
далеко идущие споры между исследователями как о нем самом,
так и о проблемах, связанных с «Задонщиной» в целом — ее от-
ношении к «Слову о полку Игореве», а также времени и месте ее
написания, приурочиваемом А.Д.Седельниковым к Пскову15,
что теперь вызывает особенный интерес в связи с наблюдения-
ми Л.П.Жуковской над историей Мусин-Пушкинского текста
«Слова о полку Игореве»16, и пр.
Исключительный интерес списка К-Б обусловлен тем об-
стоятельством, что известен его переписчик, инок Кирилло-Бе-
лозерского монастыря Ефросин, и время его работы - 80-е гг.
XV в. Более точно датировать время написания списка К-Б не
представляется возможным потому, что лл. 123-129 об. сборни-
ка Ефросина, происходящего из Кирилло-Белозерского собра-
ния ГПБ, которые занимает «Писание Софониа старца рязан-
ца», как названа здесь «Задонщина», не имеют филиграней и
датируются только по бумаге других листов сборника 9/108617.
Тем не менее, список К-Б является древнейшим из известных и,
что особенно любопытно, содержит ряд чтений, отличных от
более поздних списков, которые не могут быть объяснены толь-
ко «сокращениями Ефросина»18, а потому приобретают принци-
пиальное значение.
К их числу принадлежит фрагмент «воды возпиша, весть по-
даваша порожнымь землямь, за Волгу, к Железнымь вратомь, к
Риму, до Черемисы, до Чяховъ, до Ляховъ, до Устюга поганых
татар, за дышущеемь моремь» [Тексты, с. 549-550], который на-
ходится в списке К-Б на месте упомянутого перечня городов,
куда «шибла слава». Последнее тем более неожиданно, что весь
этот фрагмент традиционно полагают «репликой» на соответст-
вующее место текста «Слова о полку Игореве» («дивъ... велитъ
послушати земли незнаеме, Влъзе, и Поморию, и Посулию, и
Сурожу, и Корсуню»). Между тем, здесь, кроме реминисценций
15
Седельников Л.Д. Где была написана «Задонщина»? / / Slavia, IX, Praha,
1930, S.524-536.
16
Жуковская Я.П. О редакциях, издании 1800 г. и датировке списка
«Слова о полку Игореве». / / «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985,
с.68-125.
17
Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборников
XV в. книгописца Ефросина. / / ТОДРЛ, XXXV, Л., 1980, с. 106 и 120.
18
Дмитриева Р.П. Приемы редакторской правки книгописца Ефросина
(к вопросу об индивидуальных чертах Кирилло-Белозерского списка «За-
донщины»). / / «Слово о полку Игореве» и памятники..., с. 281-291.
«Слова о полку Игореве» («земли незнаеме» — «порожние зем-

ли», «Влъзе» — «за Волгу»), мы находим перефразированное за-
имствование из «Слова о погибели Русской земли» («до ляховъ,
до чаховъ... до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и за
дышючимъ моремъ... до черемисъ... а угры твердяху... городы
железными вороты»19). Другими словами, здесь имеет место бе-
зусловная контаминация мотива «Слова о полку Игореве»
(«весть подаваша») и топонимов и этнонимов «Слова о погибе-
ли...» («ляхи», «чяхи», «черемисы», «Устюг», «дышащее море»,
«железные врата») при усвоении Устюга (о котором, как видно,
автор никогда не слышал) «поганым татарам» и осмыслением
городских «железных ворот», которыми «угры... городы твердя-
ху», в качестве топонима «Железные врата», т.е. г. Дербента
средневековых русских текстов20.
Естественно задаться вопросом: какой смысл вкладывал ав-
тор Задонщины в этот перечень ориентиров, выстроенный на
рецензии двух поэтических памятников весьма отличного друг
от друга содержания? Ответ, как мне представляется, подсказы-
вает сама ситуация, поскольку из «Слова о полку Игореве» за-
имствована идея «вести», только теперь уже вести о победе, ад-
ресованной всем тем «порожным землям», которые испытали
последствия поражения от «поганых» («и оттоля Руская земля
седит невесела... тугою и печалию покрышася, плачющися, ча-
ды своя поминаюты» [Тексты, с. 535]). Этот же факт позволяет
объяснить появление в К-Б списке «Рима», поскольку в данном
контексте он мог быть заимствован автором «Задонщины»
только из текста «Слова о полку Игореве», где «у Рим кричат
19
«Слово о погибели Рускыя земли и по смерти великого князя Яросла-
ва».//ПЛДР, XIII век. М., 1981, с. 130.
0
См., напр.: {Дмитриев Л.Α., Лихачева О.П.] Историко-литературный
комментарий. / / Сказания и повести о Куликовской битве. JL, 1982, с. 385.
Предположить в данном случае заимствование перечня народов не из
«Слова о погибели...», а из летописной повести 6619/1111г. («възвратишася
русьтии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ и ко всимъ
странамъ далнимъ, рекоуще къ грекомъ и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дон-
деже и до Рима пройде на славу Богу» [Ип., 273]) не представляется возмож-
ным из-за наличии в перечне списка К-Б «Устюга» и «железных ворот». На-
оборот, такая параллель «Повести 1111 г.» при ее безусловной
интерполированное™ в текст ПВЛ, ставит вопрос о зависимости ее окон-
чательной редакции от «Слова о погибели...» и о времени такой интерполя-
ции не ранее середины XIII в. (см. по этому поводу в настоящем сборнике:
«Датирующие реалии рассказа Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на
половцев»).
под саблями половецкими», т.е. испытывают агрессию тех са-

мых «поганых», над которыми «православными князьями» на-
конец одержана победа. При этом совершенно неважно, на-
сколько для автора «Задонщины» оказывался реален этот
Римов/Рим, ибо используемый им текст в новом произведении
обретал такую же виртуальную реальность, какой для его совре-
менников была вся Священная история, совершавшаяся одно-
временно как в прошлом, так и «здесь и сейчас».
Поскольку реализация идеи «славы» осталась неизменной и
после появления в Пространной редакции «Задонщины» переч-
ня городов, попробуем разобраться, когда и почему перечень
списка К-Б при сохранении всего остального текста потребова-
лось заменить другим, уже не связанным ни со «Словом о полку
Игореве», ни со «Словом о погибели...». Вопрос тем более инте-
ресен, что данный пассаж характерен только для «Задонщины».
Он отсутствует в Пространной летописной повести и во всех ре-
дакциях «Сказания о Мамаевом побоище», будучи внесен уже
компиляторами XIX в. в текст печатного (лубочного) варианта
Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», содер-
жащего многочисленные заимствования из «Задонщины»21.
Последнее обстоятельство позволило Р.П.Дмитриевой, задача
которой состояла в опровержении постулата Я.Фрчека и А.Ма-
зона, «что Кирилло-Белозерский вариант «Задонщины» — древ-
нейший»22, предположить наличие в К-Б не только сокращений,
сделанных Ефросином в процессе переписки, но также и двух
дополнений. Первым из них она посчитала фрагмент «не одина
м(а)ти чада изостала, и жены болярскыя мужей своихъ и ос-
подаревъ остали, гл(агол)юще к себе: уже, сестрици наши,
мужей нашихъ в животе нету, покладоша головы свои у быс-
трого Дону за Рускую землю, за с(вя)тыя церкви, за право-
славную веру з дивными удалци, с мужескыми с(ы)ны» [Текс-
ты, с. 550], вторым — «перечень адресатов», обосновывая это
бережным отношением Ефросина к фактам и, наоборот, стрем-
лением освободиться от поэтических описаний путем сокра-
щений23.
Посмотрим, насколько последнее утверждение соответству-
ет действительности.
21
«Поиде же весть по всем градом ко Орначу, к Риму и Кафе и к Желез-
ным вратом и ко Царюграду» (Сказания и повести о Куликовской битве. JI.,
1982, с. 126).
22
Дмитриева Р.П. Приемы редакторской правки..., с. 291.
23
В своей работе Р.П.Дмитриева следовала Р.О.Якобсону, ко-

торый выделил списки К-Б и С (а с ними и Печатный вариант)
в особый «Синодальный извод» (Син) «Задонщины», отличный
от остальных списков (извод Унд) и непосредственно восходя-
щий к архетипу24, хотя уже сравнение заимствований в «Задон-
щину» из «Слова о полку Игореве», предпринятое В.П .Адриа-
новой-Перетц по всем спискам 25 , и затем более подробно —
А.А.Горским26, показало несостоятельность разделения списков
«Задонщины» на изводы.
Сравнивая тексты списков К-Б и С в той части, которая со-
ответствует К-Б, можно обнаружить, что Ефросин сократил
при редактировании такие исторически важные факты, как по-
минание Софония и князей («И здесь помянем Софона резанца,
сего великого князя Дмитрея Ивановича и правнука с(вя)того
князя Володимера Киевского и брата его Владимера Андрееви-
ча» [Тексты, с. 551]), сообщение о новгородской подмоге, чита-
ющейся во всех остальных списках извода Унд («Як тые слова
измовили, а уже какъ орли слетишася, выехали посадники все
из Великого Новогорода 70 ООО кованыя рати к великому Дмит-
рею Ивановичу, ко брату его кн(я)зю Володимеру Андреевичу»
[там же]), указание на то, что Андрей Ольгердович — «брян-
ский», а Дмитрий Ольгердович — «волынский» [Тексты, с. 552],
большой фрагмент с родословием московских и литовских кня-
зей (от «и рече кн(я)зь Дмитреи Иванович брату своему кн(я)зю
Володимеру Ондреевичу» до «ищут бо собе чести и славы и вели-
кого имени») [Тексты, с. 553], а также список бояр и князей бе-
лозерских (от «не турове рано возрули» до «лежит побита и по-
стреляна» [там же]).
Вместе с тем, в списке К-Б можно видеть сохраненными по-
этические, по классификации Дмитриевой, «необязательные»
фрагменты, соответствующие фрагментам списка С, — обраще-
ние к жаворонку (от «а жаворонок, летьняя птица» до «поле Поло-
вецкое» [Тексты, с. 551]), описание московской рати (от «уже,
брате, стук стучит и гром гримит» до «а мои подеманы» [Тексты, с.
552]), и последующие картины приближающейся битвы, пере-
кликающиеся с текстом «Слова о полку Игореве» (от «вжо, брате,
возвеяша сильныя ветри» до «а лисицы на костех брешут» [там же]).
24
Дмитриева Р. П. Взаимоотношение списков..., с. 262-263.
25
Адрианова-Перетц В.П. «Слою о полку IropeBiM» i «Задонщина». / /
Радянське лггературознавство. ΚΗΪΒ, 1947, № 7-8, с. 135-177.
26
Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Источниковед-
ческие и историко-культурные проблемы. М., 1992, с. 101 и 119.
19*
Как можно убедиться, приведенные примеры расходятся с

выводами Р.П.Дмитриевой так же, как и с ее предположением о
«правке» (точнее — замены) Ефросином фрагмента с перечнем
конкретных городов весьма поэтическим и расплывчатым текс-
том, якобы именно им сконструированным из двух произведе-
ний — «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Русской
земли». Такому предположению противоречит искажение заим-
ствованного текста, который приобрел вид «до Устюга поганыхъ
татаръ» (вместо «до Устьюга, где тамо быху тоймици погании»),
что никак не мог сочинить Ефросин, живший сравнительно не-
далеко от этого Устюга, а равным образом тот факт, что в составе
литературного наследия Ефросина до сих пор не обнаружено
никаких признаков его знакомства с текстом «Слова о погибе-
ли...» или хотя бы с житием Александра Невского, которому оно
иногда предшествует, и с текстом «Слова о полку Игореве»27. Бо-
лее того, внимательное сравнение списка С со списками «извода
Унд» убеждает в их полном согласии и в том безусловном факте,
что по отношению к сокращенному и изначально неполному
(отсутствует вся вторая часть текста «Задонщины») списку К-Б
все они представляют не особый извод, как то считали Р.О.Якоб-
сон и Р.П.Дмитриева, а лишь другую, более позднюю редакцию
памятника, чем та, что отражают переписанные Ефросином
фрагменты. Обратная же зависимость оказывается невозмож-
ной потому, что требует предположения о вторичном обращении
редактора «Задонщины» к «Слову о полку Игореве» и к «Слову о
погибели...» для замены четкого перечня городов расплывчатым
текстом, сконструированным, следовательно, на основе двух (!)
памятника, что вынуждены были допускать «скептики».
Так мы приходим к неизбежному заключению, что в руках
Ефросина находился текст лишь первой части «Задонщины»,
оборванный на «плаче» московских жен и отличный от осталь-
ных известных списков двумя фрагментами, один из которых,
скорее всего, был просто утрачен при переписке протографом
«извода Унд», а второй — переработан в «список городов». Он
состоит из Рима, «Железных ворот» (Дербента), Тырново, Ор-
нача/Ургенча, Царьграда и Кафы, причем последнее имя заим-
ствовано, скорее всего, из Пространной летописной повести,
указывающей город, куда бежал Мамай28. Наличие в списке
«Железных ворот» и «Рима» свидетельствует о безусловной за-
висимости всех известных списков «Задонщины» от общего
27
Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборни-
ков..., с. 106.
28
Сказания и повести..., с. 24.
протографа, т.к. топоним "Железные врата", в отличие от «Ри-

ма», заимствован не из текста «Слова о полку Игореве» — его
там нет, - а из переосмысления реалий «Слова о погибели...»,
как я показал выше. Соответственно, факт этот вызывает необ-
ходимость объяснения подобной замены и «знакового ряда»
именно этих населенных пунктов в восприятии редактора и чи-
тателей конца XV в.
Как ни покажется странным, путь к решению этой задачи
был намечен уже упоминавшимися работами М.Н.Тихомирова,
Г.Н.Моисеевой и В.А.Кучкина, которые попытались опреде-
лить terminus ante quern написания «Задонщины», опираясь на
даты гибели двух из названных городов — Тырново от турок и
Орнача/Ургенча - от Тимура. В контексте последних десятиле-
тий XIV в. такие наблюдения могли иметь значение только в
том случае, если их можно было бы распространить на весь этот
ряд, тогда как для конца XV в. всякое упоминание этих городов,
казалось, теряло смысл. «Зачем было в позднем памятнике упоми-
нать именно эти города, если современники автора Задонщины,
читатели или слушатели его сочинения, о былом значении Торнова
и Орнача ничего не знали или знали мало и такое знание не было для
них актуальным?» — задавал риторический вопрос В.А.Куч-
кин29, полемизируя с Я.СЛурье, который полагал, что попытки
датировать «Задонщину» концом XIV в. «не представляются до-
статочно убедительными»30.
Между тем, определенный смысл в именно таком «знаковом
ряде» для конца XV в. безусловно присутствовал, но понять его
можно было, только обнаружив общую черту, которой в созна-
нии автора «Задонщины» были объединены эти города. Как
можно видеть, общим для них было то, что все они были захва-
чены иноземными (иноверными) завоевателями, что в ряде
случаев привело их к гибели. Рим (летописный Римов) постра-
дал в 1185 г. от половцев, о чем сообщало русским читателям
«Слово о полку Игореве» и подтверждала Ипатьевская лето-
пись; Орнач/Ургенч был разрушен Тамерланом в 1388 г. и при-
мерно тогда же пал Дербент («Железные врата»); Тырново было
захвачено в 1393 г., когда Болгария была завоевана турками;
Царьград захвачен турками в 1453 г.; Кафа (Феодосия) - в 1475 г.
Можно спорить об актуальности упоминания Рима/Римова,
Орнача/Ургенча и Железных ворот/Дербента для читателя и
слушателя «Задонщины», но никак не о Тырнове и Царьграде, с
29
30
ЛурьеЯ.С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994, с. 27.
которыми теснейшим образом была связана русская Церковь, и

не о Кафе, с которой велась интенсивная торговля Москвы и
других русских княжеств. И менее всего приходится сомневать-
ся в той идее, которая оказалась заложена еще в первой редак-
ции «Задонщины» при сообщении «победных реляций» зем-
лям, испытавшим все ужасы иноплеменного нашествия —
надежды на освобождение от ига «измаилтян».
В конце XV в., когда Москва смогла освободиться от ордын-
ской зависимости и впервые обратилась к сюжетам своего исто-
рического прошлого31, ее книжникам вполне естественно было
вспомнить о тех, кто также попал под иго «агарян и измаилтян»,
поэтому «слава» (весть) о победе на Куликовом поле над общим
врагом «православия», по мысли редактора, должна была все-
лить в них надежду на освобождение. Действительно, для бол-
гар и греков, т.е. для обитателей Тырново и Царьграда, такая на-
дежда на протяжении четырех столетий была неизменно
связана с Россией. Вот почему можно думать, что после брака
Ивана III на Софье Фоминичне Палеолог, когда Москва стано-
вилась «третьим и последним Римом православия», скорее все-
го, и была проведена соответствующая редактура текста «Задон-
щины».
В моем распоряжении нет, да и не может быть прямых дока-
зательств, подтверждающих правильность предлагаемого реше-
ния, однако имеются косвенные. В одной из публикаций, по-
священной биографии Александра Пересвета32, я указал на
замечательный спектр имен противоборствующего ему на Ку-
ликовом поле «печенежина», пришедшего из летописи [Ип.,
107-108], поскольку никаких поединков в XIV в. не было и они
прямо запрещались той и другой стороной, как не было в то
время уже и печенегов: татарин Товрул33, захваченный в 1240 г.
под стенами Киева [Ип., 784], Темир-Мурза (Киприановская
редакция)34, т.е. сам Тимур, и Челубей35, т.е. Челяби-эмир, взяв-
31
Кусков В.В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях
Куликовского цикла. / / Куликовская битва в литературе и искусстве...,
с. 39-51.
32
Никитин А. Одиссея Александра Пересвета. / / НиР, 1990, № 5, с. 36.
См. также очерк «Александр Пересвет и Сергий Радонежский» в настоящем
сборнике.
33
Сказания и повести..., с. 406
34
Сказания и повести..., с. 64.
35
«И яко близь съ собою войска схождахуся, се выйде татаринъ единъ с
полку татарского именемъ Челубей, пред всеми являяся мужествомъ, яко
древний онъ Голиад» ([Армашенко И.] Синопсис. Киев, 1680, с. 160; о под-
линном авторе «Синопсиса» см.: Чистякова Е.В. Синопсис. / / ВИ, 1974,
ший в 1393 г. Тырново. Каждое такое имя отмечает врагов-ино-

верцев, против которых в той или иной редакции «Сказания о
Мамаевом побоище» облеченный в схиму Пересвет («Задонщи-
на» еще не знает его «иночества»!) выступает мстителем за ста-
рые обиды и — побеждает. Если вспомнить ту основополагаю-
щую роль, которую сыграл текст «Задонщины» в создании
«Сказания о Мамаевом побоище», трудно найти лучшее под-
тверждение актуальности и жизненности именно этих идей рус-
ского книжника конца XV в.
Таким образом, отвечая на риторический вопрос В.А.Кучки-
на, можно видеть, что перечень городов в «Задонщине» дейст-
вительно оказывается важным индикатором для датировки вто-
рой редакции памятника, только не как terminus ante quem, а
как terminus post quem, позволяя рассматривать список К-Б в
качестве дефектного списка первой редакции, более ранней,
чем редакция всех остальных списков. Последнее вынужден
признать и В.А.Кучкин на основании термина «дети боярские»,
получившего распространение в 60-70-х гг. XV в., каковым вре-
менем историк считает «логичнее» датировать новую редак-
цию36. К сожалению, эта весьма ценная по привлеченному ак-
товому материалу работа оказалась бесполезна для решения
вопросов хронологии «Задонщины», в том числе и времени воз-
никновения ее второй редакции, поскольку, как был вынужден
заметить сам исследователь, термин «дети боярские» использу-
ется уже в 80-х гг. XIV в. и встречается в ст. 6767/1259 Синодаль-
ного (созданного в конце XIII в.) и 6767/1259, 6894/1386,
6906/1398 гг. Комиссионного (созданного в 40-х гг. XV в.) спис-
ков Новгородской первой летописи [НПЛ, 82, 310, 380, 391-393,
425]. И здесь характер его использования не оставляет сомне-
ния, что перед нами социальный термин, а вовсе не указание на
родственные отношения обитателей Великого Новгорода, как
то пытался обосновать В.А.Кучкин37.
Другими словами, отсутствие термина «дети боярские» в
списке К-Б объясняется не тем обстоятельством, что в первой
№ 1, с. 215-219). Именно из «Синопсиса» Челубей пришел в лубочную ли-

тературу XVIII-XIX вв., а затем в произведения художественной литературы
и искусства, полностью вытеснив своих предшественников, хотя первое его
упоминание в такой форме отмечено еще Симеоновской летописью под
1393 г.: «Того же лета Челабей срачиньскыи взя болгарскыи градъ Терновъ,
царя ихъ и патриарха полони, и веру ихъ преврати» (ПСРЛ, т. 18. Симеонов-
ская летопись. СПб., 1913, с. 143).
36
Кучкин В.А. К датировке Задонщины..., с. 114.
37
редакции «Задонщины» он отсутствовал, а тем, что содержащий

его фрагмент находился за пределами текста, переписанного
Ефросином. Если же термин этот появился только во второй
редакции, на чем настаивает В.А.Кучкин, то ее оформление
могло произойти в интервале от 1475 г. до середины XVI в., ка-
ковым временем датируется наиболее древний список «извода
Унд» — список И-1 (ГИМ).
В тексте всех полных списков «Задонщины» присутствует
еще один сюжет, также не отраженный в списке К-Б, что может
свидетельствовать скорее о дефектности оригинала, которым
располагал Ефросин, чем о возможном его сокращении, ввиду
уникальности данного известия. Речь идет о выезде новгород-
ского ополчения, по одной версии — в семь тысяч (У), подругой
— в семьдесят тысяч (И-1, С) человек, на помощь московскому
князю, что является прямой выдумкой сочинителя. Такая вер-
сия могла возникнуть лишь много времени спустя после реаль-
ных событий, но никак не в конце XIV в. Последнее обстоятель-
ство не было учтено в свое время ни М.Н.Тихомировым, ни
В.А.Кучкиным38, которые ставили время написания «Задонщи-
ны» в зависимость от даты гибели Тырнова и Орнача/Ургенча.
Не случайно развернутый эпизод с принесением в Новгород ве-
сти о нашествии Мамая, молении архиепископа Евфимия
(к слову сказать, жившего полвека спустя после Куликовской
битвы39), решения новгородцев идти на помощь Москве, вы-
ступления из Новгорода и приходом к сбору войск на Коломну,
появляется только в Распространенной редакции «Сказания о
Мамаевом побоище», сложившейся не ранее начала XVII в. под
влиянием «Задонщины»40. Однако если когда-нибудь будет от-
крыт новый список первой редакции, содержащий этот фраг-
мент, вопрос о сложении «Задонщины» не ранее середины XV в.
будет решен окончательно и бесповоротно.
38
Последний, вслед за С.Н.Азбелевым, склонен видеть здесь отражение
реального исторического факта ([Кучкин В.Α.] Пространная редакция За-
донщины по Синодальному списку. Примечания. / / Памятники Куликов-
ского цикла. СПб., 1998, с. 106).
39
Среди архиепископов Великого Новгорода было только два с этим
именем — Евфимий I Брадатый, занимавший кафедру в 1424-1428 гг. и сме-
нивший его Евфимий II Вяжищский, находившийся на кафедре с 1428 по
1434 г. Естественно, ни один из них не мог отправлять «новгородское опол-
чение» на Куликово поле. С 1359 по 1388 г. кафедру занимал Алексий (Хоро-
шев А.С. Церковь в социально-политической системе Новгородской фео-
дальной республики. М., 1980, с. 89 и 95).
40
Дмитриев Л.А. Сказание о Мамаевом побоище. / / СККДР, вып. 2, ч. 2.
Л., 1989, с. 375.
Таким образом, полученные результаты нисколько не прояс-

няют вопрос о существовании гипотетического «Слова о Мамае-
вом побоище» как посредника между «Словом о полку Игореве» и
«Задонщиной», заставляя вернуться к мысли о воздействии «Сло-
ва о полку Игореве» на «Сказание о Мамаевом побоище» не пря-
мо, а опосредованно, т.е. через текст самой «Задонщины»41, как
это произошло, например, с сюжетом о «новгородской помочи».
И последнее, касающееся наблюдения Р.П.Дмитриевой,
опирающегося на сопоставление текстов списка С и Печатного
варианта «Сказания...», что отличия списка К-Б от остальных
списков «появились позже»42.
Такое утверждение вызвано либо недоразумением (попыткой в
списке К-Б лексему "порожнымь землям", т.е. землям 'порож-
ным', 'пустым', 'опустошенным', или 'разным', читать как «по
рожнымь землям» [Тексты, с. 549], связывая это с лексемой «в Рус-
кои земле», якобы общей для всего «извода Унд», тогда как на са-
мом деле в списке У какие-либо «земли» в качестве адресата отсут-
ствуют [Тексты, с. 538], в списке И-1 читается «велит послушати
грозънымъ землям» [Тексты, с. 543], а в списке С — «велит грозна
послушати» [Тексты, с. 553]), либо настойчивым стремлением при
написании указанной работы доказать «вторичность» списка К-Б
по отношению к списку Ундольского для посрамления «скепти-
ков», делавших из правильных наблюдений (индивидуальные и
более ранние чтения в списке К-Б) совершенно необязательные и
неправильные заключения (о зависимости текста «Слова о полку
Игореве» от списка У «Задонщины»), доходившие порою до абсур-
да, впрочем, как часто случалось и у их «опровергателей».
Итак, на основании всего изложенного я полагаю, что
1) список К-Б отражает изначально дефектный, а затем и со-
кращенный Ефросином текст первоначальной редакции «За-
донщины», позволяющий 2) отнести все остальные списки
«Пространного вида» к второй редакции, возникшей после
1475 г., и 3) утверждать наличие только одного извода этого па-
мятника, существовавшего в двух редакциях текста. Что же ка-
сается времени создания «Задонщины», то наличие в текстах
второй редакции фрагмента с «новгородской помочью», свя-
занной в Распространенной и последующих редакциях «Сказа-
ния о Мамаевом побоище» с «архиепископом Евфимием», не
позволяет датировать его ранее 60-х гг. XV в.
41
Дмитриев Л А. Вставки из «Задонщины» в «Сказание о Мамаевом побо-
ище» как показатели по истории текста этих произведений. / / «Слою о полку
Игореве» и памятники..., с. 385-439.
2
Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков «Задонщины» и текст «Сло-
ва о полку Игореве». / / «Слою о полку Игореве» и памятники..., с. 259-260.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА
И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III1
У каждого времени есть свои загадки. Главной загадкой рус-

ской истории XVI века, отбросившей мрачную тень на всё сто-
летие, стала «опричнина» Ивана IV. Она на века затормозила
развитие русского общества, утвердила во всей его толще кре-
постничество и ввергла страну в последующее Смутное время
раздоров и самозванцев на российском троне. Трагическое ис-
кажение исторической перспективы привело, в свою очередь, к
искажению исторической ретроспекции, через которую мы
воспринимаем явления и людей того далекого времени, пыта-
ясь разобраться в их поступках и содержании событий, предше-
ствовавших эпохе Ивана IV, и, в определенной мере, ее обусло-
вивших.
Одним из них, ставшим, по существу, поворотным пунктом
в дальнейшей судьбе России XVI в., стал развод великого князя
Василия III со своей первой женой, Соломонией Юрьевной Са-
буровой, под предлогом отсутствия у нее детей, пострижение ее
в монастырь и заключение второго брака с Еленой Глинской,
будущей матерью Ивана IV. Безусловный интерес к этим собы-
тиям на протяжении последующих столетий определялся не
столько фактом нарушения канонического права, воспрещав-
шего второй брак для государя при живой первой жене, сколько
распространившимся тогда же слухом, что бывшая великая
княгиня родила в монастыре сына. Если же вспомнить, что вто-
рая супруга Василия III на протяжении почти четырех первых
лет брака тоже не могла родить, и молва приписывала отцовст-
во Ивана IV ее любовнику, князю И.Ф.Овчине Телепневу-Обо-
ленскому, после смерти великого князя расправившемуся с его
братьями и отстранившему регентский совет, можно предста-
1
Печатается с дополнениями по тексту: Никитин A.JI. Соломония Са-
бурова и второй брак Василия III. / / Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Гроз-
ный? М., 1998, с.77-118.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III 587
вить, какой клубок интриг, претензий, ущемленных самолю-

бий, взаимной зависти и ненависти получила Россия в наслед-
ство после смерти Елены Глинской и ее фаворита.
Но «был ли мальчик», и что происходило на самом деле?2
Работы историков, так или иначе касавшихся этих сюжетов,
опираются на круг весьма немногочисленных и малословных
источников, какими здесь предстают сообщения русских лето-
писей, на сохранившиеся документы Царского архива, как, на-
пример, роспись свадебного разряда января 1526 г., и на сооб-
щения австрийского дипломата С.Герберштейна, посетившего
Москву в 1526 г. Стоит заметить, что, продолжая традицию сна-
чала официального российского летописания, а затем и госу-
дарственной историографии, исследователи, как правило, не
заостряли свое внимание на невольно возникающих вопросах,
под тем или иным предлогом стараясь уйти от рассмотрения
«опасных» тем, удовлетворяясь или повторением традицион-
ных формулировок, или отговариваясь недостаточным количе-
ством фактов для их анализа.
А так ли их мало на самом деле?
История жизни Соломонии Юрьевны Сабуровой, первой
жены Василия III, известна нам в столь же общих чертах, как и
жизнь любой другой великой княгини XV-XVI вв. В августе
1505 г. она была выбрана для наследника московского престола,
сына Ивана III и Софьи Фоминичны Палеолог из пятисот не-
вест, собранных в Москву для смотрин3, 4 сентября того же года
состоялась свадьба4, и на протяжении последующих девятнад-
цати лет ее имя всего трижды упоминается в летописях: по по-
воду переезда великокняжеской семьи в новый кирпичный
двор у церкви Благовещения в Кремле (7.5.1508 г.), в связи с
«подъемом» вслед за великим князем в осенний объезд (8.9.1511 г.)
и по поводу погребения брата Василия III, князя Семена Ива-
новича (28.6.1518 г.). Детей у великокняжеской четы не было,
поэтому братья Василия III числились холостяками на своих
уделах, ожидая смерти старшего брата, чтобы занять москов-
ский трон. Такое положение дел, предопределившее раздоры в
2
Подробнее об этом см.: Никитин А. «Невидимка» XVI в.? / / Знание-
сила, 1971, № 6-7; он же. Государев обиход. / / Никитин А. Точка зрения. М.,
1985, с.281-413.
3
Франческо да Колло. Доношение о Московии. М., 1996, с. 66.
4
ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 245; ПСРЛ, т. 26.
Вологодско-Пермская летопись. М.-Л., 1959, с. 297.
великокняжеской семье и грозящее смутами для государства,

постоянно поднимало вопрос о расторжении брака Василия с
Соломонией и заключении нового, однако для этого требова-
лось разрешение православной Церкви, отвергавшей такую
возможность при живой жене и требовавшей следом ухода в мо-
настырь и ее бывшего мужа5.
Окончательное решение о пострижении в монастырь Соло-
монии и последующем вступлении в новый брак великого кня-
зя было принято, судя по всему, во время осеннего объезда Ва-
силия III (в период с 10 сентября по 10 ноября 1525 г.) в тесном
кругу сторонников развода при поддержке московского митро-
полита Даниила. Чтобы сломить сопротивление оппозиции,
еще до этого, весною и летом 1525 г., прошло несколько полити-
ческих процессов (Берсеня Беклемишева, Федора Жареного,
Максима Грека и его помощников) 6 , что нанесло жестокий удар
сторонникам «нестяжателей», протестовавших против развода,
главой которых в то время выступал князь-инок Вассиан Пат-
рикеев, и развязало руки их противникам, «презлым осифля-
нам», лидером которых являлся московский митрополит.
С возвращения Василия III в ноябре 1525 г. в Москву собст-
венно и начинаются события, на протяжении вот уже почти пя-
ти веков привлекающие внимание к истории Соломонии и к
ней самой. В настоящее время исследователь располагает для
суждения о них широким кругом разнообразных свидетельств,
фактов и документов, начиная с подлинных актов того времени
и кончая фольклорными исследованиями. Безусловная цен-
ность последних определяется тем обстоятельством, что их вы-
воды были получены независимо от исторических и археологи-
ческих изысканий в этом направлении, однако приводят к
сходным заключениям.
Рассмотрим их все по порядку.
5
Споры по этому поводу отражает так называемая «Выпись из госуда-
ревы грамоты, что прислана к великому князю Василию Ивановичу, о соче-
тании втораго брака и о разлучении перваго брака чадородия ради, творе-
ние Паисеино, старца серапонского монастыря.» / / ЧОИДР, М., 1847, № 8.
О «выписи» и ее датировке см.: Тихомиров М.Н. К вопросу о выписи о вто-
ром браке царя Василия III. / / Тихомиров М.Н. Исторические связи России
со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 78-82; Шмидт С.О.
О времени составления «Выписи» о втором браке Василия III. / / Новое о
прошлом нашей страны. М., 1967, с. 110-122.
6
Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. M.-JL, 1960; она
же. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в.
Л., 1970.
1. Летописные свидетельства. В памятниках русского летопи-

сания XVI в. описание развода и заключения второго брака Ва-
силия III отмечено рядом текстов, дающих возможность
представить последовательность связанных с ним событий
1525-1526 гг., разные точки зрения на них в обществе, а также
трансформацию их восприятия на протяжении почти полусто-
летия.
Первую группу составляют краткие сообщения о постриже-
нии Соломонии и втором браке так сказать «информационно-
го» характера, отражающие две версии: версию добровольного
пострижения Соломонии (к ним принадлежат сообщения Со-
фийской 2-й летописи 7 , Воскресенской 8 и Никоновской 9 , вос-
ходящих, как можно заключить, к одному источнику) и версию
насильственного пострига с последующей ссылкой в Покров-
ский женский монастырь в Суздале (Новгородская 4-я лето-
пись по списку Дубровского 10 , Вологодско-Пермская лето-
пись, наиболее подробно рассказывающая о месте и времени
пострига и ссылке11, и Псковская 3-я по Строевскому спис-
7
«В лето 7034, ноября в 28, великая княиня Соломонея пострижеся въ
черницы, болезни ради; и отпусти ея князь велики въ девичь монастырь въ
Суздаль. Тое же зимы, генваря в 24-е, князь велики Василеи женися вто-
рымъ бракомъ, поня себе дщерь князя Василья Глинского княжну Елену;
венчал Данила митрополит» (ПСРЛ, т. 6. Софийская 2-я летопись. СПб.,
1853, с. 264).
8
«В лето 7034, ноября, князь велики Василеи Ивановичь постриже ве-
ликую княгиню Соломонию, по совету ея, тягости ради ии болезни и без-
детства; а жил с нею 20 леть, а детей не было. Тое же зимы, генваря 21, князь
велики Василеи Ивановичь женился второе, выбрал себе невесту княжну
Елену, дщерь князя Василиа Лвовича Глинского; а венчал ихъ Данилъ мит-
рополит» (ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. 1859, с. 271).
9
«В лето 7034. Ноября, князь великий Василей Ивановичь постриже ве-
ликую княгиню Соломонию, по совету ея, тягости ради и болезни бездетст-
ва; а жилъ съ нею 20 лет, а детей не было. Тое же зимы, генваря 21, князь ве-
ликий Василей Иванович женился второе, а выбрал себе невесту княжну
Елену, дщерь князя Василья Лговича Глиньского; а венчалъ ихъ Данило ми-
трополит» (ПСРЛ, т. 13. Патриаршая или Никоновская летопись. СПб.,
1904, с. 45).
10
«Лета 7034. Той же зимы государь князь велики Василеи Ивановичь
всея Руси великую княгиню Соломанию постриг в черници и в Суздаль со-
слал, а женився жилъ с нею 20 леть, а детей не было отъ ней. После Креще-
ния Христова, в велики мясоедъ, понялъ князь велики Василеи Ивановичь
всеа Руси другую жену, княжь Васильеву дочерь Елену Темного Глинского»
(ПСРЛ, т. 4, ч. 1. Новгородская 4-я летопись, вып. 3, Л., 1929, с. 542).
11
«В лето 7034. Декабря князь великии Василеи Иванович велел пост-
ричи в черницы свою великую княгиню Соломаниду и послал в Суздаль в
манастырь к Покрову пречистые, в девичь монастырь, а постриг ее на
12
ку ). Источник всех этих текстов надежно датируется второй
половиной 20-х гг. XVI в. как по особенностям заключающих их
списков (филиграни на бумаге, хронология сообщений, обры-
вающихся ранее 1530 г.), так и по отсутствию сведений о рожде-
нии первенца у Елены Глинской в августе 1530 г.
Как можно видеть, их содержание сводится к информации,
распространявшейся, скорее всего, бирючами для сведения на-
селения, что в ноябре по указу великого князя великая княгиня
была пострижена в монастыре Рождества Пречистыя Богороди-
ца на Рву, за пушечными избами, причем постриг совершал ее
духовный отец, игумен Никольского монастыря Давид. В од-
ном случае указывается дата пострига — 28 ноября. Той же зи-
мой в январе, после Крещения, в мясоед, 21 января в воскресе-
нье (по другим сведениям — 24 января, по другим — в феврале,
«в неделю о блудном сыне», что является безусловной ошибкой)
Василий III женился на дочери Анны Глинской, вдовы Василия
Львовича Глинского13.
Вторая группа представлена двумя сочинениями, современ-
ными событиям, т.е. составленными в 7034 (1525/1526) году.
Первое из них, на которое часто ссылаются историки, дошло до
нас в составе Псковской 1-й летописи. Оно представляет ком-
пиляцию из апокрифа «Евангелия Иакова» (в греческом под-
линнике — «История Иакова о рождении Марии») и сообщает,
что решение о судьбе Соломонии было принято не во время
осеннего объезда в Александровой слободе, а уже по возвраще-
нии в Москву, т.е. после 10 ноября 1525 г.
«В лето 7031.<...> Того же лета поеха князь великии, царь
всея Роусии, в объездъ; бысть же шествовати емоу на колесницы
позлащеннеи ороужницы с ним, яко же подобает царем; и воз-
ревше на небо и видев гнездо птиче на древе, и сотвори плач и
Москве у Рожества пречистые за пушечными избами в девиче манастыре

Никольской игумен старого Давыд. Toe же зимы, февраля, в неделю о блуд-
нем [сыне], князь великии Василеи Иванович всеа Русии женился, взял за
собя княжну Елену, дочерь княжь Васильеву Глинского Темного» (ПСРЛ, т.
26. Вологодско-Пермская летопись. М.-Л., 1959, с. 313).
12
«В лето 7031 (так! - А.Н.). Князь великии Василеи Иоанович постри-
же княгиню свою Соломонею, а Елену взят за собя; а все то за наше согре-
шение, яко же написалъ апостолъ: пустя жену свою, а оженится иною, пре-
любы творит» (Псковские летописи, вып. 2. М., 1955, с. 227).
13
О родословии Анны Глинской см.: Тихомиров М.Н. Иван Грозный и
Сербия. / / Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими
странами и Византией. М., 1969, с. 83-93.
рыдание велико, в себе глаголюще: люте мне, кому оуподоблюся

аз; не оуподобихся ни ко птицам небесным, яко птицы небесный
плодовити суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити
суть, не оуподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа
плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящеся; и
посмотря на землю и глаголя: господи, не уподобихся аз ни зем-
ли сеи, яко и земля приносит плоды своя на всяко время, и тя
благословять, господи. И приеха князь великии тоя осени из
объезда к Москве и начаша думати со своими бояры о своей ве-
ликой княгине Соломонеи, что не плодна бысть, и нача с плачем
говорити к бояром: кому по мне царьствовати на Роускои земли,
и во всех градах моих и приделех; братьи ли дам, ино братья сво-
их оуделов не оумеют устраивати. И начаша бояре говорити:
князь де великии государь, неплодную смоковницоу посекают и
измещутъ из винограда. И повеле ю пострищи в черницы. В лето
7032.<...> Тоя же зимы о свадебницах оженися государь нашь
князь великии Василеи Ивановичь, царь всеа Роусии, оу вдовы
оу княгини Анне, оу княж Васильевы Темного Лвовича, великою
княгинею Еленою; и оженися, яко лепо бе царем женитися»14.
Другое, более пространное и самостоятельное сочинение,

состоящее из двух сюжетов — «О пострижении великиа княгини
Соломаниды», частью своей вошедшего в Типографскую лето-
14
Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 102-103. Ср.: «И възревши
на небо виде гнездо птиче на дафинии и сотвори рыдание в себе глаголюще:
люте мне, кому уподоблюся аз <...> и не уподобихся аз птицам небесным,
яко птицы небесныя плодовиты перед тобою, господи; люте мне, кому упо-
добихся аз, ни зверем земным, яко зверие земнии плодовиты пред тобою,
господи; и не уподобихся аз ни водам, яко воды сия пред тобою, господи,
плодовиты суть, волны бо утешающа и глумящася тя благословят, господи;
увы мне, кому уподобихся аз, не уподобихся аз земли сеи, яко и земля при-
носит плоды своя на всякое время и тя благословять, господи» (Порфирьев
И.Я. Апокрифические сказания. СПб., 1890, с. 137. Цит. по: Смирнов И.И.
Очерки политической истории Русского государства 30-50-х годов XVI ве-
ка. М.-Л., 1958, с. 22). Ср. также: «Анна <...> увидела лавр, и села под ним и
начала молиться Господу <...> И, подняв глаза к нему, увидела на дереве
гнездо воробья и стала плакать, говоря: <...> Горе мне, кому я подобна? Не
подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у те-
бя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловес-
ные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и во-
ды приносят плоды у тебя, Господи. Горе мне, кому подобна я? Не подобна
я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет тебя, Госпо-
ди...» (История Иакова о рождении Марии. / / Апокрифы древних христи-
ан. Исследование, тексты, комментарии. М., 1989, с. 117).
15
пись и «Съвъкупление втораго брака» — рисует благочестие
Соломонии, «нудившей» великого князя отпустить ее в монас-
тырь, чтобы он мог вступить во второй брак для блага государст-
ва, и последующий «подвиг» великого князя, пошедшего на на-
рушение канонических правил ради блага своих подданных.
«О пострижении великиа княгини Соломаниды. В лето 7034
благовернаа великаа княгини Соломанида, видя неплодство
чрева своего, якож и древняа она Сарра, начат молити госуда-
ря великого князя, да повелит ей облещися в иноческии образ.
Царь же и государь всеа Русии не восхоте сътворити воли еа,
начат глаголати сице: «Како могу брак разорити; аще ли сиа
сътворю, и второму несть ми лесть съвъкупитися», понеже го-
сударь богочестив, правдив и съвершитель заповедем господ-
ним и законному повелению. Христолюбиваа ж великаа княги-
ни с прилежанием и с слезами начат молити государя, да
повелит ей сътворити, яко ж хощет. Царь же и государь всеа
Русии ни слышати сего не въсхоте и приходящих от неа вел-
можь з злобою отреваа. Великая же княгини, видя непреклонна
государя на моление еа, начат молити святеишаго архиеписко-
па богом спасеннаго града Москвы Данила митрополита всеа
Русии, да умолит о сем государя и сътворит волю еа быти, по-
неж бо дух святыи всеа пшеницу в сердце еа и да възрасти плод
добродетели. Святейшии же Данил митрополит всеа Русии,
молениа слез еа не презри, много много моля о сем государя с
всем священным сънмом, да повелит воле еа быти. Царь же и
государь всеа Русии, видя непреклонну веру еа и молениа отца
своего Данила митрополита не презре, повеле сътворити волю
еа. Благоверная же великаа княгини, аки от пчел сота от царь-
ских уст насладився, с радостию отходит в обитель господа бо-
га спаса нашего рождества в дивичь манастырь, еже есть зовом
на рве, и ту остризает власы главы своеа от отца своего духов-
ного Никольского игумена Давида, и нареченно бысть имя ей в
мнишеский чин Софиа. Благовернаа же великаа княгини инока
Софиа, видя богу неугодно ту пребыти ей, многи от велмож и от
сродник ей и княгини, и болярыни нача приходити к ней посе-
щениа ради и мнози слезы проливаху, зряще на ню. Боголюби-
вую же великую княгиню иноку Софию о сем скорбь объят зел-
на и начат глаголати, аще бых желала славы мира сего, то бых
царствовала вкупе с царем и государем всеа Руси, днесь же же-
лаю наедине безмолствовати и о государьском здравии молити
15
ПСРЛ, т. 24. Типографская летопись. Пг., 1921, с. 222-223.
всещедрого бога, и да некли бых господь бог подал великим мо-

им прогрешениом понемалу отпуст; цили не моих великих ради
грех не даде бог государю плода и все православие обезчадимо
государьством моим неплодием. И начат молити государя, да
повелить ей отъити в обитель пречистыа владычица богороди-
ца честнаго еа Покрова в богом спасаемый град Суждаль.
Князь же великии о сем господу богу благодарение възсла, да-
ровавшему ей толико усердьство и удивися теплоте веры еа и
повеле вскоре тому быти. Боголюбивая ж великаа княгини ино-
ка Софиа не токмо сугубено и сторицею радости исполнися и
благодать възблагодать въздаде господу богу о государьском
здравии.»16
Во второй части сообщается о том, что перед свадьбой Васи-
лий III сбрил бороду и обрил голову, причем этот факт, вызвав-
ший, как можно видеть, большую смуту в подданных, здесь же
нашел и теоретическое оправдание: «Царем подобает обновляти-
ся и украшатися всячески»17.
Можно не сомневаться, что оба эти произведения — и пер-
вое, использующее ветхозаветный апокриф, и второе, являю-
щееся апологией великого князя, — вышли из среды церковни-
ков-иосифлян, причем не исключено, что автором второго был
сам митрополит Даниил, взявший на себя смелость разрубить
одним махом каверзные узы канонического права и выступить в
защиту великого князя, своим поведением бросившего вызов
устоявшимся традициям быта настолько, что возникала мысль
об его «уклонении» в католичество.
Несмотря на явно тенденциозный и прямо апологетический
характер этой повести, написанной по ряду признаков не позд-
нее начала февраля 1526 г. (она заканчивается ошибочным со-
общением о венчании московским митрополитом Василия с
Еленой 28 января 1526 г. — днем, на самом деле завершившим
свадебное празднество), в ней содержатся драгоценные сведе-
ния, во-первых, подтверждающие, что Соломония действи-
тельно была пострижена «отцом своим духовным, Никольским
игуменом Давидом» в Рождественском монастыре, что на Рву, в
Москве, а, во-вторых, излагающие обстоятельства ее там жизни
и причины перемещения в Суздаль. Последние заключались в
большом количестве соболезнующих ей посетителей — «от вел-
16
Тихомиров М.Н. Новый памятник московской политической литера-
туры. / / Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 164-165.
17
Там же, с. 165-166.
мож и от сродник ей и княгини, и болярыни», - почему по ее

просьбе Василий III «отпустил ее» в обитель Покрова Богороди-
цы в Суздале.
Таким образом, из вполне официальных по своему характе-
ру сообщений, современных событиям, можно с несомненнос-
тью установить, что первоначально Соломония была постриже-
на в московский монастырь под именем иноки Софьи, и только
через некоторое время была переведена в Покровский монас-
тырь в Суздале, который она патронировала с 1518 г. Другими
словами, все известия о событиях 1525-1526 гг., сохранившиеся
в составе летописных текстов этого времени, согласно указыва-
ют на такие именно перемещения бывшей великой княгини.
Это важно отметить, потому что уже четверть века спустя мы
обнаруживаем в частном Постниковском летописце, автором
которого М.Н.Тихомиров предполагал дьяка Дмитрия Постни-
ка Губина сына Моклокова, писавшего по памяти не ранее кон-
ца 50-х гг. XVI в., совсем иное:
«Лета 7034 ноября в 28 день князь великий возложи на ве-
ликую княгиню Соломаниду опалу. И ноября в 29 день великая
княгини Соломания постриженна бысть в черници безплодия
ради у Рожества пречистые на Рве и нареченна бысть инока
Софья. И не по мнозе отпустил ея князь великий в Каргополе, и
велел ей устроити в лесу келью, отыня тыном. А была в Карге-
поле пять лет и оттоле переведена бысть в девичь манастырь в
Суздаль к Покрову пречистые. Тое же зимы генваря в 24 день в
неделю князь великий Василей женил[ся] вторым браком, а
понял княжну Елену, дщерь князя Василья Лвовича Глинского.
А венчал их Данил митрополит на Москве в соборной церкви у
Пречистые»18.
Эту запись можно считать последним упоминанием о Соло-
монии/Софье в русском летописании XVI в., поскольку после
своей кончины 16 декабря 1542 г. в суздальском Покровском
монастыре память ее стала достоянием, главным образом, рус-
ской православной Церкви и ее богомольцев. Похоже, что уже к
началу 60-х гг. имя бывшей великой княгини обретает ореол му-
ченичества, а затем и святости, чтобы в XVII в. быть причислен-
ной к числу местночтимых святых и чудотвориц19.
18
Тихомиров М.Н. Записки о регентстве Елены Глинской и боярском
правлении 1533-1547 гг. / / Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979,
с. 169; ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
19
Барсуков Н. Источники русской агиографии. СПб., 1882, с. 534-539;
Тихонравов К.Н. Великая княгиня Соломония. / / PC, т. XVI, кн. 6. СПб.,
1876, с. 383-384; Токмаков И. Историческое и археологическое описание
2. Архивные документы. В настоящее время известны три бе-

зусловных с юридической точки зрения документа, связанных с
разводом Василия III. Это Опись царского архива в списке 70-х гг.
XVI в., содержащая перечень дел по розыску о «неплодии» ве-
ликой княгини Соломонии, показания по данному делу брата
Соломонии, И.Ю.Сабурова, опубликованные в первой полови-
не прошлого века по подлиннику, и сохранившаяся дарствен-
ная Василия III «старице Софье» от 19.9.1526 г. в Суздаль на се-
ло Вышеславское. Рассмотрим каждый из них.
В Описи Царского архива XVI в., изданной и неоднократно
цитируемой историками, обозначен «Ящик 44-й. А в нем списки
— сказка Юрья Малого, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева
сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие
княгини Соломаниды». Здесь же приписка, указывающая, что
весь ящик в «74 (1566 г.) августа в 7 день взял государь (Иван IV.
-А.Н.) к себе»20.
Содержание этого ящика в значительной степени проясняет
«сказка Ивана Юрьева сына Сабурова», известная по изданию
прошлого века. Ввиду исключительной важности этого доку-
мента, привожу его целиком.
«Лета 7034 ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне ве-
ликая княгиня: «есть деи жонка Стефанидою зовут резанка, а
ныне на Москве, и ты се добуди да ко мне пришли»; и яз Сте-
фаниды допытался да и к себе есми во двор позвал, а послал ес-
ми се на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та
Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя,
что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую
княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой
княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой кня-
гине и она мне сказала «посылал ты ко мне Стефаниду и она у
меня смотрила, а сказала, что у меня детям не быти; а нагова-
ривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того чтоб
князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида во-
ду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись, а коли
понесут к великому князю сорочьку и порты и чехол, и она мне
велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывать
Покровского девичья монастыря в городе Суздале (Владимирской губер-

нии) в связи с житием преподобной чудотворницы Софии (в мире великой
княгини Соломонии) и царицы инокини Елены (в мире Евдокии Федоров-
ны Лопухиной). Владимир, 1913, с. 12-19.
20
Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614
года. Под ред. С.О.Шмидта. М., 1960, с. 23.
сорочьку и порты и чехол и иное которое платье белое»; и мы

хаживали есмя к великой княгине по сорочьку и по чехол и по
иное по что по платье, и великая княгиня развернув сорочьку,
или чехол, или иное что платье великого князя, да из того руко-
мойника и смачивала то платье.
Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая
княгиня: «сказали мне черницу, что она дети знает (а сама без-
носа) и ты ту черницу добуди» и яз тое черницы посылал добы-
вати Горяинком звали детина (а ныне от меня побежал), и он ту
черницу привел ко мне на подворье; и та черница наговаривала
не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к вели-
кой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж чтоб
ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз
к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала:
«приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася».
К сей памяти яз Иван руку приложил.»
На обороте приписка: «Да Иван же говорил: а что ми госпо-
дине говорити, того мне не испамятовати, сколко ко мне о тех
делех жонок и мужиков прихаживало»21.
Несмотря на потерю оригинала, нет никаких оснований
следом за Г.Л.Григорьевым сомневаться в подлинности данного
текста22, являющегося не протоколом допроса, а всего только
одним из многих свидетельств врожденного бесплодия Соло-
монии, который должен был служить оправдательным доку-
ментом расторжения брака великого князя. Тем более, что по-
именованные братом великой княгини и отмеченные в Описи
архива лица вполне могли быть найдены и опрошены в преде-
лах нескольких дней, поскольку никакого особого «дела» на Со-
ломонию заводить, как видно, никто не собирался. Для окруже-
ния великого князя ее «немочь» являлась достаточно весомой
причиной ее пострижения.
Третьим документом, по счастью сохранившимся в подлин-
нике, является замечательная дарственная грамота Василия III
Соломонии/Софье от 19 сентября 1526 г.:
«Се яз князь великий Василий Иванович всеа Русии. Пожа-
ловал есми старицу Софью в Суздале своим селом Вышеслав-
ским з деревнями и с починки, со всем с тем, что к тому селу и
к деревнямъ и к починком истари потягло до ее живота, а после
21
АИ,т. 1.СП6., 1841, № 130, с. 192.
22
Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Грозный? (К вопросу о происхожде-
нии опричнины). М., 1998, с. 15 и сл.
ее живота ино то село Высшеславское в дом пречистые Покро-

ву святые Богородицы игуменье Ульяне и к всем сестрам. Или
по ней иная игуменья будет в том манастыре у Покрова святей
богородици, в прок им. Писан на Москве, лета зле (т.е. 7035 г.),
сентября 19 дня». На обороте пропись другим, более четким и
красивым почерком: «Князь великий Василей Иванович». И
ниже: «Князь великий Иван Васильевич всея Русии пожаловал
Покрова пречистые дивича манастыря стариц Олену Шастову
да келаря Прасковью с сестрами, или кто в том манастыре игу-
менья будет, и сей у них грамоты рушити не веле ничтож нико-
му. Лета злй (т.е. 7042 г.) месяца марта (маиа?) ΐ. А подписал
дьяк Федор Мишурин»23.
Стоит добавить, что в описи Покровского суздальского
монастыря этот акт упоминается вместе с другими дарствен-
ными и вкладными документами, хранящимся в казне еще в
1650 г.24
3. Литературные источники. Как правило, литературные

источники не вызывают большого доверия у исследователей,
однако в нашем случае мы имеем дело с показаниями не толь-
ко современника, но почти очевидца, специально интересо-
вавшегося делом Соломонии. Речь идет об австрийском дип-
ломате С.Герберштейне и его «Записках о московитских
делах». Посол сначала австрийского императора Максимили-
ана, а затем эрцгерцога Фердинанда, второй раз приехавший в
Москву, достаточно хорошо для иностранца владел русским
языком, был любознателен, обладал широкой эрудицией и
столь широким кругом знакомств в среде московского бояр-
ства, что мог воспользоваться некоторыми русскими летопи-
сями и даже государственными документами (напр., чином
венчания на царство Ивана III). Во время своего второго при-
езда он пробыл в Москве с середины апреля по начало ноября
1526 г.
23
ЦГАДА. Отд. I, рубр. IV, № 22, л. М о б . В Описи документальных ма-
териалов фонда № 135 (Государственное древлехранилище хартий и руко-
писей. Опись документальных материалов фонда № 135. Под ред.
Л.В.Черепнина. М., 1971, с. 91, № 175) почему-то указана иная дата под-
тверждения, а именно — 1536 г. (т.е. /§Ац), что представляется ошибкой про-
чтения, поскольку в подлиннике последняя буква-цифра года достаточно
явственно читается как «К», но не «д».
24
Опись Покровского женского монастыря в г. Суздале, 1651 г. / / ТВУ-
АК, кн. 5. Владимир, 1903. Материалы, с. 121.
Герберштейн не был свидетелем пострига Соломонии и тор-

жеств по поводу второго брака Василия III, однако он сумел по-
лучить чрезвычайно интересные сведения, не оставляющие со-
мнения в насильственном (внезапном) пострижении великой
княгини и в том, что главенствующая роль в проведении ареста
и организации скоропалительного пострига принадлежала, по-
хоже, митрополиту Даниилу и доверенному исполнителю пору-
чений великого князя Ивану Юрьевичу Шигоне Поджогину-
Телегину. К моменту приезда австрийского посла в Москву,
Соломония/Софья, которую он везде называет «Саломея», уже
находилась в Суздале, как он пишет об этом в своих «Запис-
ках...» и как мы знаем из дарственной Василия III. Но главной
сенсацией оказался не постриг, а то, что последовало за ним в
Суздале, и о чем Герберштейн писал уже как свидетель:
«Вдруг возникла молва, что Саломея беременна и скоро раз-
решится. Этот слух подтвердили две почтенные женщины, су-
пруги первых советников, казнохранителя Георгия Малого
(Юрия Дмитриевича Траханиота. — А.Н.) и Якова Мазура
(постельничего Якова Ивановича Мансурова. — А.Н.), и уве-
ряли, что они слышали из уст самой Саломеи признание в том,
будто она беременна и скоро родит. Услышав это, государь
сильно разгневался им удалил от себя обеих женщин, а одну,
супругу Георгия, даже побил за то, что она своевременно не до-
несла ему об этом. Затем, желая узнать дело с достоверностью,
он послал в монастырь, где содержалась Саломея, советника
Федора Рака (дьяк Третьяк Михайлович Раков. — А.Н.) и не-
коего секретаря Потата (дьяк Григорий Никитич Меньшой
Путятин. — А.Н.), поручив им тщательно расследовать правди-
вость этого слуха. Во время нашего тогдашнего пребывания в
Московии некоторые клятвенно утверждали, что Саломея ро-
дила сына по имени Георгий, но никому не желала показать ре-
бенка. Мало того, когда к ней были присланы некие лица для
расследования истины, она, говорят, ответила им, что они не-
достойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое,
то отомстит за обиду матери. Некоторые же упорно отрицали,
что она родила. Итак, молва гласит об этом происшествии дво-
яко»25.
Первое издание «Записок...» Герберштейна, которые он за-
кончил к 1547 г., вышло в 1549 г. и неоднократно переиздавалось
на протяжении всего XVI в. Из этого следует, что он не доволь-
23
Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988, с. 87.
ствовался записями, сделанными на протяжении весны, лета и

осени 1526 г. во время своего пребывания в Москве, но и допол-
нял фактами, которые ему удавалось узнать и в последующее вре-
мя. Однако всё, что касается Соломонии, записано им, безус-
ловно, по свежим следам весной 1526 г.; больше к этому
Герберштейну, как видно, уже нечего было добавить, в том числе
и о ребенке Соломонии/Софьи. Не слышал он, по-видимому, и о
каргопольской ссылке бывшей великой княгини, упоминание
которой мы находим впервые в Постниковском летописце, со-
зданном в конце 50-х или в начале 60-х гг. XVI в., а еще позднее —
у А.М.Курбского в его «Истории о великом князе Московском».
Как известно, сложность оценки сведений, сообщаемых ав-
тором «Истории...», зависит, в первую очередь, от того, что до
сих пор не установлены источники, которыми пользовался
Курбский (сведения, полученные им до отъезда, рассказы дру-
гих перебежчиков, дипломатов и секретных агентов), а также
отсутствием списков XVI в., хотя сам факт написания «Исто-
рии...» в первой половине 70-х гг. этого столетия, похоже, не вы-
зывает сомнений у исследователей.
Из текста «Истории...» можно видеть, что Курбского сама
Соломония не интересовала, и хотя он должен был знать о су-
ществовании ее сына из книги Герберштейна, на которого ссы-
лается26, сам он о нем ни разу не упомянул. Другим источником
его сведений о судьбе опальной княгини могли стать слышан-
ные им в России разговоры, на основании которых он считал ее
безвинной жертвой сластолюбия Василия. Последний, по его
утверждению, сам был бесплоден: «стар будущи, искал чаровни-
ков презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению, не хотя-
щи бо властеля быти брата его по нем, бо имел брата Юрья зело
мужественнаго и добронравнаго»27. Отсюда его ошибка в опреде-
лении продолжительности семейной жизни Василия и Соломо-
нии («живши... двадесять и шесть лет»), и упоминание послед-
ней, что называется, походя: «остриг ея в мнишество, не хотящу
и немыслящу ей о том, и заточил в далечайш монастырь, от
26
«О нем же (князе Семене Курбском. — А.Н.) <...> не токмо Русская
земля ведома, но и Герберштенъ, нарочитым мужь, цесарсюя и великш по-
сол, на Москве быль и уведалъ, и в кронице своей свидетельствуеть, юже
латинскимъ языкомъ, въ Медиоламе <...> будучи, написать» (Сочинения
князя Курбского, τ. I. / / РИБ, τ. XXXI. СПб., 1914, стб. 164). Последнее ука-
зание Курбского о том, что «Записки...» С.Герберштейна были написаны им
«в Милане», не совсем понятно: ни одно из известных их изданий XVI в. в
Милане не выходило, а предисловие указывает на Вену.
27
Сочинения князя Курбского..., стб. 290-291.
Москвы больше двухсот миль, в земли Каргапольскии лежащь,

и затворити казал ребро свое в темницу, зело нужную и уныния
исполненную, сиречь жену, ему Богом данную, святую и непо-
винную»28.
Поскольку сведения эти Курбский, скорее всего, получил
еще до своего отъезда в Польшу, т.е. до 30 апреля 1564 г., то не
исключено, что здесь присутствует отражение тех же фактов, о
которых тогда же писал Постник Губин в своем летописце, и ко-
торые, возможно, свидетельствуют о возникшем почему-то ин-
тересе к судьбе Соломонии спустя два десятка лет после ее кон-
чины. Однако, если Постник Губин помнил о возвращении
Соломонии/Софьи в Суздаль, то Курбский, похоже, об этом
или не знал, или не посчитал нужным на этом остановиться.
Ситуация оказывается тем более любопытной, что интерес к
судьбе Соломонии в Москве отмечен еще десять лет спустя по-
сле того, как писал Постник Губин. На это указывает литератур-
ный источник, по непонятной причине не только не использо-
ванный историками, но, похоже, большинству вообще
неизвестный. Речь идет о рукописи перевода «Московская или
Российская история» некоего немца Гейденсталя, выполненно-
го в 1741 г. Во второй половине XIX в. рукопись находилась в со-
брании И.Е.Забелина, который ссылается на нее дважды в «До-
машнем быте русских цариц».
Так, пересказав известие С.Герберштейна о рождении у Со-
ломонии сына, Забелин продолжает: «Московская История»
рассказывает, что когда при Дворе слух промчеся, якобы быв-
шая царица Соломея в монастыре непраздна и вскоре имеет ро-
дити, — царь Василий послал вскоре бояр и двух знатных дам,
чтобы прямо освидетельствовали Соломею. Соломея же, егда
услышала в Суздаль приезд их, зело убоялася и вышла в цер-
ковь в самый алтарь и, взявся за престол рукою, стояла, ожидая
к себе посланных; и егда к ней придоша бояре и дамы, просили
ее, чтобы она из алтаря к ним вышла. И она к ним выдти не хо-
тела. И егда вопрошена, что имеет ли она быть непраздна, она
им на то отвечала, что я со всякою моею надлежащею должнос-
тию и честию была царица и перед несчастием своим за не-
сколько времени стала быть непраздна от супруга моего царя
Василья Ивановича и уже родила сына Георгия, который ныне
от меня отдан хранитца в тайном месте до возрасту его; а где он
ныне, о том я вам никак сказать не могу, хотя в том себе и
28
смерть приму. Бояре же уразумели ея неправду и дамы, осмотря

ее, что она никогда не была непраздна, возвратились в Москву
и обо всем поведали царю Василью, яко то все неправда и об-
ман, и за то она еще далее сослана в ссылку»29.
Этот рассказ можно было счесть за некую вариацию на сю-
жет Герберштейна, с книгой которого Гейденсталь был знаком,
как можно понять уже по превращении Соломонии — в Соло-
мею, равно как и по сообщению о более далекой ссылке быв-
шей великой княгини, если бы не ряд обстоятельств, заставля-
ющих отнестись к забелинской рукописи более внимательно.
Во-первых, Герберштейн не знает ни о каких перемещениях Со-
ломонии/Софьи из Суздаля после визита к ней «комиссии»; во-
вторых, нам теперь достоверно известно, что по докладу «ко-
миссии» царственная узница не только не была наказана за
обман, но, наоборот, получила истинно «царский» подарок от
своего бывшего супруга — дарственную на с. Вышеславское.
Фраза И.Е.Забелина «немчин Гейденсталус сам слышал из уст
одной боярской дочери, которая была и сама в числе девиц на смо-
тре царском во время избрания Собакиной»30 может служить ter-
minus post quem посещения России этим иностранцем, по-
скольку выборы Марфы Собакиной происходили осенью 1571 г.
Вряд ли этот «немец» мог читать «Историю...» Курбского или
Постниковский летописец, так что для него, скорее всего, ис-
точником дополнительных сведений о Соломонии/Софье и ее
«далекой ссылке из Суздаля» стали разговоры его московских
знакомых, почему-то интересовавшихся этим сюжетом в нача-
ле 70-х гг.
Следующее по времени сообщение о рождении у Соломо-
нии сына, по всей вероятности заимствованное у Герберштей-
на, мы обнаруживаем в книге П.Одерборна, вышедшей в 1585 г.,
но не прибавляющей никаких новых фактов к уже известным31.
Последней литературной «репликой», касающейся не столь-
ко самой Соломонии/Софьи, сколько ее сына, основанной на
местном предании и не перешедшей в область фольклора, сле-
дует считать рассказ о судьбе некого Сидорки Альтина, который
29
Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. М., 1901,
с. 215 и 271.
30
31
Полосин И.И. Немецкий пастор Одерборн и его памфлет об Иване
Грозном. / / Полосин М.И. Социально-политическая история России XVI -
начала XVII в. М., 1963, с. 196.
содержится в воспоминаниях А.ЯАртынова, известного рос-

товского краеведа прошлого века, крестьянина дворцового села
Угодичи под Ростовом32. Его воспоминания были опубликова-
ны АА.Титовым в 1882 г. в ЧОИДР, однако, как и все многочис-
ленные сочинения Артынова, до сих пор не нашли своего ис-
следователя. Вот этот текст.
«О Сидорке Алътине, прямой его потомок родной мой дядя —
Михайло Дмитриев Артынов в истории своей о селе Угодичах, на-
писанной им в 1793 году; говорит следующее: «Сидорко Амелфов
был целовальник Ростовского озера и староста Государевых рыб-
ных ловцов; он часто ездил в Москву с рыбным оброком к большому
Государеву дворцу; в одну из таких поездок он был невольным слы-
шателем царской тайны, за которую он и поплатился своею жиз-
нию. Вина его была следующая: находясь по своей должности в
большом Московском дворце и будучи немного навеселе (выпивши),
заблудился там, зашел в безлюдную часть дворца. Отыскивая вы-
ход, он пришел, наконец, в небольшой покой, смежный с царским
жилищем, и там услышал громкий разговор Грозного царя с Малю-
той Скуратовым о князе Юрии, сыне Соломаниды Сабуровой.
Грозный приказывает Малюте найти князя Юрия и избавить его
от него. Малюта обещал царю исполнить это в точности и после
этого разговора вышел в двери, перед которыми Сидорко едва сто-
ял жив. Малюта увидел его, остановился; потом ушел опять к ца-
рю, после чего заключил Сидорку в темницу и там на дыбе запытал
его до смерти вместе с отцом его Амельфой, пришедшим в Москву
проведать сына.»33
Можно по-разному относиться к этому свидетельству, оспа-

ривать его достоверность34, однако нельзя упускать из внима-
ния время первоначальной записи, на которую ссылается Ар-
тынов, — 1793 г., когда Герберштейн не был еще переведен и
пересказан Н.М.Карамзиным, а равным образом происхожде-
ние предания из среды потомственных дворцовых крестьян,
предки которых служили еще Елене Глинской в 30-х гг. XVI в.
32
Об А.Я.Артынове см.: Астафьев А.В., Астафьева НА. Писатели Яро-
славского края. Ярославль, 1974, с. 158-160; Воронин Н.Н. «Сказание о Руси
и о вечем Олзе» в рукописях А.Я.Артынова. (К истории литературных под-
делок начала XIX в . ) / / А Е за 1974г., М., 1975,с.175-198.
33
Артынов А. Воспоминания крестьянина села Угодич, Ярославской гу-
бернии Ростовского уезда.//ЧОИДР, 1882, кн. 1. М., 1882. Смесь, с.12.
34
Лурье Я.С. Возрождение домыслов о сыне Соломонии Сабуровой и
опричнине.//РЛ, 1986, № 3, с. 117-118.
4. Фольклорные материалы. Записки А.ЯАртынова являются

своего рода логическим «мостиком» от исторических докумен-
тов и материалов к стихии фольклора, одновременно перенося
интерес к Соломонии, очень скоро (со второй половины XVI)
усвоенной обиходом российской провинциальной Церкви в ка-
честве местночтимой святой со своими чудесами, на ее сына,
«князя Георгия Васильевича», использовавшего для своего «во-
площения», как показал в ряде работ А.А.Крупп, вполне исто-
рическую фигуру сына боярского и разбойника Кудеяра Тишен-
кова35. Вместе с группой белевцев Тишенков в 1571 г. перебежал
к крымскому хану, пришедшему под Тулу, ушел вместе с ним в
Крым, откуда переписывался с Иваном IV, однако на Русь так и
не вернулся.
Сам Кудеяр Тишенков никакой загадки для исследователя
не представляет, однако народное предание, отождествившее
его уже в 70-х гг. XVI в., как полагает Крупп36, с сыном Соломо-
нии, «князем Георгием Васильевичем», и «вылепившее» из этой
контаминации благородного «разбойника Кудеяра», невольно
поставило перед исследователями вопрос о реальности сущест-
вования сына Соломонии как возможного соперника Ивана IV
в его правах на московский престол.
Парадокс заключается в том, что сам Тишенков, которому в
момент побега вряд ли было более 30 лет, никогда никаких пре-
тензий на московский престол не заявлял, точно так же как не
проявлял к Тишенкову никакого особенного интереса и Иван IV,
полагая его только разбойником, использованным московски-
ми боярами-изменниками для сношений с подступившим к
Туле крымским ханом. Такой взгляд на Тишенкова подтверж-
дается «росписью» бежавших с ним его людей, быть может, со-
ставлявших разбойничью шайку37. Другими словами, Кудеяр
35
Крупп АЛ. К вопросу об историческом прототипе Кудеяра-разбойни-
ка. / / РФ, XV, JI., 1975, с. 234-239; он же. Предания о Кудеяре (судьба цик-
ла). / / Проблемы преподавания и изучения русского народного поэтичес-
кого творчества. Республиканский сборник, вып. 3. М., 1976, с. 80-87; он
же. Предания о времени Ивана Грозного (2. Предания о Кудеяре). / / РФ,
XVI, Л., 1976, с. 213-220.
36
«Историческим прототипом Кудеяра-разбойника был реальный Ку-
деяр Тишенков, который считался в народе царевичем Юрием, сыном Ва-
силия III от первого брака с Соломонией Сабуровой. Это обстоятельство
обусловило широкое распространение преданий о Кудеяре на первом этапе
их исторического развития, т.е. в 70-80-е годы XVI в.» (Крупп АЛ. К вопро-
су об историческом прототипе..., с. 239).
37
Там же, с. 234-235.
Тишенков в момент побега на государевой службе не состоял,

но с его именем оказались прочно связаны всякие рода разбои и
грабежи, а в последующие века легенды о его «поклажах» (т.е.
кладах), захоронениях, «городках» и пр. распространились на-
столько широко в народе, что им посвящена обширная краевед-
ная литература, а образу самого Кудеяра - научные работы и ро-
маны, первый из которых был написан Н.И.Костомаровым в
1882 г., где Кудеяр предстает в качестве сына Соломонии Сабу-
ровой от Василия III, вынужденного скрываться от преследова-
ний бояр и сына Елены Глинской, т.е. Ивана IV38.
Отсюда, от романа Костомарова, считают историки, и пош-
ло дальнейшее распространение легенды о Кудеяре, как, якобы,
спасшемся сыне Соломонии. Между тем, действительность не
столь проста, как ее пытаются представить.
А.А.Крупп, всесторонне изучивший исторические и фольк-
лорные материалы о Кудеяре-разбойнике и «боярском сыне»
Кудеяре Тишенкове, в своих работах убедительно показал тож-
дественность этих двух фигур как по причине отсутствия других
известных «Кудеяров», так и по тому, что все «росписи поклаж»
Кудеяра, во-первых, традиционно происходят «из Крыма», во-
вторых, имея форму личных писем Кудеяра (или его товари-
щей) к своим друзьям или родственникам, содержат сообщение
об «измене» царю Ивану Васильевичу или о «раздоре» с ним
(«нагрубил»). Однако, наряду с этим историческим Кудеяром, в
легендах о нем и его «поклажах» исследователь выделил устой-
чиво проходящий мотив родства или свойства Кудеяра с «царем
Иваном Васильевичем», объясняющий необходимость для Ку-
деяра бегства или сокрытия своего происхождения39.
Более того, выявление ряда публикаций, предшествующих
роману Н.И.Костомарова о Кудеяре и, в свою очередь, восходя-
щих к еще более ранним источникам, позволило АЛ.Круппу
показать, что легенда о тождестве Кудеяра и Юрия Васильеви-
ча, сына Соломонии Сабуровой, имела хождение в народе, по
крайней мере, уже в начале прошлого века, т.е. задолго не толь-
ко до романа Костомарова, но и до перевода у нас сочинения
С.Герберштейна, содержащего рассказ об обстоятельствах раз-
вода и второго брака Василия III. И хотя пересказ этого сюжета
38
Костомаров Н.И. Кудеяр. Историческая хроника в трех книгах. СПб.,
1882 (первая публикация — в журнале «Вестник Европы», 1875, кн. 4-6).
39
«Кудеяр представлен в фольклоре братом Ивана Грозного» (Крупп А.А.
Предания о времени Ивана Грозного, с. 217 и сл.).
Герберштейна был осуществлен Н.М.Карамзиным намного

раньше выхода в свет романа Н.И.Костомарова, последнее об-
стоятельство не играет никакой роли, поскольку в суздальском
Покровском монастыре действительно жила легенда о сыне Со-
ломонии/Софьи.
В «Историческом и археологическом описании Покровско-
го девичья монастыря» И.Ф.Токмаков специально указывал,
что «с правой стороны гробницы Соломонии находится полуаршин-
ный памятник; как говорят, тут похоронен семилетний сын ее,
родившийся в обители.»40 Официально надгробие это приписы-
валось малолетней «царевне Анастасии Шуйской», не находив-
шей себе соответствия ни в документах, ни в сохранившихся
родословных росписях князей Шуйских. Ее имя упомянуто
только в двух вкладах в Покровский монастырь и более ничем
не отмечено.
5. Материалы археологические. Новый интерес к истории

Соломонии и к безымянному погребению Анастасии/Георгия
возник после 1934 г., когда директор Суздальского музея
А.Д.Варганов поднял находившуюся рядом с гробницей Соло-
монии/Софьи в склепе Покровского собора анонимную бело-
каменную плиту, своим орнаментом повторяющую близ-
лежащую надгробную плиту «старицы Александры», сестры
Василия III, скончавшейся в 1525 г., и обнаружил под ней «не-
большую погребальную колоду, покрытую изнутри толстым слоем
извести. В ней оказались остатки детской рубашки и истлевшее
тряпье без каких-либо следов костяка», т.е. ложное погребение.
В начале 1944 г. в отдел реставрации тканей Государственного
Исторического музея в Москве без указания адреса и обстоя-
тельств находки Варганов передал: «1) небольшой спуток обрыв-
ков шелковой, темнокоринневого цвета ткани, связанных между
собой почерневшей металлической плетеной тесьмой; 2) нагруд-
ные украшения из металлического шнурочка, рядами нашитого на
шелковую ткань с разрезом посредине; 3) обрывок металлической
тесьмы-плетенки с пришитым к нему сбоку меньшим концом та-
40
Токмаков И. Историческое и археологическое..., с. 46. Судя по всему,
известие это И.Ф.Токмаков заимствовал у М.Д.Хмырова, который писал по
поводу Соломонии: «Есть предание, похожее на истину, что Соломония,
уже постриженная в Суздаль, родила сына Юрия, который жил с ней и умер
7 лет от роду. Камень, покрывающий его могилу, показывают возле гробни-
цы Соломонии» (Хмыров М.Д. Алфавитно-справочный перечень государей
русских и замечательных особ их крови. СПб., 1870, с. 75, N° 178).
кой же плетенки, оборванным книзу; 4) наподольное украшение из

металлического шнурка, рядами нашитого на шелковую ткань, с
двумя оборванными концами плетенки внизу; 5) плетеный поясок
из некрученого шелка красноватого цвета и металлических нитей
с обрывками кисточек на концах»41.
В результате долгой и кропотливой работы реставратором
Е.С.Видоновой была восстановлена рубашка мальчика 3-5 лет,
принадлежавшего к высшему классу общества, из шелковой
тафты червчатого цвета с ластовицами, подкладом и подопле-
кой синего цвета, украшенная серебряными нашивками и ос-
татками жемчужного шитья по воротовому разрезу, рукавам и
подолу, вместе с пояском из шемаханского шелка с пряденым
серебром и кисточками на концах, по материалу и технике ши-
тья уверенно датируемые первой половиной XVI в.42
К сожалению, не всё так ясно с открытым Варгановым по-
гребением, традиционно представляемым как «ложное», в дей-
ствительности же, требующем повторного изучения.
Сложность его осмысления заключается в том, что до нас не
дошли никакие документы, фиксирующие процесс раскопок,
которых, скорее всего, не было, а сами «раскопки», по-видимо-
му, проводились по инициативе местного ОГПУ-НКВД в поис-
ках драгоценностей, что было обычно в то время, поскольку из
примечания редакции журнала к статье Е.С.Видоновой (со слов
А.Д.Варганова или Н.Н.Воронина) явствует, что «директор Суз-
дальского музея А.Д.Варганов» только «присутствовал при ликви-
дации усыпальницы». Как бы то ни было, внутри колоды лежали
«остатки <...>рубашки и истлевшего тряпья без каких-либо ос-
татков и следов костяка»43, а вовсе не «кукла», как можно про-
честь в ряде изданий, в том числе и у самого А.Д.Варганова, пи-
савшего, правда, почти полвека спустя44. Еще более любопытны
41
Видонова Е.С. Детская одежда начала XVI в. / / КС ИИМК, вып. 36, JI.,
1951, с. 68.
42
Там же, с. 68-75.
43
44
В очерках по истории и архитектуре Суздаля, вышедших в 1971 г.,
А.Д.Варганов довольно подробно останавливается на истории Соломонии
Сабуровой и публикует план усыпальницы в подклете Покровского собора,
из которого следует, что кенотаф Георгия находился в юго-западном углу,
отгороженный от остального пространства надгробием Соломонии/Со-
фьи. Вот что он пишет по этому поводу: «Гробница таинственного Георгия
сохранялась в обширной усыпальнице под Покровским монастырем (так!
- А.Н.) до 1934 года под видом гробницы Анастасии Шуйской, дочери ца-
сведения, содержащиеся в описании остатков рубашечки, где,

перечисляя полученные от Варганова фрагменты, Видонова пи-
шет: «Со всего этого материала сыпалась сухая земля, смешанная
с мельчайшими блестками серебра. Обрывки тканей, металличес-
кие нашивки (на груди у ворота. — А.Н.) и поясок были покрыты
темнокоричневыми пятнами, покоробились и были жестки на-
ощупь. Ткань сморщилась и слежалась. Металлические шнуры по-
темнели...»*5
В этом описании интересны два обстоятельства — «земля» и
«пятна» - которые в свое время не привлекли должного внима-
ния ни А.Д.Варганова, ни реставраторов, тем более, что остатки
ткани были переданы в отдел реставрации ГИМа только спустя
десять лет после вскрытия захоронения. Создается впечатле-
ние, что сохранившаяся погребальная колода до вскрытия уже
была заполнена землей, которая могла попасть туда лишь в том
случае, если ее вскрывали в прошлом и в ней рылись. О том же
говорит скомканность, перепутанность остатков рубашки и ка-
кого-то «тряпья». Приходится только сожалеть, что после фик-
сации наличия на грудных нашивках «темнокоричневых пя-
тен», которые могли быть пятнами крови, не были проведены
соответствующие анализы. Сейчас восстановленная рубашка с
пояском из погребения выставлена в экспозиции Суздальского
музея-заповедника.
ря Василия Ивановича, сосланной вместе с матерью в 1610 году в Покров-

ский монастырь. Археологические раскопки, проведенные в Покровской
усыпальнице в 1934 году, позволили установить следующее: в гробике-ко-
лоде (так! — А.Н.), открывшимся в раскопе, было обнаружено подобие кук-
лы, сделанной из шелковых древних тканей, завернутых в материю и опоя-
санных пояском с кисточками. Костей погребенного не обнаружено.
После реставрации тканей реставратором Видоновой по типичным для
княжеской одежды золотым прошвам (так! — А.Н.) была восстановлена
мальчиковая рубашка. Как орнамент надгробной плиты, так и обнаружен-
ные в гробике ткани, отнесены реставратором к началу XVI века. Получен-
ные материалы полностью отвергли уверения духовенства в том, что гроб-
ница принадлежит Анастасии Шуйской <...> и дает повод думать о
сохранении княжича, воспитывавшегося, вероятно, в каких-то боярских
семьях» (Варганов А.Д. Суздаль. Очерки по истории и архитектуре. Яро-
славль, 1971, с. 151-152). Подлинное же место погребения Анастасии Шуй-
ской Варганов, не приводя никаких пояснений, указывает на плане поме-
щения с северной стороны южного столпа, т.е. в центре усыпальницы (там
же, с. 149).
45
Другим предметом, прямо связываемым легендой с Соломо-

нией/Софьей, является икона Богоматери Владимирской
XVI в. на липовой (?) доске размером 34,5x30,0 см с написанны-
ми на полях предстоящими св. Василием Великим и св. Соло-
монией, летом 1954 г. обнаруженная в фондах Владимирского
областного краеведческого музея НА.Деминой и И.А.Ивано-
вой, научными сотрудниками Музея древнерусского искусства
им. А.Рублева в Москве, где она теперь и хранится в ожидании
своего исследования и расчистки от записей XVII-XVIII вв.
Столь исключительное сочетание имен предстоящих свя-
тых, сразу наводящее на мысль о связи данной иконы с персо-
нажами нашей истории, представленными на полях тезоимен-
ными святыми, соответствие времени написания иконы
интересующим нас событиям, подтверждается плохо читаемой
карандашной записью начала XX в. на обратной стороне доски,
несущей также более светлое пятно от давно утраченной на-
клейки:
«1508 г. из рода бояр вел. кн. Соломонии //перешла в род
Денисовых / / из рода Денисова в род Кошутиных / / Денисов
Степан (?) дочь выдал за Кошутина (Ивана?) //Этой иконой...
/ / Степан Кошутин (24) и Анна Денисова (20 л.) 1826 / / Иван
Кошутин (22) и Екатерина Терентьева (20), 1848 / / Кошу-
тин (29) и Мария Рыбина (22), 18[78] / / Дмитрий Кошутин,
Елизавета Рубцова (?) ...»46.
Строго говоря, об истории этой иконы в XVI в. ничего не из-
вестно кроме того, что она могла быть связана с судьбой Соло-
монии/Софьи и ее сына, если последовала за ним из Покров-
ского монастыря в мир. Но это не более, чем догадка. Находка
ее во Владимире, неподалеку от Суздаля, позволяет думать, что
упоминаемый в надписи «род Денисовых» тождественен изве-
стным с XVII в. купцам Денисовым, «владимирцам гостиной
сотни», ведущим свой род от новгородских купцов, выселенных
в 1489 г. во Владимир Иваном III вместе с 17 другими семьями47.
Связи их с Сабуровыми неизвестны, так же как непонятна ука-
46
МиАР, инв. № 1 оф, КП-662, об.
47
«Известны выселенные из Новгорода следующие фамилии: Денисо-
вы, Столетовы, Сомовы, Боровецкие, Кошутины. Говорят, было выселено
17 семейств, которым дано было во Владимире место для жительства на
улице Варварке за р. Лыбедью. <...> Особенным почетом пользовались во
Владимире Денисовы и Сомовы. Они в XVIII веке вели юхотную торговлю
в Петербурге и имели во Владимире кожевенные заводы» (Косаткин В.В.
Часть гор. Владимира от кремля до Золотых ворот. / / ТВУАК, вып. 7, Влади-
мир, 1905, с. 9-10).
занная на обороте иконы дата — 1508 г., в жизни Соломонии от-

меченная разве только переездом «на новый двор» в Кремле.
Здесь скорее было бы ожидать указания на 1505 (7013) год, ког-
да она стала великой княгиней, или на 1518 (7026), когда она с
Василием III посетила Покровский монастырь в Суздале. Воз-
можно, эта последняя дата и была указана на отпавшем листке
уже в переводе на современное летосчисление, но прочитана
как «1508»? Точно так же остается неизвестным, как и при каких
обстоятельствах эта икона попала к Денисовым «из рода бояр
великой княгини Соломонии», однако совершенно пренебречь
ею при разработке истории Соломонии/Софьи историк не в
праве.
***
Выше я перечислил все факты, которыми располагает на се-

годняшний день исследователь, приступающий к рассмотре-
нию вопроса о существовании сына Соломонии. Попробуем в
них теперь разобраться, имея в виду, что другие свидетельства,
которые могут быть привлечены для подкрепления этой гипо-
тезы, имеют не абсолютное, а только вспомогательное значе-
ние, поскольку могут быть истолкованы иначе или не иметь к
данному вопросу прямого отношения.
Наличие слухов, записанных С.Герберштейном, какого-то се-
кретного доклада комиссии, за которым последовал подарок Со-
ломонии/Софье, устойчивая легенда о Георгии, нашедшая отра-
жение как в фольклоре (Кудеяр/Георгий), так и в монастырском
предании (Анастасия/Георгий), пустое погребение, обнаружен-
ное АД.Варгановым, подкрепляют слух о рождении у Соломо-
нии сына и делают его в высшей степени вероятным. Но как это
могло произойти? Отсутствие детей у Василия III и Соломонии
на протяжении двадцати лет (свадьба их состоялась «7014 (1505)
года, сентября 4, в четверток») заставляет подозревать в беспло-
дии Соломонию, но не снимает подозрений и с Василия III.
Безусловно против Соломонии говорят показания ее брата
И.Ю.Сабурова и других свидетелей, которых мы проверить не
можем, тогда как против Василия говорит затянувшееся на три
с половиной года (с 21.1.1526 по декабрь 1529 г.) бесплодие его
второй партнерши, Елены Глинской. Более того, в своей «Исто-
рии...» Курбский прямо пишет о неспособности великого князя
«ко плодотворению» уже во втором браке и о поиске средств к
этому с помощью знахарей, чародеев и пр., т.е. о повторении ис-
тории с Соломонией. В отношении Елены Глинской можно с
очень высокой долей вероятности утверждать, что она, имея пе-

ред глазами судьбу своей предшественницы, прибегла к помо-
щи другого мужчины, и что этим мужчиной был с самого начала
ее любовник и фаворит, князь И.Ф.Овчина Телепнев-Оболен-
ский, занявший место рядом с ней сразу же после смерти Васи-
лия III и расправившийся с регентским советом.
Обо всём этом известно со слов того же С.Герберштейна, ко-
торый писал о дяде Елены, князе МЛ.Глинском, назначенным
в числе опекунов малолетнего Ивана IV: «Но впоследствии, ви-
дя, что сразу по смерти государя вдова его стала позорить царское
ложе с неким [князем] по прозвищу Овчина, заключила в оковы
братьев мужа, сурово обращается с ними и вообще правит слиш-
ком жестоко, Михаил исключительно по прямодушию своему и
долгу чести неоднократно наставлял ее жить честно и целомуд-
ренно; она же отнеслась к его наставлениям с таким негодованиям
и нетерпимостью, что вскоре стала подумывать, как бы погубить
его. Предлог был найден: как говорят, Михаил через некоторое
время был обвинен в измене, снова ввергнут в темницу и погиб
жалкой смертью; по слухам, и вдова немного спустя была умерщв-
лена ядом, а обольститель ее Овчина был рассечен на куски»48.
Другими словами, опять же с высокой степенью вероятности,
можно считать, что дети Елены Глинской — дети И.Ф.Овчины
Телепнева-Оболенского. Окончательно убедиться в этом воз-
можно, только проведя биохимические и генетические иссле-
дования останков всех задействованных в этих событиях лиц —
Василия III, Елены, князя Овчины, Ивана IV и его брата Юрия.
Но вот что бросается в глаза уже сейчас.
Мы не знаем случаев резкого отклонения в психике у потом-
ков Ивана III и Софьи Палеолог (бесплодие Василия III не име-
ет к этому отношения, к тому же «опровергается» плодовитос-
тью старицкой линии: сын Андрея Ивановича, Владимир
Андреевич старицкий, был плодовит в обоих браках). В роду
Глинских, похоже, тоже нет никаких психических отклонений,
но вот прозвища в роду Оболенских — «Немой», «Лопата», «Глу-
пый», «Медведица», «Телепень», «Сухорукий» — заставляют по-
дозревать устойчивые генетические нарушения. Что же касает-
ся собственно детей и потомков Елены, то здесь мы
сталкиваемся с повторяющейся закономерностью. Иван IV в
своих действиях и взаимоотношениях с окружающими являет
безусловно нарушенную психику («един таковый прелютый и
48
Герберштейн С. Записки о Московии...., с.88.
кровопиица и погубитель отечества, иже не токмо в Русской

земле такого чюда и дива не слыхано, но воистинну нигде же,
мню, зане и Нерона презлаго превзыде лютостию и различ-
ными неисповедимыми сквернами... жруще и растерзающе
рабов Божиих»49); его брат Юрий — дебилен («а другой был
без ума и без памяти и бессловесен, тако же аки див якои ро-
дился»50).
Показательно, что сходную картину являют дети Ивана IV
от первого брака: Иван, повторяющий характер отца, и Фе-
дор, немногим лучше своего дяди Юрия51. В целом же, ком-
плекс этих фактов представляется достаточно убедительным,
чтобы признать отцовство Ивана IV за И.Ф.Овчиной, несмот-
ря на попытки Р.Г.Скрынникова в своей, недостойной под-
линного историка по количеству неизвинительных домыслов
книге, представить это «пустой клеветой на великокняжескую
семью»52.
49
Сочинения князя Курбского..., стб.291.
50
Там же.
51
«Теперешний царь (по имени Федор Иванович), относительно своей
наружности, росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и
склонен к водяной; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой
расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так
что почти смеется. Что касается других свойств его, то он прост и слабо-
умен» (ФлетчерД. О государстве Русском. СПб., 1905, с. 122).
52
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975, с. 11. Из этого сочинения
любознательный читатель может узнать, что «бояре-опекуны короновали
трехлетнего Ивана через несколько дней после кончины великого князя»
(с. 10 и 19), что Овчина свою «карьеру сделал на поле брани, а не в велико-
княжеской спальне» (с. 11), что «об авантюрных похождениях [Михаила]
Глинского знала вся Европа» (с. 12), что Иван IV в детстве был «заброшен-
ным сиротой» (с. 17), что Курбский был «другом царя» (с. 19), Иван Дорого-
бужский и Федор Овчина оказываются родными братьями (с. 25), что «не-
урожаи случались часто, но они не захватывали всю страну разом и не
имели катастрофических последствий» (с. 26), что ранее была «однородная
масса боярства» (с. 31), что митрополит Макарий был «посредственный пи-
сатель» (с. 32), а Сильвестр выделялся «в толпе стяжателей, сребролюбивых
и пьяных князей церкви», но «никогда не умел устроить своих дел» (с. 41),
что Иван IV «много раз, не щадя здоровья, ополчался на врагов» (с. 46), что
«Грозный после 34 лет занялся литературным трудом и стал едва ли не са-
мым плодовитым писателем своего времени» (с. 62), что «при случае Васи-
лий III посылал жене Елене собственноручные записочки» (там же), и так
на протяжении 241 страницы текста. Не менее подобострастная биография
Ивана IV написана В.П.Кобриным (Кобрин В. Иван Грозный. М., 1989).
20*
О том, насколько широко такие толки и слухи о незаконно-

рожденности Ивана IV обращались среди москвичей, если не
по всей Московии, говорит выделенный мною еще в 1971 г.
странный, на первый взгляд, текст среди сочинений И.С.Пере-
светова, где, излагая задним числом «пророчества латинских фи-
лософов и докторов», он писал буквально следующее: «В Литве
пишут философи и дохтуры латынския <...> про государя, благо-
вернаго царя и великого князя Ивана Василиевича всея Русии мос-
ковская), что он, государь, зачался от великаго божия милосердия
и от сердечных молитв к богу отца своего и матери и породился от
великия мудрости по небесному знамению на исполнение правды в
его царстве. <...> «И по мале времени, пишут философи и дохту-
ры, приидеть на него, государя, охула от всего царства, от мала и
от велика, и будут его, государя, хулити. не ведаючи его царскаго
прирожения (выделено мною. — А.Н.), и впадут в великий грех»53.
Комментируя тексты, изданные АЛ.Зиминым, Я.СЛурье
предположил, что здесь Пересветов намекает на какие-то «аст-
рологические предсказания, якобы сделанные латинскими филосо-
фами и докторами Ивану IV»5A. Догадка эта ничем не обоснована
и явно неудачна, поскольку приведенный пассаж направлен, в
первую очередь, на утверждение «законности» происхождения
Ивана по причине его «великия мудрости». Я.СЛурье полагает
выделенную мною фразу не толками о происхождении царя, а
отголосками «картины общего недовольства царем», имея в виду
какие-то конкретные мероприятия московского правительст-
ва55. Не представляю, как это можно согласовать с текстом, не
противореча логике. Более того, уверен, что здесь перед нами
первое достоверное свидетельство широкого распространения
толков в боярстве и народе о происхождении Ивана IV, подняв-
шихся в конце 40-х гг. XVI в. в связи с вопросом венчания его на
царство, с чем вынужден был согласиться и АЛ.Зимин, писав-
ший в «конвойной» статье, сопровождавшей мой очерк 1971 г. о
Соломонии и сыне Елены Глинской: «Да, так действительно
можно понять текст «предсказанийнаписанных Пересвето-
вым»56, о чем умолчал Я.СЛурье 57 .
53
Пересветов И. С. Первое предсказание философов и докторов. / / Со-
чинения И.Пересветова. Подготовил текст А.АЗимин. Под ред. Д.СЛиха-
чева. М.-Л., 1956, с. 161-162.
54
Лурье Я.С. Комментарии к тексту Музейного списка Полной редак-
ции. //Сочинения И.Пересветова..., с. 295.
56
Зимин А. Существовал ли «невидимка» XVI в.? / / Знание-сила, 1971,
№ 8, с. 47. Стоит отметить, что до того момента сам Зимин не обратил ни-
Весьма вероятно, что дальнейшие поиски в этом направле-

нии обнаружат, как и в случае с текстами И.С.Пересветова, но-
вые факты, оставшиеся незамеченными предшествующими ис-
следователями. Невключение Елены в регентский совет при
малолетнем Иване IV умирающим Василием III, дворцовый пе-
реворот, совершенный очень быстро Еленой с князем Овчиной,
в результате которого члены его были отстранены и даже унич-
тожены (МЛ.Глинский), уничтожение братьев Василия III,
смерть Елены (по С.Герберштейну — от яда) и последующая не-
медленная расправа бояр с князем Овчиной, дьяком Мишури-
ным, а некоторое время спустя и с митрополитом Даниилом,
позволяет считать «пустую клевету на великокняжескую семью»
абсолютно справедливой. По юридической терминологии того
времени, Иван IV оказывается «выблядком», продуктом связи
между Еленой и князем Овчиной, не имеющим в себе ни капли
великокняжеской крови, и его сохранение в качестве наследни-
ка престола может объясняться только компромиссом между
боярскими группировками, отложившими решение его судьбы
на более позднее время за отсутствием претендентов и из неже-
лания смуты в Московском государстве.
Анализ ситуации с Еленой Глинской и ее детьми естествен-
но возвращает нас к вопросу о Соломонии и ее сыне, которая
точно так же должна была для его зачатия «сменить партнера».
В том, что она это сделала и подмена была во всех отношениях
удачна, убеждает реакция великого князя на слухи (побил и
прогнал бывших камер-фрейлин Соломонии, не донесших во-
время о беременности) и на доклад секретной комиссии. Узнать
о беременности великой княгини «из ее собственных уст» быв-
шие камер-фрейлины могли только сразу за пострижением,
когда Соломония/Софья находилась в московском Рождест-
венском монастыре, и куда, судя по всему, Василий III направил
комиссию из перечисленных С.Герберштейном лиц —
Г.Н.Меньшого-Путятина и Третьяка Михайловича Ракова, хо-
тя, как я писал, австрийский посол мог спутать его с Ф.М.Ми-
шуриным58, «любимым дьяком» великого князя, одним из дове-
какого внимания на вполне определенный подтекст этих «предсказаний»

ни во время подготовки сочинений Пересветова к изданию, ни при работе
над специально посвященной ему монографией (Зимин А.А. И.С.Пересве-
тов и его современники. М., 1958, с. 265, 278 и др.), так что указание на них
явилось для историка полной неожиданностью (Никитин А. Точка зре-
ния..., с. 333-334).
57
Лурье Я.С. Возрождение домыслов..., с. 116-117.
58
Никитин А. Точка зрения..., с. 312.
59
реннейших его людей, как и двое других . Иными словами, Гер-
берштейн назвал именно тех людей, которым только и мог до-
верить Василий III выяснение столь щекотливого дела.
Нам неизвестен доклад комиссии из доверенных дьяков, од-
нако он был безусловно благоприятен для бывшей великой кня-
гини, которая была отправлена в патронируемый ею По-
кровский монастырь в Суздале, подальше от Глинских и
митрополита Даниила, после чего 7 мая 1526 г. монастырь полу-
чил в подарок село Павловское Суздальского уезда60, а 19 сентя-
бря того же года уже сама Соломония/Софья — село Вышеслав-
ское, которое можно рассматривать в качестве традиционного
подарка великого князя своей супруге после рождения наслед-
ника. Подтверждением именно такого истолкования дара мо-
жет служить построенная Василием III спустя год, в апреле
1527 г., наряду с двумя другими каменными церквами (в Кремле
и на Арбате), у Фроловских (Покровских) ворот обетная цер-
ковь во имя св. мученика Георгия61, сразу заставляющая вспом-
нить такую же обетную (и поставленную тоже через год после
рождения первенца у Елены Глинской) деревянную церковь на
Старом Ваганькове62. По отношению к Соломонии/Софье так
могло быть только в том случае, если ребенок действительно су-
ществовал, родился в нужные сроки и был признан Василием за
своего сына.
Попробуем это проверить расчетами.
Согласно сведениям Постниковского летописца, 10 сентяб-
ря 1525 г. Василий III один уехал в осенний объезд и вернулся в
Москву 10 ноября63, после чего принял окончательное решение
о пострижении Соломонии, предварив ее арест и ссылку фор-
мальным «розыском о неплодии», состоявшем в снятии показа-
ний с брата великой княгини (23.11.1525 г.), ее приближенных и
слуг, а также знахарок, обретавшихся в столице. Поскольку
«опала» (указ об аресте и ссылке) Соломонии была объявлена
уже 28.11.1525 г., резонно предположить, что со времени возвра-
щения в Москву Василий III не виделся с княгиней и не имел с
59
О них см.: Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975.
60
«Се яз князь великий Василей Иванович всеа Руси и пожаловал есми
Пречистые Покрова святые Богородицы игуменью Ульянею и всех сестр:
что есми их пожаловал, дал есми им в дом Пречистые Покрова в Суждале,
свое село Павловское с деревнями и с починки, что было княж Михайлово
Бибичева...» (АИ, т. I. СПб., 1841, № 131, с. 192-193).
61
ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 272.
62
63
ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
ней ни супружеских, ни каких-либо иных сношений. В таком

случае, чтобы убедить великого князя в том, что именно он яв-
ляется отцом ребенка, Соломония должна была зачать его не
позднее второй половины августа — начала сентября, а родить -
в первой половине или середине апреля.
С последним хорошо согласуются известные нам факты:
«беспричинный» подарок Покровскому суздальскому монасты-
рю села Павловского 7.5.1526 г. и наречение сына Соломо-
нии/Софьи «Георгием», поскольку в апреле отмечается память
трех Георгиев (по старому стилю): 4 апреля (преподобного),
7 апреля (святого) и 23 апреля (великомученика, покровителя
Москвы). Судя по всему, сыну Соломонии тезоименен был
именно последний, великомученик Георгий, в честь которого
была сооружена церковь, просуществовавшая у Фроловских
(Спасских) ворот до 1808 г. Если следовать сообщению Григо-
рия Котошихина, что при рождении младенца в царской семье
«дается <...> имя от того времени как родится, сочтя вперед в
восьмой день, которого святого день, и ему тож имя и будет»64, мы
получаем гипотетическую дату рождения «Георгия Васильеви-
ча» — 15 апреля 1526 г., хотя предопределенность наречения его
«княжеским» именем допускает здесь любые отклонения от
правила.
Здесь уместно вспомнить обнаруженную Г.Л.Григорьевым
запись во Вкладной книге ростовского Борисоглебского монас-
тыря, что «по князе Юрье Васильевиче память априля в 22 день
панахида пети и обедни служити собором, докуды и монастырь
стоит»65. Как справедливо заметил в своей работе автор, хотя
поминаемый указан в числе членов великокняжеского дома,
подобная календарная дата никоим образом не может быть свя-
зана с памятью о Юрии Васильевиче, брате Ивана IV, поэтому
можно думать, что перед нами первое достоверное упоминание
о дне смерти сына Соломонии66. Мне представляется, что здесь
указан канун его именин, — единственная дата, которая с наи-
большей вероятностью может быть отнесена именно к сыну Со-
ломонии и могла быть известна современникам.
Таким образом, попытка определить время рождения сына
Соломонии подтверждается результатами независимых расчетов:
64
Котошихин Г О России в царствование Алексея Михайловича. СПб.,
1906, с. 15.
65
Вкладные и кормовые книги Ростовского Борисоглебского монасты-
ря вХУ, XVI, XVII и XVIII столетиях. Ярославль, 1881, с. 3.
66
Григорьев Г.Л. Кого боялся..., с. 61-62.
хорошо согласуется с майским подарком Василия III Покровско-

му монастырю и осенним подарком самой Соломонии/Софье,
когда великий князь смог заподозрить бесплодность своего вто-
рого брака. С большей осторожностью приходится говорить о
времени перевода Соломонии из Москвы в Суздаль, поскольку
это могло быть сделано и до свадьбы Василия с Еленой, и после
нее, хотя вероятнее всего первый вариант, в какой-то мере под-
тверждаемый летописным отрывком, содержащим рассказ «О
пострижении великиа княгини Соломаниды»67.
Разобравшись, насколько это возможно, с датой рождения
«Георгия Васильевича», мы получаем объяснение ряду непонят-
ных фактов, косвенно подтверждающих его появление на свет.
К их числу относится, например, загадочное отсутствие упоми-
нания имени И.Ю.Шигоны-Поджогина в летописях на протя-
жении 1526-1530 гг. Ближайший доверенный исполнитель воли
Василия III, проводивший, как можно понять из слов С.Гербер-
штейна, арест и постриг Соломонии, последний раз упомянут в
свадебном разряде Василия и Елены, а затем надолго исчезает
из документов, чтобы вновь появиться, будучи выпущенным из
«нятства» в сентябре 1530 г. по случаю рождения Ивана IV68. По-
пытки историков объяснить опалу Шигоны-Поджогина «жес-
токим обращением с Соломонией» (см. свидетельство Герберш-
тейна) не выдерживают критики уже потому, что это «жестокое
обращение» не помешало его участию в свадебных торжествах,
начавшихся 21 января, в воскресенье, в пятом часу дня, а закон-
чившихся 28 января 1526 г.
Опала на Шигону-Поджогина, который вел «розыск о не-
плодии» и руководил арестом и постригом Соломонии, в том же
1526 г. после свадьбы с Еленой Глинской, как и его освобожде-
ние после рождения первенца у Елены, позволяют предполо-
жить, что причиной ее стало рождение сына у бывшей великой
княгини в установленные сроки и, следовательно, скрытый от
великого князя факт беременности Соломонии с целью, вкупе с
митрополитом Даниилом, провести на трон свою ставленницу,
оказавшуюся бесплодной. Беременностью Соломонии можно
объяснить скоропалительность «расследования» и быстроту, с
которой Шигона удалил ее из кремлевских теремов в Спасо-
Рождественский на Рву девичий монастырь.
Похоже, в результате тех же причин и на тот же срок из лето-
писей исчезает имя митрополита Даниила, причем все торжест-
67
Тихомиров М.Н. Новый памятник..., с. 164-166.
68
ПСРЛ, т. 28. Летописный свод 1497 г. Дополнения. М.-Л., 1963, с. 161.
ва, связанные с рождением и крещением Ивана IV, проходят без

него; не присутствует Даниил и при построении в августе 1531 г.
на Старом Ваганькове «обыденной» обетной церкви Усекнове-
ния главы Иоанна Крестителя, тезоименного великокняжеско-
му первенцу69. Столь же симптоматично и другое. Начав в
1525 г. жестокие преследования «нестяжателей» в угоду митро-
политу Даниилу и «осифлянам» (процессы Берсеня Беклеми-
шева, Федора Жареного, Максима Грека и др.), после второй
свадьбы великий князь прекращает эти гонения и, что особенно
интересно, за пять дней до царского подарка Соломонии/Со-
фье, 14 сентября 1526 г. по челобитью главы «нестяжателей»
Вассиана Патрикеева Василий III направляет ростовскому ар-
хиепископу Кириллу грамоту, запрещающую тому вступаться в
дела «заволжских старцев», иноков Ниловой (Сорской) пусты-
ни, основного «гнезда» противников митрополита70. Только по-
сле рождения Ивана IV Василий III выдал князя-инока «пре-
злым иосифлянам», которые в 1531 г. сразу же организовали
новый политический процесс, выставив на него и старых узни-
ков с Максимом Греком71.
Всё это дает основания согласиться с предположением
Г.Л.Григорьева, что, похоже, не получая доказательств беремен-
ности второй жены, Василий III не только готовился признать
сына Соломонии/Софьи своим сыном, но и склонялся к тому,
чтобы в случае необходимости объявить его своим наследником72.
Естественно, после долгожданного рождения Ивана IV си-
туация коренным образом изменилась как для «нестяжателей»,
так и для обитателей Покровского монастыря в Суздале. «Геор-
гий Васильевич» стал теперь не только никому не нужен, но и
крайне опасен. Он должен был либо исчезнуть, либо умереть.
Что произошло на самом деле, мы вряд ли узнаем с достоверно-
стью, потому что с момента выхода Георгия за стены Покров-
ского монастыря нам известно только его «фольклорное
бытие», столь многообразно преломившееся в народном вооб-
ражении. Со временем возникновения возможной версии о
смерти Георгия — во второй половине 1531 г. — хорошо согласу-
ются размеры рубашечки, восстановленной Е.С.Видоновой
(3-5 лет), и монастырское предание, правда, несколько отодви-
69
ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 278; ПСРЛ, т. 13.
Патриаршая или Никоновская летопись. СПб., 1904, с. 59.
™ Казакова Н.А. Очерки по истории..., с.119; ААЭ, т. I. СПб., 1836, №173.
71
Казакова Н.А. Очерки по истории...; Судные списки Максима Грека и
Исака Собаки. М., 1971.
72
гающее это событие (7 лет по М.Д.Хмырову). Похоже, именно

тогда в склепе Покровского собора возникло погребение, отме-
ченное небольшим белокаменным надгробием без надписи,
под которое, судя по всему, АД.Варганов заглянул не первым.
А кто был первым и когда?
Выше я изложил признаки того, что погребение вскрывали.
Вряд ли теперь можно узнать, был ли в колоде труп мальчика,
изъятый следователями, или же это было классическим ложным
погребением (кенотафом). Но время вероятной эксгумации
можно попытаться определить, заодно уточнив хронологию со-
бытий в жизни иноки Софьи. Напомню, что спорным вопросом
в ее биографии остается ссылка в Каргополь, о которой сообща-
ют Постниковский летописец, А.М.Курбский и, по-видимому,
автор «Московской Истории», цитируемой И.Е.Забелиным.
Решить вопрос о времени ссылки Соломонии/Софьи в Кар-
гополь помогает всё тот же Постниковский летописец, сообщаю-
щий, что она «была в Каргеполе пять лет, и оттоле переведена бысть
в Девичь манастырь в Суздаль к Покрову пречистые»73. Отмечен-
ный здесь отрезок времени — «пять лет» — точно соответствует
протяженности правления Елены Глинской и князя Овчины, по-
казывая, что бывшая великая княгиня была сослана в Каргополь
тотчас же после смерти Василия III и также сразу возвращена в
Суздаль после расправы с Еленой и ее любовником. Резонно
предположить, что одновременно с высылкой «иноки Софьи»
произошло и вскрытие захоронения. В таком случае «семь лет»,
которые монастырское предание отводит сыну Соломонии на
жизнь в стенах Покровского монастыря в Суздале74, оказывают-
ся точно отсчитаны от его рождения (весна 7034 г.) до вторичного
ареста его матери и вскрытия погребения (весна 7041 г.).
Такая последовательность событий — ссылка Соломо-
нии/Софьи в Каргополь вскоре после смерти Василия III, хоро-
шо согласуется с подтвердительной записью на обороте дарст-
венной Василия III на село Вышеславское 10 марта (мая?)
1534 г. Иными словами, Василий III умер 3 декабря 1533 г., а еще
до 10 марта (мая?) 1534 г. Соломония/Софья из Покровского
монастыря была отправлена в Каргополь, и когда потребова-
лось подтверждение ее именного дара, он был переписан уже на
обитель. Тот же расчет времени показывает, что в Суздаль она
вернулась в 1539 г. и там прожила недолгий остаток своей жиз-
ни, упокоившись, наконец, рядом с подлинной (или ложной)
могилой своего сына.
73
ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
74
Токмаков И. Историческое и археологическое..., с. 46.
Остается выяснить, когда умерла Соломония/Софья. По-

святивший этому вопросу специальную статью К.Н.Тихонравов
попытался опровергнуть общепринятую дату ее смерти — 18 де-
кабря 1542 г. - обращением к двум источникам: надписи на до-
ске гробницы в склепе Покровского собора и Столовой книге
1685 г. этого же монастыря. Последняя прямо указывает: «Дека-
бря в 16 день праздновали великой княгине Соломаниде, в ино-
цех преподобной Софьи»75, что является, скорее всего, наиболее
точной датой ее смерти. Однако приводимая Тихонравовым
надпись на доске гробницы вызывает ряд недоуменных вопро-
сов: «В 1526 году благоверный великий князь Василий Ивано-
вич всея Русии, супругу свою благоверную великую княгиню
Соломонию Юрьевну, живши с нею в супружестве двадесят лет
и два месяца, бесчадства ради и немощи, по совету ея, постри-
же ю в монашество в оном монастыре и нарече имя ей София,
которая поживши в том монастыре в иноческом чину благодат-
но и богоугодно семнадцать лет и полтора месяца, престави-
лась в 1543 (так! — А.Н.) году декабря в 16 день и погребена
бысть в том Покровском монастыре под церковию Покрова Бо-
городицы...»76
Содержащиеся в этой надписи цифры убеждают, что мы
имеем дело не с первоначальным, а поновленным поздним тек-
стом, где время жизни указано на год и месяц больше, время
пребывания великой княгиней — на месяц меньше реального
(свадьба 4.9.1505 г., опала 28.11.1525 г.), а время пребывания в
Покровском монастыре исчисляется с момента пострига
(29 или 30.11.1525 г.) без перерыва и тоже увеличено на один ме-
сяц. Причиной этого является ошибка в дате прибытия Соло-
монии в Суздаль после пострижения, которую мы находим по-
вторенной и у И.Ф.Токмакова - 20 ноября 1526 г.77, что никоим
образом не соответствует действительности. Скорее всего, это
ее второе прибытие в Покровский монастырь, день возвраще-
ния Соломонии/Софьи из каргопольской ссылки, который
позволяет восстановить полную дату — 20 ноября 1539 г. Вместе
с тем, окончательная дата смерти Соломонии/Софьи в Покров-
ском монастыре с наибольшим вероятием может быть опреде-
лена как 16.12.1542 г.
75
Книга столовая суздальского Покровского девичьего монастыря 1685
г. / / Ежегодник Владимирского губернского статистического Комитета, т. I,
вып. 2, Владимир, 1876, стб. 113.
76
77
Токмаков И. Историческое и археологическое..., с. 12.
Подводя итоги рассмотрения имеющегося в распоряжении

историка материала, мне представляется, что гипотезу о суще-
ствовании сына у Соломонии/Софьи сейчас уже можно при-
нять в качестве исторического факта, достаточно серьезного,
чтобы оказывать влияние на поступки своих современников,
осуществлявших управление страной, но — только до 25 августа
1530 г., т.е. до момента рождения будущего Ивана IV. Всё после-
дующее может быть отнесено к области догадок и предположе-
ний, которые определяют поступательное движение науки, соб-
ственно научный поиск, пока не будут доказаны или
окончательно опровергнуты.
Первыми профессиональными историками, заинтересовав-
шимися возможной судьбой сына Соломонии/Софьи и его воз-
можной роли в событиях середины и второй половины XVI в.
после (?) публикации записок А.ЯАртынова, стали И.Е.Забе-
лин, который прямо указывал, что слух о рождении Георгия
«есть крамольная попытка внести смуту в государеву семью и в
государство, первая попытка поставить самозванца»7*, и граф
С.Д.Шереметев, которого цитировал В.С.Иконников:
«У вел[икого] кн[язя] Василия Ивановича сын Георгий от Со-
ломонии Сабуровой, с которой он незаконно развелся. Какая судь-
ба этого сына?В Сузд[альском]мон[астыре], близ гробницы Со-
ломонии, гробница ее дочери. Три года новая супруга вел[икого]
князя литовка Елена Глинская безплодна. Положение ее крити-
ческое ввиду отвергнутой Соломонии. Ив[ану] Вас[ильевичу]
Грозному 12 лет, когда умирает Соломония. Он растет под
страхом, что у него есть брат законнее его, Георгий Василье-
вич]. Развитие его подозрительности не в связи ли с сомнитель-
ностью его происхождения? Что побуждало Грозн[ого]. обра-
щать особое внимание на Суздаль? Что побудило его выбрать в
жены старшему сыну племянницу Соломонии?» (Р[усский]
ApxfueJ, 1895, 5, с.288).»79
Не указывая прямо своих предшественников, Г.Л.Григорь-
ев, первым после С.Д.Шереметева, попытался ответить на по-
ставленные им вопросы. Знакомство с А.Д.Варгановым в нача-
ле 60-х гг. и с его находками в склепе Покровского собора
убедили Григорьева не только в существовании сына Соломо-
78
Забелин И. Домашний быт..., с. 271.
79
Иконников B.C. Максим Грек и его время. Изд. 2-е. Киев, 1915, с. 457.
К сожалению, исходные данные, указанные В.С.Иконниковым относи-
тельно местонахождения работы С.Д.Шереметева оказались ошибочны и
найти этот текст до сих пор не удалось.
нии/Софьи, но и в том, что именно он мог быть реальным (или

вымышленным) соперником Ивана IV на московский престол
и наиболее вероятной пружиной в борьбе между московским
царем и боярством, вызвав к жизни, в конце концов, оприч-
нину80.
Г.Л.Григорьев не выстраивал цепочку доказательств, утверж-
дая существование соперника Ивана IV на московский престол,
а приводил самые разнообразные факты из эпохи его царство-
вания, которые трудно объяснить расхожими взглядами, но они
хорошо согласуются с предположением о существовании неко-
его «Икса», представлявшего реальную угрозу для московского
царя, сознававшего свою «незаконность» вследствие некано-
ничности второго брака Василия III. Это странные казни конца
40-х гг., в том числе самых близких сверстников Ивана, среди
которых оказывается сын И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенско-
го, сюжеты известных «приписок» к лицевому своду XVI в., «бо-
ярская смута» во время болезни царя в 1553 г., плохо мотивиро-
ванные казни и опалы опричного времени, широко известные
замыслы Ивана сначала о переносе столицы в Вологду, а затем и
о бегстве «от бояр» за границу, необъяснимые взлеты и падения
князя Владимира Андреевича старицкого и его последующая
гибель, организация опричнины и ее конец, необъяснимые по-
громы российских городов во время новгородского похода зи-
мой 1569/1570 г. и многое другое. Каждый из этих фактов мож-
но (или нельзя) тем или другими способом объяснить, но
собранные воедино они обнаруживают определенную тенден-
цию, с которой следует считаться.
Правда, некоторые из них, на мой взгляд, не выдерживают
критики, как, например, попытка увидеть в записях Я.Ульфель-
да и А.Олеария о Твери или в тексте Одерборна прямые указа-
ния на «Юрия Васильевича», поскольку во всех случаях речь
идет о князе Владимире Андреевиче старицком; то же самое от-
носится к попытке обнаружить в преамбуле завещания
Ивана IV — признание в совершенных им преступлениях, тогда
как здесь налицо обычная для того времени компиляция из по-
каянного «Великого канона» Андрея Критского, и так далее.
При всей заманчивости, следует отказаться от попытки объяс-
нить выборку Иваном IV материалов из Царского архива в авгу-
сте 1566 г. целенаправленным изучением судьбы Соломонии и
ее сына. Анализ затребованных царем архивных материалов по-
казывает, что в первой половине августа 1566 г. Иван IV выбирал
72
преимущественно докончальные, духовные, поручные и под-

твержденные грамоты, т.е. в первую очередь документы, связан-
ные с землевладением и отношениями между великими князья-
ми и земельной аристократией. Особый - и вполне понятный -
интерес вызывали у него отношения между Смоленском и
Польшей, наряду с этим - книги свадебные, раздельные, т.е.
опять связанные с имущественными вопросами, среди которых
мелькает дело об «измене» князей ростовских, крестоцеловаль-
ные Владимира Андреевича старицкого, переписка Василия III
с обеими женами и дело о «неплодии» Соломонии.
Более того, анализируя поступки Ивана IV до 1560 г. я не мо-
гу обнаружить безусловных фактов, позволяющих говорить о
какой-либо опасности, исходившей для него со стороны сына
Соломонии. Перечень царских вкладов в Покровский монас-
тырь в XVI в. (вклады Ивана IV, царицы Анастасии, царицы Ма-
рии Темрюковны, Федора Ивановича, царицы Ирины), из ко-
торых только один — царицы Ирины Федоровны — прямо
связан с почитанием Соломонии/Софьи 81 , не позволяет безого-
ворочно принять мнение С.Д.Шереметева и Г.Л.Григорьева об
особенном интересе, который проявлял Иван IV к Покровско-
му монастырю в связи с личностью «Георгия Васильевича». Мне
представляется, что сын Соломонии (если он был спасен в дет-
стве), так и не появился на исторической арене под своим под-
линным именем, а если кто-то и попытался использовать факт
его рождения, то, скорее всего, потерпел неудачу в самом нача-
ле: для самозванства почва еще не была готова. Правда, остает-
ся загадка Новгорода, Твери и Торжка...
Аргументация Г.Л .Григорьева по поводу организации оприч-
нины и действий Ивана IV строится, с одной стороны, на факте
существования сына Соломонии/Софьи, с другой — на уверен-
81
«Да государыня царица великая княгиня Ирина прислала на великую
княгиню Соломониду, а во иноцех Софию, покров бархат черн, а на нем
крест плащи серебряны позолочены выбиваны, а на плащах резь деисус и
избранные святые, а около плащей и копие и трость и подпись у креста ни-
зано жемчюгом, а около покрова подписи слова вышиты золотом по тау-
синному атласу, а около подписи веревочка шита золотом, а подложен таф-
тою багровою.» По описи 7105 (1597) года, составленной В.Я.Волынским и
подьячим Вторым Ильиным. ([Тихонравов К.] Царские и другие вклады в
Суздальский Покровский девичий монастырь. / / Тихонравов К. Владимир-
ский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археоло-
гии Владимирской губернии. М., 1857, с. 90). Остальные царские вклады,
которые И.Ф.Токмаков причисляет к Соломонии/Софье (Токмаков И. Ис-
торическое и археологическое..., с. 16), являются «прикладами» к местно-
чтимой иконе Богоматери.
ности, что царь был достаточно хорошо осведомлен в сомни-

тельности своего происхождения. Другими словами, должен
был постоянно помнить о канонической недействительности
брака своей матери с Василием III при живой первой жене, о
своем происхождения от князя Овчины и о незаконности своих
притязаний на царство при наличии сына Соломонии/Софьи.
Приведенный выше текст И.С.Пересветова о «предсказаниях
философов и докторов» не оставляет сомнений, что Ивану IV всё
это было известно так же, как и большинству его подданных, тем
более, людям из его ближайшего окружения. Очень может быть,
что некоторые жестокие и скоропалительные казни, например,
его сверстника и, по-видимому, кровного брата, сына князя
И.Ф.Овчины, которого он незадолго до венчания на царство
приказал посадить на кол, можно объяснить этими обстоятельст-
вами82. Однако здесь не так всё просто. Хотя Иван IV любил под-
черкнуть перед шведским королем царственность своего проис-
хождения «от Августа кесаря» (не от Палеологов!), он, как никто
другой, знал, что право на престол определяется не происхожде-
нием, не кровью, а легитимностью наследования и церковным
обрядом — всем тем, чем он обладал в полной мере. Он не мог
считать себя бастардом уже потому, что Василий III благословил
его на московский стол священными реликвиями великих кня-
зей — крестом Петра митрополита83, сам он был призван соборно
на царство, а затем и миропомазан митрополитом с соблюдением
полагающихся таинств, которые обращали в ничто всё его со-
мнительное прошлое84.
Я считаю, что Иван IV был трусом, психопатом, сатанис-
том85, чудовищем в образе человека, но в его сознании неколе-
82
ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 29. Вместе с
Ф.И.Овчиной был казнен его двоюродный брат И.И.Дорогобужский (там
же). «Бьггь может, — пишет С.О.Шмидт, — поводом для казни княжичей,
принадлежащих к кругу лиц, наиболее осведомленных об интимных по-
дробностях придворной жизни, послужили разговоры о происхождении
Ивана IV и о недостойном поведении его матери, особенно неприятные для
великого князя и его родни накануне венчания на царство и царской свадь-
бы» (Шмидт С.О. О времени составления «Выписи»..., с. 117-118).
8
·* «И принесоша к великому князю сына его на руках князя Ивана шу-
рин его князь Иван Глинской. <...> Князь же великий снем с собя крест Пе-
тра чюдотворца и приложил к кресту сына своего и благословил его крес-
том, и рече ему: «Буди на тобе милость божия и пречистые богородицы и
благословление Петра чюдотворца, как благословил Петр чюдотворец пра-
родителя нашего великого князя Ивана Даниловича. И доныне буди на то-
бе благословление Петра чюдотворца и на твоих детех и внучатах от рода в
род» (ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 22).
84
ПСРЛ, т. 34. Пискаревский летописец. М., 1978, с. 180-181.
85
Никитин Л. Точка зрения. М., 1985, с. 354-389.
бимо раз и навсегда было зафиксировано его царское достоин-

ство, позволявшее без каких-либо угрызений совести распоря-
жаться жизнью и смертью своих подданных, которых он не счи-
тал чем-либо самоценным...
В этой ситуации гораздо большей загадкой, чем Иван IV, для
нас оказывается сама Елена Глинская, обстоятельства ее выбора
Василием III и обстановка последующей свадьбы в январе
1526 г. Если, благодаря работам М.Н.Тихомирова86 и М.Е.Быч-
ковой87, в целом можно представить сейчас генеалогию рода
Глинских для конца XV — первой половины XVI в., то о собст-
венно семье будущей великой княгини у нас крайне мало сведе-
ний. О том, что ее отец B.JI.Глинский умер до 6 февраля 1521 г.,
известно только по записи во Вкладной книге Троице-Сергиева
монастыря, где сказано, что «7029 (1521)-го году февраля в 6 день
по князе Василье Глинском Слепом дано вкладу денег осмнатцатъ
Рублев да ковш серебреной выносной»88, однако остается неизве-
стным время ее собственного рождения и, соответственно, воз-
раст вступления в брак с Василием III, который для царской не-
весты никак не мог превышать 14-16 лет, но мог быть и много
меньше.
Между тем, вопрос о возрасте Елены далеко не праздный.
Тот или иной на него ответ позволит определить с большей сте-
пенью вероятности происхождение ее детей, а главное — реаль-
ное участие Елены в вопросах правления между декабрем 1533 и
апрелем 1538 г., о чем так любят писать не только исторические
романисты, но и профессиональные историки, равно как и о ее
якобы «шляхетском воспитании». Внимание привлекает совер-
шенно необъяснимое отсутствие на свадьбе Василия и Елены
каких-либо родственников со стороны невесты, о чем в свое
время напомнила М.Е.Бычкова, в том числе ее матери Анны89.
Факт этот опровергает расхожее мнение историков о желании
Василия III «породниться и приблизить к себе знатный род
Глинских» и заставляет искать причину брака в точно рассчи-
танной интриге, разработанной митрополитом Даниилом и
ближайшим окружением великого князя, может быть, даже при
участии И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского, если вспомнить,
86
Тихомиров М.Н. Иван Грозный и Сербия. / / Тихомиров М.Н. Историче-
ские связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 84-88.
87
Бычкова М.Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания. / /
ЗОР ГБЛ, кн. 38. М., 1977; она же. Состав класса феодалов в России в XVI в.
М., 1986, с. 52-63.
88
Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987, с. 49.
89
Бычкова М.Е. Состав класса феодалов..., с. 120.
что в свадебном обряде он выступал не на последних ролях, а

его родная сестра вскоре была определена в штат к новоиспе-
ченной великой княгине. Не менее существенен и тот факт, что
второй брак Василия III был скоропалителен и ему не предше-
ствовал выбор невесты. Похоже, что об уже сделанном выборе
никто при дворе великого князя не знал и не догадывался, кро-
ме крайне узкого круга лиц, «положивших в постель» Василию
Елену, что само по себе уже предполагает хорошо продуманную
интригу, равно как и скорость ее проведения в жизнь на протя-
жении полутора месяца после пострижения Соломонии. Нако-
нец, можно считать безусловно достоверным, что в этом выборе
не принимал никакого участия МЛ.Глинский, находившийся в
темнице уже более десяти лет, и, судя по всему, никогда не вы-
зывавший родственных чувств у своей племянницы и ее семьи.
Но вернемся к сыну Елены. Установление максимальной ве-
роятности двух фактов, непосредственно друг с другом не свя-
занных ни источниками, ни их проверкой, — наличие сына у
Соломонии/ Софьи и рождение Ивана IV у Елены Глинской от
князя И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского — заставляет со
вниманием отнестись к последовательности дальнейших исто-
рических событий и к их интерпретации ГЛ .Григорьевым, запо-
дозрившим наличие «теневой фигуры», всё равно, реальной,
предполагаемой или вымышленной, которой мог стать сын Со-
ломонии. Не принимая за истину все выдвинутые Григорьевым
версии, я считаю необходимым дальнейшую их разработку и
проверку исследователями на материале широкого спектра до-
кументов, охватывающих все стороны жизни России в XVI в. —
от генеалогических росписей, различного рода «разрядов», до
монастырских и земельных актов и, в особенности, зарубежных
архивов, содержащих огромный, еще очень мало изученный
материал о событиях 20-х гг. XVI в. в Московии.
Насколько перспективными могут стать такие разыскания,
покажу только на одном примере.
Выше я упомянул, что в своей работе ГЛ .Григорьев привел
труднообъяснимый факт поминовения некого «князя Юрия Ва-
сильевича», который был занесен в Кормовую книгу ростовско-
го Борисоглебского монастыря в числе других членов царского
дома, но под датой (22 апреля), затрудняющей возможность
отождествления его с сыном Елены Глинской и заставляющей
предполагать в нем сына Соломонии Сабуровой90. Строго гово-
ря, историк не в праве совершенно исключить возможность по-
72
миновения кормлениями того или другого лица в календарные

дни, не совпадающие с днями рождения, крещения, именин и
смерти последнего, поскольку они могут быть связаны с событи-
ями, остающимися для нас неизвестными. И всё же каждый та-
кой случай требует внимательного рассмотрения.
Так, в одном списке Кормовой книги Кирилло-Белозерско-
го монастыря Императорский Публичной библиотеки, находя-
щемся в сборнике XVI-XVII вв.91, имеется следующая запись:
«Месяца генваря въ 1 день по князе Юрье Ивановиче (Жилке, кн.
дмитровском. — А.Н.) да по князе Юрье Васильевиче, да по князе
Ондрие Ивановиче (старицком. — А.Н.), да по княгине его Ефро-
синие, во иноцехъ Евдокея, да по сыне по ихъ по князе Володиме-
ре Ондриевиче, да по княгине его по Евдокие, да по сыне по его по
князе Василье, да по дву дочерехъ его по Евдокие да по Марье,
кормъ прибылой написали за государево жалование, что государь
пожаловалъ дал по нихъ милостину»92. Список поминаемых здесь
лиц оказывается весьма специфичен — это два брата Василия III,
жертвы властолюбия Елены Глинской, и весь род старицкого
князя, погибший от руки Ивана IV. «Юрий Васильевич», постав-
ленный между братьями Василия III, т.е. как бы приравненный к
ним, никоим образом не может быть сыном Елены Глинской и,
наоборот, с наибольшим вероятием может рассматриваться в ка-
честве сына Соломонии. К этому следует прибавить странную
дату поминовения всех этих лиц, которая заставляет вспомнить
сообщения Новгородской III летописи и Новгородского хроно-
графа, которые приводит Г.Л.Григорьев, где в качестве даты ги-
бели «брата великого князя» указано 6 января 1570 г.93
Анализу под столь специфическим углом зрения стоит под-
вергнуть и списки синодика Ивана IV, вклады в церкви и мона-
стыри, опричные репрессии, перемещения определенных се-
мей и родов, наконец, сам репрессивный аппарат того времени,
который нам известен под неопределенным названием «оприч-
нины» и который очень мало походил в действительности на то,
чем он представляется сейчас большинству историков. Оприч-
нина не «выдохлась» — ее адский аппарат выполнил какое-то
свое тайное предназначение и был ликвидирован царем, кото-
рый его создал. Для чего — мы по-прежнему не знаем. Однако
91
В.М. Книги кормовыя. СПб., 1909, с. 1.
92
Там же, с. 9.
93
Григорьев Г.Л. Кого боялся..., с. 54-55; Летописец новгородский церк-
вам Божьим. / / Новгородские летописи. СПб., 1879, с. 337; Тихомиров М.Н.
Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях
Москвы. М., 1962, с. 159.
что-то было завершено, и, как указывал И.И.Полосин, в дипло-

матических донесениях европейских агентов за 1573 г. отмеча-
лось, что «московский царь точно ожил и с небывалою энергией
обратился к западным — ливонским и польским - делам»94.
Вот почему в заключение я хочу напомнить впечатления об
опричнине двух историков, которые пытались приподнять за-
весу этой тайны.
Более ста лет назад В.О.Ключевский писал об Иване IV:
«Государь, потративший столько усилий мысли, чтобы усво-
ить себе понятие о единстве верховной власти, ввел «разделение
земли и градов»; объявив перед лицом земли, что все бояре изменни-
ки и что на простых людей царской опалы и гнева нет, царь оста-
вил этих верных ему простых людей земли под властью боярской
Думы, наполненной изменниками: если это не простое сумасброд-
ство, то очень похоже на политический маскарад, где всем госу-
дарственным силам нарочно даны поддельные физиономии и не-
свойственные им роли»95.
И далее: <<Достаточно просмотреть его знаменитые синодики
опальных, чтобы видеть, что во время опричнины Иван действо-
вал как не в меру испугавшийся человек, который, закрыв глаза,
бил направо и налево, не разбирая своих и чужих. Шла борьба с из-
менническим боярством, а в поминание заносились перебитые де-
сятками по разным городам и селам боярские люди, подьячие, пса-
ри, монахи, монахини, мастеровые, «скончавшиеся христиане
мужескаго, женскаго и детскаго чина», которых не только имена,
но и политические вины «Ты сам, Господи, веси...» И тут же не-
сколько загадочно заключал, что «борьба московских государей с
боярством имела не политическое, а династическое происхожде-
ние»96.
О том же напоминал своим коллегам и С.Б.Веселовский:
«Если Иван, учредив опричнину, поставил себе цель искоренить
землевладения бывших удельных княжат, то при чем же здесь бы-
ли многие тысячи разоренных выселением мелких и средних земле-
владельцев? Какую оценку государственного ума и деятельности
правителя мы должны сделать, если он, поставив себе цель разо-
рить несколько десятков княжат, в действительности разорил
многие тысячи рядовых служилых людей, а затем отказался от
своих намерений и предложил всем, княжатам и не княжатам,
94
Полосин И.И. Западная Европа и Московия. / / Штаден Г. О Москве
Ивана Грозного. Записки немца опричника. Л., 1925, с. 41.
95
Ключевский В.О. Боярская дума Древней Руси. М., 1881, с. 368.
96
вернуться как ни в чем ни бывало, в свои разоренные владения? За-

тевать подобные дела, чтобы в конце концов от них отказаться,
мог только совершенно умалишенный человек. А ведь царь Иван во-
все не был сумасшедшим!Какое же основание имели историки, вы-
думавшие нелепую концепцию опричнины, долженствовавшую как
будто возвеличить Ивана, как государственного деятеля, припи-
сывать ему действия, на которые способен только сумасшед-
ший ?»97
97
Веселовский С.Б. Известия иностранцев об опричнине. / / Веселовский
С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963, с. 65.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ» 629
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV
И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»
Как я уже неоднократно писал1, одной из центральных зага-

док истории России XVI в. до сих пор остается пресловутая «оп-
ричнина Ивана IV», наложившая трагический отпечаток на
жизнь современников и на последующую историю страны.
Споры о причинах введения, целях и содержании, времени
окончания опричнины, вызванных ею реформах и о многом
другом, так или иначе с нею связанном, не стихают на протяже-
нии вот уже более четырех с лишним веков. Ее загадки, решае-
мой всякий раз по-разному, не может обойти ни один историк,
занимающийся событиями 60-70-х гг. XVI в., однако ни одна из
выдвинутых до сих пор гипотез не объясняет совокупность всех
известных в настоящее время фактов. Можно сказать, что, об-
ладая фактами, исследователь не может проследить их причин-
но-следственную связь.
Опричнину пытались объяснить с позиций далеко идущих
реформ в области управления государством, экономики, зе-
мельной политики, борьбы с феодальной раздробленностью на
путях централизации и становления абсолютной монархии, пе-
реориентации внешней политики, борьбы с дворцовыми (бояр-
скими) заговорами, сепаратизмом отдельных городов и земель,
а также многим другим, что находило безусловное документаль-
ное подтверждение, но оказывалось в противоречии с другими
фактами и наблюдениями. Сама цель разделения страны на
«земщину» и «опричнину», предстающую царским уделом, по-
строенным по образцу «земщины», но выведенным из-под
общегосударственной юрисдикции и подчиняющимся непо-
средственно царю, как и последующая ее ликвидация с возвра-
1
Никитин А. «Невидимка» XVI века? / / «Знание-сила», 1971, № № 6-7;
он же. Человек без лица. / / «Писатель и время». М., 1983, с. 219-290; он же.
Государев обиход. / / Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 279-413.
щением родовых поместий уцелевшим прежним владельцам,

остается необъясненной.
Еще большую путаницу вносит попытка разобраться в при-
чинах и содержании «опричнины» путем изучения отмеченных
в ней лиц, поскольку здесь историк имеет дело с людьми, зани-
мавшими весьма различное положение в ее структурах — начи-
ная от крестьян-земледельцев и кончая членами «опричного
двора» и того малопонятного сообщества, в котором, по свиде-
тельству очевидцев, сам царь Иван IV исполнял роль «игуме-
на»2. Между тем, рассматривая различного рода проявления
«опричнины» в действии, подробно разбирая земельные, соци-
альные, военные, административные и прочие реформы Ива-
на IV, обусловленные разделением страны на «земщину» и «оп-
ричнину», формирование опричного двора царя, опричного
войска и пр., большинство исследователей, как правило, стара-
тельно обходили вниманием именно эту «верхушку пирамиды»,
ее содержание и значение для всего остального.
Первым и, похоже, единственным историком, который по-
ставил такой вопрос, был И.И.Полосин. В работе, написанной
незадолго до смерти, он пришел к заключению, что опричнину
в целом венчал некий рыцарско-монашеский (или придвор-
ный) орден, созданный Иваном IV для своей безопасности,
представленный корпусом опричников из 500 человек, имев-
ших свой орденский костюм, свою символику, свой орденский
храм в Александровой слободе, своего гроссмейстера, в роли
которого выступал царь, и даже свою печать3. Основания так ут-
верждать у него были уже потому, что именно в этих выражени-
ях об опричниках и опричнине писали в своей записке бывшие
дипломатические агенты царя И.Таубе и Э.Крузе, прямо указы-
вавшие, что «этот орден предназначался для совершения осо-
бенных злодеяний» [Т-К, 39]. Вместе с тем, как отмечал Поло-
син, пресловутый «царский обиход», в который Иван IV
запрещал «вступаться» митрополиту Филиппу, во многом соот-
ветствовал орденской практике Западной Европы того време-
ни, переживавшей период возникновения разнообразных ры-
царских, монашеских и придворных орденов, и находил
подтверждение в заявлении Г.Шлитте 1547 г. о намерении мос-
ковского царя организовать в России свой рыцарский орден4.
2
ТаубеИ., КрузеЭ. Послание.//РИЖ, кн. 8, Пг., 1922 [далее-Т-К],с. 39.
3
Полосин И.И. Что такое опричнина. / / Полосин И.И. Социально-полити-
ческая история России XVI — начала XVII в. Сб. статей. М., 1963, с. 154-155.
4
Полосин И.И. Что такое опричнина..., с. 152-154.
Исследование И.И.Полосина не привлекло внимания исто-

риков, может быть, потому, что в это же время появились фун-
даментальные работы С.Б.Веселовского5, АА.Зимина 6 , а по-
следующие политизированные работы Р.Г.Скрынникова 7 и
некоторых других авторов об Иване IV своей целью ставили
больше обличение фактов опричного террора, чем действитель-
ное изучение структуры опричнины. Другой причиной такого
невнимания могла стать в какой-то мере апологетическая точка
зрения Полосина на личность и правление русского царя
вплоть до утверждения, что «своей опричниной Иван IV начинал
«великое царственное дело»»*.
Это тем более досадно, что, наряду с подобными утвержде-
ниями, идущими из предшествующих десятилетий «культа лич-
ности», в работе Полосина содержится терминологический
анализ опричной лексики, позволяющий по-новому взглянуть
на некоторые факты, связанные с этим явлением. В первую оче-
редь это относится к учреждению корпуса опричников, соче-
тавшего в себе функцию личной охраны царя и его личного
карательного органа, однако не тождественного понятию «цар-
ского двора», как то стремился доказать сам историк и его по-
следователи9. Другой заслугой Полосина является сделанный
им невольно шаг к разделению «опричнины вообще» и того
«царского домового обихода», связанного с собственно оприч-
никами, который был выведен Иваном IV как из-под контроля
общегосударственного аппарата «земщины», так и православ-
ной Церкви в лице ее высших представителей.
Попытаемся с позиций этих новых возможностей рассмот-
реть те скупые свидетельства очевидцев опричнины, которыми
мы располагаем. Речь идет о так называемых «записках оприч-
ников-иностранцев», используемых обыкновенно для иллюст-
рации тех или иных положений историков, в первую очередь, в
качестве мартиролога жертв опричного террора. Между тем,
они содержат уникальные сведения как об опричнине в целом,
так и о том «ордене кромешников», который определил много-
5
Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963.
6
Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозною. М., 1964.
7
Скрынников Р.Г. Начало опричнины. JI.,1966; он же. Опричный террор.
Л., 1969.
8
Полосин М.И. Что такое опричнина..., с. 149.
9
Полосин И.И. Что такое опричнина..., с. 139-141; он же. Опричнина
Ивана Грозного и очередные задачи ее научного исследования. / / Полосин
И.И. Социально-политическая история..., с. 182-189; Алыииц Д.Н. Начало
самодержавия в России. Л., 1988, и др.
образные проявления этой самой опричнины, и следов которо-

го мы практически не обнаруживаем в летописях. Более того,
дошедшие до нас памятники русского летописания, содержа-
щие записи о событиях второй половины XVI в., упоминают об
опричнине лишь в пересказе ультиматума Ивана IV, предъяв-
ленного царем «земщине» в январе 1565 г., и содержат только
общий перечень требований: устроение «особного» царского
двора со своим штатом, войска, корпуса опричных гвардейцев
(т.е. собственно «опричников»), выделение опричного удела из
числа государственных земель и городов, установление дубли-
рующего приказного аппарата и т.д.10
Каким образом, когда и в какой последовательности всё это
делалось, летописи не проясняют. Единственное упоминание о
местонахождении опричных приказов на новом опричном цар-
ском дворе за Неглинной мы обнаруживаем у Г.Штадена, одна-
ко в какой мере они дублировали земскую структуру, остается
неизвестным, поскольку из того же описания следует, что отсю-
да поданные и подписанные челобитные опричников отсыла-
лись для исполнения в «земщину»: «Здесь были выстроены все
приказы и ставились на правеж должники, которых били бато-
гами или плетьми, пока священник не вознесет за обедней да-
ров, и не прозвонит колокол. Здесь подписывались все челоби-
тья опричников и отсылались в земщину, и что было здесь
подписано, то было уже справедливо и в силу указа в земщине
тому не перечили»11. Окончательное решение вопросов войны,
мира и международных отношений и после разделения страны
оставалось в руках царя, как об этом сообщала летопись («...а
ратные каковы будут вести или земские великие дела, и боярам
о тех делех приходити ко государю, и государь з бояры тем де-
лом управу велит чинити»12), причем зачисление в «опричнину»
городов и волостей сопровождалось, как можно понять, одно-
временным переходом под опричную юрисдикцию курировав-
ших их приказных, продолжавших сидеть за своими столами в
кремлевских приказах.
Молчание летописных памятников о событиях, потрясших
до основания Россию, объясняется секретным характером ме-
роприятий Ивана IV, категорически отрицавшего фактическое
разделение страны и наделявшего послов специальными инст-
10
ПСРЛ, т. 13, ч. 2. Дополнения к Никоновской летописи. СПб., 1906,
с. 394-395; ПСРЛ, т. 29. Лебедевская летопись. М., 1965, с. 344-345.
11
Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Л., 1925 [далее - Шт.], с. 108.
12
ПСРЛ, т. 13, с. 395.
рукциями, которые предписывали им полнейшее запирательст-

во в этих вопросах13. Неслучайно отмена опричнины в 1572 г.
сопровождалась объявлением тяжелого наказания в случае о
ней упоминания, как писал об этом Г.Штаден: «С этим (пожа-
ром Москвы. — А.Н.) пришел опричнине конец, и никто не смел
поминать опричнину под следующей угрозой: [виновного] об-
нажали по пояс и били кнутом на торгу» [Шт., 110].Этим же
объясняется молчание об опричнине посещавших Россию в те
годы иностранцев, не знавших языка страны, тщательно изоли-
руемых от контактов с русским народом и жившими здесь их со-
отечественниками, равно как вполне понятное молчание этих
соотечественников, обреченных до конца дней своих быть
пленниками московского царя.
И всё же полной изоляции России от Европы правительство
Ивана IV обеспечить не могло. О том, как проявляла себя оп-
ричнина в жизни, рассказывают записки очевидцев, находив-
шихся на службе царя и успешно бежавших из России. Таких
оказалось четверо — И.Таубе, Э.Крузе, Г.Штаден и А.Шлихтинг.
Наиболее полным и, в известной степени, систематизиро-
ванным сводом известий об опричнине является «Послание»,
составленное И.Таубе и Э.Крузе для Яна Ходкевича в 1571 г. По-
пав в плен в 1560 г., эти два лифляндских дворянина в 1564 г. бы-
ли приняты на службу в Посольский приказ; в 1567 г. они были
зачислены «в опричнину», где подвизались в качестве диплома-
тических агентов царя, ведя переговоры с датским принцем
Магнусом, а затем содействуя ему в тщетных попытках присое-
динить к России Ревель, после чего в 1571 г. бежали в Литву.
В Москве они занимали исключительно выгодное, в какой-то
степени не зависимое от царского двора положение, позволяв-
13
«А кто учнет говорити, что государь дворы ставит разделу для и для
того кладучи опалу на бояр, и Федору с товарьпци говорити: государю на-
шему того для дворов ставити нечего для, волен государь в своих людех; до-
брых государь жалует, а лихих казнит, а делитца государю не с кем. И нечто
будет, говорят то страдники, и тех речей слушати нечево. А о том Федору с
товарьпци оговаривати.
Да память Федору с товарищи. Нечто кто учнет говорити, что государь
немилостив, казнит людей, а учнут говорити про князя Василья Рыбина и
про Ивана Карамьппева, и им говорити: государь милостив, а лихих везде
казнят; а про тех государь сыскал, что они мыслили над государем и над го-
сударскою землею лихо, и государь, сыскав, по их вине потому и казнити их
велел» (Из наказа боярину Ф.И.Умного-Колычеву, отправленному весной
1567 г. с посольством к Сигизмунду-Августу.// Сборник РИО, т. 71. СПб.,
1892, с. 465).
шее им в то же время быть хорошо информированными о про-

исходящем в опричнине и в стране14.
Другую сводку сведений об опричнине оставил вестфалец
Г.Штаден, перешедший границу России в возрасте 22 лет в
1564 г. и пробывший в ней до 1576 г. В опричнине Штаден ис-
полнял обязанности переводчика, но больше корчмарствовал в
Москве, будучи принят в «опричнину» de jure (т.е. исключен из-
под юрисдикции «земщины»). Хотя он описывает свои разбой-
ные похождения под видом опричника во время новгородского
погрома, в корпус опричников он не входил. По словам Штаде-
на, его всегда выручало опасение «стоять близко к огню», поэто-
му, будучи авантюристом и проходимцем, он пользовался всеми
благами, которые ему давал статус «опричного немца» и покро-
вительство царя, но от государевой службы и политики держал-
ся подальше. Его не интересовали политические игры, а потому
и в своих записках он описывает, главным образом, свои плутни
и быт Москвы второй половины 60-х и начала 70-х гг. XVI в.15
Третье, не зависимое от двух первых сообщение принадле-
жит померанскому дворянину А.Шлихтингу, который осенью
1564 г. попал в плен к русским и затем в продолжении семи лет
находился в услужении и переводчиком у итальянского врача
при царском дворе, после чего удачно бежал в Польшу, что на-
дежно датируется осенью 1570 г. Свое «Краткое сказание», ад-
ресованное польскому королю, Шлихтинг заканчивает увере-
нием, что всё описанное «видел сам собственными глазами
содеянным в городе Москве»16, и это подтверждается тем фак-
том, что упоминаемые им казни полностью укладываются во
временной интервал, который он провел в услужении у своего
патрона. Наоборот, попытку ряда исследователей увидеть в
«итальянском враче» бельгийца А.Лензея, выписанного Ива-
ном IV в Россию через английскую королеву Елизавету17, сле-
дует считать несостоятельной потому, что Шлихтинг опреде-
ленно пишет об итальянце, а не бельгийце, и срок службы у
него Шлихтинга указан в «семь лет», т.е. должен исчисляться с
14
Рогинский М.Г. Послание И.Таубе и Э.Крузе как исторический источ-
ник. / / РИЖ, кн. 8, Пг., 1922, с. 10-28; о них см.: Крузе Э . / / ЭСБЕ, т. XVI,
СПб., 1895, с. 848; Таубе И. / / РБС, Суворов - Ткачев, СПб., 1912,
с. 364-366.
15
Штаден Г. О Москве..., с. 130-150.
16
Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л.,
1934 [далее-Шл.].
МалеинА. Введение. / / Шлихтинг А. Новое известие..., с. 4; Скрынни-
ков Р.Г. Начало опричнины..., с. 58-59.
1564 г., тогда как АЛензей прибыл в Россию только в мае

1568 г.
Сочинения, оставленные этими авторами, посвящены, в ос-
новном, нравам Ивана IV и его окружения, не раскрывая струк-
туры опричной администрации. Однако они содержат описа-
ния опричного быта, позволяющие восполнить наши
представления о том «домовом царском обиходе», который оп-
ределяет суть опричнины. Особенно важно в этом плане «По-
слание» Таубе и Крузе, существенно дополняющее летописные
известия об отъезде Ивана IV в Александрову слободу в декабре
1564 г., его переговорах с московским правительством и после-
дующем возвращении в Москву 15 февраля 1565 г.
Как сообщают летописи, в своем ультиматуме, согласован-
ном с делегатами от бояр и духовенства, Иван IV требовал
1) права беспрепятственно казнить опальных и «брать на себя»
их имущество и 2) устроить себе «особный» двор со всем полага-
ющимся царю штатом и «обиходом», включая стрельцов, а для
его содержания изымать из государства города и волости18. По
Таубе и Крузе такое разделение страны царь объяснил возмож-
ной своей смертью, когда взятое «в опришнину» отойдет к его
младшему сыну, а всё остальное, оставшееся в «земщине», —
старшему. О подобном разделе страны между сыновьями царя,
только в несколько иной форме, упоминает и А.Шлихтинг19.
После того, как соглашение между царем и боярским прави-
тельством было достигнуто, в присутствии царя и трех его бли-
жайших «советников» и доверенных лиц — Алексея Басманова,
Афанасия Вяземского и Петра Зайцева — начался «перебор лю-
дишек» из городов и областей, отходивших в опричнину. Он со-
стоял в подробном исследовании происхождения и родствен-
ных связей вотчинников и дворян, испомещенных по тому или
другому уезду, включая их жен и детей, что всякий раз должны
были подтвердить четыре представителя от уезда. Прошедшие
отбор в опричнину произносили клятву, содержащую в числе
прочего обещание «не есть, не пить и не иметь ничего общего с
земщиной» [Т-К, 35], после чего начинался «земельный пере-
бор» на этих территориях.
Принято считать, что таким способом формировался «гвар-
дейский корпус опричников»20 из служилого дворянства и детей
18
ПСРЛ, т. 13, с. 394.
19
Таубе И. Крузе Э. Послание..., с. 35; ШлихтингА. Новое известие..., с. 18.
20
Зимин А. Опричнина..., с. 341-342 и сл.
боярских, которые «должны во время езды иметь <...> собачьи

головы на шее у лошади и метлу на кнутовище» и ходить «в гру-
бых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем
меху (нагольные полушубки? - А.Н.), но нижнюю одежду
<...> должны носить из шитого золотом сукна на собольем или
куньем меху» [Т-К, 38].
Здесь налицо безусловная путаница, возникшая в результате
неправильно понятого, к тому же испорченного изначально
текста.
«Гвардейский корпус опричников» с указанными отличиями
и эмблемами составляли люди, «которых [царь] набирал из подон-
ков разбойников», «простого или крестьянского рода», так что они
действительно могли «не иметь ни пяди земли», и в таком случае
«великий князь давал тотчас же сто, двести <...> и больше гаков
земли» [Т-К, 35]. Что же касается смотров по «перебору люди-
шек», то на них происходил отбор служилых людей, т.е. несших
службу в соответствии с обладаемой ими родовой или пожало-
ванной земельной собственностью, с которой они и впредь
должны были служить при дворе, в городах и по своим уездам,
будучи кандидатами на замещение должностей в штате опрично-
го двора, опричного аппарата управления и опричного войска.
В том, что такое отличие действительно существовало, сле-
дует из описания всеми очевидцами тех самых «убийц», из кото-
рых, по словам Таубе и Крузе, великий князь образовал «над
всеми храбрыми <...> полками свою особую опричнину, особое
братство, которое он составил из пятисот молодых людей, боль-
шей частью очень низкого происхождения, все смелых, дерзких,
бесчестных и бездушных парней. Этот орден предназначался для
совершения особенных злодеяний» [Т-К, 38-39]. Судя по всему,
именно они, а не служилые дворяне и дети боярские по оприч-
ному списку, как писал Штаден, «не должны были говорить ни
слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опрични-
ка были в земщине отец и мать, он не смел никогда их навещать»
[Шт., 93]. Правило это могло быть применено только к описан-
ным выше «кромешникам», поскольку остальные служилые лю-
ди царской «опришнины» по роду своей службы как раз обяза-
ны были общаться с «земскими» — на посылках, в приказах,
живя бок о бок в уездах, будучи посылаемы на театр военных
действий, и т.д.
Остается неясным, когда именно и каким образом форми-
ровался этот орден. Г.Штаден возникновение корпуса «кро-
мешников» из 500 человек приписывает совету Марии Темрю-
ковны [Шт., 85], подобно тому, как ей и ее брату приписывалась
позднейшими авторами мысль об опричнине. С этим согласует-

ся замечание А.М.Курбского, из которого можно понять, что
«сатанинский полк» появился уже в 1560 г. вскоре после опалы
Адашева и второй женитьбы царя21, но факты, которые могли
бы подтвердить такое заключение, мне неизвестны.
Из повествования А.Шлихтинга следует, что «собирать оп-
ричнину, т.е. убийц» царь начал не сразу, а одновременно со стро-
ительством опричного дворца на Неглинной, рядом с которым
он устроил для опричников «особый лагерь». Строительство но-
вого дворца за Неглинной напротив Кремля началось летом
1566 г., а перешел в него царь с семьей 12 января 1567 г., начав
там «жить с многочисленной стаей своих опричников или убийц,
которую набрал из подонков разбойников. Именно, если он приме-
чал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро
привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и же-
стокости» [Шл, 19]. Однако, исходя из описания организован-
ного отъезда Ивана IV в Александрову слободу и ее укрепления,
следует полагать, что, действительно, корпус «кромешников»
возник значительно ранее указанных событий.
Эту гвардию (или «убийц», как их кратко именует Шлих-
тинг) царь использовал в качестве личной охраны и как пала-
чей, посылая по стране с кровавыми поручениями [Шл., 20].
Они рубили людей, обезглавливали, разрывали их веревками
(«петлями») [Шл., 25], травили медведями и собаками [Шл., 39 и
43], нападали на их дома и поместья, предавая избиению не
только обитателей и челядь, но и всё живое, включая скот и
птицу [Шл., 23-24, 44; Т-К, 41], устраивали на дорогах засады
[Шл., 20-21, 26], совершали ограбления и массовые публичные
изнасилования жен и детей казненных, травлю женщин собака-
ми и последующую на них охоту, о чем упоминают все инфор-
маторы [Шл., 23; Т-К, 42 и 47; Шт., 87].
Так, проводя избиение рода и изничтожения всех «животов»
боярина И.П.Федорова, располагавшихся в различных уездах,
Иван IV приказывал убийцам насиловать у себя «на глазах жен и
детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произво-
лу, а затем умерщвлять. Что же касается жен поселян, то он прика-
зал обнажить их и угонять в леса, как скот, причем тайно были рас-
положены засады из убийц, чтобы мучить, убивать и рассекать
этих женщин, бродивших и бегавших по лесам» [Шл., 23]. Под-
твердив эти факты, Таубе и Крузе в другом месте своего «Посла-
21
Курбский A.M. История о великом князе Московском. / / Сочинения
А.М.Курбского, т. I (РИБ, XXXI). СПб., 1914, стб. 263.
ния» рассказывают, что сходным образом расправился со всем

двором князя Владимира Андреевича старицкого. Женщины
были выведены нагими, их сначала «травили собаками, как зай-
цев, а затем они были застреляны и растерзаны ужасным обра-
зом, и их оставили лежать непогребенными под открытым небом,
птицам и зверям на съедение» [Т-К, 47].
Широкие массовые акции «кромешниками» были разверну-
ты и в Москве.
«После того, как он (царь. - А.Н.) настолько подавил свое
население, что мог не опасаться с его стороны никакого сопро-
тивления, — пишут Таубе и Крузе, - принялся он убивать и разо-
рять различными ужасными способами своих знатных бояр. <...>
Опричники великого князя должны были в количестве от 10 до 20
человек разъезжать по улицам с большими топорами, имея под
одеждой кольчугу. Каждая отдельная рота намечала бояр, госу-
дарственных людей, князей и знатных купцов. Ни один из них не
знал своей вины, еще меньше — время своей смерти и что вообще
они приговорены. И каждый шел, ничего не зная, на работу, в су-
ды и канцелярии. Затем банды убийц изрубали и душили их безо
всякой вины на улицах, в воротах или на рынке и оставляли их
лежать, и ни один человек не должен был предать их земле. И все
улицы, рынки и дороги были наполнены трупами, так что мест-
ные жители и чужестранцы не только пугались, но и не могли ни-
куда пройти вследствие большого зловония» [Т-К, 40-41].
Почти теми же словами об этих зверствах пишет и А.Шлих-
тинг: «Как только рассветает, во всех кварталах и улицах города
появляются прислужники опричники или убийцы и всех, кого они
поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают
на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, че-
тырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма
обильно наполнен трупами» [Шл., 25].
Основным местопребыванием этих членов ордена, по сло-
вам Таубе и Крузе, была не Москва с ее опричным дворцом, а
отдаленная от столицы Александрова слобода, «где это братство
было основано», за исключением тех, «которые были посланцами
или несли судейскую (ошибка перевода? - А.Н.) службу в Моск-
ве» [Т-К, 39].
Остановимся на этом моменте.
Учреждение «опричнины» развязало руки Ивану IV, освобо-
див его от повседневных забот по управлению страной, что он
полностью переложил на плечи «земщины», оставив за собой
принятие окончательных решений по важнейшим вопросам.
Вместе с тем, царь открыл для себя неисчерпаемый источник
обогащения за счет ограбления и убийств своих подданных, для

чего и создал государство в государстве, подлинным центром
которого сделал укрепленную Александрову слободу, отгородив
ее от всего остального мира надежными заставами «псов цар-
ских». Очевидцы свидетельствуют, что ни войти, ни выйти из
нее без специального пропуска не мог никто, в этом смысле она
охранялась много строже, чем государев опричный двор на бе-
регу Неглинной, куда мог прийти любой москвич, тем более,
если он жил в «опричной» части города. На опричном царском
дворе находились приказы, здесь принимали и подписывали
челобитные, которые потом поступали в «земщину» для испол-
нения, это была официальная резиденция царя, в которой он
жил во время своих наездов в столицу. Однако действительным
центром жизни Ивана IV являлся орденский замок «кромешни-
ков».
В чем состояла тайна этого ордена или братства? Частичный
ответ мы находим у Таубе и Крузе в отрывке, относительно со-
держания которого историками было высказано много вздора,
начиная от уверений в «атеизме» царя и его «глумлении над цер-
ковным обрядом»22 до заверений, что царские казни и пытки —
22
«Как раз в это время Грозный выворачивал христианский культ наиз-
нанку. <...> Поход Грозного на Новгород и Псков носил ярко выраженный
антицерковный характер. <...> На свадьбе царской племянницы Марии
Владимировны Старицкой в Новгороде гости плясали под напев символа
веры св. Афанасия. Царь плясал со всеми и отбивал такт жезлом, которым
впоследствии убил своего сына Ивана, по головам пляшущих молодых ино-
ков» (Лихачев Д. С. Канон и молитва Ангелу грозному воеводе Парфения
Уродивого (Ивана Грозного). / / Лихачев Д. С. Исследования по древнерус-
ской литературе. JL, 1986, с. 370). В связи с этим стоит отметить, что усвое-
ние Ивану IV псевдонима «Парфений Уродивый» на основании того, что
им оказался надписан текст, тождественный «Ответу царя Иоанна Василье-
вича Грозного (это прозвание появляется только в середине XVII в., не
раньше. — А.Н.) Яну Роките», как это в свое время сделал И.АШляпкин и
развил Д.С Лихачев (там же), вызвано небрежностью или тенденциознос-
тью, во-первых, потому, что архангел Михаил не имел никакого отношения
к Ивану IV (небесным покровителем царя был Иоанн Предтеча), во-вто-
рых, потому, что автор этого канона, написанного для тезоименного ангела
тверского князя Михаила Александровича, хорошо известен. Им был свя-
щенноинок Парфений, упомянутый в Симеоновской летописи под
6907/1399 г., где помещена «Повесть об обновлении соборной церкви Спа-
са Вседержителя в Твери», содержащая рассказ об уходе князя в монастырь
св. Афанасия и о преставлении его в присутствии «аръхимандрита Корни-
лия и священноинока Парфения, и тема повели пети канонъ в исход души»
(ПСРЛ, т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 147.). Другими слова-
ми, все восторги по поводу «даровитости» и «многогранности» талантов ца-
всего только дань «традиционной смеховой культуре средневеко-

вья»23 , которую, дескать, так хорошо понимал этот «представи-
тель гуманизма в России», создавший в Александровой слободе
«своего рода певческую академию»2*.
О том, что собой представлял «царский домовый обиход» в
Александровой слободе, против которого яростно выступал ми-
трополит Филипп (особо примечательно требование царя, что-
бы игумен Филипп «в опришнину и в царский домовый обиход не
вступался, а на митрополью бы ставился»25), известно из двух ис-
точников — «Послания» Таубе и Крузе и «Краткого сказания»
А.Шлихтинга, которые совпадают по всем существенным во-
просам, дополняя и поясняя друг друга.
Находясь в Александровой слободе, Иван IV, по словам Тау-
бе и Крузе, «был игуменом, кн[язь] Афанасий Вяземский кела-
рем, Малюта Скуратов пономарем; и они вместе с другими
распределяли (по-видимому, «делили». - А.Н.) службы мона-
стырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими
сыновьями и пономарем (т.е. Малютой. — А.Н.). Рано утром в 4
часа должны все братья быть в церкви; все неявившиеся, за ис-
ключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости,
не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния,
и приговариваются к 8 дням епитемии. В этом собрании поет он
сам со своими братьями и подчиненными попами с четырех до
семи. Когда пробивает 8 часов, идет он снова в церковь, и каж-
дый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пе-
нием, пока не пробьет 10. К этому времени уже бывает готова
ря Ивана IV при ближайшей поверке (в том числе и приписываемые ему

стихиры «деспота Иоанна») оказываются не более, чем запоздалой лестью
тирану.
23
«Затеянная Грозным опричнина имела игровой, скомороший харак-
тер. Опричнина организовывалась как своего рода антимонастырь с мона-
шескими одеждами опричников как антиодеждами, с пьянством как анти-
постом, со смеховым богослужением, со смеховым чтением самим
Грозным отцов церкви о воздержании и посте во время трапез-оргий, со
смеховыми разговорами о законе и незаконности во время пыток и т.д.»
(Лихачев Д.С., Панченко A.M. «Смеховой мир» древней Руси. JI., 1976, с. 61).
24
«В своей любимой загородной резиденции — слободе Александрове
Иван Грозный основал специальное музыкальное учреждение, своего рода
консерваторию, куда пригласил высококвалифицированных мастеров пе-
ния» (Успенский Н.Д. Образцы древне-русского певческого искусства. JI.,
1971, с. 117-118; он же. Древне-русское певческое искусство. М., 1971, с. 151
и 186).
25
СГГД, ч. 1, № 193, с. 557-558; Зимин А.А. Опричнина..., с. 246.
трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам

остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить
кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подается еда и пи-
тье, очень дорогое и состоящее из вина и меда, и что [тот] не
сможет съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах
и раздать нищим, и как большей частью случалось, это прино-
силось домой.
Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу. После
того, как он кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не
пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот
людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже
мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в
нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И
есть свидетельство, что никогда не выглядит он более веселым
и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует
при мучениях и пытках до 8 часов [вечера]. И после этого
каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную,
как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до
9 [часов]. После этого идет он ко сну в спальню. <...> Что ка-
сается до светских дел, смертоубийств и других тиранств и во-
обще всего его управления, то отдает он приказания в церкви.
Для совершения всех этих злодейств он не пользуется ни пала-
чами, ни их слугами, а только святыми братьями. Все, что
приходит ему в голову, одного убить, другого сжечь, приказы-
вает он в церкви <...>. Все братья, и он прежде всего, должны
иметь длинные черные монашеские посохи с острыми наконеч-
никами, которыми можно сбить крестьянина с ног, а также и
длинные ножи под верхней одеждой, длиною в один локоть,
даже еще длиннее, для того, чтобы, когда вздумается убить
кого-либо, не нужно было бы посылать за палачами и мечами,
но иметь все приготовленным для мучительства и казней...»
[Т-К, 39-40].
Как можно убедиться, перед нами орденский распорядок
жизни царя, лишенный какого-либо «глумления» над религией,
а тем более атеизма. Наоборот, здесь всё проникнуто глубокой
обрядовой педантичностью, заставляющей вспомнить инкви-
зиционные застенки Европы, в которых ханжество соединено
было с изуверством, а здесь еще и приправлено природной ди-
костью. Были ли Таубе и Крузе свидетелями этому «царскому
домовому обиходу»? В этом убеждают приводимые ими подроб-
ности, подтверждаемые рассказом А.Шлихтинга, который, судя
по всему, постоянно бывал в Александровой слободе в качестве
переводчика придворного врача. Об этом говорит и его замеча-
ние, что Иван IV, живя в слободе, «каждый день двадцать, трид-
цать, а иногда и сорок человек велит рассечь на куски, утопить,
растерзать петлями, так что от чрезмерной трупной вони во
дворец иногда с трудом можно проехать» [Шл., 25-26].
Записки Шлихтинга в ряде случаев уточняют сведения Таубе
и Крузе, показывая, что среди «братьев» оказываются и некото-
рые члены опричного двора, допущенные к ритуалу «братства».
«Живя в упомянутом Александровском дворце, - писал
Шлихтинг далее, — словно в каком-то застенке, он (царь. —
А.Н.) обычно надевает куколь, черное и мрачное монашеское
одеяние, какое носят братья базилиане, но оно всё же отлича-
ется от монашеского куколя тем, что подбито козьими мехами.
По примеру тирана также старейшины (по-видимому, бояре.
— А.Н.) и все другие принуждены надевать куколи, становиться
монахами и выступать в куколях, за исключением убийц из оп-
ричнины, которые исполняют обязанность караульных и стра-
жей. И так великий князь встает каждый день к утренним мо-
литвам и в куколе отправляется в церковь, держа в руке
фонарь, ложку и блюдо. Это же делают все остальные, а кто не
делает, того бьют палками. Всех их он называет братией, так-
же и они называют великого князя не иным именем, как брат.
Между тем он соблюдает устав жизни, вполне одинаковый с
монахами. Заняв место игумена, он ест один кушание на блюде,
которое постоянно носит с собою; то же делают все. По приня-
тии пищи он удаляется в келью или уединенную комнату. Рав-
ным образом и каждый из остальных уходит в свою, взяв с со-
бой блюдо, ножик и фонарь; не уносить всего этого считается
грехом. Как только он проделает это в течение нескольких дней
и, так сказать, воздаст богу долг благочестия, он выходит из
обители и, вернувшись к своему нраву, велит привести на пло-
щадь толпы людей и одних обезглавить, других повесить, тре-
тьих побить палками, иных поручает рассечь на куски, так что
не проходит ни одного дня, в который бы не погибло от удиви-
тельных и неслыханных мук несколько десятков человек»
[Шл., 27].
Из приведенного рассказа Шлихтинга можно заключить,
что «братство» опричной гвардии, поставленной над опричным
войском, в свою очередь служило подножием или «внешним
кругом» для внутреннего ядра ближайших сподвижников царя
из знати («старейшины» Шлихтинга), допущенной в орденский
замок «кромешников». В орденский капитул входили (по Таубе
и Крузе), кроме царя, А.И.Вяземский и М.Л.Скуратов-Вель-
ский; Г.Штаден к ним присоединяет А.Д. и Ф.А. Басмановых и
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ* 643
П.В.Зайцева, поименованных предшествующими авторами в

качестве ближайших советников царя. В числе безусловных
«братьев», стоявших над «кромешниками» и принимавших не-
посредственное участие в кровавых расправах, можно назвать
М.Т.Черкасского, В.Г.Грязного, В.И.Темкина-Ростовского и
А.Ф.Овцына, которые, в свою очередь, стали жертвами царской
мнительности и раздражительности [Шт., 96-97]. Вероятно, к
ним следует причислить еще какое-то количество лиц, однако
отождествлять с «орденом кромешников» весь состав опрично-
го двора, как то обычно делается историками26, на мой взгляд,
нет никаких фактических оснований.
Таким образом, на основании показаний очевидцев, не вхо-
дивших в опричный орден «кромешников», но тесно связанных
с его деятелями и даже деятельностью (как тот же Г.Штаден, ис-
пользовавший новгородский погром для личного разбоя), весь
комплекс «опричнины Ивана IV» предстает перед нами в виде
двух взаимопроникающих и взаимообусловленных структур.
Первая из них представлена территориально-государственным
аппаратом управления царским уделом, копирующим аналогич-
ный аппарат «земщины», вершиной которого служит «царский
двор», вторая — сращенный с верхушкой этого двора (но не тож-
дественный ему) «орден кромешников», который опирается на
«корпус убийц», выполняющих карательные и охранительные
функции, и на опричное войско, никакого отношения к ордену
не имеющее и точно так же возглавляемое царем. Внешним от-
ражением такой двойственности «опричнины» оказываются два
ее центра, функционировавшие одновременно на протяжении
1567-1571 гг.: закрытый ото всех заставами и караулами орден-
ский замок-застенок в Александровой слободе и открытый для
глаз обывателей опричный дворец на берегу Неглинной в Моск-
ве, официальное местонахождение царя и его приказов.
Этот вывод, опирающийся на приведенные выше факты, поз-
воляет по-новому взглянуть на события 60-70-х гг. XVI в., увидев
за «опричными реформами Ивана IV» не самоцель в виде первой,
внешней структуры управления «царским уделом», а всего только
средство для функционирования второй, внутреней структуры,
какой был «орден кромешников». Какие цели он преследовал, в
результате чего возник и почему был уничтожен самим его созда-
26
Напр., А.А.Зимин: «Основу опричной гвардии составляет государев
двор» (Зимин А.А. Опричнина..., с. 353); Полосин И.И. Опричнина Ивана
Грозного и очередные задачи..., с. 185-189; он же. Споры об «опричнине» на
польских сеймах XVI в. (1569-1582). / / Полосин И.И. Социально-политиче-
ская история..., с. 166\АльшицД.Н. Начало самодержавия..., с. 177-192; и др.
21*
телем — на эти вопросы пока ответа нет и вряд ли они когда-либо

будут получены. Маловероятно и найти под нынешними здания-
ми Успенского женского монастыря г. Александрова остатки ор-
денского архива, хотя именно в результате таких раскопок могут
быть открыты пыточные орденские застенки, о которых согласно
пишут опричные дипломаты, А.Шлихтинг и Г.Штаден.
Похоже, именно здесь мы встречаемся с главной загадкой
опричнины — с тем ее «сердцем», ради которого и была задума-
на вся затея с разделением земель, экстерриториальностью цар-
ского двора и его окружения, орденом «кромешников» и всем
остальным. В отличие от Москвы, в Александровой слободе ни-
когда не прекращались мучения и казни, смысл которых остает-
ся для нас закрыт, как, похоже, был он закрыт и для их совре-
менников. Сейчас мы даже не можем сказать с достоверностью,
кого именно пытали и казнили, потому что этих безымянных
жертв оказывается много больше, чем поименовано в дошед-
ших до нас списках известного синодика Ивана IV. Остается
предполагать, что то были жертвы доносов своих холопов, не-
другов, неудачные беглецы за рубеж, люди, подозреваемые в
знахарстве и волшбе с умыслом на царя, а главное — потенци-
альные заговорщики. Однако сколько могло быть таких? Де-
сятки? Между тем свидетельства очевидцев не оставляют
сомнения, что эти жертвы исчислялись многими сотнями заму-
ченных и казненных на глазах царя.
Естественно задаться вопросом: во имя чего совершались эти
бессмысленные убийства, ставшие обязательной частью «цар-
ского домового обихода»? Никакая алчность царя, никакой страх
действительных или возможных заговоров против него лично не
объясняет ни мучений жертв, ни их количества, ни уничтожения
при этом всего имущества казнимых, ни издевательств над жен-
щинами и детьми, ни травли осужденных зверями - всех тех во-
истину адских мук, которые еще никем в мировой истории не
были превзойдены по своей бесчеловечности и изощренности.
Между тем, именно в этих пытках, в этих массовых казнях, как
видно, заключена тайна «ордена кромешников» и трагедия мит-
рополита Филиппа, требовавшего от Ивана IV положить конец
не только казням, но и всему «бесовскому действу». Эти изощ-
ренные, бесконечные и бесцельные зверства, описание которых
мы находим у очевидцев, которые, в свою очередь, находят под-
тверждение в описании опричной расправы с Новгородом27, не-
27
Повесть о приходе царя Иоанна IV Васильевича в Новгород. / / Нов-
городские летописи. СПб., 1879, с. 393-404; Летописец новгородский церк-
вам Божиим. / / Новгородские летописи..., с. 338-345.
вольно заставляют задуматься: не имеем ли мы в данном случае

дело с орденом поклонников Сатаны?
Для XVI в. в этом не было ничего необычного, тогда как все
орденские атрибуты, знаки, а главное - действия, сопряженные
с массовыми и мучительными человеческими жертвоприноше-
ниями, делают подобное предположение в высшей степени ве-
роятным. Более того, такое предположение хорошо согласуется
с сообщениями о подчеркнутой набожности Ивана IV (Даниил
Принц из Бухова), со стремлением к мелочной обрядовости, его
гипертрофированном суеверии, постоянном страхе и подозри-
тельности. Стоит напомнить, что «уклонение в сатанизм» чело-
века средневековья не только не предполагало у него какого-
либо «атеизма» или наличия «антиклерикальных настроений»,
но, наоборот, требовало глубокой веры в силу обрядности и на-
личие Бога Небесного. Последняя, в свою очередь, порождала
веру в его могущественного антипода и «супротивника», «князя
мира сего», к которому человек и обращался за помощью.
И здесь напрашивается любопытная параллель.
В своей работе об орденском характере опричнины Ивана IV
И.И.Полосин напомнил, что еще в 1547 г. московским прави-
тельством была высказана идея создания собственного рыцар-
ского ордена28. Факт этот можно было бы посчитать несущест-
венным, однако не так давно Г.В.Вилинбахов, работавший над
историей ордена Андрея Первозванного, обнаружил, что сооб-
щение Г.Шлитте, судя по всему, имело продолжение. Он нашел,
что в книге И.А.Рудольфи «Куриозная геральдика», изданной в
1718 г., говорится, что орден Андрея Первозванного — «не пер-
вый рыцарский орден в Москве, а еще царь Иван Васильевич учре-
дил в 1557 году орден Небесного Креста (может быть, в память то-
го креста, что явился царю Константину) с розой, украшенной
жемчугом, потому что на цепи ордена, состоящей из 42 звеньев,
висело изображение Спасителя Иисуса Христа, торжествующего и
возносящегося к небесам». Подтверждение такому сообщению
Г.В.Вилинбахов нашел на оттиске печати царя Федора Ивано-
вича, воспроизведенной в свое время в книге АЛакиера «Рус-
ская геральдика», где «отчетливо видна на груди двуглавого орла
цепь со знаком ордена либо в виде андреевского креста, либо в виде
монограммы Христа»29.
28
Полосин И.И. Что такое опричнина. / / Полосин И.И. Социально-по-
литическая история..., с. 154.
29
Вилинбахов Г. В. К истории учреждения ордена Андрея Первозванного
и эволюция его знака. / / Культура и искусство Петровского времени. JI.,
1977, с. 155.
Крест с розой, ставший центральным знаком Ордена Небес-

ного Креста, вполне мог быть знаком тех «чинов стратилатских»,
о которых вскольз упоминал А.М.Курбский в своей «Истории о
великом князе Московском»30. Неслучайно, начиная с конца
XVI или с начала XVII в., одним из излюбленных типов русско-
го серебряного нательного креста с эмалью и без нее оказывает-
ся крест довольно большого размера с изображенным на нем
розовым венком. Интересно и другое. Из соборного дела о «мя-
теже» дьяка И.М.Висковатого по поводу новой стенописи и
икон, написанных для ряда кремлевских церквей, в том числе
для Благовещенского собора, известно, что именно в это время
там появился образ «Господа нашего Иисуса Христа, на верх кре-
ста седяща в доспехе», который своей необычностью смутил
ревнителя благочестия31. Как известно, представление о Хрис-
те-рыцаре, чуждое восточному православию, неразрывно свя-
зано с рыцарскими орденами Западной Европы, поэтому появ-
ление подобного новшества в русской иконографии, притом в
одном из «царских» соборов, вполне могло стать «репликой» на
учреждение подобного ордена.
Наличие следов орденских организаций в России в 50-х гг.
XVI в. ставит перед исследователем этого времени много вопро-
сов, среди них — о связях нового ордена с орденами Западной
Европы, о том, кто входил в орденские братства и т.д. Тем более,
что символика ордена Небесного Креста, связанная с доблес-
тью, верой и благодатью, оказывается в оппозиции символике
опричнины, заставляя думать, что свой сатанинский орден
Иван IV мог создать в противоположность не только «ордену
земщины», но, соответственно, и его небесному покровителю,
Христу. Отсюда — устроение орденского замка «кромешников»
вне Москвы и вся та его мрачная символика, о которой я писал
в одной из своих книг: черные одеяния «кромешников», черные
графитовые крыши орденского замка, о которых нам теперь из-
вестно по раскопкам в Александровой слободе, «черные мес-
сы», которые служил Иван IV вместе с какими-то «своими по-
пами», и бесчисленные жертвоприношения сатане...
Оставляя в стороне тайные цели, которые преследовал царь,
создавая свой «орден кромешников»32, и которые, как я уже
30
Курбский A.M. История..., стб. 172.
31
Московские соборы на еретиков XVI века в царствование Ивана Ва-
сильевича Грозного. М., 1847, с. 10. Об иконографии образа см.: Подобедова
О.И. Московская школа живописи при Иване IV (Работы в московском
Кремле 40-х - 70-х годов XVI в.). М, 1972, с. 40-58 и др.
32
Напр., гипотезу Г.Л.Григорьева, что предпосылкой возникновения
сказал, мы вряд ли сможем когда-либо выяснить с достоверно-

стью, установление внутренней структуры опричнины позволя-
ет утверждать, что ее первоначальной задачей была легализация
созданной царем орденской организации за пределами юрис-
дикции общегосударственной структуры власти и над ней, тог-
да как все остальные связанные с опричниной реформы (разде-
ление земель, создание дублирующей системы приказов,
собственного войска, опричного двора и т.п.) служили только
средством обеспечения жизнедеятельности ордена, венчавшего
пирамиду власти в России 60-70-х гг. XVI в.
Подобный вывод требует от историков в дальнейшем отка-
заться от недифференцированного использования термина
«опричник», одинаково прилагаемого как к человеку, находив-
шемуся под юрисдикцией опричного Дворца и проживавшего
на опричной территории, так и к члену опричного Ордена, соб-
ственно опричнику или «кромешнику», наделенному не только
знаками ордена, но и специфическими функциями и полномо-
чиями. В свою очередь, к этим последним нельзя огулом при-
числить весь состав опричного Двора даже в период опричного
террора 1565-1572 гг., не говоря уже о распространении этого
термина на опричное войско, работников опричных приказов,
дипломатов, бояр и т.д., которым более соответствует наимено-
вание по званию и по должности с указанием «из опричнины»,
оставив за собственно членами ордена наименование «оприч-
ник» или «кромешник», подразумевая под ними «убийц»
А.Шлихтинга и «кромешников» А.М.Курбского.
опричнины послужило существование скрытого претендента на трон, ка-

ким мог быть сын Соломонии Сабуровой князь «Георгий Васильевич», на
которого могла возлагать надежды оппозиция (Григорьев ГЛ. Кого боялся
Иван Грозный? М., 1998; Никитин А. Государев обиход. / / Никитин А. Точ-
ка зрения. М., 1985, с. 281-413).
СУЩЕСТВОВАЛ ЛИ «БОЛТИНСКИЙ» СПИСОК

ПРАВДЫ РУСКОЙ 71
Для русской исторической науки XVIII век явился своего

рода «эпохой великих открытий». Неслучайно основная масса
исторических изданий, появившихся во второй его половине,
оказывается публикацией источников, то есть археографичес-
кими работами. После того, как Петр I в 1697 г. на пути в Гол-
ландию познакомился с Радзивиловской (Кенигсбергской) ле-
тописью, а 16.02.1722 г. был издан указ о присылке в Синод из
епархий и монастырей бумажных и пергаменных летописей и
хронографов (аналогичный указ был издан 1.8.1791 г.), парал-
лельно с накоплением памятников древней письменности в ча-
стных библиотеках и в государственных хранилищах шло их из-
дание, перевод и осмысление.
Знакомящийся с этими изданиями исследователь не может
не отметить безукоризненное чутье первых российских истори-
ков и археографов, отбиравших из множества открываемых до-
кументов (как бы в предчувствии дальнейших утрат) памятники
первоочередной важности, составившие золотой фонд источ-
ников русской истории. Достаточно назвать такие летописи,
как Новгородская Первая, Радзивиловская, Никоновская, Цар-
ственный летописец, Степенная книга царского родословия,
книги разрядные, родословные, судебники, Книга Большому
чертежу, грамоты духовные, договорные, купчие, статейные
списки, не говоря уже о многом другом. Среди них особое мес-
то занимают несколько памятников, в издании которых по пра-
ву можно видеть итог русской археографии XVIII века. Это
Правда Руская, изданная в 1792 г., «Поучение Владимира Моно-
маха», изданное в 1793 г., и, наконец, «Слово о полку Игореве»,
1
Печатается с дополнениями по тексту: Никитин А.Л. Болтинское из-
дание Правды Руской. / / ВИ, 1973, № 1 1 , с.53-65. Здесь и далее я следую
действительному написанию этого памятника, т.е. с одним «с».
СУЩЕСТВОВАЛ ЛИ «БОЛТИНСКИЙ» СПИСОК ПРАВДЫ РУСКОЙ? 649
вышедшее в 1800 г.2 и как бы венчающее собой все предыдущие

открытия.
Появившееся в 1792 г. издание древнейшего памятника рус-
ского права, каким является Правда Руская, не было первым по
счету. Ему предшествовали три издания — А.Шлецера в 1767 г.3,
С.Я.Румовского в 1786 г.4 (так наз. «Татищевская Правда») и
В.В.Крестинина в 1788 г.5 Однако издатели 1792 г., скрывшиеся
под псевдонимом «любителей отечественной истории», полага-
ли, что прежние издания по обстоятельности и научному аппа-
рату, сопровождавшему текст, «должны будут уступить сим (зако-
нам. — А.Н.) издаваемым ныне, потому что они в самом существе
своем полнее, исправнее, достаточнее всех прочих, не только оных
тиснению преданных, но и рукописных до ныне известных» [ПР,
1792, III].
Как известно, под именем «любителей отечественной исто-
рии» скрывались люди, тесно связанные не только общими ин-
тересами, но и дружественными узами. Это писатель и перевод-
чик И.П.Елагин, генерал-майор И.Н.Болтин и обер-прокурор
Святейшего Синода, позднее граф А.И.Мусин-Пушкин. Похо-
же, что иных и не было, и указание Д.Н.Дубенского на некого
«Перфильева»6 является всего лишь недоразумением, порожден-
ным отчеством И.П.Елагина. К моменту издания все трое были
2
Правда Руская, или Законы великих князей Ярослава Владимировича
и Владимира Всеволодовича Мономаха. С преложением древняго оных на-
речия и слога на употребительные ныне, и с объяснением слов и названий
из употребления вышедших. Изданы любителями отечественной истории.
Печатаны в типографии Святейшего Правительствующего Синода 1792 го-
да (далее - ПР, 1792); цитируется с сохранением орфографии и пунктуации
текста. — А.Н.); Духовная великаго князя Владимира Всеволодовича Моно-
маха детям своим, названная в летописи Суздальской Поученье. В Санкт-
петербурге. Печатано в Типографии Корпуса Чужестранных Единоверцев
1793 года; Ироическая песнь о походе на половцев удельнаго князя новаго-
рода-северского Игоря Святославича, писанная старинным русским язы-
ком в исходе XII столетия с преложением на употребляемое ныне наречие.
Москва. В Сенатской Типографии, 1800.
3
Правда Руская, данная в одиннадцатом веке от великих князей Яро-
слава Владимировича и сына его Изяслава Ярославича. Издание Августа
Шлецера, профессора истории при Императорской Академии Наук и члена
Королевских Академий наук в Геттингене и Стокгольме. В Санкт-Петер-
бурге при Императорской Академии Наук. 1767 г.
4
Продолжение Древней Российской Вифлиофики, ч. I, СПб., 1786 г., с.
5-22.
5
Продолжение Древней Российской Вифлиофики, ч. III, СПб., 1788 г.,
с. 16-47.
6
Русские достопамятности, ч. II. Издание ИОИДР при Московском
Университете. М., 1843, с. 120.
уже не молоды, обладали известностью, независимостью и жи-

во интересовались российскими древностями. Историко-кри-
тические труды и обширные знания И.Н.Болтина 7 снискали
ему известность и уважение среди русских и европейских уче-
ных, тогда как А.И.Мусин-Пушкин зарекомендовал себя более
собирателем, чем исследователем, и к августу 1791 г., когда по
его инициативе Екатериной II был издан известный указ о до-
ставлении в Синод древних рукописей из монастырских архи-
вов и книгохранилищ [ПР, 1792, I], он уже имел прекрасную
собственную библиотеку и обширное собрание древних пред-
метов и редкостей8.
Сейчас можно довольно точно восстановить участие каждо-
го из трех друзей в издании 1792 г., опираясь на свидетельство
одного из них. В одном из примечаний посмертно изданного
труда И.П.Елагин в качестве единственного подготовителя тек-
ста, переводчика и комментатора Правды Руской называет
И.Н.Болтина, «который един по отменному знанию русской исто-
рии, к изданию упрошен был и един трудился»9. Сам Елагин, как
можно думать, больше был вдохновителем, чем издателем, тог-
да как А.И.Мусин-Пушкин предоставил в распоряжение Бол-
тина, кроме своей библиотеки, рукописи, поступавшие из мо-
настырей в Синод, подведомственную ему типографию и из
личных средств оплатил все издержки по печати10.
Наблюдения над языком и стилем примечаний к изданию
1792 г. подтверждают сообщение Елагина, а сравнение их с язы-
ком сочинений Болтина устанавливает с несомненностью его
авторство. Всё это позволяет в дальнейшем уже прямо называть
И.Н.Болтина издателем текста 1792 г.
Осуществленное Болтиным издание Правды Руской пора-
жает каждого, кто знакомится с ним первый раз, своей строгос-
7
Примечания на историю древния и нынешния России г. Леклерка, со-
чиненные генерал-майором Иваном Болтиным, тг. 1-Й, СПб., 1788; Ответ
генерал-майора Болтина на письмо князя Щербатова, сочинителя Россий-
ской истории. СПб., 1789; Критические примечания генерал-майора Бол-
тина на Историю князя Щербатова, тт. 1-Й, 1793.
8
Критические примечания генерал-майора Болтина на первый том Ис-
тории князя Щербатова. СПб., 1973, с. 251; Калайдович К. Биографические
сведения о жизни, ученых трудах и собрании российских древностей графа
А.И.Мусина-Пушкина. / / ЗиТОИДР, ч. II, М., 1824, с. 20.
9
Елагин И. Опыт повествования о России, кн. I. М., 1803, с. 446.
10
Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века.
1725-1800, т. II. М., 1964, с. 460, № 5590; т. V, М., 1967, с. 297, № 5590. Тираж
первого издания — 650 экз.
тью и научным изяществом. Издатель не просто публиковал и
комментировал текст. Как можно видеть из расположения ма-
териала, задачей Болтина было максимально облегчить работу
читателя с текстом, не только объяснив, насколько возможно,
сам текст и употребляемые в нем специфические термины и вы-
ражения, но и вводя читателя в соответствующий раздел древ-
ней русской истории.
Рассматривая последовательно структуру издания, мы нахо-
дим обстоятельное предисловие, в котором кратко изложена
цель издания, его история и принципы, которыми руководство-
вались издатели. За предисловием следует оглавление, где, кро-
ме указания на страницы, излагается столь же подробно содер-
жание статей. Сам текст Правды Руской разделен на главы и
статьи, как можно думать, соответственно киноварным заго-
ловкам или инициалам, характерным для всех списков Прост-
ранной редакции, к которой он относится. Параллельно тексту
оригинала идет толковый перевод, а после каждой статьи — об-
стоятельные примечания, касающиеся текста, разночтений по
другим спискам, имевшимся в распоряжении издателей, объяс-
нения терминов, выражений или затронутого вопроса.
Завершается издание подробным указателем слов, названий
и предметов, находящихся как в тексте, так и в примечаниях.
Уже этот беглый обзор показывает, как серьезно относился
Болтин к изданию Правды Руской и почему само издание вызы-
вало восхищение не только у его современников, но и у круп-
нейших историков более позднего времени. Принципы переда-
чи текста, которыми руководствовался в данном случае Болтин,
с исчерпывающей полнотой изложены им в предисловии, а их
важность для всего последующего заставляет меня привести
этот фрагмент, ибо его придется вспомнить еще не раз.
Вот что издатель счел нужным сообщить своим читателям.
«Самый текст законов разсудили мы напечатать в пол стра-
ницы церьковными буквами, ради лучшаго изображения древ-
них слов и правописания, а против текста, в другом столбце,
поставить преложение на нынешнее наречие гражданскими
буквами; под каждою же статьею в низу приложить объяснения
и толкования слов вышедших из употребления, дабы Читатель
мог удобно смысл текста, по толкованию слов, понимать, и ви-
деть сходно ли с ним зделано нами преложение; и как всё то,
что напечатано церьковными буквами, есть находящееся в
древнем рукописном списке издаваемых законов, а напечатан-
ное гражданскими буквами есть сочиненное нами. — Текст за-
конов точно так напечатан как он в рукописи находится, без
всякия перемены, не только в словах ниже в одной букве; рав-

но и статьи разделены также как и там, но прибавлены токмо
числа главам и статьям для удобнейшего приискания мест, в
случае ссылки на них. — Где нашлись в списке, которому мы
следовали, упущения в словах, небрежением писца учиненные,
а в других списках оныя слова находятся, те мы внесли в текст,
без всякаго усумления; находящиесяж в других списках отмены
в словах и целых речах, показали токмо в примечаниях. — Хо-
тяж в некоторых статьях закона Ярославова и ясно видели мы,
что слова или речи перемешаны, тоесть задния поставлены на
переди, а передния на зади, яко в § 1-м название Русин, дол-
женствующее быть на конце речи с прочими находящимися там
отечественными названиями, поставлено на переди весьма не к
стате; но мы не осмелилися перенести его в приличное ему мес-
то, но оставили тут где оно стоит в подлинике. Приметили мы
также, что инде целыя статьи или переставлены с места на дру-
гое не по приличию, или одна статья разделена на две, и по-
следняя половина приставлена к другой, что Читатель сам
удобно усмотрит; другияж так повреждены от переписок, что о
подлином их смысле должно было доходить догадкою, и с ве-
ликим трудом, однакож, ни тех ни других отнюдь мы не поправ-
ляли» [ПР, 1792, VI-VII].
Отсюда можно видеть, что в принципах публикации текста
И.Н.Болтин намного опередил свое время, а многократно под-
твержденная добросовестность и честность издателя, засвиде-
тельствованная даже объектами его строгой критики (напр.,
М.М.Щербатов в своем ответном «Письме...»), не позволяет со-
мневаться в соблюдении им же самим предписанных правил.
К сожалению, гораздо меньшее внимание уделил Болтин
описанию рукописи, подготовленной им к изданию, и тех спи-
сков, которыми он пользовался для сверки. Известно только,
что рукопись была пергаменной, создававшей впечатление
большей древности, чем пять остальных, как видно, бумажных;
она была наиболее полной по объему вошедших в нее статей и
писана «весьма древним почерком» [ПР, 1792, I]; наконец, как и
все остальные, она поступила в Синод из какого-то монастыря
после августа 1791 г.
Успех, выпавший на долю Болтинского издания, может быть
оценен по тому, что его повторение потребовалось уже через
семь лет, а незыблемый авторитет удерживался почти четверть
века — вплоть до февраля 1818 г., когда появились первые томи-
ки «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина.
Собственно спискам Правды Руской Карамзин посвятил

всю 3-ю главу 2-го тома своей «Истории...», а также многочис-
ленные к ней примечания. Он предупреждал читателя, что «све-
рил тексты Крестининского издания Правды Русской» и «нового
издания», как он везде называет издание 1792 г., но что оба они
неверны. Основанием для такого суждения послужил найден-
ный им древнейший Синодальный список Правды Русской и
другой, «также хартейный» (т.е. пергаменный. — А.Н.), кото-
рый «в библиотеке графа А.И.Мусина-Пушкина есть», и по сли-
чению с которым «в печатном <...> находятся неисправности,
большею частию умышленные, то есть, мнимыя поправки»и.
Другими словами, обнаружив в библиотеке одного из изда-
телей Правды Руской 1792 г., в основу которой был положен
«хартейный список», такой же «хартейный», Карамзин не со-
мневался, что имеет дело с одним и тем же документом, по-
скольку для него не существовало разницы между списками од-
ного и того же памятника, кроме как их древность. Вот почему,
критикуя авторов примечаний к изданию 1792 г., Карамзин об-
ращается то к списку XIV в. из библиотеки А.И.Мусина-Пуш-
кина, который теперь известен как «Мусин-Пушкинский», то к
Синодальному списку, древнейшему, который он именует «под-
линником».
Просматривая примечания Карамзина, можно видеть, с ка-
ким удивлением историограф сличал пергаменный Мусин-
Пушкинский список Правды Руской, который, как он полагал,
был положен в основу издания 1792 г., с текстом самого этого из-
дания, находя почти в каждой статье если не прямую «ошибку»,
то разночтения12, в справедливости чего может убедиться теперь
каждый, сличив опубликованный в академическом издании
1940 г. Мусин-Пушкинский текст13 с изданием И.Н.Болтина.
С этого момента в истории издания 1792 г. начинается пери-
од, когда критика изданного текста и методов работы издате-
лей следует параллельно попыткам найти и определить ориги-
нал рукописи, которым они располагали. Авторитет «Истории
государства Российского» и ее автора оказался настолько ве-
лик, что даже К.Ф.Калайдович, взявшийся было по поручению
Общества Истории и древностей Российских за подготовку к
изданию Мусин-Пушкинской рукописи Правды Руской, дол-
гое время склонен был признавать ее за оригинал издания
11
Карамзин Н. История государства Российского, т. И, гл. 3, прим. 65.
12
Карамзин Н. История..., т. И, гл. 3, прим. 66-106.
13
Правда Русская, т. I. М.-Л., 1940 (далее - ПР, 1940), с. 275-292.
14
1792 г. и только впоследствии высказался против такого отож-
дествления15. Однако ученое мнение было сформировано, и
первый издатель Мусин-Пушкинского списка Д.Н.Дубенский в
примечаниях к изданию писал: «Кто усумнится, что таинст-
венный пергаментный список <...> писанный весьма древним по-
черком, полнейший, им (Болтиным. — А.Н.) изданный, есть тот
самый, ныне издаваемый, принадлежащий Императорскому Об-
ществу истории и древностей российских»16.
Издание Дубенского было осуществлено на достаточно вы-
соком уровне и показывало всё отличие Мусин-Пушкинского
списка от текста 1792 г. Но вместо того, чтобы увидеть разницу,
Дубенский утверждал их тождество, упрекая Болтина и осталь-
ных издателей, названных им поименно, во множестве огрехов.
Так, например, по мнению Дубенского, Болтин исключил из
древнего текста термин «задница», которое «Болтин заменил
<... > позднейшим XVI или XVвека», что сделано им «измелочного
приличия, свойственного веку»11. Насколько поверхностно
Д.НДубенский ознакомился с изданием Болтина, видно из то-
го, что полюбившаяся ему «задница» (т.е. наследство) находит-
ся в издании 1792 г. в а) заголовке, б) в тексте статьи и г) в указа-
теле [ПР, 1792, 85, 89 и V], а сам XVIII век отличался не столько
«мелочным приличием», сколько определенным неприличием,
распутством и скабрезностью...
Следующий и последний шаг сделал в 1846 г. Н.В.Калачов.
Он сличил различные редакции и списки Правды Руской и об-
наружил, что наиболее специфические варианты текста 1792 г.
соответствуют вариантам одного только Воскресенского спис-
ка. Отсюда он заключил, что именно Воскресенский список лег
в основу издания 1792 г., будучи дополнен из Академического I
списка и из некоторых других18. Правда, Воскресенский список
был бумажным, а не пергаменным, но если вслед за Карамзи-
14
Калайдович К. Биографические сведения..., с. 21, прим.
15
«По сличению пергаминного списка Правды Русской, сохраненнаго
г. Председателем нашего Общества [т.е. П.П.Бекетовым. —А. #.], можно ут-
вердительно сказать, что издатели имели основанием не сей, но другой спи-
сок и даже неизвестно, почему не приводили из первого вариантов, хотя
оный, как известно, в 1792 году находился в руках графа Мусина-Пушкина»
(Калайдович К. Биографические сведения..., прим. на с. 28).
16
Русские достопамятности, ч. II, с. 120-121.
17
Там же.
18
Калачов Н.В. Исследования о Русской Правде. Предварительные
юридические сведения для полного объяснения Русской Правды. М., 1846.
ным считать, что издатели не сдержали своего слова и напечата-

ли не один текст, произвольно пополняя его из других списков,
то, следовательно, они могли не выполнить и этого своего обе-
щания...
Собственно, на этом и закончилось изучение издания 1792 г.
Каждый последующий шаг приводил исследователей к мысли о
неточности текста, поскольку он отличался от всех известных
списков Правды Руской, а пытаясь объяснить расхождение тек-
стов недобросовестностью издателей, критики, естественно,
приходили к выводу о полном нарушении принципов, объяв-
ленных в предисловии. Сочетание чисто внешних признаков —
Мусин-Пушкин, библиотека, пергаменный список, упомина-
ние о пергаменном списке в предисловии к изданию 1792 года,
удивление и негодование Карамзина, — послужили «ядром
снежного кома», который уже нельзя было остановить. Почему-
то никто не подумал, что в той же библиотеке Мусина-Пушки-
на пергаменных списков могло быть несколько, что сама биб-
лиотека сгорела дотла или исчезла в 1812 г., что вероятность
сохранности одного списка ничтожна, что во всех своих работах
Болтин был образцом точности и достоверности, и т.д.
Наконец, можно спросить, почему до пожара 1812 г. в про-
должении двадцати лет никто из историков не усумнился в точ-
ности издания, когда оригинал был так доступен?
Как бы то ни было, после работы Н.В.Калачова издание 1792 г.
становится лишь одним из фактов истории российской архео-
графии и полностью выпадает из поля зрения исследователей
настолько, что в историографическом обзоре академического
издания текстов Правды Руской 1940 г. В.П Любимов даже не
рассматривает Болтинское издание и только в одном из приме-
чаний без каких-либо аргументов заявляет, что из списка
Н.В.Калачова следует исключить «Болтинское издание (№ 44),
представляющее собой компиляцию XVIII века из разных спис-
ков»19.
В этой странной истории решающую роль сыграло, как мне
представляется, одно немаловажное обстоятельство. Как изве-
стно, после пожара Москвы 1812 г., когда исчезла рукопись
«Слова о полку Игореве», поднялись сомнения в ее «достовер-
ности», и скептикам требовалось выставить невеждой или
19
Любимов В.П. Списки Правды Русской. / / Правда Русская, т. I, M.-JI.,
1940, с. 13, прим. 6. Следует отметить, что и М.Н.Тихомиров в своем фунда-
ментальном исследовании о происхождении текстов Русской Правды (Ти-
хомиров М.Н. Исследование о Русской Правде. M.-JL, 1941) полностью обо-
шел молчанием текст Болтинского списка.
фальсификатором не Болтина, а самого Мусина-Пушкина 20 .

Карамзин своим поспешным заключением открыл для них воз-
можность обходного маневра. Насколько такой расчет был то-
чен, показывают колебания Калайдовича, собиравшего воисти-
ну «по горячим следам» сведения о рукописи «Слова о полку
Игореве», которого он был ревностный защитник. Одним из
первых он мог использовать Мусин-Пушкинский список для
сравнения с изданием 1792 г. и пришел к выводу об ошибке Ка-
рамзина. Но сила общественного мнения и авторитета офици-
ального «историографа» оказались столь велики, что даже пол-
ное изменение признаков искомого оригинала не разрушило, а
лишь укрепило нападки скептиков.
Можно утверждать, что после 1812 г. судьба двух изданий -
Правды Руской 1792 г. и «Слова о полку Игореве» 1800 г. оказы-
вается неразрывно связанной, а та или иная точка зрения иссле-
дователей по поводу одного из текстов так или иначе отражает-
ся на отношении к другому. Упрекая Болтина в ошибках,
цитировали Карамзина, но обращались уже не к Пушкинскому,
а к Воскресенскому списку, подменяя пергаменный — бумаж-
ным, древний - поздним. И в то же время, сопоставляя, срав-
нивая отдельные части текста издания 1792 г., отыскивая «вы-
брошенные» или «вставленные» куски, критики распоряжались
Болтинским текстом с поразительной бесцеремонностью, об-
виняя издателей в «антиисторизме» и полностью забывая как о
принципах издания, провозглашенных в предисловии к нему,
так и об описании оригинала.
Известным итогом подобного рода «исследований» явилась
работа С.Н.Валка о Болтинском издании Правды Руской 1792 г.
и о «методах работы» ее издателя, опубликованная сначала в
«Трудах Отдела древнерусской литературы»21, а затем в составе
более широкого исследования о принципах издания этого текс-
та в XVIII в. — в «Археографическом ежегоднике»22.
Согласно утверждениям С.Н.Валка, текст издания 1792 г. яв-
ляется компиляцией из восьми списков, находившихся в руках
издателей, и в основу издания был положен не хартейный, как
указано в предисловии (за который вначале принимали Мусин-
20
Барсов Е.В. Слово о полку Игореве, как художественный памятник
Киевской дружинной Руси, т. 1. М., 1884 (Критический очерк литературы
«Слова...»).
21
Волк С.Н. Болтин и его работа над Русской Правдой. / / ТОДРЛ, XIV,
Л., 1958, с. 650-656.
22
Валк С.Н. Русская Правда в изданиях и изучениях XVIII- начала XIX
века. / / А Е за 1958 год. М., 1960, с. 141-149.
Пушкинский список), а бумажный Воскресенский, по предпо-

ложению Валка находившийся в Синоде в конце 1791 г. Соот-
ветствующим образом археограф представляет и работу
И.Н.Болтина над текстом. Так, рассматривая в качестве приме-
ра первую статью Правды Руской в издании 1792 г., С.Н.Валк
приходит к выводу, что она является «склейкой того, как она чи-
тается в Краткой Правде, с тем, как она читается в Простран-
ной Правде»23. Метод же работы издателя он описывал следую-
щим образом: «Болтин не только по своему разумению соединяет
в одно целое разнородные по своему происхождению части текста,
но и то, что дошло в исправном, казалось бы, виде, подвергает
критике с точки зрения своего понимания и соответственно это-
му правит текст»24.
Отказывая Болтину в самой возможности исторического
подхода к тому или иному документу, С.Н.Валк пренебрежи-
тельно отзывается об исторических взглядах Болтина, а порой в
его отношении к историку XVIII в. проглядывает даже враждеб-
ность, когда он, упомянув, что «в своих взглядах на Русскую
Правду Болтин следовал В.Н.Татищеву», неожиданно заключа-
ет: «Мы видим Болтина националистом, апологетом и крепостно-
го права и русского абсолютизма»25.
Что же касается провозглашенных в Предисловии принци-
пов издания 1792 г., С.Н.Валк пишет: «Болтин обещал в своем
предисловии делать оговорки относительно разночтений. Им ого-
ворено, что «ябетник» встречен им только у «Татищева» (так на-
звал Болтин напечатанный Румовским Академический список с
примечаниями Татищева); такие же оговорки о разночтениях сде-
ланы Болтиным еще только в пяти случаях и на всем протяжении
его издания Правды, хотя их надо было сделать в десятки раз боль-
ше, если только принять во внимание все разночтения Академиче-
ского Краткого и всех Пространных списков»26. По-видимому,
Валк имел в виду списки Правды Руской, изданные в первом то-
ме ее академического издания 1940 г, — списки, которые физи-
чески не мог знать И.Н.Болтин, подчеркнувший в предисло-
вии, что располагал всего только шестью неизданными и двумя
изданными списками. Тем удивительнее очередной выпад Вал-
ка, что «при таких условиях нельзя удивляться обвинениям Карам-
зина, что в издании Болтина «находятся неисправности, большею
частию умышленные, то-есть мнимые поправки»21.
23
Валк С.Н. Русская Правда..., с. 144.
24
Там ж е .
25
Там ж е , с. 145.
26
Там ж е , с. 144.
27
Там ж е .
Суровый приговор, вынесенный «патриархом советской ар-

хеографии», казалось, должен был навсегда закрыть вопрос о
научном значении злополучного издания. Однако существует
несколько аспектов, заставляющих еще раз к нему вернуться,
чтобы рассмотреть причины и обоснованность столь категори-
ческих суждений. Напомню, что критика издания 1792 г. как в
момент своего возникновения, так и в наши дни, связана с по-
пытками дискредитировать научную деятельность и поставить
под сомнение элементарную порядочность «любителей отече-
ственной истории», превратив их если не в злостных, то в «бла-
гонамеренных фальсификаторов»28. А это значит, что наш вопрос
имеет не только исторический, но и вполне актуальный науч-
ный интерес, поскольку от того или иного ответа зависит даль-
нейшая судьба издания 1792 г.: останется ли его текст «компиля-
цией» и окончательно исчезнет из научного оборота, или
исследователям нашего древнейшего юридического свода зако-
нов можно будет возвратить науке принадлежащий ей по праву
текст неизвестной сейчас рукописи.
По счастью (или по иронии судьбы), а, может быть, не без
умысла со стороны М.Н.Тихомирова, создателя и редактора
«Археографического ежегодника», в том же томе, где напечата-
на работа С.Н.Валка, была помещена работа А.Т.Николаевой об
И.Н.Болтине как археографе29. Читатель найдет там отзывы о
Болтине и его работах таких историков, как С.М.Соловьев,
М.И.Сухомлинов, В.О.Ключевский, В.С.Иконников и других,
неизменно подчеркивавших глубочайшее уважение ученого
XVIII в. к факту, документу и даже букве исторического доку-
мента, которое прослеживается во всех без исключения трудах
Болтина, оказавших огромное влияние на развитие российской
28
Напр., Зимин А. А. Приписка к Псковскому Апостолу 1307 года и
«Слово о полку Игореве». / / PJI, 1966, № 2, с. 60-74; он же. К истории созда-
ния «Слова о полку Игореве». / / BJI, 1967, № 3, с. 133-152; Моисеева Т.Н.
А.И.Мусин-Пушкин — издатель древнерусских памятников. / / Книга в
России до середины XIX века. JI., 1978, с. 74-86, и др.
29
Николаева А. Т. Вопросы источниковедения и археографии в трудах
И.Н.Болтина. / / АЕ за 1958 год. М., 1960, с. 162-186. Стоит отметить, что
сам М.Н.Тихомиров неоднократно обличал С.Н.Валка не только в стран-
ной предубежденности относительно подлинности документов ранней рус-
ской истории, своего рода «историческом нигилизме», но и в прямой недо-
бросовестности по отношению к издаваемым и комментируемым им
памятникам отечественных древностей, объявляемых им «фальсификата-
ми» (Тихомиров М.Н. О частных актах в древней Руси. / / Тихомиров М.Н.
Древняя Русь. М., 1975, с. 240-260, и др. работы).
историографии и источниковедения. После всего этого не вы-

зывает удивления и собственный высокий отзыв о Болтине
А.Т.Николаевой, когда она пишет, что «характерной особеннос-
тью Болтина, как археографа, является чрезвычайно бережное
отношение к публикуемому источнику, стремление донести его до
читателя в неприкосновенности»30. К сожалению, сама А.Т.Ни-
колаева не решилась прямо выступить с пересмотром традици-
онного взгляда на издание 1792 г., ограничившись указанием,
что «издатели взяли, как они пишут (выделено мною. — Л.Н.),
наиболее древний список и сличили его со всеми им известными спи-
сками»31. Но дальше, снимая сомнения, она писала прямо, что
для Болтина «неприкосновенность текста публикуемого памят-
ника была альфой и омегой»32.
Итак, перед нами две точки зрения на И.Н.Болтина и на его
последнюю работу — С.Н.Валка и А.Т.Николаевой, диаметраль-
но противоположные друг другу по своим оценкам этого заме-
чательного исследователя. И если за Николаевой стоят круп-
нейшие историки прошлого, то на стороне Валка —
определенная историческая традиция, требующая своего рас-
смотрения ab ονο. В данным случае таким «яйцом» оказывается
Н.М.Карамзин и его примечания ко второму тому «Истории го-
сударства Российского», поскольку он первым усумнился в вер-
ности текста 1792 г. и выдвинул сомнения, на которые «не отве-
тил» А. И. Мусин-Пушкин.
Начнем с того, что «ответить» Карамзину А.И.Мусин-Пуш-
кин не мог по той причине, что 2-й том «Истории...» вышел спу-
стя год после смерти графа, рассчитать это при желании доволь-
но просто. Удивительно другое: никто не подумал, почему все
эти вопросы и упреки Карамзин не обратил лично к графу, ког-
да пользовался его библиотекой? Однако какой библиотекой —
той, что была на Разгуляе до пожара 1812 г., или какой-то иной,
в которой находилась рукопись? Вопрос принципиальный, по-
тому что после 1812 г. у А.И.Мусина-Пушкина никакой библи-
отеки уже не было.
Стало быть, загадка заключается, в первую очередь, в исто-
рии пергаменной рукописи XIV в., хранящейся ныне в составе
собрания ЦГАДА, которая носит имя «Мусин-Пушкинской» и
где, кроме Правды Руской, находится «Закон судный людем»,
«Выписка из Книг Моисеевых», «Устав Владимира о церковных
судех», торговый договор Смоленска с Ригою и Готским бере-
30
Николаева А. Т. Вопросы источниковедения..., с. 181.
31
32
том 1229 г. и «Устав Ярослава о мостех». В первом томе академи-

ческого издания текстов Правды Русской В.ПЛюбимов ничто-
же сумняшеся писал, что «сборник этот в начале 40-х гг. Мусин-
Пушкин передал Обществу Истории и Древностей Российских»
[ПР, 1940, 277], даже не задумавшись о том, что граф умер еще
1.2.1817 г., а передал этот сборник в Общество значительно
раньше, 13 марта 1812 г., как то и зафиксировано в «Дневной за-
писке» заседания Общества от этого числа33.
Более того, этот пергаменный сборник А.И.Мусин-Пушкин
передал не вообще в Общество, а для его публикации, благода-
ря чему он находился не в библиотеке Общества, а у его предсе-
дателя П.П.Бекетова, как это выяснил еще К.Ф.Калайдович34 и
документально подтвердил в наше время А.И.Аксенов35. Беке-
тов вывез сборник в 1812 г. из Москвы, благодаря чему рукопись
избежала участи библиотеки ОИДР и его собрания древностей.
Больше этот сборник к А.И.Мусину-Пушкину не возвращался
и после изгнания французов готовился к изданию К.Ф.Калай-
довичем, который, как мы помним, пришел к заключению, что
этот список Правды Руской не мог быть оригиналом издания
1792 г.36
Но когда он попал в собрание А.И.Мусина-Пушкина?
Точный и исчерпывающий ответ на это вопрос дал в 1971 г.
А.И.Аксенов, опубликовавший в «Археографическом ежегод-
нике» обзор эпистолярного наследия А.И.Мусина-Пушкина и,
в частности, приписку его в письме от 25 марта 1812 г. к
А.Н.Оленину, в которой тот сообщал: «В прошедшем январе (т.е.
в январе 1812 г. — А.Н.), будучи в Ярославле, удалось мне отыскать
и достать Русскую Правду, весьма древнюю, писанную на пергаме-
не, и к оной присовокуплен торговый договор Смоленского князя с
Ригою XII века, весьма любопытный. Вы скоро оный увидите на-
печатанный в Обществе истории и древностей Российских»37.
Другими словами, все те сомнения, укоры, удивления и об-
винения, которые свыше полутораста лет сыпались в адрес
И.Н.Болтина и шире — в адрес «любителей отечественной исто-
33
Попов Η История Императорского Московского Общества истории
и древностей российских, ч. I (1804-1812). М., 1884, с. 239-240.
34
Калайдович К. Биографические сведения..., с. 20 и 28.
35
Аксенов A.M. Из эпистолярного наследия А.И.Мусина-Пушкина. / /
АЕ за 1969 год. М., 1970, с. 232, прим. 74 (ГПБ, ф. 588, № 278, письмо от
8.11.1813 г.).
36
Калайдович К. Биографические сведения..., с.28.
37
Аксенов А.И. Из эпистолярного..., с. 232.
рии», вызваны недобросовестностью самих критиков, которые

не удосужились провести действительное расследование и изу-
чение документов, привыкнув повторять друг за другом одно и
то же. Можно ли этого было избежать при добросовестном под-
ходе к исследованию текста? Попытаюсь это показать на деле,
тем более, что с работой А.И.Аксенова я познакомился только
после того, как провел собственное текстологическое изучение
издания 1792 г., сверив публикуемый текст со всеми другими
списками Правды Руской, изданными к настоящему времени.
Наиболее важным вопросом в оценке текста, изданного в
1792 г., является вопрос о количестве и характере дополнений,
которые С.Н.Валк отнес к вопросу о «разночтениях». И всё же,
это две разные вещи. Напомню, что при каждом случае исполь-
зования другого текста Болтин в предисловии обещал делать со-
ответствующие указания в примечаниях. Действительно, они
есть, но немного: всего два. В первом случае в текст внесено
слово, во втором — статья.
В статью 1-ю Болтин внес слово «ябетник» и на с. 7 в приме-
чании писал: «Слова сего во всех списках Правды Руской кроме
Татищева печатанного при Академии Наук (теперь список Акаде-
мический I, Краткая редакция. — А.Н.), нет, и которое сей досто-
почтенный муж признает опискою, вместо «обетник». Как видно
из последующего текста примечания, Болтин решился внести
этот термин из печатного списка Правды Руской, т.к., по его
справедливому мнению, он расширял круг лиц, охваченных
статьей.
Второй случай подобного рода можно видеть на с. 98, где под
рубрикой «Статья особая» Болтин поместил статью «О муке».
Причина такого отличия объяснена в примечании на с. 99: «Сия
статья только в одном списке находится и следует непосредствен-
но под 13-ю статьею, последния главы Владимировых законов, а в
прочих во всех нет, и для того мы и не причислили ея к главе, а по-
ставили особно».
Никаких других дополнений текста Болтин не указывает.
По-видимому, их не было, т.к. далее мы находим только разно-
чтения, позволяющие определить вид текста оригинала изда-
ния 1792 г., а в ряде случаев — и вид списков, которые Болтин
использовал для сверки. Количество приведенных разночтений
вдвое превышает число, указанное в работе С.Н.Валка. (Здесь и
далее примеры даются в следующем порядке: порядковый №,
страница издания 1792 г., № статьи по изданию «Правда Рус-
ская, 1940 г.» и текст примечания Болтина.)
1. Стр. 18, (ст. 9): «сыпати конем на рот», а в других списках

«сути на рот», что есть одно и тож».
2. Стр. 19, (ст. 9): «метальник», а по другим спискам «ме-
тельник».
3. Стр. 47, (ст. 49): «занеж ему было годе, ял и хранил».
В другом списке: «занеже ему богодеял и хранил». Перьвое ка-
жется правильнее, но то и другое смысла статьи не затмевает».
4. Стр. 65, (ст. 64): «лезут», в других списках «налезут», то-
есть сыщут, поймают».
5. Стр. 71, (ст. 74): «сыпати», в других списках «сути», что
тож значит».
6. Стр. 79, (ст. 86): «детьский», а в других местах «детеск»,
есть пристав».
7. Стр. 79, (ст. 87): «любо запа нань будет, любо прихожение
нощное», а в других списках: «любо ли запа нань будет, ли запа
не будет, любо прихожение нощное»».
8. Стр. 85, (ст. 98): «задница». Во всех списках слово «зад-
ница» поставлено вместо «сстаток», а сие только в одном; но то
и другое есть одно и тож, сиречь наследие, наследственное
имение».
9. Стр. 90-91, (ст. 107): «пособят». В других списках «помо-
гут», сиречь кого по суду оправят».
Если эти примечания показывают внимательность, с какой
Болтин относился к тексту и спискам, отмечая даже незначи-
тельные отличия («лезут» — «налезут»), то следующие два явля-
ют пример уважения к тексту рукописи, достойный самых взы-
скательных археографов. Речь идет об ошибках в тексте.
10. Стр. 22, (ст. 13): «вратайном». На стр.23 примечание: «на-
до бы написать, следуя правописанию «в ратайном», тоесть в зем-
ледельческом, ибо «ратай» по Славенски земледелец». Однако
Болтин не решается на исправление.
11. Стр. 63, (ст. 61): К тексту «продаст ли господин закупа
обель» Болтин дает примечание: «Здесь не достает частицы «за»,
которая будучи пропущена писцом весь смысл статьи затмевает».
Иначе говоря, Болтин читает текст как «продаст ли господин
закупа за обель», что отражено лишь в переводе и примечании,
но не в самом тексте.
Такое отношение к тексту для Болтина является правилом,

что можно видеть по трем другим примерам, в примечаниях не
отмеченным.
12. Стр. 24, (ст. 17): в тексте «за кормиличу» — не исправлено,
хотя в примечании написано правильно «кормилица».
13. Стр. 53, (ст. 53): в тексте можно видеть рядом два написа-
ния одного и того же слова — «возметь» и «возме(т)», т.е. в пер-
вом случае полная форма, а во втором с выносным «т», что в
оригинале было связано, по-видимому, с концом строки.
14. Стр. 68, (ст. 68): сохранена описка писца в раздельном на-
писании «оу видят».
Утверждение С.Н.Валка, что «Болтин по своему разумению

соединяет в одно целое разнородные по своему происхождению час-
ти текста»38, оказывается в вопиющем противоречии как с ци-
тированным предисловием, так и с замечанием Болтина, кото-
рое находится на стр. 37-38 издания 1792 г. и касается § XVIII
«О своде» (ст. 36). Вот что он пишет: «Сия статья есть следствие
XVI статьи, как ясно смысл и содержание ея показывают, а по-
тому и должна была состоять с нею нераздельно, или непосред-
ственно по ней следовать, но неразумием переписчиков постав-
лена особе и в месте неприличном».
Тем не менее, несмотря на такую уверенность, Болтин толь-
ко указывает свое мнение в примечаниях и оставляет статью на
том же месте, как она стояла в списке. Иными словами, он по-
ступает так же, как в отношении частицы «за» в статье 61 (см.
выше), не позволяя себе ни малейшего вмешательства в текст,
как бы он ни был уверен в такой необходимости.
Приведенные примеры безусловно свидетельствуют в поль-
зу Болтина. Из примечаний вырисовывается крайне вниматель-
ное отношение историка к тексту в целом, к отдельным его час-
тям, даже к буквам и к их написанию, как то было заявлено в
предисловии. Вчитываясь в текст издания 1792 г., можно заме-
тить, что ни в одном случае издатель не счел возможным облег-
чить чтение фразы, заменив один термин другим, более понят-
ным или уже объясненным. Хорошим тому примером может
служить термин «задница», который так защищал Д.Н.Дубен-
ский в своих нападках на издателя, хотя именно его проще все-
го было заменить на стр. 89 «остатком», более понятным, при-
вычным по использованию в предыдущих главах и уже
объясненным. Однако и на это Болтин не пошел.
Все эти наблюдения убеждают, что в издании 1792 г. Болтин
сохранил неприкосновенным текст списка Правды Руской, ко-
38
торый был в его руках, со всеми его характерными описками и

вариантами. Как уже давно было установлено, этот текст Про-
странной редакции по своим особенностям входит в Карамзин-
скую группу списков Правды Руской, соответствует Музейско-
му виду и в ряде вариантов совпадает с текстом бумажного
Воскресенского списка, с которым его пытались идентифици-
ровать.
Привлечение списков Музейского вида, в том числе и само-
го Воскресенского списка, в подготовке издания 1792 г. можно
установить (или отвергнуть), изучив указанные в примечаниях
разночтения и сравнив текст Болтина с другими известными
списками Правды Руской. На присутствие у Болтина списков
Музейского вида39 изданный им текст указывает разночтения-
ми 2-4, 6-9 нашей нумерации и статьей «О муке». Специфичес-
кий вариант только Воскресенского списка отмечается разно-
чтениями 3 и 7. Иное соотношение в вариантах к указанным
местам. Так, варианты 3 и 7 имеются только в Музейском II, а
вариант 4 — во всех списках Музейского вида, кроме Воскресен-
ского и Воронцовского.
Перечень совпадений вариантов текста издания 1792 г. и
только Воскресенского списка можно продолжить, но их не так
уже много:
Стр. 11 (ст. 5): «но платити им вообче»

Стр. 40 (ст. 38): «вести по конам»
Стр. 56 (ст. 55): «инаго города»
Стр. 66 (ст. 66): «то по нужи на...»
Стр. 97 (ст. 119): «добудет товара»
На этом совпадения кончаются. Характерно, что при таком

сличении текстов отмечаются разночтения, которые не могут
быть объяснены редакционной работой издателя 1792 г., даже
если допустить его полный произвол, или ошибками наборщи-
ка, а должны быть признаны индивидуальными особенностями
рукописи, на которую пал выбор при подготовке издания. При
этом звездочкой (*) обозначены варианты, присущие всем без
исключения спискам Музейского вида.
39
В дальнейшем все ссылки на тексты списков Правды Руской приво-
дятся по изданию «Правда Русская, 1940 г.».
Издание 1792 г. Воскресенский список

статья страница
16 «а се поклоны вирные» 9 «а се покони вирныя»*
17 «а в среду резана» 9 «а в середоу коуна»*
21 «а перекладная» 10 «а переди ссадная»
30 «тылеснею» 25 «тылесницею»*
45 «3 ногаты» 45 «6 ногат»* (за коровье млеко)
68 «им же ловлено» 69-70 «им же явлено»*
81 «О ОСТАТКЕ СМЕРДИИ, 90 «О смердии сьстатке»
ТАК ЖЕ И О БОЯРСКИХ
ОСТАТКАХ И О ЛЮДСКИХ»
89 «Аще братия растяжутся 108 «Аще братя растяжоутся
о заднице...» о статке...»
93 «а заповесть» 112 «а заповедати
98 «а побегает» 121 «а побежит»*
98 «80 ногать» «о муце» «8 ногать»*
Весьма показательно, что разночтения текста издания 1792 г.

в большинстве своем перекликаются как с Воскресенским спи-
ском, так и со всеми списками Музейского вида за некоторыми
исключениями, что указывает на возникновение Болтинского
списка ранее общего протографа известных нам списков Му-
зейского вида. Сравнивая приводимые примеры, можно ви-
деть, что написание слов в тексте издания 1792 г. в ряде случаев
не проясняет, а затемняет смысл по сравнению с таким же мес-
том Воскресенского и других Музейских списков. Уже одно это
должно было вселить сомнение в ту интерпретацию «метода ра-
боты» Болтина, которую утверждает С.Н.Валк. Однако, по-
скольку мнение это было дважды высказано в печати в катего-
рической форме, следует показать текст издания 1792 г. еще с
одной стороны — со стороны его формальной структуры.
Все списки Правды Руской Пространной редакции имеют
традиционное для каждого вида членение на главы, по большей
части с заголовками, писанными киноварью, отмеченными
прописными буквами в начале абзаца или каким-либо иным
способом. Некоторые виды отличаются еще делением на две
неравные части - на «суд Владимира» и на «устав Владимира»,
за соблюдение чего Болтина упрекал еще Карамзин, считавший
такое деление «ошибкой»40. Подобное разделение на главы (вер-
40
Карамзин Н.М. История..., т. II, гл. 3, прим. 65.
нее, на абзацы, т.к. глав меньше) не совпадает с общепринятым

делением всего текста на статьи41, но, будучи своего рода «жест-
кой конструкцией» для каждого вида, позволяет сравнивать
между собой списки разных видов и служит добавочным архео-
графическим признаком.
Критики издания 1792 г., предположив полный произвол
Болтина в отношении текста и его структуры, забыли о приме-
чании издателя на стр. 37-38 и, указав на Воскресенский список
как на оригинал издания, не потрудились сверить их формаль-
ную структуру. В том, что структура изданного текста осталась в
первоначальном виде, убеждает не только всё вышеизложен-
ное, но и характерные заголовки, вынесенные над текстом, и
членение на «статьи», отмеченные абзацами с начальной про-
писной буквой.
Подобная сверка структур, полагаю, привела бы их к не-
сколько иным заключениям. Так, сравнивая структуру Воскре-
сенского, а вместе с ним и всех Музейских списков, со структу-
рой текста издания 1792 г., наиболее существенные отличия в
членении и объединении абзацев оказываются в статьях 7-8,
20-28, 30-31, 59-65, 71-73, 98-106 (по академическому изданию
1940 г.). Это составляет 32 статьи — четвертую часть всего объе-
ма Правды Руской. Различие заключается в группировке статей,
в их заголовках, абзацах и т.п., иначе говоря, в той структуре
текста, которая меньше всего пострадала от произвола перепи-
счика, оставаясь, как правило, неизменной и в данном случае
не позволяющей утверждать использование этих списков в ка-
честве архетипа издания.
Заканчивая обзор издания 1792 г., приходится высказать со-
жаление, что критик, демонстрируя «ограниченность» и «анти-
историзм» И.Н.Болтина, который якобы полагал, что «списки
Русской Правды различаются отнюдь не по своему происхожде-
нию и различному отсюда значению»42, не сформулировал свою
точку зрения на задачи, преследуемые Болтиным, если те, что
объявлены им в предисловии, не соответствовали действитель-
ности. Однако С.Н.Валк этого не сделал, остановившись перед
утверждением, что с помощью вивисекций над текстами Бол-
тин дополнял и «улучшал» текст Правды Руской.
Этот единственно возможный вывод, напрашивающийся из
работы Валка, оказывается и наиболее уязвимым. Уже первый
опыт со статьей 1-й должен был его убедить, что Болтин не толь-
ко «обогащал» текст за счет других списков, но и «изымал» из не-
41
По академическому изданию текстов 1940 г.
42
го необходимейшие его части. Критика удивило, что Болтин

«опустил» часть перечня «аще ли будет княжь мужь, или тивун
княжь, или тивуна княжа»,«прибавил» «ябетника» и «выбросил» «го-
рожанина», «имеющегося во всех списках Карамзинской группы»43.
Но дальнейшие сравнения — если он их только делал —
должны были бы это удивление усугубить. Наряду с разночте-
ниями и выпадением незначительных слов, в главе «О мече» из-
дания 1792 г. отсутствует фраза «или нос оутнет», имеющаяся во
всех списках Музейского вида в статье 27-й. Далее, совершенно
невероятно исчезновение из текста издания 1792 г. шестнадца-
ти (!) статей о приплоде скота, зерна, стоимости труда, содержа-
щих ценнейший материал не только по экономике феодального
хозяйства, но и о ценах, соотношении денежных единиц, ис-
числении «натурального» процента [ПР, 1940, 377-380].
Ни И.Н.Болтин, ни А.И.Мусин-Пушкин, столь живо инте-
ресовавшиеся именно такими данными, специально занимав-
шиеся монетной системой и финансами древней России, не
прошли бы мимо подобного материала, использовав его хотя бы
в примечаниях, если бы имели его в руках. Но этого не произо-
шло, и статьи эти оказываются неизвестны Мусину-Пушкину
даже много позднее, и только Карамзин впервые публикует их
по списку «летописи Засецкого» и списку Правды Руской Го-
рюшкина в примечаниях ко 2-му тому «Истории государства
Российского»44.
Столь же невероятно предположить, что Болтин отказался
от устава «О городьскых мостех», имеющегося во всех извест-
ных списках Музейского вида, кроме двух — Музейского II и
Ундольского II [ПР, 1940, 390]. Это тем более показательно, что
в примечании к слову «изгой» статьи 1-й Болтин показывает
свое знакомство с этим «уставом», но называет его «росписанием
городским», известным ему по списку в Псковской летописи,
«имеющейся в библиотеке у одного из наших соотечественников
древности любителя» [ПР, 1792, 8-9], т.е., по-видимому, у
А.И.Мусина-Пушкина. Можно с уверенностью утверждать,
что, встретив этот устав в составе хотя бы одного из списков
Правды Руской, Болтин не поколебался внести его в издавае-
мый текст с такими же оговорками в примечаниях, как то было
сделано со статьей «О муке».
Подведем итоги. Как можно видеть, текст, изданный Болти-
ным, не был ни Мусин-Пушкинским, ни, тем более, Воскре-
сенским списком Правды Руской, однако по своему содержа-
43
Там ж е , с. 144.
44
Карамзин Н.М. История..., т. II, гл. 3, прим. 79.
нию он имеет много общего с некоторыми текстами Карамзин-

ской группы, в особенности со списками Правды Руской Му-
зейского вида, хотя ни с одним из известных списков не может
быть идентифицирован. Является ли это доказательством, что у
Болтина не могло быть в руках не известного нам пергаменного
списка Правды Руской? Подобная постановка вопроса мне
представляется не научной, переводящей плодотворную дис-
куссию в область веры, где отсутствие оригинала изданного не-
когда произведения становится единственным доказательством
его «подложности». В таком случае, выходом из порочного кру-
га, поскольку скептики не признают иных аргументов, кроме
«факта», остается выбор одной из двух точек зрения.
Согласно первой, в руках И.Н.Болтина, известного его со-
временникам и нам как тщательного исследователи и добросо-
вестного историка, находился пергаменный список Правды Ру-
ской, который он издал в 1792 г. с возможной точностью,
оговорив в примечаниях все немногие дополнения и наиболее
серьезные отличия данного текста от других списков. Согласно
другой точке зрения, в окончательном виде представленной
С.Н.Валком, издание 1792 г. является бессистемной, случайной
компиляцией, прикрытой явной ложью предисловия, которую
критик иронически называет «ошибкой»45.
В первом случае издание 1792 г. предстает блестящей рабо-
той первоклассного ученого, проведенной на удивительно вы-
соком уровне для своего, да и последующего времени, позволяя
продолжать поиски оригинала изданного текста, в то время как
другая точка зрения оказывается лишенной какого бы то ни бы-
ло интереса и перспективы. Она перечеркивает работу и текст, а
заодно бросает тень не только на Болтина, но и на его соучаст-
ников в издании, понимавших, что становятся укрывателями
безусловного подлога.
Мне представляется, что проведенный обзор издания 1792 г.
и сравнение его с наиболее близкими по структуре и разночте-
ниям списками в достаточно степени утверждают первую точку
зрения на труд И.Н.Болтина и позволяют окончательно отбро-
сить вторую. При этом следует отдать должное Н.В.Калачеву,
который, создав основы для критики и неверной атрибуции
текста издания 1792 г., среди всеобщего скептицизма сохранил
уверенность в самостоятельной ценности Болтинского списка
и высоком качестве его археографической работы.
После всего сказанного, мы можем попытаться наметить ис-
торию самого Болтинского списка и работу Болтина над его из-
45
Валк С.Н. Правда Русская..., с. 143.
данием, а отчасти — и последующее развитие событий.

Пергаменный список Правды Руской, на котором останови-
ли свой выбор «любители отечественной истории» благодаря
его «полноте» и древнему виду, поступил в Синод из какого-то
монастыря вместе с другими рукописями. Однако вряд ли стоит
искать его в реестре рукописей, возвращенных Синодом в мес-
та их постоянного хранения. Нет сомнения, что наиболее важ-
ные и ценные рукописи удерживались А.И.Мусиным-Пушки-
ным, однако не для своей библиотеки, а, в первую очередь, для
«взнесения» их императрице, занимавшейся в те годы древней
российской историей. Менее вероятно, что оригинал издания
1792 г. вернулся из дворца в Синод и «осел» в библиотеке Муси-
на-Пушкина, поскольку, как мы знаем теперь, его замечатель-
ное собрание русских древностей формировалось путем поку-
пок комиссионеров и подарков друзей и императрицы.
Однако хорошо ли знал эту рукопись сам Мусин-Пушкин?
В издании 1792 г. мы не находим никаких следов его непо-
средственного участия. Это вполне согласуется со свидетельст-
вом И.П.Елагина, что болезнь Болтина прервала собрания дру-
зей, и свой замечательный труд историк выполнил в полном
одиночестве46. Это дает возможность предполагать, что оригинал
издания 1792 г. мог попасть в собрание Мусина-Пушкина вместе
с бумагами и библиотекой И.Н.Болтина, подаренными графу
императрицей после смерти их владельца. В пользу этого гово-
рит, во-первых, тот факт, что в в 1799 г. Мусин-Пушкин выпустил
второе издание труда Болтина «без перемен», во-вторых, что глав-
ной своей находкой в 1812 г. посчитал не новый список Правды
Руской, а список торгового договора Смоленска с Ригой и Гот-
ским берегом, который сам он и подготовил к публикации47.
Новые данные о Мусин-Пушкинской рукописи 1812 г., со-
держащиеся в письме П.П.Бекетова от 8.11.1813 г., убеждают,
что собственно в библиотеку Общества она попала не ранее это-
го времени, после чего с ней и мог познакомиться Н.М.Карам-
зин, не удосужившийся точнее установить ее происхождение, а,
возможно, введенный в заблуждение К.Ф.Калайдовичем, уве-
ренным поначалу в ее идентичности с Болтинским списком.
Что же касается оригинала издания 1792 г., то еще до пожара
1812 г. у него было столько возможностей пропасть, затеряться,
погибнуть, быть подаренным, украденным, вернуться в место
своего первоначального хранения, попасть к старообрядцам
46
Елагин И. Опыт повествования..., с.446.
47
Попов Н. История..., с.240; Аксенов A.M. Из эпистолярного..., с.232.
или за границу, что дальнейшие его поиски в отечественных ру-

кописных собраниях и хранилищах представляются сейчас поч-
ти безнадежными. С этим следует смириться, признав, что по-
добно «Слову о полку Игореве», Болтинский список Правды
Руской существует лишь в своем точном воспроизведении изда-
нием 1792 г.
Что можно сказать о самом Болтинском списке и о работе
историка над его изданием, кроме уже известного из предисло-
вия? Наблюдения над формальной структурой памятника, над
составом статей и вариантами текста приводят к заключению,
что Болтинский список наиболее близок Музейскому виду, в
частности, Воскресенскому списку, но гораздо старше послед-
него и вряд ли имеет с ним общий протограф. На это указывает
отсутствие статей о приплоде скота, устава о «городских мостех»
и статьи «о муке». Отсутствие описания рукописи, в которой
находился этот список Правды Руской, лишает нас возможнос-
ти определить заказчика или обстоятельства ее составления, что
явилось бы серьезной помощью в объяснении некоторых мо-
ментов, например, большой грамотности текста.
Из палеографических явлений обращает на себя внимание
преимущественное употребление «ука» с сохранением «оу» в
начале слов; паерок употребляется редко, исключительно с
предлогами [ПР, 1792, 11, 24, 26, 42, 46]. Наличие выносных
букв отмечено только однажды [ПР, 1792, 53], однако использо-
вание церковно-славянского шрифта для наиболее точной пе-
редачи текста заставляет признать отсутствие сокращений и вы-
носов «под титла» явлением характерным для текста оригинала.
С этими наблюдениями хорошо согласуется полногласие форм,
показывающих, что при создании Болтинского списка на нем
еще не отразилось югославянское влияние, столь заметное уже
в памятниках письменности первой половины XV века48. Таким
образом, предварительной датой Болтинского списка Правды
Руской следует считать середину или вторую половину XIV ве-
ка, т.е. время, которым датируется и Мусин-Пушкинский сбор-
ник.
Готовя текст рукописи к изданию, Болтин сверял его с пятью
другими рукописными списками, указывая в примечаниях наи-
более значительные разночтения. Приведенные выше, они по-
могают установить имевшиеся в распоряжении Болтина виды
списков, но, к сожалению, среди опубликованных ни одного из
них опознать не удалось:
48
Щепкина М.В. Русская палеография. М., 1976, с. 129-132.
1. Вариант «сути на рот» (ст. 9), так же как и форма «сути»

(ст. 74) встречены только в списках Оболенско-Карамзинского
вида [ПР, 1940, 348 и 356].
2. Вариант «метелыгак» (ст. 9), как и основное «метальник»,
везде показан с паерком, заменяющим букву «ь». В таком виде
вариант имеется в Новгородско-Софийском списке [ПР, 1940,
149].
3. Вариант «занеже ему богодеял и хранил» (ст. 49) соответст-
вует списку Музейскому II, тогда как изданный текст совпадает
с вариантом Воскресенского списка [ПР, 1940, 382].
4. Вариант «налезут» (ст. 64) имеется во всех списках Музей-
ского вида, кроме списков Воскресенского и Воронцовского
[ПР, 1940, 471].
5. Вариант «детеск» (ст. 86) не найден ни в одном списке Му-
зейского вида и ни в одном из списков Правды Руской, охва-
ченных изданием 1940 г., являясь индивидуальным чтением
Болтинского списка [ПР, 1940, 385].
6. Вариант «любо ли запа нань будет, ли запа не будет, любо
прихожение ночное» (ст. 87) находится единственно в Музей-
ском II списке и отсутствует во всех других известных [ПР, 1940,
475].
7. Любопытно указание Болтина, что слово «сстаток» (ст. 98)
имеется только в издаваемом им списке, тогда как теперь мы
знаем, что оно характерно для всех списков Музейского вида,
но не встречается за его пределами [ПР, 1940, 386 и 499].
8. Вариант «помогут» (ст. 107) характерен для большинства
списков Музейского вида, кроме списка Музейского II [ПР,
1940, 388].
Разночтения и варианты позволяют установить, что при

подготовке издания 1792 г. в руках у Болтина, кроме печатных,
были рукописные списки двух видов Пространной редакции:
вид Оболенско-Карамзинский с характерным для его протогра-
фа формами «сути» вместо «сыпати», и Музейский вид, к кото-
рому был близок и оригинальный Болтинский текст. Сопос-
тавления вариантов внутри списков Музейского вида,
приведенные выше, без труда убеждают, что большинство сов-
падений с Воскресенским списком приходится на долю ориги-
нала, в то время как варианты указывают на знакомство с Му-
зейским II списком.
Можно утверждать, что существовал общий или два близких
протографа для Болтинекой рукописи и списков Музейского
вида; возможно, что сам Болтинский список явился протогра-

фом для списка Воскресенского, дополненного по другим. Од-
нако от предположения, что Музейский II список или Воскре-
сенский находились у Болтина при подготовке издания 1792 г.,
приходится отказаться. Основанием для этого служит отсутст-
вие даже упоминания об «экономических» статьях о приплоде
скота и пр., мимо которых не мог бы пройти Болтин.
Таким образом, я прихожу к выводу, что текст издания 1792 г.
является точным воспроизведением Болтинского списка Прав-
ды Руской, при подготовке которого были привлечены не изве-
стные нам списки Оболенско-Карамзинского и Музейского ви-
да, причем один из списков, воспроизведенный изданием 1792 г.
«буква в букву», был непосредственным протографом списка
Музейского II в его «канонической» форме. Последнее означает,
что сравнение изданного Болтиным текста правомерно прово-
дить только внутри этого вида списков Правды Руской, но ника-
ких других, поскольку индивидуальные чтения данного списка
отличаются лишь от списка Воскресенского, будучи характерны
для большинства остальных списков Музейского вида, что не
увидел (или не захотел увидеть) в своё время С.Н.Валк.
Анализ работы Болтина с текстом еще раз подтвердил высо-
кие требования, предъявлявшиеся русскими археографами
конца XVIII в. к изданию древних памятников, высокую точ-
ность передачи индивидуальных особенностей списка и крити-
ческого анализа рукописи — всего того, что получило дальней-
шее развитие в российской археографии XIX в. Хочется верить,
что теперь исследователи Правды Руской вновь обратят внима-
ние на ее Болтинский список в издании 1792 г., заслуживающий
более глубокого и обширного изучения. Это и станет наилуч-
шей данью уважения к трудам и заслугам выдающегося истори-
ка и археографа XVIII в., каким был Иван Никитич Болтин.
К этому остается добавить, что в 1988 г. В.П.Козлов, сумев
идентифицировать пять из шести списков Правды Руской,
имевшихся в распоряжении И.Н.Болтина, вскоре обнаружил у
И.П.Елагина сообщение и о шестом списке, древнейшем, обре-
тавшемся в пергаменной летописи, которая осталась неизвест-
ной историкам. В ней и находился тот самый «древнейший»
список Правды Руской, «который в 1792 году издан тиснением
от г. Болтина», что окончательно снимает все возможные на
этот счет недоумения49.
49
Козлов В.П. Кружок А.И.Мусина-Пушкина и «Слово о полку Игоре-
ве». М, 1988, с. 178.
БИЛРМИЯ/BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ 673
БИАРМИЯ / BJARMALAND
СКАНДИНАВСКИХ САГ
Исследователь, занимающийся вопросами исторической ге-

ографии, в своей работе часто сталкивается с фантомами, воз-
никавшими на основании легенд, непроверенных слухов, иска-
жений реальных фактов переписчиками, наконец, просто
фантазий людей, в большинстве своем преследовавших опреде-
ленные, как правило, небескорыстные цели. Достаточно пол-
ный свод этих химер человеческого воображения — древности,
средневековья и даже нового времени — представлен в извест-
ной работе Р.Хеннига «Неведомые земли»1. Как правило, все
они располагались за пределами известных современникам тер-
риторий, и по мере того, как происходило открытие и освоение
европейцами окружающего их мира, эти фантомы исчезали с
лица земли, становясь достоянием разве только летописи чело-
веческих заблуждений и ошибок. В самом деле, вряд ли кому из
серьезных исследователей может прийти в голову искать сейчас
на территории России следы тех чудовищных животных и рас-
тений, которых усваивали ей арабские географы ΙΧ-ΧΙΙ вв. или
европейские землеописатели, рассуждавшие о песьеголовых
или трехногих обитателях северных областей Восточной Евро-
пы в XIV-XVII столетиях.
Между тем, начиная с XVIII в. мы сталкиваемся с любопыт-
ным феноменом внедрения в русскую историографию и собст-
венно русскую историю одного из таких фантомов, особенно
настойчиво утверждаемого на протяжении последней трети
XX века. Это — Биармия, краткая справка о которой в СИЭ вы-
глядит следующим образом: «Биармия — страна на крайнем
с[еверо]-в[остоке] Европейской части России, славившаяся ме-
хами, серебром и мамонтовой костью; известна по скандинав-
ским] и рус[ским] преданиям 9-13 вв. Некоторые историки счи-
1
ХеннигР. Н е в е д о м ы е з е м л и , т. 1-4. М . , 1961-1975.
тают, что Б[иармия] или Биармаланд, — это скандинавское]

назв[ание] берега Белого м[оря], Двинской земли; другие отожде-
ствляют Б[иармию] с «Пермью Великой»2. Этот текст сопровож-
дается указанием на работы трех исследователей, специально
занимавшихся данным вопросом - С.К.Кузнецова 3 , К.Ф.Ти-
андера4 и А.И.Соболевского 5 . Следующей по времени работой,
специально посвященной вопросу о местоположении Биар-
мии (в северных языках — Бьярмия/Bjarmaland) и возможной
этнической принадлежности биармийцев/бьярмов стала моя
статья «Биармия и древняя Русь», опубликованная в 1976 г. в
журнале «Вопросы истории»6. Последнее уточнение оказыва-
ется необходимым коррективом по отношению ко многим по-
ложениям ряда современных скандинавистов, разрабатываю-
щих данную тему, в первую очередь, к работам Т.Н.Джаксон и
Г.В.Глазыриной, на которые я ссылаюсь в дальнейшем, по-
скольку они содержат не только подлежащий анализу матери-
ал, но также и определенную тенденциозность в его отборе и
использовании.
В приведенном тексте СИЭ содержится ряд ошибок, о кото-
рых следует сразу же предупредить. Во-первых, никаких «рус-
ских преданий 9-13 вв.» о Биармии не существует; во-вторых, о
нахождении «мамонтовой кости в Биармии» ничего не извест-
но: в скандинавских сагах речь идет только о мехах соболей, бе-
лок и бобров; в третьих, саги говорят не о «серебре вообще», а
только о серебряных монетах, имеющих хождение у населения
и находящихся в «святилище Йомали». Что же касается место-
положения Биармии «на крайнем северо-востоке», то и это не
соответствует действительности, поскольку исследователи по-
мещали ее 1) на Кольском полуострове (Олаус Магнус, XVI в.7),
2) в норвежской Лапландии (И.Шеффер, XVII в.8), 3) на Ка-
2
СИЭ, т. 2, Μ., 1962, стб. 396.
3
Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии. / / Этнографическое обозрение,
кн. LXV-LXVI (1905, № 2 и 3). В дальнейшем я цитирую эту работу по от-
дельному оттиску со своей сквозной пагинацией (М., 1905).
4
Тиандер К Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906.
5
Соболевский А. Древняя Пермь. / / ИОАИЭ, т. 34, вып. 3-4. Казань,
1929.
6
Никитин АЛ. Биармия и древняя Русь. / / ВИ, 1976, № 7, с. 56-69.
7
Савельева Е.А. Олаус Магнус и его «История северных народов». JI.,
1983.
8
Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии..., с. 61-62.
9
рельском перешейке (В.Н.Татищев XVIII в. ), 4) в Пермской об-
ласти и нижнем Подвинье (Ф.-И.Страленберг10), 5) в устье Се-
верной Двины (К.Ф.Тиандер11), а в последующее время — 6) на
берегу Рижского залива (АЛ.Никитин 12 ), 7) в Ярославском По-
волжье (К.Ф.Мейнандер 13 ), 8) между реками Онега и (? - А.Н.)
Стрельна или Варзуга (Т.Н.Джаксон14), наконец, под Биармию
отводится 9) «вся территория Севера Восточной Европы от Коль-
ского полуострова вплоть до Ладожского озера» (Е.А.Мельнико-
ва15 и Г.В.Глазырина16).
Напомнить о своих работах я вынужден по двум причинам.
Во-первых, насколько мне известно, они до сих пор остаются
единственными по полноте рассмотрения вопроса о Биармии с
точки зрения накопленного на сегодняшний день археологиче-
ского, этнографического, лингвистического и географического
материала для обоснования местоположения данного фантома,
а, равным образом, и по использованию структурного анализа
текстов и вычленения из них историко-географических реалий,
тогда как все предыдущие и последующие работы филологов-
скандинавистов останавливались на сюжетно-морфологичес-
ком, т.е. исключительно литературоведческом анализе текста,
следуя в этом за К.Ф.Тиандером. Во-вторых, и это достаточно
характеризует методы работы названных мною исследователь-
ниц, именно эта, аргументированная точка зрения на местопо-
ложение Биармии не указывается в их обзорных сводках не по
забывчивости или незнанию17, а исключительно по причине от-
9
Татищев В.Н. История Российская, т. I. M.-JL, 1962, с. 108.
10
Страленберг Ф.-И. Историческое и географическое описание север-
ной и восточной частей Европы и Азии. СПб., 1797.
11
Тиандер К. Поездки скандинавов в Белое море...
12
Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь...; он же. Точка зрения. М.,
1985, с. 7-132; он же. Костры на берегах. М., 1986, с. 333-493.
13
Мейнандер К.-Ф. Бьярмы. / / Финно-угры и славяне. JL, 1979, с. 35-40.
ы
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с
древнейших времен до 1000 г.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1993,
с. 249.
15
Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения.
М., 1986, с. 199.
16
Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М.,
1996, с. 97.
17
Напр.: Джаксон Т.Н., Глазырина Г.В. Бьярмия в отечественной исто-
риографии. / / Археология и история Пскова и Псковской земли. Тезисы
докладов предстоящей научно-практической конференции. Псков, 1986, с.
62-64.
22*
сутствия каких-либо научных аргументов, которые они могли

бы выдвинуть в противовес изложенной мною концепции18.
Впрочем, таковые аргументы отсутствовали и у их предше-
ственников, поскольку никто из утверждавших и утверждаю-
щих Биармию на берегах Белого моря и в низовьях Двины не
удосужился проверить на месте реальность или хотя бы возмож-
ность такого решения. Как правило, вопросом Биармии зани-
мались филологи-скандинависты или историки, имевшие дело
исключительно с текстами, а не с физико-географической и с
исторической ситуацией, в каковую они помещали «Биармию»
и «биармийцев».
Чтобы не повторять всё то, что изложено мною в предшест-
вующих работах, заранее сообщаю: ни на Кольском полуостро-
ве, ни на берегах Белого моря, ни в Подвинье, ни в Пермской
губернии, ни в Заволочье, ни на Карельском перешейке, о кото-
ром писал В.Н.Татищев19, никакой «Биармии» никогда не суще-
18
Естественно, такими «аргументами» не могут быть голословные заяв-
ления о «дилетантизме» автора, незнании им скандинавских языков, отсут-
ствия «филологического образования» или объявления его выводов «умо-
зрительными конструкциями» (см., напр.: Мельникова Е.А.
Древнескандинавские географические сочинения..., с. 197). В этом плане
достойным образчиком нравов «советской академической науки» может
служить граничившая в то время с политическим доносом статья Т.Н.Джак-
сон, опубликованная ею в «Скандинавском сборнике» (Джаксон Т.Н. Бьяр-
мия, Древняя Русь и «земля незнаемая». / / СС, XXIV, Таллин, 1979,
с. 133-138.), где отсутствие научных аргументов заменено передергиванием
фактов и личными выпадами самого низкого пошиба, рассчитанного на не-
ведение читателей и возможную реакцию «начальства». Цели этой публи-
кации были вполне прозрачны: любыми средствами очернить автора рабо-
ты, выводы которой поставили под сомнение результаты только что
подготовленной кандидатской диссертации и знакомящей с ней первой
публикации молодого и, как можно видеть, весьма «многообещающего»
филолога (см.: Джаксон Т.Н. «Восточный путь» исландских королевских
саг. / / ИСССР, 1976, № 5, с. 164-170).
19
«Буривой, имея тяжку войну с варяги, множицею побеждаше их и об-
лада всю Бярмию до Кумени. Последи при оной реце побежден бысть, вся
свои вой погуби, едва сам спасеся, иде во град Бярмы, иже на острове сый
крепце устроенный, иде же князи подвластнии пребываху, и тамо, пребы-
вая, умре» (Татищев В.Н. История Российская, т. I. M.-JL, 1962, с. 108). И
далее, в примечании к этому месту: «Бярмы град, у руских Корела, у финов
Кексгольм, т.е. на дву островах» (там же, с. 115). Однако теперь в результате
раскопок известно, что все находки в Кексгольме (ныне г. Приозерный) не
древнее начала XIV в. (Кирпичников А.Н. Историко-археологические иссле-
дования древней Корелы. / / Финно-угры и славяне. JL, 1979, с. 52-73).
ствовало, поскольку ни на одной из этих территорий до сих пор

не обнаружено каких-либо предметов скандинавского проис-
хождения ΙΧ-ΧΙ вв, равно как и находок, которые сколько-ни-
будь могут соответствовать сведениям скандинавских и северо-
европейских источников о Биармии и биармийцах.
В последнем я смог убедиться, начав еще в середине 60-х гг.
археологические исследования в Прионежье, Подвинье и на бе-
регах Белого моря, в том числе и на Терском берегу20, потребо-
вавшие ознакомления как со всей имеющейся на данный мо-
мент литературой, в том числе посвященной Биармии, так и с
коллекциями находок, происходящих с этих территорий21. Всё
это позволяет мне с ответственностью заявить, что ни одна из
этих категорий источников, включая отчеты исследователей, не
содержит ничего, что может хоть в какой-то степени указывать
на Биармию или на присутствие здесь скандинавов, вопреки
беспрецедентному по своему апломбу и беспочвенности заявле-
нию Г.В.Глазыриной о «Подвинье, освоенном норманнами в конце
IXв.»22. В связи с этим я имею полное право присоединиться к
безукоризненному по аргументации выводу С.К.Кузнецова, что
«Биармия на берегах Северной Двины и в пределах Перми Великой
есть мираж, научное заблуждение, с которым пора покончить раз
и навсегда»23.
Есть и еще одно немаловажное обстоятельство. Как я неод-
нократно подчеркивал, столь широкая якобы известность среди
скандинавов северного морского пути в Белое море в Χ-ΧΙ вв., о
чем пишут авторы рассуждений о Биармии, ведущего на терри-
тории, обильные лесом, зверем, рыбой и плодородной землей,
лежавшие тогда за пределами новгородской колонизации, ока-
зывается в вопиющем противоречии с их бегством от власти ко-
ролей в просторы Атлантики на скудные, а, порою, безжизнен-
ные земли Исландии и юга Гренландии. В действительности же
20
Никитин A.JI. Новые горизонты в исследовании первобытного искус-
ства. / / Скандинавский сборник, вып. XI, Таллин, 1966, с. 335-340; он же.
Памятники позднего неолита на юго-востоке Кольского полуострова. / /
Памятники древнейшей истории Евразии. М., 1975, с. 124-143; он же. На-
селение юго-востока Кольского полуострова в позднем неолите. / / СЭ,
1976, № 2 , с. 103-111.
21
См. последнюю по времени сводку зарегистрированных археологиче-
ских памятников и находок этого региона в кн.: КуратовА.А. Археологиче-
ские памятники Архангельской области. Архангельск, 1978.
22
Глазырина Г.В. Исландские викингские саги..., с. 42.
23
Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии..., с. 95.
первое появление норвежцев в Белом море отмечено только в

1419 г.: «Того же (6927) лета, пришед мурмане войною въ 500
человекъ, в бусах и въ шнеках, и повоеваша въ Арзуги погост
Корильскыи и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Ко-
рельскомъ манастырь святого Николы, Конечный погост,
Яковлю курью, Ондреяновъ берег, Кигъ остров, Кяръ островъ,
Михаиловъ манастырь, Чиглонимъ, Хечинима; три церкви со-
жгли, а христианъ черноризиць посекли; и заволочане две шне-
ки мурманъ избиша, а инии избегоша на море» [НПЛ, 411-412].
Оно было вызвано участившимися набегами новгородцев и ка-
рел на Тромсё и более не повторялось.
Не вносят ясности в местоположение «Бьярмаланда» и древ-
ние скандинавские географические сочинения, рукописи кото-
рых датируются не ранее последней четверти XIV в. и даже XVII
в., сообщая только, что «от Бьярмаланда идут земли, не заселен-
ные северными народами, до самого Г^енланда»24. Не потому ли
их исследовательница по существу отказалась не только от
сколько-нибудь определенной локализации «Бьярмаланда», но
даже от самой возможности историко-географического изуче-
ния вопроса, соглашаясь обсуждать лишь «литературный образ
Биармии»25.
В результате сложилась любопытная ситуация, прослежива-
емая с XVIII в. и особенно ярко проявившаяся в наши дни в ис-
торической науке, когда филологи-скандинависты, работаю-
щие со средневековыми текстами и плохо представляющие себе
историю и физическую географию севера Европейской части
России, последовательно и целеустремленно игнорируют все
работы исследователей, изучавших вопрос о Биармии/Бьярмии
на местах и доказывающих невозможность ее там нахождения.
Первым в этом ряду противников фантома Биармии стоит за-
мечательный архангелогородский историк, член-корреспон-
дент Императорской Академии Наук В.В.Крестинин, который
исследовал этот вопрос на месте и с замечательной прозорливо-
стью, подтвержденной последующими археологическими изы-
сканиями, писал, что следует «изклюнитъ из истории города Хол-
могор все чужестранные торги, присвоенные прежде 16 века сему
месту, которое никогда столицею в Биармии не было»26. Подоб-
24
Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения...,
с. 79 и 89.
25
26
Крестинин В. Начертание истории города Холмогор. СПб., 1790, с. 29.
ная тенденциозность вынуждает меня еще раз вернуться к рас-

смотрению вопроса о Биармии/Бьярмии, исходя не из литера-
турных представлений современных филологов, плохо понима-
ющих о чем идет речь в географической реальности, а опираясь
на древние тексты, историческую географию и результаты архе-
ологических исследований. Этому способствует и наметившее-
ся расширение текстовой базы.
Если к моменту публикации статьи СИЭ о Биармии в распо-
ряжении исследователя имелась только сводка С.К.Кузнецова,
содержащая все относящиеся к Биармии фрагменты саг по из-
данию Antiquite Russes (vol. 1-2. Copenhague, 1850-1852) в его пе-
реводе, литературно-историческое исследование К.Ф.Тиандера
с пересказом и переводом текстов, а также некоторые саги в
русском переводе, то сейчас положение изменилось. Появилось
много новых публикаций фрагментов и полных текстов саг, в
том числе главный компендиум «королевских саг» Снорри
Стурлусона27, что позволяет во многих случаях проверить и
уточнить пересказы Тиандера.
Вместе с тем, основными источниками сведений о Биармии
и биармийцах по-прежнему остаются два текста, прямая связь
между которыми никем до сих пор не доказана, однако считает-
ся само собой разумеющейся. Это рассказ Отера/Оттара
(Ohthere) о поездке в страну «беормов», известный по дополне-
ниям короля Альфреда к англосаксонскому переводу книги
Павла Орозия «De miseria mundi»28, и рассказ о плавании Карли
и Торира Собаки в «Саге об Олаве Святом» Снорри Стурлусона,
входящей в «Круг земной»29, теперь представленный по всем
предшествующим и позднейшим редакциям различных спис-
ков30.
Текст, который известен как «рассказ Отера» (датируемый
временем около 890 г.), содержит запись ответов норвежца Оте-
ра/Оттара и его спутника Вульфстана на вопросы английского
короля Альфреда. Отер был одним из хэвдингов, живших на са-
мом севере Норвегии («севернее всех норманнов»), неподалеку
от современного Тромсё, и его путь морем на юг Норвегии ле-
27
Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980.
28
Кузнецов С.К. К вопросу..., с. 5-9; Тиандер К Поездки скандинавов...,
с. 53-56; Матузова В.И. Английские средневековые источники IX-XIII в.
М., 1979, с. 19-35.
29
Снорри Стурлусон. Круг земной..., с. 283-287.
30
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе
(первая треть XI в.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1994.
том занял целый месяц. К королю Альфреду он прибыл из Хеде-

бю в Шлезвиге и рассказывал о своей поездке на север, тогда
как его спутник Вульфстан преимущественно рассказывал об
их совместной поездке на восток из Хэтума (Хедебю) вдоль юж-
ного берега Балтийского моря до Трусо на Эльбинге в Восточ-
ной Пруссии. Хотя обычно «рассказ Отера» считают полностью
ему принадлежащим, не обращая внимания на противоречия в
тексте, легко заметить, что в нем присутствуют слова трех чело-
век — Отера, Вульфстана и писца, не успевавшего записывать
точно за отвечающим и потому передававшего только общий
смысл ответа рассказчика. Такое чередование разных по своей
структуре и сюжетам фраз заставляет думать, что король рас-
спрашивал гостей одновременно, поочередно задавая вопросы,
в то время как писец записывал ответы и уже потом выделил из
них рассказ Отера о Халогаланде и его плавании на север и рас-
сказ Вульфстана об их совместном плавании к эйстам (т.е. прус-
сам). Именно поэтому в текст «рассказа Отера» о поездке на се-
вер Норвегии попали сведения о «беормах», встреченных
Отером и Вульфстаном во время их совместного плавания на
восток вдоль южного берега Балтийского моря. На это указыва-
ет вдруг возникающее в тексте местоимение «они» и тесные
контакты с «беормами» (которые «много» рассказывали о своей
родной стране и окружающих странах) в противоположность
дважды подчеркнутому писцом заявлению Отера, что с тех пор,
как он покинул свой дом, он не встречал «населенной земли»,
поскольку Отер не считал за «население» «рыбаков, птицеловов
и охотников». Очень возможно, что подобная путаница произо-
шла в результате наличия в рассказе каждого из путешественни-
ков «большой реки», которая для Отера/Оттара стала последним
из достигнутых им ориентиров на северо-востоке, после чего он
повернул обратно, потеряв интерес к этим землям, а для Вульф-
стана (и Отера/Оттара?) — началом оживленных контактов с
«беормами». В этом плане особенный интерес представляем
фраза, в которой содержится сравнение языка «финов/терфи-
нов» и «беормов», которая, вероятнее всего, принадлежит Оте-
ру/Оттару, сопровождавшего Вульфстана и отвечавшего на во-
прос короля Альфреда о «беормах».
Чтобы разделить эти два пласта информации, я воспроизво-
жу текст, с наибольшим вероятием относящийся к рассказу са-
мого Отера/Оттара, полужирным шрифтом, тогда как попав-
шие в него ответы Вульфстана выделены подчеркиванием. В
этих целях мною использован последний по времени перевод
В.И.Матузовой, в основной своей части совпадающий (за неко-
торыми серьезными исключениями) с переводом К.Ф.Тианде-

ра. Так, "беормов" (beormas) подлинника без каких-либо осно-
ваний она превратила в «бьярмийцев», а "финов/терфинов"
(finnas/terfinnas), т.е. 'лапландцев', 'лопарей' — в «финнов», ко-
торые в текстах того времени неизменно именовались «квена-
ми», в результате чего произошла не просто подмена одного
понятия другим, но и серьезное искажение историко-географи-
ческой ситуации, зафиксированной «рассказом Отера/Оттара»,
которого переводчица неизменно именует «Охтхере». Еще
большее удивление вызывает в ее переводе пассаж о китах, ко-
торых В.И.Матузова зачем-то превратила в гигантских моржей
(«сорока восьми локтей длиной, а самый большой — пятидесяти
локтей», т.е. 21,5-22,5 м.), что, следует признать, превосходит во
много раз не только реальность (согласно всем без исключения
справочникам размеры моржа никогда не превышали 4 мет-
ров), но даже и воображение нормального человека в отноше-
нии наиболее часто упоминаемой части тела этих млеко-
питающих. Поэтому для сопоставления в примечаниях я
воспроизвожу также и перевод К.Ф.Тиандера, вносящий, как
мне представляется, необходимые для понимания этого текста
коррективы.
Итак, «Отер сказал своему господину, королю Альфреду,
что он живет севернее всех норманнов. Он сказал, что живет в
стране, [лежащей] к северу от Западного моря. Он сказал, од-
нако, что страна эта простирается очень далеко на север отту-
да, но она вся необитаема, за исключением нескольких мест,
[где] то тут, то там живут финны, охотясь зимой, а летом ловя
рыбу в море. Он сказал, что однажды захотелось ему узнать,
как далеко на север лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к
северу от этого необитаемого пространства. Тогда он поехал
прямо на север вдоль берега, и в течение трех дней на всем пу-
ти оставлял он эту необитаемую землю по правую сторону [от
корабля], а открытое море — по левую. И вот оказался он на
севере так далеко, как заплывают только охотники на китов.
Тогда он поплыл дальше на север, сколько мог проплыть [под
парусом] за следующие три дня. А там то ли берег сворачивал
на восток, то ли море врезалось в берег - он не знал; знал он
только, что ждал там северо-западного ветра и поплыл дальше
на восток вдоль побережья столько, сколько смог проплыть за
четыре дня. Потом он должен был ждать прямого северного ве-
тра, потому что то ли берег сворачивал прямо на юг, то ли море
врезалось в берег — он не знал. И поплыл он оттуда прямо на юг
вдоль берега столько, сколько он смог проплыть за пять дней.
И там большая река вела внутрь земли. Тогда вошли они в эту
реку, но не осмелились плыть по ней, боясь нападения [со сто-
роны местных жителей], ибо земля эта была заселена по одной
стороне реки. До этого не встречал он никакой обитаемой зем-
ли, с тех пор как покинул родной дом. И на всем его пути была
справа от корабля необитаемая земля, если не считать [стоя-
нок] рыбаков, птицеловов и охотников, и все они были финны;
а слева от него было открытое море. А бьярмийпы очень густо
заселили свою землю: они же не решились на нее ступить. Зато
земля терфиннов была вся необитаема, если не считать оста-
навливающихся там охотников или рыбаков, или птицеловов.
Многое поведали ему бьярмийпы как о своей родной земле,
так и о близлежащих землях: но он не знал, насколько правди-
вы эти рассказы, потому что сам этого не видел. Показалось
ему, что и фины и бьярмийцы говорят почти на одном [и том
же] языке. Вскоре он поехал туда не только для того, чтобы
увидеть эти края, но и за моржами, потому что у них на зубах
очень хорошая кость — несколько таких зубов они привезли ко-
ролю, — а кожа их очень хороша для канатов. Этот морж был
значительно меньше других; он был не длиннее семи локтей. У
него же на родине лучшая охота на моржей: там они бывают со-
рока восьми локтей длиной, а самый большой — пятидесяти
локтей, Там, сказал он, он был одним из шестерых, которые
убили шестьдесят моржей за два дня»31.
31
Матузова В.И. Английские средневековые источники..., с. 24. См. пе-
ревод К.Ф.Тиандера: «Отер рассказывал своему государю, королю Альфре-
ду, что он живет севернее всех норманнов. Он прибавил, что живет в стране,
расположенной на севере от Западного моря. Он, однако, говорил, что эта
страна оттуда еще простирается очень далеко на север, но она вся пустын-
на, и только на немногих местах поселились здесь и там фины, занимаясь
зимой охотою, а летом рыбным промыслом на море. Он рассказывал, что
однажды хотел испытать, далеко ли эта земля простирается на север и жи-
вет ли кто на севере от этой пустыни. Тогда он поехал на север вдоль берега:
все время в течение трех дней на правой стороне у него оставалсь пустынная
страна, а открытое море по левой. Тогда он достиг северной высоты, дальше
которой китоловы никогда не ездят. Он же продолжал путь на север, на-
сколько еще мог проехать в другие три дня. Тут берег сворачивал на восток
или же море врезалось в страну; известно ему было только то, что ему при-
шлось там ждать попутного ветра с запада и отчасти с севера, а потом он по-
плыл вдоль берега на восток, сколько мог проехать в четыре дня. Тогда он
принужден был ждать прямого северного ветра, потому что берег здесь сво-
рачивал на юг или же море врезалось в страну, — этого он не знал, Тогда он
плыл отсюда к югу вдоль берега, сколько мог проехать в пять дней. Там
На основании этого текста сторонники «беломорской Биар-

мии» считают, что Отер/Оттар, отправившись из района Тромсё
на север, обогнул Нордкап, прошел вдоль Мурманского берега
Кольского полуострова, обошел Святой Нос и, войдя в горло
Белого моря, спустился на юг до устья Двины («большая река»),
где нашел беормов/бьярмов, после чего вернулся обратно. Со-
временные скандинависты (Т.Н.Джаксон, Д.А.Мачинский,
Г.В.Глазырина), не отвергая полностью этот вариант для после-
дующих плаваний норвежцев, указывают в качестве конечного
пункта плавания Отера/Оттара одну из рек Терского берега
Кольского полуострова (Варзуга, Стрельна, Поной)32, не подо-
зревая, что все реки этого полуострова непригодны для движе-
ния морских лодей из-за наличия порогов сразу за устьем и
песчаного бара перед ним. Такими же особенностями характе-
ризуются и все без исключения реки севера Норвегии, поэтому,
большая река вела внутрь страны. Тогда они уже в самой реке повернули об-
ратно, потому что не смели подняться вверх по реке, боясь враждебного на-
падения. Эта страна была заселена по одной стороне реки. Это была первая
населенная страна, которую они нашли с тех пор, как оставили свои собст-
венные дома. Все же время по правой руке их была пустынная страна, ис-
ключая поселения рыбаков, птицеловов и охотников, которые все были
фины; по левой же их руке было открытое море. Страна беормов была весь-
ма хорошо населена, но они не посмели поехать туда. Но земля терфинов
была совсем пустынная, кроме отдельных местечек, где жили рыбаки, охот-
ники и птицеловы. Много вещей ему рассказывали беормы, как об их соб-
ственной стране, так и о странах, лежащих кругом; но он не мог проверить
их достоверность, потому что сам он их не видал. Фины, казалось ему, и бе-
ормы говорят почти на одном и том же языке. Вскоре он опять поехал туда,
интересуясь природой этой страны, а также и из-за моржей, потому что их
зубы представляли собою весьма драгоценную кость - несколько таких зу-
бов он преподнес королю, а их кожа была в высшей степени пригодна для
корабельных канатов. Киты же там гораздо меньше обыкновенных, они в
длину не больше семи локтей. В его собственной стране, правда, наилучшая
ловля китов; там они длиной в 48 локтей, самые большие же в 50. Там, рас-
сказывал он, однажды вшестером за два дня они сумели добыть шестьдесят
китов...» (Тиандер К.Ф. Поездки скандинавов..., с. 53-56).
32
Джаксон Т.Н., Мачинский Д.Л. Связи Северной Руси и Беломорья в
ΙΧ-ΧΙΙΙ вв. / / Внешняя политика Древней Руси. Юбилейные чтения, посвя-
щенные 70-летию со дня рождения... В.Т.Пашуто. Тезисы докладов. М.,
1988, с. 25-26; Глазырина Г.В. Плавание Оттара в Бьярмаланд в свете палео-
климатических, гидрологических и естественно-географических данных. / /
Восточная Европа в древности и средневековье. Спорные проблемы исто-
рии. Тезисы докладов. М., 1993, с. 17-19.
если допустить возможность плавания Отера/Оттара на восток

далее Варангерфиорда, единственной «большой рекой», в кото-
рую он мог войти и проплыть какое-то время вверх, так и не до-
стигнув преграды, можно считать Кольский залив, врезающий-
ся в сушу узкой губой до семидесяти километров в длину. Что же
касается Северной Двины, то «устье», как таковое, у нее теряет-
ся в многочисленных протоках болотистой дельты, выдвинутой
на десятки километров в море от собственно реки, почему вход
в Двину ранее всегда требовал присутствия лоцмана-
проводника.
Однако есть ли в самом рассказе Отера/Оттара основания
для подобных заключений?
В своем нерасчлененном виде приведенный выше текст дей-
ствительно создает впечатление, что Отер/Оттар, проехав «пус-
тыню, населенную лапландцами», обнаружил страну «беор-
мов», в которую побоялся вступить и повернул назад, опасаясь
нападения, т.е. воздержался от контактов с аборигенами. Одна-
ко далее, противореча себе, он (?) рассказывает об активных и
долгих контактах с этими «беормами», говорившими на языке,
похожем на финский. На этом противоречия не кончаются, по-
тому что (как оказывается) на следующее лето он снова едет «ту-
да же» (т.е. по логике текста - к «беормам»), однако тут же выяс-
няется, что Отера/Оттара интересуют вовсе не «беормы», а
лишь «охота на моржей», и это при том, что поездку Отера/От-
тара «на север» искатели Биармии кладут в основу всех последу-
ющих экспедиций скандинавов за мехами и серебром «бьяр-
мов», отождествляя указанный им «поворот моря» к югу с
горлом Белого моря, а «большую реку» идентифицируя с Север-
ной Двиной. Как можно убедиться, ничего этого в тексте нет.
Более того, расчет возможной скорости разведочного пла-
вания Отера/Оттара на север вдоль побережья Норвегии в неиз-
вестных ему шхерах, продолжавшийся в своем «чистом виде»,
т.е. не считая вынужденных стоянок, всего 15 дней (не суток,
как то обычно считают), убеждает опять-таки в том, что он не
мог продвинуться на восток далее Варангерфиорда. Именно по-
этому в его рассказе постоянным рефреном звучат слова о «нео-
битаемой», «пустынной» земле, на которой нет никого, кроме
«рыбаков, охотников и птицеловов», которых он, как видно, в
расчет не принимает, поскольку это — «фины/терфины».
Наоборот, предлагаемое мною деление текста, естественно
усваивающее все сведения о «беормах» Вульфстану, переносят
«беормов» на юго-восточные берега Балтики, и встречами с ни-
ми объясняют его информированность об эйстах (пруссах), ко-
33
торым посвящен его последующий рассказ . Более того, по-
скольку поездку на восток по Балтийскому морю Вульфстан со-
вершал вместе с Отером/Оттаром, этому соответствует и место-
имение «они», которое употребляет писец, передавая рассказ
второго путешественника, в то время как в повествовании Оте-
ра/Оттара преимущественно употребляется местоимение 3-го
лица ед. числа — «он».
Наконец, и это тоже следует подчеркнуть, рассказ Оте-
ра/Оттара знает не «бьярмов» скандинавских саг и, тем более,
не «Бьярмаланд», а только неких "беормов", каковую лексему
К.Ф.Тиандер вполне убедительно переводит синтагмой 'жители
побережий вообще', никоим образом не считая «беормов» эт-
нонимом34. Такое толкование позволяет отождествить «беор-
мов» с обитателями «Эстланда» последующего рассказа Вульф-
стана о пруссах, поскольку этот хороним, образованный по
аналогии с гидронимом «Остзэ», т.е. 'Восточное море', в пол-
ном соответствии с мнением Г.Лябуды, которое приводит
В.И.Матузова35, покрывает земли всех балтийских и финских
племен к востоку от устья Вислы вплоть до Финского залива.
Факт этот, в свою очередь, объясняет неожиданное сравнение
речи «беормов» с речью живущих тут же «финов», если только
последнее замечание не принадлежит Отеру/Оттару. Однако ни
то, ни другое, ни третье не дает сколько-нибудь серьезных осно-
ваний использовать «рассказ Отера» для решения вопроса о Би-
армии/Бьярмии и биармийцах скандинавских саг. Между тем,
сторонники «беломорский Биармии», а равным образом и
«континентальной Биармии» (Пермь, Ярославское Поволжье,
Заволочье и пр.), обходят молчанием этот основополагающий
вывод К.Ф.Тиандера, практически дезавуирующий все иные
определения беормов/бьярмов, кроме как 'жителей побере-
жья', и не более.
Теперь посмотрим, что дает в отношении местоположения и
содержания «Биармии» другой основополагающий источник
сведений о ней — рассказ о поездке Карли и Торира Собаки в
«Бьярмаланд», которая имела место летом 1026 г.36, т.е. почти
полтора столетия спустя после поездки Отера/Оттара. Этот рас-
сказ присутствует только в так называемой «Отдельной саге об
Олаве Святом» Снорри Стурлусона, написанной в 1220-
33
Матузова В. И. Английские средневековые источники..., с. 25-27.
34
Тиандер К. Поездки скандинавов..., с. 66-67.
35
Матузова В.И. Английские средневековые..., с. 34.
36
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги..., 1994, с. 21.
37
1230 гг. и в сокращенном виде вошедшей в его же книгу «Круг
земной», причем наиболее ранний список саги датируется вто-
рой половиной — концом XIII в. Содержание новеллы можно
определить по-разному: это и рассказ о поездке в Бьярмаланд,
где главным событием стало ограбление святилища Йомалы, и
рассказ о том, как Торир Собака отомстил Карл и за участие в
убийстве своего племянника, Асбьерна Тюленебойца. Рассмот-
рим его содержание и структуру.
В саге говорится, что король Олав послал халогаландца
Карли, жившего на острове Лангей, на север, в страну бьярмов,
предоставив ему корабль. Заключив соглашение с конунгом,
что прибыль от поездки они поделят пополам, Карли взял с со-
бой своего брата Гуннстейна. Узнав об этом, Торир Собака,
живший на острове Бьяркей, послал сказать братьям, что тоже
хочет ехать в Бьярмаланд и поскольку, кроме торговли, плани-
ровались нападения и грабежи, готов добычу разделить поров-
ну. Севернее Сандвера, где произошла встреча компаньонов,
сага не называет никаких ориентиров и сообщает только, что
«когда они приплыли в Бьярмаланд, то остановились они в торго-
вом месте» [75]38, где приобрели беличьи, собольи и бобровые
меха.
Следующий сюжет рассказа, описывающий ограбление свя-
тилища Йомалы, начинается с того, что, закончив торг, «они по-
плыли прочь по реке Вине» (имя которой единственный раз по-
является в тексте), объявив, что перемирие закончено, а выйдя
в море, решили предпринять ограбление святилища. Для этого
они пристали к берегу, сошли с кораблей, пересекли «ровные до-
лины» и вступили в «большие леса», пока не пришли на поляну,
где, окруженное высоким частоколом с воротами стояло святи-
лище бьярмов. Внутри его находился курган, в котором вместе с
землей были смешаны «золото и серебро», составлявшие «поло-
вину или треть богатства» каждого из умерших «бьярмов», полу-
чаемых после его смерти святилищем, а рядом с курганом — из-
ваяние «бога бьярмов, который зовется Йомали» [76]. На коленях
идола стояла серебряная чаша с ручкой, полная серебряных мо-
нет, которую взял Торир, тогда как Карли сорвал с идола Йома-
лы «драгоценное ожерелье». Избежав погони и благополучно
вернувшись на корабли, норвежцы «поплыли по Гандвику», пока
37
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги..., 1993, с. 13.
38
Здесь и далее страницы указываю по изданию: Джаксон Т.Н. Исланд-
ские королевские саги..., М., 1994.
не пристали к какому-то островку, чтобы дождаться «отлива, по-

скольку впереди в них в море было сильное течение» [77]39.
Особого внимания эта ситуация заслуживает не потому, что
здесь Торир стал требовать у Карли ожерелье, а по замечанию
Гуннстейна, что «начинается прилив и пора плыть дальше», хотя
перед этим говорится, что именно прилив и вынудил их к оста-
новке. Такая несогласованность предыдущего и последующего
текста может, как и неожиданное упоминание «реки Вины», в
которой оказались норвежцы после завершения торговли, ука-
зывать на «швы», выдающие вставной характер сюжета об ог-
раблении святилища Йомали, к чему я вернусь позже.
Спор между Ториром и Карли не был разрешен, и с этого мо-
мента началась погоня Торира за Карли вплоть до Гейрсвера (о
Сандвере на обратном пути упоминания нет), причем послед-
ний определен как «первая стоянка для кораблей, плывущих с се-
вера». В Гейрсвере Торир убивает Карли копьем, которым был
убит когда-то Асбьерн Тюленебойца. После этого начинается
погоня Торира за Гуннстейном, которого он догоняет в Ленгью-
вике, захватывает всё имущество, которое везли королю Олаву,
топит его корабль, после чего возвращается домой на остров
Бьяркей. «Гуннстейн и его люди сначала ехали с большими пре-
досторожностями, ехали на маленьких лодках, а днем прята-
лись, ехали так до тех пор, пока не миновали Бьяркей, и вплоть
до того, как выбрались из владений Торира» [78].
Рассказ Снорри достаточно любопытен, как со стороны
упоминаемых в нем реалий, так и со стороны его места и функ-
ции в структуре взаимообусловленных эпизодов повествования
саги. Определяющим его сюжетом можно посчитать повество-
вание о том, как, где и при каких обстоятельствах Торир Собака
отомстил за смерть своего племянника. Это произошло в Гейр-
свере, судя по всему — в норвежской Лапландии, куда король
Олав послал Карли собрать дань с территории, которую Торир,
будучи королевским лендрманном, полагал «своей» уже потому,
что путь к ней лежал мимо острова Бьяркей. Поручение сбора
дани с лопарей на этой территории помимо Торира было серьез-
ным ущемлением его прав со стороны короля Олава, и только
этим обстоятельством можно объяснить согласие Карли и Гунн-
стейна отправиться на север вместе с Ториром. Отсюда и упо-
39
Вариант: «так как им мешало сильное течение» (Снорри Стурлусон.
Круг земной..., с. 285).
минание Сандвера, откуда для норвежцев, как сказали бы мы

сейчас, начиналась «зона свободного предпринимательства» в
Финнмарке, вход в которую в какой-то мере контролировал То-
рир. Косвенным образом это подтверждается тем фактом, что
погоня Торира за Гуннстейном начинается у Сандвера и завер-
шается в Ленгьювике захватом груза и последующим затопле-
нием королевского корабля, после чего Гуннстейн со своими
спутниками вынужден тайком пробираться по ночам на юг,
«вплоть до того, как выбрались из владений Торира», т.е. эта по-
гоня вызвана не местью, а желанием покарать нарушителя гра-
ниц владений и даннических прав Торира. Не потому ли в даль-
нейших главах саги Торир едет торговать не в «Бьярмаланд», а
всего только в Финнмарк 40 , кстати сказать, вообще неупомяну-
тый в рассказе.
Как можно понять из дальнейшего повествования, рассказ
об убийстве Ториром Карли был необходим Снорри Стурлусону
для мотивации дальнейших действий его героев, в частности,
для объяснения причины, сделавшей Торира и его родственни-
ков противниками короля Олава (согласно версии Снорре,
смертельный удар королю в битве при Стикластадире был нане-
сен именно Ториром, и он же стал первым, кто засвидетельство-
вал «святость» Олава). Между тем, остается неизвестным про-
исхождение всего этого сюжета, поскольку в так называемой
«Древнейшей саге об Олаве Святом», сохранившейся в шести
фрагментах рукописи, современной Снорри (ок. 1225 г.) и в
«Легендарной саге об Олаве Святом» (датируемой ок. 1250 г.)
сказано только, что Торир Собака «ездил в Бьярмаланд и убил
там доброго человека, которого звали Карли. Конунг послал людей
к Ториру. И попал Торир в беду по причине своего злодеяния. Уехал
он вскоре из страны и с ним много других лендрманнов»41. Вот и
всё. Если же вспомнить, что Снорри заставляет Торира убивать
Карли не в «Бьярмаланде», как указывает традиция, а в Гейрсве-
ре, который при описании обратного пути заменил Сандвер,
потребовав объяснения, что это «первая стоянка для кораблей,
плывущих с севера», то всё рассказанное не заслуживает никако-
го доверия42, если только не предположить, что автор восполь-
40
Снорри Стурлусон. Круг земной..., с. 343.
41
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги..., 1994, с. 37 и 43.
42
Насколько Снорри Стурлусон вольно обращался с фактами, в том
числе и с генеалогией, можно видеть по «Младшей Эдде», в которой он (?),
по-видимому, используя «Сагу об Эймунде», указывает «конунга Эймунда
из Хольмгарда» и далее создает фантастические нисходящие линии его по-
томков (Младшая Эдда. Л., 1970, с. 93).
зовался какой-то не дошедшей до нас сагой о Торире Собаке,

т.е. объясняя одно неизвестное — другим.
Еще загадочнее обстоит дело со «святилищем Йомали», по-
скольку наличествующие в рассказе об ограблении святилища
ориентиры («река Вина», «равнина», «лес», «Гандвик», «остро-
ва»), находясь в тесной сюжетной связи друг с другом, не вклю-
чены в систему географических ориентиров поездки, создавая
впечатление интерполированного текста, обработанного в со-
ответствии с задачами автора. Вставной (заимствованный) ха-
рактер сюжета об ограблении «святилища Йомали» подтверж-
дается наличием указанных выше в тексте «швов» и по тому, что
ни котелок, ни серебряные монеты более в саге не фигурируют,
хотя то и другое является устойчивыми реалиями самого сюже-
та, использованного в других сагах. Исключением оказывается
ожерелье, снятое Карли с истукана Йомали, которое потребо-
вал у него Торир. Однако именно это ожерелье неизвестно ни
одной из последующих модификаций «святилища Йомали» в
«сагах о древних временах» («Сага об Одде Стреле» второй по-
ловины XIII в., «Сага о Хальви и дружинниках Хальви» конца
XIII в., «Сага о Стурлауге Трудолюбивом» около 1300 г., «Сага о
Боси» XIV в.43), и, возможно, действительно послужило к изоб-
личению убийцы людьми Олава, поскольку, сняв его с тела Кар-
ли, Торир носил его на себе, как об этом пишет Снорри44.
Но почему Торир Собака убил Карли?
«Легендарная сага об Олаве Святом» причин этого не знает.
Если исходить из версии, предложенной Снорри, то он мстил за
убийство своего племянника Асбьерна Тюленебойца, хотя дей-
ствительным поводом, как можно видеть, послужил отказ Кар-
ли уступить Ториру ожерелье. Так ссора оказывается не предло-
гом к убийству, как это изложено в саге, а подлинной причиной,
больше отвечающей действительности потому, что 1) у Торира
было достаточно возможностей убить Карли и раньше и, что су-
щественнее, 2) мстить за смерть племянника он должен был не
Карли, который только присутствовал при убийстве, а непо-
средственному убийце — Асмунду, сыну Гранкеля45. Другими
словами, похоже, что Снорри восполнял недостаток информа-
ции о своих героях собственным воображением, не всегда пред-
ставляя, где и почему происходили те или иные события (если
43
44
Снорри Стурлусон. Круг земной..., с. 297.
45
они происходили вообще). Если же вспомнить, что в «Саге об

Ан» также фигурирует некий «Торир», который «грабил в Гало-
галанде и в Биармаланде», о чем пишет К.Ф.Тиандер46, то здесь
возможны любые контаминации имен и сюжетов.
Последнее в полной мере относится и к сюжету об ограбле-
нии «святилища Йомали в Бьярмаланде», заимствованному
Снорри из какого-то стороннего сочинения, быть может из
«Саги об Одде», где мы находим такое же описание святилища с
«курганом» из земли и монет47, или из «Саги о Хальфи», в кото-
рой Гиерлейв точно также грабит «курган» с монетами неподале-
ку от «устья Вины»48.
Вместе с тем, реалии «святилища Йомали» и окружающей
его местности, вопреки уверениям Тиандера и его последовате-
лей, не позволяют идентифицировать историко-географичес-
кую ситуацию «Бьярмаланда», как она представлена в саге, с
низовьями Северной Двины49. Этому мешает как реальная их
топография, так и отсутствие указанных в сюжете компонентов
(серебряные монеты, населенность берегов), о чем я подробно
писал в своей первой работе50.
Здесь мы сталкиваемся с любопытной коллизией, отмечен-
ной в работах Т.Н.Джаксон: в компендиуме «королевских саг»
Снорри Стурлусона, казалось бы, достойным наибольшего до-
верия, единственным упоминанием «реки Вины» (кроме рас-
сказа о Торире Собаке) оказывается драпа скальда Глума, сына
Гейри в «Саге о Харальде Серая Шкура»51, однако отсутствую-
щая в их более древнем собрании52, точно так же, как во всех бо-
лее ранних вариантах «Саги об Олаве Святом» отсутствует эпи-
зод с поездкой Торира и сюжет с ограблением святилища
Йомали. Наоборот, «саги о древних временах» с их безудержной
46
Тиандер К. Поездки скандинавов..., с. 278.
47
Там же, с. 119-120.
48
49
Джаксон Т.Н. Этногеографический справочник. / / Джаксон Т.Н. Ис-
ландские королевские саги..., М., 1994, с. 199-200, где гидроним «Двина» на
основании вульгарной этимологии С. Герберштейна объясняется как про-
изводный от русского слова «два»; Глазырина Г.В. Исландские викингские
саги..., с. 185; Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочи-
нения..., с. 157 и др.
50
Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь..., с. 62 и др.
51
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник по истории
Древней Руси и ее соседей. Χ-ΧΙΙΙ вв. //ДГ, 1988-1989. М., 1991, с. 86.
52
Джаксон Т.Н. Русский Север в древнескандинавских сагах. / / Культу-
ра Русского Севера. JL, 1988, с. 60.
фантастикой и нагромождением самых разных фольклорных

сюжетов знают не только «реку Вину», но и «устье Вины»
(Vinumynni), лежащий рядом с ней «Винский лес» (Vinuskogr), в
котором находится святилище Йомали, указывают «равнину»,
по которой шли к лесу Торир и Карли, и пр. Эти приметы «зем-
ли бьярмов» оказываются настолько устойчивым клише (topos
communis) в сагах, что отчетливо проступают (вместе с бьярма-
ми!) даже в «Саге об Эймунде», повествующей о событиях, тер-
риториально весьма далеких от тех мест, которые связаны с по-
ездкой Торира Собаки 53 , заставляя видеть в них отголоски
историко-географической реальности X в., действительные ко-
ординаты которой были потеряны скандинавами уже к началу
XII в., а потому последующими авторами были перенесены ис-
ключительно в область сказочной фантастики.
Попробуем их восстановить по тем немногочисленным реа-
лиям и указаниям, которые прослеживаются в сагах.
Главными и наиболее устойчивыми признаками Биар-
мии/Бьярмаланда, с которыми должен считаться исследова-
тель, являются: 1) наличие морского побережья, 2) впадающая в
море река Вина, 3) серебряные монеты, которые «бьярмы» при-
носят в общественное святилище, 4) высокая плотность тузем-
ного населения, занимающегося земледелием и охотой, и 5) бог
«Йомали».
Наиболее примечательным в этом перечне оказывается на-
звание божества - Йомали, — которое указывает на принадлеж-
ность святилища «бьярмов» финноязычному населению, буду-
чи идентично имени верховного божества финнов Севера
Европы — Юмала, тождественного славяно-балтийскому Перу-
ну/Перкунасу и скандинавскому Тору54. Такое определение су-
жает ареал поисков, поскольку для порубежной ситуации
I-II тысячелетий н.э. из морских побережий финноязычными
народами были освоены только 1) берега Белого моря, где при-
сутствуют 1, 2 и 5 указанные компоненты, 2) восточное побере-
жье Ботнического залива, где присутствуют 1, 3 и 5 компонен-
ты, 3) побережье современной Эстонии, заселенный эстами,
где можно найти в указанное время 1, 3, 4 и 5 компоненты, и
53
Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978.
с.89-104.
54
Иванов В.В. Отражение индоевропейской терминологии близнечного
культа в балтийских языках. / / Балто-славянский сборник. М., 1972, с. 203-
205; Айхенвальд А.Ю., Петрухин В.Я., Хелимский Е.А. К реконструкции ми-
фологических представлений финно-угорских народов. / / Балто-славян-
ские исследования. 1981. М., 1982, с. 165-166.
4) побережье Рижского залива с компактным ливским населе-

нием55, обладающее всеми указанными признаками, в том чис-
ле и теми, которые содержат в себе «саги о древних временах».
Это морское побережье, «большая река» (Западная Двина), впа-
дающая в море, чье название в средневековых европейских ис-
точниках указывается то как Duna, Dina, Dyna, то как Weina
(у эстов) или Vena/Vina (у ливов)56, высокая плотность оседлого
населения в X в. и наличие в обращении большого количества
монетного серебра, подтверждаемого кладами и материалом
раскопок.
Начнем с названия реки, известного в двух формах — Ди-
на/Дюна и Вина/Вейна. Последнее название, употребляемое
финноязычными народами, объясняется тем обстоятельством,
что в финских языках невозможно сопряжение двух согласных в
начале слова, почему зафиксированное сагами название реки
«Вина» указывает, что оно было получено скандинавами от фин-
ноязычных информаторов, какими и были жившие здесь ливы57.
В этой новой историко-географической ситуации вместо
обширной болотистой дельты Северной Двины, раскинувшей-
ся на сотни квадратных километров, мы находим четко выра-
женное речное устье, окруженное дюнами, прибрежными луга-
ми и лесом на первой морской террасе, которые находят полное
соответствие в таких топонимах саг, как «устье Вины», «холмы
Вины», «Винский лес» и пр. Исторические документы и археоло-
гические исследования этого региона одинаково подтверждают
высокую плотность местного земледельческого населения, быт
и хозяйство которого соответствует одновременно сведениям о
«Бьярмаланде» в «Саге об Олаве Святом» и приключениям Эги-
ля в Курляндии по «Саге об Эгиле», принадлежащей перу того
же Снорри Стурлусона58, а также по «Хронике Ливонии» Генри-
ха Латвийского, где он рассказывает о ливах59.
Что же касается торговой активности ливов, бывших в пол-
ном смысле «обитателями побережий», о которых рассказывал
55
[Седов В.В.] Ливы. / / Финно-угры и балты в эпоху средневековья.
(Археология СССР.) М., 1987, с. 23-34.
56
Сапунов А. Река Западная Двина. Историко-географический обзор.
Витебск, 1893, с. 26; Ильинский Г. Река Двина. / / ИОРЯС за 1918 г., т. XXIII,
кн. 2. Пг., 1921, с. 249.
57
Специальное по данному вопросу разъяснение И.ГДобродомова, ко-
торому я приношу искреннюю благодарность за консультацию. См. также
прим. 58 к «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского (Генрих Латвийский.
Хроника Ливонии. М.-Л., 1938, с. 492).
58
Исландские саги. М., 1956, с. 141-145.
59
Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.-Л., 1938.
Вульфстан, то ее исчерпывающе характеризует тот факт, что

40% всех находок западноевропейских денариев на территории
Латвии происходят именно с берегов Западной Двины60. Нако-
нец, к этому можно добавить, что расположенный в непосред-
ственной близости от устья Западной Двины топоним "Юрма-
ла" позволяет поставить его в прямую зависимость от имени
верховного божества ливов Юмала/Иомала, поскольку именно
здесь, вероятнее всего, могло находиться святилище «морского
народа», каким были ливы, — святилище, как можно думать, не
единожды подвергшееся ограблению скандинавов, направляв-
ших свои набеги на территорию Восточной Прибалтики.
Следует заметить, что устойчивый образ «кургана из земли и
серебряных монет» в святилище долгое время вызывал сомне-
ние в его правдоподобности, поскольку ничего похожего архео-
логам известно не было, и единственной возможной паралле-
лью оставались вотивные клады и жертвоприношения в
священных рощах у кельтов61. Не так давно аналоги святилища
Йомали/Юмалы, датируемые XV-XVI вв., были обнаружены в
районе г. Бежецка Тверской области. Они представлены кольце-
видными выкладками из камней, внутри которых в земле нахо-
дят в большом количестве серебряные монеты Ивана III,
Ивана IV и Бориса Годунова, и, судя по расположению побли-
зости от них курганов, речь идет именно о типе святилища,
описанного у Снорри Стурлусона62.
Локализация Биармии на побережье Рижского залива («Ганд-
вик» «Саги об Олаве Святом») с его островами, находящегося в
относительной близости от земли эйстов/пруссов, о которых
Вульфстан и Отер рассказывали королю Альфреду, впервые от-
крывает возможность поставить вопрос о зависимости (на уровне
средневековой книжности ΧΙ-ΧΙΙΙ вв.) «бьярмов» скандинавских
саг от «беормов» Вульфстана и Отера, тем более, что обе эти лек-
семы, скорее всего, восходят к общей древнегерманской основе,
обозначавшей 'берег' и, соответственно, 'прибрежных жителей',
как то показал К.Ф.Тиандер в своей работе63, чему полностью со-
ответствуют в данном случае ливы64. Вероятность подобной лока-
60
Потин В.М. Древняя Русь и европейские государства в Χ-ΧΙΙΙ вв. Л.,
1968, с. 30.
61
Филип Я. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961, с. 161-
162.
62
Харламов А. Бежецкий детектив. / / Л Г от 23.02.88 г.).
63
Тиандер К. Поездки скандинавов..., с. 66-67.
64
Мне представляется, что и название участков в Лапландии — «бьяры»,
которые указывает в XVII в. И.Шеффер (Кузнецов С.К К вопросу о Биар-
лизации подтверждает и анализ реалий «святилища Йомали»,

присутствующих в различных его описаниях, начиная от поездки
Торира и Карли и кончая фантастическими сагами. Этот вопрос
был рассмотрен в моей предшествующей статье65, где была пока-
зана зависимость описания святилища от различных этнокуль-
турных компонентов данного региона, постепенно наслаивав-
шихся на одну сюжетную основу. Но главное отличие этих
модификаций от рассказа о Торире Собаке оказывается в другом:
герои большинства «саг о древних временах», связанных с Биар-
мией, попадают туда с «восточного пути» (austrvegr).
Так по «восточному пути» совершает набег на «Бьярмаланд»
отец берсерков Арнгрим66; рядом с «восточным путем» находит-
ся «Бьярмаланд» «Саги о Хальфдане Эйстенссоне»67, а на восток
от последнего — «Кирьялаботн», т.е. «Карельский залив» (совр.
Финский залив)68; Боси с Герраудом из «Саги о Боси» по «вос-
точному пути» прямо прибывают к берегам «Бьярмаланда»
(undir Biarmaland) и отправляются в «лес Вины» (Vinuskogr), по-
сле чего совершают нападение на «храм Йомали»69.
Однако, как я показал в предыдущей работе, «восточный
путь» скандинавских саг, на который «встают» все без исключе-
ния герои повествований, отправляющиеся для свершения по-
двигов (т.е. грабежа), торговли и просто путешествий на восток
Балтийского моря, является отнюдь не вариантом «северного пу-
ти» или «пути в царство мертвых», как это полагал К.Ф.Тиан-
дер70, а всего только западной частью «широко известного тран-
зитного пути раннего средневековья, соединявшего страны Средней
Азии и Прикаспия с торговыми центрами Балтики и Северной Ев-
ропы»71. Об этом пути и его значении для всей Северной и Вос-
точной Европы существует обширная литература, среди которой
следует выделить специально посвященные ему работы В.Б.Ви-
линбахова, проследившего его на территории России72 и
И.П.Шаскольского, рассмотревшего его детально для Балтий-
ского моря на основании лоции для датских мореходов.
мии..., с. 61.), следует рассматривать не как следы присутствия «бьярмов», а

в ряду других подобных топонимов, имеющих в своем составе элемент
"бьяр-" (напр., остров Бьяркей), и антропонимов.
°5 Никитин A.JI. Биармия и древняя Русь..., с. 62-66.
66
67
68
69
70
Там же, с. 21, 86, 345.
71
Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь..., с. 60.
72
Вилинбахов В.Б. Балтийско-волжский путь. / / СА, 1963, №3, с. 126-135.
Вот ее содержание в изложении историка.

«ИзДании <... > обычный путь кораблей в Эстонию (а следова-
тельно и вообще в Финский залив) шел <... > вдоль шведского берега
на северо-восток вплоть до острова Анрхольм (сейчас Архольм, к
северу от Стокгольма). От острова Арнхольм путь поворачивал
прямо на восток, пересекал Аландский пролив и подходил к южной
часть Аландского архипелага. В Аландском архипелаге путь шел
мимо пунктов Lynaebotae (современное Lembote), остров Fyghelde
(теперь острова Foglo), острова Thiyckaekarl (современный о.
Kokar), через Aespaesund — пролив Aspo (сейчас пролива с таким на-
званием нет; вероятно он был где-то у острова Aspo), в котором
расположены острова Aspo, Refltolm, Malmo (последние два назва-
ния не сохранились до настоящего времени), мимо о. Jrima (совре-
менный о. Jrmo) к проливу Orsund (сейчас тоже не известен, веро-
ятно — пролив около островов Orskdr или Ого) и далее к Hangeth —
современному мысу Ханко. От мыса Ханко путь шел вдоль при-
брежных шхер, через пролив Lomcsund (точно идентифицировать
не удалось, вероятно у Тверминне), мимо Karienkaskae (пункт то-
же установлен лишь приблизительно), Juxaroe (современные ост-
рова Jussaro), Horinsari (вероятно, около современного Orslandet) к
Purkal — современному мысу Порккала-удд. От мыса Порккала-удд
путь резко поворачивал на юг, «через Эстонское море» — («таге
Estonum»), мимо островов Narigeth (нынешний о. Нарген, или, по-
эстонски, Найсаар) и Karlso (о. Карлос, теперь слившийся с берегом
материка в Таллинской бухте) к Raeuelburgh — Ревелю (Таллину).
В тексте имеется два добавления: 1) при наличии попутного
западного ветра можно идти от острова Арнхольм по прямой ли-
нии до Hangeth (Ханко), т.е. идти от Арнхольма прямо прямо по
морю на восток до Ханко, не заходя в Аландские шхеры; 2) при на-
личии попутного северного ветра можно от мыса Ханко держать
курс прямо на юг через море до острова Hothensholm (Оденсхольм,
или, по-эстонски, Осмуссаар) и оттуда идти в Таллинскую бухту
вдоль эстонского берега»73.
«Восточный путь» скандинавских саг — это путь из западной
части Балтийского моря (Дании, Норвегии, Швеции, славян-
ского Поморья, Готланда и т.д.) на восток — в Карелию, Финский
залив и к землям Восточной Прибалтики. Анализируя содержа-
ние саг, можно заметить, что в целом они делятся на три группы.
Первая, содержащая наиболее архаичный пласт сюжетов, опи-
73
Шаскольский И.П. Маршрут торгового пути из Невы в Балтийское мо-
ре в IX-XIII вв. / / Географический сборник, III. История географических
знаний и географических открытий. M.-JI., 1954, с. 151-152.
сывает Биармию (ограбление святилища), к которой ведет «вос-

точный путь», оказывающийся путем к курам и ливам («Сага об
Эгиле»), однако ничего не знает о Руси («Хольмгард», «Гардари-
ки» и пр.) или представляет ее где-то в отдалении («Сага об Одде
Стреле», «Сага о Хальфдане Эйстейнссоне»). Другая группа саг
упоминает «Гардарики», «Биармию» и ведущий к ним «восточ-
ный путь», однако их сведения безусловно расходятся с извести-
ями русских летописей («Сага об Эймунде», «Сага о Боси»). На-
конец, существует третья группа саг, действие которых частично
происходит на Руси (?) («Гардарики»), в Новгороде («Холм-
гард»), о которых они не сообщают никаких конкретных сведе-
ний, и в то же время эти саги ничего уже не знают о «бьярмах», а
земли, входящие в бывший «биармийский» регион (т.е. Восточ-
ную Прибалтику) обозначают термином «восточный путь» (aus-
trvegr), полностью позабыв о его первоначальном значении74.
В фактологической части своей первой публикации, посвя-
щенной именно «восточному пути» в сагах, Т.НДжаксон пол-
ностью подтвердила и проиллюстрировала этот вывод, показав,
что «восточный путь» идет через Готланд, приводит в Эстланд,
Курляндию, Финнланд, в «землю карел», «во владения конунга
Вальдамара»75, или прямо в Хольмгард из Бергена, как указыва-
ет «Сага о короле Хаконе»76 и многие другие тексты, прямо оп-
ровергая ничем не обоснованный её собственный постулат, что
«для «Восточного пути» не существенны ни маршрут, ни отправ-
ная и конечная точки»77. Более того, сконцентрировав внимание
только на фактах тождества лексемы austrvegr ('восточный
путь') хорониму austrlond ('восточные земли') и даже austrriki
('восточные государства'), как это иногда наблюдается для си-
туации ΧΙΙ-ΧΙΙΙ вв., когда «великий восточный путь» был давно
забыт, Т.НДжаксон пришла к парадоксальному с точки зрения
логики и законов языка выводу, согласно которому, если «в саге
говорится, что путешественник попал на Русь по «Восточному
пути», имеется в виду, что он проплыл вдоль восточно-прибал-
тийских земель»71. Как такое может быть — не понимаю до сих
пор, поскольку как в русском, так и в древнескандинавских
языках понятие «путь» (vegr) изначально всегда указывало на-
правление и собственно место движения, а не окрестности.
74
Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь..., с. 66-67.
75
Джаксон Т.Н. «Восточный путь» исландских королевских саг...,
с.166-167.
76
Рыдзевская Е.А. Сведения по истории Руси XIII в. в Саге о короле Ха-
коне. / / Исторические связи Скандинавии и России. JL, 1970, с. 326.
77
Джаксон Т.Н. «Восточный путь»..., с. 167.
78
БИАРМИЯ/BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ 697
Впрочем, насколько случайно и легковесно всё то, что фи-

лолог Т.Н.Джаксон заявляет в своих работах об истории и древ-
ней географии Восточной Европы, можно видеть из ее дальней-
ших спекуляций с «восточным путем». Так, «уличив» меня в
дилетантизме и категорически заявив, что «austrvegr исландских
королевских саг — не «путь из варяг в греки» (чего я никогда не
мог говорить. — А.Н.) и не «путь» вообще»19, она, после знаком-
ства с Г.СЛебедевым, столь же категорически и без малейшего
смущения стала утверждать прямо противоположное: сначала,
что «композиты Austrvegr и Austrlond, равно как и Austrriki, высту-
пают в качестве наименования земель по пути «из варяг в греки»80,
а затем, столь же безапелляционно и бездоказательно, что «ком-
позиты Austrvegr и Austrlond, равно как и Austrriki, выступают в
качестве наименования пути «из варяг в греки»%х. В результате ос-
тается только пожалеть читателей подобных квази-историчес-
ких сочинений, остающихся в недоумении: так что же всё-таки
означает austrvegr — путь, земли или что-нибудь еще другое, что
придет в голову их исследовательнице при очередном повороте
ее пристрастий и увлечений. Тот же сумбур в ее историко-гео-
графических представлениях можно видеть и в отношении Би-
армии/Бьярмии, разделенной на «две Бьярмии» и помещаемой
ею одновременно в самые разные места географической карты
Русского Севера вместе с «Гандвиком», а более широко и в соот-
ветствии с националистической концепцией финнов эпохи
1930-х гг., усвоенной ею вместе с ЕА.Мельниковой и Г.В.Глазы-
риной, — в качестве хоронима территории всего Русского Севе-
ра, от Ботнического залива до Уральских гор и от Верхней Вол-
ги до Ледовитого океана82.
Между тем, если свидетельства «саг о древних временах»
(«лживых саг», «сказочных саг») о местонахождении «Бьярма-
ланда» на берегах Восточной Прибалтики можно посчитать не-
достаточным, то их можно восполнить сведениями из «Gesta
Danorum» Саксона Грамматика, которые приводит К.Ф.Тиан-
дер. Таковы путь Старкада, который едет из Руси в Швецию че-
79
80
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник..., с. 138.
81
Джаксон Т.Н. Древнескандинавская топонимия с корнем aust-. / /
СС, XXXI. Таллин, 1988, с. 143; она же. Север Восточной Европы в этноге-
ографических традициях древнескандинавской письменности (к постанов-
ке проблемы). / / Славяне. Этногенез и этническая история. (Междисцип-
линарные исследования.) Л., 1989, с. 132.
8
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник..., с. 133-
134.
83
рез «Бьярмаланд» , и путь с войском из Дании по суше Регнера,
который, будучи разбит «бъярмами... отступает в землю куров и
сембов»84, т.е. на юг или юго-запад от Рижского залива в полном
соответствии с устанавливаемой мною топографией. Естест-
венно, что сам Тиандер не склонен был принимать всерьез со-
общения Саксона Грамматика или саг о том или ином персона-
же и его приключениях, однако за всем этим он пытался увидеть
реальность той эпохи, высказавшись по поводу одного из пер-
сонажей Саксона Грамматика следующим образом: «Арнгрим,
положим, мифическая личность, но предполагаемые Саксоном от-
ношения вследствие этого ничуть не теряют в правдоподобнос-
ти»85. Это же имел в виду и С.К.Кузнецов, отмечая «зерно гео-
графической истины, скрытое в древнейших сагах», которое «дало
пышный цветок фантастической Биармии»86 уже под пером по-
зднейших компиляторов.
Саксон Грамматик работал несколько раньше, чем Снорри
Стурлусон, однако и тот и другой, равно как их предшественни-
ки и современники, кто собирал, записывал и обрабатывал са-
ги, могли сколько угодно расцвечивать их фантазией, оставаясь
в пределах историко-географических представлений своего
времени. Когда работал Снорри, «восточный путь» давно был
забыт, а рядом с Vinumynni, вместо святилища бьярмов, уже
поднимались стены орденского замка Dynamunde. Вот почему
последнее упоминание «бьярмов», которое мы обнаруживаем в
«Саге о короле Хаконе», созданной Стурлой Тордасоном около
1265 г., скорее всего, аналогично использованию лексем "ски-
фы" и "тавроскифы" византийских авторов по отношению к ру-
сам X-XI вв. В этой саге Стурла упоминает о приходе к Хакону
«бьярмов, бежавших с востока от нашествия татар»87, как он име-
нует беглецов с восточного побережья Балтийского моря, вы-
нужденных, по-видимому, спасаться от глубокого рейда русско-
татарского войска зимой 1258/1259 г. по литовским землям, как
об этом пишет Э.Боннель88.
Тот факт, что под именем «бьярмов» Стурла подразумевал
именно обитателей Восточной Прибалтики, следует из его рас-
сказа о последнем «походе в Бьярмаланд», имевшем место око-
83
84
85
Там же, с. 341-342.
86
Кузнецов КС. К вопросу о Биармии..., с. 54.
87
Рыдзевская Е.Л. Сведения по истории Руси..., с. 328.
88
Bonnell Ε. Russisch-Liwlandische Chronographie von der neunten
Jahrhunderts bis zum Jahre 1440. St. Petersburg, 1862. S. 72, 234-236, 240.
л о 1222 г., когда на оставшихся зимовать путешественников «на-

пали бьярмы и перебили всех корабельщиков» из-за того, что по-
следние «не поладили с конунгом бьярмов»89. Поскольку эта сага
хорошо знает «конунга Хольмгарда» (Новгорода) Александра
(Невского) и его брата Андрея (Ярославича), «конунга Суздаля»,
находящихся в «Гардарики», ни первый, ни второй не могут
быть тем «конунгом бьярмов», с которым вышла ссора путеше-
ственников. Таким образом, попытки скандинавистов объявить
этот «поход в Бьярмаланд» — походом «в Подвинье (или шире: Бе-
ломорское побережье)»90, к тому времени давно и прочно вошед-
шими в состав земель Новгородской республики, оказываются
ничем не оправдываемой фантазией.
Итак, суммируя изложенное, хочу еще раз повторить, что в
земле «беормов» Отера/Оттара, «Бьярмаланде» скандинавских
саг и «Биармии» датских хроник со «святилищем Йомали» с на-
ибольшей вероятностью следует видеть побережье Рижского за-
лива («Гандвик») и низовья Западной Двины (Вины/Дуны), а
под «бьярмами» — обитавших там ливов (и, возможно, куро-
нов/куршей). Другими словами, лексема "бьярмы" оказывается
псевдоэтнонимом, почему в поздних сагах можно встретить ее
распространение на самые различные 'прибрежные народы', а
сам «Бьярмаланд», по мере насыщения его фантастической ин-
формацией — далеко на севере, за пределами известных евро-
пейцам территорий. Вместе с тем, определение действительно-
го местоположения и содержания Биармии/ Бьярмаланда
скандинавских саг переводит все утверждения о плаваниях
скандинавов в Белое море и в устье Северной Двины ранее на-
чала XV в. в разряд политических спекуляций, преследующих
определенные территориальные притязания, как об этом спра-
ведливо писала в своей работе о сагах Т.Н.Джаксон, что «вопрос
о Бьярмии не является частным вопросом исторического изучения
саг. Обязанный своим возникновением «прихотливому сплетению
различных националистических тенденций» (? — А.Н.), он не раз
приобретал острое политическое звучание: в конце 1920-х годов, в
период борьбы коми-националистов за изменение политического
статуса своей республики; в конце 1930-х годов, когда «из сказки о
«великой Биармии» как могущественном Западнофинском госу-
дарстве вырастали претензии финляндских фашистов на «вели-
кую Финляндию до Уральских гор»»91.
89
Рыдзевская Е.А. Сведения по истории Руси..., с. 329.
90
Там же, с. 328; Джаксон Т.Н. Русский Север в древнескандинавских
сагах..., с. 61; Глазырина Г.В. Исландские викингские саги..., с. 97; и др.
91
Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник..., с. 138.
Тем большее удивление может вызвать следующая за этими

словами попытка Джаксон дискредитировать «дилетантскую
статью о Бьярмии писателя А.Л.Никитина» (который, как изве-
стно, отрицал саму возможность появления скандинавов на Бе-
лом море ранее XV в.), якобы «послужившую поводом к искажен-
ному толкованию советской исторической науки», опираясь при
этом на беспрецедентное по своей наглости выступление нор-
вежского «историка» Х.Станга92, который пригрозил России
«серьезными осложнениями в отношениях между нашими страна-
ми», если высказаный А Л . Никитиным взгляд будет принят на
вооружение «советской исторической наукой». Этот второй по-
литический донос Т.Н.Джаксон тоже не был услышан «власть
предержащими», но отмежевание от возможной «крамолы» со
стороны Отдела истории древнейших государств Института ис-
тории АН СССР после окрика норвежского «историка», как это
можно видеть по работам сотрудников Отдела, последовало не-
замедлительно уже в том же 1978 г.
И всё же, несмотря на столь серьезные предупреждения с
норвежской стороны и «санкции» со стороны отечественных
скандинавистов, рискну повторить, что ни Биармия/Бьярма-
ланд скандинавских саг, ни «святилище Йомали», ни поездки
скандинавов к «бьярмам» в Χ-ΧΙ вв. не имели и не имеют ника-
кого отношения к собственной истории России, будучи для нее
лишь навязанным извне историографическим фантомом, пре-
следующим цели, далекие от подлинной науки.
92
StangH. «Biarmia» i sovjetisk historiograph / / Historisk Tidskrift. Oslo/Sto-
ckholm, 1978, S. 300-310.
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ 701
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ

РАННЕГО ПЕРИОДА РУССКОЙ ИСТОРИИ
Рассмотренные на предшествующих страницах многочис-

ленные примеры ошибочного и прямо фантастического отраже-
ния прошлого в источниках, служащих основанием для рекон-
струкции событий ранней русской истории, с неизбежностью
ставят вопрос о методике изучения самих источников. В том,
что здесь имеет место определенная специфика, убеждает мно-
жественность толкований одних и тех же фактов, а вместе с тем
и повторение исследователями одних и тех же ошибок своих
предшественников при оценке того или иного сообщения, по-
черпнутого из летописи, которое становится доминантой после-
дующих выводов. Происходит так потому, что работа историка
опирается на текст и определяется текстом исторического ис-
точника в широком понимании этого слова. Для ранней русской
истории таким основополагающим источником служит текст
ПВЛ, представленный исключительно своими поздними спис-
ками, поэтому его реконструкция всегда остается только более
или менее остроумной гипотезой, как это можно видеть на при-
мере многих работ А.А.Шахматова и его последователей.
Между тем, такой искаженный ошибками, сокращениями и
переосмыслениями редакторов и переписчиков текст часто не-
сет в себе еще и фрагменты чужих, инкорпорированных текс-
тов, адаптированных к новому окружению. Для средневековых
литератур такое «плагиаторное» использование текстов пред-
шественников было правилом, о чем писали многие исследова-
тели. В отношении древнерусской литературы особое внимание
этому факту было уделено В.М.Истриным, который писал, что
«когда те или другие, политические или общественные события
настраивали древнерусского человека определенным образом и он
чувствовал потребность выразить это настроение на бумаге, то
далеко не всегда приступал он к составлению совершенно нового

произведения, но очень часто брал соответствующее произведе-
ние старое - русское оригинальное или переводное, безразлично,
— и обрабатывал его, прибавляя в него новое содержание и прида-
вая ему новую форму»1. Еще более резко выражался по этому по-
воду А.С.Орлов. Он говорил, что «проявлению реализма (в рус-
ской литературе. — А.Н.) мешала традиционность русского
средневековья, его довольно беззастенчивая плагиаторная систе-
ма, в силу которой позднейший литературный памятник скла-
дывался на основании предшествующего в том же литературном
жанре, Таким образом, к новой фабуле пересаживались не толь-
ко слова, но и целые картины, целый ряд фактов, часто без при-
гонки к композиции... Бывали и такие случаи, когда заимство-
ванная стилистика сплошь и всецело составляла содержание
памятника; взять, например, «летописную» Повесть о Мамае-
вом побоище, написанную лет 25 после события. Здесь текст со-
стоит из чередования выписок из Псалтири, наложенных на
предполагаемые моменты этого события»2. О том, что системой
работы средневекового автора являлись заимствования из про-
изведений предшественников, неоднократно писал в своих ра-
ботах и Д.С.Лихачев3.
Что касается таких заимствований в жизнеописаниях сред-
невековья Западной Европы, то о них писали И.АЛебедев и
Д.Н.Егоров, а на распространенность аналогичной практики
среди восточных географов и путешественников арабоязычного
мира неоднократно указывал Б.Н.Заходер4.
В подобной адаптации чужеродного текста в ПВЛ убеждают
«три жерла» Днепра истории апостола Андрея, появление Ро-
рика/Рюрика в Новгороде на Волхове, заимствованные из
«Хроники» Георгия Амартола описания набегов росов/русов
на Царьград и пр. Вероятно, это же объясняет наличие двух
маршрутов движения св. Глеба к месту своей гибели, по одной
версии — из Мурома через Верхнюю Волгу, по другой — из Ки-
ева к Смоленску, причем обе они сохранили общую деталь ар-
1
Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы. Пг., 1922, с. 57.
2
Орлов А.С. К изучению средневековья в русской литературе. / / Памяти
П.Н.Сакулина, Сб. статей. М., 1931, с. 192).
3
Лихачев Д.С. Текстология. Краткий очерк. М.-Л., 1964, с. 62; он же. Тек-
стология на материале русской литературы X-XVII вв. Л., 1983, с. 44-45 и др.
4
Лебедев И.А. Обзор источников по истории балтийских славян с 1131
по 1170 год. М., 1876, с. 85; Егоров Д.Н. Славяно-германские отношения в
средние века. Колонизация Мекленбурга в XIII в. М., 1915; Заходер Б.Н.
Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. 2. М., 1967, с. 181-182.
хетипа: смерть Глеба «в кораблеце», т.е. в морском судне, весьма

странном в обстановке Днепра.
К чему порою приводит такое заимствование, показывает уни-
кальное известие Лаврентьевского списка ПВЛ под 6597/1089 г. о
Переяславле Южном, что «бе бо преже в Переяславли митропо-
лья» [Л., 208], совершенно невероятное при наличии кафедры в
Киеве. Объясняет его только усвоение известной статьи против
латынян «Леонтию, митрополиту Преславскому в Росии»
(Λέοντοζ μητροπολίτου τήζ έν 'Ρωσία Πρεσθλάβαζ), о чем писал
еще Α.Α.Шахматов, который полагал τήζ εν 'Ρωσία позднейшим
осмыслением комментатора, идентифицируя Преславу со столи-
цей болгарского царя Симеона, поскольку именно «Леонтий» на-
зван первым патриархом Преславской епархии в Синодике царя
Бориса 1210 г.5 Однако фантомность данной митрополии не ме-
шает историкам до сих пор служить обоснованием выделения в
переяславльском летописании ΧΙ-ΧΙΙ вв. некоего «ультрамартов-
ского летосчисления», о чем я писал выше.
Обнаружению таких адаптированных текстов, объясняю-
щих большую часть загадок русской истории, помогает сохра-
нение изначально принадлежащих им топонимов, которые в
новой ситуации или противоречат характеристикам отождеств-
ляемых с ними объектов, как то отмечено для приустьевой ситу-
ации Дуная/Днепра, переориентации болгарского города Пре-
славы/Переяславля на Переяславль Южный, перенесения
греческого представления о «заморье», означавшего Таврию6,
на берега Балтики и т.д., или же создают парадоксы историко-
географического характера, как это можно наблюдать в описа-
нии бегства Святополка и его гибели «межи чахы и ляхы». Од-
новременно в ПВЛ можно обнаружить использование ситуаций
и фактов более позднего времени для описания предшествую-
щих событий, выдающих себя наличием скрытых анахрониз-
мов, как, например, лексема "варяги" для сюжетов ΙΧ-ΧΙ вв. или
термин "черные люди" для рассказа о походе 1185 г. Что же каса-
ется общей оценки истори ко-легенд арной части ПВЛ до сере-
дины XI в., то она оказывается малодостоверной и весьма схо-
жей в этом плане с современными ей хрониками Козьмы
Пражского и Галла Анонима.
5
Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещении
Владимира. / / Сб. статей по славяноведению, посвященных проф. Марину
Степановичу Дринову (Сб. историко-филологического Общества, состоя-
щего при Имп. Харьковском университете, т. XV). Харьков, 1908, с. 72-73.
6
Васильевский В.Г. Житие Иоанна Готского. / / Васильевский В.Г. Труды,
т. 2. СПб., 1909, с. 427.
Последнее обстоятельство с неизбежностью поднимает во-

прос о необходимости привлечения иностранных источников
этого времени для реконструкции событий нашей истории и
сравнительной с ними степени достоверности ПВЛ. Опыт по-
казывает, что до отмеченного временного рубежа достоверность
последних не выдерживает никакого сравнения с европейски-
ми авторскими хрониками, почему, например, описания собы-
тий 1015-1018 гг. в хронике Титмара из Мерзебурга заслуживают
безусловно большего внимания, чем таковые в ПВЛ, а их кажу-
щееся противоречие эмиссиям монет Святополка и Петро-
са/Петора коренится, скорее всего, в ошибочности наших соб-
ственных представлений, возникших под влиянием легенды о
Святополке. Столь же высокий приоритет перед ПВЛ для оцен-
ки отмеченных ими событий ΙΧ-ΧΙ вв. сохраняют византийские
авторские сочинения (Продолжатель Феофана, Лев Диакон,
Михаил Пселл и др.) и даже такие неоднозначные компиляции,
как хроники Георгия Амартола и Скилицы-Кедрина, созданные
в традициях официальной византийской историографии.
Наоборот, как показывает опыт, весьма низкой оценки в от-
ношении событий ранней русской истории заслуживают сочи-
нения восточных географов и путешественников ΙΧ-Χ вв.
Предпринятые сначала Б.Н.Заходером, а затем А.П.Новосель-
цевым попытки систематизировать их сведения убеждают, что
объектом наблюдения их авторов в основном оказывается со-
циум черноморских русов, совершавших разбойничьи набеги
на города Поволжья и побережья Каспия. Еще меньше данных
для русской истории исследователь находит в скандинавских
сагах, самые ранние записи которых в первой трети XIII в. от-
мечены именем Снорри Стурлусона. Сообщаемые ими сведе-
ния о «конунге Вальдамаре», которого обычно считают князем
Владимиром I Святославичем, и «конунге Ярицлейве», в кото-
ром столь же традиционно видят князя Ярослава I Владимиро-
вича, не находят подтверждений в русских источниках, с чем
вынуждены согласиться даже филологи-скандинависты 7 , а
приурочение нескольких традиционных топонимов к отдель-
ным городам домонгольской Руси лишь подтверждает их слу-
чайный и недостоверный характер. Об этом в свое время писал
еще Ф.Ф.Вестберг, убедительно обосновывая перемещение хо-
ронима Gardariki и топонима Kaenugardr скандинавских саг на
южные берега Балтийского моря, поскольку «Koenugardr со-
7
Рыдзевская ЕЛ Легенда о князе Владимире в саге об Олафе Трюгвасоне.
//ТОДРЛ, II, М.- Л., 1935, с. 5-20; Джаксон Т.Н. Исландские королевские са-
ги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). М., 1923; она же. Ис-
ландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). М., 1994.
ставляет часть Vinland'a», а «под Vinland'oM исландские саги ра-

зумеют только область западных славян»8.
Столь же сомнительны сведения древних пластов европей-
ских генеалогий, где имена этих же двух князей обозначают
ближайших родственников шведских, норвежских и датских
конунгов («Младшая Эдда» и др.), заставляя полагать, что нали-
чие в сагах «Вальдамара из Гардарики» и «Ярицлейва из Холм-
гарда» обязано не персонажам ПВЛ, а одноименным князьям
западнославянских (вендских) земель, находившихся в более
тесных сношениях с Данией и северным берегом Балтийского
моря, чем те князья, с именем которых связана история Киева и
Великого Новгорода на Волхове.
Именно этим обстоятельством, как мне кажется, можно
объяснить полное молчание русских источников относительно
родственных связей семьи Ярослава I Владимировича с анг-
лийским, норвежским и датским королевскими домами и брач-
ных — с французским. Указанные факты известны нам исклю-
чительно из генеалогических росписей Европы и до сих пор не
находят никакого документального подтверждения с русской
стороны, поэтому посвященная их обзору специальная работа
М.П.Алексеева оказывается построенной на последовательных
«каскадах» допущений и предположений, не выдерживающих
строгой исторической критики 9 . Стоит также напомнить, что до
сих пор историкам неизвестны какие-либо документы, под-
тверждающие брак Всеволода Ярославича, отца Владимира
«Мономаха», на дочери Константина IX, о чем нам известно
лишь по краткой записи под 6567/1053 г. в ПВЛ, что «оу Всево-
лода родися сын Володимиръ от цесарице гречькое» [Ип., 149].
И хотя ни один из этих браков не подтвержден до сих пор доку-
ментально10, все они продолжают фигурировать в качестве ос-
нований для весьма смелых и далеко идущих построений.
Здесь мы сталкиваемся с феноменом, который можно на-
звать диктатом текста, оказывающим безусловное влияние
уже на предпосылки многих исторических исследований. Дело
в том, что любой текст, воспринимаемый в качестве историчес-
8
Вестберг Ф.Ф. Комментарий на Записку Ибрагима Ибн-Якуба о сла-
вянах. СПб., 1903, с. 124 и сл.
9
Алексеев М.П. Англо-саксонская параллель к Поучению Владимира
Мономаха. //ТОДРЛ, II, М.-Л., 1935, с. 39-80.
10
Янин В.Л, Литаврин /"./"Новые материалы о происхождении Владими-
ра Мономаха. / / Историко-археологический сборник. М., 1962, с. 205 и сл.;
Брюсова В.Г. К вопросу о происхождении Владимира Мономаха. / / ВВ,
XXVIII. М., 1968, с. 127-135.
кого источника, в силу одного этого обладает авторитетом, ма-

гически действующим на исследователя, склонного подсозна-
тельно абсолютизировать содержащиеся в нем факты и форму, в
которой эти факты изложены. В еще большей степени на иссле-
дователя может влиять авторитет предшественников, их оценки
того или иного текста, создающие фантом псевдотекста, кото-
рый в сознании окружающих подменяет собою факты, пред-
ставленные в том или ином историческом источнике. Так, вы-
борочная подборка оценочных сообщений летописцев о
нападениях половцев на Киев и Переяславль Южный, а в еще
большей степени — содержание «Слова о полку Игореве», пере-
работанного в конце XIV или начале XV в., утвердили в созна-
нии общества представление об извечной конфронтации древ-
ней Руси и Степи, оставив без рассмотрения множество
свидетельств прямо противоположного свойства. Какую роль в
этом сыграли историки, показывают работы БА.Рыбакова, по-
священные этим вопросам. То же самое произошло в отноше-
нии Ивана IV и его опричнины, долгое время представляемой в
качестве примера государственной мудрости и «демократизма»
царя, наделенного всеми талантами «представителя гуманизма».
Избежать влияния такого псевдотекста исследователь может
лишь в том случае, если он начинает свою работу с изучения пер-
воисточника, рассматривая его в сопоставлении с другими, неза-
висимыми текстами и фактами, в том числе лингвистическими,
топонимическими, географическими, археологическими и други-
ми, чтобы только потом перейти к анализу взглядов предшествен-
ников, корректируя по мере необходимости собственные выводы.
Насколько внимательно следует при этом относиться к таким
независимым документам, какими являются археологические
находки, и чем оборачивается научная небрежность, хорошо по-
казывает пример атрибуции БЛ.Рыбаковым каменной иконки,
изображающей св. Глеба, с надписями д д в ы д ъ и ГЛСБЪ, распо-
ложенными по обеим сторонам фигуры в княжеской шапке и
плаще, стоящей с мечом и крестом мученика. Иконка происхо-
дит из случайных находок начала века на Таманском полуостро-
ве и сделана на пластине «жировика», т.е. талька (?), как следует
из ее описания при поступлении в ГИМ. Не уточнив характера
минерала, не выяснив его возможного происхождения, не опре-
делив места изображения в общей иконографии св. Глеба, архе-
олог, заявил, что так как «в Тмутаракани Глеб Святославич кня-
жил, очевидно, с осени 1067 по осень 1068 года <...> эта иконка
принадлежала князю Глебу Святославичу»п, после чего датировал
11
Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI-XIV веков. М., 1964, с. 18.
ее... 1067-1068 гг. Более того, Рыбаков решился утверждать, что

такой дате соответствуют и начертания букв обоих надписей, хо-
тя даже не специалист на приведенной фотографии12 может за-
метить, что надписи сделаны разными почерками, причем вто-
рая надпись, отождествляющая Глеба с Давыдом, сделана уже
после того, как от иконки был отколот верхний левый угол, т.е.
много времени спустя после изготовления предмета. Естествен-
но, что такое легкомыслие не только обесценивает разыскания
автора, но и ставит под сомнение всю его систему хронологичес-
ких признаков начертания букв кириллического алфавита, на
которой построена утверждаемая им хронология других находок.
Этот пример произведенной некогда идентификации св.
Глеба с «Давидом» в действительности является частью пробле-
мы, в том или ином виде встающей перед каждым исследовате-
лем ранней русской истории. Использование текста для ре-
конструкции событий прошлого предполагает наличие
исторических персонажей, о которых нам известно часто только
имя. Естественно, что каждая, пусть даже призрачная возмож-
ность найти какую-либо дополнительную информацию о том
или ином подобном лице или оставленный им след оказывается
огромным соблазном для историков. Так возникают попытки
идентификации героев русских былин или авторов граффито,
открытых на древней штукатурке Софийского собора в Киеве.
Работу в этом направлении можно только приветствовать, од-
нако не следует забывать, что одни и те же имена в одно и то же
время носило множество разных людей, идентифицировать ко-
торых наука не в состоянии, также как и сколько-нибудь опре-
деленно датировать оставленные ими автографы. Столь же со-
мнительны попытки отождествления отдельных героев былин с
определенными историческими фигурами, чтобы затем, создав
очередной фантом псевдотекста, использовать его в конкрет-
ных исторических построениях на правах источника.
Опасность коренится даже не в том, что здесь делается по-
пытка подмены истории - эпосом, живущим по законам своего
жанра, причем жанра, как можно было убедиться за полтора ве-
ка развития русской фольклористики, заимствованного восточ-
ными славянами у своих степных соседей. Былина не явилась
из первобытности, как то пытался доказать В.Я.Пропп13, не со-
провождала жизнь славянских народов в их догосударственном
существовании, а была воспринята в качестве готовой формы
12
Наиболее качественное воспроизведение образка см.: Николаева Т.В.
Древнерусская мелкая пластика XI-XVI веков. М., 1968, рис. 1.
13
Пропп В.Я. Русский героический эпос. JL, 1955.
23*
только восточными славянами, заставляя вспомнить о «старых

мехах», оказавшихся пригодными для «нового вина». Но что яви-
лось этим «новым вином» и почему потребовались именно такие
«меха»? Этот вопрос одинаково важен как для филолога, работа-
ющего с текстами фольклорных записей и пытающегося опреде-
лить «контекст эпохи», когда эти тексты могли возникнуть, так и
для историка, обращающегося к памяти народа в попытках ре-
конструкции изучаемого им прошлого.
Слабость позиций таких крайних представителей «историчес-
кой школы» изучения былин киевского и новгородского циклов,
как тот же БА.Рыбаков, заключалась в том, что они предполага-
ли непосредственное отражение события в былине, которая, сле-
довательно, должна была выполнять роль современной беллетри-
стики, молчаливо подразумевая неграмотность населения
древней Руси. Сейчас такой постулат опровергнут массовым ма-
териалом раскопок городских и сельских поселений, показываю-
щим, что в домонгольское время на Руси писали (и, стало быть,
читали) практически все ее обитатели. Соответственно, это пред-
полагает широкое распространение, особенно в городской среде,
светской литературы, о наличии которой можно судить по тексту
«Слова о полку Игореве» и древнерусскому летописанию, кото-
рые сохранили в своем тексте фрагменты других литературных
произведений той эпохи. В результате, единственным местом бы-
тования былины как жанра, заимствованного из Степи, остается
русская деревня, т.е. то пространство обитания этноса, где на про-
тяжении четырех последних веков можно было наблюдать посто-
янный переход литературного текста в состояние сказания, об-
ретавшего таким образом свое дальнейшее существование14.
При этом было бы безусловной ошибкой считать творцом,
хранителем и распространителем былины русское крестьянство,
как таковое. Крупнейший исследователь былины и условий ее
бытования В.Ф.Миллер отмечал, что, по словам самих же кресть-
ян, мастерами-сказителями всегда были кочующие деревенские
ремесленники, сапожники, портные, вязальщики сетей, перехо-
дившие из деревни в деревню, тогда как «крестьянство (т.е. зем-
леделие) и другие тяжелые работы не только не оставляют к тому
времени, но заглушают в памяти даже то, что прежде помнилось и
певалось»15.
14
См. по этому поводу интересные наблюдения Г.Л.Бенедиктова над
фольклором русского населения р. Индигирки: Венедиктов ГЛ. Фольклори-
зация памятников древнерусской литературы в Русском Устье. / / ТОДРЛ,
XL. Л., 1985, с. 400-409.
15
Миллер Вс. Очерки русской народной словесности. Былины. I-XVI. М.,
1897, с. 10.
И вот, что интересно: на всем многовековом протяжении

своего бытования былина не прирастала сюжетами, будучи
представлена двумя четко обособленными циклами — киевским
с центральной фигурой «князя Владимира» и новгородским.
Это может означать, что в основании всего былинного творчест-
ва изначально легли только два сборника литературных произ-
ведений, трансформированные последующим устным репроду-
цированием, как видно, в результате внезапного наступления
массовой неграмотности и гибели питающей деревню город-
ской культуры. Такая ситуация в русской истории наблюдалась
только однажды, будучи результатом монгольского погрома,
который повлек за собой гибель городов южной и даже залес-
ской, т.е. рязанской и владимиро-суздальской Руси.
Такое определение временного рубежа и места действия —
лесостепная Русь, откуда былина начала свое движение на север
в форме «былевого репертуара старинных профессиональных пев-
цов, какое бы название они не носили»16, находят подтверждение и
в географической картине, на фоне которой развиваются все
былинные сюжеты «киевского цикла», связанные с треугольни-
ком киевских, черниговских и переяславльских земель. Вот по-
чему я склонен думать, что в былинах дошли до нас в искажен-
ном виде имена не исторических, а литературных персонажей
киевской Руси, которые в ряде случаев могли совпадать с име-
нами своих реальных прототипов, как то отмечено в ситуации
«двух Святополков» легенды о Борисе и Глебе.
Вот то немногое, о чем мне хотелось напомнить, завершая
книгу, которая, я надеюсь, вызовет не одно только негодование
упомянутых в ней историков и филологов, но и даст повод для
размышлений следующему поколению исследователей русских
древностей.
16
710 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АЕ — Археографический ежегодник
АИ — Акты исторические, собранные и изданные
Археографической комиссией
АН — Академия наук
АФЗХ — Акты феодального землевладения и
хозяйства XIV-XVI вв.
БАН — Библиотека Академии наук СССР
ВВ — Византийский временник
ВИ — Вопросы истории
вид — Вспомогательные исторические
дисциплины
ВЛ — Вопросы литературы
ВНА — Вопросы научного атеизма
ГВНП — Грамоты Великого Новгорода и Пскова
ГДРЛ — Герменевтика древнерусской литературы
ГИМ — Государственный Исторический музей
ГПБ — Государственная публичная библиотека
им. М.Е.Салтыкова-Щедрина
ДАИ — Дополнения к Актам историческим
ДГ — Древнейшие государства на территории
СССР
ДГВЕ — Древнейшие государства Восточной Европы
ДДГ — Духовные и договорные грамоты великих и
удельных князей XIV-XVI вв.
ЖМНП — Журнал Министерства народного
просвещения
ЗВОИРАО — Записки Восточного отделения
Императорского Русского
археологического общества
зго — Записки Географического общества АН
ЗИАН — Записки Императорской Академии наук
ЗОР ГБЛ — Записки Отдела рукописей Государственной
библиотеки им. В.ИЛенина
ЗОРСА РАО — Записки Отдела русско-славянской
археологии Русского археологического
Общества
ЗТОИДР — Записки и труды Общества истории и
древностей Российских приМосковском
Императорском Университете
ИАН СССР — Известия Академии наук СССР
ивго — Известия Всесоюзного географического

общества АН СССР
из — Исторические записки
ИИБЕ — Известия на Института за български език
ИИБИ — Известия на Института за българска история
ОАИЭ — Известия Общества археологии, истории и
этнографии при Казанском университете
ИОИДР — Императорское Общество истории и
древностей Российских
ИОРЯС — Известия Отделения русского языка и
словесности Академии Наук
ИСССР - История СССР
ИТУАК — Известия Тамбовской ученой архивной
Комиссии
Ип. — Ипатьевская летопись
ИпоРЯС — Известия по русскому языку и словесности
АН СССР
КО — Книжное обозрение
КС и и м к — Краткие сообщения о докладах и полевых
исследованиях Института истории
материальной культуры Академии Наук
СССР
л — Лаврентьевская летопись
лг — Литературная газета
лоии — Ленинградское отделение Института
истории Академии наук СССР
МИА СССР — Материалы и исследования по археологии
СССР
МОИДР — Московское Общество изучения древностей
Российских
МиАР — Музей древнерусского искусства имени
Андрея Рублева
Н1УЛ — Новгородская IV летопись
НПЛ — Новгородская первая летопись
НиР — Наука и религия
ОЛЯ АН — Отделение литературы и языка Академии
наук СССР
ОРЯС ИАН — Отделение русского языка и словесности
Императорской Академии наук
ПВЛ — Повесть временных лет
пдл — Памятники древнерусской литературы
ПЛДР — Памятники литературы Древней Руси
ппв — Памятники письменности Востока
Π ПС — Православный Палестинский сборник

ΠΡ — Правда Русская
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей
РАН — Российская Академия наук
РБС — Русекий биографический словарь
РИБ — Русская историческая библиотека
РИЖ — Русский исторический журнал
РИО — Русское историческое Общество
PJI — Русская литература
PC — Русская старина
РФ — Русский фольклор
СА — Советская археология
СВ — Советское востоковедение
СГГД — Собрание государственных грамот и
договоров, хранящихся в Государственной
коллегии иностранных дел
СИЭ — Советская историческая энциклопедия
СККДР — Словарь книжников и книжности древней
Руси
СРЯ — Словарь русского языка XI-XVII веков
СС — Скандинавский сборник
Сб. по РЯС — Сборник по русскому языку и словесности
Российской Академии наук
ТВУАК — Труды Владимирской ученой архивной
Комиссии
ТГИМ — Труды Государственного Исторического
музея
ТИЭ — Труды Института этнографии Академии наук
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы
Института русской литературы Академии
наук СССР
У1Ж — Украшський 1Сторичний журнал
УЗ ИМУ — Ученые записки Императорского
Московского университета
ЦГАДА — Центральный Государственный архив
древних актов
ЧОИДР — Чтения в Обществе истории и древностей
Российских при Московском
императорском Университете
ЭСБЕ — Энциклопедический словарь Брокгауза и
Ефрона
SK — Seminarium Kondakovianum
УКАЗАТЕЛЬ ЛИЧНЫХ ИМЕН 713
УКАЗАТЕЛЬ ЛИЧНЫХ ИМЕН

Абрамович Дмитрий Иванович, Александра, старица, сестра Ва-
филолог - 75, 146, 278, 352, силия III - 605
369, 371-372 Алексеев Леонид Васильевич,
Авель, библейский персонаж - археолог - 128, 253
279,281 Алексеев Михаил Павлович,
Авраам, библейский персонаж филолог — 705
-543, 546, 551,565 Алексеева Татьяна Ивановна,
Агбунов Михаил Васильевич, антрополог — 92
историк - 131-132 Алексий, архиепископ новго-
Адам Бременский, хронист - родский - 497, 510, 584
104, 123-126, 130, 133,188 Алешковский Марк Хаимович,
Адашев Алексей Федорович, археолог - 13, 15, 27-29, 65,
окольничий - 350, 637 73, 266, 282, 287-288, 290-
Адриан И, папа римский - 291,296, 350, 362, 364, 380
139, 143 Алишан Гевоцд, армянский ис-
Адрианова—Перетц Варвара торик — 432
Павловна, литературовед - Альтин Сидорка, крестьянин
391,395,579 с. Угодичи — 601-602
Аепа, сын Гиргиня, половецкий Альфред, английский король —
хан - 420, 492 149, 679-682, 693
Азбелев Сергей Николаевич, Альшиц Даниил Натанович, ис-
фольклорист — 584 торик — 643
Айналов Дмитрий Власьевич, Амалы, династия готских коро-
искусствовед — 547 лей — 212
Айхенвальд Александра Юрьев- Амартол (см. Георгий Амартол)
на, филолог - 691 Амелфов Сидорка (см. Альтин С.)
Аким, епископ туровский - Анастас/Настас Корсунянин -
390-391 49,51,56,246, 262
Аксенов Александр Иванович, Анастасий Библиотекарь, писа-
историк — 660-661 тель IX в. - 138
Актеву, посол Олега - 182, 319 Анастасия Романовна, царица
Акун/Якун, князь варяжский - -622
80-81, 264-265, 267 Ангелов Боню, болгарский ис-
Александр Македонский, царь - 22 торик — 400
Александр Ярославич (Невский), Ангелов Дмитрий, болгарский
сын Ярослава Всеволодовича, историк - 144
князь-509,511,525-526,580,699 Андреев Йордан, болгарский
Александр, византийский импе- историк - 191
ратор - 182-183 Андрей, апостол - 14, 27, 34-35,
Александр, игумен Спасо-Анд- 46,89,116-124,131,133-136,
роникова монастыря - 565 138-146, 171, 343, 351, 359,
376, 702
714 УКАЗАТЕЛЬ ЛИЧНЫХ ИМЕН 714
Андрей, новгородец - 469 Ансгарий/Анскарий, епископ -

Андрей, слуга королевский - 473 153,165
Андрей Критский, гимнограф Антоний, основатель Печерско-
-621 го монастыря в Киеве - 60
Андрей Владимирович, сын Вла- Антоний, архиепископ новго-
димира Андреевича, князь родский — 288
радонежский - 522 Антоний, игумен юрьевский - 352
Андрей Иванович, сын Ивана III Антоний Римлянин, основатель
Васильевича, князь стариц- монастыря в Новгороде - 134
кий — 610, 626 Антонова Валентина Ивановна,
Андрей Ольгердович, сын Ольгер- искусствовед - 555
да (Альгирдаса) Гедиминовича, Анчабадзе Зураб Вианорович, аб-
князь брянский - 496,501,511, хазский историк - 429,493
519,525,534,539, 575 Аполлоний Тианский- 35,170,175
Андрей Серкизович, воевода пе- Ариньон Ж.-П., французский
реславский— 521 историк — 217, 232
Андрей Ярославич, сын Яросла- Армашенко Иван, писатель и
ва Всеволодовича, князь переводчик - 529, 582
суздальский — 699 Арнгрим, датчанин — 693, 698
Андрих Чешский (см. Олдржих) Арнульф, германский импера-
Андроник, апостол — 34, 142-143 тор - 283
Андроник, игумен Спасо—Анд- Артамонов Михаил Иларионо-
роникова монастыря - 565 вич,археолог - 302,305, 321
Андроник Комнин, византийс- Артынов Александр Яковлевич,
кий император - 400 ростовский краевед - 602-
Андроников Онцифор, двиня- 603, 620
нин - 393 Артынов Михаил Дмитриевич,
Анисимов Александр Иванович, ис- крестьянин с. Угодичи - 602
кусствовед - 389-391,393,395 Асбьерн Тюленебойца, племян-
Анкидин, архимандрит Печерско- ник Торира - 686-687,689
го монастыря в Киеве - 371 Асень, половецкий хан - 406,416
Анна, вдова Всеволода Яросла- Асени, Асеновци, династия ца-
вича — 69 рей Второго Болгарского
Анна, жена Владимира Святос- царства - 407,416
лавича - 249-250, 309 Аскольд, правитель в Киеве — 4,
Анна, жена Ярослава Владими- 17, 33,97, 101, 108, 165, 172-
ровича — 56 173,380
Анна, сестра болгарского царя Асмуд, "кормилец" Святослава
Симеона-210, 398 Игоревича - 36-37, 200, 205,
Анна Ярославна, дочь Ярослава 210-211,221,228-231,257
Владимировича - 379 Асмунд, сын Гранкеля, норве-
Аннинский Сергей Александро- жец - 689
вич, историк — 240, 328 Асмунд, сын Ингиальда, побра-
тим Одда- 188,231
Асмунд, сын Одда - 188 Беато Анжелико (см. Фьезоле)
Асохик, армянский историк - 248 Бегич, военачальник ордын-
Аспарух, болгарский хан - 137 ский-519, 535
Астафьев Андрей Васильевич, Беглюк, половецкий хан - 449
историк — 602 Бегунов Юрий Константино-
Астафьева Надежда Андреевна, вич, историк — 467, 480,
литературовед - 602 501,520, 528,537
Атрак, сын Шарукана, половец- Бейбарс Рукнеддин, арабский
кий хан - 416, 426-429, 439 историк - 437
Атталиат Михаил, византий- Бейлис Вольф Менделевич, ара-
ский историк - 343-344 бист - 324, 346
Бекетов Платон Петрович, изда-
Балабанов Николай, болгар- тель-324, 328, 654, 660,669
ский историк — 398-399 Беклемишев Иван Никитич
Баранов Н.А., реставратор - 557 Берсень, сын боярский —
Барановский Петр Дмитриевич, 588,617
архитектор-реставратор - 568 Беловолод Просович, участник
Бароний Цезарь, кардинал, ис- событий 1185 г. - 462,464
торик церкви - 338 Беляев Иван Дмитриевич, исто-
Барсов Елпидифор Васильевич, р и к - 175
этнограф - 448-449,656 Беляев Николай Тимофеевич,
Барсов Николай Павлович, ис- историк-91,98,102-103,149,
торик - 96 151,153,155,157-158,164
Барсуков Николай Платонович, Бережков Николай Георгиевич,
историк - 368, 594 историк - 18,28,364, 367,373
Бартольд Василий Владимиро- Бернард Клервосский, церков-
вич, востоковед - 224, 324, ный деятель - 337-338
329, 335,411-412 Бескровный Любомир Григорье-
Бархударян Тадеос Ависович, вич, историк — 494, 519,
писатель - 328 526, 536
Баскаков Николай Александро- Бестужев—Рюмин Константин
вич, тюрколог - 330, 397, Николаевич, историк — 360
406,423,483,486,491-492 Бианко Α., ит. картограф - 132
Басманов Алексей Данилович, Бибичев Михаил, князь - 614
боярин — 635, 642 Бильбасов Василий Алексеевич,
Басманов Федор Алексеевич, историк-90, 161
опричник — 642 Биргер, ярл - 526
Бастей, берендей - 478,485,492 Бируни (Абу Рейхан Мухаммед ибн
Батый, монгольский хан - 473 Ахмед аль-Бируни), средне-
Баумгартен Николай Александ- азиатский ученый-эниикло-
рович, историк - 250, 310 педист- 81, 84, 87
Бахрушин Сергей Владимиро- Блуд, воевода Ярополка Свято-
вич, историк — 179 славича - 45, 56, 229, 239,
Башкорд, половецкий хан - 433 241-242, 257-258,269, 293
Блушь, половецкий хан - 418 Боян, брат болгарского хана

Божилов Иван, болгарский ис- Омортага - 397
торик - 407 Боян, сын болгарского хана
Болеслав I Храбрый, сын Мечи- Омортага - 397
слава I, король польский - Боян, поэт XI в. - 158, 190, 251,
50-51, 54-56, 66, 80, 108, 245, 265,330,339,390-394, 396-401,
249-251, 254-255, 257-264, 404,453-454, 506, 537, 541
266, 270, 272, 282, 284, 292- Боян, новгородец конца XI -
294, 297,304, 309-310, 380 начала XII в. - 3 9 6
Болеслав II Смелый, сын Кази- Боян, новгородец второй поло-
мира I, король польский - вины XII в. - 396
56, 66, 262 Боян, новгородец середины
Болеслав V, король польский - 487 XIII в. - 396
Болле Боллесон, исландец — 82 Боян-Вениамин, сын болгарс-
Болтин Иван Никитич, историк кого царя Симеона — 397-
- 649-672 400
Боннель Эрнст, историк - 698 Бравлин, князь русов — 343
Боняк, половецкий хан — 27, Брайчевский Михаил Юльевич,
422, 525 украинский историк — 4,
Борил, царь Второго Болгарско- 17, 172,380
го царства — 702 Брим Вениамин Адамович, ис-
Борис (см. Борил) торик - 123-124
Борис I, царь болгарский — 48, Брюсова Вера Григорьевна, ис-
137,243,289 кусствовед — 705
Борис II, царь болгарский - Брячислав Изяславич, сын Изя-
233,703 слава Владимировича, князь
Борис Владимирович, святой — 3, полоцкий - 294
9, 20-21,57, 70, 255,263, 271- Брячислав Святополкович, сын
272, 274-275, 278-279, 284- Святополка Изяславича,
285, 288-289, 291-295,709 князь — 353
Борис Вячеславич - 34, 67, 331 Буганов Виктор Иванович, ис-
Борис и Глеб, св. - 31, 54-55, 57- торик - 480
59, 63, 66, 69-70, 72-74, 146, Бугославский Сергей Алексее-
195, 234, 239, 252, 254-255, вич, филолог — 220, 278
263, 269-273, 278, 281, 284, Буды/Будый, воевода Ярослава
286-288, 290, 295-297, 301, Владимировича - 56, 257-
304, 347, 349, 352, 363, 366, 258,293
369-370, 374-375, 381,526,708 Булкин Василий Александро-
Борис—Михаил (см. Борис I) вич, археолог - 303
Боровецкие, новгородцы — 608 Бундур Марко, инок монастыря
Боси, норвежец - 694 Николы Пустынника — 477
Боян, сын Курбата, болгарского Буривой, князь - 159, 676
хана VII в. - 3 9 7 Бурицлейв, князь - 294
Боян, болгарский хан VIII в. - 397 Бурчевичи, половецкий род - 430
Буслаев Федор Иванович, фи- Василий I Дмитриевич, сын

лолог - 545 Дмитрия Ивановича, князь
Бутурлин Геннадий (наст, имя - московский — 470, 513-514
Григорий Иванович Бутур- Василий II Васильевич, сын Ва-
лин), инок - 513 силия I Дмитриевича, князь
Бучинский Иван Евстафьевич, московский — 471
географ - 133 Василий III Иванович, сын
Быков Α.Α., нумизмат - 224 Ивана III Васильевича, вели-
Бычкова Маргарита Евгеньев- кий князь московский - 159,
на, историк - 624 586-591, 593-605, 610-611,
613-614,616-619,621-625
В.М., публикатор книг кормо- Василий Владимирович, сын
вых — 626 Владимира Андреевича,
Валк Сигизмунд Натанович, ар- княжич — 626
хеограф — 656-659, 661, 663, Васильевский Василий Григорь-
665-666, 668,672 евич, византинист — 81-83,
Вальдамар, конунг - 696, 704-705 85-86, 93-94, 119-121, 134-
Варганов Алексей Дмитриевич, ис- 135, 142, 199, 244, 255, 314,
торик - 605-607,609,618,620 325, 343, 703
Варда Фока, доместик - 248-249 Василько Романович, сын Рома-
Варлаам, игумен Печерского на Мстиславича, князь во-
монастыря в Киеве - 370 лынский — 479
Варлаам, инок Печерского мо- Василько Ростиславич, сын Рос-
настыря в Киеве - 370 тислава Владимировича,
Вартилав, князь — 294 князь теребовльский - 18,
Варфоломей (см. Сергий Радо- 24-27, 68-70, 286, 349, 364,
нежский) 366-367, 473
Варяжко, отрок Ярополка Свя- Василько Юрьевич, сын Юрия
тославича — 247 Владимировича, князь - 485
Василий Новый, святой — 176 Васнецов Виктор Михайлович,
Василий, новгородец (см. Васи- живописец - 494
лий, посадник) Вассиан Патрикеев (см. В.И.
Василий, галицкий поп (см. Ва- Косой—Патрикеев)
силий, посадник) Велемир, князь Русии — 192, 337
Василий, половец - 487 Велмуд/Веремуд, посол Олега —
Василий, посадник Святополка 182,318
во Владимире Волынском —
Вельяминов Николай Василье-
21,25-27,69, 73, 364
вич, московский тысяцкий
Василий, боярин Давыда Иго-
- 532, 539
ревича — 26
Василий II Болгаробойца, ви- Вельяминова Мария Дмитриевна,
зантийский император - жена Н.В.Вельяминова - 539
82, 248-249,311,321 Венедиктов Г.Л., фольклорист -
708
Венелин (наст, фамилия - Хуца) Владимир Василькович, сын Ва-

Юрий Иванович, историк - 398 силько Романовича, князь
Венцеслав, князь ругов - 337 волынский - 384, 476, 487
Верхуслава Всеволодовна, дочь Владимир Всеволодович (Моно-
Всеволода Юрьевича, князя мах), сын Всеволода Ярос-
суздальского — 203, 450 лавича, князь киевский -
Веселовский Степан Борисо- 25, 27, 39, 57, 62, 64-65, 68-
вич, историк - 539, 614, 69, 71-73, 211, 286-287, 299,
627-628,631 331, 353, 361, 364-366, 401,
Вестберг Фридрих Федорович, 415, 420, 433, 462, 509, 525,
филолог - 128,704-705 649,705
Вздорнов Герольд Иванович, Владимир Гпебович, сын Глеба
искусствовед - 542, 548, Юрьевича, князь перея-
553, 557, 568, 570 славльский — 441, 444, 449,
Видонова Екатерина Сергеевна, 459-460,462-464
реставратор - 606-607, 617 Владимир Давидович, сын Да-
Видукинд Корвейский, средне- выда Ольговича, князь чер-
вековый историк — 120 ниговский — 421
Вилинбахов Вадим Борисович, Владимир Давидович, сын Да-
историк - 76, 152, 694 выда Святославича, князь
Вилинбахов Георгий Вадимо- черниговский — 421
вич, историк — 645 Владимир Игоревич, сын Игоря
Виллардуэн, Жоффруа де, хро- Святославича, князь пу-
нист - 636 тивльский - 416, 441, 447,
Вильгельм Завоеватель, король 450,452-454, 460-462, 485
английский — 83 Владимир Мстиславич, сын
Висковатый Иван Михайлович, Мстислава Владимировича,
дьяк - 563, 646 князь дорогобужский — 478,
Висковатый Константин Кон- 484,488
стантинович, историк — 49, Владимир Святославич, сын
244, 359 Святослава Игоревича —13,
Владимир Старый (см. Влади- 32, 36, 41-57, 70, 79-80, 82,
мир Святославич) 94, 108-110, 112, 114-115,
Владимир Андреевич, сын Анд- 122, 145, 159, 166-167, 172,
рея Владимировича, князь 175, 194-195, 199, 201, 203,
дорогобужский — 485 220, 224-225, 234-257, 259-
Владимир Андреевич, сын Анд- 261, 263, 265, 267-269, 271,
273, 278, 281-282, 284, 286,
рея Ивановича, князь сер-
289, 292-301, 303-305, 307-
пуховский - 471, 496, 508-
311, 315-316, 321, 325, 328-
509, 525, 532, 534, 539,579
330, 345, 359-361, 370-371,
Владимир Андреевич, сын Андрея
373, 375, 377-378, 380-381,
Ивановича, князь старицкий -
408, 487, 525-526, 541, 579,
610,621-622,626,638
703-704, 709
Владимир Ярославич, сын Ярос- Всеволод Ярославич, сын Яро-

лава Владимировича, князь слава Владимировича, князь
новгородский - 16, 81, 89, киевский - 26, 31, 37, 58, 61-
109, 164, 259, 290, 329, 331, 62,64,67-69,88,119,121,290,
341-344 331, 333, 358, 363, 366, 370,
Влан, сторож Василька тере- 372, 384, 391, 395, 401, 417-
бовльского — 25 418,425,705
Войнов Михаил, болгарский ис- Всеволодко Давидович, сын Да-
торик - 138 выда Игоревича, князь го-
Володарь Ростиславич, сын Рос- роденский — 421
тислава Владимировича, Всеволожая (см. Анна, вдова
князь перемышльский - Всеволода Ярославича)
329, 333, 353 Всеволожский Владимир Всево-
Волчий Хвост, воевода Владими- лодович, воевода серпухов-
ра Святославича — 55, 256 ский — 511
Волынский Василий Яковлевич, Всеслав, эпический герой —
князь — 622 399, 454
Волынский Дмитрий Михайло- Всеслав Брячиславич, сын Бря-
вич Боброк, князь - 496, числава Изяславича, князь
525,527 полоцкий — 59-60, 63-64,
Воронин Николай Николаевич, 368, 454, 480
археолог - 602, 606 Всеслава Ростиславовна, дочь
Воротислав, киевлянин — 37 Ростислава Рюриковича - 358
Вриенний Никифор, византий- Вульфстан, путешественник —
ский историк - 83 680, 684-685, 693
Всеволод Владимирович, сын Высоцкий Сергей Александро-
Владимира Святославича, вич, архитектор-реставра-
князь — 239, 251 тор-107, 316, 389-391,393,
Всеволод Давидович, сын Давы- 395-396, 400
да Святославича, князь му- Вышата, воевода Ярослава Вла-
ромский - 365 димировича - 16, 173, 345
Всеволод Мстиславич, сын Вышата, сын Остромира — 63,
Мстислава Владимировича, 66, 331,342, 344
князь новгородский - 134,470 Вышеслав Владимирович, сын
Всеволод Ольгович, сын Олега Владимира Святославича,
Святославича, князь киев-
князь - 50, 239, 259
ский - 390-391, 422-423
Вяземский Афанасий Ивано-
Всеволод Святославич, сын
вич, князь - 635, 640, 642
Святослава Ольговича,
Вяземский Павел Петрович, ис-
князь трубчевский — 381,
торик- 126-127, 133,322
422,458, 460-463, 485
Вятко (Радим и Вятко), эпоним -
Всеволод Юрьевич, сын Юрия
Владимировича, князь влади- 111
миро-суздальский - 450,458 Вячеслав, князь чешский — 291
Вячеслав Владимирович, сын Георгиев Эмил, болгарский

Владимира Ярославича, лингвист— 400
князь - 81 Георгий Амартол, византийский
Вячеслав Ярополкович, сын хронист - 14, 27, 33-35, 72,
Ярополка Изяславича, 77, 94, 108-109, 113, 116,
князь - 353 170, 172, 174, 176, 178, 181,
Вячеслав Ярославич, сын Ярос- 190, 196, 198, 201, 205, 211-
лава Владимировича, князь 212, 222, 283, 326, 359, 373,
-290 380, 702, 704
Георгий Амастридский, св. — 315
Гаврилко Иславич, кощей — 425 Георгий Васильевич, сын Соло-
Гадло Александр Вильямович, монии - 598, 600, 602-606,
историк — 332-334 609, 615, 617, 620, 622, 625-
Гайдуков Петр Григорьевич, ар- 626, 647
хеолог - 300, 304, 306-307 Георгий угрин, слуга Бориса
Галл Аноним, польский хронист - Владимировича святого -
56,255,257-258, 261-262,703 272,275
Гальковский Николай Михай- Герасим, епископ коломенский
лович, историк — 199 - 509,528
Гардизи, Абу Сайд Абд-аль-Хайи, Герасимов Михаил Михайло-
персидский историк - 317 вич, антрополог - 431
Гаркави Авраам Яковлевич, ара- Герберштейн Сигизмунд, авст-
бист - 324 рийский дипломат - 87,
Гедеонов Степан Александро- 587, 597-602, 604-605, 609,
вич, историк - 81, 83-86, 613-614,616, 690
91-94, 98, 104,106, 150, 155, Геродот, др.—греческий историк
174,179 -436
Гедимин, великий князь литов- Геронтий, епископ коломен-
ский — 574-575 ский - 509,528
Гейденсталь, немецкий путе- Геррауд, норвежец - 694
шественник XVI в. — 600-601 Геррауд, сын Одда - 188
Гельмольд, польский хронист — 1Ъа/1Ъак (см. Кза)
91, 104, 163 Гйерлейв, норвежец — 690
Генрих, граф Энно, император Гйнзбург Вольф Вениаминович,
Константинопольский - антрополог - 56, 252
407, 447 Глазырина Галина Васильевна,
Генрих II Святой, император — филолог - 163, 674-675,
250 677, 683, 690, 694, 697, 699
Генрих Латвийский, хронист — Глеб Владимирович, князь, свя-
692 той - 271, 276-278, 284-285,
Генрих Лев, герцог баварский и 287-291, 294-295, 370, 702-
саксонский - 165 793,706-707, 709
Генсиорский Анатолий Ивано- Глеб Всеславич, сын Всеслава
вич, украинский филолог - Брячиславича, князь мин-
444, 474, 476, 488 ский — 73,353
Енеб Игоревич, брат Святослава Гордята, киевлянин - 37

Игоревича - 289, 290 Горецкий Гавриил Иванович,
Глеб Святославич, сын Свято- геолог — 132
слава Ярославича, князь Горислава (см. Рогнеда)
тмутороканский — 58, 66- Гориславич (см. Олег Святосла-
67, 331-334, 706 вич, сын Святослава Яро-
Глеб Юрьевич, сын Юрия Вла- славича)
димировича, князь киев- Горм, датский конунг - 157
ский - 422, 492 Горский Александр Васильевич,
Глинская Анна Стефановна, историк - 316, 522, 554
мать Елены Глинской — Горский Антон Анатольевич,
590-591,624 историк - 498,506, 533-534,
Гпинская Елена Васильевна, ве- 540, 579
ликая княгиня - 587, 589- Горюнова Валентина Михай-
591, 593-594, 609-614, 616, ловна, археолог - 92
618,620, 624-626 Горяинко, слуга - 596
Глинские-610, 614, 624 Горясер, человек Святополка —
Глинский Василий Львович, 272, 276, 285
князь-589, 591, 594, 624 Гостомысл, князь ободритов —
Глинский Иван Васильевич, 159-162, 187
князь - 623 Гостомысл, посадник новгород-
Глинский Михаил Львович, с к и й - 158, 259
князь-610-611,613, 625 Готлейб, князь ободритов — 150,
Глум, сын Гейри, скальд — 690 156
Годефрид, конунг норманнов - Грабарь Игорь Эммануилович,
151 искусствовед — 522
Годефрид, король данов - 151 Грегуар Α., французский визан-
Годефрид/Годофрид, племянник тинист- 191
Рорика - 151, 154,171 1]реков Иван Борисович, исто-
Годунов Борис Федорович, царь рик - 496, 536
-545,551,554, 693 Греслунд Α.—С., шведский ар-
Голлманн X.—Фр. (см. Холь- хеолог — 103
манн Г.—Фр.) Григорий, священник Ольги -
Голубинский Евгений Евстигне- 214,216
евич, историк - 120-121, Григорий, тысяцкий - 492
138,504 Цжгорий IX, папа римский -
Голубовский Петр Васильевич, 240
историк - 37, 407 Григорьев Георгий Леонидович,
Голышенко Вера Степановна, инженер - 586, 596, 615,
филолог - 457, 532-533 617,620-622, 625-626,646
Гольдаст Мельхиор, публикатор Григорян Владимир Маркович,
-337 армянский филолог - 573
Гордлевский Владимир Алек- Гринев Николай Николаевич,
сандрович, востоковед - 430 историк - 104
Грот Константин Яковлевич, Давыд Ростиславич, сын Рости-

историк - 336 слава Мстиславича, князь
Гкют Яков Карлович, филолог - смоленский - 384,462, 485
180 Давыд Святославич, сын Свято-
Грунин Тимофей Иванович, фи- слава Ярославича, князь
лолог - 432 смоленский — 364
Грушевский Михаил Сергеевич, Дамиан, инок Печерского мо-
украинский историк - 172 настыря в Киеве — 371
Грязной Василий Григорьевич, Даниил, митрополит - 588-589,
опричник — 643 592, 594, 598, 613-614, 616-
ГУды, посол Олега - 182, 318 617,624
Гумилев Лев Николаевич, исто- Даниил, иконописец — 544, 549,
рик-413, 419 561,563-568, 570
ГУннстейн, брат Карли - 686-688 Данилевский Игорь Николае-
ГУпало Константин Николае- вич, историк - 50, 245-246
вич, украинский археолог - Данило, софийский поп - 389,
38,381 395, 403
Гурандухт, дочь Атрака — 428-429 Данилова Ирина Евгеньевна,
Гурьянов Василий Павлович, искусствовед - 549-550
реставратор - 542, 544, 546, Данте Алигьери, итальянский
569 поэт - 575
Позелев Васил, болгарский ис- Дашкевич Ярослав Романович,
т о р и к · 131, 187,335 украинский историк — 411
Порята Рогович, новгородец — Дебец Георгий Францевич, ант-
22-23, 123, 364,368 рополог - 428
Делагарди Якоб Понтус, швед-
Давид Псалмопевец, царь иу- ский генерал - 162
дейский - 276-277 Демина Наталья Алексеевна,
Давид св. (см. Глеб Владимиро- искусствовед - 608
вич) Демкова Наталья Сергеевна,
Давид IV Строитель (Восстано- филолог — 534
витель), грузинский царь - Демьян, инок Киево-Печер-
407,416,427-429,436 ского монастыря - 371
Давид, брат болгарского царя Демьян Райкович, митрополи-
Самуила — 291 чий боярин - 514
Давид, игумен Никольского мо- Денисов Степан - 608
настыря в Москве - 590 Денисова Анна - 608
Давыд Всеславич, сын Всеслава Денисовы, купцы - 608-609
Брячиславича, князь по- Денисовы, новгородцы — 608
лоцкий — 353 Державин Николай Севастья-
Давыд Игоревич, сын Игоря нович, филолог - 101, 111
Ярославича, князь влади- Джаксон Татьяна Николаевна,
миро—волынский — 25-27, филолог - 7, 674-676, 679,
68-69,71,286, 329, 333, 364, 683, 685-686, 688, 690, 696-
376, 372, 422 697,699-700, 704
Джанашвили Моисей Георгие- Добровольский Андрей Олего-

вич, грузинский историк — вич, украинский археолог -
429 336
Джорджоне (наст, имя - Джорд- Добродомов Игорь Георгиевич,
жо Барбарелли да Кастельф- лингвист - 330,407,451, 692
ранко), ит. живописец - 547 Добролюбов Иван Васильевич,
Джотто ди Бондоне, ит. живопи- рязанский библиограф -
сец - 547,553 518,536
Димешки, арабский географ - 93 Добролюбский Андрей Олего-
Динеков Петр, болгарский фи- вич, археолог — 407
лолог - 400 Добрыня, дядя Владимира Свя-
Дионисий Павлович, дьяк - 476 тославича - 41, 43-46, 50,
Дион Хрисостом, др.-греческий 236-237, 242, 247, 257, 259-
оратор — 133 260, 487
Дионисий Фабриций, настоятель Добрыня Ядрейкович (см. Анто-
кирхи - 121-122 ний, архиепископ новго-
Дир, правитель в Киеве - 33,59, родский)
97,101, 108, 165, 172-173 Долли Р., английский историк —
Длугош Ян, польский историк — 180
212 Домило, софийский поп - 389,
Дмитриев Лев Александрович, 395, 403
филолог - 392, 512, 531-534, Дорн Борис Андреевич, восто-
537, 540, 572,577,584-585 ковед-94, 315, 324
Дмитриева Руфина Петровна, Дорогобужский Иван Иванович,
филолог - 159, 498, 534, князь —611,623
537, 572, 576,578-580, 585 Драчук Виктор Семенович, ар-
Дмитрий Афинеевич, боярин хеолог — 305
митрополичий - 514-515 Дринов Марин Степанович,
Дмитрий Волынец (см. Волын- болгарский историк — 166,
ский Д.М.) 243, 289, 703
Дмитрий Иванович (Донской), Дубенский Дмитрий Никитич,
сын Ивана II Ивановича, историк — 649, 654, 663
князь московский - 451-452, Дубов Игорь Васильевич, ар-
470, 494-496, 498, 500-510, хеолог — 303
514, 517-520, 525-527, 530, Дуйчев Иван, болгарский исто-
532, 535-536, 538-539, 579 рик - 397
Дмитрий Иванович, боярин нов- Дуччо ди Буонинсенья, PIT. живо-
городский - 472 писец - 547
Дмитрий Ольгердович, князь во- Дылевский Николай Михайло-
лынский и псковский — вич, филолог - 404, 453
Дьяконов Михаил Александро-
496, 501, 511, 513, 516, 519,
вич, историк - 37
521,525,530, 534, 539
Дьяченко Григорий Михайло-
Дмитрий Солунский, св. - 518,
вич, церковный писатель —
538
395
Евдокия Владимировна, дочь Елисава, вдова Изяслава Ярос-

Владимира Андреевича, княж- лавича - 391,395
на - 626 Елович, вышегородец - 272,
Евдокия, жена Владимира Анд- 276, 285
реевича, княгиня старицкая Епифаний Кипрский, церков-
-626 ный писатель - 120
Евдокия (см. Ефросинья, кн. Епифаний Премудрый, агиограф
Старицкая) - 502, 504, 530, 563
Евсевий Кесарийский, церков- Еремин Игорь Петрович, фило-
ный писатель — 134 лог — 47, 49
Бвсевий Памфил, церковный Ерофеева Наталья Нарайровна,
историк - 373,475 культуролог — 398
Евстигней, епископ владими- Ершевский Борис Донатович,
ро-волынский — 476 археолог — 302
Евфимий, архиепископ новго- Етебич, половецкий хан - 461
родский (см. также Евфи- Ефанда, жена Рюрика - 202
мий I и Евфимий II) - 510, Ефрем, епископ переяславль-
584-585 с к и й - 121, 370-371
Евфимий I Брадатый, архиепис- Ефросин, инок Кирилло-Бело-
коп новгородский — 510, 584 зерского монастыря - 507,
Евфимий II Вяжищский, архи- 533-534, 576,579-580, 584
епископ новгородский - Ефросинья, жена Андрея Ива-
510, 584 новича, княгиня старицкая
Евхерий Лионски, церковный -626
писатель - 134 Ефросинья, жена Юрия Ивано-
Егоров Вадим Леонидович, ис- вича, княгиня дмитровская
торик - 512, 518, 535
Егоров Дмитрий Николаевич,
историк - 702 Жареный Федор, митрополи-
Едигей, ордынский хан — 366 чий д ь я к - 588,617
Едимент (см. Гедимин) Ждан (Никола/ Микула), глава
Екатерина II Алексеевна, импе- городовой службы в Выш-
ратрица - 90,161,498, 528,650 городе — 31,37-38
Елагин Иван Перфильевич, пи- Жмакин Василий Иванович,
сатель - 649-650, 669, 672 историк — 564
Елдечюк, половец - 462 Жуковская Лидия Петровна,
Елена (см. Ольга) лингвист - 401, 451, 576
Елена, мать Константина I Ве-
ликого — 208 Забелин Иван Егорович, исто-
Елена, королева ругов - 379 р и к - 9 1 , 203, 600-601,618,
Елена Ольгердовна, жена Вла- 620
димира Андреевича, князя Заболоцкий Григорий Василье-
серпуховского - 496 вич, боярин — 515
Елизавета, королева английская Займов Йордан, болгарский ис-
-634 торик - 191
Зайцев Петр Васильевич, дум- Иван, епископ черниговский -

ный дворянин - 635, 643 352
Зализняк Андрей Анатольевич, Иван I Данилович Калита, князь
лингвист - 92, 394, 400, 472 московский — 623
Заходер Борис Николаевич, Иван III Васильевич, великий
востоковед - 185, 313, 316, князь московский — 452,
318,324, 327,334, 702,704 582, 587, 597, 608, 693
Зеусс К., немецкий историк - Иван IV Васильевич, царь - 4-5,
106 10, 18, 95, 350, 545, 551, 554,
Зимин Александр Александро- 556, 559, 586, 602-604, 610-613,
вич, историк - 457, 460, 615,617, 620-621, 623-627, 629-
516, 612-613, 631, 635, 640, 640, 642-647,693, 706
643, 658 Иван Богданович, боярин нов-
Зиновий, игумен Троице—Сер- городский - 472
гиева монастыря — 471 Иван Владислав, болгарский
Златарски Васил, болгарский царь - 191
историк- 137,199,218,233, Иван Иванович, сын Ивана IV
340, 397 Васильевича, царевич -
Зотов Рафаил Владимирович, 611,639
историк - 310 Иван ТЪоримирич - 16, 173, 344
Зубов В.П., филолог - 502 Иванко Гюргевич — 487
Иванов Вячеслав Всеволодович,
Иаков Мних, церковный писа- филолог — 691
тель - 220 Иванова Ирина Александровна,
Ибн—ал—Атир, арабский исто- искусствовед - 608
рик - 248 Игорь, князь русов — 14, 20, 27,
Ибн-Батгута, путешественник 36-37, 39, 79, 84, 97, 100,
-417,433 102, 108-109, 112-113, 119,
Ибн-Даст (Абу-Али Ахмед бен 168, 171-175, 185, 192-216,
Омар Ибн-Даст), арабский 221-222, 227-231, 235-236,
географ — 324 253, 289, 301-302, 318-319,
Ибн-Русте, арабский географ — 321-322, 325-326, 329, 340,
317 360, 373,377-379, 393, 398
Ибн-Фадлан, Ахмед, путешест- Игорь, племянник Игоря — 201
венник - 324, 334 Игорь Святославич, сын Свято-
Ибн—Хаукаль, арабский исто- слава Ольговича, князь
рик - 224 Новгород—северский - 420,
Ибн-Якуб, Ибрагим, арабский 422, 428, 440-446, 449-451,
географ - 128, 705 453-465, 467-469, 475, 481,
Иван (см. Иоанн II, митрополит 485
киевский) Иеремия, инок Печерского мо-
Иван, духовник княжны Янки — настыря в Киеве - 371
389, 391,395,403 Изяслав Владимирович, сын
Иван, епископ холмский - 476 Владимира Святославича,
князь полоцкий - 44, 237- Инглинги, династия - 162

239, 241,251,306 Иоаким, епископ новгородский
Изяслав Давидович, сын Давы- - 50,245
да Игоревича, князь киев- Иоанн И, митрополит киевский
ский - 15,421-422, 485 - 6 7 , 352, 366
Изяслав Мстиславич, сын Иоанн III (скопец), митрополит
Мстислава Владимировича, киевский — 121
князь киевский - 86, 484, Иоанн Малала, византийский
486, 491 хронист — 72
Изяслав Ярославич, сын Яросла- Иоанн Готский, св. - 703
ва Владимировича, князь ки- Иоанн, игумен Печерского мо-
евский - 31, 37,49, 52, 58,61, настыря в Киеве - 14-15
63-64,66-67,88,243, 286,290, Иоанн Охридский, архиепископ
299, 306, 332, 362, 363, 370, болгарский - 287
425, 649 Иоанн I Цимисхий, византий-
Икмор, воевода Святослава - 42 ский император - 185, 198,
Иконников Владимир Степано- 222, 225-226, 228, 232, 320,
вич, историк - 620, 658 322
Иларион, митрополит киевский - Иоаннис (см. Калоян)
60, 89, 145, 168, 194-195, 202, Иоганн III, король шведский —
253, 268-269,316, 349, 541 95
Иловайский Дмитрий Иванович, Иона Голова, старец - 564
историк-7, 209-210, 398 Иосиф Волоцкий (Иван Санин),
Ильин Второй, подьячий — 622 основатель Иосифо—Воло-
Ильин Николай Николаевич, коламского монастыря —
историк — 287, 294 564-565
Ильинский Григорий Андрее- Ипполит, папа римский — 400
вич, филолог — 345, 692 Иречек Константин, болгар-
Илья, новгородец — 400 ский историк — 397
Илья Копылович, боярин — 389, Ирина Михайловна, царевна —
395,403 160
Илья Ярославич, сын Ярослава Ирина Федоровна, царица - 622
Владимировича, князь нов- Ирод, царь иудейский - 283
городский - 259 Исаакий, инок Печерского мо-
Имерий, византийский флото- настыря в Киеве - 371
водец - 180 Исаакий, игумен Андроньев-
Имре, сын Иштвана I, наследник ского монастыря в Москве
венгерского престола - 339 -504
Ингиальд, воспитатель Одда — Исаевич Ярослав Дмитриевич,
188 историк - 99, 378
Ингигерд, жена Ярослава Вла- Исайя, епископ ростовский —
димировича - 56 352,366
Инегельд, посол Олега - 182, Искусеви, посол Ольги - 393
318-319
Истрин Василий Михайлович, Карли, норвежец - 679,685-689,

филолог- 13,15,95-96,114, 691,694
116, 172, 176, 181, 197, 181, Карн, посол Олега - 182, 319
197,201,326, 362, 701 Карнович Евгений Петрович,
Истрин Виктор Александрович, историк - 185
историк - 139, 345 Карпини, Джованни де Плано,
Итларь, половецкий хан - 424, итальянский путешествен-
433 ник - 406
Инггван I, король венгерский — Катилина, Луций Сергий, рим-
339 ский политический деятель
-165
Кавалурий Константин, визан- Кацибей Фома, разбойник — 525
тийский наварх - 344 Каченовский Михаил Трофимо-
Каган Марианна Давыдовна, вич, историк — 91
историк - 515, 576, 580 Кедрин Георгий, византийский
Каждан Александр Петрович, историк - 81, 84, 94, 249,
историк - 180-181 321,704
Казакова Наталья Александров- Кекавмен Катаколон, стратиг —
на, историк — 588, 617 345
Каин, библейский персонаж - Кекавмен, византийский писа-
279-281 тель — 83
Калайдович Константин Федо- Кза (Коза, Гзак) Бурнович, по-
рович, историк — 650, 653, ловецкий хан — 444-446,
656,660,669 448-449,461
Калачов Николай Васильевич, Кии, эпоним — 27, 32, 100, 122,
историк - 654-655, 668 145,172,337
Калокир, патриций — 232, 322 Киприан, митрополит — 509,
Калоян, болгарский царь - 407, 513-514, 528
436, 447 Кирик, новгородский матема-
Камос Осулукович, половецкий тик - 88
хан - 420, 487 Кирилл Солунский, просвети-
Карамзин Николай Михайло- тель славян - 346
вич, историк - 5, 150, 498- Кирилл и Мефодий - 140-144
499, 514, 561, 602, 605, 652- Кирилл—Константин (Философ),
653, 655-657, 659, 665, 667, просветитель славян - 47,
669 107,138-144,147, 345-346
Карамышев Иван Федорович - Кирпичников Анатолий Нико-
633 лаевич, археолог - 676
Карл Великий, император фран- Китан, половецкий хан - 68,
ков - 152-153,440 287, 424
Карл Лысый, император фран- Клари, Робер де, хронист — 407,
ков - 154 447
Карл/Карлы, посол Олега - 182 Кларк Грехем, английский ар-
хеолог- 126
Клибанов Александр Ильич, ис- Комнина Анна, византийский

торик - 546 историк - 83
Климент, святой - 139 Кондрат Сомовитович, князь ли-
Климент Смолятич, митрополит товский — 487
киевский — 122 Константин I Великий, визан-
Клинд—Енсен Оле, датский ар- тийский император — 208
хеолог— 157 Константин VII Порфирогенит,
Клосс Борис Михайлович, ис- византийский император —
торик — 537 19, 83,94, 107, 129, 130, 136,
Ключевский Василий Осипо- 182-183, 194-195, 201, 208,
вич, историк — 627, 658 214-215, 218-221, 227, 232,
Кобрин Владимир Борисович, 311-313, 316-317, 324, 340,
историк — 611 343,374
Ковалевский Андрей Петрович, Константин VIII, византийский
арабист - 324, 334 император - 311
Ковалевский Станислав Дмит- Константин IX, византийский
риевич, историк — 165 император — 705
Ковачев Николай, болгарский Константин Добрынич, посад-
филолог - 130, 335-336 ник новгородский - 56,
Кодин, византийский историк — 259, 263-264
83 Константин Моисеевич, посад-
Кожанчиков Дмитрий Ефимо- ник новгородский — 260
вич, книгоиздатель — 543 Константин Мономах, визан-
Кожухаров Стефан, болгарский тийский император — 338
филолог - 140 Константин Преславский, бол-
Козлов Владимир Петрович, ис- гарский князь — 400
торик — 672 Контарини Амброджо, венеци-
Козьма Пражский, хронист - анский дипломат - 134
283, 703 Кончак, половецкий хан - 407,
Коковцов Павел Константино- 416, 428, 441, 444, 447-450,
вич, востоковед — 190 461,475,489,492
Коледаров Петр, болгарский ис- Кончаковна, жена Владимира
торик-130, 187,335 Игоревича - 428, 447
Колло, Франческо да, австрий- Копти, половец - 462
ский дипломат — 587 Коркунов Михаил Андреевич,
Колобич, половецкий хан — 461 историк - 515
Колунцев Федор (см. Бархуда- Корнилий, архимандрит монас-
рян Т. А.) тыря св. Афанасия в Твери
Колч, сторож Василька тере- -639
бовльского — 25 Королюк Владимир Дорофее-
Колчин Борис Александрович, вич, историк - 51, 56, 176,
археолог - 302 242,281,309-310
Колычев—Умный Федор Ивано- Косаткин В.В., историк - 608
вич, окольничий - 633
Коснячко, воевода киевский - Кузьмин Аполлон Григорьевич,

31,37 историк - 13, 21, 23, 28-30,
Костомаров Николай Ивано- 33, 39-40, 49, 61, 74, 76, 86,
вич, историк - 604-605 89, 92, 94, 96, 116, 123, 149,
Костюхина Любовь Михайлов- 181, 183-184, 191-192, 211,
на, историк — 457, 532-533 215,313, 337, 360, 363,366
Котляр Николай Федорович, Кузьмина Вера Дмитриевна, ис-
украинский историк - 287, торик - 560-561, 563-564
457,474 Кулмей, доверенное лицо Ва-
Котошихин Григорий Карпович, силька Ростиславича тере-
подьячий - 615 бовльского — 25
Коцел, князь паннонский - 142 Куник Арист Аристович, исто-
Кочин Георгий Евгеньевич, ис- р и к - 9 4 , 104-105,315
торик — 471 Куратов Анатолий Александро-
Кочубинский Александр Алексан- вич, археолог - 677
дрович, историк - 101,337 Кубрат, болгарский хан - 397
Кошутин Дмитрий - 608 Курбский Андрей Михайлович,
Кошутин Иван - 608 князь - 4, 599-600, 609-611,
Кошутин Иван Степанович — 618, 637,646-647
608 Курбский Семен Федорович,
Кошутин Степан - 608 князь - 599
Кошутины, новгородцы — 608 Куря, печенежский хан — 227
Крачковский Игнатий Юлиано- Куря, половецкий хан — 364
вич, арабист — 87 Кусков Владимир Владимиро-
Крестинин Василий Василье- вич, филолог — 582
вич, историк — 649, 678 Кутузов Борис Васильевич,
Кропоткин Владимир Всеволо- князь волоцкий - 564
дович, нумизмат — 311 Кучкин Владимир Андреевич,
Крузе Фридрих-Карл-Герман, историк - 457,471-472,495,
историк-91, 150, 154 498, 500, 505, 508, 514-515,
Крузе Элерт, опричный мемуа- 517, 530, 536, 573-575, 581,
рист - 630,633-642 583-584
Крупп Анатолий Анатольевич,
фольклорист — 603-604 Лавор (см. Овлур)
Кудеяр (см. Тишенков К.) Лаврентий, переписчик Лав-
Кудряшов Константин Василье- рентьевской летописи -
вич, историк - 407 131-132, 367,466
Куза Андрей Васильевич, архео- Лавров Петр Алексеевич, фило-
лог - 270 лог-107, 143,345
Кузев Александр, болгарский Лазарев Виктор Никитич, ис-
историк - 131, 187, 335 кусствовед - 547, 550-552
Кузнецов Степан Кирович, ис- Лазарь, приближенный Давыда
торик - 96, 674, 677, 679, Игоревича - 26
693,698
Лазарь, священник вышгород- Лиутпранд, епископ кремон-

ский, затем игумен Михай- ский - 398
ловского монастыря - 37, Лихачев Дмитрий Сергеевич,
63, 296, 366 филолог- 5, 13,39,48, 182,
Лакиер Александр Борисович, 215, 227, 237, 244, 259, 340,
историк — 645 418,443,639-640, 702
Ламех, библейский персонаж - Лихачев Николай Петрович,
280-281 историк - 458
Лебедев Глеб Сергеевич, архео- Лихачева Ольга Петровна, фи-
лог - 76, 104-105, 129, 158, лолог - 577
164,303, 340,697 Ловмянский Хенрик, польский
Лебедев Иван Алексеевич, ис- историк-76, 104,151, 164-165
торик - 165-166, 702 Лопарев Хрисанф Мефодиевич,
Лев VI, византийский импера- историк - 288
т о р - 181-183 Лопухина Евдокия Федоровна,
Лев Диакон, византийский ис- царица - 595
торик-40, 42,113,185,195, Лордкипанидзе Мария Давидов-
198, 201, 204-205, 212, 219, на, грузинский историк -
221, 223-225, 227, 230, 232- 416,429
233, 248, 305, 320, 322, 324, Лотарь I, император франков -
325, 327, 386, 704 153
Левченко Михаил Васильевич, Лука, епископ белгородский -
византинист — 84, 119-120, 352, 366
176, 179, 182, 191, 248-250, Лурье Яков Соломонович, ис-
345 торик - 4, 533, 581, 602,
Лем Станислав, польский писа- 612-613
тель — 10 Львов Андрей Степанович,
Лензей Арнольд, бельгийский лингвист - 47-48, 64, 141,
врач — 634-635 243-244, 348,393,473
Леонид (Кавелин), историк — Любавский Матвей Кузьмич,
209-210, 398 историк - 107
Леонтий, митрополит преслав- Любимов Виктор Павлович, ис-
ский - 703 торик - 655, 660
Лесючевский В.И., искусство- Людмила, мать князя Вячеслава
вед - 290 чешского — 291
Лециевич Л., польский историк Людовик I Благочестивый, им-
-309 ператор франков - 105,153,
Литаврин Геннадий Григорье- 313-314
вич, историк — 194, 201, Лябуда Герард, польский исто-
208-209, 214-217, 219, 221, рик - 685
341-345, 398, 705 Ляпушкин Иван Иванович, ар-
Лидульфост, посол Олега — 182, хеолог - 332
319 Ляшко, вышегородец — 272,
276,285
Лященко Аркадий Иоакимович, Мария Мстиславна, вдова Все-

филолог - 177,460, 482 волода Ольговича - 390
Мавродин Владимир Василье- Мария Темрюковна, царица -
вич, историк - 219, 305, 622, 636
321,332-333, 339, 342 Мария, жена «старца Яня» - 45,
Магнус Олаус, географ — 674 64
Магнус, принц датский — 633 Мария-Ирина, жена Петра Си-
Мазон Андре, французский фи- меоновича, царя болгарско-
лолог - 457-458 го-218
Макарий, митрополит - 565, 611 Марк, софийский поп - 389,
Макдиси (Мутаххар ал—Макли- 395, 403
сп), арабский историк - 328 Мартини Симоне, ит. живопи-
Максим Грек, писатель - 588, сец - 547
617 Матвей, епископ краковский -
Максимилиан, император авст- 337-338
рийский — 597 Матвей, инок Печерского мо-
Мал, князь деревлянский - 16, настыря в Киеве - 371
36, 38,45, 195, 198, 211-213,Матузова Вера Ивановна, фи-
222, 260 лолог - 7,679-682, 685
Малалы Иоанн, хронист - 72 Матфей, тысяцкий новгород-
Малатерра Готфрид, хронист — ский - 470
83 Мачинский Дмитрий Александ-
Малеин Александр Иустино- рович, историк - 131, 335,
вич, филолог — 634 376, 377,683
Малко Любчанин, отец Малуши Машка—корелянка, знахарка -
-41,236,260 595
Малуша, мать Владимира Свя- Медынцева Альбина Александ-
тославича - 41,225,236,240 ровна, филолог - 332-333,346
Малышевский Иван Игнатье- Мейнандер Карл-Фридрих,
вич, историк — 120-122, 135 финский археолог — 675
Мамай, ордынский хан - 452, Мекин (Джирджис Ибнуль
494-495, 497-500, 502-503, Амид ал—Мекин), арабский
506, 509, 520, 523-525, 532, историк - 199, 248, 325
535-538, 540, 580,584 Мельникова Елена Александ-
Манн Роберт, американский ровна, филолог — 7, 340,
филолог — 454 675-676, 678,690,697
Мансуров Яков Иванович, по- Мемнон, епископ перемышль-
стельничий — 598 ский - 476
Мария Владимировна, дочь Вла- Менгес Карл-Генрих, немец-
димира Андреевича, княж- кий тюрколог - 330, 397,
на - 626,639 406, 423, 430,483,486
Мария Иоанновна, дочь Калоя- Мефодий, просветитель славян
на - 447 - 34, 47, 107, 138-139, 142-
143, 146-147
Мешко, сын Болеслава I, князь Михайловский Борис Василье-

польский - 262 вич, филолог - 547
Мещерский Никита Александ- Михалев Д.В., киевский архео-
рович, филолог — 71 лог - 305
Микляев Александр Михайло- Михалко неженович, софий-
вич, археолог - 129, 134 ский поп - 389, 395, 403
Микула (см. Ждан) Мишурин Федор Михайлович,
Миллер Всеволод Федорович, дьяк - 597, 613
филолог-398, 708 Можаева Инесса Евгеньевна,
Миндовг, великий князь литов- библиограф - 139
ский - 487 Моисеева Галина Николаевна,
Минева—Ковачева Лиляна, бол- филолог - 573-574, 581, 658
гарский филолог - 335 Моисей, игумен Михайловско-
Минорский Владимир Федоро- го (Выдубицкого) монасты-
вич, арабист - 324 ря - 358,384
Мискавейх (Абу али Ахмед бен Моклоков Дмитрий Губин
Мухамед бен Якуб Миска- Постник, дьяк - 594, 600
вейх), историк - 324, 328 Молдован Александр Михайло-
Михаил, митрополит киевский вич, филолог - 89, 107, 168,
-390 194-195,316,541
Михаил, духовник княгини Молчанов Аркадий Анатолье-
Елисавы — 389, 391,395,403 вич, историк - 301-302, 309
Михаил, софийский поп - 389, Монг, сын Андроника, флото-
395, 403 водец- 249, 321
Михаил, посадник новгород- Монгайт Александр Львович,
ский - 470 археолог - 332
Михаил III, византийский им- Мономах (см. Владимир Всево-
ператор- 118, 359-360 лодович)
Михаил VII Дука, византий- Мороз Е.Л., этнограф - 397
ский император — 119 Морозов Николай Александро-
Михаил Александрович, сын вич, шлиссельбуржец — 8
Александра Михайловича, Морошкин Михаил Яковлевич,
князь тверской — 470, 639 историк — 258
Михаил Всеволодович, сын Все- Морошкин Федор Лукич, юрист
волода Святославича, князь -192
-487 Мошин Владимир Алексеевич,
Михаил Рай, митрополичий историк - 76, 106, 155, 165,
боярин — 517 190,329,334-335
Михаил Федорович, царь - 160 Мстивой, князь ободритов —
Михаил Юрьевич, сын Юрия 157
Владимировича, князь вла- Мстислав Андреевич, сын Анд-
димирский — 478, 485-486, рея Юрьевича, князя влади-
488, 492 миро-суздальского - 422
Мстислав Владимирович, сын Наум Охридский, ученик Мефо-

Владимира Святославича, д и я - 140, 146
князь тмутороканский — Невиль, де (наст, имя — Бай-
57-58, 80, 114, 239, 251,264- лье?), французский путе-
266, 268, 294, 310, 329-330, шественник — 134
332-333, 339,526-527 Нерадец, убийца Ярополка
Мстислав Владимирович, сын Изяславича - 362
Владимира Всеволодовича Нерон, римский император —
(«Мономаха») — 22-23, 27, 611
72-73, 89, 260, 369 Нестер, инок Печерского монас-
Мстислав Всеволодович, сын тыря в Киеве - 4-5, 8, 10, 13-
Всеволода Игоревича, 14,16,18,20-23,28,30,45,54,
князь - 329 60-61, 74-75, 85, 88-89, 96,
Мстислав Данилович, сын Да- 132, 141, 146, 166, 243, 272,
нило Романовича, князь во- 284, 289, 347-348, 352, 358,
лынский — 476 364, 368-372, 375-376
Мстислав Изяславич, сын Изяс- Нестор (см. Нестер)
лава Мстиславича, князь Нестор, архимандрит (затем епис-
киевский - 478, 485-486, коп) болгарский - 210, 398
491-492 Несторий, ересиарх - 413-415
Мстислав Свенгельдович (Лю- Нидерле Любор, чешский ар-
тый) — 42 хеолог — 107,240
Музалон Феофано, архонтисса Низами Ганджеви, Абу Мухаммед
Росии — 219 Ильяс ибн Юсуф, азербайд-
Мурад I, турецкий султан - 513 жанский поэт - 410,428
Мусин—Пушкин Алексей Ива- Никита Пафлагонский, церков-
нович, граф - 333, 451, 649- ный писатель — 120
650, 653, 655-656, 658-660, Никита, епископ новгородский
667, 669, 672 -23
Мюллер Карл, немецкий исто- Никита, инок Печерского мо-
р и к - 106 настыря в Киеве — 334
Мюллер Лудольф, немецкий Никифор, митрополит киев-
историк-27, 122-123, 141 ский — 72, 353
Никифор/Микифор, киевлянин
Назаренко Александр Василье- -31,37
вич, историк - 50, 55, 209, Никифор Фока, византийский
215, 217, 240, 245, 249-250, император — 232
255-256, 260-261, 282, 292- Никола (см. Ждан)
293, 338, 394,403 Николаева Александра Тимофе-
Наполеон I, фр. император - евна, историк - 658-659
528 Николаева Татьяна Васильевна,
Насонов Арсений Николаевич, искусствовед - 557, 707
историк - 13, 96, 104, 115, Николай Мирликийский, святой
213-214,332 -306
Николай I, папа римский - 137, Олдржих, князь чешский, брат

139 Болеслава III чешского - 51
Николай, митрополит киевский Олеарий, Адам Эльшлегер, не-
-69 мецкий путешественник -
Николай, епископ тмуторокан- 621
ский - 334-335 Олег, князь русов - 14, 20, 27,
Никольский Константин Тимо- 33-35, 59, 79-80, 84, 97, 100,
феевич, историк церкви - 102, 108, 112, 119-120, 159,
460 170-178, 180-204, 206, 208,
Никольский Николай Констан- 210, 224, 226, 230-231, 235-
тинович, филолог - 13, 96- 236, 269, 316, 318-319, 321,
97, 116, 142,345 350, 359-360, 373, 377-378
Никон, игумен Печерского мо- Олег Иванович, сын Ивана
настыря в Киеве - 14-15, Александровича, князь ря-
57, 63, 133,332, 363 занский - 497, 525, 534-538
Никон, игумен Троице-Сергие- Олег Святославич, сын Свято-
вой лавры - 545, 548, 555, слава Игоревича, князь де-
558, 563-565 ревский — 41-42, 54, 113,
Новосельцев Анатолий Петро- 175, 220, 224, 229, 236, 238-
вич, историк — 224, 313, 240, 269-270
318,704 Олег Святославич, сын Свято-
Ногай, ордынский хан — 437, слава Ольговича, князь чер-
475 ниговский — 422, 449
Ной, библейский персонаж - 97 Олег Святославич, сын Свято-
Носов Евгений Николаевич, ар- слава Ярославича, князь
хеолог — 164 черниговский — 20, 38-39,
Носовский Глеб Владимирович, 65,68,73,211,296, 331,333,
математик - 8 353, 364, 367, 372, 392, 401,
420-421,424, 426,433
Обнорский Сергей Петрович, Оленин Алексей Николаевич,
лингвист — 181, 185, 316 историк — 660
Овлур, половец — 463 Ольга, княгиня русов - 13-14,
Овцын Андрей Федорович, 16, 20, 31, 36-40, 42, 45, 52,
князь — 643 109, 112-113, 120, 171, 174-
Одд, норвежец - 188-190, 231 175, 193-194, 196-198, 200-
Одерборн Пауль, лютеранский 203, 205-208, 225, 228, 230-
пастор — 601, 621 232, 235-236, 238, 241, 260,
Оккам Уильям, английский 303, 340, 350, 373, 377-379,
схоласт — 553 381,393,398-399,473
Олав Святой, норвежский ко- Ольгерд Гедиминович, великий
нунг-679, 685-689, князь литовский - 451, 496,
Олав Трюггвасон, норвежский 501,509, 525,536,574
конунг - 189, 704 Ольговичи - 363
Ольстин Олексич, боярин чер- Паисий, иконописец - 571

ниговский - 450, 460, 464, Паисий, старец Ксиропотам-
468, 485, 489 ского монастыря - 588
Омортаг, болгарский хан - 397 Палеолог Софья Фоминична,
Онуфрий, св. - 392 жена Ивана III Васильевича
Орешников Алексей Василье- - 159, 452,582, 587,610
вич, нумизмат - 297, 299- Панкратов Клементий, двиня-
302, 304-305, 307 нин - 393
Орлов Александр Сергеевич, Пантелей, софийский поп -
филолог - 474, 702 389, 395, 403
Орозий Павел, писатель - 149 Панченко Александр Михайло-
Ортелий А., картограф - 132 вич, филолог — 5, 640
Ослебя Андрей, боярин любут- Парфений, священноинок - 639
ский - 494-495, 498-499, Пархоменко Владимир Алек-
506-507,510,512-516, 530 сандрович, историк - 88, 190
Ослебятев Акинф, боярин мит- Патрикеев Василий Иванович
рополичий - 514,516 Косой, князь-617
Ослебятин Яков Андреевич, Пахомий Логофет, агиограф -
сын А. Ослеби - 507, 511, 502, 504,507,545,563-564, 568
514-515 Пахомий Серб (см. Пахомий
Остафий Константинович, боя- Логофет)
рин рязанский - 475 Пашуто Владимир Терентьевич,
Остромир, посадник новгород- историк - 17, 96, 219, 250,
ский - 4, 259-260, 380 310,474,476, 488,495,526
Осулук, половецкий хан - 420 Первольф Иосиф Иосифович,
Отер/Оттар, норвежский путе- историк — 170
шественник - 679, 685-691, Передслава Владимировна, дочь
694 Владимира Святославича —
Офейг Упир, шведский резчик 46, 255, 276
рун - 344 Передслава Святополковна,
Оттон I, германский император дочь Святополка Изяслави-
- 250,309 ча — 353
Оттон Бамбергский, епископ — Перемышлевский М. (см. Каче-
174 новский М.Т.)
Оттон Редебото, герцог Русии - Перенег, киевлянин - 31, 37
337 Пересвет Александр, брянский
Охманьский Ежи, польский ис- боярин - 494-495, 498-502,
торик - 574-575 506-507, 510, 512-519, 521-
523, 526, 528-530, 535-536,
Павел, апостол - 34-35, 75,142- 582-583
146, 174, 244 Пересветов Захар, брянский по-
Павел, посадник ладожский - 24 мещик — 516
Павлова Румяна, болгарский Пересветов Иван Семенович,
филолог — 289 писатель XVI в. - 516, 612-
613,623
Перуджино (наст, фамилия - Полян П.М., публикатор - 484

Ваннуччи) Пьетро, ит. жи- Понырко Наталья Владимиров-
вописец- 547 на, филолог - 5, 515, 576, 580
Петр, апостол - 122, 135 Попов Александр Иванович,
Петр, митрополит - 623 лингвист - 95, 99, 105, 149,
Петр I Алексеевич, император 163, 204
-185 Попов Геннадий Викторович,
Петр Симеонович, болгарский искусствовед — 556
царь-218, 233,399 Попов Нил Александрович* ис-
Петровский Нестор Мемноно- торик - 660, 669
вич, филолог — 92 Порей, новгородец - 34,63,331,
Петронила, св. — 139 342
Петрос/Петор - 253, 297-298, Порфирий (Константин Алек-
301, 304, 704 сандрович Успенский), пи-
Петрухин Владимир Яковлевич, сатель - 346
историк - 7, 691 Порфирьев Иван Яковлевич,
Пещак Мария Михайловна, филолог — 591
филолог — 497 Постник Губин (см. Моклоков
Плетнева Светлана Андреевна, Дмитрий Губин)
археолог — 407, 410, 414, Постников Михаил Михайло-
419, 423, 430, 438, 483-484, вич, математик — 8
490-493 Потин Всеволод Михайлович,
Плещеев Михаил Борисович, нумизмат - 128, 693
боярин — 513 Потоцкий Игнатий, польский
Плугин Владимир Андреевич, государственный деятель -
историк - 551-555, 558-559, 93
564, 568 Прасковья, келарь Покровского
Погодин Александр Львович, монастыря в Суздале - 597
историк - 106, 122 Предслава (см. Передслава)
Погорелая В.В., географ — 132 Претич, воевода - 40, 52, 220,
Поджогин—Телегин Иван Юрье- 224,232, 236,247
вич Шигона, сын боярский Пржемыслав И, король поль-
-598,616 ский — 85
Подобедова Ольга Ильинична, Прибытков Владимир Сергее-
искусствовед — 556, 646 вич, писатель - 560
Позвизд Владимирович, сын Принц фон Бухау, Даниил, авст-
Владимира Святославича - рийский дипломат — 645
50 Приселков Михаил Дмитрие-
Поликарп, инок Печерского, за- вич, историк - 13, 88, 287,
тем игумен Козьмодемьян- 290-291,499,561,566
ского монастыря в Киеве - Продолжатель Феофана, хро-
334,371 нист - 198, 201, 205, 373,
Полосин Иван Иванович, исто- 704
рик - 631, 643, 645
Прозоровский Дмитрий Ивано- Разумовский Кирилл Григорье-

вич, историк - 260 вич, граф — 90
Пронский Василий Федорович Раков Матвей Михайлович
Рыбин - 633 Третьяк, дьяк - 598, 613
Пропп Владимир Яковлевич, Рамм Борис Яковлевич, исто-
филолог - 707 рик - 338
Протасьева Татьяна Николаев- Расовский Дмитрий Александ-
на, историк — 457, 532-533 рович, историк — 407, 416,
Прохор с Городца, иконописец 419, 426-427, 430-431, 436,
- 5 4 4 , 550, 555,561,567 483
Прохор, дед Ольстина Олексича Ратибор, наместник Всеволода
-460 Ярославича в Тмуторокане
Прохоров Гелиан Михайлович, -331,333,342
филолог — 466, 502 Рафаэль Санти, итальянский
Пселл Михаил, византийский живописец — 547
писатель - 84, 341, 343-344, Регинон Прюмский, хронист -
704 217
Пундев Васил, болгарский ис- Регнер, датский король — 189,
торик - 398 698
Пунин Николай Николаевич, Редедя, князь касожский — 57,
искусствовед - 547, 569 251,268, 330, 526-527
Пуришев Борис Иванович, ис- Рейберн, епископ колобжег-
кусствовед — 547 ский — 55, 251
Путьша, вышегородец - 70,272, Решина Марина Исааковна, эт-
274, 276,285 нограф - 103, 106
Путята, тысяцкий Владимира Ржига Вячеслав Федорович,
Святославича - 50 филолог - 401,497, 534, 537
Путята, тысяцкий Святополка Рихард, монах — 240, 328
Изяславича - 27, 50, 70, 72, Ришлинта, дочь Генриха II - 250
285-286, 353 Робинсон Андрей Николаевич,
Путятин Григорий Никитич филолог — 123
Меньшой, дьяк — 598, 613 Ровинский Дмитрий Александ-
Пушкин Александр Сергеевич, рович, коллекционер - 546
поэт — 528 Рогволод, князь полоцкий — 43-
Пьеро делла Франческа, ит. жи- 44, 236-238, 253
вописец — 552 Рогинский Михаил Григорье-
Равдина Тамара Владимировна, Рогнеда, дочь Рогволода, князя
археолог — 310 полоцкого - 43-44, 46, 203,
Рагевин, писатель — 165 236-238, 247, 250-253, 270
Рагнхильд, мать Харальда Пре- Рогов Александр Иванович, ис-
красноволосого — 160 торик - 295
Радим (Радим и Вятко), эпоним Родион, чернец (см. Ослебя А.)
- 111
Родольф/Родульф, племянник Ростислав Всеволодович, сын

Рорика - 151, 154, 171 Всеволода Ярославича, князь
Рождественская Милена Всево- - 6 2 , 68,286, 366
лодовна, филолог — 515, Ростислав Михайлович, сын
576, 580 Михаила Всеволодовича,
Розен Виктор Романович, вос- князь - 487
токовед - 6-7, 244 Ростислав Мстиславич, сын
Рокита Ян, протестантский Мстислава Владимировича,
проповедник - 639 князь смоленский и киев-
Роланд, герцог франков — 440 ский - 86, 390, 485
Роман св. (см. Борис Владими- Ростислав Рюрикович, сын Рю-
рович ) рика Ростиславича, князь —
Роман и Давид, св. — 38, 57, 66, 203,358,450, 481
285, 290-291,296 Ростислав Юрьевич, сын Юрия
Роман I Лакапин, византийский Владимировича, князь пе-
император — 205, 218, 222 реяславльский - 491
Роман Кзичь, половец - 462 Рохлин Дмитрий Герасимович,
Роман Мстиславич, сын Мстис- патологоанатом - 56
лава Изяславича, князь - Руалд, посол Олега - 182, 318
457 Рублев Андрей Семенович, боя-
Роман Нездилович, воевода рин - 567
Святослава Всеволодовича Рублев Андрей, иконописец —
-445,449 542-570
Роман Петрович, царь болгар- Рубрук, Гильом де, путешест-
ский — 291 венник - 406, 410, 433-434
Роман Ростиславич, сын Ростис- Рубцова Елизавета - 608
лава Мстиславича, князь ки- Рудольфи И.Α.,историк — 645
евский - 384 Рулав, посол Олега - 182, 318
Роман Святославич, сын Свято- Румовский Степан Яковлевич,
слава Ярославича — 67, 331, астроном - 649, 657
333,401,422, 424 Румянцев Николай Петрович,
Рорик, маркграф фрисландский граф-91, 150
- 14,23,33,35,78-79,81,89, Русанова Ирина Петровна, ар-
91,94, 98, 101, 103-105, 107- хеолог- 199, 242,410
109, 141, 148-173, 186, 192, Рыбаков Борис Александрович,
195, 201-202, 204, 311, 359- археолог-4-5,13-14,17-18,
360, 376, 379, 702 21,23, 25,27, 68, 73, 77, 88,
Ростислав, князь моравский — 96, 113, 124, 126, 149, 171-
142 172, 184, 189, 212, 232, 270,
Ростислав Владимирович, сын 300, 302, 325, 330, 333, 344,
Владимира Ярославича, 350, 380, 383-384, 391-392,
князь тмутороканский - 58, 394-395, 418-419, 441-442,
66, 89,331-334, 339, 342 444, 448, 452-453, 462, 469,
474,536, 706-708
Рыбин Василий (см. Пронский Саломея (см. Сабурова С.Ю.)

B.Ф.) Салтыков Александр Александ-
Рыбина Елена Александровна, рович, искусствовед - 546
археолог — 92, 166 Салтыков Александр Борисо-
Рыбина Мария - 608 вич, историк - 382
Рыдзевская Елена Александ- Самуил, царь болгарский - 291
ровна, филолог — 176, 190, Сапунов Алексей Парфенович,
294, 691, 696, 704 историк — 692
Рюар, посол Олега - 182, 319 Сарра, библейский персонаж —
Рюрик (см. Рорик) 543,546,551,565, 592
Рюрик Ростиславич, сын Рости- Сахаров Андрей Николаевич,
слава Владимировича, князь историк - 17, 84, 96, 176,
перемышльский - 89, 164, 182,185-186, 209,225-227
168 Свен Вилобородый, датский ко-
Рюрик Ростиславич, сын Рости- нунг— 157
слава Мстиславича, князь Свенельд (Свиндельд, Свен-
киевский — 168, 358, 422, гельд), воевода Игоря — 36-
425, 450,462,485 37, 42, 45, 184, 199-200, 204-
207, 210-211, 222-223,
Сабуров Василий Федорович, 226-231, 238-239, 259, 269,
боярин — 515 293
Сабуров Иван Юрьевич, брат Свердлов Михаил Борисович,
C.Ю.Сабуровой - 595-596, историк - 124, 126, 192, 319
609 Святополк, князь моравский —
Сабурова Анастасия, жена 283,291,318
И.Ю.Сабурова - 595-596 Святополк, боярин галичский —
Сабурова Соломония Юрьевна, 287
великая княгиня — 586-606, Святополк Владимирович, сын
608-609, 614-623, 625, 647 Владимира Святославича,
Савва, св. - 243 князь киевский — 16, 29,42,
Савва, игумен Спасо-Андро- 50, 53-57, 70, 80-81, 194,
никова монастыря — 565 234-235, 239-241, 245, 250-
Савва Крутицкий, агиограф - 257, 259-264, 266-267, 270-
564 275, 277-288, 291-300, 304-
Савваитов Павел Иванович, ис- 305, 308-311, 348, 379-381,
торик — 48 475, 704, 709
Савельева Елена Алексеевна, Святополк Изяславич, сын Изя-
историк - 674 слава Ярославича, князь
Саксон Грамматик, хронист - киевский - 21,25-27,50,62,
189, 697-698 65, 67-72, 245, 282, 285-287,
Саллюстий, Гай Крисп, рим- 299, 329, 345, 353, 360-367,
ский историк - 165 372,391
Салмина Марина Алексеевна, Святополк Мстиславич, сын
филолог - 500-501, 508-509, Мстислава Владимировича,
534 князь новгородский - 287
24*
Святополк Юрьевич, сын Юрия Святоша (см. Святослав Давы-

Ярославича, князь туров- дович)
ский — 287 Святский Даниил Осипович, ес-
Святополк Ярополкович (см. тествоиспытатель — 65, 73,
Святополк Владимирович) 182, 380,461
Святослав Владимирович, сын Седельников Александр Дио-
Владимира Давыдовича, нисьевич, филолог - 122,
князь вщижский — 421 146, 359,533-534, 537, 576
Святослав Владимирович, сын Седов Владимир Васильевич,
Владимира Святославича, археолог-92, 111-112, 692
князь - 50, 112, 114, 239, Селшцев Афанасий Матвеевич,
251,272,511 лингвист - 316
Святослав Всеволодович, сын Семен, софийский поп - 389,
Всеволода Ольговича, 395, 403
князь киевский — 422-423, Семен Иванович, сын Ивана III
425, 441-442, 444-445, 450, Васильевича, князь углич-
459, 462-463,487-488 ский - 587
Святослав Давыдович, сын Да- Семенов-Тян-Шанский Вениа-
выда Святославича, князь — мин Петрович, географ -
27 484
Святослав Игоревич, сын Иго- Семен Черный, иконописец —
ря, князь русов — 17, 27, 36- 566-567
37, 39-42, 52, 109-110, 112- Семенченко Георгий Владими-
113, 171, 174, 185, 194, рович, историк — 404
196-198, 200-207, 210-212, Сергеев Валерий Николаевич,
214, 216, 218-233, 235, 237- искусствовед - 560
238, 240, 242, 257, 273, 289, Сергий Радонежский, основа-
302-305, 312, 322, 325, 329, тель Троице—Сергиева мо-
340, 343, 346, 360-362, 373, настыря - 494-495, 498,
378-380, 398-399 501-506, 511, 513-514, 517-
Святослав Ольгович, сын Олега 521, 525-526, 528-530, 538,
Святославича, князь рыль- 548,555, 565
ский - 420, 422, 458, 461- Серегина Наталья Семеновна,
463,485, 492 музыковед - 278
Святослав Ростиславич, сын Сигизмунд II Август, польский
Ростислава Мстиславича, король — 633
князь новгородский — 384 Сильвестр, игумен Михайлов-
Святослав Ярославич, сын Яро- ского (Выдубицкого) мона-
слава Владимировича, князь стыря- 13, 16,21-22, 24,31,
киевский - 31,41, 61, 63-64, 296, 347-349, 358-359, 361,
67, 88, 225, 243, 246, 290- 364-367, 372, 374
291, 295, 306, 331, 333-334, Сильвестр, протопоп Благове-
339, 363,401,420, 425-426 щенского собора москов-
Святославичи - 20 ского Кремля - 556, 611
Симеон Борисович, царь болгар- Сомовы, новгородцы — 608

ский - 191,195,197, 210, 222, Сондок, свояк болгарского царя
243, 398,536,611,631,703 Симеона-210, 398
Симон, епископ владимиро- Сотникова Марина Петровна,
суздальский - 334 нумизмат - 167, 297, 300,
Скилица Иоанн, византийский 304, 307-309
историк - 83, 94, 226-227, Софроний, игумен Михайлов-
230, 249-250, 342-344, 704 ского монастыря в Киеве -
Сколоменд, предок Ольгерда — 366
574-575 Софоний "рязанец" - 497, 520,
Скуратов—Вельский Малюта 531-540, 576, 579
Лукьянович, опричник - Софоний Алтыкулачевич, боя-
602, 640,642 рин рязанский - 497-498,
Скрынников Руслан Григорье- 534, 537-538, 540-541
вич, историк — 508, 536, Софья, старица (см. Сабурова
611,635 С.Ю.)
Скьольдунг Хальфдан, конунг - Софья Фоминична (см. Палео-
153,156 лог С.Ф.)
Скьольдунги, династия - 151- Спасский Иван Георгиевич, ну-
156, 171 мизмат - 167, 297, 299, 300,
Смирнов Иван Иванович, исто- 304, 307-309
рик-591 Спиридон—Савва, митрополит
Смирнова Галина Павловна, ар- -159
хеолог - 91-92, 148 Срезневский Всеволод Измай-
Снегирев Иван Михайлович, лович, историк - 220
литератор - 542 Срезневский Измаил Иванович,
Снорри Стурлусон, исландец филолог - 199, 340, 360,
-160,440, 679, 685,687-690, 395, 504, 522
692-693, 698, 704 Станг X., норвежский историк
Собакина Марфа Васильевна, -700
царица - 601 Станислав Владимирович, сын
Соболева Надежда Александ- Владимира Святославича,
ровна, историк - князь — 50
Соболевский Алексей Ивано- Старкад, скандинав - 697
вич, историк - 534, 674 Стемид/Стемир, посол Олега —
Соколов Матвей Иванович, ис- 182,319
торик — 137 Степан, софийский поп - 398,
Соловьев Александр Василье- 395,403
вич, историк — 106 Степанов Н.В., математик — 373
Соловьев Сергей Михайлович, Степан Фофанович, боярин
историк - 5, 658 митрополичий - 514
Соломон, царь иудейский — 239, Стефан, игумен Печерского мо-
242, 246 настыря в Киеве — 368
Соломония (см. Сабурова С.Ю.)
Стефан, брат Сергия Радонеж- Ткврул, татарин - 512, 529

ского — 521 Талец, вышегородец - 272, 276,
Стефан Сурожский, святой - 285
343 Талис Давид Львович, археолог
Стефан Таронский, армянский - 322-323, 326-327
историк — 248 Тамерлан (см. Тимур)
Стефанида, рязанка - 595 Таргол, половецкий хан - 462
Стойчев Стоян, болгарский Татищев Василий Никитич, ис-
журналист — 140 торик - 5, 51, 58, 159-160,
Столетовы, новгородцы — 608 202, 245, 247, 260, 289-290,
Столярова Любовь Викторовна, 333, 475,657, 675-676
историк — 457, 504, 522 Таубе Иоганн, опричный ме-
Стоянов Людмил, болгарский муарист - 630,633-642
писатель — 453 Тафкар Педро, испанский писа-
Страбон, др.-греческий географ тель-431
и историк — 133 ТЪорогов Олег Викторович, фи-
Страленберг Филипп-Иоганн, лолог - 15, 21, 296, 366
автор описания России - Тевтевил, сын Миндовга, князь
675 литовский — 487
Стурла Тордасон, шведский ис- Телебуга, монгольский хан —
торик — 698 475
Стурлауг, норвежец - 689 Телепнев—Оболенский Иван
Судислав Владимирович, сын Федорович Овчина, князь —
Владимира Святославича, 586, 610-611, 613, 618, 623-
князь псковский — 250-251, 624
264-265, 294 Телепнев-Оболенский Федор
Сулейменов Олжас Омарович, Иванович Овчинин, князь
-611,621-622
казахский поэт — 432
Телятевский Андрей Петрович,
Сумаруков Георгий Владимиро-
князь — 350
вич, биофизик - 430 Темир-мурза - 494-495, 511,
Сурдик (см. Сондок) 523,529
Сухомлинов Михаил Иванович, Темкин—Ростовский Василий
историк — 658 Иванович, князь - 643
Сфенг, брат Владимира, царя Терентьева Екатерина - 608
русов-249, 251,321 Терьтробичь, половецкий хан —
Сфенкел, воевода росов — 42, 461
226, 230 Тешата, новгородец - 396
Сыромятников Сергей Николае- Тиандер Карл Федорович, фи-
вич, писатель, журналист - лолог - 103, 188, 674-675,
86 679, 681-682, 685, 690, 693-
Сычев Николай Петрович, ис- 694,697-698
кусствовед — 547 Тизенгаузен Владимир Густаво-
Сьёберг Андерс, шведский ис- вич, историк - 407, 417,
торик — 344 431,433,437,524
Тимофей Юрьевич, посадник Торбион Онгул, скандинав - 82

новгородский - 472 Торир Собака, норвежец - 679,
Ткиощук Борис Анисимович, 685-691,694
археолог - 199,242,410 Торстейн Дромунд, исландец -
Ъшур, среднеазиатский эмир - 82
529,581-582 Торчин, овчюх Святополка
Ткгмар из Мерзебурга, хронист Изяславича - 70, 285
- 9, 50, 54-55, 240, 245, 249- Торчин, повар Глеба Владимиро-
253, 255-258, 260-261, 265- вича св.-70, 272, 276, 285
266, 282, 292-293, 304, 310, Тохтамыш, золотоордынский
380-381,704 хан - 499
Ткгов Андрей Александрович, Траханиот Юрий Дмитриевич,
публикатор - 602 казначей - 595, 598
Тихомиров Михаил Николае- Траян, римский император -
вич, историк — 13, 19, 31, 399
37-38, 77, 88, 104, 115, 154, Труан, посол Олега — 182, 319
179, 209, 211, 360, 398, 561- Трыярски Эдвард, польский ар-
562, 573-574, 581, 584, 588, хеолог — 411
590, 593-594, 616, 624, 626, ТУдор, воевода галицкий — 400
655, 658 ТУдор, тиун вышегородский -
Ткхонравов Константин Ники- 390, 400
тич, историк — 502, 594, ТУдор Борзятич, боярин — 389,
619, 622 395, 403
Ъюонравов Николай Саввич, ТУдор Сатмазов, воевода берен-
историк — 502, 504 деев - 400
Ткшенков Кудеяр, сын боярский Тудор Тубынов, боярин - 389,
- 603-604, 609 395, 403
ТУкы, брат Чюдина - 34, 37-38,
Тови, дочь Мстивоя, княжна
63-64
ободритская — 157
ТУр, эпоним - 43-44
Товрул, татарин из войска Ба- Турт, Турпей, половец - 491
тыя - 523, 529, 582 Ъонрак Осулукович, половец-
Тодорова Елена, болгарский ис- кий хан - 420, 487
торик — 326
Токмаков Иван Федорович, ис- Уваров Алексей Сергеевич, ар-
торик - 594, 605, 618-619, хеолог- 210
622 Ужанков Александр Николае-
Токсоба, половецкий хан - 461 вич, филолог - 272-273,
Токта, ордынский хан — 437 289, 296, 374,474
Толочко Петр Петрович, архео- Улеб (см. Глеб Игоревич)
л о г - 103 Ульфельд Яков, датский посол
Толстой Иван Иванович, ну- -621
мизмат-297, 299-301 Ульяна, игуменья Покровского
Толстой Лев Николаевич, писа- монастыря в Суздале - 597,
тель - 575 614
Умила, дочь Гостомысла - 159 Феодосий, сын Дионисия, ико-

Ундольский Вукол Михайлович, нописец - 564
археограф - 531, 537 Феоктист, игумен Печерского
Упир Лихий, писец — 344 монастыря в Киеве - 71
Упир Офейг (см. Офейг Упир) Феофан Грек, иконописец —
Успенский Николай Дмитрие- 549,555,560-562, 567
вич, музыковед — 640 Феофил, архиерей — 226
Успенский Порфирий, исследо- Феофил, византийский импера-
ватель церковных древнос- тор - 105, 313-314
тей - 346 Фердинанд I, эрцгерцог, затем
Успенский Федор Иванович, ви- император австрийский -
зантинист - 191, 240 597
Филарет, митрополит - 547
Факси, конь Одда - 188 Филевич Иван Порфирьевич,
Фарлоф, посол Олега - 182, 318 историк - 101, 337
Фасмер Макс, немецкий линг- Филипп, митрополит - 630,640,
вист - 48, 149 644
Федор Борисович, князь волоц- Филипп Ян, чешский историк —
кий — 564 693
Федор Данилович, посадник Флетчер Джильс, английский
новгородский — 469 дипломат — 611
Федор Иванович, сын Ивана IV Флоровский Георгий Василье-
Васильевича, царь — 611, вич, историк - 328
622, 645 Флоря Борис Николаевич, ис-
Федор Тимофеевич, посадник торик - 496
новгородский — 472 Фоменко Анатолий Тимофее-
Федоров Павел Васильевич, вич, математик — 8
геолог — 132
Фортинский Федор Яковлевич,
Федоров—Давыдов Герман Алек-
историк - 105
сеевич, археолог - 407, 411,
419,431,483 Фотий, патриарх - 315, 345
Федоров-Челяднин Иван Пет- Фра Мауро, картограф - 132
рович, боярин — 637 Фрелав, посол Олега - 182
Фельман Α., французский исто- Фридрих I Барбаросса, герман-
рик — 126 ский император — 165
Феодор олгу—таркан, наместник Фрчек Ян, чешский филолог -
-191 578
Феодосий, игумен Печерского Фьезоле, Фра Джованни да
монастыря в Киеве - 16, 21, (Фра Беато Анжелико), ита-
30,45,47, 49, 60-61,63-64,66- льянский живописец — 547
67, 70-71, 74, 166, 243, 347,
352, 359, 363, 366, 368-372 Х-л-г-у, царь русов - 190
Феодосий Ц>ек, игумен Печер- Хакон, шведский король — 698
ского монастыря в Киеве - Хальвдан Черный, норвежский
49, 359 конунг - 160-161
Хальви/Хальфи, норвежец - 690 Хрисохир, родственник Влади-

Хальфдан Эйстенссон, норве- мира, царя русов - 249
жец - 694 Христиан-Вольдемар, датский
Харальд, брат Рорика - 153 принц - 160
Харальд, сын Горма, датский
конунг - 157 Цветаев Дмитрий Владимиро-
Харальд Прекрасновол осый, вич, историк — 534
норвежский конунг — 160 Цуло Георгий, стратиг Херсона
Харальд Серая Шкура, конунг - -321
690
Харальд Суровый, норвежский Чевака Мелентий Ефимович,
конунг - 82 двинянин — 393
Харламов Α., журналист — 693 Челубей, печенежин - 494, 512,
Хачатуров Рудольф Левонович, 529, 582-583
историк права - 185 Челяби—эмир, сын Мурада I -
Хвольсон Даниил Абрамович, 513,529, 582
арабист — 324 Черепнин Лев Владимирович,
Хелимский Евгений Арнольдо- историк - 13-14, 380, 471,
вич, филолог — 691 597
Хемминг/Гемминг, брат Рорика Черкасский Михаил Темрюко-
-153 вич, князь — 643
Хенниг Рихард, историк - 673 Чернов Сергей Заремович, ар-
Херрманн Йоахим, немецкий хеолог — 521-522
историк - 102,104, 106,156, Чернышевский Николай Гаври-
162 лович, писатель — 528
Хинкмар, архиепископ рейм- Чивилихин Владимир Алексее-
ский — 137 вич, писатель — 575
Хлевов Александр Алексеевич, Чилбук, половец — 462
историк — 76 Чилингиров Стилиан, болгар-
Хлодовик, восточно—франк- ский историк — 210, 398
ский король — 161 Чимабуэ (наст, имя - Ченни ди
Хмыров Михаил Дмитриевич, Пепо), ит. живописец — 547
историк - 605, 618 Чистякова Елена Викторовна,
Ходкевич Ян Иероним, великий историк — 529, 582
маршал литовский — 633 Чичуров Игорь Сергеевич, фи-
Хольманн Герман-Фридрих, лолог- 136
бельгийский историк — 91, Чудин (Чюдин), вышгородский
150, 156 наместник и боярин киев-
Хониат Никита, историк - 255 ский - 31, 37-38, 63-64
Хорошев Александр Степано- Шамбинаго Сергей Константи-
вич, историк - 584 нович, филолог - 440, 477,
Хорошкевич Анна Леонидовна, 511,513,533
историк — 517 Шарукан, половецкий хан -
Храбр, черноризец - 143 406,416, 425-426,444, 447
Шаскольский Игорь Петрович, Штаден Генрих, опричный ме-

историк - 76, 87, 694-695 муарист - 632-634, 636, 638,
Шастова Елена, игуменья Пок- 642-644
ровского монастыря в Суз- Шуйская Анастасия Васильев-
дале - 597 на, царевна - 605-607,609
Шафарик Павел-Йозеф, сло- Шуйский Василий Иванович,
вацкий филолог — 101 царь - 607
Шахматов Алексей Александ-
рович, филолог — 4, 13-15, Щавелева Наталья Ивановна,
21-23, 25-30, 33-35, 42, 47, филолог - 338
56, 65, 67, 71-73, 77, 88, 92, Щапов Ярослав Николаевич,
96-97, 99, 108, 116, 141, 149, историк - 402
166, 170, 172-174, 176, 181, Щенникова Людмила Алек-
196, 207, 213, 229, 234, 238, сандровна, искусствовед -
243, 259-260, 262, 269, 277, 569
282-283, 285, 287, 289, 292, Щепкина Марфа Вячеславна,
332, 345, 347, 349, 362, 382, филолог - 400, 457, 532-
386, 474, 533-534, 573, 701, 533,670
703 Щербак А.М. - 302
Шепелев Леонид Ефимович, Щербатов Михаил Михайло-
историк - 185 вич, историк — 650, 652
Шереметев Сергий Дмитрие-
вич, граф — 620, 622 Эгиль, исландец — 692
Шеффер Иоганн, географ — Эймунд, конунг — 688
674, 693 Эймунд, норвежец - 294
Шилик Константин Констан- Эломари, Ибн Фадлаллах, еги-
тинович, геофизик- 132 петский историк - 431, 524
Ширинский Сергей Сергеевич, Эльга (см. Ольга)
археолог — 301-302 Энговатов Николай Василье-
Шлецер Август, историк - 649
Эрбен Карел-Яромир, чешский
Шлитте Генрих, авантюрист —
филолог - 182,318-319
630, 645
Эрбен Я.-К. (см. Эрбен К.-Я.)
Шлихтинг Альберт, опричный
Эрик, конунг датский - 157
мемуарист - 633-635, 637, Эрик Победоносный, шведский
640-642, 644, 647
конунг - 126-127
Шляков Николай Васильевич, Эннинген, Куно фон, граф -
филолог — 401, 504 250,310
Шляпкин Илья Александрович,
филолог — 639 Югурта, царь нумидийский -
Шмит Сигурд Оттович, историк 165
- 588, 623 Юлиан, монах - 240, 327-328
Шнитников Арсений Владими- Юнусов Ариф Сейфулла оглы,
рович, географ — 103, 133 азербайджанский историк
-433
Юрий (Васильевич), сын Елены Ярополк Владимирович, сын

Глинской-599, 610-611 Владимира Всеволодовича,
Юрий Владимирович, сын Вла- князь киевский — 353, 365
димира Всеволодовича, Ярополк Изяславич, сын Изя-
князь владимиро-суздаль- слава Ярославича, князь -
ский-422, 484-485, 492 58, 67, 299, 360, 362
Юрий Дмитриевич, сын Дмит- Ярополк Святославич, сын Свя-
рия Ивановича (Донского), тослава Игоревича, князь
князь звенигородский - 563 киевский - 29,41-43,45,54,
Юрий Иванович Жилка, князь 56-57, 80, 110, 113, 194, 203,
дмитровский — 626 220, 224, 228-230, 235-242,
Юрий Малой (см. Ю.Д.Траха- 247, 257, 267, 269-271, 273,
ниот) 281, 286, 292-293, 295, 301,
Юрий, новгородский посол — 304, 260-361
470 Ярослав Владимирович, сын
Владимира Святославича,
Ягайло Ольгердович, великий князь новгородский и киев-
князь литовский - 496-497, ский - 16, 23, 32, 37, 44, 46,
500, 509, 520, 538, 540 51, 53-59, 61-62, 66-67, 70,
Яким, новгородец — 396 79-81, 86, 94, 108, 110, 114-
Яким, новгородский посол — 115, 167-168, 173, 201, 234-
470 235, 237, 239, 249-270, 272,
Яким, протопоп софийский - 276, 279-280, 282, 284, 286-
380-391,395,403-404 287, 290-300, 305, 307-309,
Якобсон Роман Осипович, аме- 311, 316, 329, 331, 340-341,
риканский филолог — 572, 344, 348, 359, 361-362, 370,
579-580 373, 375, 378-379, 381, 511,
Якубовский Александр Юрье- 649, 704-705
вич, историк — 324 Ярослав Владимирович (Осмо-
Якун (см. Акун) мысл), сын Владимирко
Якун, племянник Игоря - 201 Володарьевича, князь га-
Ян, старец — 45, 61, 64, 66, 345, лицкий - 10, 18,400
369,373 Ярослав Всеволодович, сын Все-
Ян Вышатич, воевода киевский волода Ольговича, князь
-61,63,66, 173,345 черниговский - 358, 422,
Янин Валентин Лаврентьевич, 449,461,485,489
археолог-92, 128, 148,219, Ярослав Всеволодович, сын Все-
241, 253, 259-260, 295, 298, волода Юрьевича, князь
300-302, 304-307, 310, 342, владимирский - 422
346. 394, 472, 568,705 Ярослав Глебович, сын Глеба
Янка Всеволодовна, дочь Всево- Ростиславича, князь рязан-
лода Ярославича - 121, 391, ский - 358
395 Ярослав Святополкович, сын
Ярицлейв (см. Ярослав Влади- Святополка Изяславича,
мирович) князь волынский - 73
Ярослав Святославич, сын Свя- Яроцкий Яков Васильевич, ис-

тослава Ярославича, князь торик - 477
черниговский - 450 Яхья Антиохийский, арабский
Ярославичи - 64, 67, 97 историк - 248
Ярославна, жена Игоря Свято-
славича - 131, 480
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ 749
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
Абесгун, г. - 327 Армения — 114, 144, 432

Або - 87 Арнхольм/Архольм, о-в — 695
Абхазия — 560 Арта/Арса - 315
Австрия -338 Архангельск, г. — 120
Аглянская земля — 77 Аспо, о-в — 695
Адлейгьюборг, г. - 152, 163 Аспо, пролив - 695
Адрианополь, г. - 125 Атлантический океан —124,
Адриатическое море - 125-126, 327, 677
152 Афанасьево, с. - 522
Азербайджан - 128 Афон, п-ов - 140
Азия - 431, 412-413, 422, 430- Африка - 165, 224,411,443
431,443, 562 Ахайя- 135
Азия Малая — 126 Ахиллов дром (совр. Тендерская
Азия Средняя - 128, 224, 334, коса)— 322
412, 694
Азовское море - 311-312, 322-
323, 339 Бавария - 338
Акмечеть, г. - 326 Балин, г. -71, 365
Алаборг, г. - 163 Балканский п-ов — 130, 139,
Аландские о-ва - 128, 152, 695 186, 336, 428
Аландский пр. — 695 Балтика/Балтийское море — 77-
Албания - 114 78, 87, 90, 93-94, 101, 119,
Александрия, г. - 346 123-128, 130, 149, 152-153,
Александров, г. - 644 165, 167, 192, 308, 313, 327,
Александрова слобода - 5, 630, 680, 684-685, 694-695, 698,
635, 637-644, 646 703-705
Алексин, г. — 514, 644 Бари, г. - 126
Альденбург, г. — 163 Башкирия - 411
Альта/Льта, р., приток Трубежа Бежецк, г. — 693
(Днепровского) - 57, 70, Белая Вежа, крепость — 305, 329
256, 263, 271-272, 279, 281- Белгород (под Киевом), г. - 52,
285, 290, 292-293, 296 112, 239, 247, 369,374
Амастрида, г. - 314 Белград на Дунае, г. - 125
Анатолия - 134 Белобережье - 197, 223, 227,
Англия - 83, 120, 327 232, 321-322
Андрианов берег, с. - 678 Белое море - 674, 676-678, 683,
Ани, г. - 432 691,700
Апулия, г. - 165 Белоозеро, г. - 127
Арабатская стрелка, коса - 322, Белый, о-в - 197
333 Берген, г. - 696
Арзуга (см. Варзуга) Бердаа, г. — 328
750 УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ 750
Березуй, уроч. - 519, 529, 535- Ваганьково Старое, уроч. - 614,

538 617
Берестово,с. - 53, 239, 273, 278 Варангерфиорд, залив — 684
Берестье (совр. Брест), г. - 264, Варанголимен, бухта - 107, 322,
268, 272, 280,283 326
Берлад, г. - 333 Варзуга, р. - 675, 683
Беруриод ( совр. Берлиуд) - Варзуга, с. - 678
188-189 Варна, г. - 345
Биармия - 7, 673-679, 683-694, Варяжская улица в Новгороде -
696-700 87
Бирка, г. - 103, 152 Варяжский о-в на Днепре — 86
Бискайский залив — 124 Варяжское море — 77-78, 87, 90,
Боголюбово, с. - 437 98, 116-118, 122, 124, 128,
Болгария - 20, 47, 52, 137-138, 134-135, 145-146
142, 144, 188, 198, 210, 220- Василев, г. - 48-49, 243
221, 225, 227, 232-233, 243, Βασιλίευζ πόλιζ (см. Констан-
289, 339, 398-400, 416, 436, тинополь)
574 Васильев, г. — 112
Болгарская земля — 97, 136 Ватикан — 141
Борисфен (совр. Днепр), р. - Везер, р. - 152-153
335 Великий град/Велиград, г. -
Боричев взвоз в Киеве — 37,381, 152, 159,162
463 Великая, р. — 209
Боспор Киммерийский (Кер- Великий Восточный путь — 128,
ченский п-ов) — 114, 198, 153,158
212, 221,320, 322, 329, 334 Вена г. 599
Боспор Киммерийский (Кер- Венгрия - 188,283,337,339,405
ченский пролив) — 113, 224, Венгрия Великая — 240, 328
325-326, 330 Венеция, г. — 126,432
Босфор, пролив — 125, 128, 183, Верда, р., приток Прони - 518-
207,217, 344 519
Ботнический залив - 691,697 Византия - 81-83, 85-86, 89, 93,
Британия — 125, 135, 152 120, 126, 135, 137-138, 142,
Брянск, г. — 495 144, 180, 185-187, 190, 196,
Буг Западный, р., пр. приток 198, 203, 205, 217-220, 224-
Вислы-56, 80, 108,11,252, 225, 288, 309, 314, 323-324,
254, 257, 260, 266 327, 341, 399-401, 415-417.
Буг Южный/Гипанис, р. — 33, 424, 426, 433, 436, 452, 560,
131-132 570
Будапешт, г. - 187 Вина (см. также Двина Запад-
Булгар, г. - 224, 324, 326-327, ная), р. - 686-687,689-692
329 Висбю, г. - 300, 308
Булгария Волжская — 405 Висла/Вистула, р. - 97-98, 105,
Бьяркей, о-в - 686-687 125, 146, 165, 685
Бьярмаланд (см. Биармия) Витичев, г. - 26, 372
Владимир Волынский, г. - 25- Галогаланд (см. Халогаланд)

27, 73,476 Гальберштадт, г. - 308
Владимир на р. Клязьме, г. - Гамбург, г. - 93
412, 509,549,569, 608 Гандвик, залив - 686, 689, 697
Вожа, р., пр. приток Оки - 497, Гданьск/Данциг, г. - 85, 125
505-506,519,527-528,535 Гейрсвер, пос. - 687-688
Воинь, г. - 425, 484 Георгия св. устье Дуная - 131
Волга, р . - 7 7 , 117, 124, 127-128, Германия - 92, 101, 107, 111,
152, 272, 276, 284, 327, 329, 113, 160,312
334, 376, 411, 517-518, 576- Геттинген, г. — 649
577, 697,702 Гибралтарский пролив - 124
Волин/Юмна, г. - 92, 123, 125, Гильдесгейм, г. - 339
152 Гипполаев мыс у слияния pp.
Волок, область новгородская — Ю. Буг и Днепр - 133
472 Гнездово, пос. — 134
Волошская земля — 77 Гнезно, г. - 378
Волхов, р. - 72, 87, 98, 104-105, Голландия — 648
116, 118, 127, 145, 157, 163, Голыптейн, область - 104
165-166, 245, 259-260, 308, Городец, г. - 561
340, 376, 702,705 Городище-Луки, погост — 134
Волынь - 25, 55-56, 282, 293, Готия Крымская — 114, 212
432, 477, 488 Готланд, о-в - 87, 128, 152, 308,
Воронеж, г. — 517 696
Воронеж, р., лев. приток Дона - Готский берег - 88, 118, 659
497,517, 520, 532, 536 Гренландия - 677-678
Воронеж Лесной, р., один из Гретлингбо, пос. - 308
истоков р. Воронеж- 518 Греция — 85
Воронеж Польный, р., один из Греческая земля (см. Византия)
истоков р. Воронеж - 518 Грон, р. в Словакии — 283
Восточное море (см. Балтий- Гротреск, г. — 308
ское море) Грузия - 416, 429, 439, 446
Восточный путь (Austrvegr) — Гюргев, г. - 130, 187, 335-336
694-697
Вручий (см. Овруч)
Всеволож, г. — 25 Дакия - 135
Вышегород/Вышград, г. - 37- Дамаск, г. - 346
39, 112, 239, 271-272, 274- Дания - 126-127, 151, 155, 186,
275, 284-285, 290-293, 297, 695, 698, 705
317 Двина Западная, р. - 97, 117-
Вышеславское, с. - 595, 597, 118, 124, 128, 134, 692-693,
601,614 698-699
Двина Северная, р. - 675-677,
683-684, 690, 699
Галатия - 114 Двинская земля - 674
Галиция - 432 Дедковичи, погост - 134
Денисы, с. - 310 Дорогобуж, г. - 68, 367, 372

Дербент, г. - 580-581 Дорогожичи, уроч. - 238, 256,
Дерева/Дереви - 114, 198-199, 285
210, 225,270 Доростол/Дерестр, г. - 41, 219,
Деревская земля - 37, 41, 112- 223, 225-230, 233, 238, 322,
113, 198,213 337
Деревская пятина Великого Дохино, с. - 134
Новгорода - 39, 11, 205, Дрянь, болото - 134
213,221 Дубенка, р., приток Киржача —
Дерестр (см. Доростол) 502-503, 505
Дерпт (совр. Тарту) - 308 Дунай, р. - 33, 39, 61, 92-93, 97-
Десна, р., лев. приток Днепра — 98, 101-102, 105-107, 125-
39,51,246 126, 128, 130-131, 134-135,
Депгг-и-Кыпчак - 417, 451 145-146, 152, 165, 187, 196,
Дидгори, г. — 416 220-221, 224-225, 227, 233,
Дина/Дуна (см. Двина Запад- 266, 290, 322, 327, 335-337,
ная) 339-340, 342-343, 376, 401,
Дмитриевка, дер. — 518 416, 424, 426, 428, 507, 524,
Дмитров, г. — 521 703
Днепр, р. - 33-34, 38-39, 92, Дьер, г. - 126
106-107, 11-112, 114-119,
123-124, 128-132, 134, 136,
138, 145-146, 165-166, 172, Европа - 77, 101-103, 111, 124,
186-187, 189, 197, 214, 220, 126-127, 186, 192, 203, 309,
227, 242, 256, 269, 84, 290, 317, 351, 422, 433, 490, 562,
310, 312, 317, 326-327, 329, 633, 705
335, 337, 343, 358, 370, 376, Европа Восточная - 77, 94, 123-
456, 480, 484, 486, 491, 511, 124, 130, 166, 170, 186, 181,
532, 703 187, 224, 240, 300, 312-313,
Днепровское устье — 321 328, 336, 376, 396, 405, 407,
Днестр, р. — 197 428,456, 694, 697, 702
Добруджа - 411 Европа Западная - 106, 300,
Долобск, г. — 71,444 320,411,414, 433,630, 646
Дон, р. - 128, 131,323, 327,335, Европа Северная — 33, 77, 106,
339, 365, 415, 452, 456, 459, 123, 126, 149, 152, 312, 340,
463, 465, 480-481, 493, 495, 694
498, 500-501, 505, 510, 512, Европа Центральная - 106,130,
516-521, 528-529, 532-533, 137, 186, 224, 291, 312, 314,
535-536, 541, 578 327-328, 336
Донец, г. - 460, 463, 467 Европа Юго-Восточная - 224
Донец (Северный), р., пр. при- Европа Южная — 428
токДона - 460-461,463-464, Едерен, округ - 188
467, 479 Еникале, городище — 342
Дорестад, г. — 153
Желань, р., лев. приток Стугны Индигирка, р. - 708

- 112 Индия - 411
Железные врата (см. также Дер- И р а н - 128, 224
бент) - 573, 576-578, 580- Искоростень (см. Коростень)
581 Искр, г. - 212
Железные врата на Дунае - 336 Исландия - 677
Жемойтия — 487 Испания — 150
Испигас (Галата и Пера), приго-
род Константинополя — 288
Заволочье/Заволочская земля — Истр (см. Дунай)
472, 678, 685 Истрия/Истрос, г. - 125
Закарпатье - 312 Италия - 83, 165, 547, 559 -
Залесье Дунайское (см. Тран- 560, 574
сильвания) Итиль, г. - 224, 324, 326, 329,
Залозный путь — 339 334
Западное море (см. Северное Итларь, с. - 437
море)
Запорожская Сечь — 340
Заруб, г. - 484 Йомалы святилище — 674, 686-
Звенигород под Киевом, г. - 27 687, 689-691, 693-694, 699
Звенигород под Москвой, г. - Йрима/Йрмо, о-в - 695
550, 554, 559,563
Зееборг, г. - 165
Зейдерзее, залив - 98 Кавказ - 135, 224, 314, 415, 429,
Зихия — 327 493
Змеиный, о-в -197, 321 Казанский брод на Волге - 517
Зобер, гора - 283 Казар, уроч. - 517
Золотая Орда — 417 Калка, р. - 382
Золотой Рог, бухта - 176-177 Калос Лимен (совр. Черномор-
ское), бухта — 322
Калязин, г. - 522
Ивановка, с. - 132 Каменец-Подольский, г. - 432,
Идрунт (совр. Отранто), г. —83 476, 479
Иерусалим, г. - 122-123, 126, Канев, г. — 459
147 Каппадокия — 114
Иетцель/Йесна, р. — 111 Караш, слобода - 514
Изяславль, г. — 44, 302 Каргополь, г. - 594, 600, 618
Иллирия-34, 143, 159 Карельский залив (см. Фин-
Илмер, оз.-97-98, 116, 148 ский залив)
Илурик (см. Иллирия) Карельский перешеек - 675,
Ильмень, о з . - 9 8 , 118-119, 134, 695
163 Карибское море — 327
Ильмень, р. в земле вендов - 98 Кариенкаске, о-в - 695
Ингельгейм на Рейне, г. — 102, Каринтия — 126
105, 153, 156,313 Каркинитский залив - 326
Карл сё/Карл ос, о-в - 695 Киевская земля/княжество -

Карнач (см. Ургенч) 68,115,486
Карпаты, горы - 187, 314, 336, Килийское устье Дуная - 131
338,411,420 Кильский канал - 152
Каспийское море - 102, 127- Кинбурнская коса - 132-133,
128, 224, 312, 324-327, 413, 300
704 Клементьево, с. - 522
Каспля, р., лев. приток Запад- Княжево, с. — 522
ная Двины - 134 Кокуево, с. - 522
Кафа (совр. Феодосия) - 573, Колмоград, г. - 159
578,580-582 Колобжег, г. - 92, 152
Кашира, г. — 519 Коломна, г. - 498, 509-510, 519,
Каяла, р . - 4 6 3 , 467, 481 535,539, 551-552, 584
Кег/Киг, о-в - 678 Колхас (совр. Колхида) — 114
Кексгольм (см. Корела) Кольский залив - 684
Керченский пролив — ИЗ, 227, Кольский п-ов - 674-675, 683
311,325 Конечный, погост - 678
Керчь, г. - 107, 224, 339, 342 Константинополь, город - 13,
Киава/Киоава (см. Киев) 16-18, 35, 39-42, 48, 79-80,
Киев, г. на Днепре — 23, 25, 27, 82, 100, 102, 105-106, 108-
31-34, 36-41,46, 48-49,51-56, 109, 117, 121-122, 124-127,
59-62,64-65,67-69, 72-73,79- 129-130, 135, 137-138, 145,
81,86, 89,93,99-100,103-104, 152, 165, 170, 174-177, 180-
107-108, 112, 114-115, 117- 181, 189-190, 194, 196-197,
122, 124, 129-130, 157, 166- 201-203, 205-209, 211, 214-
168, 172-175, 178, 183-184, 217, 219-222, 225, 232, 244,
186, 189, 192, 194-196, 199- 248-249, 251, 267, 269, 288,
200, 211, 213-214, 216, 220, 309, 313-315, 317, 322, 324,
223-225, 227-228, 230, 234- 328, 331, 335, 338, 340-344,
235, 237-238, 241-245, 249, 353, 370, 379-380, 397-398,
252-257, 259-262, 264-267, 407, 417, 436, 513, 573, 580-
269, 271-274, 282, 284-287, 581,702
291, 293-294, 296, 304-305, Констанца, г. — 135
310-312, 316-317, 321-322, Кончура, р. в Сергиевом Поса-
325, 328-330, 332, 336-337, де, приток Торгоши — 522
339-340, 342-343, 350, 360- Копорье, крепость/уезд - 90,
361, 363, 368-370, 374-376, 161
378, 381, 391-392, 394, 399- Корела/Кексгольм (совр. При-
402, 404, 441, 445, 454, 459, озерный), город-676
463, 481, 484, 491, 506, 509, Корельский погост - 678
582, 702-703, 705-707 Коростень/Искоростень, г. -
Киев, г. на Дунае - 220 14, 37, 111,200,212-213
Киевские горы («горы Киев- Коротенский погост - 134
ские») - 34, 37, 46, 146, 173, Корсунская сторона - 227, 321
210, 381,481-482
Корсунь (см. Херсонес Таври- Лопасня, р., лев. приток Оки -

ческий) 498,519, 535
Корсунь (см . Херсонес Дакий- Луга, р.-213, 221
ский) Луцк, г. - 27
Корчев (совр. Керчь), город - Лыбедь, р., пр. приток Днепра
332 - 4 0 , 46, 112
Краков, г. - 128 Лыбедь, р., лев. приток Клязь-
Краен, г. - 112 мы - 608
Кременец, г. - 477 Лыхны, с. - 560
Кремль в Москве — 555-556, Любеч/Любек, г. - 260
565, 587, 609,637 Любеч, г. на Днепре — 16, 55,68,
Крит, о-в - 219 171, 178, 254, 256-257, 260,
Крым Горный - 326 264, 282,317,511,513
Крым, п-ов - 107-108, 114, 197, Любомль, г. — 476
204 , 249, 321-323, 326-327, Любутск, г. - 513-514
385 Люнебург, область — 107
Куар, г. — 122 Лядская земля — 280
Кузмина гать —536
Куликово поле - 448, 468, 481,
498, 500, 507, 513, 515, 521, Магдебург, г. - 192, 337
526, 532,535-536 Магнополис, г. — 162
Кунья, р. — 134 Мазовия — 97
Курляндия — 692, 696 Македония — 114
Курск, г. — 461, 463 Мальмё, о-в — 695
Куявия - 99, 130 Матарха/Таматарха, город/об-
Кяр, о-в — 678 ласть - 107, 240, 311, 333-
334
Матрика, город/область — 327,
Ладога, г. - 22-23, 28, 72, 89, 333
102-103, 127, 148, 164, 184, Медиолан (см. Милан)
187, 260, 369 Межимостье, г. — 485
Ладога/Ладожское оз. - 116, Мекленбург, г. — 152, 162-163,
118, 124, 129,157,675 186, 702
Лангей, о-в - 686 Мекленбург, область - 91-92,
Лапландия - 674,687, 693 104, 154-155, 157, 159, 161,
Латвия - 693 168
Лебедка, дер. - 302 Мекленбургская бухта — 155,
Линеботе/Лемботе, пос. - 695 163
Ленгьювик, пос. - 687-688 Меларен, оз. —152
Ливония - 121-122, 141 Мерзебург, г. - 50, 54, 704
Листвен, г. - 57, 80, 264, 267 Мидия — 114
Литва - 481, 495-497, 514, 516, Микилингард, г. — 162
529,612,633 Миклагард, г. - 105,152
Ловать, р. - 116, 124, 129, 134 Милан, г. - 599
Ловикзунд, пролив — 695 Минск, г. — 353
Митридата гора — 325 605-606, 608-609, 614,

Митьковка, с. — 310 617-619, 622
Михайлов, г. - 520 Рождества Богородицы на
Михелинбург, г. - 162 Рву в Москве - 590, 593-
Мозырь, г. — 485 594
Монастыри: Саввино-Сторожевский в
Андреевский в Киеве - 121 Звенигороде — 550
Афанасия св. в Твери - 639 Сазавский в Чехии — 288
Богородицы на Болдиных Симонов в Москве — 498,
горах в Чернигове - 60 513-514
Борисоглебский под Росто- Соловецкий на Белом море
вом Великим - 615, 625 -470
Выдубицкий (см. Михаила Сорская Нилова пустынь —
Архангела в Киеве) 617
Георгия в Киеве — 59 Спасо-Андроников в Моск-
Дмитриевский Ряжский — ве - 563,565-568
518, 520, 530, 536,538 Троице-Сергиева лавра —
Зографский на Афоне — 140 471, 494-495, 500-502,
Иосифо-Волоколамский — 504, 506, 508, 510, 521-
564,571 522, 528-530, 542, 544-
Ирины в Киеве — 59 545, 548, 554-557, 559-
Киево-Печерский (см. Пе- 560, 563-565, 567,
черский в Киеве) 569-570, 624
Кирилл о- Белозерский — Успения Богородицы в г.
506-507, 570, 626 Александрове — 644
Михаила Архангела (Выду- Успения Богородицы на р.
бицкий) в Киеве — 13,21- Дубенке - 502-505
22,296, 347,352, 358,361, Фалькенау в Ливонии - 121,
366,375 123,141
Михаила Архангела на Бе- Фульды — 151
лом море - 678 Царевоконстантиновский
Михаила Архангела на Се- во Владимире на Клязь-
верной Двине - 394 ме-514
Николая в Кореле - 678
Николая Пустынника на Моравия - 47, 97, 142, 145, 147,
Волыни - 477 283
Никольский в Москве — 590 Моравия Великая — 136, 138
Ольгов в Рязани — 497, 534 Москва, г. - 118, 120, 451, 495-
Печерский в Киеве - 10, 13- 497, 499, 505-506, 509-510,
14, 18, 21, 22, 30, 60-61, 512-513, 516, 520-521, 532,
63,70-71,74-75, 269, 332, 535-536, 538-5540, 547, 549,
335, 345, 349, 351-352, 555-556, 558-559, 565, 570,
363,368, 370-371,414 582, 584, 587, 591, 593, 597-
Покрова Богородицы в Суз- 598, 600-602, 608, 614, 616,
дале - 589, 593-594, 597, 633-635, 643, 645-646, 660
Москва, р., лев. приток Оки - Новый торг, г. - 87

376,498 Ноград/Новгард на Дунае, г. -
Мраморное море — 126 130, 187,335
Мета, р. - 39, 208, 213-214, 221 Норвегия - 125, 151-152, 155,
Мурманский берег - 683 160, 186, 308,679, 683,695
Муром, г. - 77, 271-272, 284, Нордкап, мыс - 683
364,702 Нормандия - 150
Мячино, с. - 134 Ньючепинг, г. — 87
Наригет/Нарген/Найсаар, о-в Овруч, г. — 42, 111-112, 238

-695 Оденсхольм/Омуссаар, о-в —
Нарыш, дер. - 191 695
Нева, р . - 5 1 1 , 695 Одер/Одра, р. - 92, 102, 105,
Невель, г. - 479 123, 125, 134, 146, 152, 165
Нево, оз. (см. Ладога) Одоев, г. — 525
Неглинная, р., пр. приток р. Ока, р. - 124, 127-128, 228, 271,
Москвы - 637, 639, 643 284, 334, 498,500,519-520
Нежатина Нива, уроч. - 34, 67, Оковский лес - 117-118, 128,
331,401 146
Немогарды, г. - 136, 221, 340 Окуневка, с. - 326
Ненокса, погост - 678 Олешье, г. — 339
Непрядва, р., пр. приток Дона — Олонец, г. — 163
498,500,507,519-521,532, 536 Олт/Альт, р., лев. приток Дуная
Нидерланды - 103, 152 - 130, 290
Ниш, г. - 125 Ольвия, г. — 133
Новгород на Волхове, г. - 23, Ольжичи, с. - 39
33, 43-44, 50, 53, 55, 66, 77, Онега, р. - 675
79-81, 87-91, 93, 101, 103, Ополье владимирское - 437
108, 111, 117-120, 123, 127, Ордосно, оз. - 134
129, 134, 142, 148, 155, 157- Орнач (см. также Ургенч), г. -
168, 171, 186-187, 192, 225, 578, 580-581,584
235, 238, 242, 245, 253, 255, Орзунд, пролив - 695
257-260, 264, 266-267, 269, Орскар/Оро, о-в - 695
302, 306, 308, 311, 317, 340- Оскол, р., лев. приток Сев. Дон-
344, 364, 269, 376, 379, 396, ца - 461,463-464
470, 472, 478, 488, 491, 510, Остенде, г. - 150
549, 560, 562, 571, 579, 584, Остер, р., лев. приток Десны -
639, 644, 696, 702, 705 51,246
Новгород-Северский, г. — 443, Остзэ (см. Балтийское море)
445,451,458,460, 463,485
Новгородская земля - 79, 91,
92, 104, 205 Павловское, с. - 614
Новогард в Поморье, г. — 308 Палестина — 123
Новоторжец, г. — 87 Панино, с. — 522
Паннония - 136,138 212, 228, 312, 336, 426, 430,

Патры, г. — 135 435
Пафлагония - 114, 314 Познань, г. - 308
Перекоп - 322, 339 Половецкое Поле/земля - 419,
Перемиль/Перемышль, г. — 25, 427,451,464, 537,579
476 Половецкое, с. — 437
Переславль Залесский, г. — 437, Половля, р. - 134
496, 521 Половцы, с. - 437
Переславль Суздальский (см. Полоцк, г. - 43-44, 65, 80, 108,
Переславль Залесский) 178,236-238, 264, 294, 306
Переяславец на Дунае, г. - 220, Полоцкая земля - 238
225, 232-233 Полтавская губ. - 342
Переяславль Рязанский (см. Польша/Польская земля — 52,
также Рязань) - 519, 535 55-56, 91, 99, 104, 108, 262,
Переяславль Южный, г. - 52, 308, 337-338, 378, 405, 600,
104, 121, 178, 208, 321, 364- 622, 634
365, 374, 459, 462, 464-465, Померания/Поморье - 152,
467,491,703, 706 161, 174, 576
Переяславльское княжество - Поморье варяжское — 85-86,
115 125, 359
Пермь Великая - 674, 685 Поморье славянское — 85, 90,
Петербург, г. - 120 93, 95, 125, 155, 167, 308,
Пинск, г. - 271, 282, 300, 476 376,695
Пиргос, г. - 335 Поной, р. - 683
Пиринейский п-ов — 152 Понт/Понтьское море (см. Чер-
Плесков (см. Плиска) ное море)
Плесков (см. Псков) Поочье - 98
Плиска, г. - 39, 209-210, 218, Поросье — 484
232, 340, 398-399 Порусье, р. - 134
Пловдив/Филиппополь, г. — Посемье — 449,462
125, 144 Посулье - 459, 576
Повисленье - 92,98 Почайна, р., пр. приток Днепра
Поволжье - 98, 437, 675, 685, -217
704 Прага, г. - 128
Подвинье — 675,677 Предславино, с. - 46, 255
Поднепровье - 99, 101, 108, Преслава, г. - 130, 210, 229, 233,
113-115, 130, 167, 186, 192, 399, 703
310, 312-315, 321, 326, 329, Приазовье - 135, 139, 233
334, 338, 409 Прибайкалье — 428, 431
Подол, район Киева - 37-38, Прибалтика Восточная - 152,
381 695-696, 698
Подолия - 432 Прибалтика Южная - 91, 323
Подонье — 420 Приднепровье - 89, 325
Подунавье - 98, 100, 107-108, Приильменье - 159
ИЗ, 137-139, 186-188, 192, Приладожье — 104
Приозерный, г. - 676 462-463,573,581

Прионежье - 677 Ромсдале, г. - 308
Припять, р., пр. приток Днепра Родос, о-в - 306, 401
-111,113,212, 386 Ронсевальское ущелье - 440
Причерноморье - 131, 305, 314, Росенгау, округ - 150
329, 407 Росия-311,313, 317, 340, 703
Пропонтида, пролив - 314, 342 Росса г 322
Пруссия Восточная - 680 Россия - 78, 126-127, 164-165,
Псков, г. - 39, 91, 103, 196, 209, 167, 169, 180, 185, 629, 632-
250, 294, 398, 496, 639 635, 638,678-679
Пуркал/Порккала-удд, мыс - Россо, пос. — 322
695 Россока, пос. - 322
Путивль, г. - 443, 450 Россофар, пос. - 107, 322, 326
Путь из варяг в греки - 78. 116, Ростов Великий, г. - 178, 235,
118-119, 123-126, 129, 134, 284, 437, 602
145-146, 155, 165, 171, 343, Ростовское озеро (оз. Неро) —
377 602
Пьяна, р., лев. приток Суры - Росток, г. - 130
465 Рось, р., пр. приток Днепра —
58, 242, 424-425, 465, 485
Рублево, топоним - 567
Раба, р. - 126 Ругия - 337
Равич, г. - 308 Румыния - 188
Раковор, г. - 469 Русе/Русь, г. - 107, 125, 130,
Ракома, с. - 255 335-336
Рафниста (совр. Рамстад), о-в - Русиния/Рутения — 337-338
188 Русса, р. - 134
Ревель (совр. Таллин), г. - 633, Русское Устье, пос. - 707
695 Рустринген, округ - 103, 150,
Редья, р. - 134 153-155, 161-163
Рейн, р. - 102, 125, 152-153 Русь/Русская земля, государст-
Рерик в Мекленбурге, г. - 155, во - 7, 9, 13, 20, 33, 35, 39-
162,163 40, 52, 64-65, 69, 78-79, 83-
Рерик возле Остенде, г. - 155 86, 89-91,93,96-97,101-104,
Ретра, г. — 152 108-110, 112, 115, 118-123,
Рефхольм, о-в - 695 129, 131, 135, 144, 146-147,
Рига, г. - 118, 659-660 151, 157, 159, 162-163, 165-
Рижский залив - 128, 675, 691, 166, 168, 176, 178, 181, 184-
693,698 189, 192-194, 203-204, 206-
Рим, г. в Италии - 71, 116-117, 208, 213-214, 216, 220, 222,
120-122, 124, 126, 134-135, 225, 232, 234-235, 237, 241,
137-139, 142, 145, 147, 244, 243, 250-251, 254, 256, 264,
338, 365, 428, 433, 574, 576- 267, 269, 286-287, 293-295,
578,580-581 299-300, 309-310, 313, 315,
Рим/Римов, г. в Поднепровье - 321, 323, 327, 329, 333-340,
347, 351-353, 356, 359-361, Сергиев Посад, г. - 522

365, 371, 373, 375-377, 392, Серпухов, г. - 519
395, 397-400, 403-405, 408, Сертея, река - 134
412, 415-422, 424-426, 429, Сетомля, р., приток Почайны -
433, 438-439, 441, 445, 450, 47, 59, 63, 266, 368
452-454, 459-460, 462, 471, Сиваши - 322
475, 477, 490-491, 497, 502, Синоп, г. - 117, 135
507, 525-527, 530, 532, 548, Сирмий (см. Срем)
551, 560, 562, 570, 578, 585,Скандинавия — 103,190
599, 603, 612, 674, 695, 697,Скифия - 114, 134
704, 706, 708-709 Скопин, г. - 518-520, 536
Русь Верхняя - 104 Славенск, г. - 159
Русь Дунайская - 339 Смоленск, г. — 103, 118, 124,
Русь Приднепровская — 220, 128-129, 171, 272, 276, 284,
322, 333 317,364, 367,622,659, 702
Русь Таманская - 94, 219, 322 Смядынь, р., приток Днепра у
Русь Черноморская — 94, 322 Смоленска — 272, 276, 284
Рыльск, г. - 548 Сновск, г. — 225
Рюриково городище - 164 Сожица, р. - 34, 38, 63, 67, 331
Рюриксберг, г. - 150, 155 Сокндале, округ - 188
Ряжск, г. — 535 Солунь, г. - 346
Рязанская земля/княжество — Средец (совр. София), г. - 142
497, 505, 519, 538, 540 Средиземное море — 120, 124,
Рязань Старая, г. — 358, 364 138, 165,327
Рязань (Переяславль Рязан- Срем, г. - 142
ский), г. - 519-520, 536 Ставангер, г. - 188
Старая Ладога, г. - 91, 103, 152,
157, 163
Сааремаа, о-в — 308 Старая Руса, г. — 213
Сава, р., пр. приток Дуная — 142 Старгард, г. - 85, 152, 163
Саксония - 308 Старгород, г. - 163
Саксония-Вестфалия - 93, 103 Старица, г. - 559
Сальница, р., пр. приток Сев. Стародуб, г. - 496
Донца-365, 377,464, 525 Старое Симоново, с. — 512, 514
Самарский перевоз через Волгу Степь - 415, 418-421, 423-426,
-517 433, 437-439, 448, 453-454,
Самбат, крепость - 317 475,490, 706, 708
Сандвер, пос. — 686-688 Стикластадир, пос. — 688
Саркел, крепость — 302-303, 305 Стокгольм, г. - 649, 695
Сарматия - 114 Стрельна, р. - 675, 683
Святая Земля — 126 Стугна, р., пр. приток Днепра -
Святой Нос, мыс - 683 52, 68, 246, 278
Северное море - 78, 103-104, Сугров, г. — 71, 365
124, 152, 327,681-682 Суд/Сунд (см. Босфор)
Семендер, г. — 224 Суздаль, г. - 264, 589, 593-595,
600, 605-609, 614, 616-618, Торжок, г. - 469, 559

699 Трансильвания - 101, 312, 335,
Сула, р., лев. приток Днепра - 337
52, 246, 459, 465 Треполь, г. - 112,462,485
Сулинское устье Дуная — 131 Триест, г. - 125-126
Сура, р., пр. приток Оки - 518 Троице-Хлавица, погост — 134
Сурож (совр. Судак), г. — 343, Тромсё, г. - 678-679, 683
576 Троса, г. — 87
Сутень, р. - 66 Трубеж, р., лев. приток Днепра
Сюурлий, р. - 446-447,461,464, -51,246, 284
467,478 Трубеч/Трубчевск, г. — 458, 460,
496
Трусо, г. — 680
Табаристан — 315, 324 Тула, г. — 603
Таврия/Таврический п-ов — Туркестан - 412
113-114, 212, 315, 321, 323, Турку, г. - 87, 152
327, 329, 343, 703 Туров, г. - 43-44, 50, 245, 271,
Таллинская бухта — 695 282, 286
Таманский п-ов — 107, 135, 224, Тутракан, г. - 107, 130, 335, 339
326, 328, 333, 342, 706 Торнав/Тырново, г. — 529, 573-
Таматарха (см. Матарха) 574, 580-584
Танаис (совр. Дон), р. - 335 Тьмака, р., пр. приток Волги в
Тарпанчи (совр. Окуневка), с. - Твери - 284
326
Дерпт (см. Тарту)
Тарханкут, мыс - 326 Уветичи (см. Витичев)
Тарханкут, п-ов - 322 Углече поле (совр. Углич) - 284
Тверминне, о-в — 695 Углич, г. - 284
Тверда, р., лев. приток Волги - Угодичи, с. - 602
128 Угра, р., лев. приток Оки — 451
Тверь, г. - 127, 284, 497, 559, 621 Угры/Угорская земля - 97, 101,
Тендерская коса - 322 135,353
Теребовль, г. - 25 Угорские горы — 251
Терский берег — 677 Угорское, урочище в Киеве - 34
Тигр, р. - 77 Уж, р., пр. приток Припяти -
Тийкекарл/Кокар, о-в - 695 111, 113,212, 386
Тисса, р., лев. приток Дуная - Узкая бухта — 326
335-336 Украина-428, 481
Тихий океан —413 Унна Сайве, пос. — 308
Тмуторокан/Тьмуторокань - Ургенч, г. - 574, 578, 580-581,
10, 18, 107, 114, 122, 240, 584
305, 311, 321, 326, 329-335, Устье, г. - 364
339, 342-343,480, 706 Устюг, г. - 576-577, 580
Тмутороканский остров - 133,
332
Файгхелде/Фоглё, о-в -695 Хоружск, г. - 87

Феллин, г. — 121 Хотенсхольм/Оденсхольм/Ос-
Феодосия, г. - 581 муссаар, о-в - 695
Филиппополь (см. Пловдив) Хуналанд - 188
Финланд/Финляндия — 152,
696, 699 Царицынский перевоз - 5 1 7
Финский залив — 127-128, 685, Царьград (см. Константино-
694-695 поль)
Финнмарк — 688 Церкви:
Фландрия - 125, 152 Андреевская в Киеве - 121
Фракия - 114, 135, 144 Андреевская в Переяславле
Франция — 327 Южном — 121
Фризия/Фрисландия - 98, 103, Андрея в Риме - 140
125, 152-154, 157, 161-162, Благовещения на вратах в
312 Киеве - 59
Фула, о-в - 83 Благовещения в московском
Кремле - 544, 548-549,
552, 561, 566, 569, 587,
Хазаран, г. - 224 646
Хазария - 152, 224, 249, 321, Богородицы во Владимире —
324, 326-327, 329 269
Хангет/Ханко, п-ов — 695 Богородицы (Десятинная) в
Халогаланд, область Норвегии Киеве- 37, 45-46,51,53,
-670 58, 242, 247, 274, 305
Хвалиское море (Каспийское Богородицы в Киево-Пе-
море) - 188-189 черском монастыре - 352
Хедебю/Хетум, г. - 680 Богородицы в Тмуторокане
Херсонес Таврический, г. — 32, - 57, 330
48-49,51, 117, 120, 172, 225, Бориса на Альте — 57
243-246, 249, 262, 345,576 Бориса и Глеба в Вышгороде
Херсонес Дакийский (совр. - 39, 63, 66, 69, 72, 285,
Констанца), г. - 135 289-290, 296
Хечиним, погост - 678 Бориса и Глеба в Константи-
Холм, г. - 134, 476 нополе — 288
Холмгард, г. - 696,699, 705 Варяжская "божница" в
Холмогоры, г. — 678 Новгороде - 87
Хопёр, р., лев. приток Дона — Василия в Вышгороде — 275,
518 277
Хорватия — 97 Василия в Киеве - 46, 242
Хорезм - 324 Василия в Киеве (на холме
Хоринсари/Орсландет, о-в - Перуна) - 241-242, 245
695 Георгия в Киеве - 250
Хорол, р., пр. приток Псела — Георгия в Юрьеве Польском
71 -412
Хорсов, г. - 130 Георгия мученика у Фролов-
ских ворот московского Старом Симонове - 498

Кремля-614-615 Сергия Радонежского в
Десятинная (см. Богороди- Дмитриевском Ряжском
цы в Киеве) монастыре - 518-519,538
Дмитрия Солунского в Дми- Софии в Киеве - 59-60, 62,
триевском монастыре 81, 107,234, 250, 252, 256,
под Ряжском - 518-519 266, 269, 316, 389, 391-
Дмитрия Солунского в Нов- 392, 395, 402-403, 444,
городе - 396 449,707
Зосимы и Савватия в Трои- Софии в Константинополе
це-Сергиевой лавре — - 248, 338
557-558,571 Софии в Новгороде - 511,
Ильи "соборная" - 35, 197, 553,560
206, 325 Софии в Херсонесе (?) - 244
Иоанна Предтечи в Керчи — Сошествия св. Духа в Трои-
325 це-Сергиевой лавре —
Иоанна Предтечи в Корсуне 558
-49 Спаса Вседержителя собор-
Иоанна Предтечи "на Пет- ная в Твери - 639
рятине дворище" в Нов- Спаса Нерукотворного в
городе - 470 Спасо-Андрониковом
Ирины в Киеве — 32, 34,172 монастыре - 563,566-568
Мамы в Константинополе — Спасо-Преображенский со-
321 бор в Чернигове - 58
Марии Фотиды в Риме - 139 Троицы в Троице-Сергиевой
Михаила Архангела в Ми- лавре-542, 544-545, 548,
хайловском (Выдубиц- 552, 554-558, 563-564,
ком) монастыре в Киеве 566-568, 570
-366 Усекновения главы Иоанна
Михаила Архангела в мос- Крестителя на Старом
ковском Кремле - 550 Ваганькове - 614, 617
Николая в Киеве - 34, 172 Успения Богородицы на р.
Николая в Новгороде - 369 Дубенке - 502-503, 505
Петра в Риме — 139 Успения Богородицы собор-
Петронилы/Петрониды в ная во Владимире на
Риме - 139 Клязьме - 544, 548-550,
Покрова Богородицы в По- 560-562, 565, 569
кровском монастыре Успения Богородицы на Го-
Суздаля-605, 618-619 родке в Звенигороде -
Преображения в Торжке — 549-550, 559
469 Успения Богородицы в Тро-
Рождества Богородицы в ице-Сергиевой лавре -
Саввино-Сторожевском 557
монастыре — 550
Рождества Богородицы в
Цна , р., лев. приток Оки - 520 Эгейское море - 126

Эльба/Лаба, р. - 92, 102, 125,
152-154
Чернград/Чонград, г. - 335 Эльбинг, р. - 680
Чернигов, г. - 58, 67, 80, 103- Эрексунд, г. — 188
104, 178, 187, 208, 265, 284, Эстланд - 685, 696
306, 317, 321, 330-331, 334, Эстония-691, 695
339, 374, 425,484 Эстонское море - 695
Черниговское княжество - 115, Эферия св. о-в - 132-133,197,321
294, 484
Чернград, г. - 130, 187
Черное море - 77-78, 94, 107- Юксаре/Юссаро, о-в - 695
108, 114, 117, 122, 125-126, Юмна (см. Волин)
128-136, 138-139, 152, 315, Юрмала, уроч. на побережье
320, 322, 325, 330 Рижского залива — 693
Черноморское, пос. — 322, 326 Юрьев/Гюргев, г. - 336
Чехия - 97, 283 Юрьев Польской, г. - 412
Чиглоним (Цигломень), погост Юрьев (совр. Тарту), г. - 308
-678 Ютландия - 152-153, 157
Чонград (см. Чернград)
Чюр, уроч. — 520
Ягорлыцкий/Егорлыцкий за-
лив - 132
Шарукан, г. — 71, 365 Яик (совр. Урал), р. - 493
Швеция - 125, 151-152, 155, Яковля Курья, с. — 678
186,308,324,695, 697 Ярлыгачская бухта — 326
Шексна, р., лев. приток Волги Ярославль на Волге, г. - 660
-66
Шеполь/Шепель, г. — 25
Шлезвиг- 152-155,157, 680 Gardariki - 704
Штеттин, г. — 174 Kaenugardr - 704
Vinland - 705
Щековица, гора в Киеве — 35,
184, 187
765
СОДЕРЖАНИЕ
Quo vadimus? 3
«ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»

КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Предпосылки и принципы 13
«Новгородец Василий» и третья редакцияПВЛ 21
Краевед-киевлянин в ПВЛ 30
Лексема "варяги" в контексте ПВЛ 76
Словене, поляне, русь и деревляне 96
Путь «из варяг в греки» и легенда об апостоле Андрее 116
Рюрик/Рорик/Рерик 148
Князь Олег и его экспедиция в Константинополь 170
«Старый» Игорь, Ольга, Святослав и Свенельд 194
Ярополк и Владимир, Святополк и Ярослав 234
Святополк и легенда о Борисе и Глебе 271
Серебро Святополка 297
Топология Руси и проблема Тмутороканя 312
Структура и хронология текста ПВЛ 347
Итоги и перспективы 375
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
О купчей на «землю Бояню» 389

«Лебеди» Великой Степи 405
Датирующие реалии Ипатьевской летописи
о походе 1185 г. на половцев 456
Ковуи, каепичи и турпеи 483
Александр Пересвет и Сергий Радонежский 494
Что написал «Софоний рязанец»? 531
Загадка «Троицы Рублева» 542
Место Кирилло-Белозерского списка в рукописной
традиции «Задонщины» 572
Соломония Сабурова и второй брак Василия III 586
Опричнина Ивана IV и «Орден кромешников» 629
Существовал ли «Болтинский» список Правды Руской? . . 648
Биармия/Bjarmaland скандинавских саг 673
О специфике изучения источников раннего периода
русской истории 701
766
Список сокращений 710

Указатель личных имен 713
Указатель географических названий 749
Научное издание
Андрей Леонидович Никитин
Основания русской истории.

Мифологемы и факты.
Оформление А.Ю.Никулина
Л Ρ No 064478 от 26.02.96 г. Формат 84 χ 108/32.

Гарнитура «Ньютон». Печать офсетная.
Печ. листов 24. Заказ № 800.
Тираж 2500 экз.
Издательство АГРАФ
129344 Москва, Енисейская ул., 2
тел.(095) 189-17-22, 189-17-35(ф)
E-mail: [email protected]
http:/www.ru.net/~agraf.ltd
Отпечатано в полном соответствии с качеством

предоставленных диапозитивов на ГИПП «Вятка»
610033, г. Киров, ул. Московская, 122
ISBN 5-7784-0041-1
ΕΞ]JSMSISISfSMSiSJSMSMISMSMlMSiSMSiSMSISiSJSISJ Ξ
Кi
1
Ι I
M M ИЗДАТЕЛЬСТВО
1 I
1 M L МГРАФ 1
1 J ПРЕДСТАВЛЯЕТ КНИГИ
1
1 1
1 «л»
* * * f 1
1 ι
1 ι
1 Философия, литературоведение, ι
1 история, психология, культурология, 1
1 искусство, энциклопедии, словари,
i
1 справочники. 1
1 Художественная литература
в 1
i
1 Книги издательства «АГРАФ» оптом и в розницу
1 можно приобрести в издательстве, а также 1
заказать наложенным платежом по адресу:
1
iЩ 1
129344, Москва, Енисейская ул., 2 8
Щ
a
Щ
iЩ
E-mail: [email protected] 1
1
http://www.ru. net/~agraf.ltd
Щ
a l
1
Щ
Щ т./ф. 189-17-35
Щ
Щ т. 189-17-22 1
Ξ 1Ξ
Книги A.Jl.Никитина
Вышли:
ГОЛУБЫЕ ДОРОГИ ВЕКОВ. М., «Мысль», 1968.

ЦВЕТОК ПАПОРОТНИКА. М., «Мысль», 1972.
РАСПАХНУТАЯ ЗЕМЛЯ ИЛИ ПУТЬ ЧЕРЕЗ
ЛАБИРИНТ. М., «Детскаялитература», 1973.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К СЕВЕРУ. М., «Мысль», 1979.
ДОРОГИ ВЕКОВ. М., «Советский писатель», 1980.
НАД КВАДРАТОМ РАСКОПА.
М., «Детскаялитература», 1982.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ. М., «Советский писатель», 1985.
ДЕНЬ, ПРОЖИТЫЙ ДВАЖДЫ.
М., «Современник», 1985.
КОСТРЫ НА БЕРЕГАХ. М., «Молодая гвардия», 1986.
ОСТАНОВКА В ЧАПОМЕ.
М., «Советский писатель», 1990.
НЕИЗВЕСТНЫЙ НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ.
М., «Интерграф Сервис», 1996.
МОСКОВСКИЙ ДЕБЮТ С.ЭЙЗЕНШТЕЙНА.
МИСТИКИ, РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ И ТАМПЛИЕРЫ В
СОВЕТСКОЙ РОССИИ.
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ». Тексты. События. Люди.
М., «Интеграф Сервис», 1998.
ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ. Мифологемы и
факты. «Аграф». М., 2001.

Никитин А.Л. ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ Мифологемы и факты

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Никитин А.Л. ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ Мифологемы и факты

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Никитин А.Л. ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ Мифологемы и факты

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

А.Л.

Текст печатается в авторской редакции.

В этой книге я рассматриваю вопрос о достоверности сведений

роны, «открытия» никогда не существовавших летописных сводов

мягко говоря, не поощрялись, поэтому не случайно в одном из сво-

ском выполнен академиком. Скорее всего, так произошло потому,

«При существовании надежных переводов и комментариев исто-

К сожалению, упомянутые мною лингвисты и литературоведы,

со стороны всех, кому не лень, в том числе со стороны профессио-

вания ПВЛ о первых веках русской истории и на несоответствие её

широкое распространение которого даже в справочных изданиях

Апрель 2000 г. Андрей Никитин

«Повести временных лет» в определенном смысле не повез-

чальном», созданном в 1093-1095 гг. в Киево-Печерском монас-

ветственно, под сомнение была поставлена атрибуция свода

да как тот в наиболее полном виде сохранился в Ипатьевском

чем мы имеем дело. Отсюда фрагментарность каждого такого

М.Н.Тихомировым при изучении летописных текстов 14 , а пото-

вились препятствием в исследовании или определяли ложный

После работ АЛ.Шахматова и до настоящего времени в ис-

Не подтвердилась и основная идея А.А.Шахматова об отра-

Поскольку автором новеллы 6604/1096 г., как и новеллы

его отличием от киевлян, в противном случае была бы указана

Давыдом Игоревичем и уже ослепленным Васильком во Влади-

Всеволода Ярославича в 1093 г. и завершается (?) примирением

садника из города. Ситуация меняется, когда «Святоша и Путя-

мой третьей редакции Повести временных лет», Алешковский

Ярополк (Святославич), кроме 8 лет, отведенных ему ПВЛ, еще

Одним из наиболее сложных, до конца не разрешенных во-

вольно долго в отечественном летописеведении благодаря авто-

честве некоего хронологического рубежа 4 , тесно связана с твор-

бенно ярко проявился в полностью переработанной им ст.

зом, к рассказу о варягах-мучениках, с чем перекликался и

зван впервые: «бе бо ихъ (т.е. дружинников. - А.Н.) мало; и по-

М.А.Дьяконовым и М.Н.Тихомировым 12 идентифицировать

князей и духовенство в связи с перенесением в им же выстроен-

единым текстом, вышедшим из-под пера одного автора, осно-

дело - как и в каком направлении шла переработка имевшегося

Свенгельда», чье имя он даже внес в текст обязательства Свято-

тирует повествование, которое только потом будет разорвано

да. В се же время хо- ножемь, и ключися ему оубудитися, и я ю

Сравнение обоих вариантов приводит к заключению, что

[Ип., 67 и 114]. Более того, все эти наблюдения, вместе с наблю-

о немъ же преже сказахомъ») и который станет ориентиром,

можно усмотреть самостоятельные произведения 22, привлечен-

уже существующей Церкви богослужебными книгами, так и по-

щей редактуре превратившегося в «Василев». Поскольку же па-

ра, общее количество которых только теперь достигло 12 чело-

книжником, как были сочинены «договоры» 907 и 971 гг.: «Мы

- /4.Я.), по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне... бе бо рать отъ пече-

торой тот советовался об «уставе земляном и о ратехъ», а также

принятые им шаги к овладению киевским престолом, а, во-вто-

смерти отца и тотчас же бежал к своему тестю в Польшу 38 . Факт

битве Ярослава на Альте со Святополком, находящейся также в

расселении «по Реи, и суть и до сего дни» пленных поляков, вы-

немь»47, еще раз напоминая о возможности создания «Сказания

ко в Лаврентьевском списке сохранился более исправный текст,

негирик под 6614/1106 г. «старцу Яню» (отнюдь не «Вышатичу»,

ривать «краеведа» в качестве его alter ego. Однако не будем то-

Другой возможной приметой оказывается написание имени