Чирок

страница значений

Чиро́к, чирки́ (лат. Anas, Spatula, Marmaronetta, Sibirionetta) — общее название небольших водоплавающих птиц из рода речных уток. Писатели-беллетристы чаще всего не уточняют, какого именно чирка имеют в виду.

Чирок-свистунок (селезень)

В литературе под именем чирок чаще других имеется в виду:

Чирок в определениях и коротких цитатах

править
  •  

Проточный пруд, заросший лозником и камышами, приволье хлопотливых уток, к которым изредка присосеживается осторожный «чирок».[1]

  Иван Тургенев, «Бригадир», 1852
  •  

Вероятно, это имя дано ему по его крику. Чирок чиркает, то есть голос его похож на звуки слова чирк, чирк.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Народ выражается с удивительной точностью; из всех утиных пород одним только чиркам придает он во множественном числе тот окончательный слог, которым означается малость и детство существа, например, утята, цыплята и проч.; чирков старых вообще он называет чирята.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Во время весеннего прилёта и осеннего отлёта чирки появляются большими стаями; весною всегда оказываются несколько позднее других утиных пород, а осенью держатся долее всех, кроме кряковых уток.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Чирки прилетают довольно сытые, а улетают, облитые жиром, немного уступая в этом отношении кряквам, хотя я никогда не замечал, чтоб они летали в хлебные поля. Полёт их очень жив и скор, особенно когда они соберутся в большие стаи. Кружась над местом, на которое хочет опуститься стая, чирки быстро поворачиваются, свиваясь как будто в темный клубок и развиваясь в более светлую полосу.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

...яйца чирят так малы и матовый, слегка зеленоватый цвет их так нежен, что нельзя не упомянуть о них особенно <...> как может такая небольшая птица согреть и высидеть такое большое количество яиц?[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Чирки с весны парами, а потом и в одиночку попадаются охотникам везде, где только есть вода, в продолжение всего лета, но они особенно любят маленькие речки, озерки и лужи...[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Подстреленный чирок ныряет проворнее всех уток, разумеется кроме нырка, и всех искуснее умеет спрятаться и притаиться в траве.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Все утиные яйца очень вкусны; но яйца чирка вкуснее других.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Но чуть рассвет затеплится над бором,
Прокрякает чирок в надводном тростнике...[3]

  Николай Клюев, «Холодное, как смерть, равниной бездыханной...», 1907
  •  

Из уток здесь было много маленьких чирков. Они держались в ручьях, заросших ольхой и кустарниками <...> и, видимо, совершенно не боялись человека.[4]

  Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917
  •  

Над болотами, где спят чирки,
Не осока встала, а штыки[5]

  Эдуард Багрицкий, «Фронт», 1920
  •  

...показалось на красном целая стая несущихся на меня чирков и еле заметной стала на голубом, опять явились на красном, пропала на синем, на мгновение опять мелькнула близко почти на выстрел на красном...[6]

  Михаил Пришвин, «Дневники», 1927
  •  

летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар...[7]

  Даниил Хармс, «Месть», 1930
  •  

Чирки во всех отношениях настоящие пресноводные утки <...>, но отличаются мелкой величиной («пластический» признак!) крыло всегда короче 22,25 см и вес почти всегда меньше 0,600 кг. Если не сохранять всех пресноводных уток (не менее 60) в одном роде, то прежде всего надо выделить два десятка чирков.[8]:112

  Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934
  •  

Глаз у всех чирков карий или тёмнобурый.[8]:112

  Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934
  •  

Сюда не помыслов чирки,
А нежный лебедь прилетает...[3]

  Николай Клюев, «Преподобие отче Елиазаре, моли Бога о нас!..», 1934
  •  

Чернеди больше не нужно, Тимофей. Широконоски? Пожалуй. Ты мне чирков подавай! Тимофей «подавал», и маленькие уточки, никогда не пахнущие рыбой, завершили чудовищную добычу.[9]

  Евгений Дубровский, «Лесной шум», 1935
  •  

Здесь же, вдоль берега моря, изредка пролетают только казарки и небольшими стайками чирки. Последние держатся по речкам до поздних заморозков.[10]

  Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937
  •  

...очень низко и близко, над самыми камышами, пронеслись три чирка. Они летели так быстро, что отчетливо был слышен свист, а в глазах от их полёта оставался какой-то сплошной тёмный след, как от трассирующих пуль. Я снова выстрелил дуплетом, даже не в чирков, а куда-то далеко вперед, в пустоту.[11]

  Юрий Казаков, «Мне всё помнится...», 1962
  •  

Иногда появлялся чирок. Загнанный, обезумевший, носился он над камышами, и на всем его пути гремела канонада. Из мощных стволов в чирка неслась мелкая дробь, картечь и даже кабаньи пули.

  Виктор Пронин, «Охота пуще неволи», 1980
  •  

...около нашей дачи было небольшое болотце с зеркально чистой водой, где жил выводок из семи-восьми чирков. Мы часто гуляли здесь и всё считали, сколько дней остается до открытия охоты. Наконец этот день настал, и рано утром, в тумане мы подошли незаметно к озерку, подняли на крыло выводок и взяли двух чирков.[12]

  Андрей Капица. «Вспоминая отца», 1994
  •  

Название чирок происходит, по-видимому, от корня «чи» или «чир» в значении «небольшой, мелкий», что соответствует величине этих уток.[13]:279

  Владимир Паевский, «Этимология названий птиц Палеарктики», 2018

Чирок в научной и научно-популярной прозе

править
  •  

Чирки во всех отношениях настоящие пресноводные утки (см. характеристику рода Anas), но отличаются мелкой величиной («пластический» признак!) крыло всегда короче 22,25 см и вес почти всегда меньше 0,600 кг. Если не сохранять всех пресноводных уток (не менее 60) в одном роде, то прежде всего надо выделить два десятка чирков.
Идти дальше и разбивать чирков на два рода, как делают некоторые систематики, не видим оснований, хотя они и распадаются на две слегка отличные группы, самое большое — подродового значения: Чирок-коростелёк с 4 другими экзотическими видами имеет клюв, заметно расширяющийся к концу, и ноготок сравнительно широкий; средние и мелкие кроющие крыла сизоватые или сероватые, костистое вздутие в нижней части дыхательного горла селезней двустороннее — подрод Querquedula. Чирок-половой, клоктун и 13 других видов и резко выраженных подвидов чирков имеют клюв, не расширяющийся к концу, с почти параллельными боками и очень узким ноготком, с буровато-дымчатыми кроющими крыла; костистое вздутие нижнего конца трахеи у селезней, как у настоящих уток, боковое — подрод Nettion.
Глаз у всех чирков карий или тёмнобурый.[8]:112

  Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934
  •  

Мраморный чирок в общем величиной и клювом похож на полового чирка или клоктуна, но резко отличается от всех пресноводных уток окраской: верхняя сторона серовато-бурая с большими, 7–9 мм, округлыми беловатыми или бледноохристыми пятнами; бока и нижние кроющие хвоста в белых и бурых поперечных полосах; первостепенные маховые серые с темными концами и длинные из них, кроме первого, с серебристым налетом на наружном опахале, которое поэтому светлее, чем внутреннее; зеркальца почти нет, — оно едва бледнее остальных частей; полы почти одинаково окрашены.[8]:111

  Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934
  •  

Чиро́к. Чирки — мелкие речные утки рода Anas. В Палеарктике 4 вида: Чирок-трескунок, Чирок-свистунок, Клоктун (см.) и Мраморный, или Узконосый чирок. Чирки распространены очень широко, обитая преимущественно в мелководных пресных водоёмах — озёрах, старицах, поймах рек. Название чирок происходит, по-видимому, от корня «чи» или «чир» в значении «небольшой, мелкий», что соответствует величине этих уток. Названия «свистунок» и «трескунок» — звукоописывающие; свистунок издаёт чистые свистовые звуки, повторяемые несколько раз подряд, а трескунок — негромкий «пустотелый, деревянный» треск.[13]:279

  Владимир Паевский, «Этимология названий птиц Палеарктики», 2018

Чирок в публицистике и документальной прозе

править
  •  

Чирок. Вероятно, это имя дано ему по его крику. Чирок чиркает, то есть голос его похож на звуки слова чирк, чирк.
Чирков две породы: первая ― чирки-коростельки, а вторая ― чирки-половые. Крик чирка-коростелька гораздо тонее и протяжнее, чем у чирка-полового, но гораздо пронзительнее и слышнее. Почему он назван чирком-коростельком ― не знаю. Если по голосу, то хриплый и короткий крик обыкновенного коростеля, или дергуна, более сходен с криком чирка-полового. Вообще чирки составляют самую мелкую, проворную, юркую и складную утиную породу. Утка чирка-коростелька вся светло-серая; на крыльях имеет она малозаметную (если не распустит крыла) светло-сизую полоску. У ее селезня эта полоска гораздо шире и сизее, даже почти голубоватая, с ярким лоском; сверх того, по обеим сторонам его головы, вдоль по шее красно-кирпичного цвета, идут белые полоски с небольшим в вершок длиною; пером он светлее утки, и брюшко его белесоватее. Чирки-половые всегда меньше коростельков, а иногда попадаются необыкновенно мелкие. Мне случилось однажды убить такую маленькую утку этой породы, что она казалась маленьким кряковным утенком: по миниатюрности своей она была очень миловидна. Половые чирки так же серы и пестры, как и чирки-коростельки, но цвет их перьев желтоватее и темнее; утка вся серо-пестрая, на крыльях имеет ярко блестящую, довольно широкую зеленую полоску. У селезня она еще шире и ярче; по обеим сторонам его головы, от глаз до половины шеи, тянутся две полоски, или, лучше сказать, два длинные пятна, около вершка, но вдвое шире, чем у чирка-коростелька. Эти пятна или полоски красновато-жёлтого цвета, точно как подпалины у гончей собаки: вот откуда, я думаю, происходит имя полового чирка. Народ выражается с удивительной точностью; из всех утиных пород одним только чиркам придает он во множественном числе тот окончательный слог, которым означается малость и детство существа, например, утята, цыплята и проч.; чирков старых вообще он называет чирята.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Во время весеннего прилёта и осеннего отлёта чирки появляются большими стаями; весною всегда оказываются несколько позднее других утиных пород, а осенью держатся долее всех, кроме кряковых уток. Чирки в розницу или по разноте, как говорят охотники, во все время своего пребывания у нас попадаются чаще всех уток. Несмотря на их обыкновенность и также на то, что чирки смирнее всех утиных пород, я всегда дорожил ими более, чем многими утками средней величины. Чирки прилетают довольно сытые, а улетают, облитые жиром, немного уступая в этом отношении кряквам, хотя я никогда не замечал, чтоб они летали в хлебные поля. Полёт их очень жив и скор, особенно когда они соберутся в большие стаи. Кружась над местом, на которое хочет опуститься стая, чирки быстро поворачиваются, свиваясь как будто в темный клубок и развиваясь в более светлую полосу. Не один раз, стоя на весенних и осенних поздних вечерних стойках, бывал я испуган шумом и свистом, даже внезапным вихрем от промелькнувшей над самою головою плотно свернувшейся станицы чирят.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Сколько могу припомнить, попробую перечислить на местном жаргоне те породы, какие попадались под мои выстрелы. <...> 13) Обыкновенные чирки (две породы). 14) Клоктуны ― несколько побольше чирков, но меньше серой. Они замечательны тем, что, где бы они ни сидели, всегда клокчут и скажут о себе охотнику сами. 15) Трескунчики ― очень маленькие породы чирков. 16) Свистунчики носят названия по крику и свисту. Весною чрезвычайно красивого оперения, с длинными наподобие волос перьями по спине и цвета георгиевской ленты.[14]

  Александр Черкасов, «Зерентуй», 1887
  •  

Тысячи тысяч птиц большими и малыми стаями тянулись к югу. Некоторые шли в обратном направлении, другие — наискось в сторону. Вереницы их то подымались кверху, то опускались вниз, и все разом, ближние и дальние, проектировались на фоне неба, в особенности внизу, около горизонта, который вследствие этого казался как бы затянутым паутиной. Я смотрел, как очарованный. Выше всех были орлы. Распластав свои могучие крылья, они парили, описывая большие круги. Что для них расстояния!? Некоторые из них кружились так высоко, что едва были заметны. Ниже их, но все же высоко над землею, летели гуси. Эти осторожные птицы шли правильными косяками и, тяжело, вразброд махая крыльями, оглашали воздух своими сильными криками. Рядом с ними летели казарки и лебеди. Внизу, ближе к земле, с шумом неслись торопливые утки. Тут были стаи грузной кряквы, которую легко можно было узнать по свистящему шуму, издаваемому её крыльями, и совсем над водою тысячами летели чирки и другие мелкие утки.[4]

  Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

Чирок в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

править
  •  

Я не говорил о величине яиц предыдущих утиных пород, кроме кряковной; будучи сходны между собою цветом и фигурой, они уменьшаются соразмерно с уменьшением величины утки, но яйца чирят так малы и матовый, слегка зеленоватый цвет их так нежен, что нельзя не упомянуть о них особенно. Странное дело: у кряковных и других больших уток я никогда не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков находил по двенадцати, так что стенки гнезда очень высоко бывали выкладены яичками, и невольно представляется тот же вопрос, который я задавал себе, находя гнезда погоныша: как может такая небольшая птица согреть и высидеть такое большое количество яиц?[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Чирки с весны парами, а потом и в одиночку попадаются охотникам везде, где только есть вода, в продолжение всего лета, но они особенно любят маленькие речки, озерки и лужи, часто в самом селении находящиеся; прилетают даже к русским уткам. В осеннее время можно иногда сделать очень удачный выстрел в навернувшуюся нечаянно стаю чирят, и мне случилось один раз убить из одного ствола моего ружья, заряженного рябчиковою дробью, девять чирков. Подстреленный чирок ныряет проворнее всех уток, разумеется кроме нырка, и всех искуснее умеет спрятаться и притаиться в траве.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Мясо жирного, осеннего чирка, если не пахнет рыбой, что, к сожалению, хотя редко, но бывает, я предпочитаю даже мясу кряковной утки;[15] в нём слышнее запах дичины. Все утиные яйца очень вкусны; но яйца чирка вкуснее других.[2]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Выйдя из стариц и кривляков, мы отправились на луг. Долго ходили и никого не нашли. Наконец на плоском, пологом озерке увидали шесть плавающих чирков. Я, как не любитель ползать, сел на выбитую траву, а Михайло пополз к ним. Но чирки заметили его и поплыли к другому берегу. Нечего делать, пришлось ползти и мне, но чирки заметили и меня, дружно поднялись и полетели. Раза два налетали они кучкой на меня, но всё неловко. Наконец я выбрал момент и ударил из своего знаменитого «мортимера». Два чирка упали сразу, а остальные просвистели далее, но снова заворотились, и, к удивлению нас обоих, немного подальше, упал третий, а шагов чрез пятьдесят и четвёртый. Только два счастливца улетели из глаз и уже не возвращались.
― Вот так ловко! ― сказал Михайло.
Типун тебе! ― проговорил я. Пошли далее, назад к Култуме.[14]

  Александр Черкасов, «Култума», 1887
  •  

В другой стороне, около воды, ходила восточная белолобая казарка. Я сначала принял её за гуся. Она мне показалась больше размерами, чем есть на самом деле. Мурзин обошел её по кустам и убил пулей. Из уток здесь было много маленьких чирков. Они держались в ручьях, заросших ольхой и кустарниками. Когда я очень близко подходил к ним, они не улетали, а только немного отплывали в сторону, и, видимо, совершенно не боялись человека.[4]

  Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917
  •  

Озеро и вечером было совершенно тихое, но напуганные рассказом о вёрткости усольских лодок и внезапных бурях на озере, мы решили плыть, не упуская из виду тёмной линии берега. В тишине на воде была слышна вся жизнь большого озера, и если бы научиться узнавать значение всех этих звуков, то много бы можно было порассказать, и мы уже теперь много знали: там трещал чирок в быстром полёте за самкой, там слышался рокот крякового селезня подплывающего, и потом он её топтал и душил, у черней было как-то почти по-вороньему, свиязи посвистывали, ― а то вдруг гомон всех невидимых стай ― непонятное.[16]

  Михаил Пришвин, «Дневники», 1925
  •  

Чирок неожиданно откуда то взялся. Я не сумел остановить его стремительный полёт: считаю за самую трудную стрельбу, бекас из под собаки пустяк. Я оробел от промаха и много пропустил, не смея вскинуть ружьё и, когда выстрелил, ― опять промахнулся. Потом показалось на красном целая стая несущихся на меня чирков и еле заметной стала на голубом, опять явились на красном, пропала на синем, на мгновение опять мелькнула близко почти на выстрел на красном, ― совершенно стерлась, как погребенная, когда снизилась и стала мне на фоне темных болот, потом вдруг, как будто вырвалось из под земли, взмыла возле меня над плёсом и тут одного я взял даже на мушку и он, падая, прошумел в тростниках и булькнул в недоступном человеку омуте.
Петя выслал за ним Ярика и он скоро его оттуда принёс. Потом Петя крикнул: ― «Он принёс ещё и чирка Яловецкого». Я сказал: ― «Понюхай, не протух ли он за два дня». ― «Живой ― кричит Петя ― совершенно живой».[6]

  Михаил Пришвин, «Дневники», 1927
  •  

Днём мне удалось подстрелить трёх птиц: китайскую малую крачку в осеннем наряде с желтым клювом и светлосерыми ногами, потом сибирскую темноголовую чайку белого цвета с сизой мантией на спине (у нее были оранжевые ноги, красный клюв и темносиние глаза) и наконец савку-морянку. Она уже оделась по-зимнему в пепельносерые тона, за исключением головы и шеи, украшенных снежнобелыми перьями. Перелетных птиц было мало. Главная масса их направляется по долине реки Уссури. Здесь же, вдоль берега моря, изредка пролетают только казарки и небольшими стайками чирки. Последние держатся по речкам до поздних заморозков.[10]

  Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937
  •  

В одном месте была большая дыра во льду. Между нижней ее кромкой и уровнем воды в реке оказалось расстояние около метра. Я подошёл к отверстию и увидел двух чирков, мирно проплывших мимо меня. Один из них всё что-то искал в воде, а другой задержался рядом, встряхивал хвостиком и издавал звуки, похожие не то на писк, не то на кряканье. Это было любопытное явление. Значит, не все утки улетают осенью, значит, часть их остается зимовать.[10]

  Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937
  •  

И в момент выстрелов уже понял, что мимо, а по тому, как фиолетово и длинно блеснуло пламя из стволов, тотчас догадался, что ещё темно, света настоящего нет, что еще утренние сумерки с малиновой полоской на том месте, где должно было встать солнце. Тотчас очень низко и близко, над самыми камышами, пронеслись три чирка. Они летели так быстро, что отчетливо был слышен свист, а в глазах от их полёта оставался какой-то сплошной тёмный след, как от трассирующих пуль. Я снова выстрелил дуплетом, даже не в чирков, а куда-то далеко вперед, в пустоту. И сейчас же один из них, не снижая скорости, на распущенных крыльях резко пошёл книзу, ударился о воду и не шевельнулся больше, будто и не мчался только что с огромной скоростью. Медленные круги пошли от него, и отражения камышей стали волнообразно изгибаться, изламываться. Странное чувство овладевает тобой, когда, стреляя влёт, бьёшь куда-то в пустое сиреневое небо, предчувствуя только, что свистящая трасса чирков через секунду должна пройти именно по тому месту, куда ты бьешь. И потом уже, когда мелькнул огонь и дробь с визгом ушла вдаль, ты видишь чирка, который будто специально в этот момент подоспел и, мелькнув тёмной тенью, ударился о зеркало воды, а остальные, ни на мгновенье не замешкавшись, будто даже не слыхав выстрела, не заметив исчезновения одного из них, всё так же стремительно и низко летят в море и через секунду пропадают из глаз. Невдалеке где-то тоже стреляют, и своего выстрела в горячке как-то не слушаешь, зато завистливо вздрагиваешь, когда долго, с потягами, со звоном раскатываются над морем выстрелы соседей. Так я стрелял, пока совсем не рассвело и не встало солнце.[11]

  Юрий Казаков, «Мне всё помнится...», 1962
  •  

Мы строго соблюдали сроки охоты. Помню, около нашей дачи было небольшое болотце с зеркально чистой водой, где жил выводок из семи-восьми чирков. Мы часто гуляли здесь и все считали, сколько дней остается до открытия охоты. Наконец этот день настал, и рано утром, в тумане мы подошли незаметно к озерку, подняли на крыло выводок и взяли двух чирков. Довольные вернулись домой, а через час к нам нагрянули охранники с правительственных дач, расположенных неподалёку. Оказывается, охрана, как и мы, «пасла» этот выводок для именитых охотников, но они пришли позже нас и от пастухов узнали, что их опередили. Легко понять недовольство охраны, но, к счастью, конфликт закончился ничем (а в те годы могло быть и хуже), чирки покинули болотце и больше там не появлялись.[12]

  Андрей Капица. «Вспоминая отца», 1994

Чирок в беллетристике и художественной прозе

править
  •  

Читатель, знакомы ли тебе те небольшие дворянские усадьбы, которыми двадцать пять ― тридцать лет тому назад изобиловала наша великорусская Украйна? Теперь они попадаются редко, а лет через десять и последние из них, пожалуй, исчезнут бесследно. Проточный пруд, заросший лозником и камышами, приволье хлопотливых уток, к которым изредка присосеживается осторожный «чирок»; за прудом сад с аллеями лип, этой красы и чести наших черноземных равнин, с заглохшими грядами «шпанской» земляники, со сплошной чащей крыжовника, смородины, малины, посреди которой, в томный час неподвижного полуденного зноя, уж непременно мелькнет пестрый платочек дворовой девушки и зазвенит ее пронзительный голосок.[1]

  Иван Тургенев, «Бригадир», 1852
  •  

Около манчуков кружились, плавали, неслись мимо, возвращались табуны уток. В смутном свете утра я видел лишь множество уток, а какой они породы ― да чёрт же их разберёт. Оказалось, однако, что их Тимофей разбирал отлично. Шилохвостей он называл тонкохвостыми, кряковых почему-то величал только в мужском роде: селезнями. Я проверял в бинокль и ругался: вот каменная дубина шестидесяти лет! Я палил, не разбирая, часто мимо, и все-таки очень скоро груда уток выросла посредине нашего челнока. Тогда я стал заказывать.
Чернеди больше не нужно, Тимофей. Широконоски? Пожалуй. Ты мне чирков подавай! Тимофей «подавал», и маленькие уточки, никогда не пахнущие рыбой, завершили чудовищную добычу. Чернедь валила тучами, но и благородных уток можно было настрелять хоть вагон. К чему? Я ограничился двумя мешками.
― Ну, как, ничего, летят у нас утчонки? ― посмеивались пригласившие меня охотники.[9]

  Евгений Дубровский, «Лесной шум», 1935
  •  

Иногда появлялся чирок. Загнанный, обезумевший, носился он над камышами, и на всем его пути гремела канонада. Из мощных стволов в чирка неслась мелкая дробь, картечь и даже кабаньи пули. За полётом несчастной птицы, у которой от страха и усталости остались одни перья да кости, можно было следить по грохоту. Оглушающая волна залпов прокатывалась над камышами и стихала за лесом. Потом наступила тишина. То ли чирка наконец сбивали, то ли он, обессилевший, падал и подыхал в родной стихии. По моим подсчётам получалось, что на каждую единицу живности уходило около трёх килограммов дроби, картечи, пуль, шарикоподшипников, рубленого свинца… <...> А потом все снова разошлись по камышам и собрались только к вечеру. Лишь у одного Жмакина у пояса болтался чирок на такой тонкой шее, что непонятно было даже, почему он не обрывается.

  Виктор Пронин, «Охота пуще неволи», 1980
  •  

Нет ничего досаднее, чем возвращаться с пустой охоты. После бессонной ночи у костра, на всполохи которого вскоре набрели еще и соседи по охотничьим засидкам, тоже выставившие свои «боеприпасы» ― в знак укрепления ружейного братства; после всенощного спора о калибрах, порохах и собаках, а тем паче о политике, особенно распаляющей неуступчивость и не дающей сосчитать выпитое; после затем нетвердого, похмельного лазанья по мокрым рассветным камышам, средь чавкающих торфяных хлябей, сокрытых невесть откуда взявшимся туманом; столь густым и плотным, что перепуганный чирок, едва выфыркнув свечой из-под самого носа, тут же исчезал в непроглядном ватном небытии; наконец, после бестолковой пальбы по любому живому промельку, по всякой подозрительной загогулине, чернеющей на молочно парящей поверхности воды, ― после всего этого, называемого открытием осеннего сезона, мы, невыспавшиеся, помятые, с дурным гудом в голове, за полдень засобирались домой, молча, отчужденно запихивая в рюкзаки раскиданное шмутье и лагерную утварь.[17]

  Евгений Носов, «Тёмная вода», 1993

Чирок в стихах

править
 
Бурый чирок (селезень)
  •  

Но чуть рассвет затеплится над бором,
Прокрякает чирок в надводном тростнике, ―
Болото мертвое немеренным простором
Тебе напомнит вновь о смерти и тоске.[3]

  Николай Клюев, «Холодное, как смерть, равниной бездыханной...», 1907
  •  

Там, где в громе пролетали грозы,
Протянулись дымные обозы…
Над болотами, где спят чирки,
Не осока встала, а штыки[5]

  Эдуард Багрицкий, «Фронт», 1920
  •  

я стою
в дали в близи
лоб в огне
живот в грязи
летом жир
Зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
льётся время
спит арон
стонут братья
с трёх сторон
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар...[7]

  Даниил Хармс, «Месть», 1930
  •  

Сюда не помыслов чирки,
А нежный лебедь прилетает
И берег вежд крылом ласкает,
Чтоб золотилися пески.[3]

  Николай Клюев, «Преподобие отче Елиазаре, моли Бога о нас!..», 1934
  •  

Остановился вечерок.
В болотце тянутся туманцы.
Жужжат невидимые танцы
и крякает в траве чирок.[18]

  Сергей Петров, «Остановился вечерок...», 1934

Источники

править
  1. 1 2 Тургенев И. С., Собрание сочинений в 12-ти томах. — Москва: «Художественная литература», 1976—1979 гг.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Аксаков С. Т. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Москва, «Правда», 1987 г.
  3. 1 2 3 4 Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
  4. 1 2 3 Арсеньев В. К. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
  5. 1 2 Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. М.: Советский писатель, 1964 г.
  6. 1 2 Пришвин М. М. Дневники. 1926-1927. Москва, «Русская книга», 2003 г.
  7. 1 2 Д. Хармс. Собрание сочинений: В трёх томах. СПб.: Азбука, 2011 г.
  8. 1 2 3 4 С. А. Бутурлин. Полный определитель птиц СССР. В 5 томах. Том второй. — Москва; Ленинград: Коиз, 1934-1941 гг.
  9. 1 2 Дубровский Е. В. «Лесной шум». — Санкт-Петербург, 1935 г.
  10. 1 2 3 Арсеньев В. К. «В горах Сихотэ-Алиня». — М.: Государственное издательство географической литературы, 1955 г.
  11. 1 2 Казаков Ю. П. «Две ночи: Проза. Заметки. Наброски». — Москва, «Современник», 1986 г.
  12. 1 2 Капица А. П. в сборнике: «Капица, Тамм, Семёнов» в очерках и письмах. — М.: Вагриус-Природа, 1998 г. — 576 с.
  13. 1 2 Владимир Паевский. Этимология названий птиц Палеарктики. — Москва, Товарищество научных изданий КМК, 2018 г. — 290 с.
  14. 1 2 А. А. Черкасов. Из записок сибирского охотника. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987 г.
  15. Между некоторыми охотниками существует мнение, что чирята никогда рыбы не едят, никогда, следовательно, не могут ею пахнуть, но оно не всегда, или, лучше сказать, не везде справедливо. (прим. от автора)
  16. Пришвин М. М. «Дневники. 1923-1925». ― Москва, Русская книга, 1999 г.
  17. Евгений Носов, «Тёмная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.
  18. С. В. Петров, Собрание стихотворений. В 2 книгах, — М.: Водолей Publishers, 2008 г.

См. также

править