Великие религии востока

CОДЕРЖАНИЕ

Том I

ВСТУПЛЕНИЕ (проф. А. Н. Краснова)

Глава I. Первобытная ведийская религия.

Сходство с греческой и римской религиями.— Эпоха Риг-Веды, до-письменный период.— Язык Риг-Веды.— Религиозная основа.— Древнейшие гимны.— Поклонение олицетворенным силам природы.— Диаус и Притгиви (небо и земля).— Начало мира. — Митра и Вируна.— Индра, бог ясного голубого неба.— Маруты или боги грозы.— Боги солнца Сурие и Савитар.— Путан.— Сома, индийский Дионисий-Вакх.— Ушас, богиня зари.— Агни, бог огня.— Тваштар.— Ашвины.— Браманаспати.— Вишну.— Яма и будущая жизнь.— Небесная награда за добродетели.— Будущее наказание.— Переход к монотеизму и пантеизму.— Вишвакарман.— Отсутствие позднейших индусских предписаний.— Быт древних индусов.— Нравы.— Другие Веды.— Браманы.— Человеческие жертвоприношения.— Животные жертвоприношения.— Предание о потопе.— Бессмертие.— Понятие о движении солнца.— Происхождение каст.— Уверение браманов.— Содержание Брйман.— Домашние жертвоприношения.— Очищение.— Пост.— Установление жертвенного огня.— Упанишады.— Слог Он.— Происхождение мира из эфира.— Атман.— Шветашватара.— Переселение душ.— Цель Упанишад.

Дополнение:Основная идея религии.— Погоня за богами.— Молитва.— Сила культа.— Бессмертие богов и людей.— Наивно-религиозное отношение к огню.— Культовая религия, теософия и мистика огня.— Культ и космос.— Rtam

Глава II.Браманизм.

Сутры.— философы-рационалисты.— Шесть шастр.— Общие положения.— Как достигнуть освобождения.— Значение поступков.— философская система Санкхие.— философская система Йога.— Древние обряды.— Устав Гаутамы.— Обряды очищения.— Четыре браманских ордена.— Аскет.— Отшельник.— Обязанности домохозяина.— Цари.— В каких случаях не полагается читать Вед.— Различные запрещения.— Обязанности женщин.— Отверженные.— Епитимии и наказание.— Законы Ману и их эпоха.— Происхождение мира.— Высокий религиозный идеал.— Самобичевание.— Изучение Вед, как привилегия.— Боги по закону Ману. Новые рождения и ады.— Обязанности четырех каст.— Притязания браманов.— Четыре периода жизни.— Ученик.— Либеральные мысли.— Домохозяин.— Главные повседневные обряды.— Жертвоприношение за умерших.— Положение женщин.— Подарки.— Нравственные заслуги.— Отшельник.— Нищенствующий аскет.— Обязанности царя.— Превосходство браманов.— Преступление.— Наказание.— Оправдание лжи.— Касты.— Смешанные касты.— Переселение душ.— Значение законов Ману.— Свод законов Яджнавалькии

Глава III.Современный индуизм I.

Реакция на браманизм.— Торжество буддизма.— Упадок буддизма в Индии.— Система каст.— Махабхарата.— Бхагавад-гита.— Кришна.— Воплощение божества.— Учение о бессмертии.— Рамаяна.— Частичные воплощение.— Завоевание Рамы.— Устойчивость браманизма.— Кумарила-Бгатта.— Санкара.— Культ верховного Брамана.— Смарты.— Культ Вишну.— Пураны.— Пурана Вишну.— Описание высшего Существа.— Великие проповедники и вишнуиты.— Рамананд.— Кабир.— Чаитание,— Влиение буддизма.— Линга и салаграм.— Брама.— Вишну.— Воплощение Вишну.— Рама.— Кришна-хранитель.— Будда.— Джаганнат.— Лакшми.— Шива-разрушитель.— Аскеты саваиты.— Дурга.— Кали.— Ганеза.— Ганга.— Местные божества и демоны.— Поклонение животным и деревьям.— Обоготворение героев и святых.

Дополнение первое:Обряды при рождении индуса.— Гороскоп.— Кулкнкзнь.— Салаграм.— Линга.— Ганеза или Ганеша.— Материбогини. Дополнение второе:Легенда о Кришне

Глава IV.Современный индуизм II.

Сущность индусских верований.— Позднейшие перемены.— Набожность индусов.— Домашнее богослужение.— Гуру.— Посвящение.— Астролог.— Элементы индусского культа.— Браманские обряды.— Обычные обряды.— Богослужение в храмах.— Жрецы.— Праздники.— Идолы.— Праздничные церемонии.— Представление.— Праздник Дурги.— Святые места.— Бенарес.— Храм Бишешвара.— Обязанности пилигримов.— Пури.— Большой храм.— Идолы.— Освященная пища.— Праздник Колесницы.— Религиозные самоубийства.— Трогательный случай.— Храм Вишну в Тричинополи.— Секты вишнуитов.— Секты шиваитов.— Сакты.— Сикхи.— Библия сикхов.— Брамо-Сомадж.— Раммогун Рой.— Девендра Нат Тагор.— Кешуб Чундра Сен.— Всеобщий Сомадж.— Фатализм.— Май, или заблуждение.— Переселение душ.— Награды и наказание.— Смерть.— Сожигание трупов.— Церемонии в память умерших.— Нравственность.— Жены.— Положение женщин.— Вдовы.— Сётти.— Несоответствие нравов с религией.— Добродетели индусов

Глава V. Жизнь Будды.

Подготовленная почва.— Эпоха основателя буддизма.— Личность Будды.— Буддийские священные книги.— Родина Будды.— Его юность и молодость.— Великое отречение.— Отшельничество.— Просветление.— Искушение.— Начало проповеди.— Восьмеричный путь.— Происхождение страдания.— Свобода, как особенность буддизма.— Первые ученики.— Общие черты из жизни Будды.— Странствие и отдых.— Буддийские сады.— Будда и блудница Амбапали.— Посетители Будды.— Новая монашеская община.— Будда не социалист.— Главные последователи Будды.— Верующие миряне.— Буддийские женщины.— Монахини или сестры.— Противники Будды.— Опровержение браманского учения.— Наилучшее жертвоприношение.— Поучение.— Пространные рассуждения.— Обращение благородного юноши.— Метод Сократа.— Притчи.— Книга о «Великой Кончине».— Будда приготовляется к последней речи.— Последнее искушение.— Смерть.

Глава VI. Буддийское учение и священные книги.

Реакция на браманизм.— Страдание и незнание.— Вечно неизменный.— Суета житейская.— Причинная связь.— Ответственность человека.— Наказание за грехи.— Душа.— Нирвана.— Нравственные принципы.— Запрещение.— Милосердие.— Благотворительность.— Власть над собою.— Искушение.— Мара.— Борьба и победа души.— Созерцание.— Четыре ступени.— Личность Будды.— Буддийское священное писание.— Дхаммапада.

Глава VII. Буддийская община.

Буддийская община.— Магавагга.— Собрание два раза в месяц.— Исповедь и покаяние.— Строгие правила.— Буддийский символ веры.— Отсутствие корпоративного устройства.— Отсутствие главы после Будды.— Соборы или советы.— Ограничение приема в общину.— форма приема.— Средства к жизни.— Четыре запрещения.— Выход из общины.— Преимущество буддийской общины.— Отсутствие золота и серебра.— Внешняя благопристойность.— Товарищество.— Руководители.— Чтение и обсуждение.— Обособленность и любовь к природе.— Малочисленность церемоний.— Почитание Будды.— Святые места.— Покаянные собрание.— Чулавагга.— Проступки и наказание.— Паварана или приглашение.— Монахини или сестры.— Миряне.— Тайный буддизм.— Карма.

Глава VIII. Современный буддизм I.

Просветительные религии.— Различные проявление буддизма — Первые буддийские соборы.— Царь Ашока.— Третий собор.— Указы царя Ашоки.— Различие в формах буддизма.— Четвертый собор (Канишки).— Фа-Сян.— Собор Силадитии.— Добрые дела Силадитии Хуэн-Сианг.— Упадок индийского буддизма и его причины.— Великая и Малая Колесницы.— Распространение буддизма.— Число буддистов.— Сингалезский буддизм.— Постепенные изменения.— Статуи Будды.— Цейлонские вихары.— Подземные храмы.— Миряне.— Поклонение дереву Бо.— Дагобы.— Мощи Будды.— Отпечатки ноги Будды.— Васса и публичные чтение.— Пирит.— Буддийские монахи на Цейлоне.— Школы.— Богослужения во время болезни.— Бирманский буддизм.— Бирманские монастырские школы.— Послушники.— Бирманский монастырь.— Фонга И.— Жизнь монахов.— Монастырские постройки.— Бирманские пагоды.— Великий Рангунский храм.— Паган.— Бирманский культ.— Изваяние Будды.— Праздники пагод — Наты.— Анимизм.— Похороны мирянина. — Похороны монаха. — Сиамский буддизм.— Сиамские храмы. — Новорожденные дети.— Реформированные сиамские секты.

Глава IX. Современный буддизм II.

Тибетский буддизм.— Тибетское священное писание.— Поклонение.— Бодхи-Сатва.— Майтрея.— Единичные Будды.— Дгиани-Будды.— Буддийские небеса.— Ламы.— Великий Лама.— История тибетского буддизма.— Монгольские императоры.— Далай-Лама и Панчен-Лама.— Преемник Великого Ламы.— Большие монастыри.— Буддийский Ватикан.— Аудиенция у Великого Ламы.— Таши Лунпо.— Молитвенный механизм.— Молитвенные цилиндры.— Молитвенные стены и молитвенные флаги.— Ежедневное богослужение монахов.— Праздники и посты.— Папская область буддизма.— Китайский буддизм.— Введение буддизма в Китае.— Китайская биография Будды.— Мифические подробности.— Буддийские патриархи.— Перевод буддийских книг.— Оппозиция конфуцианистов.— Бодхи-Дхарма.— Монгольские императоры.— Официальное противодействие буддизму.— Современное состояние.— Храмы.— Изваяние.— Реализм статуй.— Кван-йин.— Амитабха.— Храм 500 святых.— Тиен тай.— Школы китайского буддизма.— Лин ци.— Монастыри и монахи.— Отшельники.— Женские монастыри.— Народные воззрения.— Буддийский календарь.— Влияние буддизма в Китае.— Секта ничегонеделателей.— Японский буддизм.— Шинь-шин.

Дополнение:Распространение ламаизма в Тибете.— Градации ламаистского духовенства.— Жизнь монахов и их одеяние.— Монастырская жизнь.— Храмы.— Современные божества ламаистов.— Богослужение.— Ламаистская евхаристия.— Государственная религия Китая.— Японские религии.

Глава X. Джайнизм.

Джайнизм и буддизм.— Магавира.— Верование джайнов.— Храмы в Палитане.— Гора Абу.— Параснат: — Яти

Глава XI. Зороастр и Зенд-Авеста.

Авеста.— Зенд и Пехлеви.— Библейские волхвы.— Сведения греков о магах.— Позднейшие изыскания европейцев.— Зороастр, как историческая личность.— Жизнь его в восточном Иране.— Его эпоха.— Мифические наслоения.— Чудеса.— Противоположный взгляд.— Доктрина Зороастра.— Ормузд и Ариман.— Дуализм.— Значение помыслов.— Сходство с первобытной арийской религией.— Сравнение с ведийской религией.— Агуры.— Зороастр и оседлые земледельцы.— Обращение к Ормузду.— Имя Ормузда.— Представление о высшем Божестве.— Амеша Спенты.— Язаты или духовные гении.— Митра.— Ваю.— Сраоша.— Душа быка.— Злые силы.— Ариман.— Даевы и друджи.— Яту, Дрванты и др.— Прославление Зороастра.— Всемирная борьба.— Добрые и злые.— Фраваши.— Бессмертие.— Будущие награды и наказания.— Разложение и обновление мира

Глава XII. Зороастрийские книги. Митраизм.

Авеста.— Место её происхождения.— Эпоха.— Гаты.— Народ, описываемый гатами.— Вендидад.— Самые приятные и неприятные места.— Нечистота трупов.— Выставление покойников,— Законы о договорах и оскорблениях.— Висперед и Ясна.— Богослужение.— Древние маздейские обряды.— История магов.— Утрата зороастрийских книг.— Пехлевийские тексты.— Бундагеш.— Шаяст-ла-Шаяст.— Дадистан-и-Диник.— Дух мудрости.— Митраизм.— Митраические памятники.— Враждебное отношение христиан.— Митраические церемонии

Глава XIII. Современный парсизм.

Парсы.— Преследование их.— Принципы парсов.— Парсийский катехизис.— Жреческое сословие.— Миряне.— Праздники.— Обряды.— Погребальные церемонии.— Башни безмолвия.— Моление за умерших.— Домашний быт.— Закладка и освящение башен

Том II. ДУГЛАС, Р.— КОНФУЦИАНСТВО и ТАОИЗМ

I. Конфуцианство.

Глава I. Введение

Глава II. Биография Конфуция

Глава III. Учение Конфуция

Глава IV. Как воспитать из себя высшего человека

Глава V. Управление государством

Глава VI. Второстепенные поучение Конфуция

Глава VII. Менций

Глава VIII. Современное конфуцианство

II. Даоизм.

Глава I. Введение

Глава II. Дао-де-цзин

Глава III. Дао-де-цзин. (Продолжение)

Глава IV. Лей-Цзы и Чуанг-Цзы

Глава V. Позднейший таоизм

Глава VI. Книга Наград и Наказаний

Глава VII. Книга Тайных Благословений

Глава VIII. Даоистские божества

Приложение:

Библиография по истории религий Востока

Вступление

Предлагаемая книга имеет своею целью в сжатых очерках, принадлежащих перу различных специалистов, познакомить русского читателя с сутью главнейших религиозных учений, возникавших и доныне еще существующих у различных народов далекого Востока и Юга Азии. Если Европу, и современную Европу в особенности, мы в праве считать колыбелью человеческих знаний и источником того строя жизни, который развился на почве научных сведений и технических изобретений, то Азию, по всей справедливости, можно назвать матерью религий и религиозно-философских учений, воспитавших её многомиллионные массы в известном духе и направлении. Европа и страны Запада только лишь в различных направлениях истолковывали учение Христа, жившего и проповедовавшего на том же Востоке; из Азии, между тем, кроме христианства и учения Магомета, вышел целый ряд религиозно-философских учений вроде Веданты, джайнизма, парсизма или учения Зороастра; там зародились еще до сих пор находящие себе поклонников, даже в просвещенном европейском обществе, учение Лао Цзы[1], Будды, Конфуция и целый ряд новейших религиозных доктрин. Большинство учений этих было проповедано еще в то время, когда религиозно-философская мысль народов Запада дремала и религии их находились в состоянии религий первобытных народов или лишь немного возвышались над их уровнем. Уже более чем за V веков до P. X. самые глубокие истины религиозной морали были посеяны в человечестве. Именно тогда на Востоке действовали Будда[2], Лао Цзы и Конфуций[3], тогда же известно уже было учение джайнов. Научные сведения того времени были слабы. То немногое, что было известно, составляло достояние избранников, но никак не толпы, к которой была обращена проповедь религиозных мыслителей и невежество которой было немного меньше, чем у малокультурных сынов природы. Идеи обращавшихся к ней проповедников формировались на почве того же народного мировоззрение, но их проповедовали люди, которые, большею частью, в уединении имели возможность вдуматься в злобы дня и которые глубже других приняли к сердцу страдания человечества, и старались вникнуть в причины их и дать рецепт для их исцеления.

В этом и секрет возникновения религиозных учений в Азии, на её Юге и Востоке. Это была первая страна, где человечество сплотилось в большие массы, где эта теснота жизни создавала и давала возможность ежедневно видеть картины человеческий несчастий, проистекавших от дурных сторон человеческой натуры, непонимания друг друга, эгоизма и самих условий совместной жизни. Но вместе с тем эта же скученность, создав большую культуру, давала возможность, хотя бы единицам, не думая о завтрашнем дне, посвящать свое время мышлению и обсуждению прочих вещей.

Здесь была проделана первая работа обобщающей мысли, первая попытка направить обобщение своих наблюдений на пользу человечества. И работа эта, доступная умам выдающимся, благоговейно воспринималась массами; последние чувствовали превосходство мысли своих вероучителей над своею собственною, восхищались ею, следовали за нею, но, не будучи в состоянии или по недостатку времени, или по ограниченности своей, проверить ее, принимали ее на слово и, веря в авторитет проповедника, боготворя его, создавали из проповедей его свою новую веру.

Но в том и лежит существенная разница между верою и знанием, что знание для всех людей одно, тогда как вера зависит вполне от степени понимания, от мировоззрения каждого человека. Знание проверяется опытом, и так как опыт, при одинаковых условиях, постоянно показывает одно и то же, то и знание для всех людей, каковы бы они ни были, будет всё одно. Дважды два для всех будет четыре, а что вода есть соединение кислорода с водородом — может проверить каждый. Но прочувствовать то, что прочувствовал Будда или Лао Цзы, приурочить к своему мировоззрению мысли этих философов способен далеко не всякий, так как объять всю глубину их мысли посильно не каждому, а круг мировоззрение у каждого человека — свой собственный. Прав Шопенгауер, говоря, что то же самое впечатление, воспринятое двумя различными лицами, может явиться для их собственного Я далеко не тем же самым. А потому, в сущности, всякий человек верит по-своему, и только внешняя формула этой веры для всех одинакова. Азия и история её великих религий представляет тому блестящее доказательство. Ничье учение не привлекало к себе такой массы поклонников, самых горячих, самых преданных, как учение Будды. Ничье учение не было так возвышенно и чисто, как учение Лао Цзы. И что же мы видим? На родине Будды, в Индии, если не считать Цейлона, теперь нет ни одного последователя его учение: оно исчезло, уступив место не каким-нибудь более возвышенным и лучшим учением, но разложившись на массу самых диких и нелепых сект. В Тибете, на Цейлоне, в Китае и Японии, правда, еще миллионы народу называют себя последователями Шакья-Муни. Но то, что там носит название буддизма, имеет столь же мало общего с религией индийского вероучителя, как мало общего между индусами, среди которых оно зародилось, и китайцами, которым оно было проповедано. Буддизм современный, как может убедиться читатель, прочтя нашу книгу, представляет почти диаметральную противоположность тому, что составляет суть учения, столь поэтично изложенного Эдвином Арнольдом в его книге «Свет Азии». Еще далее стоит современное чернокнижие священников религии Дао от учения Лао Цзы, и основатель его, вероятно, пришел бы в ужас, если бы он, вернувшись из страны бессмертия, мог увидеть, как его проповеди искажены его последователями. Искажение учений основателей великих религий Азии шло постепенно, мало-помалу, незаметно. Первые последователи, подавленные гипнотизирующим влиянием великого человека, почти буквально воспринимали и заучивали его учение. В исключительных только случаях ученики, не понимая глубины философского взгляда учителя, толковали его узко, вызывая поправки и порицание. Но раз сходили со сцены первые проповедники, мысль последователей начинала работать. Новое учение часто стояло в полном разрезе с пониманием и мировоззрением последователя: его нужно было согласовать, и путем для этого был компромисс, новое произвольное толкование.

А так как таких мировоззрений существует ровно столько же, сколько и людей, то, очевидно, раз им предоставлялась свобода толкования своей веры, они создавали себе столько же вер, сколько и последователей; они реформировали не только учение, но и самых богов, верою в которых учение это подкреплялось, создавая, в полном смысле этого слова, богов по образу и подобию своему, понимая их со своей узкой человеческой точки зрение и навязывая им все свои слабости и недостатки.

Классическим примером хода такой эволюции или, вернее, разложение вероучений является Индия, страна без господствующей церкви, которая скрепляла бы и канонизировала то или другое вероучение.

Мы видим, что современный индуизм, создавшийся на развалинах ведизма, браманизма и буддизма, представляет из себя ряд сект с бесчисленным количеством толков и подразделений, искажающих основные идеи, легшие в основу его учение, до самых феноменальных уродливостей. В средние века и до наших дней, как мыльные пузыри, поднимающиеся у ребенка в чашке, наполненной мыльной водою, создавались и создаются все новые и новые религиозные учения, чтобы лопаться как пузыри же, превращаясь в уродливые искажения этих учений, постепенно пропадающих в массе народного суеверия, и чтобы возродиться вновь в более оригинальной, но и столь же непостоянной форме, из материала, когда-то заготовленного в умах массы.

В Тибете, в Китае и Японии на первый взгляд существует нечто вроде церквей, подобие канонизации догматов, особенно конфуцианства, но эта устойчивость часто кажущаяся.

Ламаизм с его верховным главою в Лхассе, как показали труды Ведделя, представляет собой чуть ли не большее искажение буддизма, чем не носящие даже имени этого последнего индийские секты. Здесь, в противоположность христианству, сама церковь, чтобы быть понятой массой, пошла на компромисс, включив в свой пантеон не только всех богов, но и большую часть культов и суеверий своих прозелитов. Но так как уровень развития этих последних был слишком низок, чтобы понять учение Будды, то они и остались верны своим прежним пенатам, признав над ними господство Будды, как некоего верховного существа, подобно тому, как подчиненные вассалы, признавая главенство далекого сюзерена, продолжают более всего бояться власти того, под чьим непосредственным начальством они находятся.

Личность Будды отождествилась с Верховным Существом, богом над богами, а за исключением немногих проповеданных Буддою правил по мировоззрению и вере, ламаисты являются такими же шаманистами, какими они были до Шакья-Муни, только шаманизм этот облекся в более сложные формулы, получил пышный и утонченный ритуал. То же самое было и в Китае, только здесь практический и реалистический ум население решил вопрос проще. В Китае, а особенно в Японии, религия Будды, учение Конфуция и древние верование отцов существуют совместно, не мешая развитию друг друга. Зовя на панихиду буддийского священника, японец одновременно посещает свой синтоистский храм и, если представится случай, не откажется прослушать и проповедь католического священника.

Из этого, однако, не следует, чтобы все эти религии сохранились в своем чистом виде. И здесь буддизм является в виде сект, сущность учение которых, искаженная местными влияниями, представляет диаметральную противоположность тому, чему учил Будда. Примером того, как далеко ушли в этом направлении хотя бы японцы, может служить сопоставление учений сект хонен и ничирен с чистым буддизмом. Если конфуцианство сохранилось в большей чистоте от толкований, то только потому, что это был скорее Домострой для китайской жизни, а не религиозное учение, потому, что последователи Конфуция, если они только не атеисты, слепо верят и в чудеса буддизма, и в догматы даоистов, которые, главным образом, и ложатся в основу их мировоззрение.

Итак не будет парадоксом, если мы скажем, что тщетно станете вы искать у народов далекого Востока Азии в чистом виде те учения, которые проповедовали им их великие религиозные светила, и с сутью учений которых мы знакомимся в наших курсах богословия и религиозной философии. Те искажения, в виде которых учения эти являются в народных массах, далеки от того, чтобы дать хотя слабое понятие об их основе.

Народы, которым было проповедано слово этих мыслителей, были слишком невежественны, чтобы оно могло быть воспринято и могло принести свои плоды. Это невежество было тернием, которое заглушило самую руководящую идею, исказив ее до неузнаваемости, и теперь несравненно правильнее было бы говорить о религиозном понимании каждого отдельного лица в частности, чем о веровании китайских, японских или индийских буддистов, даоистов и т. п.

Но мировоззрение невежественных масс, занимающихся земледелием, каковы интересующие нас народы, само есть продукт окружающей обстановки и характера их занятий. При общности этих последних, и мировоззрение более или менее одинаковое; одинаковость мировоззрений влияет на то, что и преподанное учение перерабатывается, так сказать, в одном и том же направлении. Вот почему, хотя я беру на себя смелость утверждать, что ни учение Будды, ни учение Лао-Цзы или других вероучителей не исповедуется современными народными массами Азии, но все-таки можно говорить о буддизме китайском или индийском, о чертах верований, общих всем индусам, японцам или парсам, так сказать, о религии этих народов, составляющей то, чем живут эти люди и к чему более или менее искусственно прилеплено то или другое искажение древних религий, принятое, как господствующая в той или другой стране церковь. Эта религия есть логический вывод простолюдина из тех наблюдений окружающей его природы, о свойствах которой, за отсутствием научно поставленных опытов и широкого кругозора для сопоставлений, он судит по сравнению с самим собою, со свойствами своего организма. Эти свойства, правда, в большинстве случаев для него загадочны и непонятны, но он их объясняет действием невидимо присутствующего и оживляющего его тело духа, влиянию того, что мы называем душою.

Как душа человека заставляет его двигаться, говорить, думать, действовать и чувствовать, так, по мировоззрению жителя Востока, всякое непонятное явление или влияние окружающей природы есть воздействие таких же точно невидимых духов природы. Это они заставляют дерево шелестеть листьями, тигра — делать набег на его добычу, море — волноваться и губить неопытного мореплавателя, пропасть — позволять безнаказанно ходить по её краю или поглощать неосторожного путника, солнце — освежать землю, тучу — разражаться громом и дождем и т. д., и т. д.

Тело и дух, хотя при жизни тесно связанные между собою, тем не менее могут существовать независимо друг от друга. Сон есть наглядный случай, когда душа расстаётся с телом и странствует по разным местам, испытывая различные приключения, воспоминанием о которых является сновидение. Потому-то сновидениям все полукультурные народы придают громадное значение, но некоторые племена Юго-Восточной Азии даже боятся переносить с места на место спящего человека, дабы душа не заблудилась и не покинула тела или, что еще хуже, дабы в тело не вселился какой-нибудь другой дух и не причинил ему зла. На такое вселение в тело посторонних духов сводятся также объяснение большинства болезней и помешательства, почему и лечение у первобытных народов носит столь варварский характер, как заклинание, адская музыка и прием внутрь веществ противного вкуса, долженствующих изгнать своим неприятным соседством вселившегося духа.

Смерть есть окончательная разлука души с телом. Душа отлетает от него, и у многих народов, если человек умирает, в комнате отворяют окна или даже делают отверстие в крыше для свободного отлета души. И душа эта только в редких случаях летаргии возвращается вновь в тело. Она не теряет привязанности к месту, и дух невидимо витает еще долгое время над могилою. Отсюда — стремление спрятать тело, похоронить его с почестями, стараться не разгневать покойника, приносить на могилу пищу для духа, особенно в известные дни и сроки. Связь умерших родителей с живыми детьми не прерывается и после смерти, точно так же, как не прерывается она между правителем и народом. Он чтится потомством, и его память боготворится тем более, чем больше было его влияние и значение при жизни. Невидимый дух его чтится наравне с невидимыми духами природы, и часто для более тесного общения делается изображение умершего — его идол, так как всем первобытным народам присуща вера в то, что это изображение как бы притягивает к себе духа, он может влиять на него, и обратно, через изображение можно влиять на духа; вот почему, между прочим, многие народы так неохотно позволяют себя фотографировать незнакомцам. Фетиши делаются и силам природы. Но так как эти последние, т. е. их духи, часто проявляют действия, отличные от человеческих, то и облик их фетишей должен быть иной. Отсюда безобразная и неестественная форма большинства истуканов.

Вот народные верования первобытной азиатской массы, на фоне которых развивались их религии. В Японии, в лице так называемого синтоизма, доселе еще играющего роль государственной религии страны, мы видим эту религию в чистом виде. Первый шаг эволюции религии и мировоззрение дикаря Азии это — религии гиляка или айна. Здесь силы природы: солнце, луна, бури, волнение, горы и долины — суть проявления или места жительства невидимых духов. Эти духи обладают слабостями и вообще свойствами людей, но вместе с тем и сверхъестественными силами. Им нет истуканов, и если б не влияние буддизма и заимствованного от него ритуала, то не было даже и культа, как нет его у гиляка и айна. Есть только благоговейное поклонение богу, будь оно под открытым небом, как это производится пилигримами богу солнца на вершине Фузи-Яма, при его восходе, или перед маленькой закрытой деревянной часовенкой, выстроенной в лесу или на горе, среди красот природы. Молитва такому богу есть чистосердечная просьба об исполнении желания. Жертва — какой-нибудь крот или щепотка табаку — представляет обмен дара, приносимого от души бедняком за подачку богатого и всесильного духа.

Здесь нет нравственного кодекса. Он лежит в человеке. Человек рождается беспорочным. Все нечистые течения, все злые деяния создаются со временем. Они делаются против голоса совести, которая есть единственный руководитель человека. Слушая ее, он останется чист как ребенок, и этим исполнит свое назначение. Суть религии составляют легенды, предания и хвалебные гимны богам. Число последних громадно, так как к ним принадлежат не только обоготворенные силы природы и духи-покровители разных местностей, но и души умерших героев. Эти-то боги и становятся местными патронами и о них-то создаются главные легенды, исполненные чудесных и нравоучительных похождений, составляющие пример для потомства и предмет удивления взрослых. Наконец, микадо, прямой потомок богов, есть как бы земной бог, которому еще недавно воздавались почти божеские почести. Верность микадо есть верность богу, и отсюда синтоизм — государственная религия Японии, и зеркало, эмблема богини Аматерасу, завещанная ею своему внуку, первому микадо,— святыня, изображение которой вы найдете в каждом храме. Если теперь читатель сравнит суть религии древних Вед с тем, что сказано о религии японцев, то он убедится, что верования древних арийцев мало отличались от только что описанных. Но, спустившись в жаркую Индию, они достигли, так сказать, большей ширины и полноты мировоззрение.

Наблюдение окружающей природы, доступное каждому, показывает, что в ней бренны одни только формы материи, создавшая же и одухотворяющая их сила вечна. Срубленная пальма гибнет; но на место её где-нибудь вырастает другая такая же. Мы убиваем тигра, данный индивид пропадает, но вместо него являются другие тигры. И в том, и в этом случае исчезают виды, но род сохраняется. Дух умершей пальмы и умершего тигра не пропадает: он вселяется в следующего, нового. И нет надобности, чтобы он вселился именно в тигра. Мы видим животных, нравами, обликом, тою или другою чертой характера похожих на человека, и, наоборот,— людей, в физиономии которых есть что-то лошадиное, собачье, свиное. Одни питают глубокое отвращение к жукам, тогда как другие берут их руками. Одни безгранично боятся гусениц, другие — змей, третьи — мышей, четвертые боятся плавать по воде.

Для полукультурного сына природы, это — несомненные доказательства прежнего воплощения, прежней жизни, впечатление которой передается в последующую. Отсюда — общее всей южной и восточной Азии верование в переселение душ. Только временно пребывает душа в виде бесплотного существа, она вновь и вновь возвращается на землю, пробегая бесконечный цикл форм воплощений.

Эти формы и их действие — лишь иллюзия, злая потеха Maры, как говорят индусы, но увлечение ими имеет роковой характер, оно привязывает к жизни, производит болезнь, смерть и лишение любимого, дорогого, является источником страданий и вместе с тем причиною к возвращению вновь и вновь к жизни в различных населяющих землю формах.

Справедливость удовлетворяется лишь отчасти воплощением существ совершенных в тела счастливых и высокоорганизованных существ, тогда как люди грешные принуждены воплощаться в виде тварей презренных. Но страдают и не лишены пороков все, даже сами боги, составляющие, так сказать, высшую инстанцию для воплощения духов. Эти боги остаются теми же силами природы, и без общения с ними земледелец не может обойтись, так как жизнь его и богатство зависят от таких только случайных и необъяснимых для него причин, как несвоевременно выпавший дождь, поразившая склад хлеба молния и т. п. Поэтому он должен постоянно трепетать перед богами, которые заведуют стихиями, и молиться им. Но, в религии индусов, как и в религии китайцев, из всех этих dii minores et majores[4], два главных фактора земледельческой жизни: небо с его живительною силой, солнцем и светом и земля с её производительною рождающею силой стоят на первом месте. В естественной религии народов востока Азии они остаются и оставались главными и высшими благами. Для Индии, в эпоху браманизма, мы опять видим господство культов солнца и огня — Агни, Варуны — неба, а позже Вишну, существа, поддерживающего и обновляющего жизнь. Но вместо земли главным богом здесь является время; это сила, более отвлеченная, в ведении которой находится рождение и смерть, гибель и созидание, сила страшная, непостижимая и неумолимая. В этой отвлеченной форме олицетворение его, бог Шива, был доступен лишь философски развитым умам — но его проявление: созидающие, рождающие силы земли и сила смерти, страшная и неумолимая, были главными предметами почитания, как образованных браминов, так и темной чернокожей массы полудиких, принявших индуизм народов Индостана. Изображение мужского полового органа, т. наз. лингам, вы найдете во всяком Шиваитском храме; ему воздаются почести, как эмблеме этой созидающей силы Шивы, и эти фаллические изображения были свойственны не одним индийским культам. Еще недавно сотнями возвышались они в храмах Японии, пока правительство не нашло нужным их убрать, как оскорбляющих чувство целомудрия. Точно так же культ кровожадной богини смерти и разрушения — Кали, несмотря на веру в переселение душ и проповедь Будды, направленную против кровавых жертв, до сих пор господствует в Индии, и ежегодно десятки тысяч животных, а еще недавно и человеческие существа, приносились ей в жертву.

Как эти два главных бога Индии, так и воплощение Вишну — Кришна, или еще пользующиеся почетом боги рек, дождя и гор, соответственно разному уровню развития, а потому и подчинению силам природы, в Индии носят еще фантастический характер. В Китае, где народ жил давно уже скученно, где, за исключением засух и наводнений, ему меньше приходилось иметь дело с грозными явлениями природы, боги приняли уже совершенно человекоподобный характер. Мир живущих и мир мертвых составляют как бы одно государство, причем души временно переселяются из одного существа в другое. Культ предков, высоко развитый в Китае, сделал то, что души их в пантеоне получили первенствующее перед стихиями влияние, и начальниками над стихиями в большинстве случаев являются души давно умерших героев.

Если Китай сам по себе есть царство чиновников, то и загробный мир есть так же точно бюрократическое царство с судьями, губернаторами, наградами, производствами в следующий чин и т. д.

В загробном мире души делаются такими же чиновниками, как и в этом,— их можно так же подкупить, как подкупны мандарины, и за дурную службу их ссылают или, вернее, вселяют в тела людей и животных, в шкуре которых в этой жизни согрешающий не пожелал бы быть. Нет религии, в которой представление о загробном мире богов были бы так прозаичны, как у этого самого прозаичного из народов, боги которого лучшею из жертв считают деньги, которые в виде бумажек ежедневно миллионами приносятся им в жертву.

За добрые и злые дела человек, по китайскому мировоззрению, получает возмездие уже в этом мире; ведающий его формуляром чиновник только подводит итоги этим делам, а один из судей определяет его место. Он продолжает сноситься со своею семьей, и если его дух не получает от неё надлежащего ухода, то может наказывать ее через посредство духов высшей инстанции. Но последних смертные могут умилостивить дарами, приносимыми в храмы, им воздвигнутые; так и подкупают их чиновники, если на них жалуются старшие в роде. Связь между миром живых и мертвых так велика, что боги загробного мира, до известной степени подведомственны наивысшему чиновнику из мира живущих — китайскому императору. От него зависит — возвысить чином того или другого бога и дать для него культ более или менее почетный, чем при его предшественнике. Далее этого по пути материализации духов идти нельзя, и мы действительно видим, что образованные классы Китая заражены неверием, хотя было бы ошибочно думать, что процент настоящих материалистов велик в среде китайской бюрократии. Большая часть чиновников, не исключая и известного всему миру Ли-хун-чанга[5], способны придавать значение самым невероятным с нашей точки зрение суеверием.

Такова была и есть та почва, на которую сеялись слова великих вероучителей Азии.

Как ни высоко и ни возвышенно было их учение, оно лицом к лицу становилось с этим мировоззрением масс и теми логическими выводами, которые из него вытекали: зависимостью человека от духов загробного мира, влиянием их на его судьбу, необходимостью обращаться к ним за помощью лично или через посредство жрецов, сверхъестественною силой этих последних.

Напрасно Конфуций отказывался говорить о загробном мире, Будда учил о бренности земного счастья и высшем благе небытие, Лао Цзы о счастье, любви к ближнему и кротости,— все эти учение приурочивались к основному мировоззрению массы и понимались ею постольку, поскольку они ему не противоречили. Что ж удивительного, что из всей книги Дао-де-Цзин масса обратила внимание лишь на несколько темных мест, которые она истолковала в смысле возможности бессмертия на земле, добывание философского камня и т. п., создав из даоистского священника чернокнижника, составителя гороскопов и полный аналог западного средневекового алхимика на Востоке. Из учение Будды о Нирване получилось учение о переселении душ за грехи в ад и за добрые дела в рай, где царит Амитабха-Будда и где блаженство праведника расписано такими красками, после которых бледным покажется даже рай Магомета. Учение об отречении от всего земного и от жизни создало в Тибете громадные монастыри, где ничего не делающие монахи пожирают добрую половину доходов мирян или, как в Китае, предаются всем формам скрытого разврата.

Я не буду перечислять здесь всех других форм искажения религиозных учений, излагаемых в этой книге. Они, как увидит сам читатель, настолько значительны, что, в большинстве случаев, от самого учение остается только тень или даже нечто совершенно противоположное, как напр. в религии сикхов, с особенною силой ратовавшей против идолопоклонства и приведшей к поклонению и воздаянию божеских почестей той книге, где говорится против идолопоклонства, или, как в религии джайнов,— статуям проповедников.

Поэтому невольно приходится задать вопрос, что же сделали для человечества эти великие светила мысли и чувства, имена которых чтут тысячи их последователей, если слова их истолкованы по-своему, основные идеи искажены до неузнаваемости? Стало ли человечество действительно добрее, гуманнее, лучше под влиянием их проповеди? И, кажется, что и к их учением с одинаковою справедливостью можно будет применить слова, что много было званных, но мало избранных.

Правда, мы, сыны христианского Запада, когда попадаем на буддийский Восток, мы впервые, в особенности, бываем поражены мягкостью манер и если не человеколюбием, то во всяком случае скотолюбием азиата.

Но всмотритесь внимательнее — и вы увидите, что эта вежливость обращения есть следствие древней культуры, с давних пор установившей внешние правила общежития, устраняющие неприятного свойства трения между людьми. Под ним уже скрываются все те же жестокость и бессердечие. Снимите внешнюю маску — и вы под нею увидите зверя-человека, ничуть не лучшего, чем все другие. Отвращение к мясу вызвано скорее его дороговизною, невозможностью иметь его под рукою или даже просто непривычкою выработавшеюся при хозяйстве, основанном на растениеводстве без помощи животного. Японцы не употребляют даже и молока или коровьего масла, между тем как этого рода продукты не принуждают их к убийству. Между тем, среди китайцев вы зачастую находите страстных охотников, а в обращении с животными народы Востока далеко не всегда так мягки и деликатны, как то принято думать. Сыновнее почтение у китайцев и их уважение к старшим, известное всему миру, приписывается влиянию Конфуция. Но не нужно забывать, что оно ложится в основу всего китайского мировоззрение. Если дух предка нуждается в уходе потомка, надо сделать так, чтобы потомок этот чтил предка, чтобы отец не оставался бездетным и по смерти пользовался бы затем культом. Потому иметь детей — это conditio sine qua non[6] жизни китайца. Если он не в силах сам их произвести, он берет приемных и воспитывает, внушая им сыновние обязанности. Философия или, если хотите, религия Конфуция, была лишь систематизацией этих народных правил; она сыграла ту же самую роль, что Домострой Сильвестра для жизни допетровской Руси, и он был таким же выразителем народного духа китайцев, каким является Бисмарк для немцев.

Таким же образом можно разбить и другие стороны кажущегося влияния религиозных учений Востока на его жителей. Если влияние этих религий где и выразилось, то только во внешней культе. Храмы с тем или другим характером богослужений играют видную роль, производя сильное впечатление на приезжего. Где господствует буддизм, везде вы встретитесь с громадными изображениями вероучителя. По-видимому, стопа Будды на вершине Адамова пика на Цейлоне дала идею изображать великого учителя статуями, размеры которых были бы пропорциональны величине стопы. Отсюда исполинской величины истуканы Будды, лежащие и сидящие, разбросаны в пещерных храмах Цейлона. А так как стремление изображать великих людей громадными статуями свойственно человечеству и мы его встречали еще у древних египтян, то что ж удивительного, что исполинские деревянные и бронзовые статуи Будды мы встречаем и в Китае, и, в особенности, в Японии, где эти Дай Будсу представляют одну из главных достопримечательностей Кама-кура и Нара. Буддизм создал монастыри и культ реликвий. Так называемые ступы или громадные колоколовидные постройки всюду возвышаются близ буддийских храмов и монастырей Индии, и если бы сосчитать все зубы, ногти, кости и другие останки Шакья-Муни, над которыми они воздвигнуты, то, сложив их вместе, мы составили бы существо, обликом мало похожее на человека. Эти ступы являются характерными памятниками также и для погибших древних городов Индии, в роде Анурадгапура на Цейлоне. Ни одна религия в мире не группировала в своих храмах такой массы идолов, как буддийская. Буддийские храмы — это своего рода музеи, в которых пытливый исследователь найдет истуканов древних и новых богов, доныне имеющих поклонников и уже вышедших из моды.

Буддийское духовенство, в гораздо даже большей степени, чем духовенство католическое, ищет всего, что действует на воображение прихожан, что позволяет импонировать.

Среди полудикой массы тибетского население оно ввело мистерии и дьявольские танцы, изображающие суд над душою грешника в аду и мщение ей. Там же оно создало сложный ритуал песнопений и богослужений, многие черты которых носят несомненный характер заимствований из христианства. Таким же заимствованием, по крайней мере, до известной степени, можно считать и культ Кваннон, или богини милосердие,— личности, не стоящей, по-видимому, ни в какой прямой связи с буддизмом, но идол которой, нередко изображаемый в виде женщины с младенцем на руках, вы найдете в каждом буддийском храме, где он для поклонников играет почти ту же роль, что Мадонна для христиан Запада. К ней возносятся молитвы об исцелении недугов, ее увешивают изображениями исцеленных органов, к ней обращаются в минуты скорбей и печалей, и, как на Западе, в Японии, напр., имеются десятки храмов, разбросанных в различных местностях, где статуи Кваннон носят различные названия; с идолами её связаны различные легенды, и благочестивые пилигримы долгом своим считают обойти все эти храмы, помолившись каждой статуе в отдельности. В храмах ламаистских вы услышите ектеньи, литии; у японских буддистов выходят жрецы в орарях и шитых золотом ризах, благословляя плоды, хлеб и рыбу, расположенные перед алтарем; зажигаются восковые свечи, курится фимиам в курильнице, а к небу возносится дым от курительных свечей.

Подразделения буддийского духовенства напоминают католические. Тут есть священники, диаконы, дьячки и певчие, настоятели монастырей и главы духовенства. Они носят особые желтые или красные рясы, покрывают бритую голову особыми шапочками и как католические ксендзы, безбрачны. Как у католиков, богослужение здесь производится на непонятном для масс тибетском языке,— санскрите или пали,— обыкновенно настолько исковерканном, что он непонятен и для самих совершающих требу, и сводится на бормотанье не имеющих смысла заклинаний, при которых народная толпа присутствует, как при интересном представлении, не принимая активного участия.

Её роль — следовать за процессиями, присутствовать при храмовых праздниках и покупать путем меновой торговли с богами то, чего ей не могут дать смертные: тайну будущего, прощение тяготеющих над душою грехов и исцеление от недугов, которые врачи отказываются лечить. Пилигрим, благоговейно простершись пред идолом, бросает в стоящую перед ним копилку несколько медных монет и возжигает курительные свечи, затем, если речь идет об узнании будущего, об удаче или неудаче предприятия, он берет с алтаря колчан со стрелами и, с молитвою потрясая им пред идолом, вынимает одну из них. Для того, чтобы проверить, правильно ли выпал жребий, он бросает разрезанный надвое кривой кусок бамбуковаго ростка и, если обе половинки упадут на выпуклые стороны, жребий выпал верно. Соответственно номерам стрел жрец вынимает предсказание, написанное темным слогом Дельфийской Пифии, и любопытство пилигрима удовлетворено.

Для успокоения совести предлагаются не более сложные меры. В буддийских храмах Китая вы можете купить у тамошних бонз род кредиток, по их уверению, вращающихся в царствии небесном; захватив их в гроб, вы можете смело рассчитывать на свободный пропуск у стражей рая. Постоянная мысль об Амитабха-Будде и тысячекратное повторение его имени совершенно достаточно для того, чтобы в следующем возрождении воплотиться в его царстве, т. е. в буддийском раю, и этим путем достигнуть Нирваны. Посещая храмы Японии, турист бывает поражен, видя, что металлические решетки, отделяющие многих идолов от публики, бывают сплошь заплеваны катышками жеваной бумаги в роде тех, какими гимназисты младших классов часто портят потолки своих зал. Это — молитва, пережеванная с благочестивыми просьбами во рту паломников и ловким плевком пущенная в бога. Если такие бумажки прилипли к решетке капища, молящийся смело может надеяться на исполнение его просьбы. Наконец, почти всякий буддийский бонза более или менее доктор. Пепел от сожженной бумажки, разболтанный в воде и принятый внутрь, несколько молебнов, отслуженных во время болезни, большинством буддистов предпочитается каким угодно другим медицинским приемам. Такова внешняя сторона буддизма, покрывшего своими капищами Китай, Японию, Тибет, Монголию и Индо-Китай. Народный характер, условия местной природы и, наконец, национальный вкус народа придали этим храмам и капищам далеко не одинаковый вид. Буддийский храм на Цейлоне не похож на таковой же в Китае или Японии, и китайский, в свою очередь, отличается от японского; но во всяком случае, в облике туземных городов они везде играют такую же видную роль, какую духовенство играет в народной жизни. Обрядная внешность, выработанная буддистами, пленила себе сердца народов Востока независимо от того, последователями какой религии они ни были бы. Бонзу зовут при рождении и смерти, это он дает советы в случае болезни, несчастья или жизненного затруднения, это буддийская религиозная процессия и мистерия влечет за собою толпы народа, независимо от того, будут ли эти люди чисто буддистами, последователями Конфуция, Лао Цзы или синтоистами.

В Индии, на полуострове, где другие религии стали на место буддизма, картина получается совершенно такая же. И здесь многочисленные храмы наполнены идолами, носителями таинственной силы тех божеств, которых они изображают. И здесь эти идолы получают жертвы от посещающих их капища пилигримов, в надежде, что взамен того просители получат те же три недостижимые блага. И здесь, как бы ни были высоки догматы той или другой религии, паломничества к святому месту, купанье в священной реке, постройки возможно большего числа часовен, крупные пожертвование браманам — вот главное, что нужно для человечества, чтобы приобрести спокойствие души и совести и будущее блаженство. Истязание плоти, кровавые жертвы богам, как до пришествия Будды, так и в настоящее время, считаются лучшим путем к спасению, вызывают наибольшее удивление, сочувствие и уважение окружающих. Миллионы голов рогатого скота ежегодно обагряют алтари Кали, и Индия до сих пор кишит нищими и факирами. Браманы читают богам молитвы на непонятном языке, отношение же простолюдина к божеству ограничивается запоминанием бессмысленного заклинания,— единственного сведения религиозного характера, получаемого от духовника, или гуру. Последователи секты джайнов боятся проглотить комара и этим совершить убийство, но это не мешает индусу быть по-прежнему и мстительным, и злопамятным, и злоречивым[7].

Итак, нравственная проповедь основателей великих религий Востока, действуя на чувство людей, была подобна фейерверку, который, озарив, осветив точку ярким светом великих и привлекательных истин, так же скоро и погас во мраке окружающего невежества. Немногие, возвышавшиеся до понимания основных истин этих учений последователи проповедника действовали таким же образом. Толпы последователей, на чувство которых они влияли, шли за ними. Но в человечестве чувство и разум постоянно спорят друг с другом, и как бы прост и невежествен ни был народ, к которому обращена проповедь, он стремится понять ее по-своему, в духе того развития и тех знаний, которыми он обладает. И чем темнее и невежественнее масса, тем более дико будет её толкование. Если учение противоречит практике жизни, житейскому опыту, то оно найдет компромиссы, как бы плохи они ни были, как бы сильно они ни искажали смысл учение. Во внешних формах и обрядностях, в легче даваемых жертвах, оно задушит основное учение, ослепив совесть обрядностями, одинаково выгодными и для толпы, и для стоящего на страже интересов церкви духовенства.

Только тогда истина, будь она в области науки отвлеченной или практической, в области чувства или разума, будет осязательной для всех, когда она будет доказана, когда она будет принята умом постольку же, поскольку она воспринята сердцем. Религии Востока обращается, главным образом, к последнему. Никто более Лао Цзы не восставал против учености и знаний, утверждая, что учение нравственности должно быть открыто людям простым и неученым. И зато ни одна религие в мире не подверглась такому искажению, не пришла к таким диаметрально противоположным течением, как даоизм. Чувство и разум должны идти рука об руку, иначе не выйдет ничего доброго. История религиозных учений Востока иллюстрирует это как нельзя лучше.

Проф. А. Краснов.

Часть I. ВЕЛИКИЕ РЕЛИГИИ ИНДИИ.

ГЛАВА I. Первобытная ведийская религия.

Сходство с греческой и римской религиями.— Эпоха Риг-Веды, до-письменный период.— Язык Риг-Веды.— Религиозная основа.— Древнейшие гимны.— Поклонение олицетворенным силам природы. Диаус и Притгиви (небо и земля).— Начало мира.— Митра и Варуна.— Индра, бог ясного голубого неба.— Маруты или боги грозы.— Боги солнца Сурие и Савитар.— Путан.— Сома, индийский Дионисий-Вакх.— Ушас, богиня зари.— Агни, бог огня.— Тваттар.— Ашвины.— Браманаспати.— Вишну.— Яма и будущая жизнь.— Небесная награда за добродетель.— Будущее наказание.— Переход к монотеизму и пантеизму.— Вишвакарман.— Отсутствие позднейших индусских предписаний.— Быт древних индусов.— Нравы.— Другие Веды.— Браманы.— Человеческие жертвоприношение.— Животные жертвоприношение.— Предание о потопе.— Бессмертие.— Понятие о движении солнца.— Происхождение каст.— Уверение браманов.— Содержание Браман.— Домашние жертвоприношение.— Очищение.— Пост.— Установление жертвенного огня.— Упанишады.— Слог Ом.— Происхождение мира из эфира.— Атман.— Шветашватара.— Переселение душ.— Цель Упанишад.

Какова бы ни была история составителей Вед, арийцев, до их переселения в Индию, но несомненно то, что, живя в Индии, задолго до появление буддизма (которое относится к VI в. до P. X.), они придерживались религиозных воззрений и понятий, представляющих удивительное сходство с первобытными верованиями греков. Это показывает, если не доказывает, что европейские и индусские арийцы имели общее происхождение. Название индусского божества «дева» или «сияющий» легко можно узнать в латинском deus; санскритское «диаушпитар» (небо — отец) — в римском «Юпитер» и Диеспитер; санскритское Вару на (всеобъемлющее небо) — в греческом «Уран». Как это ни странно с первого взгляда, но, на основании целого ряда подобных слов, нельзя не прийти к заключению, что браманская и греко-римская религии произошли из общего источника. В данном случае не особенно важно, которая из них древнее по происхождению. Мы знаем, что индусские священные книги, Веды — по крайней мере, некоторые из них — принадлежат к древнейшим литературным памятникам и развертывают перед нами одни из самых ранних человеческих воззрений, закрепленных путем письменности.

Большинство мнений сходится на том, что Риг-Веда создана между 1200 и 800 гг. до P. X. Она состоит из десяти книг, в которых содержится 1017 гимнов; в каждой из первых восьми книг сначала идут гимны к Агни, затем — к Индре и, наконец, к другим богам. По-видимому, Риг-Веда составлена не меньше, чем двумя поколениеми авторов, так как последние книги носят подражательный характер. Есть также вероятие, что некоторые гимны существовали ранее 1200 г. до P. X.

Не только в этом сборнике, но даже в других, более поздних памятниках, нет