Поощряет ли Христианство «семейное насилие»?
Содержание
Стандартная картина «патриархального угнетения» Как на самом деле религия влияет на семейное насилие? Криминология и идеология Почему Церковь не поддержала «борьбу против семейного насилия»? О том, что на свете бывает любовь Существуют ли злоупотребления религиозным авторитетом? Устойчивость идеологий
Стандартная картина «патриархального угнетения»
Тема насилия в семье приобрела известность в ходе попыток провести законопроект, который, по мысли его создателей, должен был решить эту проблему, и остается постоянной для публикаций в Сети.
Один из вопросов, который при этом постоянно поднимается, – соотношение такого насилия и христианской веры. Люди определённых идеологических предпочтений уверены, что вера сильно способствует битью жён. Об этом говорят как о чём-то несомненном – христианство есть религия патриархальная, то есть поддерживающая традиционные гендерные роли: глава семьи муж, жена не должна господствовать над мужем. Апостольские послания и всё Священное Предание явно рисуют картину семьи, где главным кормильцем является муж, а на жене лежит забота о детях. Картина, которая многим современным авторам (и авторкам) представляется просто ужасной, мол, консерваторы хотят заставить женщину быть «босой, беременной и на кухне». И, конечно же, «мужем битой» – это тоже входит в стандартный образ «патриархального угнетения».
Имеет ли всё это отношение к реальности? Данные, которые мы рассмотрим в этой статье, указывают на обратное. Религиозные люди меньше склонны к семейному насилию, но это важная тема, и её стоит рассмотреть по порядку.
Как на самом деле религия влияет на семейное насилие?
У нас нет подробных исследований о ситуации именно в России и Православной Церкви, но претензии тех, кто обвиняет Церковь в поощрении домашнего насилия, относятся не к чему-то специфически русскому или православному, а к общехристианским представлениям о традиционных ролях мужчины и женщины в семье. Поэтому мы можем с полным основанием обратиться к мировому опыту.
Вопрос о влиянии религии на семейное насилие довольно широко рассматривался в англоязычном мире. Обзор исследований на эту тему можно обнаружить, например, в работе ученых из университета Миссури Effect of Religion on Domestic Violence Perpetration Among American Adults («Влияние религии на домашнее насилие среди американских взрослых»). Целый ряд исследований обнаружили, как утверждается в этой работе, «Выраженное отрицательное соотношение между религией и семейно-бытовым насилием» – то есть религиозные люди склонны к нему заметно меньше. В частности, было установлено, что «регулярное посещение богослужений имеет сильное и статистически заметное отрицательное соотношение с домашним насилием. Мужчины, которые посещали церковь раз в неделю или чаще, были примерно на 60,7% процента менее склонны совершать акты домашнего насилия, чем те, кто не ходит в церковь».
Двое либеральных социологов (Jung and Olsen, 2017), предположили, что «Авраамические религии, поддерживая традиционные гендерные роли, когда муж имеет власть в семье, вносят свой вклад в оправдание домашнего насилия». Чтобы проверить своё предположение, они провели исследование, охватившее 55 523 человека из 49 стран. Данные показали обратное тому, что они предполагали – чем люди были религиознее, тем ниже в их среде была склонность оправдывать насилие в семье. Это особенно бросалось в глаза в странах с высоким уровнем аномии (ослаблением социальных норм) – чем выше уровень аномии, тем резче религиозные люди выделялись среди своих сограждан неприятием семейного насилия. Другие исследования (Berkel, Vandiver, and Bahner, 2004) показали, что более религиозные люди склонны проявлять больше сочувствия к жертвам домашнего насилия.
Исследование, проведённое группой американских учёных (отчёт о нём был опубликован в New York Times) установило, что женщины в консервативных и религиозных браках демонстрируют наиболее высокий уровень счастья и удовлетворенности семейной жизнью – результат, сильно удививший самих исследователей. Более того, консервативные женщины более удовлетворены своей интимной жизнью – радости традиционного моногамного брака оказались намного лучше, чем широко разрекламированная «сексуальная свобода».
«Положительно» – то есть в сторону увеличения – на домашнее насилие влияет злоупотребление алкоголем и наркотиками, безработица, опыт насильственных преступлений в прошлом и «свободное», то есть без официальной регистрации, сожительство.
Но есть и ещё одна группа с более высоким уровнем домашнего насилия – это однополые сожительства. Я упоминаю их потому, что эта группа находится, очевидно, под наименьшим влиянием патриархальной религии.
Согласно отчёту, подготовленному Калифорнийским университетом в Лос-Анджелесе, среди лесбиянок о случаях насилия в паре сообщали 40,4%, при этом среди гетеросексуальных женщин такой показатель составлял 32,3%. Чуть другие (но близкие) данные приводятся в отчёте американского минздрава (2014) – опрошенные лесбиянки сталкивались с насилием в паре чаще (43,8%), чем гетеросексуальные женщины (35%). То есть отсутствие не только патриархального, но и какого бы то ни было вообще мужчины не снижает вероятности быть избитой у себя дома.
Итак, религиозные люди менее склонны к домашнему насилию. Это, разумеется, не означает, что такого в верующей среде вообще нет, но это значит, что собственно религиозная практика снижает, а не повышает его уровень.
Криминология и идеология
Откуда берётся уверенность, что христианство поощряет семейное насилие? Такова идеологическая установка – «патриархальная семья» должна быть институтом угнетения, от которого женщин (и детей) спасают смелые борцы (и борцуньи) за свободу и лучшее будущее. В ней обязаны твориться разные ужасы. Патриархальный мужчина, видящий себя главой семьи, обязан быть мерзавцем и насильником – особенно, если он религиозен. Если статистика говорит обратное, это не страшно. Идеологии вообще не опираются на статистику – они опираются на яркие случаи, которые преподаются, как типичные для того, кто в рамках данной идеологии назначен врагом. Потому что любая идеология нуждается во Враге с большой буквы, на борьбу с которым мобилизуются её адепты.
Образ этого врага конструируется из ярких случаев – иногда выдуманных, но иногда и вполне реальных. Бывают ли случаи насилия в православных семьях? Определенно бывают, в том числе в священнических. Об этом нам не упускают сообщить. Душевнобольной священник убил жену. «Медуза» пишет о священниках, которые били жён (хотя и не скрывает того, что они подверглись наказаниям со стороны священноначалия).
Такие случаи вызывают горе, гнев и острое чувство предательства – человек, призванный быть «образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1Тим.4:12), предает не только женщину, которой он обещал любовь и заботу, но и Церковь, где он обещал верно служить Богу.
Но что эти случаи говорят нам о соотношении христианства и насилия в семье? Это зависит от того, какой подход мы избираем – криминологический или идеологический. Насилие одних членов семьи против других – это форма преступности. Криминология – это наука. Она занимается исследованием причин преступности и методов борьбы с ней. Криминологи собирают и анализируют статистику, рассматривают влияние различных факторов – при этом их выводы могут не совпадать с чьими-то желаниями и представлениями о мире. Как и любая наука, криминология не знает объяснений заранее; она находится в их поиске. «Активная религиозность снижает частоту случаев домашнего насилия; внебрачное сожительство – повышает» – это вывод, который мог бы сделать криминолог на основании имеющихся данных.
Науке противостоит идеология; идеология не занимается анализом данных. У неё уже есть готовая и при этом кристально ясная картина мира, в которой уже абсолютно понятно, кто во всём виноват и от кого происходят все невзгоды и все беды, и любые данные из внешнего мира воспринимаются через фильтр уже готовых объяснений.
Из всего огромного многообразия происходящих в мире событий выбираются те, которые подтверждают идеологию – а те, кто не годятся для этой цели (или, тем более, противоречат ей) игнорируются.
Поскольку в любой большой группе людей можно найти примеры безобразий и преступлений, идеолог выделяет их и объявляет группу в целом носителем преступления.
Для этого человеку даже не нужно сознательно лгать – «склонность к подтверждению своей точки зрения», или, как пишут в англоязычной литературе «confirmation bias», включается и работает автоматически. Чтобы не поддаваться этой склонности, нужны сознательные усилия, а люди обычно их не прилагают.
Например, расист будет повсюду видеть злодеяния инородцев, идейный борец с расизмом – напротив, злодеяния расистов против уязвимых меньшинств. При этом они оба могут опираться на вполне реальные и действительно возмутительные случаи – в этом падшем мире, увы, кто угодно совершает преступления против кого угодно.
Коммунист будет везде усматривать свидетельства зла капитализма, революционер – проявления неисцелимой порочности властей, антиклерикал – проявления ужасной сущности церковников.
Идеолог нашёл всему запутанному хаосу человеческих отношений простое объяснение, открыл причину всего зла – и именно к ней должны возводиться все (или почти все) беды и горести мира.
Идеология обычно предполагает эмоциональную взвинченность и гневное моральное осуждение. Её утверждения считаются безусловно очевидными для всякого честного человека. Если вы не согласны, то вас пытаются не переубедить, а пристыдить. Вы на стороне злодеев против их жертв – и должны это понимать.
Если вы возмущены преступлением – какова и должна быть реакция всякого порядочного человека – вы должны сразу и без разговоров принять объяснения картину мира, предлагаемые идеологом, и горячо поддержать те меры, которые он считает правильными. Иначе вы пособник злодеев, разве не ясно?
Входить в рассмотрение деталей, ставить предлагаемые меры под вопрос – значит сразу обозначать себя как законченного негодяя.
Это очень простой прием, но он работает. Вот явное зло – преступления, совершаемые мужьями (или расистами, или капиталистами, или белыми, или черными), вот мы – благородные борцы со злом, которые точно знают, как его пресечь, вы либо на нашей стороне, либо на стороне зла.
Люди обычно склонны верить, что общественные язвы можно исцелить чистой решительностью и силой воли, как это обычно происходит в голливудских боевиках. Никто не снимает фильмов про скромных криминологов, которые анализируют данные и разрабатывают стратегии. Эмоциональная вовлеченность, бьющие по нервам яркие образы воздействуют на людей гораздо эффективнее, чем доводы.
А когда жертвой преступления становится женщина, в нас просыпается мощный инстинктивный порыв защитить её, а когда с насилием сопряжено предательство по отношению к доверившейся, естественная эмоциональная реакция является особенно сильной.
В этот момент нам говорят: если вы хотите пресечь такое зло, вы должны поддержать нас и предлагаемые нами меры. Но этому порыву не стоит следовать. Чтобы действительно бороться с преступлением, нужно иметь мышление криминолога, а не идеолога.
Почему Церковь не поддержала «борьбу против семейного насилия»?
В вину Церкви ставят её противодействие законопроекту, который, как предполагалось, должен был помочь бороться с этим злом. В задачу этой статьи не входит рассмотрение самого законопроекта, но мне хотелось бы обратить внимание на некоторые важные общие принципы.
Любой медик (и любой, кто тяжело болел) знает, что у лекарств есть побочные эффекты, иногда очень серьезные – иногда сами по себе эти эффекты могут убить больного. И когда пациент требует: «Дайте мне наконец ударную дозу чего-нибудь, чтобы мне поскорее встать на ноги!», ему не нужно идти навстречу. Врачи избегают ударных доз, потому что они могут изувечить или прикончить больного.
Люди часто требуют «ударных доз» и в отношении социальных язв – мол, надо расстреливать коррупционеров, а наркоторговцев заставлять принимать всю обнаруженную при них дозу отравы, и вообще обходиться с преступностью твердо и решительно, отбросив всю нудную тягомотину состязательного процесса, в котором высокооплачиваемые адвокаты могут спасти негодяя от заслуженной кары. И тогда, когда хорошие люди расправятся с плохими, все сделаются честны и добродетельны.
Однако, как это хорошо известно тем, кто борется с преступностью профессионально, эти пожелания невыполнимы, вернее, обернутся ещё худшим злом.
Когда мы узнаем о молодых жизнях, загубленных алчными наркоторговцами, у нас сжимаются кулаки и мы страстно желаем, чтобы мерзавцев задавили без долгих церемоний. Но потом мы узнаем, что человеку, который перешел кому-то дорогу или просто оказался в неудачное время в неудачном месте, наркотики подбросили. И что долгие церемонии и состязательный процесс придуманы, чтобы спасти вас и ваших близких от такой участи.
Зло заражает всякий скальпель, которым его пытаются вырезать. Любая борьба со злом ведётся грешными людьми, и легко сама обращаетяс ко злу, особенно, когда это санкционировано интересами «дела». Ничто так не располагает к полной утрате нравственных ориентиров, как упоенная борьба за справедливость, когда мощное чувство коллективной правоты соратников сливается с праведным гневом.
Постоянно воспроизводимый фейк – 14 000 женщин, ежегодно убиваемых в России своими мужьями, служит тут хорошей иллюстрацией.
Более того, борьба со злом – даже злом вполне реальным – почти обязательно превращается в инструмент достижения ещё каких-то целей: утверждения определённой идеологической повестки, укрепления влияния некоторых кругов. Это ни в коем случае не значит, что со злом не надо бороться – просто картина мира героического фэнтези, где светлые эльфы побивают гнусных орков, при всей её неодолимой привлекательности, не имеет отношения к реальному миру.
В истории немало примеров того, как страшное зло въезжает в этот мир на спинах именно тех, кто был совершенно искренне уверен, что являются «борцами со злом».
Люди, которые не спешат поддержать вашу «борьбу со злом», вовсе не обязательно являются пособниками зла – просто у них может быть больше жизненного опыта, они знают, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, и они – что немаловажно – внимательно читали сам законопроект.
О том, что на свете бывает любовь
Чуть выше мы же упомянули социологов, которые исходили из того, что приверженность «патриархальной» религии должна побуждать людей оправдывать домашнее насилие, а оказалось, что дело обстоит наоборот. Но как возникает такое недоразумение?
Христиане верят в то, что люди могут проявлять жертвенную любовь и заботу по отношению друг ко другу. Именно к этому мы призваны, именно в возрастании в любви, подобной любви Христа, и состоит смысл жизни. Наша способность любить глубоко подорвана грехом, но она не уничтожена, её можно культивировать, опираясь на благодать Божию. Готовность смиренно служить другому – в церковном контексте – это именно проявление любви.
Как пишет святой Апостол Павел, «Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других» (Флп.2:3–4).
Церковь, как и семья, живет и растёт благодаря доверию и открытости людей друг ко другу. В ней люди, преодолевая по благодати Божией свои немощи и недостатки, созидают образ Царства Божия. Потому что, как заметил Г. К. Честертон, Царство Божие – это не новые вещи, а новые отношения.
В отличие от мира сего, стоящего на свирепой конкуренции, ожесточённом стремлении занять место повыше, растолкав локтями соперников, Царство строится на взаимном служении и послушании.
Царство в этом отношении напоминает счастливую семью – вернее, это счастливая семья в какой-то мере отражает Царство. Муж заботится о жене и детях, потому что он их любит, они драгоценны в его глазах. Жена принимает его заботу, потому что любит, чтит его и доверяет ему.
Муж вертится на трёх работах, чтобы у его семьи было всё необходимое, а на сторону не желает и смотреть. Жена стирает пеленки и готовит обед не потому, что «несправедливая система вынуждает её заниматься неоплачиваемым репродуктивным трудом», а потому что она любит своё дитя – а ребёнок, когда вырастет, ответит ей любовью и благодарностью.
Наша вера говорит, что такое бывает не только в семье, среди кровных родственников, но и в Церкви. Люди могут проявлять любовь и смиренную заботу о тех, кто родной им по вере, а не по крови. Я знаю самоотверженных священников, которые заботятся о прихожанах как о родных, сестёр милосердия, помогающих бездомным, – любовь бывает не только в семье.
Это нелегко – это как учиться летать. Вы не сможете сразу летать среди звезд, но вы можете начать немного отрываться от земли и осознать, что полет – это то, для чего вы созданы.
Это и вызывает непонимание и, временами, открытую враждебность у людей, которые не верят в существование любви даже в семье. У такого неверия могут быть разные причины – личный трагический опыт, влияние антисемейных идеологий, сочетание того и другого, порождающее горечь и озлобленность, которая за любым разговором о «любви», «смирении» «послушании» или, тем более, «долге» видит только попытку обмана и эксплуатации.
Марксисты верят в то, что все разговоры о любви существуют только для того, чтобы помогать правящим классам эксплуатировать трудящихся. Феминистки – для того, чтобы помогать мужчинам эксплуатировать женщин. Язычники со своим неонацистским душком – для того, чтобы навязать «арийским» народам «еврейскую» религию. Активисты BLM видят в христианстве, напротив, орудие «белого» европейского колониализма.
Церковь видит в любви основание мироздания – «Бог есть любовь» (1Иоан. 4:8). Любовь Бога проявилась в крестной Жертве Христа – примере абсолютной самоотверженности: «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрез Него» (1Иоан. 4:9).
Мы призваны подражать этому Примеру – и Церковь знает людей, святых, которые показывают, как это делать. Мы призваны проявлять послушание – то есть внимательно слушать и подражать – Господу и тем, кто более опытен в следовании Ему, нашим живущим на земле или уже отошедшим на небеса наставникам в вере.
В миру слово «послушание» звучит пугающе – люди исходят из того, что их хотят закабалить, поработить, использовать, обобрать. Но в Церкви мы верим в то, что любовь и забота существует. Мы можем проявить любовь по отношению к ближним – и ближние могут ответить нам любовью.
А доверие – это всегда риск; его могут предать. Любовь – это рискованное дело. Людей, которые исходят из того, что любви не существует, а всё что есть – это только хитро замаскированная эксплуатация и угнетение, можно понять. На свете существует предательство. Люди, которые его пережили, прошли через такую боль, что готовы на всё, лишь бы не пережить этой боли снова. Но они ошибаются.
На свете существует верность. Неосторожность может обойтись дорого, но отказ верить и надеяться обходится дороже всего. Человеческая любовь, верность и забота глубоко несовершенны, но они существуют, и к ним стоит стремиться. Прежде всего, к тому, чтобы самому быть любящим человеком.
Случаи предательства не отменяют того, что верность существует, – и вы можете избрать быть верным. Но о злоупотреблениях тоже стоит сказать пару слов.
Существуют ли злоупотребления религиозным авторитетом?
Разумеется, да. Как могут быть злоупотребления авторитетом ученого, или медика, или учителя. Более того, у этических сообществ – таких, как религиозные общины – есть свои, особенные уязвимости. Там, где культивируется взаимное доверие, кроткие и мягкие нравы, всё это может быть использовано против самих людей.
Это напоминает историю с одной швейцарской деревней, где все знали друг друга и с вечера оставляли деньги для молочника на крыльце, а он очень рано утром забирал их и оставлял бидон с молоком. Так продолжалось до тех пор, пока в деревне не появился вор, который решил, что это доверие людей друг ко другу даёт ему отличную возможность.
Норвежский автор Эдин Ловас в своей книге «Люди власти, властолюбие и Церковь» (написанной на протестантском материале, но, увы, такое возможно и в православной среде) обращает внимание на феномен «людей власти», которые используют слово Божие и мягкую, дружелюбную, смиренную атмосферу христианской общины для того, чтобы утвердить своё личное господство. Они настаивают на том, что люди должны смиряться перед ними, почитать их, ставить их выше себя самих, но не собираются проявлять взаимности. Как пишет Ловас (и это, увы, жизненное наблюдение),
«[человеку власти] совершенно несложно при этом подобрать нужные ему соответствующие тексты Библии. Затем остается лишь использовать подходящий момент в создавшейся ситуации для утверждения своего лидерства. Ведь изложение и толкование подобранных текстов несложно: используются те толкования, которые требуют экстремальнейшего послушания. В собственной своей семье человек власти открывает Библию – предпочтительно массивную, крупного формата – и зачитывает из неё те отрывки, которые повествуют об абсолютном послушании ему во всём его жены и детей. Слово Божие цитируется буквально, строго и беспощадно. Такую же линию человек власти ведёт и в церкви».
Проблема в том, что Писание в таких случаях цитируется выборочно – например, известный стих: «А жена да боится своего мужа» (Еф.5:33) (то есть «да глубоко почитает»), который так любят как «люди власти» (если использовать термин Ловаса) так и критики Церкви, на самом деле является частью отрывка, где Апостол говорит об обязанностях христианских супругов по отношению друг ко другу. Общая мысль Апостола – муж должен проявлять по отношению к жене столь же безусловную и самоотверженную любовь, как и Христос по отношению к Церкви, а жена отвечать ему почтением, любовью и доверием. Вот что пишет Апостол:
«Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, Чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; Чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, Потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа» (Еф.5:22–33).
Нет ничего более далекого от мысли Апостола, чем оправдывать какую-либо грубость, жестокость или, тем более, насилие мужа по отношению к жене. Главенство мужа подобно главенству Христа, и оно проявляется в жертвенной любви и заботе. Человека, который пытается использовать Библию для того, чтобы оправдывать главенство именно как пренебрежение и эксплуатацию – по отношению к жене, или кому бы то ни было вообще – следует одёрнуть как извратителя слова Божия. В этом случае, конечно, уместно не кроткое молчание, но благочестивая ревность об истине – и сам Апостол Павел отнюдь не молчал, когда видел, как лжеучителя искажают Евангелие.
Как сказано в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»,
«Фундаментальное равенство достоинства полов не упраздняет их естественного различия и не означает тождества их призваний как в семье, так и в обществе. В частности, Церковь не может превратно толковать слова апостола Павла об особой ответственности мужа, который призван быть «главою жены», любящим её, как Христос любит Свою Церковь, а также о призвании жены повиноваться мужу, как Церковь повинуется Христу (Еф.5:22–23; Кол.3:18). В этих словах речь идет, конечно же, не о деспотизме мужа или закрепощении жены, но о первенстве в ответственности, заботе и любви; не следует также забывать, что все христиане призваны к взаимному «повиновению друг другу в страхе Божием» (Еф.5:21). Поэтому «ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо, как жена от мужа, так и муж через жену; все же – от Бога» (1Кор.11:11–12)».
Устойчивость идеологий
Итак, данные не подтверждают тезиса о том, что христианская вера поощряет домашнее насилие – они говорят об обратном. На уровне учения Церковь его осуждает, на уровне практики прихожане церквей демонстрируют заметно более низкий его уровень, чем мирские люди. Это не значит, что случаев такого насилия в Церкви не бывает, но это значит, что считать его причиной именно влияние Церкви было бы интеллектуально недобросовестно. Там, где такого влияния нет, насилия заметно больше.
Но люди, увы, мало убеждаются данными; и этому есть причины. Каждый из нас нуждается в связной картине мира, которая помогала бы нам ориентироваться в реальности, придавать смысл своей жизни и обеспечивать единство с другими. Эта глубокая потребность должна восполняться верой, но если веры нет, люди заполняют пустоту идеологиями и проявляют большое упорство в приверженности их доктринам, даже если их несостоятельность становится очевидной.
Тут стоит заметить, что люди ищут смысл жизни не там, и что им можно посоветовать оставить идеологии и обратиться к вере. Вере в то, что любовь – это основа реальности, и эта любовь открылась в Господе нашем Иисусе Христе. Эта вера не дает гарантии от того, что вы не столкнетесь с обидой и предательством – мы все живем в падшем мире. Но она поведёт вас из мира, где любовь, доверие и долг считаются обманом и прикрытием эксплуатации, в мир, где любовь возможна, и она стоит того, чтобы рисковать.